Фантасофия. Выпуск 4. Шпионский триллер

Эдуард Байков. Время собирать

Где-то там, на пороге сознания, заскреблась не прошеным мышонком мысль и слегка удивила, что жизнь его через триста шестьдесят дней перевалит за сороковник. Виктор Муромов усмехнулся. У него и привычки-то такой не было — отмечать свои дни рождения, а тут вот как-то спонтанно получилось, хотя и дата была не круглой. Пришли трое сослуживцев, без жен — он решил устроить мальчишник — и без мундиров — впрочем, они и на службу ходили чаще всего во всем цивильном, так уж у них, разведчиков было заведено. Виктор же, сколько себя помнил, какие только прикиды не примерял — чуть ли не всех стран и народов. Лохмотья клошара [1] и тысячедолларовые смокинги, монашеские рясы и камуфляж — любые тряпки смотрелись на нём как собственная кожа, а однажды даже пришлось наряжаться в дамское платье и изображать из себя трансвестита. И все ради целей, которые ставила перед ним Родина.

Что же сделали с Родиной? Была великая держава, а теперь остались от нее рожки да ножки.

«Советский Союз, — думалось Муромову, — был, как известно, самым крупным государством во всем мире, занимал территорию, равную без малого шестой части всей суши. Причём Россия составляла примерно семьдесят семь процентов площади СССР, а оставшиеся двадцать три — остальные четырнадцать республик, вместе взятых». Помнил он и о том, что по размеру своей территории Россия и сейчас занимает первое место в мире. За нею идут Канада и Китай. США — мировой господин занимает лишь четвертое место в этом ряду, затем следуют Бразилия и Австралия.

Муромов прекрасно осознавал и гордился этим, что ни одна из великих империй прошлого не достигала ТАКИХ границ и ТАКОГО влияния как Советская империя — ни Римская, ни империя Александра Македонского, ни в более далёком прошлом легендарная Атлантида, ни даже обширная Монгольская империя Чингисидов. Единственная в своем роде, уникальная, грандиозная держава с поистине МИРОВЫМ значением, дух и плоть Евразии, наследница арийской Арктиды [2]. А самое главное — преемница Рима и Византии; Третий Рим, принявший знамя истинного духовного Завета Господа Нашего Иисуса Христа — ортодоксального христианства, православия.

«Где же она теперь, моя Родина?! — в отчаянии думал Виктор. — Ее изнасиловали, изгадили и продали грязные ублюдки с нечистыми душами и помрачённым рассудком! Народы и их правители, которые должны были стремиться к России, как к свету Божьему, сияющему во мраке погрязшей в суевериях, с одной стороны, и в грубом культе материи, с другой, мировой цивилизации околдованных зомби и фарисействующих молохов! Они перерубили сук, на котором спокойно сидели до этого, и теперь летят прямиком в ад, куда им всем и суждено было попасть. Но не смейте тянуть нас вслед за собой, нам с вами не по пути, алчные гешефтмахеры Сиона и Уолл-Стрита!»

Вот об этом они и говорили, наполняя рюмки, и по традиции чокались, провозглашая тосты. На мгновение задумывались, а за что пить — за свою нищенскую, жалкую зарплату, или за то, что все идеалы похерены, а патриоты вымерли? Конечно, каждый из их четверки, офицеров одной из самых могущественных спецслужб мира — в свое время даже при слове «КГБ» так не трепетали — любой из них мог бы легко, играючи стать миллионером. И дело здесь было не только в обладании ценнейшей для противника информацией и опытом, но и из-за статуса, который они имели в этом засекреченном, недоступном для глаз большинства, мире разведок и спецслужб. Статуса, позволявшего им заводить какие угодно знакомства и контакты — деловые, любовные, дружеские — в среде богачей и знаменитостей, в творческой элите, в самых высших эшелонах власти.

Организация, на которую трудился Виктор Муромов в звании полковника, имела внушительное название — Главное Разведывательное Управление Генерального штаба Вооруженных Сил, или просто и коротко — ГРУ.

И вот, решая, за что пить, друзья поднимали рюмки за именинника, за его заслуги перед российским народом и за дальнейшие успехи и удачу во всех начинаниях. Потом пели песни, перебрав, кажется, все какие знали — от советских патриотических до общеизвестных народных. Далеко за полночь гости разошлись, а хозяин остался в одиночестве, пьяно уставившись на заставленный теперь уже пустой посудой стол с пепельницами, доверху наполненными окурками. Виктор так и не заметил момента, когда сон сморил его, успев перед этим добраться до кровати и плюхнуться на нее, не раздеваясь.

Сегодня, спустя двое суток после памятного вечера, он лежал в темноте с открытыми глазами и размышлял о том, сколько уже прожито лет и, если быть честным перед самим собой, то всё впустую. Он не нажил богатства, не приобрел славы и не отыскал счастья. У него даже не было семьи. Издержки профессии — скажете вы и окажетесь… совершенно, не правы. Большинство сотрудников разведок мира, а особенно советских, имели семьи, любили жен и радовались детям. Хотя в виде исключения были и такие плейбои как он — причём обоих полов.

Муромов принадлежал к элитной и очень засекреченной даже в недрах ГРУ категории сотрудников спецотдела, выполняющих особо важные для обороноспособности и безопасности страны задания. Полковник Муромов был на особом счету и как «оперативник-крышевик» не имел себе равных. Под его руководством была особая группа, а перечень его умений мог бы составить целую брошюру, этакое пособие для начинающего разведчика. Владел он также навыками спецназовца и диверсанта.

В последнее время их организация слегка поубавила свою мощь и влияние, впрочем, все основные позиции за собой сохранила — потенциал-то был накоплен огромный. Пришлось переориентироваться, меняя направление — теперь всё чаще приходилось работать на своей территории. Тем самым нарушалась основная заповедь любой разведки, в том числе ГРУ и СВР [3] [4] (бывшего ПГУ КГБ [5]) — работать только за пределами своей страны, внутренними же «разборками» всегда занималась контрразведка. Теперь враг чувствовал себя вольготно в самой России. Государство было разделено на множество противоборствующих лагерей. Муромов помнил, что такое мы уже проходили во время междоусобицы русских князей, которой успешно пользовались враги с Запада и Востока.

Последнее свое задание, которое Муромов получил, было связано с заграницей. И проделал он всё, на этот раз в одиночку, без поддержки группы, далеко от родных просторов. После удавшейся акции ему пришлось уносить ноги в таком быстром темпе, как, пожалуй, никогда за всю свою долгую и успешную карьеру оперативника высшего класса. С большим трудом, обрубив все «хвосты», он сумел оторваться от преследовавших его повсюду искусных убийц, работавших на сицилийские мафиозные кланы. Лишь очутившись в Москве, он смог спокойно вздохнуть, убедившись в сохранности своей шкуры.

На следующий день он взял отпуск на месяц. А ещё через двое суток полковник пересёк тридцать девятый рубеж своей жизни.

Жизнь наша, а вместе с нею и мы, меняется либо медленно и незаметно, по капле в час, либо резким виражом, зигзагом, внезапно раздавшимся громом и блеснувшей во тьме молнией.

В тот день поутру пролил сильный ливень, но к полудню небо очистилось от туч, оставив легкую пелену сплошных облаков, за которыми скрывалось солнце. Муромов, решивший не брать машину со стоянки, шел по мокрым тротуарам и, перепрыгивая лужи, не переставал удивляться, как всё-таки похожи улицы больших городов в любой из стран Европы — сегодняшняя Москва ничем не отличалась от них — и, в то же время, как они различаются своим особым национальным колоритом, историческим духом каждой местности и людьми, которые их населяют.

Вскоре полковник свернул с оживлённой улицы в один из переулков Садового Кольца. Когда проходил мимо старого, довоенной постройки дома, из распахнутого на втором этаже окна донёсся хриплый баритон, под бренчание гитары распевавший «Поручика Голицына» в собственной интерпретации:

Слово «демократы» невидимый исполнитель пропел с нескрываемой ненавистью и презрением.

«Браво!» — мысленно поаплодировал певцу Муромов и в следующую минуту, миновав дворик и арку, очутился в очередном пустынном переулке.

Впереди двигалась одинокая фигура девушки, показавшейся ему со спины очень даже привлекательной. Из подъезда отремонтированного по высшему разряду здания показалась группа мужчин, направляющаяся к похожему на раскормленного бегемота огромному лимузину с работающим двигателем. Намётанным глазом Виктор определил богатого бизнесмена и его трёх телохранителей. Девушка поравнялась с ними, замедлив шаг, пропуская шедших ей наперерез. Один из охранников не спускал с неё глаз, двое других внимательно смотрели по сторонам, не забывая и про окна близлежащих домов.

«Жигули» пятой модели («форсированный движок», — успел отметить про себя Муромов) появились неожиданно для всех, и в ту же секунду из его окон с приспущенными стёклами застрочили автоматы («АКМ и АКСУ», — вновь отметил Муромов) — стрелков было двое, третий из нападавших сидел за рулём. В следующее мгновение полковник, действуя чисто рефлекторно, ушел с линии огня, укрывшись за мусорными баками, стоящими неподалеку.

Наблюдая оттуда, он с ужасом заметил девушку, напуганным зверьком застывшую посреди этой бойни. Вокруг неё свистели пули, а она стояла и не двигалась, обезумев от нереальности происходящего.

«Падай, идиотка!» — в отчаянии крикнул Муромов, решивший было броситься к ней, но тут всё и закончилось.

Киллеры изрешетили очередями бизнесмена и четверых его телохранителей, включая и водителя лимузина. Девушка осталась целой и невредимой, и это было похоже на чудо. Лишь один из охранников прежде, чем его пристрелили, успел выхватить оружие и разок пальнуть. Девушка, наконец, опомнилась и в шоке, выкрикнув что-то гневное, подхватила «пушку» неудачливого рынды [6]. Зажав пистолет в обеих руках, она неумело прицелилась и надавила на спусковой крючок.

Она стреляла, как выяснилось потом, первый раз в жизни, тем более по движущейся мишени. Но, тем не менее, все три выстрела, которые она успела сделать, достигли цели. Первая пуля чиркнула по переднему крылу, вторая сорвала колпак с заднего колеса, третья разнесла вдребезги заднее стекло автомобиля. Дальше стрелять не имело смысла — машина вильнувшей акулой скрылась за поворотом.

Муромов, тем временем, не упуская картину из виду, позвонил по телефону-автомату в милицию. Сообщив всё, что нужно, в том числе марку и номер машины киллеров, он повесил трубку, протерев её носовым платком. Затем подскочил к девушке, потрясённо взиравшей на окровавленные трупы, без слов забрал у неё «ствол» и так же тщательно обтер его, сунув в руку мертвого владельца.

— Пойдёмте, нам незачем здесь оставаться, — увлек он её за собой, подумав, что в лучшем случае её затаскают по судам да следствиям, а в худшем просто уберут как опасного свидетеля.

— Куда вы меня ведёте? — спустя какое-то время, словно только очнувшись от наваждения, взволнованно спросила она, остановившись и пристально глянув ему в глаза.

— Подальше от головной боли, — серьезно ответил полковник, скользнув взглядом по её прическе, лицу, фигуре — спереди она оказалась просто очаровашкой. Его интерес не укрылся от девушки, она отвела взгляд.

— А вы смелая, — добавил он, усмехнувшись, — и отчаянная.

— Да, какая к чёрту смелость, — пробормотала она, — просто я до такой степени перепугалась, что разозлилась на этих ублюдков, вот и схватила пистолет. Сама до сих пор не пойму, как решилась на такое.

— Ладно, пойдёмте. Лучше уйти от греха подальше. Извините за любопытство, а вы куда направлялись?

— Да по делам шла, по работе, — пояснила та, — но теперь какие дела, после этой мясорубки.

Она поморщилась, добавив:

— Сейчас неплохо было бы расслабиться с чем-нибудь покрепче и лечь спать.

— А вы это любите? — Виктор слегка приподнял бровь.

— Что? — непонимающе переспросила девушка.

— «Расслабляться».

— Да нет, что вы, — рассмеялась она, — терпеть не могу. Это я так, к слову. Ну, если только чуть-чуть и по значительному поводу — вино там полусухое или шампанское. От остального меня воротит.

— Я восхищен вами. Девушки вашего возраста теперь…, — он замялся, подыскивая слова.

— Пьют, что попало, курят, «забивают косячка» и спят со всеми подряд, — нарочито грубовато и откровенно закончила за него она, с вызовом глядя ему в глаза.

— Ну, не совсем так…

— Но, верно по существу.

Муромов быстро глянул на неё и, покачав головой, скорчил смешную гримасу, вызвав в ответ смех.

— А, вы — не такая?

— Не такая, — всё ещё смеясь, ответила девушка, — вообще-то курю, но время от времени бросаю.

— Ну, что ж, в таком случае давайте, познакомимся, что ли для начала?

Он представился.

— Татьяна, — просто ответила его спутница.

— Тать и Яна, — в шутку пробормотал Виктор.

Девушка лукаво посмотрела на него, смешливо наклонив голову и прищурившись.

— Знаете, а ведь я — журналистка. Доводилось писать и о подобных случаях. Но, чтобы самой участвовать в такой передряге…

— Журналистка — очень интересно…

— А вы, чем занимаетесь, если не секрет?

— Вообще-то секрет, — серьезно заявил её собеседник, — но вам откроюсь, я — агент национальной безопасности.

Сказал и чуть не рассмеялся, вспомнив шедший по каналу НТВ одноимённый сериал.

— Неужели? — иронично воскликнула она, готовая включиться в игру.

— Шучу, — улыбнулся полковник и, достав удостоверение сотрудника МИДа — любой «грушник» имел подобное для прикрытия — развернул его, показывая спутнице.

Та взяла удостоверение в руки, прочитала — на её лице отразилось удивление.

— Так вы — дипломат? — наивно переспросила она.

— Как видите. Не разочаровал?

Она с интересом смотрела на него, не находя, что ответить.

— Не возражаете, — неожиданно обратился он к ней, — если мы зайдём в бар и выпьем вашего любимого вина?

И так же неожиданно для себя она согласилась.

Когда выходили из бара, обоим показалось, что между ними появилось чувство некоторой близости. Обменявшись телефонами, они расстались. Муромов с грустью возвратился в свою пустую двухкомнатную квартиру на Чистопрудном бульваре. И одиночество показалось ему сейчас особенно острым и тягостным.

Познакомившись с очаровательной журналисткой, Муромов стремительно развивал достигнутый успех, призвав на помощь весь свой опыт и обаяние.

Но перед этим он по своим каналам «пробил» все, какие только могли относиться к ней сведения о личной жизни, учебе, работе, родителях, контактах и прочих несущественных на первый взгляд мелочах. Ничего, что могло бы насторожить опытного разведчика, он не нашел. Перед их конторой и «соседями» девушка была чиста.

После этого он расслабился, посмеявшись над своей профессиональной подозрительностью. Муромов водил ее в лучшие рестораны. Они обошли все музеи, выставки, вернисажи — было заметно, что Татьяне нравится его общество. Порой они просто гуляли вдоль набережной и по аллеям Бульварного кольца, каждому из двоих было интересно мнение собеседника по самым разным вопросам, какие только приходили в голову.

Виктор до этого и не подозревал, что можно так замечательно проводить время с понравившейся женщиной — разве мало было у него раньше связей? Но в том-то и дело, что увлечения эти, мимолетные и ни к чему не обязывающие, не заходили слишком далеко, а, если он чувствовал, что подобное может случиться, то сразу же прерывал все отношения, исчезая из жизни своих временных подруг. Сейчас он совсем не хотел, чтобы их связь оказалась подобной ошибочному телефонному звонку.

Все те годы, что отдал службе в ГРУ, он постоянно пребывал в колоссальном напряжении, не позволяя себе расслабиться и допустить просчет, чреватый провалом и гибелью не только его самого, но и боевых товарищей. Он уже почти свыкся с тем, что как искусный актер все время играет разные роли, вживаясь в те или иные образы и примеряя на себя многочисленные маски. Но все это было чужим , не его личной, настоящей сущностью, о которой знал только он, да те несколько посвященных в его работу кураторов с седым ежиком волос и генеральскими звездами на погонах. Даже его престарелые родители и многочисленная родня, проживающая в Курске, не могли знать, чем конкретно занимается их сын и родственник в рядах Вооруженных Сил.

Раз в год Муромов наезжал к ним погостить на недельку, а то и того меньше. И разве могли они за столь короткое время прочувствовать его характер, понять изменения, произошедшие с ним с тех пор, как еще восемнадцатилетним парнишкой он был призван в армию, да так с того памятного дня отправки эшелонов с призывниками и не вернувшийся больше в родной город.

Дальнейшая судьба определилась его физическими и умственными способностями — два года службы в частях ВДВ, под конец которой сложилось стойкое убеждение остаться в армии. После — учеба в Рязанском высшем воздушно-десантном училище, несколько лет службы офицером в Прикарпатье, затем вновь учеба в Военной академии им. М. В. Фрунзе. Отсюда его взяли в ГРУ, снова готовили в закрытой спецшколе. После этого обучение закончилось, началась работа.

Работа, о которой до сих пор мало что известно, несмотря на «откровения» предателей и перебежчиков, мемуары отставников и скандальные статьи ушлых журналистов. На самом деле секреты строго охраняются, как в ЦРУ, Моссаде, МИ-6 [7], так и в ГРУ, КГБ, или в какой-либо иной разведке мира. КГБ как такового давно нет, исчезла «Штази» [8], переродились и перекрасились спецслужбы других стран бывшего соцлагеря. А вот ГРУ как стояло со дня его основания, вырисовываясь грозным неприступным бастионом в тумане геополитического противостояния, так и стоит крепко, по сей день.

Муромову было известно, как и многим настоящим патриотам России, что в КГБ за последние десятилетия просочилось немало враждебно настроенных по отношению к Советскому Союзу кадров, в ГРУ же такого не было никогда.

Вскоре после знакомства с Таней Муромов почувствовал, что Москва становится для них несколько тесноватой. Той любви, что возникла у обоих, притянув в порыве взаимного чувства, требовались иные просторы, смена обстановки, романтический антураж. Подсчитав свои сбережения, полковник удовлетворенно хмыкнул — вполне хватало на поездку вдвоем и двухнедельное проживание где-нибудь на южном курорте. Не долго думая, он выбрал Крым и, посоветовавшись со своей подругой, приобрел билеты на самолет, вылетавший через два дня.

В тот же день, когда Муромов после встречи с Татьяной возвращался домой, во дворе возле подъезда его ждали. Припарковав «восьмерку», он заметил расположившегося на скамеечке пожилого мужчину с большой лысиной и добродушным лицом. В руках у пенсионера была сумка, доверху набитая продуктами. И разве мог кто-нибудь из окружающих подумать, что перед ними генерал-«грушник» и непосредственный начальник Муромова.

— Здравствуйте, Николай Степанович, — не выказывая удивления, поприветствовал полковник.

— Здравствуй, Витюша, — тот легко поднялся со скамейки, — в гости вот к тебе собрался. Не прогонишь старика?

— Ну, что вы, — усмехнулся Муромов, — да и потом, разве вас прогонишь?

Генерал рассмеялся.

Не успели войти, гость принялся расставлять бутылки, закуску. Заметив удивленный взгляд хозяина, пояснил:

— Я у тебя вроде как в первый раз, да и отпуск твой следует обмыть.

Подняли рюмки, чокаясь, выпили. Прожевав шпротину, Виктор испытующе посмотрел на шефа:

— Что-нибудь случилось, Николай Степанович?

— А ты сам не догадываешься? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Полагаю, плакал мой отпуск?

— Все правильно, Витюша, твоя проницательность как всегда на высоте. Кстати, ты еще не забыл, как пару недель тому назад убегал от волков?

— Такое забудешь, — усмехнулся Муромов.

— То-то и оно. И на этот раз задание будет не только чрезвычайно важное, но и опасное. Образно говоря, нужно залезть прямиком в пасть тигру. Тебе лучше всех известна обстановка в том регионе. Но… из соображений безопасности мы можем отклонить твою кандидатуру.

— Николай Степанович…

— Ты подожди, Витя, послушай старшего по званию, — остановил его генерал, — сам посуди, кто ты есть на этой земле и сколько у тебя врагов. От страны пребывания, где тебе предстоит выполнять задание, рукой подать до Сицилии, откуда ты еле унес ноги. Это все хорошо, Витюша, твой роман с замечательной девушкой… Только, ты, не подумай, будто мы лезем в твою личную жизнь. Это твое и только твое дело, и дай вам Бог счастья обоим. Но, Виктор, будем говорить прямо — на этот раз придется рисковать не только самому, но и работать в паре со спутницей, так как она послужит твоим прикрытием. А легенда такова: состоятельный мужчина едет со своей невестой на Кипр отдохнуть и развеяться. Ну, что скажешь?

— Я все прекрасно понимаю, — спокойно ответил тот, — только и вы чересчур высокого о них мнения. Им не было известно мое имя, моя точная внешность, национальность — я для них был просто призраком, который появился из мглы и туда же ушел, растаяв. Они могли меня схватить, но не получилось. И сейчас достать меня никак не смогут, даже, если я снова сунусь в их логово. А ведь это — Кипр, где тысячи отдыхающих, туристов со всего света. А, уж сколько там россиян околачивается… Я полагаю, вы преувеличиваете риск. Извините, но это мое мнение. И если вы мне доверяете, я готов выполнить любое ваше задание.

Генерал молча выслушал его, кивнув, поднял рюмку:

— Ну, давай, за правоту твоих слов. Если бы я захотел, то запретил бы тебе. Но я не хочу давить на тебя сейчас. Слишком многое ты вытерпел ради служения Родине. И… Виктор, я рад, что ты принял именно это решение.

Прошло определенное время, которое было потрачено на спецподготовку для выполнения задания. Затем любовники вылетели из столицы. Их ждал солнечный Кипр.

Божественный остров, на берег которого из волн морских когда-то вышла Афродита. Давно это было, так давно, что никто уже и не помнит, когда. Здесь она, самая прекраснейшая из богинь, проводила счастливые дни со своим любимым Адонисом, столь же ослепительно красивым и совершенным, как и она сама. Забыв о своих братьях и сестрах — небожителях, позабыв о светлом Олимпе, верной спутницей сопровождала она его повсюду. На охоте ль, на отдыхе ли — везде богиня была рядом с ним, а горы, холмы и леса стали свидетелями их любви.

Неразлучны были влюбленные, пока не вмешался в эту идиллию слепой рок. Отнял на охоте жизнь прекрасного юноши свирепый вепрь, свершилось предначертанное мойрами [9] в отсутствие Афродиты. А, когда узнала о страшном событии, горько рыдая, отправилась искать тело своего смертного мужа. Камни резали ей ноги, колючий терновник рвал кожу, и на месте пролитой крови вырастали прекрасные розы. Нашла она своего суженого, и не было предела ее горю. Но разве не преодолевает великая любовь все преграды, побеждая даже саму смерть?! Благодаря милости Зевса лишь полгода пребывает Адонис в царстве мертвых, а остальные полгода возвращается в мир наш к своей богине любви.

Прекрасный остров, помнящий поступь многих богов и героев.

Они поселились на берегу моря, в четырехзвездочном отеле «Амальфия», хозяином которого был жизнерадостный коротышка грек, умеющий, к их огромному удивлению, довольно сносно изъясняться по-русски. Оправдывая свое название, отель оказался столь же щедрым на дары природы — ярко сияющее солнце, теплый песок, ласковое море, заросли пальм, пестрые клумбы с экзотическими цветами, горы фруктов и отменная кухня. Море было рядом, стоило лишь спуститься вниз по каменным ступеням, и вот он — пляж. Первые несколько дней они не покидали его, с утра до вечера валяясь на песке, впитывая в себя живительные лучи солнца, барахтаясь в соленых волнах и вдыхая полной грудью влажный воздух, насыщенный неповторимым запахом моря. Вскоре наступило пресыщение. Вдоволь накупавшись и успев покрыться золотистым загаром, они решили перейти к более активному отдыху — вылазкам по окрестностям, осмотру местных достопримечательностей — одним словом, насладиться прелестями туризма по полной программе.

Виктор взял напрокат машину — далеко не самую плохую модель «Фольксвагена». В это время года дожди здесь — явление чрезвычайно редкое, почти всегда стоит ясная, солнечная погода и, если бы не освежающий ветерок с моря, ощущение было бы таким же, как от пребывания в жарко натопленной парилке.

На Кипре к крупным городам — помимо столицы Никосии — можно причислить разве что еще четыре, являющихся одновременно главными портами. Местечко, где они отдыхали, находилось неподалеку от Пафоса, одно название которого [10] уже должно было вызывать у туристов радостное предвкушение отдыха и восторженно-приподнятое настроение. Местным же жителям было глубоко плевать и на название их родного города и на то, что оно навевало. Лишь бы было больше отдыхающих, готовых расстаться с содержимым своих кошельков, поддерживая тем самым местную торговлю и, конечно же, сам туристический бизнес. Экономика острова, носящая аграрный характер, поддерживалась в основном за счет экспорта фруктов, виноделия и туризма. Площадь территории — чуть меньше нашего Онежского озера, а все население свободно разместилось бы в одном из таких городов как Пенза или Саратов.

Со своей спутницей Виктор объездил все окрестности, гоняя по удобным, проложенным повсюду трассам. Современные автомобильные дороги, как и предлагающие всевозможные развлечения, рестораны, таверны, ночные клубы и диско-бары — веяния нового времени. Большинство туристов днем либо отдыхали на море, либо осматривали памятники древней и средневековой культуры, вечером же начиналась другая жизнь. Каждое из ночных заведений предлагало какие-то свои, особенные развлечения. В одном вы могли вдоволь насладиться зрелищным кабаре или банальным стриптизом, в другом плясуны-акробаты проделывали различные номера и трюки, в третьем вы сами отплясывали вместе с танцорами традиционный сиртаки [11] и пели под караоке и шумные аплодисменты посетителей. Одним словом, везде было весело. Молодежь, в основном, предпочитала резвиться в ночных диско-барах и дансингах, исступленно дергаясь под бесовскую музыку в стиле техно и транс.

Во время своей первой экскурсии Виктор с Татьяной, исколесив вдоль и поперек новый Пафос, отправились затем на восток к мысу Афродиты, где обнаружили выжженные солнцем развалины храма богини. Там же находилась и утопающая в зелени средневековая вилла с музеем. В этот же день они побывали в деревне «Священные сады», где расположена византийская церковь с великолепными фресками. На каждом углу турки-киприоты торговали восточными сладостями. Полакомившись там рахат-лукумом, путешественники вернулись в Пафос, заехали в гавань и, оставив машину, пешком добрались до старой крепости — военной цитадели, построенной еще в тринадцатом веке. Попасть в нее можно было только по перекидному мостику.

Все это время их чичероне был Муромов, с увлечением описывающий своей спутнице историю прекрасного острова. Та была приятно удивлена.

— У меня такое ощущение, — целуя его, промолвила девушка, — что ты совсем недавно сдал экзамен по истории и географии Кипра.

— А вот и не угадала, — рассмеялся он, — просто, прежде чем ехать, я основательно подготовился, просмотрев несколько демонстрационных видеокассет по Кипру — их специально подготавливают для русских туристов. Ну, еще кое-какие сведения я почерпнул из специализированных изданий.

— Как все просто, — пробормотала она, — и все же ты у меня умница.

— Стараюсь соответствовать, — улыбнулся он, галантно предложив ей руку.

По всему острову было разбросано немалое количество церквей и базилик [12]. В одной из самых больших внимание Виктора привлекла к себе настенная живопись — изображение Христа в золотистых одеяниях, с одухотворенным лицом. Он долго не мог оторвать взгляд от этого величественного и, в то же время, теплого, человечного портрета Спасителя, поражаясь таланту неизвестного художника, сумевшего передать все шедшее из его сердца.

В то же время Муромов подметил, что лик Христа очень похож на лицо грека. В связи с этим ему вспомнилось, как однажды он по служебным делам заехал в Алма-Ату и, увидев висящие в городе плакаты вождей пролетариата, чуть было не расхохотался — их лица были широкоскулыми, с маленькими глазками — типичные казахи. Наверное, те же китайцы изображают Христа желтолицым, с узкими щелочками глаз.

Подумав так, он отвернулся и, отыскав глазами Таню, рассматривавшую в немом восхищении стенные росписи с сюжетами на тему жития святых, направился к ней в другой конец церкви.

Следующим этапом стало посещение Византийского музея, известного своей большой коллекцией православных икон, собранных со всех окрестностей Пафоса. Это было двухэтажное здание в форме буквы «П», с идущими вдоль всего фасада длинными галереями. В залитом солнечным светом дворике были разбиты клумбы с цветами самой разнообразной окраски. Сочная зелень, изумрудные ветви пальм — как это типично для Кипра! Радующий взор пейзаж средиземноморского побережья.

Они ехали мимо раскинувшихся вдоль берега моря банановых плантаций к коралловой лагуне — излюбленному месту отдыха туристов. Пляж с необыкновенно чистым и мелким песком был весь усеян телами отдыхающих. Искушение поваляться на нем после купания было столь велико, что, оставив машину, они мигом скинули одежду, благо купальные принадлежности были на них, и поспешили к кромке воды.

Морские волны лениво омывали прибрежные валуны. На море — лазурном днем, и черном ночью — уже который день держался полный штиль. Виктор в солнечных очках и светлой каскетке полулежал на матрасе, демонстрируя тренированное, мускулистое тело, и благодушно наблюдал за непрерывной игрой солнечных бликов на водной глади. Татьяна, время от времени, поглядывая на него с улыбкой, ровными слоями наносила на кожу крем от загара. Это было похоже на идиллию, на какую-то райскую жизнь, что так разительно отличалось от ситуации в России за последнее десятилетие. Серые российские будни были наполнены каждодневной борьбой за выживание, страхом, алчностью и жестокостью. Они насквозь пропитались опасностью, кровью и смертью. В них царило безумство отчаявшихся масс и свихнувшихся на вседозволенности выскочек. Эта темная, холодная, сырая и мрачная, но до боли в сердце родная Россия была сейчас где-то там далеко, а они здесь.

Но разве была наша Родина такой доныне — Виктор вспомнил свое детство, юность. Нынче стало выгодно и модно возводить хулу да напраслину на ту великую державу, которую лучшие из лучших элементарно просрали. И кому — русофобам из всемирного масонства, кои есть враги православного христианства, то бишь сатанисты!

Вспоминалось такое: безоблачное небо, сияющее на нем солнце, цветущие луга с порхающими по ним бабочками — душами божьими. А еще врезавшаяся в память картина из раннего детства: широкое поле, полное благоухающих трав — васильков, лютиков, одуванчиков, ромашек… и стрекот кузнечиков. Господи, такая красота, благодать, умиротворение! И, казалось, впереди ждет что-то несказанно радостное, прекрасное, великое — от предвкушения чего сладостно замирало сердце, душа взволнованно трепетала, озаряясь светом преходящим и одновременно предвечным. Вот что всплывало в памяти Муромова о социалистической советской России.

«Беснуйтесь до времени, оглоеды! — сурово думал полковник. — Настанет срок, получите все сполна от Судии Вышнего!»

От Него каждому воздастся — по делам и помыслам его. Предающий отчизну — предает родителей своих, и народ свой, и любовь свою, а самое страшное — душу свою отдает во власть врага рода человеческого. А тот рад-радёхонек…

Мимо них, направляясь к воде и грациозно покачивая при этом бедрами, ожившей богиней прошествовала красивая блондинка со сногсшибательными формами. Полковник, не удержавшись, бросил на нее невольный взгляд — длинные стройные ноги, аппетитные ягодицы, плоский живот, роскошная грудь. У любого здорового мужика при виде этих ста семидесяти сантиметров лакомой плоти потекли бы слюнки. Вот она — прелесть чар, истинная дщерь Лилит! Такие самки призваны искушать добрых христиан — невольно подумалось Виктору. В следующее мгновение он, спохватившись, быстро отвел взгляд, что, впрочем, не укрылось от его спутницы.

— И что это ты там увидел? — иронично поинтересовалась она.

— Да так, — пробормотал тот, — ничего заслуживающего внимания.

— Неужели? — непритворно изумилась Татьяна. — А мне показалось… По-моему вы лжете, господин дипломат!

— О чем ты говоришь, лапушка? — он придвинулся к ней, прильнув губами к ее шее. — Да разве мне еще кто-нибудь нужен?

И, подражая голосам оперных певцов, громко пропел, вызвав ее звонкий смех:

— Кто может сравниться с Татьяной моей?!..

А сам подумал: где прелесть, там и дьявол — прельщает враг души живые человеческие. Ох, как ловко прельщает всеми соблазнами мира! Ловит на живца: кого на славу, кого на богатство, кого на власть, а кого и на утехи плотские. Умело давит на тщеславие, честолюбие, корысть, алчность да похоть. Сильна власть отца лжи над умом и чувствами. Да только Создатель могутнее! Посему и власть эта дана лукавому на время. Важно устоять, не соблазниться, не погубить душу бессмертную, но… трудно сие подвижничество — труднее не бывает. Нельзя жить во грехе, но и без оного тяжко — отсюда и мощь греховности.

Когда они, возвращаясь в отель, проезжали Пафос, в глаза им бросилась забавная сценка из повседневной жизни островитян — на площадке летнего кафе официант кормил большущих пеликанов. Экзотическое зрелище настолько понравилось туристам, что, притормозив, они со смехом наблюдали за птицами, пока те не насытились и степенно удалились.

Виктор захватил с собой в поездку фотоаппарат «Никон» — одну из лучших моделей, запасся кучей пленки и без устали снимал свою подругу повсюду, где они только бывали. Запечатлел он и лакомившихся рыбой пеликанов. Официант, растаяв при виде Тани, даже доверил столь очаровательной особе покормить птиц из своих рук.

— А почему ты не хочешь сфотографироваться сам? — уже в машине, отсмеявшись, с лукавой улыбкой поинтересовалась у него девушка. — Хотя, понимаю — дипломатическая служба, засекреченность и все такое.

— Ну, нечто в этом роде, — ухмыльнувшись, он наклонился и доверительно прошептал ей на ухо, — специфика моей деятельности не позволяет мне рисоваться перед объективом.

— Да-да, все понятно, — скорчив серьезную мину, она согласно покивала головой, вызвав у него смех, и, не удержавшись, расхохоталась сама.

Вдвоем они очень часто смеялись над любой глупостью, по самому незначительному поводу. Многое из того, на что раньше каждый из них и не обратил бы внимания, теперь вызывало смех. Это было похоже на какой-то заговор, некое тайное невысказанное вслух соглашение, когда скрытый смысл известен и понятен лишь двоим, а всему остальному миру неведом. Влюбленные люди могут понимать друг друга с полуслова, достаточно любого намека, двусмысленности и даже просто недосказанной фразы.

Очередной вечер они решили провести в городе. Не спеша, поужинав в ресторане, где им были предложены прелести китайской кухни, они отправились в один из ночных клубов, программа которого только началась. В этом клубе Муромов должен был встретиться с разведчиком-нелегалом.

Горластую певицу, исполнявшую на греческом местные шлягеры, сменили энергичные танцоры в национальных костюмах, выделывавшие такие коленца и акробатические выкрутасы, что профессиональные циркачи позеленели бы от зависти. Затем загорелые девушки в экзотических одеяниях из каких-то лоскутков, разноцветных перьев и бижутерии исполнили эротический, полный чувственности танец. Создавалось впечатление, что на самом деле они совершенно голые, а вся эта мишура на них лишь подчеркивала прелести гибких юных тел. Спустя какое-то время к ним присоединились не менее стройные загорелые юноши, единственным одеянием которым служил матерчатый гульфик. Необычное стриптиз-шоу закончилось, в конце концов, тем, что молодцы сорвали с прекрасных нимф все лоскутки, за исключением одного, что прикрывал их срам спереди. Разгоряченная публика бешено аплодировала, а в зале к тому часу стало совсем душно, несмотря на работающие в полную силу вентиляторы и кондиционеры. За это время полковник успел наведаться в мужской туалет, где его уже ждал нужный человек, передавший необходимые материалы.

Для желающих потанцевать освободили обширную площадку, а на сцену вышла еще одна певица и под аккомпанемент группы музыкантов принялась наяривать нечто похожее на последние европейские и заокеанские поп-хиты. Виктор с Татьяной танцевали до упаду, пока не выдохлись окончательно и уже далеко за полночь, уставшие и довольные, отправились к себе. Добравшись до постели и освободившись от одежды, они свалились без чувств. Немного отлежавшись, не сговариваясь, переплелись в объятиях, окунувшись в любовный омут. Сил хватило и на это.

На следующий день их экскурсионный маршрут несколько изменился. Они отправились на север, в местечко под названием Лара, представлявшее собой побережье с девственными пляжами. Именно там, для находящихся под охраной государства морских черепах был устроен настоящий заповедник. Купаться в этих местах, было категорически запрещено.

Вдоволь налюбовавшись неуклюжими с виду рептилиями, туристы направились дальше на север, где для любителей отдыха на лоне природы были устроены кемпинги. По дороге задержались возле очередной христианской святыни — храма святого Георгия. Изумительная по красоте базилика соседствовала рядом с рыбацкой деревушкой.

Посетив кемпинг и встретив там группу соотечественников, они разговорились с ними и по совету последних поехали дальше в горы, где среди густо поросших зеленью холмов затерялся известный природный родник — купель Афродиты. Согласно легенде богиня любви и красоты совершала в нем свои утренние омовения. Разумеется, среди отдыхающих был «свой» человек, с которым Муромов вошел в контакт. Обмен закодированными сообщениями прошел не замеченный для окружающих.

Им пришлось оставить машину у поворота возле подножия скалистой вершины и дальше продолжить путь пешком, взбираясь по узкой тропке наверх. Проложенная по изрезанной местности тропа коричневой змейкой петляла среди зарослей лесной чащобы. Наконец, они добрались до места. Вокруг не было видно ни одной души, и, если бы не журчание ручейка и пение птиц, это место могло бы показаться пустынным и заброшенным.

— Ты позволишь? — с кокетливой улыбкой обратилась к нему Таня, сбрасывая с себя одежду. — Пока никого нет.

И, спускаясь к источнику, шутливо погрозила пальцем:

— Карауль здесь и не подглядывай.

Держа в руках одежду, он с улыбкой наблюдал за ней. Обнаженная девушка, купающаяся в роднике, была похожа на одну из прекрасных наяд [13], совершающих омовение в тайном месте, сокрытом от глаз простых смертных. Представшая перед ним бесхитростная картина была настолько чувственной и естественной, что он мгновенно ощутил жар неутолимого желания, вечное влечение самца к избранной самке, заложенный природой в каждом из живых существ могучий инстинкт, древний как сама жизнь. Он в восхищении любовался полосками проникающего сквозь кроны деревьев света на матовой коже юной прелестницы. Движения плавных изгибов ее нагого тела завораживали, заставляли вскипать горячую кровь, кружили голову в хмельном упоении женской красотой.

Вдоволь наплескавшись в прохладной воде, девушка поднялась наверх, наткнувшись на его пристальный взгляд, которым он так и пожирал прелести ее молодого, пышущего здоровьем и свежестью тела.

— Боже, как ты прекрасна! — в восторге прошептал он, приближаясь к ней.

Заключив свою нимфу в объятья, он осыпал ее градом горячих поцелуев, прижимая к себе все сильнее, чувствуя, как закипает желание. Она запрокинула голову, почти повиснув на его руках, взор ее затуманился, томный вздох вырвался из вздымающейся груди. Какое-то время они двигались в любовном ритме, в исступлении забыв обо всем на свете. И когда волна наслаждения захлестнула их обоих, он на короткое мгновение ощутил полное единение их душ.

Приведя себя в порядок, они медленно двинулись в обратный путь, держась за руки и молча улыбаясь, друг другу.

Тем же вечером Татьяна поинтересовалась у своего друга:

— Поедем сегодня снова в город?

— Нет, — он отрицательно покачал головой, — ты помнишь, о чем нам рассказывали в кемпинге? Старинный, заброшенный храм на горе. Хотелось бы его осмотреть. Если ты, конечно, не против.

— Что ты, я только за.

— В таком случае сегодня поужинаем пораньше в отеле. На мой взгляд, кормят здесь не хуже, чем в любом из ресторанов города. Разница лишь в обстановке — здесь гораздо спокойнее…

— И намного скучнее, — с лукавой смешинкой в глазах добавила девушка.

Хмыкнув в ответ, Виктор принялся перезаряжать фотоаппарат. Таня, взяв со столика карту-путеводитель, сосредоточилась на ее изучении.

— Даже, если мы выедем прямо сейчас, засветло, — с сомнением заявила она, — пока доберемся, уже стемнеет. Отсюда до храма около двухсот километров.

— Это, если ехать по прибрежной трассе до Лимасола, а от него к горе с храмом. Посмотри на карту внимательней — там есть еще одна, полузаброшенная горная дорога. Если мы поедем по ней, то сократим путь. Ты только представь — темная ночь, таинственный храм, вокруг ни одной души…

— По-моему, ты, в детстве начитался приключенческих книг, — рассмеялась она, — Стивенсон, Жюль Верн, Конан Дойл…

— Джек Лондон, Фенимор Купер, — весело подхватил Муромов, — ты не подумай, не такие уж мы прожженные насквозь сухари — те, кто занимается внешней политикой.

— А разве я о тебе такого мнения? — Таня прильнула губами к его щеке, затем слегка укусила за мочку уха. — С этим у тебя полный порядок, как и со всем остальным.

С этими словами она просунула руку за отворот рубашки, поглаживая его грудь, живот, постепенно спускаясь все ниже.

— Эй, — он со смехом запротестовал, — мы так не договаривались. Оставим любовь на вечер.

— Вечером мы будем замаливать свои грешки в храме, — прошептала она, скользя ладошкой по его бедрам.

Виктор отбросил в сторону фотоаппарат и, скинув одежды, опрокинул подругу на кровать.

Позже ему пришла в голову мысль, что, шутливо подначивая друг друга, они почему-то вспомнили лишь зарубежных писателей и ни одного отечественного. Конечно, они говорили о классиках беллетристики, и все же… Неужели забыли о наших собственных писателях, авторах приключений и фантастики: Александр Грин, Валентин Катаев, Александр Беляев, Аркадий Гайдар, Алексей Николаевич Толстой, да мало ли было других?.. Не говоря уже о русских гениях — Гоголе, Льве Николаевиче Толстом, Пушкине, Лермонтове, Горьком…

И он был вынужден с горечью признать, что уже с самого детства, самой юности всех нас завлекали яркими сюжетами и манящими мирами литературной реальности иностранных сочинителей, прививали чуждые нам, русским, идеалы и ценности. Да, это — увлекательная, интересная, романтическая и героическая проза, но не наша , чужая, заморская, импортная, чужестранная. В этом-то было все дело — в переориентации и искажении сознания сызмальства. Понемногу, капля за каплей подтачивали наши устои — веру, патриотизм, историческую память, национальную гордость, традиции и заповеди. А взамен подсовывали пустышку в блестящей красочной упаковке, виртуальную реальность, несбыточные мечты, фата-моргану в заокеанском исполнении. Над нами ставили опыты, экспериментировали опытнейшие ловцы душ. О, они не торопились, да и куда — впереди вечность. Эра противостояния океана и суши, торгашества и труда, иллюзий и реальности, пошлости и нравственности, беззакония и справедливости, атлантизма и евразийства, мондиалистов и традиционалистов, космополитов и патриотов. Эра беспрестанной борьбы, перманентной схватки, вечной битвы двух начал, двух Орденов, двух цивилизаций.

Виктор слишком хорошо знал всю подноготную мировой политической и геополитической закулисы, чтобы обманываться на этот счет. В настоящее время мы проигрывали глобалистам — жрецам атлантизма, но даже до начала конца было еще далеко.

Выехали они засветло. И хотя солнце уже клонилось к горизонту, стремясь погрузиться в морскую пучину, все же стояло достаточно высоко, освещая окрестности своими лучами и пронзая ими безоблачное кипрское небо.

Машина неслась по автотрассе, проложенной вдоль побережья. Вскоре справа показался указатель поворота на аэропорт. Увидев его, Муромов лишь прибавил скорость. Они не проехали и километра, когда очень скоро их глазам предстала уходящая влево объездная дорога. Свернув на нее, машина затряслась на кочках и выбоинах. Покрытая остатками растрескавшегося асфальта дорога местами была совсем непригодной для легковых машин, но Виктор гнал по ней, лихо объезжая препятствия, уверенный, что таким образом им удастся значительно сократить расстояние до цели.

Храм располагался на вершине неподалеку от горы Традос — самой высокой точки острова. Для того чтобы достигнуть цели своего путешествия, им необходимо было миновать цепь гор, по которым и пролегала эта сомнительная трасса. До ближайшей горы они добрались сравнительно быстро и безо всяких приключений. Дорога вилась по ее склонам, затем, достигнув пика, начинала спускаться вниз по противоположной стороне, переходя в перешеек между двумя вершинами, по верху которого и пролегал путь.

Муромов уверенной рукой вел послушный ему «Фольксваген», время от времени, справляясь с атласом-путеводителем. Впрочем, на каждом километре им обязательно попадался указатель. Вообще, что их удивляло на Кипре, так это обилие разнообразных дорожных указателей. Заблудиться здесь было очень сложно, при условии, что вы не сойдете с дороги и не углубитесь в труднопроходимые места.

С насыпи, подножие и склоны которой были сплошь усеяны валунами и булыжниками, открывалась чудесная панорама — справа, далеко от них за холмами раскинулось море, а слева — изумительной красоты долина, покрытая разноцветным ковром цветущих трав. Татьяна, во все глаза рассматривающая пейзажи за окном, не успела насладиться этой красотой, как они снова начали взбираться в гору по петляющему серпантину, изобилующему опасными поворотами и коварными спусками. Впрочем, и ее они миновали благополучно, хотя девушке было не по душе то лихачество, с которым, как ей казалось, ее приятель управлял машиной.

Во время спуска их взору предстала еще одна долина, в отличие от предыдущей, выглядевшая мертвой и пустынной. От некогда протекавшей по ней реки осталось лишь высохшее русло, по правую сторону которого раскинулось заброшенное селение. Каменные дома средневекового типа выглядели запустелыми и обветшалыми, часть из них подверглась разрушению временем. Кое-где виднелись более поздние постройки, но и они были брошены людьми. Татьяне, впечатлительной по натуре, представилось, что это мрачное место служит пристанищем вампирам и привидениям, и ночью, при тусклом свете звезд и луны, когда настает их час, нечистая сила вылезает из своих убежищ, чтобы стать полноправными хозяевами этого проклятого места.

Она непроизвольно поежилась, удивляясь своим мрачным мыслям. Впрочем, на самом деле сделалось довольно прохладно, и она поспешила поднять стекло со своей стороны. Постепенно начало темнеть.

Оставив позади эту мертвую долину, они миновали гряду небольших гор. Вскоре перед ними предстала еще одна вершина, которая в сумерках огромным исполином возвышалась перед ними. Дорога, пролегавшая по ее крутым склонам, выглядела опасной и труднопроходимой. На каждом шагу виднелись указатели с тревожными предупреждениями. Таня в тревоге смотрела в окно, и на каждом крутом вираже у нее от страха замирало сердце. Серпантин горной дороги, на всем протяжении, с одной стороны, прилепившейся к отвесной стене, а с другой обрывающейся в пропасть, представлялся ей последней стезей, ведущей в преисподнюю к дьяволу. Виктор, целеустремленный и целиком сосредоточенный на дороге, и не подумал сбавить скорость, заметив, что на землю спускаются сумерки и начинает быстро темнеть, а ехать предстояло еще почти тридцать километров. Понадеявшись на свой опыт вождения и отменную реакцию, он лишь притормаживал на поворотах. Каждый раз, когда они приближались к очередному «слепому» повороту, девушка в страхе сжималась, ожидая увидеть мчавшуюся им навстречу машину. В один из моментов ей показалось, что колеса с ее стороны зависли над пропастью. Наконец, ее нервы не выдержали.

— Виктор, езжай медленней, — потребовала она.

— Ерунда, — отмахнулся тот, не глядя на нее, — я держу ситуацию под контролем.

В этот момент машина совершила резкий вираж, завизжав покрышками по остаткам асфальта и еле вписавшись в крутой поворот.

— Ну, почему мужчины такие упрямые и самонадеянные?! — с негодованием воскликнула она. Страх ее сменился злостью. Впервые за все время их знакомства она вспылила:

— Тебе наплевать на наши жизни?! На свою и на мою, да?!

— Ну, хорошо, милая, успокойся, — он тут же сбросил скорость почти вдвое, — ты права, уже слишком темно, и дорога здесь такая, что не приведи Господь ехать по ней ночью еще раз. Обратно мы поедем вдоль побережья.

В это время они миновали верхнюю точку, и машина осторожно покатилась вниз.

— Ты в порядке, дорогая? — спустя какое-то время, заботливо поинтересовался Виктор, бросая на свою спутницу быстрые взгляды.

— Сейчас, да. Но ты меня сильно напугал и заставил поволноваться. Не делай больше этого, хорошо?!

— Извини меня, я слишком увлекся.

— Ты уже прощен, — улыбнувшись, она потянулась к нему, чмокнув в щеку.

Где-то на полпути спуска, на глаза им попалась маленькая, аккуратная церквушка, редкостным деревцем примостившаяся на отвоеванном у гор пятачке. Рядом виднелись захоронения. Не останавливаясь, они поехали дальше и уже у самого подножия, где дорога исчезала в узком ущелье меж отвесными скалами, повстречали двигающуюся им навстречу повозку, запряженную лошаком, в которой сидел поп. Возможно, это была лишь всего-навсего игра теней, но Таня успела заметить его удивленный и даже встревоженный при виде путников взгляд, которым, как ей показалось, старый священник предостерегал их о таящейся впереди опасности. Все страхи снова вернулись к ней. У нее возникло странное, тревожное предчувствие, что впереди их ждет что-то плохое.

«Господи, какая я трусиха! Что за дурацкая мнительность?!» — она попыталась взять себя в руки, но тревога не покидала ее, острой занозой крепко засев в душе.

Когда они миновали ущелье, уже совсем стемнело, и Виктор включил, помимо ближнего, дальний свет. Мощные фары, словно прожекторы, прорезали мрак, выхватывая из темноты скалы, придорожные канавы и редкие кусты по обочинам. Впереди, прямо перед ними возвышалась последняя на пути вершина. Теперь водитель вел машину с предельной осторожностью, впиваясь взглядом в круг света перед собой. В полном молчании они преодолели и этот горный кряж и, когда спустились к подножию по другую сторону, внезапно очутились на современной асфальтированной трассе.

Проехав немного, они наткнулись на указатель, возвещающий о том, что ответвление направо приведет их в Лимасол — главный порт острова. Перед ними предстал выбор — либо свернуть в Лимасол и оттуда по хорошей дороге вернуться в Пафос, либо, не побоявшись дальнейших трудностей, продолжить путь, тем более что до цели их поездки оставалось всего пять километров. Немного посовещавшись, они решили ехать дальше.

Неподалеку от развилки виднелась освещенная огнями таверна. Подъехав поближе, они зашли внутрь, в надежде получить от местных жителей уточняющие путь сведения. В этот час таверна оказалась пуста, лишь хозяйка за стойкой позвякивала посудой. К ним тотчас вышел хозяин заведения — седовласый, чисто выбритый грек, держащийся с таким достоинством, словно был, по крайней мере, придворным церемониймейстером, а его поздние гости — царственными особами. На английском он спросил их насчет ужина и, получив от Виктора, в совершенстве владевшим этим и еще двумя языками, отрицательный ответ, недовольно поджал губы. Но, когда узнал о цели визита, вновь оживился и принялся рисовать план, поясняя, как туда лучше добраться. Напоследок он посоветовал отложить поездку до завтрашнего дня, так как сейчас дорога не освещена, а храм пуст. Вежливо поблагодарив, путешественники уселись в машину и двинулись дальше, навстречу неизвестности.

Вскоре они достигли поворота на грунтовую дорогу, ведущую к храму. Рядом, к склону горы, прилепилась то ли забегаловка, то ли «шоп», они толком не разглядели. Когда их автомобиль свернул с трассы и вновь затрясся по ухабам, из магазинчика выглянули люди, с изумлением взиравшие на странных туристов.

Они медленно продвигались по лесной дороге, петляющей среди высоченных столетних сосен, забираясь все выше. В некоторых местах путь пролегал сквозь прорубленные людьми скалы. Внезапно путники вновь очутились у развилки. Небольшой указатель возвещал, что слева съезд упирается в грот с водопадом, правая же наезженная колея ведет к храму. Еще немного и они будут на месте. Несколько раз машина буксовала, попадая колесами в скользкую размытую колею с обнажившимся глинистым грунтом.

Наконец, перед ними возникли темные очертания здания, вокруг которого шла металлическая ограда. Рядом находился святой источник. Виктор развернул машину так, чтобы свет ее фар освещал внутренний дворик и вход в храм. Выйдя наружу, они тут же ощутили, насколько прохладен в горах воздух. Взявшись за руки, озябшие и притихшие, они двинулись к воротам. Те оказались заперты, на табличке виднелась надпись на английском, предупреждающая о том, что идут реставрационные работы.

Недолго думая, они перелезли через невысокую ограду, первым — Муромов, за ним Татьяна. Он помог своей подруге спуститься, подхватив на руки. Затаив дыхание, слишком взволнованные, чтобы разговаривать, они двинулись к храму. На лужайке Виктор обо что-то споткнулся. У него возникло неприятное ощущение, будто кто-то схватил его за ногу. Посветив фонариком, он усмехнулся — теннисная туфля запуталась в волейбольной сетке, натянутой поперек дворика и на данный момент приспущенной вниз.

Храм представлял собой прямоугольную двухэтажную постройку, по сути дела являясь базиликой с нефом [14], вдоль которого по обеим сторонам располагались кельи монахов, а наверху над ними шел ряд окон, в дневное время освещающих помещение. На второй этаж вела каменная лестница.

С одной стороны храм был окружен лесом, с другой — высилась гора, а сзади площадка, на которой он был когда-то возведен, обрывалась в глубокое ущелье. Виктор попытался припомнить все, что им рассказывали об этом православном храме.

Он был построен еще в двенадцатом веке, когда островом владели крестоносцы, чтобы затем спустя полвека передать Кипр ордену тамплиеров, рыцарей-храмовников. Окруженное множеством тайн и легенд, до сих пор будоражащих пытливые умы исследователей, это духовно-рыцарское братство христиан, принявших обет безбрачия, как никакой другой орден оставило яркий и глубокий, до конца еще не понятый след в истории европейской цивилизации. Кипр являлся одной из их главных резиденций. Многие Великие магистры [15] [16] ордена жили здесь. И, кто знает, не хранил ли этот храм еще одну тайну ушедших в небытие рыцарей?

А может, и в самом деле были они, как их обвиняли, чернокнижниками и язычниками, поклонявшимися статуе Бафомета — одного из демонов рати сатанинской? И не зря ведь христианский государь Филипп Красивый объявил им войну, при поддержке Папы, и казнил Жака (Якова) де Моле — Великого магистра ордена, и все его окружение. Храмовников уличали в дьяволопоклонстве, кощунстве, богохульстве и пороках плоти. И не они ли, рыцари-сатанисты, посредством сети интриг направили орды чингисхановы на земли русские? Не они ли основали Тевтонский орден, рыцари коего аспидами гремучими яростно наскакивали на Православную Русь? Ныне их обеляют, сводя все к необузданной алчности французского короля, позарившегося на воистину несметные богатства тамплиеров, да еще к коварству главы католического мира. Но, как видно, не только алчность, но и Божье провидение двигало умом и сердцем французского монарха Филиппа, в жилах которого, кстати, текла и русская кровь.

Так кто же прав, и может истина — где-то посередине?.. На этот риторический вопрос ответа у разведчика Муромова не было.

Двери, ведущие в храм, оказались распахнуты настежь. Слабый луч фонарика в руке Виктора ронял крохотный пятачок света, не в состоянии разогнать поглотившую внутренность храма тьму. Они осторожно продвигались по первому этажу, девушка боязливо жалась к своему спутнику. Дойдя до противоположной стены, они остановились. Луч фонаря вырвал из темноты стенную роспись — огромное, во всю стену изображение Христа. Всю центральную часть фрески занимало лицо Спасителя. Ничего подобного Муромову видеть не доводилось. Он посетил немало церквей здесь на Кипре, вдоволь насмотревшись на лики Иисуса. В России он перевидал много разных икон — висящих на стенах квартир, в музеях и церквях, в антикварных магазинах и на стендах уличных торговцев на Арбате. Везде лики, изображенные на дереве, бумаге, металле или на стенах храмов имели почти схожее выражение. Христос взирал на мир с кротостью, отмеченной печатью неземной мудрости на лице, как справедливый Пастырь на своих овец.

А здесь, в этом старом храме, неизвестный художник (или их было несколько?) сумел воплотить с помощью кисти и красок то, что всегда жило в сердце каждого христианина. Иисус был изображен ослепительно красивым молодым мужчиной. Но красота эта представлялась не телесной, а духовной, святой, такой чистой и непорочной, что ни у кого при взгляде на эту фреску не возникало ни одной мысли о плотском. Христос смотрел с доброй улыбкой и теплотой, и от него шел, лучился из его глаз такой поток любви, что хотелось смеяться и плакать от счастья, восхваляя Господа за то, что создал этот мир, эту землю и нас самих, даровав нам право выбора между состраданием и жестокостью, между любовью и ненавистью. Это было изображение Спасителя, который когда-то жил на Земле, учил, страдал и мучился, и принял смерть за всех нас, живших, живущих и еще не рожденных. Это был живой Христос.

И еще кое-что поразило Виктора — сходство храмового облика Христа с изображением, полученным в результате заложенной в лучшие компьютеры НАСА [17] специальной программы — он видел это в каком-то журнале. В самое мощное устройство была заложена вся, какая есть, информация об Иисусе Христе. Результат получился ошеломительный. Машина изобразила ослепительного, утонченного красавца с открытым лицом, полным любви и сострадания взглядом, доброй улыбкой на устах, голубоглазого и светловолосого — типичного ария, а вовсе не семита!

Все это видели сейчас перед собой взволнованные путники. Они словно завороженные не могли отвести взгляд от этого откровения, представшего перед ними. Наконец, Виктор тронул свою спутницу за плечо, отчего та вздрогнула.

— Нам пора, — шепотом обратился он к ней.

На обратном пути, направляясь к выходу, они заглянули в одну из монашеских келий. Неожиданно фонарик мигнул и тотчас погас, оставив их в кромешной тьме. Таня испуганно ойкнула, вцепившись в руку спутника.

— Все в порядке, я здесь, — прошептал он, — батарейки разрядились, попробую поменять местами.

С его стороны это было уловкой. В келье находился тайник, и Виктор специально погасил фонарик, чтобы незаметно от своей спутницы забрать из контейнера посылку резидента. Быстро проделав все в темноте, он собрался, было включить фонарь, как неожиданно почувствовал чье-то незримое присутствие. В таких случаях разведчиков учат действовать четко по инструкции, но это, если они заметили постороннее внимание к себе или явную слежку, когда вами заинтересовались люди. Здесь же, в этот момент, он не ощущал присутствие человека. Так что же его насторожило? Это было похоже на какое-то наваждение.

Внезапно и девушке показалось, что кто-то невидимый следит за ними из темноты. От страха у нее захолонуло в груди, она явственно ощутила, как на затылке зашевелились волосы. Голос не слушался ее, но она все же сумела выдавить:

— Виктор, послушай…

— Да? — в его голосе тоже чувствовалась нервозность, или ей только показалось?

— Ты ничего не чувствуешь?..

Он ответил не сразу, словно не решаясь сказать правду вслух.

— У меня такое ощущение… — он слегка замялся, — что кто-то наблюдает за нами.

— Но я точно знаю, — как бы оправдываясь, поспешил добавить он, — что здесь, кроме нас, никого больше нет.

Наверное, даже не само чувство, что она испытывала, а его слова вселили в нее ужас перед чем-то кошмарным и необъяснимым. Она задрожала.

— Давай, выбираться отсюда, — так же шепотом произнес он и, крепко сжав ее руку, потянул к выходу.

Они продвигались на ощупь и, когда покинули келью, заметили светлое пятно выхода. Еще немного и любители ночных экскурсий очутились снаружи, под открытым небом, на котором ярко светила полная луна. Виктор с шумом вобрал в себя полные легкие воздуха. Горный, необычайно чистый воздух подействовал на них освежающе. Возле ограждения на краю дворика располагались умывальники с дождевой водой. Полковник с удовольствием ополоснул ею лицо. Когда они вернулись в машину, сразу же включили обогреватель, почувствовав себя продрогшими.

Когда спускались вниз, на одном из поворотов свет фар выхватил из темноты лежащий на обочине валун, показавшийся им ослепительно белым.

— Смотри, — Татьяна прильнула к окну, — там на нем какое-то углубление и, кажется, вырезан крест.

— Я слышал, — отозвался ее спутник, — у здешних жителей существует обычай, прямо противоположный нашему. Когда у нас кто-то погибает на дороге, на обочине обычно ставят памятник-знак. У киприотов же наоборот такие вот камни кладут в том случае, если человеку удается спастись.

— Совсем как нам только что, — тихо промолвила она.

Обратно в Пафос они возвращались по современной скоростной трассе, идущей по прямой вдоль побережья. Эта поездка привнесла в их отдых массу эмоций. Оба чувствовали, что таинственный храм, где они испытали столь яркие переживания, уже не забудется никогда.

Ночью оба никак не могли заснуть. Виктор все прокручивал в голове впечатление от той встречи в темноте кельи с чем-то необычным. Что же это могло быть: проявление подсознания, всплывшие на поверхность детские страхи перед тьмой, неведомая сила — охранительница тех мест, или, все-таки, люди, притаившиеся и следящие за непрошеными гостями? А, возможно, специально наблюдающие за ними? Неужели он в чем-то «прокололся», успел «засветиться» перед чужой разведкой, или местной контрразведкой? Весь опыт подсказывал ему, что ничего подобного не было, до сих пор он все делал правильно. Его подруга же перенесла слишком сильное потрясение от испуга, чтобы разом все забыть и успокоиться. Возможно, утром солнечный свет разгонит ее ночные страхи, но сейчас она лежала словно в оцепенении, боясь пошевелиться и наткнуться взглядом на горящие в темноте глаза неизвестного Нечто. Наконец, утомленная переживаниями и слегка успокоенная близостью и ровным дыханием своего друга, она заснула, провалившись в глубокий омут сна.

Как ни странно, этой ночью кошмары ее не мучили, и она первой проснулась рано утром, чувствуя себя отдохнувшей и в безопасности. Вчерашние страхи растаяли, не оставив и следа. Она с веселым смехом растолкала своего дрыхнувшего без задних ног любовника и побежала в ванную комнату. Все, с них хватит этих экскурсий! Впредь ничего, кроме моря, солнца и ночных развлечений в городе.

Утро выдалось чересчур душным, что предвещало большую жару днем. Летнее кафе, на площадке которого они заняли столик, примостилось на склоне горы неподалеку от поворота на памятную им горную дорогу. Терраса нависала почти над самым обрывом, а дорога упиралась прямиком в кафе, огибая его. У посетителей поначалу складывалось впечатление, что подъезжающие машины движутся прямо на них и, не сумев вовремя повернуть, вот-вот вкатятся на площадку. Большинству беспечных туристов это придавало дополнительную остроту ощущений.

Почти все столики вокруг них были заняты, а посетители все прибывали и прибывали. Они сидели напротив друг друга и со смехом болтали ни о чем. Виктор в открытую любовался своей подругой, подумав, что, наконец-то, встретил женщину своей мечты. Неожиданно его внимание привлек подъехавший к кафе автомобиль — неприметный «Опель» далеко не самой лучшей модели. По привычке полковник, разговаривая с Татьяной, продолжал незаметно наблюдать за вновь прибывшими.

Передняя дверца «Опеля» со стороны пассажира открылась, и взору Виктора предстал коренастый мужчина средних лет в светлых летних брюках и белой футболке. Этот человек был разведчиком-нелегалом, работающим в этой стране уже несколько лет и располагающим довольно устойчивой агентурной сетью. За время их пребывания на Кипре Муромов успел несколько раз войти с ним в контакт. Фамилия у него была смешная — Пупырышкин, а имя знатное — Борис. В их группе он считался одним из лучших и работал еще до прихода Муромова.

Майор Пупырышкин потоптался у края площадки и, даже не взглянув в сторону своего коллеги, уселся обратно в машину. Это был сигнал.

— Дорогая, пожалуй, нам пора, — обратился к своей спутнице Виктор.

— Уже?! — удивилась та. — Но ведь мы…

— Поговорим позже, хорошо? — мягким и в то же время не терпящим возражения тоном прервал он ее.

Девушка почувствовала, что произошло нечто непредвиденное и непонятное ей.

— Пойдем, — вздохнула она, подбирая со столика сумочку.

Когда вернулись в отель, Виктор, ничего не объясняя, попросил Таню остаться в номере и до его возвращения никуда не выходить.

— Что случилось? — с тревогой спросила она.

— Пока ничего, — он попытался успокоить ее, — я все выясню и скоро вернусь.

Выйдя из отеля, Муромов по каменной лестнице спустился вниз к пляжу, где маячила знакомая фигура резидента.

— Рад тебя видеть, Егорыч, — обратился он к другу, — только у меня такое чувство, что ты хочешь испортить нам весь оставшийся отпуск.

— Ты, как всегда проницателен, Витя, — усмехнулся тот, увлекая его за собой вдоль берега.

— Так что же за пожар такой, раз ты решился на незапланированную явку? Встреча с твоим агентом накануне прошла успешно.

— Да ведь это ты горишь Витя, только пока не замечаешь этого.

Он остановился, в упор посмотрев на соратника.

— Насколько все серьезно?

— Вот-вот доберутся до тебя. То ли кто-то из наших продал, то ли сами выследили — это сейчас выясняют. Кипр наводнен наемными убийцами, несколько уже появились в окрестностях Пафоса. Представлять их не нужно?

— Не нужно, — с серьезным видом кивнул Муромов.

— Ну, тогда расклад один — берешь ноги в руки и в срочном порядке исчезаешь отсюда вместе со своей приятельницей. Билеты на завтрашний утренний рейс для вас уже куплены.

— Все ясно, — коротко ответил Виктор.

— Мои ребята тебя пока подстрахуют. Вот, возьми мобильник, если что — сразу звони мне. Запомни номер… А это — на всякий случай, — он незаметным движением сунул ему в руки небольшой сверток.

Так же незаметно Муромов убрал его во внутренний карман прихваченного с собой пиджака. Вернувшись к себе, он запер дверь и, бросив Тане: «Я сейчас», зашел в туалет. Развернул упаковку, собрал из разрозненных частей пистолет «беретта», вставил полную обойму, приладил глушитель.

«На всякий случай», — пришли на память слова боевого товарища. Все-таки он «засветился», а ведь шеф его предупреждал. Теперь он получит от того нагоняй. Если конечно доберется до дома живым. «Должен добраться!» — решил про себя Муромов, ведь на этот раз под угрозой жизнь другого человека, любимой женщины. В то же мгновение он понял, насколько сейчас уязвим, вдвоем со своей подругой.

— Танюша — обратился он к ней, — завтра утром мы вылетаем домой. Извини, но так нужно.

Какое-то время она внимательно наблюдала за ним, затем кивнула:

— Я все понимаю. Ни о чем не беспокойся, мы успели отлично отдохнуть.

— Ты действительно так думаешь? — Виктор сел рядом с ней, нежно привлекая к себе.

— Конечно, — улыбнулась девушка, отвечая на его поцелуй.

Он слегка отстранился, глядя в ее глаза, и внезапно поразился возникшей у него мысли о том, насколько дорога стала ему эта женщина, и что без нее он уже не сможет жить, как раньше. Виктор боялся даже предположить, что с ней может что-то случиться, и он потеряет ее навсегда. От подобных мыслей ему сделалось дурно и уже в следующее мгновение, гоня их от себя прочь, он крепко обнял ее, шепча нежные слова любви.

Остаток дня и ночь прошли спокойно. Рано утром, еще только начало светать, Муромов был уже на ногах, быстро привел себя в порядок и принялся собирать вещи в дорогу. Вскоре к нему присоединилась Татьяна.

Неожиданно раздался настойчивый стук в дверь. Виктор, приложив к губам палец в знак молчания, вытащил припрятанный «ствол», напугав тем самым Таню, неслышно приблизился к двери, встав от нее сбоку, и негромко по-английски спросил, кто там. Ему ответили закодированной фразой и он, не убирая оружие, свободной рукой щелкнул замком, предложив войти.

Дверь открылась, на пороге показался взволнованный капитан Каданников из их группы.

— Сергей, — кивнул ему Виктор, — и ты здесь?

— Виктор, все слишком серьезно! Времени больше не осталось, слышишь? Наш план сорвался, нужно менять его на ходу. Тот храм, в котором вы побывали накануне, немедленно езжай туда. Там тебя встретят. Не теряй времени, ваша жизнь в опасности!

И, не попрощавшись, он выскочил из номера.

«Что за дерьмо?!» — удивился полковник. Мысль его лихорадочно заработала. Ерунда какая-то складывалась. На кой черт сдался этот храм, он никак не мог понять этого. Впрочем, в подобных случаях все решает скорость и беспрекословное подчинение приказам, а не попытки логически обосновать принятые решения.

Подхватив багаж, они поспешили к машине. Муромов на ходу огляделся — вокруг, как будто было все тихо. Вчерашний «Опель» — прикрытие майора Пупырышкина — нигде не наблюдался. Заведя двигатель, он вырулил со стоянки и уверенной рукой направил «Фольксваген» к автотрассе. На этот раз они поехали вдоль побережья по хорошей дороге.

Пока машина мчалась на предельно допустимой скорости, Муромов ломал голову над странным выбором места встречи. Может быть, их хотят спрятать на время в глубинке, а потом, когда страсти немного улягутся, по-тихому переправят с острова на материк и оттуда доставят в Москву? Других разумных объяснений он пока не находил.

Местность вокруг храма была столь же безлюдной, как и во время их ночного визита. Виктор достал пистолет, заткнув его за пояс стволом вниз — в таком положении легче всего выхватить оружие мгновенно. Посмотрел на побледневшую Татьяну и, немного поколебавшись, решил взять с собой, чтобы не оставлять одну в машине.

Виктор первым вошел в храм, окунаясь в прохладный полумрак огромного помещения, за ним — Татьяна. Они медленно, осторожно продвигались вперед, придерживаясь правой стороны и заглядывая в каждую из келий. Храм казался совершенно пустым.

«Внимательно смотри по сторонам», — шепнул ей Муромов, напряженный и собранный, похожий сейчас на настороженного и опасного хищника.

Они почти достигли противоположной стены, где был изображен так поразивший их лик Христа, когда Таня встревожено вскрикнула. В ту же секунду полковник развернулся и, выхватив из-за пояса пистолет, левой рукой повалил ее на пол — сейчас было не до церемоний — а сам отпрыгнул в сторону, снимая оружие с предохранителя. Он успел заметить два крадущихся силуэта, появившихся из келий напротив, и, не раздумывая ни мгновения, поняв, что это ловушка, открыл по ним огонь. Оба стрелка в свою очередь принялись палить по нему. Выстрелов практически не было слышно — лишь сухой треск да громкие щелчки — у обеих сторон оружие было с глушителем. Пули визжали вокруг него, одна ужалила в ногу, другая пробила левое плечо, но и он сумел положить обоих противников меткими выстрелами.

— Виктор! — в ужасе закричала распластавшаяся на полу Татьяна.

Услышав ее выкрик, он опрокинулся на спину, но не успел на какую-то долю секунды. Приглушенная автоматная очередь прошлась по нему, вспоров живую плоть. Упав навзничь, он затих, все еще сжимая готовое к бою оружие в вытянутой вдоль туловища руке.

Киллер, которого он проворонил, некоторое время выжидал, засев в укрытии на втором этаже, затем, решившись, принялся спускаться вниз. Виктор держался из последних сил, не позволяя черному мраку затопить сознание, увлечь за собой в пустоту небытия. И, когда враг приблизился на достаточное расстояние, полковник вскинул руку и из положения лежа выстрелил несколько раз, вышибив тому мозги. Затем повернулся на бок, пытаясь сфокусировать взгляд на окружающих предметах.

— Витя! — вскочив, Татьяна бросилась к нему. — Витенька, милый, что с тобой?! Ты ранен? О, Господи, ты же ранен! Ты весь в крови! Что делать, Витюша, подскажи, что мне делать?!

— Телефон… — прошептал он, — там, в машине… трубка мобильника… позвони…

Он продиктовал номер майора Пупырышкина.

— Хорошо, хорошо! — воскликнула, плача, она и кинулась к машине. Вскоре вернулась, прихватив с собой аптечку.

— Ты… позвонила?..

— Сейчас, — глотая слезы, промолвила девушка, — сейчас позвоню, только сначала перевяжу тебя.

— Нет, — он остановил ее слабой рукой, — звони.

— Хорошо.

Связавшись с майором, она скороговоркой сообщила о том, что здесь произошло и что ее другу срочно нужна помощь врачей. Тот, в отчаянии выругавшись, пообещал прибыть к ним так быстро, как только сможет.

Татьяна перевязала кровоточащие раны, обработав перекисью водорода — всего она насчитала пять пулевых отверстий. Взяв за руку, она принялась разговаривать с ним, ни на минуту не смолкая. Когда прибыл резидент с полицией и врачами, Виктор уже был без сознания. Его осторожно подняли и отнесли в карету «скорой помощи», где тут же сделали переливание крови.

— Восемьдесят-девяносто процентов, что пациент не дотянет до госпиталя, — мрачно заявил врач на чистом английском, — большая потеря крови, задеты органы брюшной полости.

— Везите, — распорядился Борис Пупырышкин, — все равно здесь он точно загнется, а так хоть шанс есть.

Он с вздохом посмотрел на отъезжающую машину «неотложки» и направился к полицейскому офицеру, пытающемуся успокоить бившуюся в истерике девушку.

Позже майор долго хлопотал, улаживая возникшие проблемы, благо один из руководящих чинов местной полиции являлся его агентом. Все списали на нападение вооруженных грабителей, никому не хотелось осложнений. Пупырышкин все же добился, чтобы у реанимационной палаты с больным дежурил охранник. Девушку он поселил в снятом им номере отеля. Та категорически не соглашалась улететь домой без Виктора.

«Ну и вляпался же я! — досадливо морщился разведчик. — Полное дерьмо».

Троих его парней с пулевыми отверстиями в черепах нашли в обгорелом «Опеле» на дне ущелья. Полиция решила, что это — разборки русской «братвы». Для их группы же это был полный провал.

«И все этот сука, Каданников! — с ненавистью думал майор. — Продажная тварь, ублюдок, попадешься еще, не долго тебе по земле топать!»

Первым делом он занялся поиском ускользнувшего предателя, используя для этого все свои связи и возможности. Одного из агентов попросил глаз не спускать с лежащего в больнице и находящегося пока в коме Муромова.

Капитан Каданников вскоре нашелся, точнее его обезображенный труп — киллеры знали свое дело, обрубив все ниточки, которые могли бы привести к ним.

Майор собирался передать зашифрованное сообщение в Центр, когда запиликал сотовый.

— Он пришел в сознание, — сообщил его агент из больницы.

Прошло несколько месяцев. В Москве выпал первый снег, который тут же благополучно растаял. Из-за полученных ранений Муромов был признан непригодным к дальнейшей оперативной работе. Шеф-генерал выбил для него место преподавателя в разведшколе, строго наказав, не унывать. Он и не унывал, благодарил провидение, что вообще остался жив, выкарабкавшись с того света.

Татьяна не бросила его, да и зачем — ведь, несмотря на удаленную почку, и несколько свежих шрамов, как мужчина он оставался на высоте. В скором времени они собирались пожениться.

Так что к положению своему Виктор отнесся философски, заявив как-то навестившему его, вернувшемуся, наконец, на Родину теперь уже подполковнику Пупырышкину: «Знаешь, Борис, я как в той библейской притче — всю свою жизнь разбрасывал камни. Вот теперь настало время их собирать. Но и это тоже жизнь, и нужно принимать ее такой, какая она есть. Все под Богом ходим».