Фантастика 2025-44

Глава 1

— Вот это ни фига себе!

— Нет, ты слышал⁈

— Ага! Представляешь, мы все! На самолете!

Такого возбужденного гомона в динамовских коридорах я не слышал уже давно, а в этой жизни — пожалуй, что и никогда. Хотя, казалось бы, ничего такого уж неожиданного и не произошло. Мы давно уже вернулись из Свердловска, уже прошли положенные дни отдыха, во время которых мы восстанавливались как могли, и многие уже успели даже соскучиться по тренировкам… И все мы прекрасно знали, что следующий этап — это чемпионат Европы. Правда, было понятно, что туда отправятся не все, и это понимание немного отравляло предвкушение события. Но меня это как раз не касалось: я-то ведь знал, что поеду.

И вот, наконец, Григорий Семенович собрал нас в зале для тренировок. Вроде бы обычное дело — сколько таких сборов у нас прошло хотя бы за последние полгода? Но в этот раз с самых первых минут нас не покидало ощущение, что тренер приготовил нам какой-то сюрприз. А его хитро улыбающееся лицо только подогревало интригу. Я отнес это на счет его особенного волнения, все-таки чемпионат Европы случается не каждый день, особенно после того, как твои воспитанники прекрасно показались на чемпионате Союза. Однако чуть позже оказалось, что сюрприз действительно был.

— Слушай, Мих, — ткнул меня в бок Сеня. — Что-то наш Семеныч сегодня какой-то странный.

— Чего в нем странного-то? — не понял я. — Третья рука вроде не выросла.

— Да нет, я не об этом, — отмахнулся Сеня. — Ну ты посмотри — он как-то улыбается, все как будто что-то скрывает…

— Сень, ты сегодня не выспался, что ли? — рассмеялся я. — Или наоборот — продрых вдвое больше, чем надо? Ну улыбается человек, рад нас всех видеть, и что?

— Ой, не знаю, ой, не знаю… — задергался Сеня. — Что-то все-таки с ним не так, как обычно…

— Ну ладно, — примирительно сказал я, — чего попусту гадать-то? В конце концов, сейчас все соберутся, и он нам все расскажет.

И Григорий Семенович действительно рассказал.

— Ну что, орлы, — привычно начал он, расхаживая взад и вперед с заложенными за спину руками. — Надеюсь, что ваше восстановление прошло самым прекрасным образом, и вы снова готовы к дальнейшему труду и обороне. Готовы?

— Готовы, — нерешительно отозвался Шпала.

— Всегда готовы! — бодро гаркнул Лева.

— Ну вот и славно, — довольно улыбнулся Григорий Семенович. — У меня для вас есть такая новость, в которую, наверное, кому-то будет даже сложно поверить, но вы уж постарайтесь.

— Я же тебе говорил, — Сеня снова ткнул меня локтем в бок. — Семеныч что-то задумал!

— Да тише ты, — цыкнул я на него.— Давай не будем комментировать, как трансляцию футбола, а то прослушаем, что он нам сказать хочет.

— Значит, на днях, пока вы отдыхали и приходили в себя, я провел совещание с руководством «Динамо» насчет европейского чемпионата.

— Договорились, что «Динамо» там всех победит? — выдал Колян.

— Ну почему же сразу все «Динамо»? Только ты один, причем во всех весовых и возрастных категориях! — парировал Григорий Семенович, и стены зала наполнились общим хохотом. Тренер подождал, пока он утихнет, и продолжил: — Если бы такие вопросы у нас решались кулуарно, то мы и в Свердловске бы… кгхм… выступили по-другому… Ну так вот! Я договорился с руководством, что мы с вами совместим приятное с полезным. И в Германии, где будет проходить чемпионат Европы, состоятся также и тренировочные сборы для всех Динамовцев!

Григорий Семенович замолчал и торжествующе поглядел на нас. Видимо, ожидая бурной реакции. Но, к его удивлению, ответом ему было растерянное молчание, которое, на самом деле, объяснялось проще некуда. Фраза вроде «А съездим-ка мы с тобой в Германию» для советского подростка звучала примерно как шифровка с другой планеты. Хотя в контакт с инопланетянами, наверное, тогдашние ребята поверили бы куда быстрее…

— Объясняю, — не выдержал Григорий Семенович, поняв, что к таким новостям его подопечные оказались не готовы. — Я убедил их, что мы должны оставаться единым коллективом. Ну не дело это, когда одни выступают и ездят, а другие пыхтят все в том же зале без всякой конкретной цели! Я, знаете ли, все-таки выступаю за то, чтобы мы были сплоченной командой, которая переживает все события сообща. Поэтому мы поедем в ГДР все вместе!

— Да ладно? — вырвалось у Сени, и он тут же осекся: — Ой. Извините… Я хотел сказать — правда?

— Правда, правда, — усмехнулся Григорий Семенович. — Думаю, что вам будет полезно посмотреть, как работают ваши сверстники из других стран, понаблюдать другие школы боя, поучиться чему-то, что-то перенять… Да и тренировки наверняка там будут проходить как-то… — тренер пошевелил пальцами в воздухе, подбирая подходящее слово, — вдохновеннее, что ли?

— А это сколько же нам туда ехать-то? — раздался зычный голос Коляна. — Германия — это ведь далеко. Небось все себе отлежим, пока туда доберемся! Потом разминаться придется месяц!

— Ну, не так уж и долго, — Григорий Семенович улыбнулся еще шире, — особенно если учесть, что руководство организовало нам не переезд, а перелет.

— Как перелет? — переспросил Лёва.

— Ну так, — развел руками Григорий Семёнович. — Полетим мы туда. На самолёте. Потому что поездом действительно слишком долго и муторно, Колян прав — ещё отлежите себе все, забудете, как руками работать.

Вот тут-то и начался этот неуправляемый гвалт, который сотряс наш тренировочный зал не хуже фанатских воплей при победе их кумира. Восторженные выкрики, хлопанья друг друга по плечам — со стороны можно было подумать, что наша команда одержала победу на международном соревновании. Еще до конца не веря в происходящее, динамовцы тут же принялись бешено фантазировать на тему предстоящей поездки.

— А интересно, мы Ростов увидим, когда лететь будем? — возбужденно вопил Сеня, никогда в жизни не летавший на самолетах. — А я дом свой смогу сверху разглядеть?

— Облака ты сможешь разглядеть, — насмешливо отвечал ему Лева, — и то — это максимум.

— Хм. А как же… — задумался о чем-то Сеня, но мысль в его голове тут же сменилась другой: — Так это значит что: мы вот прямо здесь сядем, а выгрузимся уже в ГДР?

— Ну да, а потом наоборот, — захохотал Колян. — Слышь, Левчик, надо нам места поближе ко входу попросить!

— Это еще зачем? — переспросил Лева.

— Ну как зачем? — продолжал веселиться Колян. — Там эта, как ее… ну, короче, комната, откуда стюардессы выходят! Там знаешь какие девки стюардессами работают — умереть не встать!

— А-а, это да, — плотоядно заулыбался Лева. — Надо будет провентилировать этот вопрос!

Такая буря эмоций была легко объяснима. В отличие от меня, который за прошлую жизнь и наездился, и налетался столько, что мог бы поспорить разве что с профессиональными путешественниками, почти все юные динамовцы видели самолеты только в кино и на картинках. А уж тем более если речь шла о поездке за границу, куда большинству советских людей не выпадал шанс попасть ни разу за всю свою жизнь. Даже у солидных взрослых людей, сделавших карьеру в своей профессии и вообще всячески состоявшихся в жизни, представления о заграничных странах зачастую не выходили дальше газетных статей и изредка демонстрировавшихся по телевизору роликов иностранных певцов. А тут — простые подростки всем кагалом едут на несколько дней, да не куда-нибудь, а в ГДР!

Конечно, за последнее время это был уже не первый повод для радости. Буквально на днях мы праздновали «выпуск» Дениса Бабушкина из нашей возрастной группы. Честно говоря, многие (да и я в том числе) опасались, что по такому исключительному случаю Денис даст слабину и снова нарушит режим. Но нет: никаких «запрещенных» напитков на празднике не было, за чем зорко следили тренеры. Да и сам Денис, казалось, не допускал никаких поползновений в эту сторону. Хотя как раз у него-то праздник был двойным: помимо перехода в другую возрастную категорию, ему все-таки удалось поступить в институт физкультуры и спорта по протекции Григория Семеновича. Его высокопоставленные недоброжелатели то ли оказались не такими расторопными, то ли попросту решили махнуть на него рукой и не заниматься этой мелочной возней, но Бабушкин с успехом избежал перевода в другое общество. Таким образом, он, хотя и переходил в другую категорию, но оставался с нами.

— Так что, товарищи, обещаю и впредь гордо нести динамовской знамя на… эээ… в общем, на разных рингах! — торжественно закончил свой рассказ Бабушкин.

— Это правильно, — одобрил Колян. — А то что это за история была бы — сегодня от одного общества выступать, завтра от другого…

— Ну уж нет, — засмеялся Бабушкин. — Я теперь динамовскую форму на другую точно ни за что не променяю!

«Да, знали бы вы, ребята, как легко в будущем спортсмены будут переходить из одного клуба в другой», — с улыбкой подумал я, наблюдая за этой дискуссией. «Да ещё и торговаться будут с пеной у рта, кто больше заплатит».

— Так теперь и мы за «Динамо» спокойны, — полушутливо провозгласил Шпала. — Мы же теперь все чемпионаты будем брать, как бы кто ни выступал!

На радостях мы оторвались так, что стены нашего общежития надолго запомнят этот праздник. Я еще раз получил подтверждение того, что когда радость настоящая, то праздничное настроение вполне может создаться и без алкоголя и прочих стимуляторов. Ради такого случая нам разрешили не обращать внимания на распорядок дня, и мы полночи шутили, пели песни, играли в различные игры и попросту гонялись по коридорам общаги, как школьники. Словом, праздник удался!

Но, не в обиду Бабушкину будет сказано, его повод все-таки не шел ни в какое сравнение с полетом за границу. К такому небывалому событию все начали готовиться сразу же, как только вернулись в номера после собрания в зале, хотя до самой поездки оставалось еще несколько дней. То и дело где-нибудь вспыхивали споры, что нужно брать с собой, куда мы там отправимся, подружимся ли мы со сверстниками-немцами и можно ли будет нам привезти что-нибудь с собой на память. Леву с Коленом, как обычно, интересовал в основном аспект знакомств.

— Слушай, Колян, — мечтательно спрашивал Лёва. — А вот ты встречался когда-нибудь с немкой?

— Не-а, — честно признавался Колян, хотя мог бы, в принципе, и сблефовать — все равно проверить такие рассказы было невозможно. — Но надеюсь, что мы это в скором времени наверстаем! Интересно, какие они?

— Ну не знаю, — пожимал плечами Лева, — но наверняка какие-нибудь другие. Не такие, как наши.

За такими разговорами у этих двух единомышленников проходило едва ли не все свободное время. Я же старался не позволять себе подобных вольных мыслей. Девчонки — это, конечно, хорошо, но, во-первых, у нас, похоже, начали развиваться отношения с Яной, и искать приключений на стороне было бы нечестным по отношению к ней — да, честно говоря, мне этого и не хотелось. А во-вторых, я стремился сконцентрировать все свои мысли на главной задаче — успешно выступить на чемпионате Европы. А для этого необходимо было не распыляться, а направить все свои усилия в одно русло.

И вот, наконец, настал тот долгожданный день, когда мы со своими нехитрыми пожитками загрузились в автобус, который отвез нас в аэропорт. Возбуждение пацанов нарастало с каждой минутой. Наивный Сеня вообще искренне полагал, что аэропорт — это примерно то же самое, что и железнодорожный вокзал, только к перрону не подъезжают поезда, а подлетают самолеты. Что-то вроде вагончика канатной дороги или кабинки колеса обозрения, только чуть побольше.

— А интересно, мы там одни в самолете будем или другие пассажиры тоже полетят? — фонтанировал он вопросами без умолку. — И вообще, когда самолет будет к нам садиться, как бы так встать, чтобы он крылом нас не задел, и в то же время чтобы успеть в первых рядах в него забежать?

— Не думаю, что ради нас специальный отдельный самолет запустят, — с трудом сдерживая смех, отвечал ему я. — А до самолета, кстати говоря, нам еще ехать придется. Так что никого никаким крылом не заденет.

— Это в каком смысле ехать? — уставился на меня Сеня. — Так мы сейчас и едем в аэропорт, разве нет?

— Так это в аэропорт, — объяснил я. — А там еще нужно будет ехать от здания самого аэропорта до самолета.

— В смысле? — Сенины глаза ещё сильнее округлились от удивления. — А зачем так? Что, нельзя самолет ко входу подогнать, что ли?

— «Подогнать», — фыркнув, передразнил его Шпала, услышавший наш разговор. — Это тебе такси, что ли? Или грузовик на приемке товара?

— Это для того, Сень, — терпеливо объяснил я, — чтобы как раз никого и ничего крылом и не задело. Самолет огромный, вообще-то, ему даже чтобы просто развернуться, знаешь сколько пространства надо?

Но все мои объяснения не шли ни в какое сравнение с впечатлениями от увиденного пацанами воочию после того, как нас с вещами выгрузили из автобуса.

— О, а это чего, все аэропорт, что ли? — воскликнул Колян, увидев громадное здание. Конечно, по сравнению с международными хабами двадцать первого века все выглядело довольно-таки скромно. Но для человека, который ни разу в жизни не летал, это, конечно, все равно было колоссальное зрелище.

— А как это… а куда нам идти? — растерянно спросил Лева, озираясь по сторонам. — Тут везде одно и то же, и там самолетов столько… как понять, который из них наш-то?

— Так, орлы, а ну-ка не разбредаемся здесь! — прикрикнул Григорий Семенович. — Значит, так! Все следуем строго за мной, понятно? Никаких «погулять» и «посмотреть»! Сами видите, территория огромная, я вас по всему аэропорту искать не собираюсь!

Неизменные таксисты на «Волгах» с усмешкой смотрели на толпу пацанов, с раскрытыми от изумления ртами озиравшихся вокруг, пока проходили вслед за своим тренером в здание аэропорта.

— Вот это да! — проговорил Колян, оглядывая зал ожидания. — Да тут попробуй не потеряйся! Да еще столько народу кругом. Пока разберешься, куда тебе идти — самолет уже без тебя улетит!

— Поэтому я и говорю — от меня ни на шаг, — напомнил Григорий Семенович. — Не хватало нам еще здесь заблудиться!

«Да, конечно, по уровню комфорта с будущим не сравнить», — размышлял я, изучая каменные лестницы, по которым в обе стороны шли люди и волочили за собой тяжеленные чемоданы. «Но зато народу пока еще поменьше, чем в нулевых и десятых. Мест свободных много, отдохнуть можно спокойно. Хотя здесь люди наверняка считают это толчеёй».

Григорий Семенович напряженно вслушивался в объявления, которые то и дело раздавались откуда-то сверху. Пацаны сначала тоже пытались разобрать, что говорит диспетчер, но вскоре бросили эту затею: чтобы расшифровать это монотонное бубнение, нужен был хотя бы минимальный опыт.

— Да, — Лёва вальяжно развалился на сиденье, насколько это позволяла сделать деревянная конструкция. — А вот представляете, пацаны, станем мы знаменитыми боксерами, так ведь будем в аэропортах бывать чаще, чем в метро!

— Ага, и вот так же валиться, как ты сейчас, только от усталости, — подколол его я.

— Ну, наверное… — задумался Лёва. — Только это же все равно интереснее, чем дома штаны просиживать.

— А ты куда хотел бы слетать? — спросил Шпала.

— Я? Да не знаю, я же ведь ещё почти нигде и не был, — признался Лёва. — Так что везде хорошо.

— А я бы вот на море слетал, — уставился вдаль Шпала. — Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья, как говорится!

— Друзья-то друзья, — скептически заметил Лёва, — да только сколько ты того моря увидишь-то за тренировками да выступлениями. Разве что когда только приехал и когда уезжать будешь.

— Ну… — задумчиво произнес Шпала, — значит, надо как-то так загадывать, чтобы был выходной. А то что это за поездки такие!

— Так, все, закончили все разговоры, пошли за мной! — скомандовал Григорий Семенович, и мы, подхватив чемоданы, отправились на посадку.

Я продолжал наблюдать за Сеней. Его искреннее изумление вызывало буквально все: и то, что подъехавший ко входу автобус был точь-в-точь таким, как и рейсовые автобусы в городе, и то, что нас везли по огромному асфальтовому полю, и то, что проход в сам самолет оказался настолько узкий, что пройти в салон можно было только по одному.

— Какие кресла интересные! — не мог сдержать он восторга. Впрочем, не только он — особенный интерес пацанов вызвала конструкция ремней безопасности. По салону раздавалось постоянное щёлканье, похожее на стрекот кузнечиков — это юные боксеры беспрерывно пристегивали и отстегивали ремни, не в силах оторваться от этого увлекательнейшее процесса. Остальные пассажиры, улыбаясь, наблюдали за этим — видимо, вспоминая, как сами впервые в жизни оказались в самолёте.

А уж когда начался полет, то не только Сеня, но и другие динамовцы не могли сдержать эмоций.

— Ууууоооййй! — воскликнул Лева, когда наш самолет оторвался от земли. — Это что такое? Я чуть на пол не упал!

— А для этого и говорят, чтобы пристегивали ремни, — напомнил я ему.

— Я понял! — восторженно отозвался Сеня. — Это мы полетели, да? А почему мы сначала ехали?

Я снова принялся объяснять ему принцип взлета воздушного судна. За такими познавательными разговорами мы и провели большую часть полета. Хотя большинство из нас успели и вздремнуть — что, честно говоря, было совсем не лишним, учитывая и количество зашкаливающих эмоций, и пусть небольшую, но все-таки разницу во времени, и предстоящую серьезную работу.

— Шё-не… Чего там написано, не пойму? — Сеня по обыкновению пихнул меня в бок, пытаясь разглядеть в иллюминатор надпись на крыше немецкого аэропорта. — Мих, ты немецкий знаешь?

— Шёнефельд, — опередил меня Григорий Семенович, сидевший впереди нас. — Это аэропорт так называется. Вещи не забывайте, а то все обратно в Советский Союз улетит и на этот раз без вас!

Своих вещей мы не упустили, и уже через несколько минут очутились в комфортабельном немецком автобусе. Для наших пацанов это был ещё один шок: хотя ГДР и была, по сути, таким же социалистическим государством, как Советский союз, но всё-таки многие бытовые условия отличались, прямо скажем, разительно.

— Слушайте, пацаны, да здесь же жить прямо можно! — с восторгом выдал Колян, устраиваясь поудобнее в кресле. — А можно, нас здесь поселят?

— Ага, и выступать прямо здесь будем, — азартно подхватил Лева. — Причем желательно не поднимаясь с кресел!

Снова задремав в уютных автобусных креслах, мы и сами не заметили, как через час с небольшим оказались на базе, где нам и предстояло провести пару ближайших недель. И если из окна автобуса пацаны ещё вовсю глазели на незнакомые им до этого улицы и здания, то теперь глазеть по сторонам было уже некогда. Расписание на новом месте обещало быть ещё более напряжённым, чем обычно перед соревнованиями.

В принципе, обстановка напоминала наши привычные сборы, с той только разницей, что на этот раз вокруг постоянно звучала незнакомая речь на немецком и других европейских языках. Григорий Семёнович, обладая кое-какими познаниями в немецком, получил ключи от наших комнат и выяснил, как нам до них добраться.

— Значит, так! — перед тем, как заселяться по номерам, Григорий Семёнович снова собрал нас для инструктажа. — Чемпионат Европы открывается через неделю. Так что у нас впереди есть несколько свободных дней. Но сразу предупреждаю — это время вам даётся не для того, чтобы шалберничать и глазеть по сторонам. Такой промежуток был специально предусмотрен для того, чтобы вы освоились и акклиматизировались в новой для себя обстановке. Это условие для всех гостей из Советского союза — мы должны оперативно сориентироваться на месте и выработать для себя приемлемый распорядок дня.

— Акк… клёма… что? — недоуменно спросил Сеня.

— Климат здесь немного другой, чем в Москве, — охотно пояснил Григорий Семёнович. — А ещё — другой часовой пояс, другая кухня, ну и вообще другое почти все. Так что сейчас главная ваша задача — вести себя аккуратно, прислушиваться к своему организму, если вдруг что-то пойдет не так — сразу сообщайте мне. К началу чемпионата вы должны быть в такой же блестящей форме, как и в Свердловске.

— Ха! А мы-то чего? — по привычке не мог не встрять Колян. — Выступает-то от «Динамо» здесь все равно один Миха!

— Во-первых, — строго сверкнул на него глазами Григорий Семёнович, — считайте, что каждый из вас находится здесь в качестве запасного бойца. И должен быть готов в любой момент выйти на ринг, в случае чего. А во-вторых, не забывайте, что в следующий раз на выступление на чемпионате могут отобрать кого-то из вас. Так что воспринимайте это как репетицию. Или, лучше сказать, тренажёр. Сейчас у вас есть прекрасная возможность не только посмотреть, но и во многом испытать на себе, как проходят такие соревнования. Поэтому можете считать, что вы находитесь даже в привилегированном положении по сравнению с остальными. Ни у кого больше такой возможности нет и вряд ли она появится. Я имею в виду наших зарубежных коллег, разумеется.

Само заселение на базу прошло весело. Я, по традиции, заселился в одну комнату с Сеней и Левой. Однако на этот раз в жилом корпусе находились не только динамовцы, но и боксеры из других советских сообществ. Я уже предвкушал знакомство с коллегами, среди которых наверняка были и будущие звёзды советского, а то и мирового спорта. Впрочем, выяснилось, что кое с кем я уже был знаком. В числе наших соседей по корпусу оказались наши недавние соперники, с которыми мы сражались на чемпионате в Свердловске. А прямо в соседней комнате поселился казах Тамерлан, с которым мы встретились на ринге в финале и в пользу которого этот финал в результате и отошёл. Когда я протянул ему руку, чтобы поздороваться, он даже немного отпрянул от неожиданности.

— Э… привет, а что ты тут делаешь, — задал он самый дурацкий вопрос из всех возможных.

— Видимо, то же самое, что и ты, — иронично усмехнулся я. — Вот решил на чемпионате выступить.

— А, ну это… удачи! — растерянно произнес Тамерлан и поспешно скрылся в своей комнате.

Судя по всему, ему было неловко за случившееся в Свердловске, и он явно никак не ожидал столкнуться со мной ещё и в ГДР. Ну что же, посмотрим, как все обернется на этот раз. Кто знает, может, ещё и пересечёмся с ним на ринге.

Глава 2

Ждать новой встречи с бывшим соперником пришлось недолго. На следующий день уже была назначена первая объединенная тренировка советских боксеров из разных спортивных обществ. Привычная полудомашняя атмосфера окончательно сменилась на строго- рабочую, и вместо Григория Семёновича с нами занимался уже другой тренер, специально поставленный для подготовки ребят из Советского союза.

— Ну что, пацаны, давайте знакомиться! — бодро произнес высокий белобрысый парень. — Я — Славик Калганов, Белорусская ССР, брал первенство республики, а также первое место на чемпионате СССР!

Мы пожали друг другу руки. Остальные ребята также начали представляться по очереди. Слушая их, я заметил про себя, что команда здесь подобралась очень сильная. Все участники были опытными спортсменами, на их счету уже было множество успешных боёв, и можно смело сказать, что боксерский ринг был для каждого из них родным домом.

— Ну а ты? — спросили меня пацаны, когда пришла моя очередь представляться.

— Я Миша, — уверенно произнес я, — второе место чемпионата СССР, кандидат в мастера спорта.

— Понятно, — громко хихикнул уже представлявшийся Тамерлан. — Я думал, это случайно у тебя вышло, а ты, оказывается, везде и всегда — второе место и вечный кандидат. Короче, пацаны, это случайный пассажир! Я хрен знает, как он сюда попал — может, пропихнул кто, но когда мы стояли на ринге, его вообще дисквалифицировали. Кстати, я — Тамерлан Ахметов, первое место того самого чемпионата.

Пацаны тоже захихикали и с уважением посмотрели на Тамерлана. А вот я смотрел на эту наглую физиономию по-другому. Ещё вчера эта морда изображала смущение, а сегодня, стало быть, освоилась и осмелела. Н-да, не зря говорят, что различные подлецы и негодяи стремятся первыми обвинить других в том, что совершили сами! Вот выложить бы сейчас при всех, как меня дисквалифицировали и как он «победил»!

Однако «выложить» я ничего не успел. В зал, где мы знакомились в ожидании тренировки, вошел наш общий тренер и построил всех для знакомства.

— Ну что, мужики, поздравляю, — с улыбкой начал он. — Вам выпала, без шуток говорю, большая честь представлять наш Советский союз на международных соревнованиях. На нас будет смотреть весь мир, и наша задача — показать, что советская школа бокса — лучшая во всем мире! Ну а пока что мы должны продемонстрировать, что наша школа — лучшая в Европе.

— Обязательно покажем, — выступил вперед белорус Калганов. — Чего там эти европейские против нас? Да мы их на первой же минуте всех разорвем!

— А вот это ты зря, — отметил тренер. — Соперники у вас будут очень крепкие — на то это и международный чемпионат. Боевой дух — это, конечно, просто замечательно, но все-таки стоит оценивать ситуацию объективно.

— Ну у них, наверное, там как-то по-другому все, — высказал предположение один из боксеров. — Советская школа бокса — лучшая школа в мире!

— Так и есть. Но что по-другому? — иронично переспросил тренер. — Боксируют ногами, а не руками?

— Ну не совсем, — смутился вопрошающий. — Но какая-нибудь там манера, не знаю… они же учились как-то по-своему…

— Все мы учились по-своему, — отрезал тренер. — Короче! Давайте-ка меньше пустых разговоров, а больше дела. У нас с вами есть несколько дней на акклиматизацию, привыкание к бытовым условиям и настройку на рабочий ритм.

— Так мы вроде бы из него и не выпадали, — раздался чей-то нерешительный возглас. — И так все время в тренировках да сборах.

— Верно, — согласился тренер, — но прошу все-таки учесть, что заграничная поездка — это особенный случай, и уже от самого этого факта организм может начать немного сбоить. Плюс волнение. А если еще учесть, что для многих из вас эта поездка стала первой в жизни — то и вовсе нужно отнестись к себе и своему состоянию как можно внимательнее. Чтобы к началу чемпионата все чувствовали себя во всех смыслах как дома!

— Но не забывали при этом, что в гостях, — хихикнул все тот же голос.

— Да, и вот этот веселенький настрой, который я вижу у некоторых, — тренер строго посмотрел на автора реплики, — нужно исключить. Повторяю: я прошу всех отнестись к своей задаче максимально ответственно. Помните, что основную подготовку вы уже прошли, отбор тоже, и на чемпионате Европы вы выступите в любом случае. Поэтому! Друг другу все помогаем, палки в колеса не вставляем, делить вам между собой уже нечего, конкурировать тоже не за что. Всем все понятно?

Боксеры согласно закивали головами.

— Ну а чтобы нам с вами получше друг с другом познакомиться и подружиться, — тренер сделал многозначительную паузу, точь-в-точь как Григорий Семенович, — предлагаю разделиться на две команды и сыграть сегодня в футбол!

— Это в качестве тренировки, что ли? — хмыкнул белорус.

— Это в качестве разминки, — парировал тренер. — Командная работа сближает, позволяет лучше друг друга узнать, а главное — настраивает на рабочий лад. Только нам нужно выбрать для каждой команды капитана. Ну а затем каждый капитан наберет себе команду. Играть будем прямо здесь, в зале — можете представлять, что это громадное футбольное поле.

— А чего там выбирать-то? — пожал плечами казах. — Ясно же, что нужно ставить капитаном сильнейшего!

— Сильнейшего физически? — иронично переспросил тренер. — Футбол — это не силовой спорт, на минуточку, здесь другие требования и критерии. Кроме того, игра у нас будет не соревновательная, а дружеская. Так что без грубой игры, если у кого увижу такие попытки — выгоню зашей.

Боксеры загудели, вспоминая свои отношения с футболом. Выяснилось, что кто-то играл в эту игру в детстве во дворе, кто-то вообще относительно недавно разрывался между боксом и футболом, а кто-то был к нему совсем равнодушен и имел только поверхностное представление.

Мне идея тренера понравилась. Как по мне, сочетание разных видов спорта позволяет более гармонично развивать свое тело и навыки. И если уж говорить о боксе, то на ринге такой спортсмен будет чувствовать себя более уверенно и владеть более широким спектром приемов и возможностей, чем тот, который, кроме бокса, ничем никогда не занимался. Ну и прежде всего, задача такой игры — сплотить коллектив.

Боксеры выжидательно переглянулись.

— Так, кто пойдет ко мне в команду? — выкрикнул Тамерлан.

— А кто тебя назначил капитаном? — удивился тренер.

— А что, разве кто-нибудь против? — ухмыльнулся казах.

— Против или не против, а мы будем тянуть жребий, — пояснил тренер, вынося из кабинета пустую сумку и аккуратно нарезанные бумажки. — Чтобы никому не было обидно и все было по справедливости. Смотрите: здесь все бумажки пустые, за исключением двух, на которых нарисованы галочки. Каждый по очереди вытаскивает по одной бумажке. Те два счастливчика, которые вытянут бумажки с галочками, и становятся капитанами команд. Вперед!

Боксеры выстроились в очередь к заветной сумке, в которой тренер уже перемешал бумажки между собой. Со стороны создавалось впечатление какого-то конвейера: пацаны подходили к этой сумке по одному, засовывали руку, с важным видом перемешивали бумажки, доставали одну наугад, разворачивали — и разочарованно отходили в сторону.

— Так, если я не стану капитаном команды — значит, выиграю чемпионат! — громогласно провозгласил Славик Калганов, запуская руку в сумку с бумажками.

— Да вытаскивай ты уже свою бумажку, настаиваешь ты ее там, что ли? — крикнули ему боксеры. — Другим тоже надо жребий тянуть!

Калганов вытащил руку из сумки и торжественно продемонстрировал всем пустую бумажку.

— Ясно? — торжествующе воскликнул он. — Я буду чемпионом Европы!

— Ну, если бы эти вопросы решались именно так, я был бы уже десятикратным чемпионом мира, — улыбнулся тренер. — Так что постарайся все-таки в своих боях рассчитывать не на пустые бумажки.

Все сдержанно засмеялись. Однако смех смехом, а удачу испытали уже чуть ли не половина пацанов, только вот ни одного капитана пока что так и не выявилось. Напряжение и азарт росли с каждой минутой — в таких случаях говорят, что воздух как будто наэлектризован. Дождавшись своей очереди, подошел к тренеру и Тамерлан. С самодовольной ухмылкой он засунул руку в сумку, вытащил оттуда бумажку и… продемонстрировал всем нарисованную на ней галочку!

— Ну? Какие еще вопросы? — осведомился он у остальных боксеров.

Вопросов не было никаких, только кто-то тихонько заметил: «Наглость — второе счастье».

Почти что следом за Тамерланом настала моя очередь тянуть жребий.

— Давай, второе место, — подначивал меня Тамерлан, — может, хотя бы здесь тебе повезет. А то, понимаю, обидно все время в догоняющих-то!

— Кажется, я сказал помогать друг другу, а не гадости говорить, — раздался спокойный голос тренера. — Давайте-ка без лишних эмоций.

Я до пары до времени на выпады не реагировал, чтобы ни себя, ни пацанов ни подставлять — драка сейчас точно никому не нужна, но наматывал все на ус. Позволять этому товарищу общаться с собой в такой форме я не позволю.

Когда моя рука очутилась внутри сумки, там оставалось не так уж много бумажек. Таким образом, мои шансы на победу заведомо увеличились, и, в общем-то, не было ничего удивительного в том, что именно мне и довелось вытащить вторую бумажку с галочкой.

— Мда, — ехидно проговорил Тамерлан и добавил, подчеркивая последнее слово: — Ну поздравляю, коллега.

В принципе, действительно была какая-то ирония в том, что мы с ним снова становимся конкурентами — пусть и не на ринге, но все равно в спорте. И когда начали формироваться команды, то основная часть пацанов рванули к Тамерлану. Этот предприимчивый казах сумел, выражаясь языком будущего, провести эффективную пиар-компанию, и теперь все, кто до этого не был со мной знаком, был убежден, что я попал на чемпионат случайно. Ну да ничего, мы еще посмотрим, кто здесь случайный!

И вот началась игра. Да, давненько мне не доводилось гонять мяч! Хотя футбол я любил всегда, все же бокс для меня был на первом месте, и на остальные виды спорта зачастую просто не оставалось времени. Однако я быстро вспомнил все ощущения игрока и включился в борьбу. Как и любую командную игру, я воспринимал футбол как своего рода философию, в которой каждый игрок проявляет свое отношение к жизни и окружающим. По тому, как играет тот или иной футболист, иногда можно узнать о нем гораздо больше, чем из личного общения. Поэтому я с азартом выбежал на поле и начал активно действовать — мне хотелось за время этого импровизированного матча как можно лучше познакомиться со всеми остальными боксерами.

А вот члены моей команды следовать моему примеру не спешили. Поскольку отношение ко мне было ещё, мягко говоря, скептическим («спасибо» Тамерлану), то в мою команду попали те ребята, которые не сумели оказаться в команде моего конкурента. Это вызывало у них жуткую досаду и обиду на меня, как на виновника такого несправедливого положения вещей. А такое отношение, в свою очередь, отчетливо сказывалось и на их игре.

В принципе, мне было бы наплевать на их отношение — пусть думают, что хотят, их дело — но беда была в том, что моих капитанских указаний никто не слушал! По сути, у нас получилась не команда, а случайное собрание людей, которые действовали кто во что горазд. В результате мы пропускали один гол за другим, и вот уже счёт оказался 3:0 в пользу наших конкурентов! Но отношения я собрался исправить не словом, а делом.

— Елки-палки, ну что же ты делаешь-то! — не выдержав, рыкнул я на вратаря, который почему-то ожидал мяч совсем не в той стороне, откуда он летел, и вообще имел вид настолько ленивый, будто он не стоял на футбольных воротах, а расслаблялся где-нибудь на пляже.

— Да ладно, ты-то сам, можно подумать, великий футболист, — нехотя отозвался он и вновь принял свою расслабленно-пляжную позу. Ей-богу, ему не хватало только трубочки с коктейлем во рту и лежака Да, с таким вратарем было бы удивительно не пропустить гол. Причем было заметно, что причина его промахов — не отсутствие навыков или реакции, а именно что нежелание быть чуть поактивнее.

Я пробовал призвать к порядку остальных членов команды, но всё было тщетно. Никто особенно не гонялся за мячом, а если он уж попадался, то тут же отшвыривался тому игроку, кто в данный момент находился ближе всего — вне зависимости от целесообразности этого действия. Если что-то и вызывало у моих сокомандников какие-то эмоции, так это энергичная игра команды Тамерлана. И то все эти эмоции можно было сформулировать одним-единственным словом «зависть».

В какой-то момент наш полузащитник вроде бы завелся и начал старательно работать на команду. Но уже через минуту он подвергся едва ли не насмешкам своих же товарищей.

— Да ладно, чего ты упираешься, все равно с таким капитаном нам тут ничего не светит! — долетело до меня. — Вот ты сейчас надрываешься, а он нас все равно на дно утащит, так какая разница-то, играть или не играть!

Ах, вот оно в чем дело! Еще и на меня решили свалить всю ответственность за свое же бездействие. Хороши игроки, нечего сказать!

Когда счёт стал 5:0 не в нашу пользу, я окончательно понял, что достучаться до моих «товарищей», а вернее будет сказать — соседей по команде не получится. Пока в них проснется командный дух и желание победить — закончится не то что наша игра, но и весь чемпионат Европы. Я решил брать инициативу в свои руки. Улучив момент, когда мяч окажется неподалеку от меня, я ловким движением прибрал его себе и повел по направлению к воротам команды Тамерлана. Поначалу на это никто не обратил особого внимания — мало ли сколько раз наша команда гоняла его туда-сюда. Но когда я уверенно обошел с этим мячом несколько человек и попер прямиком в сторону вратаря, сокомандники Тамерлана заметно напряглись. Впрочем, на это не обращал внимания уже я. Заметив, как их вратарь в нервном ожидании первого гола встал в воротах, чуть раздвинув колени от волнения, я постарался как можно точнее прицелиться и вложить в удар все свои силы. И вот, наконец, мой мяч влетел в ворота прямо между ног Тамерлановского вратаря!

— Ни хрена себе! — послышалось сзади. Я обернулся и увидел удивлённые лица своих однокомандников. А в это время Тамерлан отчитывал своего вратаря, из-за которого они не сумели выиграть «всухую».

Этот гол стал решающим не только в нашем футбольном матче, но и в моих отношениях с остальными боксерами. Шутка ли — можно сказать, я в одиночку переломил ход игры! Теперь все увидели, что Тамерлан в отношении меня, мягко говоря, немного приукрасил свой рассказ. Я наконец почувствовал себя полноценным капитаном команды и начал уверенно вести ее к победе. С этой минуты наша игра стала полноценным соревнованием и соперничеством двух команд, а не броуновским движением по полю.

— Давай, давай, Миха! — услышал я подбадривающие крики своих однокомандников. — Давай мяч сюда! Пасуй!

— Толян, бери у него мяч! — послышался крик уже с другой стороны.

— А, ччччччерт! — разразился ругательствами игрок из команды Тамерлана, когда наши пацаны выбили мяч в буквальном смысле у него из-под ног, а сам боксер-футболист повалился на землю.

— Какого хрена ты его не удержал, придурок! — не выдержав, завопил Тамерлан, чем еще раз обнаружил свое истинное отношение к окружающим и в особенности — к коллегам по спорту.

Футбольный матч закончился аккурат после того, как мы совместными усилиями забили очередной гол. 7:5 — именно с таким счётом наша команда выиграла этот импровизированный матч! Надо было видеть лицо Тамерлана, который уже всем успел рассказать, что в футболе я такой же ноль, как и в боксе, и что если я когда-нибудь сумею свести игру вничью, то это так и останется самым большим моим достижением. Он смотрелся так, как будто только что потерпел главное поражение всей своей жизни — и все из-за злобного и коварного недоброжелателя, которым, конечно же, являлся именно я. Думаю, если бы не присутствие тренера, он бы выдал весь свой запас матерных слов, а то и затеял бы драку. Но поскольку мы всё-таки находились под надзором, ему пришлось придумывать более спокойные методы выселения своей тупой злобы.

— Так, мы пошли отдыхать, а ты давай-ка тут приберись после игры, — небрежно бросил Тамерлан, проходя мимо меня в сторону выхода. — Смотри, вон сколько пыли везде разнеслось, мяч нужно отнести обратно в тренерскую, и вообще в зале грязно…

— С чего бы это я должен прибираться в зале? — невозмутимо ответил я, бросив в его сторону мяч так, что он рефлекторно его поймал. — Ты же проиграл со своей командой? Значит, тебе и убираться.

— Да что ты говоришь? — осклабился Тамерлан. — А больше тебе ничего не сделать? Ты, между прочим, и на боксе ринг за собой не убрал, когда обделался! Короче, я сказал — будешь убираться, значит, убирайся!

— А ты вообще до хрена чего-то говоришь, я смотрю, может, уже хоть что-то делать начнешь? У нас тут не торжественное собрание, чтобы речами меряться. Кстати, забавно ты переобулся или забыл, как на ринге мне на ухо ныл, что признаешь поражение? — я вскинул бровь.

— Ты у меня сейчас кое-чем другим меряться начнешь, — Тамерлан бросил мяч, со всей дури пнул его ногой и решительно направился ко мне. — Я тебя сейчас так разберу, что ни один хирург не соберет!

Я двинулся на него, прикидывая, в какое место этой оборзевшей физиономии нанести первый удар.

Но в этот момент раздался голос одного из боксеров:

— Хватит вам! Кончайте уже закусываться на ровном месте, идемте лучше на иностранцев посмотрим, там англичане приехали!

В то время увидеть живых иностранцев было впечатлением намного более сильным, чем увидеть инопланетянина, даже если такая встреча происходила уже не в первый раз. Причем это правило действовало даже в отношении спортсменов и известных артистов, которые в силу своей работы встречались за свою жизнь с массой самых разных людей. Поэтому мы, не сговариваясь, тут же опустили кулаки и побежали туда, где гости из Англии уже вовсю выгружались из своего автобуса.

— Ого, вот это да! Это же реально англичане! — восхищенно протянул казах.

— А ты думал, они игрушечные, что ли? — усмехнулся я. Хотя, если без шуток, то я его состояние прекрасно понимал — для него и сама эта поездка, и все, что с ней связано, действительно было шоком.

А вот англичане, похоже, к встрече с советскими коллегами подготовились более основательно. Как только они увидели нас с Тамерланом, один из англичан бросил свою сумку на землю и достал из кармана какую-то бумажку. Когда он ее развернул, мы увидели записку, написанную крупными буквами. Я-то помнил английский язык еще из прошлой жизни и без труда прочитал содержимое этой записки. Но вот переводить ее Тамерлану мне не хотелось, потому что там в довольно грубых выражениях объяснялось, что этот англичанин сделает с этим казахом, сколько раз и в каких положениях. По всей видимости, эти двое уже где-то пересекались — а может быть, имелись какие-то общие знакомые, но так или иначе, друг о друге они явно были хорошо наслышаны. Иначе с чего бы англичанину готовить такие записки, да еще загодя, перед поездкой на чемпионат.

— А чего там написано-то? — почесал репу Тамерлан.

— Да ничего особенного, — я нарочито беспечно махнул рукой. — Формальности, не обращай внимания.

Но, как выяснилось, не я один в советской боксерской делегации знал английский язык. Какой-то энтузиаст, приехавший вместе с Тамерланом, все-таки перевел ему содержимое записки.

— Чего? — возопил Тамерлан. — Он что, совсем там охренел, что ли? А ну иди сюда!

Тамерлан в одно мгновение подскочил к своему обидчику и встал перед ним в бойцовскую стойку. Но в эту же секунду у него по бокам выросли друзья автора записки, и он оказался фактически в оцеплении англичан.

— Что, суки, один на один слабо, да? — выкрикнул Тамерлан. Но уже было ясно, что, как бы он ни хорохорился, добром такая ситуация кончиться никак не может. Ну а несколько человек одного побьют почти в ста процентах случаев, вне зависимости от того, насколько это благородно или подло.

«Нашла коса на камень», — подумал я. Неизвестно, конечно, что там был за конфликт у казаха с англичанином, но, имея возможность наблюдать Тамерлана в общении, первое, что приходило в голову — это что он сам настойчиво искал себе приключений и, наконец, нашел их. Я и в прошлой жизни много раз встречал таких бойцов. Вроде бы талантливый спортсмен, мог бы добиться больших высот, но дрянной характер в сочетании с не самым лучшим соображением приводит к тому, что весь запал уходит не в спорт, а в постоянные конфликты с окружающими. И хорошо еще, если не все из этих конфликтов доходят до рукоприкладства, иначе неизбежны травматологические последствия.

Однако каким бы ни был Тамерлан, в данной ситуации он был нашим, советским парнем, на которого по неизвестной причине наехала толпа иностранцев. Поэтому и нам невозможно было оставаться в стороне. Своего надо всегда выручать, а между собой можно разобраться и потом, когда инцидент будет исчерпан.

— Слушай, по-моему, империалисты напрашиваются, чтобы мы им хорошенько вломили, — проговорил Славик Калганов, разминая кулаки.

— Ага, смотри какие они смелые, — подхватил еще один боксер. — Когда толпой на одного!

— Ничего, — сказал я. — Сейчас будет толпа на толпу.

С этими словами я решительно двинулся в сторону англичан. Остальные боксеры направились за мной.

Глава 3

— Слышь ты, буржуй недоделанный! — Тамерлан в ярости вырвал у англичанина листок, скомкал и бросил на землю. — Ты совсем уже страх потерял, что ли? Ты думаешь, ты какой-то неприкасаемый или что? Да я тебя прямо здесь и сейчас по стенке размажу так, что уборщица замучается соскребать, ты понял, нет?

Странно, конечно, было что-то говорить на русском языке англичанину, но наш казах был в такой ярости, что на подобные мелочи не обращал никакого внимания. Кажется, он даже не замечал друзей своего противника, расположившихся по обе стороны от него и готовых в любой момент устроить месиво. А уж учитывая то, что мы бы тут же впряглись на его стороне против англичан — вся эта история грозила выйти далеко за рамки обычной жизни спортсменов на выезде.

Впрочем, на самого англичанина эта яростная тирада не произвела ни малейшего впечатления. Он равнодушно пожал плечами, невозмутимо достал еще один листок бумаги и такими же крупными буквами вывел на нем слово «Китаец».

— Чего он там опять написал? — недовольно спросил казах, озираясь в поиске тех, кто мог бы побыть для него переводчиком.

— «Китаец», — сказал один из боксеров.

— Вот придурок! — выругался Тамерлан. — Слышь, ты, грейт британ! Тебя опять в первый класс бы отправить не мешало. Я вообще-то казах! А ты… ты… — казах на мгновение задумался, как бы побольнее оскорбить чернокожего оппонента, и наконец выдал: — Ты — трубочист! Миха, переведи ему!

Вот как, значит. Когда ему что-то надо, я уже и «Миха», и вообще лучший друг. Ну да ладно, сейчас не до внутренних разборок. Переводить что-то подобное англичанину означало, по сути, развязать международный скандал. И мало того — вместо подготовки к соревнованиям начались бы «закулисные» скандалы и взаимные подлянки, и во что в результате превратился бы чемпионат, оставалось только гадать. Поэтому я решил схитрить и проявить свои дипломатические способности, чтобы разрулить ситуацию с наименьшими потерями для обеих сторон.

— Билли, — как можно спокойнее произнес я, обращаясь к чернокожему англичанину, — если хочешь поспорить с нашим товарищем, давай-ка приходи в зал для тренировок. А еще лучше — вообще дождись того момента на чемпионате, когда встретишься с ним на ринге. Вот там-то, в честном спарринге, и выясните между собой все возникшие недоразумения.

— Я не Билли, я Джон! — возмущенно крикнул англичанин.

— Хорошо, — согласно кивнул я, — Джонни, приходи в зал. В зале все вместе и выясним, кто чего стоит. А здесь почем зря провоцировать пацанов незачем. Тем более что шутки ваши мы все равно не понимаем — мы с вами по-разному воспитаны.

— Хм? — заинтересовался Джонни. — Что ты такое сейчас имеешь в виду?

— Я имею в виду, — с достоинством произнес я, — что вот эти ваши, как бы это сказать… — я на секунду задумался, подбирая нужное слово, — словесные ритуалы, которыми вы друг друга распаляете перед боем, у нас не приняты. У нас, если соперник — ну или вообще кто угодно — начинает позволять себе такие реплики, это значит, что он хочет другого человека оскорбить. А таких намерений у нас не прощают, сам понимаешь. У вас, наверное, тоже.

— Да ты чего, парень, — рассмеялся англичанин. — Это же всего лишь шоу, спорт! Расслабься!

— В том-то и дело, — не принял я его игривого тона, — что для вас это шоу, а у нас все воспринимается всерьез.

— Да вы, значит, все тут больные ублюдки, — из-за того, что наш новый знакомый был чернокожим, в отдельные моменты начинало казаться, что перед нами выступает какой-то рэпер, хотя в то время в Советском Союзе никто про такое явление еще и слыхом не слыхивал. — Мы вас всех отметелим так, что родные мамочки вас не узнают! Вы будете ходить вокруг нас на цыпочках и бояться испортить свои штанишки! И ваш китаец, кстати, тоже, ха-ха! Он еще не попробовал английского кулака!

В отличие от Тамерлана, я знал, что все эти разговоры — действительно только шоу, и встреться мы с этим парнем где-нибудь в других обстоятельствах, он, скорее всего, будет милейшим и дружелюбнейшим человеком. Поэтому реагировать на его реплики я не стал.

К тому же я-то прекрасно понимал, откуда у англичанина взялся такой гонор и наглость. Как раз в эти годы у боксеров и их болельщиков стремительно набирал популярность Мухаммед Али. Этот всемирно признанный мастер фактически первым в боксе ввел прием, который потом стал называться «треш-ток» — вызывающие и оскорбительные высказывания в адрес соперника, имеющие своей целью вывести того из равновесия. Разумеется, начинающие боксеры не могли оставить такое нововведение, как и его автора, без своего внимания и стали пытаться подражать Али во всем. Стоит ли уточнять, что выкрикивать ругательства оказалось гораздо легче, чем работать руками, а значит, и перенимался «треш-ток» намного быстрее и охотнее, чем сугубо профессиональные приемы и навыки.

Но это происходило все-таки на западе, а в Советском Союзе такой юмор понимали плохо. В их культуре можно трепаться для внешнего эффекта как хочешь, и это будет выглядеть признаком твоей крутости. А мы-то воспитывались иначе: у нас у каждого слова есть свой вес, и если уж у тебя повернулся язык выплеснуть на оппонента поток оскорблений, будь готов за эти оскорбления ответить. С одной стороны, это предостерегает от излишних высказываний, а с другой — иногда является причиной серьезный травм и даже увечий. Но, естественно, объяснить это человеку, воспитанному совсем в другой культуре, да еще и на ходу, было затруднительно. Поэтому лучшим выходом было, что называется, спустить все на тормозах.

А вот Тамерлан этого не понимал и рвался в бой.

— Я этому козлу сейчас всю морду расквашу! — кипятился он, из последних сил сдерживая себя, чтобы не реализовать свою угрозу в ту же секунду. — Тоже мне, герой выискался! Или он что, думает, что если из Англии приехал, значит, самый главный и ему все можно, что ли? Ну так боксерскую перчатку ему за воротник! За слова отвечать надо!

— Да подожди ты, Тамерлан, — как можно миролюбивее отреагировал я, — скорее всего, он не имел в виду ничего такого и вообще не ставил целью оскорбить тебя.

— Да что ты говоришь! — с издевательской интонацией отозвался Тамерлан. — А что же он хотел, по-твоему, с такими записками? Предложить дружить домами всю жизнь? Это у них так делается, да?

— Я не об этом, — отмахнулся я. — Просто, понимаешь, у них так принято делать перед боем, ну, чтобы разогреться, что ли… Короче, для нас это — хамство и оскорбление, а для них — ну, что-то вроде игры, или вступления к бою. В общем, не обращай внимания.

— Ага, — все так же злобно кивнул Тамерлан. — «Не обращай»! Я ему сейчас так не обращу… Ты-то, скажи мне, с какого перепуга за него вступаешься, а? Ты вообще-то должен быть сейчас на моей стороне, а не за буржуев сражаться!

— Я и есть на твоей стороне, — поспешил заверить его я. — И ни за каких буржуев я не сражаюсь, а совсем даже наоборот — пытаюсь уберечь тебя от неприятностей.

— Смотри, как бы эти неприятности на тебя не обрушились, — с недоброй интонацией произнес Тамерлан, рефлекторно разминая кулаки. — Вообще-то тех, кто начинает мне мешать, я долго без внимания не оставляю. И они потом очень сильно об этом жалеют.

— И учти, — поспешил перебить его я, пока зарождающийся конфликт не перешел в массовую драку, — Если ты его хоть пальцем тронешь, то он вполне может побежать и пожаловаться своему тренеру, а тот доведет все это дело до уровня организаторов чемпионата, и тебя могут мало того, что вышибить с соревнований — вообще есть шансы в полицию загреметь.

— Чего? — у Тамерлана полезли глаза на лоб от изумления. — Он чего, еще и стукач, что ли? Или, вернее, получается, они все там стукачи? Если два пацана между собой что-то выясняют, другим там вообще делать нечего, а уж стучать — это последнее дело!

— Да по-другому у них все, Тамерлан, — продолжал уговаривать я. — Это не значит, что кто-то плохой, а кто-то хороший. Я же говорю — другая культура, другое воспитание. Ну вот скажи — ты что, хочешь, чтобы тебя сегодня же или завтра сняли с соревнований и с позором отправили домой?

— Нормально! — еще сильнее возмутился Тамерлан. — То есть, получается, он тут может выпендриваться как ему заблагорассудится, а домой отправить надо меня? Отличная у них логика, ничего не скажешь!

— Логика у них простая, — терпеливо продолжал объяснять я. — Боксер пожаловался, что другой боксер полез с ним драться, и, допустим, нанес какие-то травмы — пусть даже совсем легкие. Этого, согласись, вполне достаточно, чтобы объявить такое поведение неспортивным и дисквалифицировать этого боксера. А что он там тебе наплел — на это вообще никто обращать внимания не станет. Ну сказал что-то и сказал, за слова, знаешь ли, наказания нигде не предусмотрено.

— Извращенцы они какие-то все, — сказал Тамерлан, поглядывая на своего обидчика. — Его бы к нам во двор вечерком — я бы посмотрел, какое наказание и за что ему было бы предусмотрено. Думаю, там бы он таким борзым не был, в момент бы вся дурь куда-то испарилась. И слиться бы никуда не позволили, а уж если бы настучал кому-то — так до конца жизни ходил бы и оглядывался.

— Воспитание у них другое, — повторил я с улыбкой, — я же говорю, они иначе на все смотрят.

— Воспитание, — недовольно пробурчал Тамерлан, отходя. — Как балаболом и позорной тряпкой быть — вот все их воспитание… Ладно, хрен с ним, пусть живет. Еще не хватало из-за какого-то придурка чемпионат пропускать.

Кажется, опасность миновала — мне удалось убедить его в том, что на рожон лезть не стоит. Одновременно с этим я, сам того не желая, сумел произвести довольно сильное впечатление на остальных пацанов. Еще бы — обычный советский школьник не только разрулил серьезный (а по сути, международный) конфликт, но и обнаружил превосходное знание английского языка, которым в то время и среди взрослых-то могли похвастаться разве что единицы.

— Слушай, а ты откуда так хорошо английский знаешь? — удивленно спросили меня пацаны. — Прямо сам как иностранец балакаешь!

— Да так, — уклончиво ответил я, — в школе английский был.

— Так у многих был, — возразил один из боксеров, — у меня вот, например, тоже. Только я сейчас кроме «хау ду ю ду» вряд ли что вспомню. Ну «Хеллоу» еще.

— Ну я старался учить, — улыбнулся я, — мне интересно было. И вот, видите, пригодилось.

По счастью, такое объяснение их удовлетворило.

Англичане поняли, что устроить треш-перебранку с советскими боксерами у них не получится. Конечно, они не очень понимали, почему — ведь до этого момента везде, где бы они ни оказывались, эта затея прокатывала и служила хорошим толчком для последующих боев. Но, видимо, они тоже решили смириться с этим как с частью непонятной для них советской культуры. Впрочем, некоторые из них еще предпринимали несмелые попытки изменить ситуацию — уходя, то и дело оглядывались, корчили карикатурные рожи и выкрикивали какие-то нечленораздельные фразы. Однако никого этим спровоцировать не получилось.

Дождавшись, пока англичане скроются за дверями своего корпуса, я повернулся к нашим боксерам. Мне подумалось, что в этот момент было бы неплохо хотя бы попытаться настроить их на нужный лад.

— Пацаны, — обратился я к ним и сразу почувствовал, как все внимание устремилось на меня. — У нас с вами, как видите, довольно сложная задача. Мы выступаем против иностранцев и фактически должны заставить всех — и зрителей, и участников чемпионата — поверить в то, что советская школа бокса самая передовая и вообще лучшая в мире!

— А что, это разве и так непонятно? — хмыкнул кто-то.

— Знаешь, пословица есть — «всяк кулик свое болото хвалит», — ответил я, внимательно посмотрев на автора вопроса. — Каждый ведь думает, что именно у них самая лучшая школа, и ни за что не хочет верить, что какая-то другая может их в чем-то обойти. Поэтому то, что мы сейчас здесь наблюдали по отношению к себе, неизбежно будет и дальше.

— Ну и чего нам теперь, утереться и терпеть, что ли? — раздался недовольный голос Славика Калганова. — У меня, знаешь ли, тоже гордость есть!

— А никто не говорит, что нужно утираться, — возразил я. — Но и лезть в мордобой по каждому поводу тоже не стоит. А вот что нам точно стоит сделать — так это поднажать на подготовку к выступлениям на чемпионате. Нам нужно заставить их нас уважать, а уважать нас они начнут только тогда, когда мы им покажем, чего стоим на ринге. А все эти коридорные перебранки в этом смысле ничего не стоят.

— Так к выступлению мы и так, и так готовимся, — возразил один из боксеров.

— Естественно, — согласно кивнул я. — Но я говорю про наш моральный настрой, что ли. Помните, как у мушкетеров — один за всех и все за одного! Вот и нам сейчас надо держаться друг за друга, а все распри между собой отложить на потом.

Моя речь подействовала. Во всяком случае, никаких возражений или даже сомнений ни от кого не последовало, и боксеры, воодушевленные, потянулись в сторону своего зала. Я тоже отправился было вместе с ними, но тут Тамерлан отозвал меня в сторонку.

— Слушай, — как бы не решаясь признать собственную неправоту, заговорил он. — Я хотел сказать… Ну, в общем, спасибо тебе, что вмешался. Я бы, наверное, на эмоциях сейчас мог очень серьезных дров наломать.

— Да все нормально, — ответил я, — просто надо иметь в виду, что они рассуждают по-другому.

— Понятное дело, — кивнул он, — просто я когда завожусь, то мне уже не до размышлений. Короче, спасибо тебе еще раз!

Пока мы разговаривали с Тамерланом, к зданию стали подъезжать и другие автобусы с иностранцами. Мы не могли не отметить, что внешне все они довольно сильно отличались от советских спортсменов. Во-первых, каждая группа боксеров была одета в форму какого-нибудь бренда спортивной одежды. Во-вторых, экипировка у них тоже была фирменной, новенькой и уже точно они не испытывали ни в чем нужды — во всяком случае, вопросы вроде «в чем нам сегодня выходить на ринг» у них вряд ли могли возникнуть. Вообще, в то время зарубежные коллеги выглядели для нас как небожители, люди из другой вселенной. Я-то на них уже насмотрелся в прошлой жизни, а вот Тамерлан глазел на эту толпу, открыв рот от изумления.

Впрочем, были среди них и те ребята, которые, хоть и приехали издалека, но были во многом похожи на нас. Это были боксеры из стран социалистического лагеря. Их одежда и снаряжение выглядели поскромнее, да и сами они, похоже, тоже были немало удивлены внешним видом западных гостей. Что ж, теперь всем нам предстояло познакомиться и, как говорится, найти общие точки соприкосновения. В конце концов, все мы занимались одним делом и стремились к одному и тому же.

Тем временем наступило время обеда, и тренер выстроил нас в коридоре, чтобы организованно идти в столовую. Честно говоря, это было как нельзя вовремя: к этому моменту я уже проголодался, к тому же мне не терпелось сравнить свои давние впечатления от зарубежных столовых и кафе с нынешними. Конечно, с сервисом двадцать первого века сравнивать было бессмысленно даже здешний уровень, но все-таки когда я жил в этом времени в первый раз, я и помыслить не мог, что когда-нибудь окажусь за границей. Так что увидеть своими глазами то, о чем в те годы знал только понаслышке, мне было крайне любопытно.

Но если я хотел именно сравнить, то для остальных ребят продолжались открытия. Свои места нам искать не пришлось: мы без труда разглядели на нескольких столах таблички с надписью на двух языках: «СССР — USSR». Это уже было событием: пацаны едва ли не впервые почувствовали себя важными представителями своей страны на международном уровне. Уже одно это ощущение, пожалуй, стоило того, чтобы выдержать тяжелые тренировки и приехать сюда!

Но что больше всего поразило наших боксеров, так это то, что никому не пришлось стоять ни в каких очередях за блюдами и толкаться локтями, чтобы успеть урвать лучший кусок хлеба или мяса. Все столы были заранее накрыты, и нам оставалось только рассесться и приступить к трапезе.

— Ты посмотри, как все разложили! — восхищенно протянул Славик. — И глянь, на всех столах все одинаково, как по линеечке! Прямо как в ресторане!

— А ты когда-то по ресторанам ходил, что ли? — хохотнул его сосед.

— Да нет, ну не ходил, конечно, — смутился белорус. — Но в фильмах видел, и рассказывали… Нет, ну согласись, красиво же все сделано!

— Красиво, — согласно кивнул сосед. — И вкусно, кстати!

Однако сосредоточиться на еде в этот раз у нас не получилось. Буквально через пару минут после начала нашего обеда к нам за стол подсел какой-то парень.

— Слушайте, пацаны, — начал он заговорщицким тоном, параллельно с опаской оглядываясь по сторонам. — Давайте знакомиться, что ли.

— Ну давай, — ответил Тамерлан, разглядывая нового гостя. — А ты кто такой? Вроде одет не по-нашему, а по-русски вон как чисто шпаришь.

— Меня зовут Денис, — представился гость. — И я знаю некоторых пацанов из советской сборной, если не верите, можете поспрашивать. А одет я не по-нашему, потому что живу здесь, в ГДР. И выступаю за местную сборную. Родители уехали, понимаешь, и меня с собой, естественно, взяли, ну вот я здесь и…

— Понятно, — кивнул Тамерлан. — Ну а от нас-то ты чего хочешь? Ты же ведь явно не погоду обсудить к нам присел.

«Да, а этот Тамерлан парень-то неглупый!» — подумалось мне. «Во всяком случае, в наблюдательности и сообразительности ему точно не откажешь».

— Это ты верно заметил, — Денис вроде бы засмеялся, но это получилось у него как-то нарочито и неестественно, как будто он изо всех сил пытался нам понравиться и сойти за своего. — В общем, пацаны, хочу вам предложить одно дело.

— Какое еще дело? — насторожился Славик.

— Интересное! — Денис многозначительно поднял палец вверх. — И выгодное, кстати. Короче, подзаработать хотите?

— Ты что нам, работу хочешь предложить? — внезапно улыбнулся Калганов, сраженный неожиданностью такого предложения, да еще и в спортивной столовой.

— Ну это как посмотреть, — хитро усмехнулся в ответ Денис. — Не то чтобы работу — трудовой книжки, конечно, я вам не заведу. Да и заработок, если быть точным… в общем, вы скорее крупно сэкономите. Но, как говорят специалисты в области финансов, сэкономленные деньги — это заработанные деньги. Так что можно сказать, что и заработаете.

— Ишь какой умный! — заметил Тамерлан. — Как будто сам не боксер, а банкир какой-нибудь. Ты теневой делец, что ли? Миллионами тут ворочаешь?

— Да ну что ты! — замахал руками Денис. — Что за странные представления! Ну честное слово, ты еще картинки с буржуями, стоящими ногой на мешке с долларами, вспомни. У меня все проще. Хочешь жить — умей вертеться, знаете такую пословицу? А хорошо жить хочет каждый. И я ни за что не поверю, что вам тоже не хочется ну хотя бы иметь красивую одежду, чтоб девчонки головы сворачивали.

Вид нашего нового знакомого, как, наверное, сказали бы в следующем веке, излучал ауру успешности и обеспеченности. К тому же он знал, на что делать упор — какой подросток откажется, чтобы на него засматривались девчонки? Разумеется, это не могло не произвести впечатления на советских подростков. И хотя было понятно, что речь идет о чем-то не вполне легальном — ну или, во всяком случае, о том, что точно не стоит афишировать — соблазн одеться так же все-таки перевесил.

— Ну допустим, — помедлив и окинув взглядом всех нас, протянул Тамерлан.

— Тогда смотрите, — Денис перешел на совсем уж тихий тон и нагнулся к нам, чтобы его предложения никто, кроме нас, не смог услышать. — Есть вариант перекупить разного барахлишка за недорого. Шмотье фирменное, хорошее. Вы как вообще?

— Эммм, ну мы… — протянул Славик Калганов.

— Что «ну мы»? — с улыбкой переспросил Денис. — Ты не уверен, хочешь ли ходить в хороших шмотках?

— Не знаю, — признался Славик. — Вообще хочу, конечно. Но как-то все это, знаешь ли…

— Как? — Денис выгнул брови с таким удивленным видом, как будто он предлагал лекарство заболевшему человеку, а тот сомневался, хочет он лечиться или нет.

— Ну а вдруг нас тренер поймает за этим делом? — засомневался Калганов. — Или не поймает, а в вещах эти шмотки найдет? И что тогда?

— А у вас что, ежедневный обыск, что ли? — внезапно развеселился Денис. — Вот прям вечерняя поверка, становись, сумки наизнанку по очереди?

— Да ну нет, конечно, — смутился Славик.

— Ну а раз нет, так чего ты тогда боишься-то? — Денис продолжал сохранять удивленное лицо, как бы не понимая, как можно не хотеть совершенно естественных и очевидных вещей.

— Слушай, да кончай ты пререкаться, — вмешался один из боксеров, обращаясь к Славику. — Денис хорошее дело предлагает. Когда еще такая возможность будет хороших тряпок прикупить?

— Вот именно, — поддакнул Денис, подняв указательный палец вверх. — Учтите, что в Союзе те же самые товары встанут вам в несколько раз дороже. Да еще нужно будет найти надежного человека, чтобы самому во что-нибудь не вляпаться. Да и то не факт, что обойдется, даже с надежным. А здесь я предлагаю стопроцентный вариант. Выгодно, быстро, безопасно! Ну? Чего вы сомневаетесь-то?

Конечно, эти сомнения имели под собой рациональные основания. Советскому гражданину в те времена попасться на подпольной покупке или продаже импортных товаров могло означать, что перечеркнута не только вся его профессиональная карьера, но, вполне возможно, и \жизнь — потому что получить за такие «деяния» тюремный срок было как нечего делать. Но западные спортсмены в своей фирменной одежде выглядели настолько эффектно (да и Денис от них, можно сказать, в этом нисколько не отставал), а желание покрасоваться перед восторженными сверстницами было настолько велико, что все эти сомнения Славика Калганова были скорее формальностями. Что-то вроде правила этикета, смысл которого давно уже все позабыли, но соблюдать его в приличном обществе все-таки надо.

Тамерлан обвел всех глазами и, не увидев ни от кого явного несогласия, произнес, обращаясь к Денису:

— Мы согласны. Что нужно делать?

Глава 4

Сразу после обеда Денис пригласил нас к себе в номер, где мы и должны были познакомиться с ассортиментом его товара. И здесь нас ждал еще один сюрприз. Оказалось, что в номер к нему пришел немецкий друг, который, однако, неплохо говорил по-русски. У меня, по правде сказать, сразу зародилось ощущение, что что-то здесь не так. Конечно, немец, живущий в ГДР и уж тем более общающийся с советским боксером, вполне мог выучить русский язык, но… Слишком уж скользким казался этот Денис. Даже не столько он сам, сколько вся ситуация в целом. «Хотя», — мелькнуло у меня в голове, «я вот почему-то совсем не удивлюсь, если вдруг окажется, что этот Денис — вовсе никакой не боксер».

— Ребята, — по-деловому произнес Денис, когда мы переступили порог его номера и закрыли за собой дверь, — это Ульрих, мой партнер.

Мне сразу вспомнилась реклама из не очень далекого будущего: «Я не халявщик, Леня, я партнер!». Мы вежливо кивнули в знак приветствия, Ульрих сделал то же самое.

— Ульрих, — обратился к нему Денис, — ребята хотят посмотреть шмотки. Покажи им наш ассортимент.

«Лексикон-то какой», — снова подумал я. «Ассортимент… Явно паренек занимается этими продажами давно и плотно».

Партнер Дениса снова кивнул и достал откуда-то огромную сумку, доверху набитую вещами. Быстро, но при этом ловко и аккуратно, как это делают на рынке опытные продавцы, Ульрих разложил на кровати товар, и тут я увидел, как глаза у советских боксеров становятся едва ли не больше их же кулаков. И, надо сказать, было от чего! Среди предлагаемых к покупке вещей были спортивные костюмы самых разных фирм, в том числе предел мечтаний — настоящий, фирменный «Адидас». Впрочем, другого тогда мы и не знали — времена дешевых азиатских подделок под дорогие бренды наступят все-таки чуть позже. А пока мы, гости из СССР, молча глазели на фирменные вещи и сглатывали слюну, впервые в жизни видя прямо перед собой то, что до этого удавалось разглядеть лишь на полуразмытых фотографиях.

— Слушай, а где ты все это добро раздобыл, — спросил я у немца, чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу и заодно «прощупать» нашего нового знакомого. Адидас, конечно, адидасом, но влипать в подозрительные компании мне тоже не хотелось.

— Да у меня мать здесь в магазине работает, — невозмутимо пожал плечами Ульрих. — Вот я у нее на складе и беру. Помогаю, так сказать, с реализацией.

Я внимательно посмотрел на него. Вроде бы на совсем уж откровенное вранье похоже не было. Кто его знает, может, и действительно мать в магазине…

— И как ты предлагаешь с тобой расплачиваться? — спросил я Ульриха. — Советские рубли здесь, я так подозреваю, не в ходу?

— Не в ходу, — улыбнулся Ульрих. — Поэтому я предлагаю вам заодно и поменять ваши советские рубли на марки.

Все-таки предчувствие меня не обмануло. Если человек не просто перепродает одежду, но еще и занимается обменом валюты вне банковских отделений и обменников — значит, здесь точно как минимум «серая» схема, а то и полностью черная. Надо бы вести себя с этими предпринимателями поосторожнее.

— И по какому же курсу? — поинтересовался я.

— Да очень простой курс, — все с той же невозмутимостью ответил мне Ульрих и с улыбкой добавил: — один рубль — одна марка. Согласись, так удобнее считать, да?

— Ага, — кивнул я, — Удобнее некуда просто!

Из прошлой жизни я помнил настоящий курс немецкой марки. Поскольку курс валюты, как и остальные цены, в Советском Союзе был величиной постоянной, то все, что касается этих цифр, запоминалось крепко и надолго. Поэтому я прекрасно помнил, что один рубль стоил ровно 2,47 немецких марок. Таким образом, хитромудрый Ульрих выгадывал на своем обмене разницу примерно в два с половиной раза!

«Да, нехилый бизнес организовали здесь наши ребятки!» — подумал я. «Ульрих этот небось за пару лет такой торговли на свой собственный легальный магазин заработать может. А может, и уже заработал — для отвода глаз. А основной доход продолжает грести здесь».

— Ну что? — повернулся я к остальным ребятам. Все-таки предложение адресовывалось не только мне одному. — Что думаете, пацаны?

— Ну что, — пожал плечами Славик. — Надо брать, я считаю. Я не знаю, правда, насколько тут цены…

— Да дороговато, конечно, для нас-то, — перебил его Тамерлан. — Хотя для них это наверняка дешево, но у нас цены другие. Просто ты подумай — где ты еще такие вещи сможешь купить? А у фарцовщиков они будут стоить раза в три дороже. А так мы сейчас приоденемся и домой приедем уже как фирмачи!

— Слушайте, — снова подал голос Славик и нерешительно почесал в затылке. — А может, раз такое дело, купим побольше этих самых немецких марок? А чего — привезем домой, там продадим, еще и денег заработаем… Ну а часть себе оставим как сувенир… Представьте только — к вам гости приходят, а вы заграничные деньги показываете! Фирмачи!

Ой, Славик-Славик! Святая наивность. Он, видимо, искренне верил, что такими «престижными» покупками можно хвалиться перед всеми направо и налево. Я-то, в отличие от него, хорошо помнил, чем грозят такие «сувениры» в чемодане. Валюта, таможня… Перед глазами тут же поплыли воспоминания: вот я собираю чемодан в гостиничном номере, вот я прохожу таможенный контроль на границе, а вот у меня невесть откуда обнаруживается незадекларированная иностранная валюта и в результате мне оказывается закрыт путь на престижные международные соревнования. И лишь чуть позже до меня дойдет, что за все это время доступ к моему чемодану имели только я и мой ближайший дружбан, с которым мы жили в одном номере. И который многие годы спустя захочет вышвырнуть меня из моего спортивного зала, а когда ему не удастся этого сделать легально — своими руками отправит меня на тот свет. То есть, получается, сюда, обратно…

Я встряхнул головой и вернулся в реальность, где перевозбужденный открывающимися коммерческими перспективами Славик Калганов продолжал уговаривать нас купить валюту и привезти ее в Советский Союз.

— Да вы же поймите, пацаны, — возбужденно повторял он, — это же, считай, заработок на пустом месте! Нам ничего и делать-то особенного не придется! Просто здесь возьмем, а там сдадим, вот и все!

— Слава, — мягко предупредил его я, — а ты знаешь, что за контрабанду валюты предусмотрена ответственность? Ты понимаешь, проще говоря, что за эти вот марки мы все можем сесть, причем надолго? И будет нам вместо боксерского ринга в лучшем случае лагерная самодеятельность.

— Ой, да хватит тебе, — отмахнулся Славик. — Что ты бурчишь, как старый дед! Ты сам подумай — мы спортсмены, едем с чемпионата, может, даже кто-то из нас и чемпионом станет — кому надо нас досматривать? Да нас на руках носить будут, как только мы там появимся!

— Ну да, — подхватил я, — или даже на машинах возить. Таких, знаешь, с синей мигалочкой на крыше.

— Скажешь тоже, — фыркнул Тамерлан. — Где ты тут преступников-то нашел?

— Я и не искал, — спокойно ответил я. — Я просто говорю, что везти в Союз валюту — немного, как бы тебе объяснить, незаконно. И вряд ли ребята в синей форме согласятся «войти в положение» или сделать исключение только потому, что мы боксёры. Или никто из вас никогда в жизни не слышал про контрабандистов?

— Каких еще контрабандистов, — беспечно махнул рукой Славик. — Ты «Бриллиантовую руку», что ли, пересмотрел?

— Самых обычных контрабандистов. Которые валюту нелегально возят, — терпеливо объяснил я. — И которые совсем не похожи на Папанова с Мироновым.

— Ну так они мешками да чемоданами возят-то, — возразил белорус. Мы же не собираемся миллионы везти — да нам и не на что их брать, прямо скажем. Так, немного, для себя и небольшого приработка… И потом, это же не кирпичи какие-нибудь. Несколько бумажек рассовать по разным местам — никто даже не заметит. Главное — самому потом не забыть, куда засунул — вот где настоящая проблема. Чего ты панику-то поднимаешь?

Объяснять ему, «чего я», было бессмысленно. Я помнил по себе — подростковый оптимизм, когда для тебя не существует никаких препятствий, а те, что есть, кажутся незначительными — это такая штука, которая с возрастом проходит сама. А пока что отговаривать людей, которые воспринимают серьезное по тогдашним законам преступление как интересное приключение, было занятием неблагодарным. Хотя, кажется, какие-то зерна сомнения в некоторых боксеров мне заронить все-таки удалось.

— Слушай, а может, Мишка прав? — нерешительно спросил один из пацанов, переводя взгляд со шмоток на Славика и обратно. — Как-то не хотелось бы из самолета — и сразу в ментовку попадать. А потом еще за решетку.

— Во, еще один паникер, — рассмеялся Славик. — Ребята, вы чего, всерьез себя какими-то криминальными королями возомнили? Думаете, за вами охотятся спецслужбы всех стран мира? Мы просто немного подзаработаем, и все!

— С этого все и начинается, — справедливо заметил я. — Криминальных королей как раз поймать намного сложнее, на то они и короли.

— Да брось ты, что ли, — снова махнул рукой Славка. — Честное слово, детективов тебе лучше поменьше смотреть и читать.

— Ребята, так что вы решили? — наконец спросил Ульрих. — Сколько валюты покупать будете?

— Вы как хотите, а я — нисколько, — решительно отрезал я. После таких предложений, а особенно с учетом беспечного настроения парней, вся эта затея со шмотками и марками стала мне казаться уже не просто сомнительной. Образно выражаясь, я явственно почувствовал запах больших неприятностей. А, хорошо помня аналогичный опыт из прошлой жизни, я тем более не хотел ничем рисковать. Пусть уж лучше я еще с десяток лет обойдусь без костюма «Адидас», который потом все равно завезут в наши же магазины. Зато никто и ничто мне не помешает попасть на дальнейшие соревнования — и главное, на Олимпиаду! Эта цель будет поглавнее, чем фирменные шмотки. И так-то еще неизвестно, что меня ждет впереди, а уж самому себе организовывать неприятности — и вовсе глупо.

— Хозяин — барин, — пожал плечами Денис и, потеряв ко мне интерес, обратился к остальным пацанам: — А вы что решили?

Пацаны, в азарте перебивая друг друга, начали прикидывать, кому на что хватит его сбережений. Все взяли сюда какую-то разрешенную сумму, к тому же получали суточные, однако эти деньги были не сказать чтобы очень большими, а на обмене валюты терялась еще немаленькая их часть. Поэтому каждому хотелось закупиться наиболее выгодно. А некоторым, как впоследствии выяснилось, все-таки удалось прикарманить себе и какое-то количество немецких марок.

— Смотрите, пацаны, я что вам предложить хочу, — снова заговорил Денис, предварительно переглянувшись с Ульрихом. — Вот вы приедете в Советский Союз все такие модные, нарядные. Встретите друзей, они вам завидовать начнут.

— О, это да! — мечтательно прикрыл глаза Славик. — Санек, мой сосед, тоже боксом занимается, у него все стены в фотографиях боксеров, он спит и видит, как хорошую форму себе купить! А тут я в «Адидасе»!

— Вооот! — одобрительно протянул Денис. — А ведь вы можете и своих друзей осчастливить, и самим заработать еще немножко. И будете щеголять в новых костюмах вместе со своими друзьями, и к тому же еще в финансовом плюсе! Как вам такая перспектива, а?

— В плюсе — это как? — наморщил лоб Тамерлан.

— Я же говорю — заработаете, — нетерпеливо объяснил Денис.

— А-а, — расслабленно улыбнулся Тамерлан. — Заработаем — это хорошо. А каким образом?

«Н-да, все-таки не случайно из всех боксеров именно ты закусился с англичанами», — подумал про себя я.

— В общем, — обратился Денис уже ко всем. — Все же здесь свои, да? Поэтому буду говорить прямо. Я предлагаю вам купить еще какое-то количество шмоток на продажу. Продадите своим друзьям, сколько-то накинете — считайте, вам премия будет за доставку.

— Это чего же, мы, получается, фарцовщиками станем? — с сомнением проговорил тот боксер, который отнесся со скепсисом к покупке валюты.

— Почему же фарцовщиками? — Денис изобразил на лице удивление. — Вы как были боксерами, так и останетесь, никто вас не заставляет менять род деятельности. Просто поможете своим же друзьям, ну и, как я уже сказал, получите за это как бы премию, вот и все.

— А они у нас купят с наценкой-то? — наморщил лоб Славик. — Да и без наценки, честно говоря, тоже…

— А почему нет? — удивился Ульрих.

— Да мало ли… — протянул Славик. — Начнутся еще вопросы — как, мол, почему, откуда… Еще коммерсантом обзывать начнут…

— Поверь мне, — широко улыбнулся Денис. — когда твой Саша, или как там твоего соседа зовут, увидит то, что ты ему предложишь, он вообще обо всем на свете забудет. Ну вот скажи, будет ли у него в ближайшее время другая возможность приобрести хорошую спортивную одежду? Может быть, он сам сюда через полгода приедет — тогда нет вопросов.

— Это вряд ли, — признал Славик.

— Ну вот! — продолжил Денис. — Значит, ты — его единственный шанс при этой жизни воплотить свою мечту в реальность. И ты считаешь, что вместо того, чтобы отхватить эту мечту у тебя с руками и ногами и благодарить тебя изо всех сил, он начнет тебя обзывать и отказываться? Ты сейчас серьезно?

Да, надо признать, что обрабатывать клиентов Денис умел. Он очень точно выявлял самые больные точки собеседника и давил именно на них. В двадцать первом веке это называли бы «закрывать боль клиента». Впрочем, термины могут меняться, но основными принципами продаж профессионалы владели во все времена. Другое дело, что не все употребляли это свое умение во благо…

— Да, что-то я… — Славик смущенно почесал затылок. — Пожалуй, ты прав! Надо будет Сашку обрадовать. Вон ту футболку я точно для него куплю. Он за нее все, что угодно отдаст! И сейчас еще что-нибудь посмотрю…

С этими словами он полез в карман, и извлек оттуда небольшую пачку купюр.

— Я, наверное, тоже что-нибудь возьму сверху, — задумчиво протянул Тамерлан. — Вот эта куртка, например, брату хорошо бы подошла… Сколько она стоит?

— И мне, и мне такую же куртку! — воскликнул Славик, увидев, как Тамерлан разглядывает вещь. — У вас же по несколько штук каждого варианта, да?

В комнате поднялся оживленный гул. Боксеры начали спорить, что лучше «пойдет» на родине — куртки или футболки, комплекты формы целиком или шорты отдельно… При этом пацаны обнаружили неожиданное знание рыночной конъюнктуры в те времена, когда в Советском Союзе даже слов-то таких никто не слышал. Если не знать, что это были боксеры, со стороны вполне можно было подумать, что в номере собрались «челноки», приехавшие за очередной партией товара. Хотя, с другой стороны, это было вполне объяснимо — ведь речь шла о вещах, которыми они практически ежедневно пользовались сами. И кому, как не спортсменам, знать тонкости выбора спортивной одежды?

Я же своего решения не изменил. Ни одежды, ни тем более валюты приобретать я не собирался и вообще мне не хотелось иметь с этим Денисом никаких дел. Все-таки он был каким-то мутным персонажем. Нет, конечно, понятно, что все, кто так или иначе имеет отношение к нелегальной перепродаже каких бы то ни было товаров — не совсем ангелочки с крылышками. Но даже мошенники бывают такими обаятельными, что им хочется верить вопреки всем разумным доводам. А этот Денис… ну, в одном он, по крайней мере, точно не соврал — судя по всему, он действительно был боксером. А в остальном…

В результате я оказался единственным, кто вышел из номера Дениса налегке. Остальные тащили с собой по одной, а то и по две сумки, в которых находились вожделенные импортные вещи. Честно говоря, я еще ни разу не видел, чтобы у них так сильно горели глаза. Видимо, пацанам представлялась блестяще провернутая операция по перепродаже фирменных шмоток и новый уровень благосостояния.

— Ну что, я считаю, это мы удачно зашли, — с важным видом заметил Славик Калганов, перекладывая свой баул из одной руки в другую. — В такой форме и на тренировки будет приятнее ходить! А уж когда мы лишнее шмотье толкнем, пацаны на нас вообще по-другому смотреть будут!

— Да, это нам прямо повезло, — поддакнул ему Тамерлан. — Эх, чувствую я, новая жизнь у нас теперь начинается!

«Быстро же ты, Славик, переменился», — посмеялся я про себя. «От смущения до важности — один шаг». Впрочем, новая жизнь не замедлила проявить себя уже на подходе к нашим номерам. В коридоре нас облепили остальные пацаны.

— Вы куда пропали-то? — наперебой загалдели они. — Вас тут уже все потеряли, говорят, как с обеда вышли, так и не видел их никто. Хотели уже по городу ехать искать!

— А у нас тут небольшое дельце было, — небрежно заметил Тамерлан, покачивая в руке сумкой. — По делу мы отлучались, понятно?

— Ой, а что это у вас в сумках-то? — не успокаивались пацаны. — Вы чего, досрочно в Союз возвращаетесь? Почему с сумками, как на вокзале?

— Ха! — хвастливо воскликнул Славик. — Не, ребята, вернемся мы вместе со всеми. Но не с пустыми руками! С собой у нас теперь будет кое-что, за чем некоторые изо всех сил гоняются, а нам оно уже перепало?

— Чемпионский кубок, что ли? — съязвил кто-то. — И у каждого?

— Кубки у нас еще впереди, — самоуверенно заявил Тамерлан. — Но то, что в сумках — точно не хуже!

— Пошли к нам в номер, — добавил Славик, — все вам покажем!

В номере ребят повторилась ситуация, которую я уже наблюдал полчаса назад у Дениса. Только на этот раз уже довольные советские боксеры со знанием дела выкладывали на кровати красивые фирменные вещи и довольно наблюдали за реакцией своих приятелей. А один из боксеров встал «на шухере» у двери, чтобы подать сигнал, если вдруг к нам захочет заглянуть кто-нибудь из тренеров. Впрочем, и он тоже больше заглядывался на невиданные шмотки, чем на дверь.

На несколько минут в комнате воцарилось восхищенное молчание.

— Ох… вот это да! — выдавил наконец из себя один из боксеров. — Это где же вы взяли такую красотищу-то?

— А места надо знать, — гордо произнес Тамерлан.

— Дорого небось, — проговорил еще один боксер.

— Как любая хорошая вещь, это стоит своих денег, — Тамерлан, кажется, окончательно вжился в роль зажиточного и предприимчивого человека и теперь своими речами напоминал каких-нибудь бизнес-коучей из будущего. — Как говорилось в одном анекдоте, походи по базару — может, дешевле найдешь.

— Да вы, небось, все свои деньги на это и спустили, — отходя от шока, добавил первый боксер.

— Ну, знаешь, — поморщился Тамерлан. — Деньги у нас еще будут, а так мы, по крайней мере, потратили их не на ерунду какую-нибудь, а на действительно стоящие вещи.

— А можно примерить? — несмело попросил второй боксер.

— Только если аккуратно, — милостиво разрешил Тамерлан, не отводя глаз от своих покупок. — Вещь дорогая, сам понимаешь. Если что — не расплатишься.

— Да я осторожно, — пообещал боксер и накинул на себя фирменную куртку, прикасаясь к ней так бережно, как будто она могла рассыпаться в труху от одного только прикосновения. — Ух ты, здорово! Вот это да!

— Ну, как ощущения? — поинтересовался я. — Впечатляет?

— Да не то слово! — восхищенно воскликнул боксер. — Даже, знаешь, как будто бы к телу по-другому прилегает… Ткань у них, наверное, другая или что там, не знаю…

— Да, вот это действительно вещь! — проговорил его товарищ, примеряя на себя заграничную футболку. — А какая яркая! Ух, мне бы такую купить — я бы ее носил, не снимая!

— Ну, может, когда-нибудь и купишь, — загадочно произнес Славик.

— Да где, — грустно протянул боксер. — Это вам повезло, вы готовились, наверное. А у меня сейчас и денег-то хватит разве что на обед.

— Так, может быть, кто-нибудь в Союзе будет продавать, — Славик продолжал «разогревать клиента».

— Разве что в следующий раз, — мечтательно прикрыл глаза боксер. — Я надеюсь, все-таки мы не в последний раз участвуем в международных соревнованиях за границей. Вот надо будет и подготовиться к следующему разу. Расскажешь, где и как искать такие вещи? — с надеждой спросил он у Славика.

— Так, может, я тебе даже и помогу, — с хитрым прищуром посмотрел на него Калганов. — Вообще, не отчаивайся. Кто его знает, как жизнь может повернуться. Ничего невозможного нет!

«Понабрался у Дениса предпринимательских замашек», — усмехнулся я про себя. «Прогрев аудитории, упоминания как бы невзначай, потом вернемся домой, через недельку-другую подкатит — мол, хочешь прикупить то, что тебе понравилось? И цену втрое больше выставит. А разговоров-то было — неужели мы станем фарцовщиками…»

— Что, Михаил, жалеешь небось? — заговорщицки подмигнул мне Тамерлан, приняв мои размышления за сожаления. — Все с обновками, а ты в какие-то свои придумки уперся. Теперь стоишь и завидуешь, да?

— Чему мне завидовать? — пожал я плечами. — Вещи хорошие, никто не спорит. Но везти все это вместе с валютой в Союз — рискованно, вот и все.

— А то смотри, — ухмыльнулся Тамерлан. — Еще не поздно, можешь добежать до Дениса и тоже себе что-нибудь взять.

— Не, — улыбнулся я в ответ. — Я как-нибудь потом.

— Ну как знаешь, — ответил казах. — Дело-то хозяйское. Только потом не обижайся, если все девчонки к нам уйдут, а тебе ничего не достанется!

— Не обижусь, — пообещал я.

Не буду же я ему на полном серьезе рассказывать, что через десяток лет таким шмотьем будут забиты все рынки и магазины. А девки, которые любят за заграничные шмотки, при первой же возможности сбегут к тем, у кого их больше…

— Эй, ребята! — раздался голос боксера, стоявшего на стреме у двери. — Атас! Семеныч сюда бежит!

— Какой еще Семеныч? — не понял Тамерлан.

— Это наш тренер, — вмешался я. — Быстро все шмотки по сумкам!

Вот еще новости. По расписанию у нас сейчас никаких общих сборов быть не должно. Если Семеныч бежит, да еще без предупреждения — значит, случилось что-то экстраординарное. Только вот что?

Пацаны едва-едва успели скинуть с себя заграничные куртки и запихать их вместе с сумками под кровать, как в дверях показался запыхавшийся от бега Григорий Семенович.

— Вы это… — начал он, бегло осматривая комнату, как будто что-то выискивая. — Вы чего еще натворили здесь?

Мы недоуменно переглянулись.

— А что мы натворили? — непонимающе спросил Тамерлан.

— Вот это я вас спрашиваю, что! — закричал Григорий Семенович. — Вам мало приключений, еще захотелось? Хотите, чтобы нас всех вытурили отсюда еще до того, как чемпионат начнется?

— Григорий Семенович, — как можно более спокойным голосом произнес я. — Вы расскажите толком, что случилось-то? С чего вы вообще взяли, что кто-то из нас что-то натворил?

— А с того! — огрызнулся Семеныч. Он всегда был добродушным и отходчивым мужиком, и чтобы довести его до такой степени раздражения и даже злобы, нужно было очень сильно постараться. — Сюда полиция приехала!

Глава 5

Мы впали в состояние шока. Особенно перепугались те ребята, которые покупали вещи с рук — все-таки нутром все они чувствовали, что дело это не совсем безопасное и легальное. При этом надеяться на заступничество тренеров было наивно: здесь, в другой стране, у них не было и не могло быть никаких знакомых, которые могли бы помочь решить подобную проблему. А значит, если уж вляпался — значит, вляпался, никто тебя вытаскивать не будет, решай все свои проблемы самостоятельно.

— Вы чего натворили, паршивцы? — повторил Григорий Семенович, пытаясь отдышаться и одновременно переходя на возмущенный крик. — Вас для чего сюда привезли? Чтобы вы по местным тюрьмам расселись, что ли? Вы кем хотите быть, в конце концов — спортсменами или уголовниками? Или решили совместить?

— Да что случилось-то, Григорий Семенович? — осторожно повторил я вопрос. — Кто что натворил?

Параллельно я пытался прикрыть собой тех ребят, которые не успели запихать свои немецкие шмотки под кровать. Но, судя по всему, получалось у меня это не очень.

— Что случилось? Ты меня еще спрашиваешь, что случилось? — тренер в бешенстве замахал руками, показывая на советских боксеров, одетых в «фирму». — Это вы сейчас уже не мне будете рассказывать, что случилось! Что за хрень на вас надета, я вас спрашиваю? Отвечать!

Но отвечать Григорию Семеновичу никому из нас не пришлось. В коридоре послышалась громкая немецкая речь, и в номер вошли несколько полицейских. Они с порога беглым, но цепким взглядом осмотрели нас и начали быстро что-то объяснять. Григорий Семенович, который на бытовом уровне немного знал немецкий язык, начал нам переводить:

— Короче говоря, в этом районе кто-то недавно обнес магазин спортивной одежды. И теперь они ищут, кто это сделал. Они говорят, что это уже не первый случай в городе и, скорее всего, вор, который вытащил шмотки, будет стараться по-быстрому их продать. А самое хреновое, что вот эти курточки и футболочки, которые на вас — это именно из того магазина вещи и есть. Теперь вы понимаете, в какое дерьмо вляпались?

— Так это что же, они нас подозревают, что ли? — до Славика Калганова, наконец, дошла вся серьезность положения. — А с какой это стати, интересно? У них что, других подозреваемых нет, что ли?

— Значит, нет, — раздраженно ответил Григорий Семенович. — Им виднее, кого подозревать, у них работа такая.

— Как-то хреново они свою работу выполняют, — нервно усмехнулся Тамерлан. — Непонятно, по какому признаку людей подозревают…

— Непонятно? — вскричал тренер. — Непонятно, говоришь? А вот эти фирменные вещички на вас откуда? Или ты думаешь, что если эти полицейские не понимают по-русский, значит, они еще и слепые, что ли?

— Одну минутку, — проговорил полицейский, беря Григория Семеновича за локоть. — Мы понимаем ваши переживания, но все-таки попросили бы вас держать себя в руках.

— Да я-то что… — безнадежно махнул рукой Григорий Семенович. — Тут уже и без меня все понятно…

— Итак, на нескольких молодых людях надета одежда, украденная накануне из магазина, — констатировал полицейский, обращаясь к, видимо, менее опытным коллегам. — Сотрудница данного магазина обратилась к нам с заявлением. Свидетели указали, что видели молодых людей, заносивших указанные вещи в сумках в жилой корпус, где в данный момент проживают участники Чемпионата Европы по боксу. Таким образом, нам необходимо провести проверку.

Отнекиваться было бессмысленно. Если где-то пропали вещи, а сразу после этого обнаружились в другом месте, то полиция вряд ли будет долго разбираться, как они туда попали. А Денис-то каков, а! Вот не зря мне сразу показалось, что он какой-то скользкий тип. Не зря меня не покидало ощущение, что что-то с ним не так! А теперь, значит, из-за этого хитрого дельца почти все мы подпадаем под уголовную статью. Неслабо! Ну хорошо, я не попадаю — все-таки интуиция у меня сработала хорошо, и я не стал ввязываться в эту авантюру. Поэтому сейчас предъявить мне было нечего. Но и это утешало не сильно — все равно скандал грозил разразиться нешуточный, и пятно ляжет на всех, независимо от степени участия в нелегальной сделке. При одном произнесении имени у всех сразу будет возникать ассоциация: «А, это из тех, которые ворованные вещи скупали!». М-да… Так себе перспективка, если честно. Вот мне и Олимпиада, и чемпионство.

С другой стороны, как говорит пословица, не пойман — не вор, а значит, за нашу репутацию еще можно было побороться. Неожиданно шустро это понял и Сеня, вместе с другими пацанами не успевший спрятать свои покупки и теперь красовавшийся перед полицейскими в новеньком спортивном костюме «Adidas».

— А с чего вы вообще взяли, что это вещи — из тех, что были украдены в магазине? — с вызовом сказал он, заметно тревожась, но при этом пытаясь придать своему голосу уверенности. — Я, например, ни про какую кражу ничего не знаю. Вот сейчас от вас услышал в первый раз.

Ну Сеня! Ну дает! Вот не зря придумали поговорку про чертей в тихом омуте. Сеня идеально подходил под это описание. Обычно робкий и застенчивый, не решающийся лишний раз уточнить даже что-то необходимое, сейчас он вел себя как заправский актер, моментально перевоплотившись в возмущенного гражданина, чье достоинство смертельно оскорбили.

Один из полицейских ухмыльнулся и развернул бумажку, на которой оказался список украденных вещей. Поводив по нему пальцем, он нашел нужный пункт.

— Костюм «Адидас», целиком, — торжествующим голосом произнес он и приблизился к Сене, ища на костюме нашивку с размером одежды. — Размер какой? Ага, ну так я и думал! Вот, пожалуйста, и размер тоже совпадает.

— И что с того? — продолжал упорствовать Сеня. — Ну совпадает. У меня что, у одного на всей планете такой размер костюма?

— Это украденные вещи, — металлическим голосом произнес полицейский.

— Слишком много совпадений, Сеня, — сокрушенно покачал головой Григорий Семенович, давая понять, что ситуация безвыходная.

— Совпадения — они и есть совпадения, — не моргнув глазом ответил Сеня. — А я вам заявляю, что лично я ничего не у кого не крал! А мой костюм честно куплен мной же на мои же деньги!

— Ну что ж, — произнес полицейский. — В таком случае можно нам взглянуть на твои честно купленные вещи поближе? Не сомневайся — если окажется, что они действительно честно купленные, мы тут же все вернем.

Хоть сомневайся, хоть нет, а спорить с полицией в любой стране и в любое время было себе дороже. Поэтому Сеня нехотя принялся снимать с себя пресловутый костюм. Правда, здесь обнаружилась одна существенная проблемка: костюм был ему заметно мал, и при каждом движении мой приятель рисковал его порвать. Сене ничего не оставалось делать, как обратиться ко мне за помощью.

— Миш, поддень немножко сзади, — произнес он, поворачиваясь ко мне спиной. И, должен сказать правильно сделал, потому что сзади и чуть сбоку я обнаружил бирку из того самого магазина, который интересовал полицейских. Я понял, что стоит только этому костюму оказаться в их руках, как Сеня тут же отправится в их машину, и в ближайшие несколько лет мы его вряд ли увидим. Поэтому, бросив взгляд на полицейских и убедившись, что они отвлеклись на осмотр других пацанов, я как можно быстрее и незаметнее оторвал эту бирку и сунул себе в карман. Обыскивать меня не будут, а сбрасывать ее на пол — слишком рискованно. Лучше уж я улучу момент и выброшу ее куда-нибудь без свидетелей.

— Это тот самый костюм, который указан у нас в перечне, — объявил полицейский, сверяясь с бумажкой и демонстрируя костюм остальным.

— Но на нем нет магазинной бирки, — заметил его напарник.

— Ну и что? — резонно возразил первый коп. — Ее так долго сорвать, что ли? Ты еще чек из кассы магазина спроси! По всем остальным признакам вещь подходит под описание. Так что, дорогой боксер, собирайтесь. Вы арестованы по подозрению в краже.

— Чего? — взвился Сеня. — По какому еще такому подозрению, в какой такой краже? Да я даже в детстве ни одной конфетки дома не украл, а вы мне про какой-то костюм!

— То что у вас было или не было в детстве, — спокойно проговорил полицейский, — с этим пусть разбираются органы в вашей стране. А нам вы лучше расскажите, где остальные украденные вещи. В списке пропавших вещей — гораздо больше, чем на вас и других здесь присутствующих. Вы их уже успели кому-то продать? Кому? Имена, данные, местонахождение покупателей?

— Каких еще покупателей? — в отчаянии закричал обескураженный Сеня.

— Вот и мы именно об этом спрашиваем — что у вас за покупатели? — повторил немецкий страж порядка и, обращаясь к остальным пацанам, добавил: — А вы тоже снимайте ваши вещички и давайте их сюда. Сейчас все вместе поедем в участок.

Пацаны начали нехотя снимать с себя такие желанные фирменные шмотки. По их лицам было видно, какой трагедией для них было с ними расставаться — мало того, что это была одежда мечты, так за нее еще пришлось уплатить немалые деньги. Но деваться им было некуда.

— Послушайте, — миролюбиво заговорил Григорий Семенович, глядя на растерянных подопечных. — Но ведь наши ребята — спортсмены, а не преступники! Мы приехали, чтобы участвовать в чемпионате Европы!

— А что, спортсмены не бывают преступниками? — приподнял бровь полицейский. — Или вы считаете, что преступники заканчивают какой-то свой криминальный институт и идут работать согласно специализации в дипломе? Каждый преступник в обычной жизни кем-то является. А уж сколько случаев, когда чемпионов на чем-то ловили!

— Но это какое-то недоразумение! — в сердцах воскликнул Григорий Семенович. — Я отлично их всех знаю, никто из них в жизни никогда бы на такое не решился!

— Нам, если честно, все равно, что вы думаете по этому поводу, — равнодушно ответил полицейский. — Налицо факты: украденные в магазине вещи обнаружились непосредственно на ваших спортсменах. А вот как они на них оказались — с этим мы и будем разбираться. Объективно, с соблюдением всех требований закона — в этом можете не сомневаться.

— Но ведь парень вам уже сказал, что честно купил свой костюм! — воскликнул Григорий Семенович с такой горячностью, как будто он и сам уже поверил в версию Сени.

— Мало ли кто что сказал, — пожал плечами полицейский. — У нас на допросах знаете сколько всего рассказывают? Такие бывают истории — романы можно писать! Вы лучше скажите — у этого вашего парня, который якобы купил свой костюм честным образом, со зрением все в порядке?

— Э…. ну да, — не понял Григорий Семенович. — Мы же все без исключения проходим медкомиссию, тем более перед соревнованиями. А почему вы спрашиваете? При чем тут его зрение?

— А при том, — пояснил полицейский. — Скажите, пожалуйста, если у него все в порядке со зрением, то почему же он тогда не купил спортивный костюм своего размера? Ведь тот костюм, который он сейчас с себя снял, чуть ли не на два размера меньше, чем ему нужно! Где, спрашивается, были его глаза? Или это такой советский способ заставить себя похудеть — покупать одежду на два размера больше? В наших магазинах его размер можно найти без труда, он самый обычный!

— Да какая вообще разница, какой размер, — воскликнул Тамерлан. — Ну объясните, ну когда бы мы успели ограбить этот ваш магазин?

— Действительно, — подхватил Славик Калганов. — Я не знаю, конечно, где он тут у вас находится, но ведь нам в любом случае нужно было бы дойти до него, улучить момент, когда нас никто не будет видеть, сорвать с прилавка все эти вещи, незаметно пронести их сюда… Как бы мы, интересно, все это смогли провернуть, если у нас тут на чемпионате каждая секунда расписана?

— Вот именно, — поддакнул Тамерлан. — И неужели бы ни на входе у охраны, ни у наших тренеров не возникло к нам никаких вопросов?

— Ограбить магазин можно и ночью, — заметил полицейский.

— Ага. — невесело усмехнулся Славик. — Кто бы нас еще ночью отсюда выпустил?

— Еще раз повторяю, — с монотонностью робота проговорил полицейский, — во всех деталях произошедшего мы будем разбираться уже не здесь. Будет расследование, затем суд. Вот там-то, с учетом всех обстоятельств и показаний, и будет вынесено решение. А пока что некоторым из вас придется временно сменить место жительства.

При слове «суд» Тамерлан неожиданно вздрогнул.

— Да за что под суд-то? — воскликнул он. — Мы же вам объясняем, что ни при чем?

— Это нормально вообще — невиновных людей под суд отдавать? — возмущенно крикнул Славик Калганов. — Хоть одно бы доказательство привели, что вещи украл кто-то из нас!

— Эти доказательства в данный момент надеты на вас, — невозмутимо заметил полицейский.

— Да поймите вы, — Григорий Семенович, видя. что никаких доводов больше не остается, не выдержал и повысил голос. — Наши спортсмены — не воры! Преступником был кто-то другой!

— А вот кто именно был преступником, мы и будем выяснять, — парировал полицейский. — Так что давайте-ка не будем тратить время попусту. Тем более что из всего, что вы говорите, я понимаю в лучше случае две трети, если не половину. А в участке мы вызовем переводчика и побеседуем спокойно.

На Григория Семеновича было жалко смотреть. Вид у него был раздавленный. Еще бы — он привез своих воспитанников покорять чемпионат Европы, а вместо этого их почти что в полном составе грозятся посадить по уголовной статье! А тут еще этот языковой барьер — все-таки немецкий Григория Семеновича и вправду был далек от идеала, поэтому объясняться приходилось отчасти на пальцах. Неудивительно, что полицейский мог и не понять каких-то слов.

«Черт, вот это ситуация. Что, что я могу сделать, чтобы как-то помочь пацанам?» — напряженно думал я, когда вся процессия с полицейскими, боксерами и Григорием Семеновичем отправилась в участок, оставив меня в номере в гордом одиночестве. Впрочем, вопрос был риторическим. Как ни придумывай, но ответ на него мог быть только одним: нужно было срочно найти настоящего вора и предъявить его полицейским. Только тогда можно было надеяться, что Сеню и остальных пацанов отпустят на свободу.

Я вскочил и побежал в комнату Дениса. Тот открыл мне дверь без малейшего удивления на лице — как будто ждал, что я вернусь.

— А-а, решил все-таки прибарахлиться? — с улыбкой протянул он. — Я же говорил, что пожалеешь!

— Сейчас ты у меня, скотина, жалеть обо всем будешь, — угрожающим тоном отозвался я, заталкивая его обратно в комнату. — Где твой приятель? Ульрих или как там его по-настоящему?

— Ульрих, — непонимающе пробормотал Денис. — А… ты чего?

— Ничего! — я хорошенько встряхнул его за грудки. — Я спрашиваю, где он?

— К себе ушел, — ответил Денис. — Он здесь же живет, на этаже! А зачем он тебе?

— Зачем? — взревел я. — А ты в курсе, что он вор и все шмотки украл? Ты в курсе, что полиция ищет магазинных воров?

— Нет, нет, — Денис отчаянно замотал головой. — Я ничего такого не знаю!

— Да что ты говоришь! «Не знаю», — издевательским тоном передразнил его я и замахнулся на него кулаком для острастки. — А в подельники к нему пошел, чтобы просто другу помочь, да?

— Нет, ну зачем же так, — попытался улыбнуться он. — Он мне хороший процент пообещал. Чего ты сразу «подельники»-то? Ну ты же сам понимаешь — деньги-то ведь никогда не лишние…

— Конечно, — с готовностью согласился я. — Настолько не лишние, что ты с радостью влез в уголовку. Такой был хороший процент, да?

— Да нет, ну какую уголовку, сам подумай, — возмущенно отозвался Денис. — Он мне говорил, что купил все вещи на распродаже с огромными скидками и теперь хочет на этом навариться, вот и все! Да если бы я знал, что это краденое… да я бы, клянусь, никогда… даже близко!

— Значит, так, — прервал я сбивчивую речь Дениса. — Сейчас мы пойдем к этому твоему Ульриху и ты мне помогаешь отвести его в полицию.

— Но… — попробовал было возразить Денис.

— Никаких «но», — снова оборвал его я. — Они забрали моего друга и подозревают его в краже. И тут мне уже все равно на ваши расклады — чтобы спасти друга, я что угодно сделаю. Поэтому, если ты вместе со своим Ульрихом хочешь остаться невредимым, сделаешь все, как я сказал. Понял меня?

— Понял, — с обреченной миной произнес Денис.

Ульрих сидел в своей комнате с довольным видом и медленно, смакуя, пересчитывал купюры.

— Я тебя слушаю, — ледяным тоном проговорил я, закрыв за собой дверь и выставив Дениса на всякий случай вперед.

Ульрих непонимающе переводил взгляд с меня на Дениса и обратно.

— Он все знает про магазин, — печально пояснил Денис.

На лице Ульриха высветилось умоляющее выражение, с которым в детективах всякие мелкие подлецы просят героя пощадить их.

— Так я же не для себя, — еле слышно произнес он.

— Да? — едва заметно усмехнулся я. — А для кого же? Голодающих Африки решил накормить?

— Зачем Африки? — так же тихо отозвался Ульрих. — Понимаешь, у меня мама больная. Работать не может. А еще у меня сестренка маленькая есть, в первый класс вот пошла. Сестра хочет спортом заниматься и так же, как ты, на чемпионатах выступать. Только ты же сам знаешь, как дорого все стоит — и форма, и на занятия записаться, и все остальное… А больше у нас никого и нет, мы все втроем живем на мамино пособие, да вот мне еще иногда удается кое-что заработать. В общем… — Ульрих помолчал, глядя в окно. — Я действительно ограбил тот магазин. Я хотел обеспечить сестренку всем, что ей нужно для ее спорта. Кто знает, может, другого шанса у нее и не появится, а кто, как не старший брат, должен ей дать этот шанс?

— Это правда, — поймав мой вопросительный взгляд, подтвердил Денис. — У него действительно очень тяжелая ситуация в семье. Если бы не сестра, он бы ничего подобного никогда не натворил.

Вот же сюжетец, а. Похоже, этот Ульрих не врал. Вряд ли он был таким выдающимся актером, чтобы даже пустить слезу, рассказывая в подробностях о своей талантливой сестренке. Но что же тогда получается? Если я сейчас сдам Ульриха в полицию, то девчонку отправят в детский дом. А уж она-то точно была здесь ни при чем — ребенок никогда не виноват в том, что творят его взрослые родственники.

— Значит, так, — немного подумав, объявил я. — Сейчас мы втроем собираем оставшиеся вещи и относим их обратно в магазин.

— Но… — начал было Ульрих.

— Я недоговорил! — сказал я. — Мы относим их в магазин, а потом идем в полицию, где ты и повторяешь все то, что поведал мне только что. И только попробуй о чем-то умолчать! Они освобождают наших ребят, а дальше уже разбираются с тобой. Либо же с тобой буду разбираться я и не так, как они. Понятно излагаю?

— Понятно, — грустно кивнул Ульрих.

Чтобы собрать оставшиеся в номере вещи, нам понадобилось не больше пары минут. И вот мы уже подходим к дверям обворованного магазина. «Хм, а мы сюда действительно не успели бы добежать», — подумал я, разглядывая явно немного поредевшие витрины и прикидывая расстояние от нашего жилого корпуса до этих дверей.

— Переводи, — приказал я Ульриху и, обращаясь к продавщице, недоуменно уставившейся на нас, начал объяснять: — Уважаемая фрау, это часть вещей, которая была украдена из вашего магазина. К сожалению, произошло недоразумение, из-за которого могут пострадать молодые талантливые спортсмены из Советского Союза. Их ошибочно приняли за преступников, хотя никакого отношения к этому ограблению они не имеют и вообще мы приехали в вашу страну, чтобы участвовать в чемпионате Европы по боксу.

— Оу, — только и могла вымолвить изумленная продавщица. — Чемпионат… это здесь, недалеко? Слышала!

— Именно, — подтвердил я. — И теперь полицейские считают, что вещи из вашего магазина украли именно мы. Хотя на самом деле мы узнали об этом печальном происшествии час назад все от тех же полицейских.

— Оу, майн гот, — проговорила продавщица. — Но я не указывала им ни на каких подозреваемых, я вам даю честное слово!

— Я понимаю, что это не ваша вина– сказал я, — но, к сожалению, получилось как получилось. В данный момент наши ребята находятся в полицейском участке в качестве подозреваемых в ограблении магазина.

— И что же теперь делать? — растерянно спросила немка.

— Мы предлагаем вам договориться, — как можно более миролюбивым тоном продолжил я, — мы в течение сегодняшнего дня возвращаем вам оставшуюся часть вещей, а вы — забираете ваше заявление из полиции. Это единственный вариант, который позволит и вам возместить ущерб, и нашим парням не пойти под суд за то, чего они не совершали.

— Но… как же… — продавщица все еще не вполне понимала, что происходит.

— А мы, — не давая ей опомниться, говорил я, — сразу после завершения соревнований придем к вам всей советской делегацией и каждый купит что-нибудь уже официально. Таким образом, у вас за один день получится много продаж. Как вам такая сделка?

На шокированную и ограблением, и последующим моим предложением фрау, кажется, особенное впечатление произвело обещание массовых покупок. Запад все-таки оставался западом, хоть и в социалистическом варианте. Что же, нам-то это было только на руку!

— Ну… хорошо, я согласна! — наконец выдавила из себя продавщица. — Это хорошее предложение!

— Еще бы! — с готовностью подтвердил я. — Ну а раз вы согласны, приглашаем вас присоединиться к нам!

— Куда? — снова не поняла продавщица. — Зачем?

— Как зачем? — удивился я. — Мы же договорились, что вернем вам вещи, а вы заберете свое заявление. Мы как раз направляемся в полицию. Попросите коллегу подменить вас в случае необходимости и пойдемте!

Видимо, с этой немкой давно никто не разговаривал в таком тоне, не терпящем возражений. Потому что она охотно соглашалась на все, что я ей предлагал и, кажется, даже не пыталась вникнуть в суть происходящего, воспринимая все как должное. «Ну и хорошо», — подумал я. «Нам же лучше».

— Миша, ты что, решил сюда местных жителей подтянуть, чтобы они поагитировали за советских боксеров? — невесело пошутил Григорий Семенович, увидев всю нашу компанию в коридоре участка, где сам он нервно прохаживался перед дверью кабинета. — Так этот номер не пройдет. Воров тут не любят. А в том, что вещи украли наши пацаны, их, похоже, не переубедить.

— А мы все-таки попробуем, — парировал я. — В каком кабинете находятся наши?

Решительно распахнув дверь, на которую указал Григорий Семенович, я увидел наших боксеров во главе с Сеней, которые с обреченным видом смотрели на полицейского. Тот же, в свою очередь, что-то монотонно зачитывал им с инструкции по-немецки, делая паузы для того, чтобы переводчик успел донести до них смысл прочитанного. Увидев нас, он поднял голову и спросил:

— В чем дело?

— Дело в том, что мы раскрыли для вас преступление, — бодро отчеканил я и ткнул локтем Ульриха: — Ну давай, старший брат. Твой выход!

Ульрих помялся и, сделав шаг вперед, негромко произнес:

— Это я ограбил тот магазин и вынес оттуда спортивную одежду.

Глава 6

Выпученные от изумления глаза всех присутствовавших надо было видеть. Переводчик, боксеры, Григорий Семенович — все уставились на Ульриха с таким выражением лица, как будто он объявил, что сейчас мы все полетим на Марс. Особенно растерянными выглядели полицейские, чья версия с ограблением магазина советскими спортсменами на их же глазах рассыпалась в прах.

Григорий Семенович, который изначально взял на себя роль дипломата, старающегося уладить конфликт, тоже молчал, застыв с открытым ртом, как рыба на берегу. Хотя, в принципе, сейчас был именно его выход: раз уж настоящий преступник не просто обнаружился, но и сам явился с повинной, то прежних подозреваемых необходимо было отпускать. Но, похоже, в данной ситуации он, потрясенный всеми событиями последних часов, тоже не был способен произнести что-то осмысленное. Пришлось мне снова брать решение проблемы на себя.

— Господа полицейские, — заговорил я, показывая глазами переводчику, чтобы он тут же переводил мою речь на немецкий. — Мы только что побывали в магазине, в котором произошла эта ужасная кража. Вот рядом с нами — та самая продавщица, которая написала заявление о случившемся. Она может подтвердить, что мы договорились о мирном разрешении конфликта, и готова свое заявление отозвать. Фрау, подтвердите, пожалуйста, — обратился я к ней.

— Да, действительно, — взволнованно заговорила женщина. — Большая часть ущерба магазину уже возмещена, остальная часть, согласно нашим договоренностям, будет возмещена при первой же возможности.

— То есть сразу же после того, как наших ребят отпустят и они смогут вернуть вещи, — вставил я.

— Поэтому, — продолжила продавщица, — я хотела бы аннулировать свое заявление и отказаться от всех претензий в адрес того, кто это сделал.

— То есть, исходя из ваших слов, — медленно проговорил ошарашенный полицейский, который руководил процессом, — получается, что претензий у вас нет и пострадавшей вы себя не считаете, так?

— Совершенно верно, — подтвердила продавщица.

— Тогда выходит, что пострадавшей стороны здесь тоже нет, — резюмировал полицейский, — а если пострадавших в деле нет, то и самого дела, получается, тоже нет.

— Получается, так, — недоуменно пожал плечами второй полицейский.

— Но вот ваш знакомый, — первый полицейский кивнул на Ульриха, — утверждает, что он все же совершил кражу товаров из магазина. Каковы в таком случае были его мотивы, побудившие это сделать?

— Ну, с кем не бывает, — выдал вдруг молчавший до этого Славик Калганов. — Сглупил парень.

— Со мной, например, точно такого не бывает, — строго посмотрел на него полицейский. — И со множеством других добропорядочных и законопослушных людей, которые не залезают в магазины и вообще не присваивают чужого имущества.

— Понимаете, — торопливо заговорил я, чтобы Славик снова чего-нибудь не ляпнул, и, не дай бог, все не испортил, — у парня очень тяжелая ситуация в семье. Он, его маленькая сестренка и больная мама живут на одно пособие. А девочка очень хочет профессионально заниматься спортом, но стоит это очень дорого. Вот он и решился на этот, безусловно, плохой поступок.

— А вы его адвокат, что ли? — вскинул на меня брови полицейский. — Он сам за себя не может рассказать?

— Так, а чего же тут еще рассказывать-то, — подал голос Ульрих. — Он все правильно вам объяснил. Все так и было.

— И вы сейчас сожалеете о содеянном, — со скептической усмешкой произнес полицейский.

— Сожалею, — охотно кивнул Ульрих. — И клянусь вам, что если бы не крайне тяжелая ситуация в семье, я бы никогда…

— Ну ладно, — оборвал его полисмен, — про семью мы уже слышали. Лучше объясните мне, почему за вас, местного жителя, так рьяно заступаются наши гости из Советского Союза. У вас с ними какие-то личные отношения?

— Никаких, — удивленно ответил Ульрих. — Мы с ними и познакомились-то только сегодня, и то… вскользь.

— Дело в том, — снова вмешался я, — что все мы — участники чемпионата Европы по боксу. Как вы, должно быть, знаете, соревнования будут проходить буквально в эти дни. Естественно, что ко всему, что связано с этим чемпионатом и всеми его участниками, будет приковано пристальное внимание международной прессы. Да, собственно, оно уже приковано — наверняка во многих газетах уже даются анонсы и ведутся первые репортажи о подготовке к турниру.

— И что вы хотите этим сказать? — подозрительно посмотрел на меня полицейский.

— Я хочу сказать, — спокойно ответил я, — что если информация об этом неприглядном происшествии просочится в прессу, то разразится международный скандал.

— Да что вы говорите? Прямо-таки международный скандал? Не много ли вы на себя берете? — усмехнулся полисмен. — Вы что, такие знаменитости?

— А знаменитости мы или нет, здесь ни при чем, — с достоинством ответил я. — Писать-то об этом будут не потому, что это именно мы. Посыл у журналистов будет совершенно другой. Дескать, посмотрите: как только этих советских спортсменов выпустили за границу, так они сразу начали вести себя, как дикари и совершать преступления против добропорядочных граждан.

Полицейский молча слушал меня, ни одним мускулом не выдавая своего отношения к тому, о чем я говорил. Тогда я решил зайти с козырей.

— А главное, — с жаром добавил я, — поднявшийся скандал ведь коснется и вас в том числе!

— Нас? — удивленно приподнял брови полицейский. — Это еще с какой стати? Ваш приятель заявит, что воровал одежду по нашему приказу, что ли? А он знает, что за такие шуточки полагается по нашим законам?

— Да нет же, — терпеливо продолжал объяснять я. — Речь идет не о клевете или оговоре. А о том, что из всего прочитанного многие сделают вывод: местная полиция работает из рук вон плохо! Потому что как еще можно оценить их работу, если в самом центре города, в месте притяжения туристов и проведения таких масштабных мероприятий международного уровня происходят такие дерзкие ограбления? И я больше чем уверен, что у вас найдется пара-тройка прощелыг-журналистов, которые с жадностью ухватятся за эту тему и начнут ее использовать в каждом своем материале. А то еще, не ровен час, и журналистское расследование запустят по этому поводу: поднимут какие-нибудь ваши неудачи за последние годы, переберут всех, кто работает на данном участке, станут полоскать ваши имена в прессе, добиваясь отставки… То и дело будут кричать, мол, что за сотрудники работают в нашей полиции, как они могли допустить такой позор… И при этом им невозможно будет ничего возразить, потому что они-то будут упирать на международную репутацию вашего государства! Вы представляете, во что это все выльется? Вот скажите честно: оно вам надо?

Полицейский вздохнул и задумался. Видно было, что в нем борются два соблазна: довести дело хоть до какого-то конца, посадить преступника и оказаться в своих глазах и в глазах коллег ловким сыщиком — и избежать того шума в прессе, о котором я ему только что так красочно поведал. А я, конечно, немного приукрасил для убедительности, но в принципе все, о чем я говорил, вполне могло произойти. Бывали случаи, когда из-за таких вот случайно поднятых на поверхность историй люди и должности теряли, и в тюрьму садились надолго. И полицейский понимал это еще лучше, чем я.

— Ну ладно, — наконец произнес он. — Если заявление отозвано — так и быть, идите отсюда все. Только постарайтесь больше ни в какие истории не попадать. А то завтра выяснится, что у кого-то младший брат хочет музыкой заниматься, и ему скрипку купить не на что.

Мы вежливо заулыбались и, как говорится, «организованной толпой» покинули участок.

— Ну ты, Мишаня, и дипломат, — облегченно улыбнулся Григорий Семенович. — Такую вдохновенную речь им тут выдал! И главное — все по делу. Я бы так быстро не сообразил!

— Да, тебе бы не в бокс, а куда-нибудь переговорщиком бы идти, — поддакнул Славик Калганов. — Или, действительно, адвокатом каким-нибудь. Честно скажу, не знаю пока еще, какой ты боксер, но язык у тебя подвешен будь здоров!

— Мишка у нас такой, да, — гордо заметил Сеня. — Он знаете в каких ситуациях с людьми умеет договориться!

— Сень, хорош, — оборвал его я. Мне никогда не нравились эти хвалебные речи в мой адрес, а сейчас-то они были и вовсе не очень уместны. — Ты, между прочим, сам сегодня здорово себя проявил, я от тебя тоже такого не ожидал.

— Да ладно, — покраснел Сеня.

— Хорошие вы ребята, я смотрю, — подала голос продавщица, которая до этого момента, казалось, внимательно прислушивалась к нашему разговору, хотя ничего по-русски и не понимала. — Это очень здорово, что вы зашли ко мне и я смогла забрать заявление. А то ведь пострадали бы невиновные люди. А вам на чемпионате выступать надо, и потом еще домой ехать.

— Хорошие люди всегда сумеют между собой договориться, — с достоинством ответил я.

— Слушай, откуда ты всех этих знаний-то понахватался? — поинтересовался Тамерлан.

— Каких еще знаний? — переспросил я.

— Ну, про их журналистов и все такое, — пояснил казах. — Откуда ты знаешь, о чем они тут пишут?

«Так, сейчас опять главное — не сморозить что-нибудь про интернет и желтую прессу», — подумал я, делая вид, что увлечен созерцанием немецкой улицы.

— Так это же естественно, — стараясь тщательно подбирать слова, объяснил я. — Ну вот припомни, о чем у нас пишут, если что-то случилось? Ну, там, кража какая-нибудь крупная или растрата казенных средств? Сразу начинают выяснять — а кто был начальник, а кто допустил, а как к нему относились на работе, в партячейке и так далее. Думаешь, у них здесь как-то принципиально по-другому?

— Ну вообще да, — согласился Тамерлан. Похоже, мое объяснение его вполне устроило.

— Ладно, ребята, — подала голос продавщица, когда мы поравнялись с дверями ее магазина. — Мне пора на работу. Желаю вам успешных выступлений на чемпионате! Всем ауфидерзейн!

— Подождите, — остановил я ее. — А у вас в магазине спортивная форма для девочек продается? Ну, для совсем маленьких, лет семи?

— Конечно, — кивнула женщина.

— Пошли, — коротко сказал я, обращаясь к Ульриху. Тот непонимающе пошел за мной, озираясь на остальных.

Внутри магазина я сразу попросил показать отдел для девочек.

— Выбирай, — так же немногословно сказал я Ульриху. — Какая нужна твоей сестре?

— Нет, нет, я так не могу, — запротестовал он, наконец поняв, о чем идет речь. — Не надо, слушай, я и так себя чувствую, как не знаю кто. Вы из-за меня втянулись во всю эту историю, и ты мне теперь еще что-то покупать хочешь…

— Почему это тебе? — отрезал я. — Я не тебе покупаю, а твоей сестре. Ребенок-то ни в чем не виноват. А там — кто знает, может, это будущая гордость вашей страны. Неправильно будет лишать ее шанса заниматься тем, чем она хочет. А с тебя, кстати, говоря, все деньги, которые ты взял с нас за ворованную одежду.

Мой немецкий был еще дальше от идеала, чем у Григория Семеновича. Поэтому я даже не понял всех слов, которыми Ульрих благодарил меня за подарок, параллельно пряча от меня глаза — видимо, ему и правда было перед нами стыдно. Зато внутри меня появилось то приятное чувство, когда сделал для кого-то что-то очень важное. Я называл это ощущение «Сегодняшний день прожит не зря». А такое не измерить никакими деньгами. Тем более что я и не руководствовался никакими соображениями, мне просто почему-то вдруг стало жалко ту маленькую девочку, которая может навсегда потерять свою мечту из-за того, что у ее семьи недостаточно денег. Я много повидал таких ситуаций и прекрасно понимал, что это такое.

Кстати, о деньгах. Вернувшись в гостиницу, я первым делом рассчитался с пацанами, вернув им купюры, отданные за несостоявшиеся покупки.

— Да, жаль, конечно, что все вот так получилось, — задумчиво протянул Сеня. — Я так хотел в фирменной курточке походить!

— Ну зато у полиции к нам вопросов больше нет, — резонно заметил Славик. — А то я уже, честно говоря, приготовился письма домой писать…

— Да ладно, — махнул рукой Тамерлан. — Разобрались бы, я думаю. Мы же действительно ничего не крали.

— Ну, знаешь, — возразил Славик. — То ли разберутся, то ли нет — это еще бабушка надвое сказала. Да и потом, если даже и разберутся — сидеть за решеткой, пусть даже и недолго, все равно удовольствие ниже среднего.

— Это да, — согласился Тамерлан. — Но, как говорится, и на том спасибо. Эх, я бы сейчас этого Дениса встретил — так бы портрет ему подпортил, что он всю оставшуюся жизнь боялся бы даже к витрине с одеждой подойти!

— Не ты один, — заметил Славик. — Ладно этот Ульрих — если он действительно из-за сестры, то его хотя бы понять можно. Но этот-то! И кого решил обувать — своих!

— Все равно в итоге все при своих и остались, — грустно констатировал Сеня. — Они — без денег, а мы — без хороших вещей.

— Ладно, пацаны, не расстраивайтесь, — сообщил я. — Пока мы шли к вам в участок, я договорился с продавщицей, что после чемпионата мы все вместе зайдем в этот магазин и купим все, что нам понравится. Она сказала, что если среди нас будет чемпион Европы, то будут хорошие скидки, и мы сможем купить больше вещей, чем думали!

— О, значит, мы после финала сразу пойдем в магазин? — воодушевился Сеня. — Я тогда точно себе эту курточку куплю! Очень уж она мне понравилась.

— Ну-у-у, ради такого точно надо постараться, — тут же повеселел Славик.

— Нет, Слава, постараться надо будет в любом случае, — улыбнулся я в ответ.

— Нет, это, конечно, понятно, — смутился белорус. — Я хотел сказать, что это будет приятное дополнение, как подарок нам такой!

— Да, только этот подарок сначала надо будет заработать, — съязвил Тамерлан. — Это, знаешь ли, такой подарок, ради которого сначала повпахивать придется.

— Так мы для этого сюда и приехали, — сказал Сеня. — А тут еще такие знаки уважения — разве плохо? Вы сами подумайте — мы еще ни разу не выступили, а к нам уже относятся, как к чемпионам и такие штуки предлагают! Когда бы мы еще такое встретили? Здорово же!

Настроение у наших пацанов моментально скакнуло вверх, и все начали наперебой обсуждать, как нужно поработать на чемпионате и какие замечательные вещи можно будет приобрести потом. Со всеми житейскими неприятностями было покончено. На сегодняшний вечер была запланирована торжественная церемония открытия чемпионата, и все сосредоточились на начале тяжелой работы. И хотя конкретно сегодня никаких соревнований еще не было, но сама атмосфера уже воодушевляла и настраивала на рабочий лад.

Во время церемонии открытия мы, участники, впервые увидели друг друга в полном составе. Команду каждой страны вызывали под гимн этого государства, и спортсмены гордо и не спеша занимали отведенные им места. Наступила и очередь Советского Союза. Правда, здесь тоже не обошлось без «дружеского привета» со стороны все тех же англичан. Так сложилось, что нам довелось выходить после них, когда они уже заняли свое место, которое к тому же было рядом с нами. И когда мы проходили мимо них, кто-то из англичан подставил подножку Тамерлану, и со стороны команды послышались сдавленные смешки. Наш казах, споткнувшись от неожиданности, тут же рассвирепел и чуть было не бросился с кулаками на обидчиков. С большим трудом мне удалось его удержать. Краем глаза я отметил, что один из телеоператоров уже было направил свою камеру на него в предвкушении «жареного». Журналисты — они и в Африке журналисты…

— Я вам всем сейчас рожи ваши наглые разобью! — почти закричал Тамерлан, на секунду забыв о том, где и зачем он находится.

— Подожди еще, Тамерлан, — проговорил я, — Ну не здесь же, в самом деле! На открытии и перед телекамерами!

— А чего ждать-то, — послышался сзади голос Славика. — Этих козлов надо жизни учить сразу, иначе потом распоясаются! Они как раз и пользуются тем, что думают, будто мы не решимся ничего им сделать!

— И научим, — согласился я. — Обязательно научим! Но не здесь и не сейчас, иначе мы все скопом опять в полицейский участок отправимся. Только вот на этот раз с полицейскими договориться уже не получится. Поэтому давайте лучше побережем свои силы и отложим все эти разбирательства.

— Ага, а потом мы уедем, и, может, больше никогда этих уродов и не встретим, — проворчал Сеня.

— Ну, не настолько отложим, — пояснил я. — Эй, пацаны, кто там поближе, передайте этим недомеркам, чтобы приходили вечером в зал! Там все и выясним.

— Эй, чего вы там вякаете? — выкрикнули англичане, услышав наше приглашение. — Если вы такие смелые, глядите сами не побойтесь туда заявиться! А то мы к вам прямо в комнаты придем, и окажется, что завтра и выступать от Советского Союза будет некому, гы-гы!

Я не случайно упомянул про зал и именно вечером. Никаких вечерних тренировок на сегодня объявлено не было. Как не было и поединков с англичанами в первом круге — турнирную сетку объявили здесь же, во время церемонии открытия. При этом уже было понятно, что именно англичане станут нашими главными врагами на этом чемпионате, и именно с ними нам предстоят самые серьезные и жестокие стычки. А значит, накопленный за первые дни пар требовал немедленного выпуска. Конечно, лучше было бы выпустить его непосредственно на ринге, но я опасался, что еще до первого дня соревнований наши парни учудят что-нибудь такое, что потом придется очень долго расхлебывать. Поэтому я решил подойти к Григорию Семеновичу с просьбой провести тренировку для тех динамовцев, которые приехали вместе с нами в качестве наблюдателей.

— Тренировку, говоришь? — Григорий Семенович задумался. — А ты сам-то свои силы не растратишь? Они-то ведь все сюда зрителями приехали, а тебе вообще-то уже завтра выступать!

— Так я же не буду тренироваться вместе с ними на полную катушку, — парировал я. — Я буду просто руководить. А то чего пацаны просто так здесь, без дела ошиваются! Так ведь недолго и форму потерять!

— Да, ты прав, — Григорий Семенович еще немного подумал и наконец сказал: — Ладно, добро!

Конечно, я немного слукавил. Тренировка была лишь легальным поводом собраться в зале и не вызвать никаких вопросов у тренерского состава и прочих работников чемпионата. Не знаю, догадывался ли о чем-нибудь подобном Григорий Семенович, а вот наши пацаны прекрасно все понимали, и о своих, скажем так, планах на вечер между собой говорили открыто.

— Ну что, разомнемся? — разминал кулаки Шпала, прохаживаясь с воинственным видом вдоль стены зала. — Потренируемся, так сказать, на английском материале?

— Потренируемся, ага, — согласно кивал Колян, ликовавший от того, что ему наконец-то предоставилась возможность «размяться» в этой поездке. — Посмотрим, как эти янки выживать умеют.

— Колян, янки — это американцы, а не англичане, — поправил его Шпала.

— Да? — переспросил Колян и презрительно махнул рукой. — А, один хрен! Кто на нас будет выпендриваться — хоть американцы, хоть англичане, хоть немцы — все равно пожалеет!

Постепенно в зал начали подтягиваться и другие участники советской сборной, которые были в курсе дела. Все уже были наслышаны о вызывающем поведении англичан и не могли дождаться удобного момента, чтобы свести с ними счеты.

— Нет, они прямо специально напрашиваются, — подзадоривал сам себя Славик Калганов. — Ну а кто напрашивается, тот рано или поздно добьется того, чего хочет!

— Да чего там добиваться, — со злостью проговорил Тамерлан, — им бы, по-хорошему, темную устроить, как мы в лагере делали, и все!

— Ну нет, — вмешался я. — Давайте-ка не будем забывать, что мы не в пионерском лагере, а на серьезном чемпионате. Считайте, что у нас здесь, скажем так, выступления вне конкурсной программы.

С этими словами я надел на себя тренерский свисток и дал сигнал о начале тренировки. Пока ребята разминались, я наслаждался уже было забытыми, но такими знакомыми ощущениями. Все-таки тренерская работа даром не проходит — как выяснилось, даже если ты сменил эпоху и тело. Я руководил тренировкой с таким спокойствием и уверенностью, что, если бы пацаны не были настолько увлечены предстоящими разборками с англичанами, то обязательно заинтересовались бы, откуда у начинающего, по сути, боксера взялись такие знания и навыки. Мне не приходилось даже задумываться над тем, какое указание отдать в следующий момент — нужные слова сами вылетали из меня, как будто срабатывал какой-то автоматический алгоритм. А впрочем, если разобраться, то ведь так оно и было. Я быстро вспоминал свои прежние навыки, как человек, который снова приехал на море и пошел плавать после годичного перерыва.

Из приятных размышлений меня вывел недовольный голос Коляна:

— Ну что, где там эти янки, которые не янки? Или все, запал уже кончился?

— Да погоди ты, времени-то еще! — заметил Шпала.

— Ну мы, как нормальные люди, уже здесь, — возразил Колян. — А эти чего-то запаздывают. Или они нас таким образом не уважают, или решили просачковать у себя в номерах!

— Точно, — подхватил Сеня. — Сидят сейчас, наверное, по номерам и думают, как бы так сделать, чтобы не пришлось завтра прилюдно за свои выкрутасы отвечать.

— Да чего там думать! — перебил его Славик. — Опростоволосились наши друзья из далекой страны, вот и все! Смелые только подножки ставить да записки на своем басурманском языке строчить! Как первоклассники — храбрые до тех пор, пока настоящую опасность не почувствуют!

Я не разделял такой бравады пацанов. Во-первых, английские боксеры не произвели на меня впечатления пустых балаболов, которые гораздо только трепать языком, а когда доходит до дела, сразу прячутся по углам. А во-вторых, недооценивать противника — это первый и очень большой шаг к проигрышу, и уж кто-то, а боксеры должны бы такие вещи понимать. Сначала ты думаешь «да кто он такой, что он мне может сделать», а уже через несколько минут лежишь на полу и недоумеваешь, как это могло так произойти. Лучше уж переоценить соперника и вложиться в бой больше, чем это нужно, чем наоборот.

— Неважно, придут они или не придут, — заговорил я, чтобы немного сбить это неуместное игриво-бахвальское настроение. — Наша задача — хорошо провести тренировку.

— А чего нам тренироваться-то, если их не будет? — беспечно спросил Шпала. — Это вам выступать на чемпионате, а нам до работы еще уйма времени…

— А форму спортсмен должен поддерживать всегда, в любом случае! — отрезал я. — Во-первых, никогда не знаешь, в какой момент ты можешь понадобиться, а во-вторых, если себя запускать, то и к соревнованиям выйдешь в отвратительном состоянии. Так что работаем!

В этот момент сзади послышался какой-то шум. Я оглянулся и увидел, как между открывшимися дверями зала для тренировок собираются английские боксеры. А впереди, нагло ухмыляясь и презрительно оглядывая нас, стоял тот самый англичанин, который писал записки Тамерлану.

— Хеллоу, — с усмешкой произнес он, глядя прямо на меня.

Глава 7

— А, все-таки явились? — недобро усмехнулся Тамерлан. — Миха, переведи им, что они козлы!

— Серьезно? — переспросил я. — Ты с этого хочешь начать разговор?

— Какие еще разговоры! — вспыхнул Тамерлан. — Они сами уже все начали, и не один раз, ты что, забыл?

— Чего вы там орете? — раздался недовольный голос англичанина. — Значит, так! Если вы не в курсе, то именно мы являемся родоначальниками бокса вообще! Поэтому на вашем месте я бы сразу сбежал отсюда, поджав свои потроха, ха-ха!

— Мало ли кто чей родоначальник, — справедливо заметил я. — Это тебе не дает права вести себя как хозяин всего мира. Тем более что бокс в любом случае изобретал не ты и не твои друзья.

— А ты такой умный, я смотрю, — хмыкнул англичанин. — Но мы сюда не трындеть пришли. Короче говоря, если у вас есть какие-то вопросы, то, если вы нормальные пацаны, то давайте и выясним все как пацаны, по-мужски.

— Мы вас вообще-то сюда тоже не на чашечку кофе позвали, — заметил я.

— Ага, — кивнул англичанин и показал на наши перчатки. — Вот эту вот ерунду снимайте. Будете тренерам своим показывать, какие вы примерные. А здесь и одних бинтов достаточно.

— Это чего он хочет, как на улице, что ли? — не понял Тамерлан.

— А ты сам пять минут назад разве не того же самого хотел? — неохотно отозвался я. — Ну да, по сути, кулачный бой.

Происходящее мне, откровенно говоря, не нравилось. Все-таки завтра чемпионат, а такие выяснения отношений не могли привести ни к чему хорошему, только к получению травм. Наверняка это и было целью англичан — вывести нас из строя. Не удивлюсь, если у них в карманах еще и какие-нибудь сюрпризы для нас заготовлены. Так вот и сам не заметишь, как тебе кисти рук переломают или еще что-нибудь в этом роде.

Однако и сливаться с конфликта тоже было нельзя. Тем более что мы сами предложили разобраться в зале по-мужски. Нужно было просто найти какой-то другой способ, который устроил бы обе стороны…

— У меня есть идея получше, — заявил я, глядя в глаза англичанину.

— Это еще какая? — недоверчиво осклабился тот.

— Давайте сыграем в регби, — предложил я.

— Ты что, решил все к играм свести? — недовольно проговорил англичанин. — И ради этого ты сюда нас затащил? Драться-то испугался, что ли?

— Кулачные бои чреваты травмами, — покачал я головой. — А завтра всем предстоит выступать на чемпионате. Полагаю, что увечий ни нам, ни вам не хочется. В конце концов, мы все приехали на чемпионат с одной и той же целью.

— Ты думаешь, я тебе в регби ничего не смогу поломать? — ухмыльнулся англичанин. — Решил проверить, да?

— А для того, чтобы минимизировать возможность получения травм, мы сыграем в другую версию регби, — стараясь не замечать его издевательской интонации, терпеливо продолжал я.

— Это какую? — окончательно развеселился гость с туманных берегов. — Мы все будем стоять и смотреть друг на друга и на мяч? Чтобы, не дай бог, не прикоснуться к кому-нибудь и не поцарапать себе пальчик?

— Нет, — спокойно ответил я. — Про регби на коленях слышал что-нибудь?

— Ну слышал, — хмыкнул англичанин.

— Так вот, — объявил я. — Играем в регби на коленях! Этот вариант игры не так травмоопасен, как обычный и уж тем более как кулачный бой. В то же время каждый сможет показать себя и свои навыки, хоть и без мордобоя. Ну как, идет?

— Идет, — мрачно буркнул англичанин, посоветовавшись со своими.

Удобно, что нам не пришлось искусственно делиться на команды. Матч по регби на коленях «СССР против Англии» стартовал! И хотя кое-кто из наших пытался протестовать — мол, что это мы тут возиться на полу будем, как в песочнице, лучше уже разобраться по-взрослому — я осадил их пыл, заявив, что для спортсмена перед ответственным выступлением главнее всего — находиться в форме, а для этого необходимо немного поберечь себя, чтобы завтра показать максимум, на что мы способны.

— Мишань, ну ты, честное слово, ерунду какую-то предлагаешь, — недовольно протянул Колян, когда я перевел наш разговор с англичанином. — Это что же получается — вместо того, чтобы этих придурков воспитать как следует, мы будем вместе с ними на коленях по полу ползать?

— Не ползать, а играть, — решительно заявил я. — Регби — это такая же спортивная игра, как и все остальные.

— Вот именно, что игра! — возмущенно воскликнул Колян. — А с этими уродами не играть надо, а показать, кто здесь хозяин!

— Ну уж хозяева-то здесь явно не мы, — мягко поправил его я. — Не забывай, в какой стране мы находимся.

— А, ну да, — сконфуженно произнес Колян. — Но все равно! Лично я — за то, чтобы по-быстрому начистить им рыла, да и разойтись!

— Вообще да, — задумчиво произнес Лева. — Так было бы быстрее…

— А ты-то куда торопишься? — поддел его я.

— Ну а чего лишний огород городить? — развел руками Лева.

— Да, Миш, — встрял в разговор молчавший до этого Сеня. — Я вот тоже считаю, что лучше уж драка. Ну или хотя бы бокс. Ведь у нас же какая цель? Дать им отпор, правильно? И не позволить больше так с нами обращаться. А чего мы добьемся, если вместе мячик побросаем туда-сюда?

— Между прочим, выплеснуть весь негатив можно не только в бое, но и в игре, — заметил я.

Именно это и стали пытаться сделать обе наших команды. Но с первых же минут игры стало понятно, в чем заключается главное различие нас и английских боксеров. Наши зарубежные коллеги были заметно крепче нас физически. Причем это касалось как чернокожих боксеров, так и белых, то есть причина была не в происхождении.

— Что за черт, — проворчал Колян, когда по обоюдному согласию мы объявили десятиминутный перерыв — Вроде бы комплекции они примерно такой же, пацаны как пацаны, а у меня такое впечатление, как будто на меня бульдозер едет.

— У них школа немного другая, — объяснил я. — У нас в Союзе манера чуть более… игровая, что ли. Мы к этому относимся, по большому счету, как к шахматам или тому же футболу. Ну и, конечно, много внимания уделяем технике. А у них основной упор делается именно на силу. Поэтому у нас немножко различается антропометрия, в этом все и дело.

— Антро… чего? — уставился на меня Колян.

— Антропометрия, — с улыбкой повторил я. — Ну то есть пропорции тела чуть-чуть другие. Потому что изначально тренировки проходят иначе и развиваются они по-другому.

— Судя по тому, что они творят, они вообще не развиваются, — продолжал ворчать Колян. — Это же надо — какой-то английский хрен меня чуть в пол не впечатал! Ну у нас игра или что? Или эта игра называется не регби, а «кто кого задавит»?

— У меня такое ощущение, что моя нога меня матом кроет, — сообщил Лева, озадаченно глядя на травмированную ногу. — Она, конечно, давно уже зажила, да и мы не на ногах стоим, но меня сейчас пару раз по ней долбанули со всей силы.

— А ты в ответ тоже долбани, — посоветовал я. — Тут, знаешь, больше эмоций на самом деле.

— Я это к тому, — объяснил Лева, — что не все могут продержаться до конца. В любой момент кто-нибудь может выйти из строя.

— Не бурчи, — весело отозвался я. — Сейчас что-нибудь придумаем.

«Что-нибудь придумать» действительно было бы неплохо. Потому что противники, вовремя почувствовав свое преимущество, и вправду начали нас серьезно давить — в буквальном, физическом смысле. Еще немного — и все это грозило перейти из перебрасывания мяча во все тот же мордобой толпа на толпу. А это в мои планы никоим образом не входило. Я понял, что нашей команде нужно срочно менять стратегию. и раз уж мы сильны в технике, то, значит, этим и нужно воспользоваться. Ведь они же упирают на свое преимущество — вот и нам нужно поступить точно так же.

— Пацаны, — обратился я к динамовцам. — Давайте-ка будем работать чуть-чуть по-другому.

— Все-таки по башке каждого козла, да? — жизнерадостно откликнулся Шпала. — Правильно, давно уже пора! А то что-то оборзели вконец, а мы с ними тут цацкаемся еще!

— Нет, не по башке, — строго посмотрел на него я. — Наоборот!

— Наоборот — это как? — окончательно развеселился Шпала. — В смысле они нас по башке? Ты нас для этого здесь собрал?

— Да успокойся ты уже со своей башкой, — чуть прикрикнул я. — И слушайте внимательно все. Наши соперники более сильны физически. Но у нас есть преимущество в технике. Так давайте же не бороться с ними — так они нас точно победят, а упирать именно на технику! Регби — это же игра?

— Даже не знаю… — Колян с шутовским выражением лица почесал затылок.

— Регби — это игра, — продолжил я, не обращая внимания на эти фонтаны остроумия. Я понимал, что все эти бесконечные шуточки — проявление адреналина, который в каждом из нас в этот момент бил буквально через край. — Ну а раз это игра — вот давайте и попробуем именно обыграть противника, а на забить. Тем более что каждый из нас эту игру хорошо знает, играл много раз и все тонкости наверняка уже изучил. Ну что, идет?

— Идет, — раздалось несколько нестройных голосов.

— Ну вот и отлично, — заключил я, давая англичанам знак, что мы готовы к продолжению регби-поединка.

Мой расчет оказался правильным. Во втором тайме мы сумели ни разу не отдать инициативу англичанам. Как они ни пытались победить нас своей силой — мы хитро сводили их попытки на нет. А поскольку с техникой у них было слабовато — да и привыкли они по большей части полагаться именно на физические усилия — то уже через десять-пятнадцать минут стало заметно, как их движения становятся все более неповоротливыми, а реакция — все более замедленной. К концу игрового времени на наших соперников было жалко смотреть: они с большим трудом перемещались по залу и более всего были похожи на людей, которых внезапно заставили бежать многокилометровую дистанцию с тяжелым грузом на шее. Разве что только языки не висели у них на плечах.

В результате мы не просто победили в матче по регби. Мы одержали тактическую победу, заставив англичан вымотаться намного раньше, чем закончилась сама игра. В прошлой жизни я любил прибегать к этой хитрости: я вообще всегда считал, что спорт — это не столько про силу, сколько про грамотное распределение этой самой силы.

— Ну что, получили? — злорадно завопил Сеня, когда обе команды начали подниматься на ноги. — Больше небось не будете на советских боксеров выступать!

— Сень, успокойся, — посоветовал ему я. — Мы, кажется, договаривались разобраться с ними в игре — вот и разобрались. А унижать соперника — это не по-спортивному.

— А подножки подставлять — это по-спортивному? — резонно возразил Сеня. — Сами заварили всю эту кашу — пусть теперь и хлебают полной ложкой.

— Но нам-то зачем до этого опускаться? — спросил я. — Мне вот, например, неинтересно подставлять подножки. Мне интересно побеждать в честном поединке, на ринге. Ну или на игровом поле, как сейчас.

— Твое благородство, Миха, тебя погубит, — полушутя-полусерьезно обронил Колян, проходивший мимо и слышавший наш разговор. — Всегда найдутся какие-нибудь козлы, которые захотят воспользоваться твоей порядочностью. Я, конечно, не имею в виду, что нужно последним козлом становиться, но все-таки…

Я хотел возразить, что порядочным человеком следует оставаться всегда и в любой ситуации. Но тут же вспомнил, как в моей прошлой жизни произошло именно то, о чем сейчас говорил Колян, в результате чего я, собственно, здесь и оказался. Получалось, что Колян в чем-то прав. И пока я раздумывал, как ему можно на это ответить, меня окликнул чей-то голос:

— Миша! Ведь ты же Миша, правильно?

Я обернулся на звук. В дверях стоял один из тренеров сборной СССР, которого я уже несколько раз видел на тренировках, да и просто в коридорах жилого корпуса. Интересно, а он-то чего здесь вдруг забыл? Или кто-то уже поспешил доложить тренерскому составу, что в зале проходит «несанкционированный» матч?

— Здравствуйте, — я подошел к нему, стараясь сохранять спокойствие. — Да, я Миша. А что такое?

— Я здесь где-то последние минут сорок стою, — сообщил мне тренер. Получается, что он застал практически весь второй тайм? — Шел мимо, услышал звуки, заглянул — и решил вот понаблюдать, что вы тут устроили.

— Да мы тут просто решили с ребятами… — начал было я, думая, что сейчас посыпятся вопросы из серии «кто вам разрешил» и «как пришло в голову накануне турнира». Однако тренер заговорил со мной совсем о другом.

— Я хотел сказать, что ты молодец, — с улыбкой перебил он меня. — Ты очень вовремя ввернул эту тактику выматывания соперника. В результате и этих субчиков утомил, и страсти кипящие остудил, и матч выиграл. С таким стратегическим мышлением далеко пойдешь! Так держать!

— Спасибо, — скромно ответил я.

Матч с англичанами, а в особенности его успешное для нас завершение, похоже, вдохновил динамовцев не хуже победы в каком-нибудь турнире.

— Нет, вы понимаете, пацаны? — разорялся Шпала по дороге в жилой корпус. — Стоило нам чуть-чуть подключить голову и начать играть, так сказать, на интеллекте — как эти сразу же посыпались! Ни хрена не умеют, кроме как кулаками махать!

— Это ты зря, — отозвался я. — Противников недооценивать нельзя, даже если ты их начисто разгромил.

— А чего тут недооценивать-то? — недоуменно переспросил меня Шпала. — Ты же сам видел, как мы их сделали! Я говорю то, что было, вот и все!

— А то, — сказал я, — что еще не факт, что они не сделают из сегодняшнего дня никаких выводов. И вообще, своих соперников надо уважать.

— Уважать тех, кто тебе всякие подлянки строит, лично у меня никакого желания нет, — недовольно пробурчал Сеня. — Если бы они с самого начала не стали вести себя как козлы последние, никаких вопросов бы к ним не возникало.

— Посмотрим еще, что они будут на ринге вытворять, — поддакнул ему Колян. — Что-то мне подсказывает, что кристальной честности, которую ты, Мишаня, так отстаиваешь, от них не дождешься!

— Это мы узнаем только во время соревнований, — устало улыбнулся я. Больше всего на свете мне сейчас хотелось добраться до кровати и как можно лучше выспаться. — А они начнутся только завтра.

Под такие разговоры мы и разбрелись каждый по своим комнатам. События этого дня настолько меня утомили, что, вернувшись, я заснул практически сразу. Мне не мог помешать даже непрекращающийся бубнеж моих соседей, которые до поздней ночи обсуждали, как мы сегодня «сделали» англичан. Я же постарался тут же отодвинуть этот матч из центра своего внимания куда-нибудь на обочину. Все-таки это была скорее случайность, а вот завтра начнется то, ради чего мы все сюда и приехали, и ради чего я снова занялся боксом, оказавшись в новом теле…

Нужно ли говорить, что на следующее утро я проснулся одним из первых? Обычные утренние процедуры — душ, легкий завтрак, разминка — и вот мы, переодевшись, уже находимся в зале, где ожидаем каждый своего выхода. Тут и там сновали журналисты с блокнотами и фотоаппаратами, тренеры раздавали последние напутствия своим подопечным, зрители занимали свои места согласно купленным билетам, а телеоператоры снова и снова проверяли настройки своих камер.

— Ну что, Миша, — обратился ко мне подошедший Григорий Семенович. — Я в тебя верю, сынок! Ты справишься и все сможешь.

— Спасибо, Григорий Семенович, — ответил я.

— Если бы я в тебя не верил, я бы тебя на этот чемпионат и не выдвинул, — добавил он. — Так что в моей поддержке можешь не сомневаться — как и в своих способностях.

— Постарайся сразу определить, какую тактику изберет твой соперник, — вступил в беседу тренер нашей сборной. — И в зависимости от этого и пляши. Я слышал, тот, с кем тебе сейчас предстоит драться, довольно упертый малый. Как с самого начала придумает себе план боя, так и не отступает от него ни на шаг, даже если начинает проигрывать. Так что имей в виду — ты можешь это очень эффективно использовать!

— Хм, — задумчиво отозвался я. — Попробуем. Спасибо за наводку!

В этот раз мне довелось выступать одним из первых, а в соперники мне достался боксер из Болгарии.

Этот болгарин и в самом деле оказался довольно упорным и неуступчивым в работе парнем — видимо, для него это выступление значило не меньше, чем для меня. Вообще, в Болгарии тоже была отличная боксерская школа, а этот, видимо, был там далеко не последним учеником. Во всяком случае, техникой он владел блестяще, так что бой оказался нелегким. Уже в первом раунде я почувствовал, что у меня немного забились ноги — вчерашний матч по регби даром не прошел. «И это мы еще обошлись без мордобоя!» — подумал я. «Правильно я все-таки переключил всех на регби. А если бы все-таки решили драться на кулаках? Да я бы сейчас лег в первые же десять секунд!».

Однако и без этого я начал заметно уступать сопернику по очкам. Болгарин выбрал довольно хитрую тактику: он работал вторым номером, нанося множество ударов, в которые никак не вкладывался. При этом очки за их нанесение ему охотно начисляли. Иногда он даже переходил в контратаку из нескольких ударов за раз — но и в этом случае он больше обозначал удар, чем бил. Да, кажется, если я продолжу так активничать, мне его не победить! Нужно срочно менять тактику на противоположную.

В перерыве ко мне подошли тренер нашей сборной и Григорий Семенович.

— Мишка, ты неправильно работаешь, так ты его не одолеешь! — покачал головой Семеныч, как будто прочитав мои мысли на этот счет. — Ты слишком много сил отдаешь на атаки.

— Да я и сам понимаю, — отозвался я. — Он вообще, можно сказать, не работает, а только делает вид, чтоб со стороны смотрелось.

— Ну и чего ты тогда за ним гоняешься-то по всему рингу? — резонно спросил меня тренер нашей сборной. — Ты его все равно не догонишь. Лучше заставь его работать первым номером и подлавливай на ошибках.

— Думаете, у него будут ошибки? — засомневался я. — Он вон как на таран на меня идет!

— Обязательно будут, — подбодрил меня тренер, — в этом можешь не сомневаться! Вспомни, о чем я говорил тебе в самом начале. 90 процентов из ста, что он так и продолжит долбить в одну точку, несмотря на то, что будешь делать ты. Так пользуйся же этим, тебе все карты в руки!

— Давай, Мишаня, — похлопал меня по плечу Григорий Семенович. — Тебе дело говорят. И еще мой тебе дополнительный совет — постарайся закончить бой досрочно! Заставь его ошибиться так, чтобы он встать не смог — и заканчивай! Так у тебя будет больше шансов победить и при этом сохранить еще какие-то силы. Иначе он тебя вымотает, и тогда — хана всему!

Да, все-таки не зря придумали это общение с тренерами в перерывах! Со стороны общую картину происходящего видно гораздо лучше, чем изнутри боя. Тренеры дали мне совершенно правильный совет — сопоставив их слова и то, что я сам успел заметить в ходе первого раунда, я это отчетливо понял. Поэтому, снова оказавшись в центре ринга, я решил действовать по-другому.

Теперь я не бросался на своего соперника, а, наоборот, старался вытягивать его на себя. Болгарин, сперва ожидавший от меня продолжения атак, был заметно удивлен и, кажется, подумал, что я готовлю какой-нибудь подвох. Однако весь мой подвох заключался как раз в смене тактики. Что бы он там себе ни думал, по логике боя ему ничего более не оставалось, кроме как начать меня атаковать.

Но, поскольку эта необходимость была для него неожиданной, продумать свои атаки как следует он не успел. А может быть, дело было в той самой упертости, о которой мне говорил тренер сборной. Так или иначе, хоть он и был вынужден атаковать меня, но делал он это так, словно по-прежнему продолжал работать вторым номером. В результате раз за разом мой соперник начал проваливаться, и поймать его на этом для меня не составляло ни малейшего труда. При этом я тоже не особенно вкладывался в свои удары, стараясь делать их несильными, но резкими и короткими, чтобы у болгарина было меньше возможностей на них отреагировать.

Судя по всему, теперь я делал все правильно! Во всяком случае, мой противник побывал уже в двух нокдаунах, и, хотя он и поднимался обратно на ноги, чтобы продолжать бой, было заметно, что силы его покидают. Публика в зале неистовствовала, скандируя то мое, то его имя. А болгарин этого, казалось, даже не замечал, шатаясь, как разбуженный зимой медведь и напрягая все свои силы, чтобы нанести мне еще один удар.

Его состояние сыграло мне на руку — усадить на пол человека, который от перенапряжения и усталости плохо соображает, практически не требует никаких усилий. Не замедлил случиться третий, решающий нокдаун, во время которого рефери с озабоченным видом подбежал к моему сопернику, перебросился с ним парой фраз — и объявил досрочное прекращение схватки и мою победу с явным преимуществом!

Судя по тому, что на ринг немедленно поднялись врачи, болгарин уже не мог самостоятельно даже подняться на ноги. Вот что бывает, когда целиком и полностью полагаешься на одну-единственную выбранную тактику! Ну а меня, стоило мне только спуститься с ринга, оглушили радостные вопли и поздравления динамовцев.

— Молоток, Мишка! — едва не плясал от радости Григорий Семенович. — Вот видишь, стоило сменить тактику — и ты уже на коне!

— Вот! Вот! — подскочил в нашу сторону Колян. — Вот так же и этих надо было… короче, так надо с ними всегда! — поправился он, вовремя сообразив, что вчерашнее сборище с англичанами было, по сути, самовольным и при тренерах лучше о нем не упоминать.

— Вот это ты его сделал! — восторженно кричал мне в ухо Сеня. — Ты понимаешь, что ты сейчас фактически открыл чемпионат победой советского бокса!

— Кстати, да, — заметил тренер советской сборной. — Это было очень мощно, Михаил. Теперь нам всем нужно будет держать заданную тобой планку, — добавил он с улыбкой.

Я же, как говорят в таких случаях, усталый, но довольный, оглядывался по сторонам, стараясь запомнить эти счастливые мгновения. Ведь смартфонов в те времена еще не изобрели, бытовые камеры были доступны далеко не всем (а уж в Советском Союзе — так и вовсе никому), а с фотоаппаратом на соревнования попробуй походи! С тогдашними фотоаппаратами пришлось бы выбирать одно из двух — или драться, или снимать. Так что приходилось рассчитывать только на собственную память.

Вдруг в одном из передних зрительских рядов я увидел представителей кубинской делегации.

«Интересно, что они здесь делают?» — подумал я. «Ведь мы с ними должны были встретиться только на чемпионате мира, а он еще далеко впереди. Может быть, решили подготовиться заранее и посмотреть на своих будущих соперников живьем, в деле?»

Глава 8

В принципе, я кубинцев понимал. Посмотреть здесь действительно было на что. Уровень бокса, который демонстрировали участники чемпионата Европы, оказался очень высоким. Конечно, это было и неудивительно — ведь кого попало на международный чемпионат вряд ли отправят — но все-таки многие из боксеров превосходили даже завышенные ожидания. Поэтому тем, кто решил заранее понаблюдать за своими будущими соперниками по чемпионату мира и олимпиаде, была предоставлена весьма богатая пища для размышления.

Что касается меня, то я, разумеется, с особенным волнением следил за выступлением нашей, советской сборной. В этом смысле в первый день мне повезло — я «отстрелялся» раньше всех и теперь мог со спокойной душой смотреть, как будут выступать другие советские ребята. Рядом со мной пристроился Сеня и другие динамовцы, которым все происходящее было пока еще в новинку.

— Миш, ты за кого болеешь? — тихонько спросил меня Сеня.

— Я сейчас не столько за кого-то болею, — объяснил ему я, — сколько смотрю.как кто работает. Болею-то я всегда за наших, советских. Но у других бойцов тоже есть что перенять. И потом, мало ли с кем придется еще встретиться на ринге?

— И что? — не понял Сеня. — Ты все равно пока еще не знаешь, с кем дальше драться будешь. Даже на этом чемпионате, не говоря уже о… когда-нибудь там потом.

— Не знаю, — согласился я. — Но все равно понимать особенности разных боксеров будет нелишним. Заодно и свой арсенал приемов и тактик можно будет расширить.

— Голова ты, Мишаня, — восхищенно произнес Сеня. — Я бы вот не сообразил. Хотя мне тоже интересно, кто как бьется.

Я напустил на себя скромный вид и промолчал. То, что я объяснял Сеня, диктовалось моим опытом из прошлой жизни, и, если бы я переживал все это совсем впервые, то, может быть, и сам бы не додумался так пристально изучать выступления остальных. Зато теперь я смотрел на каждого боксера с тройным вниманием.

В целом наша сборная выступала ровно. Почти все участники сумели выйти в следующий этап турнира. Что касается меня, то я как болельщик с особым интересом наблюдал за боями Тамерлана и Славика. Как и я, они были перегружены вчерашней игрой в регби, и, по идее, это не могло не сказаться на их состоянии и физических возможностях. Мне было интересно, насколько вчерашний вечер их вымотал и как они намерены выходить из этой ситуации. Все-таки в таких случаях можно многое почерпнуть и для себя.

Так оно и получилось. Будучи нагруженными игрой в регби на коленях, Тамерлан и Славик были вынуждены прикладывать гораздо больше усилий. чем обычно. Даже заведомо проходные соперники теперь оказывались для них серьезной проблемой. А это уже был риск. Я помнил по себе: в таком состоянии порой сам не понимаешь, сколько еще сил у тебя осталось и надолго ли тебя хватит.

— Гляди, Миш, — пнул меня локтем неугомонный Сеня, — по-моему, наш казах сейчас упадет.

— Ох, не хотелось бы, — задумчиво проговорил я, наблюдая, как Тамерлан хватается рукой за канаты, чтобы удержать равновесие. Мне тоже не нравилось его состояние — хотя, быть может, это в какой-то степени было игрой для отвлечения внимания соперника?

— Да, если Тамерлан вдруг проиграет… в общем, хорошо, что ты уже прошел дальше! — сделал неожиданный вывод Сеня.

— Это-то, конечно, хорошо, — не мог не согласиться я. — Только давай-ка не будем раньше времени и Тамерлана сбрасывать со счетов.

Почему-то мне казалосЬ, что ход боя еще может перемениться. Конечно, я помнил все уловки Тамерлана и его тренера, с которыми мне пришлось столкнуться на чемпионате СССР. Но, несмотря на это, нужно было признать, что и собственный уровень бокса у него был весьма приличным. Уловки, конечно, уловками, но если ты не понимаешь, что делаешь на ринге, никакие уловки тебе не помогут. Здесь же, на чемпионате Европы, Тамерлан показал еще и свой достаточно сильный характер.

Первые два раунда действительно прошли для него тяжеловато. Тамерлан много двигался, продышался и в результате стал раз за разом пропускать удары соперника, вследствие чего заметно отстал от него по очкам. В перерыве между вторым и третьим раундами я увидел, как он о чем-то разговаривает со своим тренером, и, судя по выражению лица тренера, он что-то внушал Тамерлану, пытаясь вдохновить своего подопечного на финальный бросок. И у него это получилось! На третий раунд Тамерлан вышел таким посвежевшим, как будто первых двух вообще не было.

— Гляди-ка, у нашего казаха, похоже, второе дыхание открылось, — прокомментировал Сеня, который широко раскрытыми глазами смотрел на это чудо перевоплощения.

— Я же говорил — не надо ставить на нем крест, — обрадованно ответил я. Впрочем, несмотря на свой оптимизм, я все-таки старался не делать чересчур восторженных прогнозов. Хотя на этот раз, похоже, Сеня был прав. Тамерлан разумно сменил тактику и добился того, что его соперник начал заметно выдыхаться и его стало намного проще подловить. В результате наш казах оставил этот поединок за собой с заявленным преимуществом по очкам.

— Ну все! — облегченно выдохнул Сеня. — Теперь-то уж самое тяжелое для нашей команды позади.

— Почему ты так в этом уверен? — спросил я.

— Так ты посмотри, какой у него был соперник! — объяснил мне Сеня. — Уж если мы такого одолели, то остальное вообще как по маслу пойдет! Во всяком случае, я уж не знаю, что может быть еще сложнее!

Однако сложнее всего пришлось Славику Калганову. Он повторил ту же самую ошибку, которую до него совершали многие из боксеров: с первых же секунд открывающего раунда Слава с максимальным усердием включился в бой, и каждое его движение, каждый удар наносился с такой силой, как будто это была последняя его секунда на ринге вообще. Я бы мог понять, если бы это был действительно последний бой перед уходом на заслуженный отдых, но вот так растрачивать свои силы с самого начала было, на мой взгляд, просто неосмотрительно.

Правота моя подтвердилась уже очень скоро, когда в перерыве между вторым и третьим раундами Славик, отойдя в угол к своему тренеру, не смог даже восстановить дыхание. Он откровенно задыхался, и, по-хорошему, сейчас ему требовался не ринг, а диван на несколько часов. Такая растрата сил даром не проходит. Однако спортивные правила суровы, и здесь нет места жалости и сентиментальности. Соперник Славика оказался крепким темповиком с отличным кардио. По всему было видно, что для него провести еще несколько таких же агрессивных раундов было раз плюнуть, в то время как у нашего белоруса уже язык висел на плече.

— Ну, что теперь скажешь? — спросил я Сеню, который был весьма озадачен происходящим.

— Что-то я, кажется, погорячился, — признался он. — Тут, похоже, все еще серьезнее становится…

— В спорте всегда так, — заметил я. — Посмотрим, как наш белорусский товарищ будет выкручиваться.

— Ох, не знаю, как бы я на его месте выкрутился, — покачал головой Сеня. — Думаешь, у него еще есть шанс?

— Шанс-то есть, — подтвердил я, — только для этого потребуется сделать практически невозможное.

Славику и впрямь нужно было срочно что-то предпринимать. По всей видимости, его тренер понимал это не хуже меня, потому что как только Слава подошел к нему после второго раунда, он набросился на него, я бы сказал, с остервенением.

— Слава, так же твою растак! — буквально закричал он на него. — Ты что вообще творишь?

— А что я творю? — флегматично отозвался Славик. — Я работаю…

— «Работаю»! — зло передразнил его тренер. — Пока что твой соперник работает, а ты бестолково размахиваешь руками! Вот на хрена ты так тратишься, скажи мне?

— Так я хотел его силой… — начал было Славик, но тренер его тут же перебил:

— Ну так если ты видишь, что сила не проходит, какого же рожна тогда ты продолжаешь-то? Руки руками, но голова-то твоя где? Уже не работает, что ли? Если ты попробовал одну тактику, видишь, что она не действует, что нужно делать?

— Сменить, — угрюмо проговорил Славик.

— Гляди-ка, оказывается, соображаешь! — усмехнулся тренер. — Осталось теперь связать свою голову со своими же конечностями!

— Я сейчас все сделаю, — все так же пробормотал Слава, прикладываясь к бутылке с водой. — Я не подведу!

— В общем, так, — решительно заявил тренер. — Делай, что хочешь, но сейчас ты просто обязан взять себя в руки. У тебя остался последний раунд. Не знаю уже, как тебе, но мне, например, такие позорные поражения здесь не нужны. Поэтому если ты сейчас не соберешься и не переломишь ситуацию, то я останавливаю бой! Понял меня?

— Понял, — кивнул Славик, и мне показалось, что на его лице появилась даже какая-то сердитость.

Дальнейшие события показали, что я оказался прав. Такая взбучка от тренера пошла нашему Славику на пользу. Только-только выйдя обратно в центр ринга, он моментально сконцентрировался, собрал все свои силы — и перед нами предстал фактически другой боксер! Теперь белорус уже не активничал без конкретной цели. Его удары стали точными и едва ли не математически выверенными. Противник, казалось, не мог понять, что произошло с еще недавно вымотанным Славиком, который теперь напоминал робота, четко просчитывающего каждое свое действие и потому работавшего безошибочно.

— Ничего себе! — изумленно протянул Сеня, наблюдая за боем. — Нашего Славку-то как будто подменили! Чего же ему такого тренер сказал, интересно?

— Он сам себя подменил, — усмехнулся я. — Вот так нужно уметь вовремя вытащить самого себя из болота за волосы, как барон Мюнхгаузен.

Когда было объявлено о победе Славы, мы, не сговариваясь, радостно вскочили со своих мест. Наш белорусский друг вырвал этот бой, что называется, на тонкого, удержавшись буквально на грани провала. И хотя это говорило в первую очередь о том, что к своим выходам ему надо готовиться более тщательно и продуманно, тем не менее такой результат тоже был показателен. Значит, в критический момент Слава мог собраться и выдать нужный результат, перед этим успев сообразить, что для этого нужно сделать. А это тоже весьма ценное качество для любого спортсмена.

В перерыве я собрался было погулять по коридорам дворца спорта, чтобы немного размяться и осмотреться — все предыдущее время мне было как-то не до того. Как вдруг над ухом раздался чей-то знакомый голос, говоривший с небольшим акцентом:

— Ну здравствуй, наш московский друг Михаил!

Обернувшись, я увидел своих кубинских знакомых, которые стояли передо мной с радостными улыбками. Мы обнялись, как будто были давними друзьями и не виделись с добрый десяток лет.

— Рады тебя видеть, — наперебой повторяли кубинцы, похлопывая меня по плечу. — Ты выглядел сегодня очень достойно! А помнишь, как в Москве ходили с тобой драться за каким-то домом на улице?

— Такое разве забудешь, — усмехнулся я. — Вы меня тогда здорово выручили.

— Это все пустяки, — продолжали кубинцы. — Спортсмены, знаешь, это как большая семья. Мы должны выручать друг друга, иначе, как у вас говорят, грош цена такой дружбе.

Наши воспоминания и признания в дружеских чувствах прервал появившийся Григорий Семенович.

— О, наши товарищи из дружественной Кубы! — с улыбкой поприветствовал он кубинцев, пожимая им руки. — Должен вам сказать, что вы настоящие профессионалы! Настолько внимательно и загодя изучать своего будущего соперника мало кому придет в голову!

— Мы его не только изучить хотим, но и поддержать, — засмеялись кубинцы. — Ну а что касается соперничества, то, знаете ли, на следующей Олимпиаде, которая, между прочим, будет проходить у вас в Москве, мы намерены взять призовые места в каждой весовой категории! Так что, Миша, извини, но не уверены, что у тебя там что-то получится!

Такие дружеские подколы были в нашей среде в порядке вещей. Это было что-то вроде словесных прелюдий перед боем, только в намного более доброжелательной и дружеской форме. Поэтому я нисколько не удивился, а только возразил:

— Мы еще посмотрим, кто и какое место там возьмет!

— Ну ладно, — засмеялись кубинцы, и, словно по команде, посмотрели на часы. — Перерыв уже кончается. Знаете что, Григорий Семенович? Давайте-ка сегодня вечерком сходим все вместе в кафе! Мы и вы со всеми динамовцами! Поужинаем, все обсудим, расспросим друг друга! А то здесь, в этих перерывах, слишком шумно, да и время ограничено, а там нам никто не помешает.

— А что, отличная идея! — одобрил Григорий Семенович. — Я непременно сам всех соберу после конца дня! Миш, ты как считаешь?

— Так я-то тем более с удовольствием! — отозвался я.

— Ну вот и прекрасно! — обрадовался Григорий Семенович. — Значит, встречаемся вечером.

После перерыва нас ожидали выступления англичан. Сеня по-прежнему сидел возле меня и во все глаза наблюдал за чемпионатом вместе со мной. Не знаю, как для него, а для меня выходы англичан были интересны вдвойне. Уж очень мне хотелось посмотреть, каковы в деле наши «заклятые друзья». А то до сих пор мы от них видели в основном гонор без меры да бесконечные угрозы. Хотя я, конечно, прекрасно понимал, что кого попало на чемпионат Европы вряд ли пошлют.

Так и оказалось: сборная Англии была действительно отлично физически подготовлена. Они были крепкими специалистами по силовому боксу и в этом направлении показывали очень высокий уровень.

— Смотри-ка, — восхищенно протянул Сеня, — а ведь они почти каждого соперника уделывают! Да, все-таки хорошо, что ты вчера заставил их не драться с нами на кулаках, а в регби играть!

— Ну так поэтому и заставил, — улыбнулся я. — Хотя, знаешь, сдаваться-то вообще никогда не стоит. Они, конечно, сильные ребята, но сильные — не значит непобедимые.

Не было ничего удивительного в том, что абсолютно все англичане прошли в следующий этап чемпионата — хотя некоторым из них это далось и с трудом. При этом я отметил, что тот «запевала», который изначально и закусился с Тамерланом, находился как раз в моей весовой категории. А значит, было не исключено, что в какой-то момент нам придется сражаться друг с другом…

Наблюдая за ходом турнира, я заметил, что этот самый английский заводила победил своего соперника, фигурально выражаясь, одной левой. По своим природным данным он сильно напомнил мне молодого Джорджа Формана — дикая физическая мощь, помноженная на неплохие теоретические знания о боксе. Гремучая смесь. Даже более того — в большинстве случаев вполне достаточная для победы.

«Да, на полном контакте работать с таким будет довольно проблематично», — размышлял я, глядя на то, как мой потенциальный соперник раз за разом забирает себе раунды. «В принципе, его уже сейчас можно назвать боксерской машиной, тем более что физически он развит не по годам. Если получится так, что мы с ним должны будем встретиться на ринге, то придется заранее продумывать какую-нибудь хитрую тактику, чтобы не отдать ему бой».

На мое счастье, турнирная сетка была выстроена таким образом, что встретиться с этим боксером я мог разве что только в финале. А перед финалом ему предстояло еще подраться с французом. Тот тоже был чернокожим и довольно крупным, поэтому их бой обещал быть крайне непростым. Хотя француз по классу боя и уступал англичанину, но все же он практически наверняка сумеет хорошенько его потрепать. А значит, если мы с англичанином и встретимся на ринге, то к этому моменту он все равно уже будет максимально вымотанным. Это было мне на руку.

Судя по всему, сами англичане тоже задумывались о дальнейшем развитии событий. Когда ведущий объявил о завершении первого дня чемпионата, и все зрители потянулись к выходу, у самой двери в «закулисные» помещения я поравнялся с англичанами. Они были разгоряченными и возбужденными своими победными боями, а поэтому эмоции в них явно преобладали над рациональным началом.

— Ну что, парень, готовься, — толкнул меня в бок главарь англичан, как будто тоже прикидывавший в голове, как он будет драться со мной. — Спуску тебе никто давать не собирается, учти.

— А я всегда готов, — по-пионерски твердо ответил я. — И никаких поблажек я выпрашивать и не собираюсь, не на того напали.

— Ну-ну, — усмехнулся англичанин. — А то смотри, пока еще не поздно свалить отсюда, если боишься. Думаю, твоя мамочка тебя пожалеет и не будет слишком уж сильно ругаться.

Стайка англичан дружно заржала, насмешливо глядя на меня.

— Не дождешься, — спокойно отреагировал я. — Ты лучше последи за тем, чтобы самому потом с этого ринга уйти, а не уползти на четвереньках.

Ответом мне был уважительный гул англичан. Конечно, все это носило характер скорее некоего ритуала, но все же они были настроены очень серьезно. Так что недооценивать соперников явно не стоило — впрочем, этого лучше не делать вообще никогда.

Ну а на вечер у меня было запланировано другое, крайне приятное мероприятие — встреча с кубинцами в кафе. Я с нетерпением ожидал нормального общения — ведь в суматохе чемпионата спокойно поговорить о деле не было никакой возможности. Наверное, о том же думали и остальные динамовцы, возбужденно обсуждавшие по пути в кафе, что нужно будет обязательно выспросить у кубинцев.

— Ну что, Мишаня, — весело приобнял меня Григорий Семенович, когда мы подходили к заветным дверям заведения, — ты рад визиту наших коллег? Только честно!

— Еще как, — радостно отозвался я. — Странный вопрос, честно говоря! Уж что-что, а пообщаться с теми, кто лучше тебя в деле, в любом случае полезно.

— Это ты верно заметил, — одобрительно подхватил Григорий Семенович. — У кубинцев в плане бокса всегда есть чему поучиться. Так что слушай и смотри в оба. Наверняка сегодня тоже можно будет почерпнуть что-нибудь, что потом тебе пригодится в работе.

Кубинцы уже ждали нас за сдвинутыми столами. Честно говоря, я даже не особо заметил, что было заказано для нас из еды: наедаться от пуза во время чемпионата все равно было нельзя, а в этот вечер все мое внимание в любом случае было устремлено на кубинцев и их рассказы.

Впрочем, первый сюрприз на этой встрече ожидал скорее не меня, а Григория Семеновича, которому между делом были поведаны некоторые подробности о нашем с кубинцами совместном времяпровождении в Москве.

— Миша, между прочим, показал нам, как дерутся москвичи вне ринга, — широко улыбаясь, сообщил один из них.

— Это какие еще москвичи у вас там дерутся? — насторожился Григорий Семенович.

Пришлось в двух словах объяснить ему, что у меня помимо моей воли случился небольшой конфликт, а гости из Кубы сами вызвались поддержать меня — скажем так, на определенном этапе дипломатических переговоров. Разумеется, вся информация была подана в максимально мягких и обтекаемых формулировках — еще не хватало нашему тренеру подробностей про пьяных дембелей и сомнительных девиц!

— Мда, Мишаня… — огорченно протянул Григорий Семенович. — Вот уж такого я от тебя точно ожидать не мог. Вместо того, чтобы провести наших друзей по столице, показать достопримечательности… не знаю, там, мороженым угостить, в конце концов, ты решил втянуть их в уличные драки на каких-то стройках!

— Григорий Семенович, — напомнил я тренеру, — во-первых, никто никого никуда не втягивал. Наши гости сами вызвались помочь, за что лично я им очень благодарен. А во-вторых, я бы с удовольствием отказался от их предложения, но тогда вот совсем не факт, что сейчас я сидел бы рядом с вами за столом!

— Да, Григорий Семенович, — вежливо улыбнулись кубинцы, — Миша правильно говорит. Ситуация была более чем серьезная.

— Если ситуация серьезная, — Григорий Семенович помрачнел еще сильнее, — то надо обращаться к тем, кто за тебя отвечает. То есть к тренеру. А не втягивать в свои проблемы наших гостей.

— А вот если бы я все вам тогда рассказал, — решил я сделать ход конем, — как бы вы поступили?

— Как, как, — проворчал Григорий Семенович. — Запер бы в корпусе да не выпускал никуда, покуда не прекратите глупостями всякими заниматься!

— Вот! — поднял я указательный палец вверх. — И неужели вы думаете, что конфликт прекратился бы сам собой? Они бы начали приходить к корпусу, лезть в окна, устраивать драки на нашей территории… Еще бы и стекла побили или двери вышибли. Что, разве это было бы лучше?

— Слушай, Миша, не морочь мне голову, — Григорий Семенович потряс головой, как будто стряхивая с себя какое-то наваждение. — У нас на такой случай милиция работает, между прочим. А когда начинают заниматься самодеятельностью, то это ни к чему хорошему не приводит. Это тебе крупно повезло, что за тебя решили вступиться боксеры. А если бы их не оказалось рядом, что было бы? Ты об этом хоть подумал? Нет, даже не так: ты хоть о чем-нибудь вообще думал, когда лез во все эти истории?

— Да никуда я не лез, — возразил я. — Мне это, знаете, тоже ни к чему. Просто я считаю, что если кто-то начинает считать, что ему все позволено, то его нужно остановить. Иначе потом это будет намного сложнее.

— «Остановить», — пробурчал Григорий Семенович. — Тоже мне, стоп-сигнал нашелся…

— Ладно вам, ребята, не ругайтесь, — миролюбиво вмешались в наш спор кубинцы. — Все равно все уже произошло и, как у вас говорится, что сделано — то сделано. Ответьте лучше вот на что: вам было бы интересно встретиться с нами на ринге до Олимпиады?

— А что, будет еще какой-то чемпионат? — встрепенулся я.

— Ну, насчет чемпионата пока ничего сказать не можем, — улыбнулся главный кубинец, — но вот потренироваться вместе, мне кажется, было бы интересно, как считаете?

— Спрашиваете тоже! — выпалил я, не поверив своим ушам. Потренироваться вместе едва ли не с лучшими боксерами мира — да о таком подарке любой боец может только мечтать!

— Вот и хорошо, — обрадовался кубинец. — Тогда мы хотим пригласить всех вас на сборы на Кубу! Так сказать, ответный дружеский визит общества «Динамо». Как вам идея?

— Идея отпад! — признался Сеня. — А когда?

— Конкретные даты мы обговорим чуть позже, — ответил кубинец. — Пока что мы хотели заручиться вашим принципиальным согласием. Что по этому поводу думает ваш тренер?

— Тренер думает, что это было бы отличной работой в полевых условиях, — с довольным видом отозвался Григорий Семенович. — Это действительно прекрасная идея. Нашим пацанам полезно будет посмотреть, как вы тренируетесь, ну и самим лишний раз позаниматься в каких-то непривычных условиях.

— Вот и хорошо, — обрадовались кубинцы. — Наверняка и нам, и вам будет чему поучиться друг у друга.

— Да они уже вовсю у вас учатся, — улыбнулся Григорий Семенович. — Вон, тот же Михаил недавно забрал бой только благодаря тому, что перенял ваш коронный удар. И я не думаю, что он захочет упустить возможность выиграть еще пару-тройку чемпионатов, подсмотрев какие-нибудь еще ваши хитрости, а, Мишань?

— Ни в коем случае, — улыбнулся я. — Точно едем на Кубу!

Глава 9

По традиции, бои на чемпионате проходили по графику «день через день», поэтому следующие сутки были для нас восстановительными. Для всех участников были созданы максимально мягкие и щадящие условия. Да, собственно, даже утро началось, можно сказать, лениво: подъем был поздним, чтобы каждый мог спокойно выспаться.

— Эх, хотел бы я так каждый день высыпаться! — мечтательно протянул Сеня, потягиваясь в кровати.

— Ну, в принципе, на пенсии ты сможешь себе это позволить, — усмехнулся я. Хотя, честно говоря, мне тоже не очень-то хотелось вылезать из-под одеяла, но предвкушение работы в зале было все-таки сильнее.

— До пенсии еще дожить надо, — заметил Сеня, — а нормально поспать хочется уже сейчас.

— А чем ты ночью-то занимался? — резонно поинтересовался я. — Небось опять анекдоты травил часа три, прежде чем лечь спать?

Мне-то никакой шум не мог помешать уснуть, когда мне это было действительно нужно. Сказывались привычки из прошлой жизни, да и хорошая профессиональная усталость от нагрузок тоже давала о себе знать. А вот у Сени с дисциплиной было похуже. Если он расходился, то еще долго не мог успокоиться — даже в тех случаях, когда наутро предстояла серьезная работа в зале и нужно было быть в форме. Поэтому у него периодически и случались приступы сонливости в самые неподходящие для этого моменты.

— Да нет, ну почему сразу три часа-то, — сконфуженно проговорил Сеня, и по его интонации я понял, что примерно так все накануне и было. — Ну просто тяжело сразу лечь — и тут же уснуть.

— Ну зато теперь в течение дня будешь постоянно носом клевать, — заметил я, — а в неположенное время тебе никто подремать здесь не даст.

— Ничего, это сегодня так, — гоготнул Лева, — а завтра всю твою сонливость как рукой снимет, это я тебе гарантирую! Наш Мишка будет разбрасывать всех буржуйских противников!

— Зачем мне всех-то? — рассмеялся я. — Достаточно своего противника. А вообще, расслабляться еще рановато. Надо, действительно, к завтрашнему дню подготовиться. А то смех смехом, но мы сюда вообще-то работать приехали.

Подготовка в этот день заключалась в легкой тренировке, на которую нас собрали после такого же легкого и позднего завтрака. По большей части задача этой тренировки заключалась в восстановлении нашей формы после вчерашних выступлений, Ну и, конечно, в поддержании формы для тех, кто в чемпионате не участвовал, а приехал сюда как на сборы. Поэтому, как говорится, ничего не предвещало никаких сюрпризов. Однако сюрпризы не заставили себя ждать.

— Значит, так, — объявил старший тренер нашей сборной, после того, как все мы, переодевшись, собрались в зале. — Нам с коллегами сейчас нужно будет утрясти кое-какие организационные вопросы. Сами понимаете, организация чемпионата — дело серьезное, постоянно что-нибудь вылезает. Поэтому сегодня проводить вашу тренировку буду не я.

— А кто же? — выпалил Колян. — Уборщица, что ли?

Все дружно заржали. Что и говорить, Колян умел выскочить именно там и тогда, когда это было неуместнее всего. Впрочем, это могло проходить с нашим Григорием Семеновичем, а на уровне сборной руководители были заметно пожестче.

— Я вас попрошу обойтись без лишних комментариев, — тренер бросил на Коляна такой суровый взгляд, что не только Колян, но и все остальные мгновенно захотели немного помолчать. Затем тренер перевел глаза на меня и вдруг произнес: — Миша, сделай шаг вперед.

Я шагнул в сторону тренера.

— Вот Михаил сегодня и будет проводить тренировку, — объявил тренер и чуть заметно подмигнул мне. — Точнее, ее разминочную часть, пока я не вернусь. Что, Миша, справишься?

— Справлюсь! — уверенно отозвался я. Разве мог я ему объяснить, что мой тренерский опыт и потенциал только и ждали момента, когда можно будет их должным образом проявить?

— Вот и отлично, — удовлетворенно кивнул тренер. — Миша — прекрасный боксер, умный парень, я тоже уверен, что он справится. Так что вот тебе свисток — и полная свобода действий. А когда я вернусь, то лично проверю, как все прошло.

С этими словами тренер вручил мне свисток и удалился в сторону тренерской комнаты. Я же на минуту задумался. Мне предстояло проявить себя в том числе перед почти незнакомыми пацанами. Поэтому мне хотелось провести эту разминку так, чтобы ребята и форму восстановили, и запомнили сегодняшний день. Другими словами, нужно было сделать что-нибудь нестандартное, чего эти парни еще не видели.

И вдруг меня осенило. Из прошлой жизни я вспомнил один нехитрый снаряд, с помощью которого ребята достаточно быстро развивали скорость и точность удара. Обычный мячик на резинке прекрасно улучшал и реакцию, и координацию, при этом был вполне доступен — стоил сущие копейки, да и, в случае необходимости, изготовить его без труда мог даже ребенок. Именно его изготовлением мне и предстояло заняться, поскольку готового снаряда под рукой не было.

Попросив пацанов подождать меня несколько минут, я отправился в раздевалку, где и раскопал искомое в груде разной мелочевки. Обычная резинка и резиновый же мячик легко и быстро скрепились друг с другом намертво, как будто всегда были единым целым. Теперь эта конструкция работала даже лучше, чем в моей прошлой жизни — готовый снаряд из магазина!

— Ничего себе! — восхищённо присвистнул Колян, когда я продемонстрировал, как следует работать с этим мячиком. Он тут же вызвался первым опробовать это изобретение — видимо, уже успел соскучиться по активной физической работе. — Да это же прямо выручалка какая-то!

— Ну, в общем, да, — скромно заметил я. — Только работать с ним надо постоянно — и все будет в ажуре. А пока что давайте попробуем по очереди! Каждому даётся по одной минуте.

Пацаны начали тестировать новый для себя снаряд. Как я и ожидал, у каждого он вызывал восхищение и желание заполучить себе для тренировок точно такой же. Это и неудивительно: мячик на резинке действительно был универсальным и простейшим средством для развития нужных навыков. При этом его конструкция была настолько очевидной, что, честно говоря, я не понимал, почему она никому не пришла в голову до этого.

— Мишка, а нарисуй мне чертеж! — попросил Славик Калганов.

— Какой еще чертеж? — удивился я. — Чего там рисовать-то — шарик и резинку?

— Ну я не знаю, может, у тебя там хитрости какие-то есть, — пожал плечами Славик. — А то я хочу нашим белорусским ребятам все это показать. Думаю, нам тоже пригодится.

Вместо ответа я продемонстрировал, как несложно закрепить резинку на мячике. Конечно, лучше бы такие снаряды изготавливать промышленным способом — это и надежнее, и безопаснее. Но в принципе ничего высокотехнологичного в этой конструкции не было, и домашне-кустарный вариант тоже вполне подходил для личных тренировок.

Пацаны, естественно, тут же начали дурачиться, изображая, что направляют этот мячик в голову соседа. При этом они подстраивали расстояние таким образом, что до цели снаряд не долетал каких-нибудь пару сантиметров, И со стороны получалась достаточно комичная картина: один размахивал мячиком на безопасном расстоянии, а второй уворачивался от потенциальной угрозы так, как будто над его головой свистели пули.

— Левка, а ну поберегись! — закричал Сеня, направляя снаряд в сторону Левы, стоявшего неподалеку. Тот развернулся на одной ноге, предусмотрительно продолжая беречь другую, недавно зажившую после травмы.

— Вот я сейчас этот мяч возьму, и посмотрю, как ты сам беречься будешь! — весело отозвался Лева.

— А если я сейчас этот мяч у тебя схвачу и не отдам? — громогласно провозгласил Колян, притворно нависая над Сеней. В принципе разница в их габаритах вполне позволяла ему при желании так и поступить.

— Тогда я нашему тренеру скажу! — парировал Сеня, показывая пальцем на меня. И куда только подевалась его недавняя сонливость! — И он тебя отстранит от… эээ… в общем, от чего-нибудь точно отстранит!

— Так, пацаны, давайте-ка не будем отвлекаться! — прикрикнул я, призывая боксеров к порядку. — Мы здесь все-таки на тренировке, а не на отдыхе!

Впрочем, на самом деле я смотрел на эти мальчишеские развлечения без особой опаски за дисциплину. Ребята и сами понимали, что к чему, и их дурачества никогда не выходили за рамки дозволенного.

— Это чем вы здесь занимаетесь? — раздался весёлый голос нашего старшего тренера. Увлекшись упражнениями с мячиком, мы не заметили, как прошло уже минут двадцать, и он успел вернуться в зал. — Вы вместо разминки решили в мячик поиграть? Может, у вас тут еще где-нибудь и формочки для песка завалялись? Миша, мне вообще-то казалось, что вы эти упражнения уже немножко переросли, разве нет?

— Не совсем, — улыбаясь, ответил я. — Это такой тренажёр, который развивает сразу несколько направлений. Тут и сила удара, и реакция, и… да вот, смотрите!

Я взял мячик и продемонстрировал, как именно он помогает в тренировке. Какое-то время тренер задумчиво смотрел на мои упражнения, потом попросил попробовать. После пары минут испытаний он с интересом посмотрел на меня.

— А где же ты такую штуку нашел-то? Сам придумал, что ли? — с лёгкой завистью спросил он.

— Ну да, — ответил я. — Мне показалось, что это будет как бы имитация груши в миниатюре. Попробовал — и действительно, помогает, а главное — можно тренироваться практически в любом месте. Вот я и решил показать ребятам.

— Да, ты прав, — произнес тренер, возвращая мне снаряд. — Ты знаешь что? Я, пожалуй, скажу нашему начальству, пусть-ка озаботятся. Думаю, будет нелишним смастерить такие тренажёры для всей нашей сборной. Конечно, чтобы запустить массовое производство, нужно будет убедить людей не только в сборной, но… мне кажется, оно того стоит.

По тренировочному залу пронесся уважительный гул, и ребята посмотрели на меня. «Ну вот», — удовлетворенно подумал я. «Уже, можно сказать, не зря я оказался в этом новом-старом времени. Все-таки приятно осознавать, что сумел внести свои пять копеек в копилку общего дела».

— Мишань, а у тебя в арсенале твоих изобретений есть что-нибудь такое, чтобы вот совсем не тренироваться, а навыки чтоб росли? — в шутку докопался до меня неугомонный Сеня, когда мы возвращались с обеда на послеполуденный отдых. Все-таки суждения его были во многом еще детскими, и я невольно улыбнулся такому вопросу, хоть и заданному несерьезно.

— Нет, — развел я руками. — Тут уж, боюсь, никакой изобретатель не справится. Чтобы овладеть какими-нибудь навыками, нужно их отрабатывать, ничего не попишешь. Да и мышцы сами собой не нарастут.

— Ну вот, — нарочито опечалился мой приятель. — А я-то уж думал, ты на все руки мастер, волшебник и кудесник.

— Кудесник-то я, может, и кудесник, — улыбнулся я, — да только всегда есть вещи, которые каждый должен делать только сам.

Сеня притворно вздохнул. Я не стал рассказывать ему о всякой химии, с помощью которой в моей прошлой жизни некоторые ушлые ребята пытались принять более накачанный вид. Честно говоря, будь моя воля, я бы вообще за распространение этой химической дряни ввел какое-нибудь суровое наказание. Эффект от нее получался исключительно внешний и ненадолго, а здоровье при этом портилось серьезно и навсегда.

Тем временем приближался следующий день соревнований, в котором мне предстояло выйти на ринг против боксера из Дании. Я хорошо понимал, что этот бой тоже будет не самым легким: наведя небольшие справки, я успел выяснить, что датчанин уже брал первенство своей страны. Его внешность показалась мне смутно знакомой, и я вспомнил, что видел его в своей прошлой жизни. Правда, от этого открытия легче мне не стало: этот парень в работе был крайне неуступчивым и упрямым. Кроме того, его «фишкой» было то, что он постоянно пытался взять реванш. Это проявлялось даже в мелочах — получив один удар, он тут же пытался нанести сразу два. И эта манера «последнее слово всегда за мной» не сулила его противникам ничего хорошего — даже если он и не побеждал, то держал в изрядном напряжении весь бой и в результате выматывал соперника довольно сильно.

— Да козел он, чего там говорить, — коротко и ясно высказался Славик, который уже пересекался с этим датчанином на каких-то соревнованиях. — Вот знаешь, иногда говорят про человека, что слова не дает сказать — болтливый, значит. А этот ничего сделать не дает — ничем его не прошибешь!

— Так почему же козел-то, — задумчиво сказал я. — Вообще-то в этом и есть задача любого спортсмена — не дать развернуться противнику.

— Так-то оно, конечно, так, — протянул Славик. — Да только он действительно к остальным участникам вот так относится. Поэтому приготовься, что он тебя будет серьезно выматывать.

Я сталкивался с подобной тактикой. В работе с такими противниками самым выигрышным вариантом было досрочное завершение боя — например, применение какого-либо неожиданного для него приема. Но здесь это могло и не сработать: некоторые ребята в кулуарах называли датчанина «чугунная башка» — за устойчивость и невозмутимость по отношению к любым атакам. В этом смысле поединок с ним не сильно отличался от попыток уложить на пол подвешенную боксерскую грушу.

— Ох, Миша, Миша… — покачал головой Григорий Семенович, когда я столкнулся с ним перед началом соревновательного дня. — Боюсь, тебе непросто сегодня придется. Но я верю, что ты все равно с ним справишься! — поспешил добавить он. — Просто будь повнимательнее. Этот парень не так прост, как кажется на первый взгляд.

— Хорошо, Григорий Семенович, — кивнул я с отстраненным видом. Мои мысли как раз и были заняты тем, какую бы тактику мне выбрать в поединке с этим датчанином.

Я понимал, что бой с таким соперником практически наверняка продлится все отведенное на него время, и «удосрочить» его вряд ли получится. А это мне было совсем некстати. Все-таки я планировал выйти в финал и померяться силами с англичанином. Однако турнирную таблицу не переиграешь — с кем поставили, с тем и придется драться. Значит, нужно придумать что-то, что позволит мне одолеть этого чугунного датчанина. Но что это может быть?

На ринге все сведения об этом пареньке подтвердились. Он практически не замечал моих попыток атаковать его и всякий раз обрушивал на меня вдвое больше ударов. И хотя я тоже был не лыком шит и повалить меня было не так-то просто, но все-таки первый раунд прошел, можно сказать, в попытках «прощупать» соперника и завершился фактически вничью.

— Миша, так дело не пойдет, — начал говорить мне тренер нашей сборной, когда я в перерыве отошел в свой угол. — Ты же видишь, в лоб атаковать его бессмысленно. Он не только сам устоит — еще и тебе лобешник пробить может.

— Да я уже слышал, что его называют «чугунной башкой», — отозвался я.

— Ну вот, — продолжил тренер, — а теперь ты сам убедился, что прозвище справедливое. Так зачем впустую дубасить по этому чугуну, если это не действует?

— Если ты так будешь продолжать, — вмешался Григорий Семенович, — то лучшее, на что ты можешь рассчитывать — удержаться на ногах. А я так понимаю, что ты сюда приехал не за этим.

— Да уж конечно, — зло усмехнулся я.

Охота была километры наматывать, чтобы постоять, добавил я про себя.

— Ну а раз так, — подхватил тренер сборной, — то значит, надо менять тактику! Прекращай эти лобовые атаки! Подумай, как можно действовать еще! Углы режь!

В принципе, я и сам прекрасно понимал, что прежнюю тактику пора списать в утиль. Только что мне ввести сейчас в бой вместо нее? «Подумай, как можно действовать еще». Легко сказать! Ведь мне нужно не просто поменять свои действия абы на что, но и удивить этого датчанина, чтобы он не сумел адекватно отреагировать, а в идеале — вообще растерялся.

После недолгих раздумий я решил обрабатывать ему корпус. Все-таки не зря ходит этот армейский анекдот про голову — «А чему там болеть, это же кость!». Шутки шутками, а ведь действительно встречаются такие бойцы, которых хоть кувалдой по голове бей — они будут стоять себе столбом, как будто ничего не происходит. Зато на их теле, как правило, есть намного более чувствительные места. Вот по ним мы сейчас и будем бить.

Мой расчет оказался верным! Уже примерно на двадцатой секунде, пропустив несколько моих ударов по корпусу, датчанин начал задыхаться. «Вот так-то, друг» — подумал я про себя, а нечего было быть таким самонадеянным!'. Более того, похоже, мне удалась и вторая часть плана — чтобы он растерялся. Я старался наносить удары в разные части корпуса, заходя каждый раз с неожиданной стороны. В результате такой моей атаки к концу второго раунда датчанина настолько сильно шатало, что до своего угла к перерыву он добрался с большим трудом. Ну а третьего раунда попросту не случилось: выйти на него мой соперник оказался не в состоянии. Вместо этого было объявлено о моей победе.

— Вот видишь, — Григорий Семенович, как обычно, крепко сжал меня в объятиях, — я же тебе говорил, что ты все сможешь! Совсем немножко хитрости — и ты, как говорится, уже в дамках!

— Сможет-сможет, — по-отечески улыбаясь, поддержал его тренер сборной, — Миша, судя по всему, еще и не то со временем сможет. Только надо вовремя нужные подсказки давать, а то пока он сообразит, как действовать, может и все три раунда пройти!

— Я вообще-то и сам понял, что тактику надо менять, — с достоинством заметил я. — Просто надо было понять, на какую именно.

— Такие вещи надо понимать быстрее, — у меня сложилось впечатление, что тренер сборной был уязвлен тем, что я показал ему незнакомый, но явно эффективный снаряд для тренировок, и теперь стремился восстановить свой авторитет в собственных глазах. — А то ведь хорошо, что сейчас повезло, но в следующий раз можешь и не успеть сообразить!

— Ладно, хватит спорить, — примирительно сказал Григорий Семенович. — Миша, поздравляю тебя с победой! Ты молодец — с таким соперником не каждый даже опытный боксер справился бы! Я уверен, что ты…

Но договорить у него не получилось. Подбежавшие динамовцы едва не свалили меня с ног, тоже наперебой поздравляя с успехом.

— Мишка, такими темпами ты скоро чемпионом мира станешь! — завопил Сеня прямо мне в ухо. — Вот правильно вчера Лева говорил — всех разбросаешь!

— Ну, всех — не всех, а некоторых уже разбросал, — авторитетно заметил Колян.

— Так вот все остальные посмотрят, как наш Мишка работает, и сами разбегутся в разные стороны, — вставил Лева.

— Во, правильно! — развеселился Шпала. — А потом уже и чемпионаты незачем будет проводить! Сразу каждый год назначать Мишку чемпионом — и все, чего зря время тратить!

— Ладно, ребята, давайте не устраивать здесь кучу малу, — призвал Григорий Семенович. — Пойдемте лучше чемпионат смотреть, я думаю, там еще много интересного будет. А повеселиться и потом еще успеем.

Постепенно наши ребята разошлись обратно по своим местам. Григорий Семенович же устроился в зрительном зале рядом со мной. Думаю, со стороны он просто сиял от гордости: еще бы — его воспитанник выиграл уже второй бой подряд на чемпионате Европы! В принципе, это уже был достойный результат, независимо от того, как пройдет третий бой. Хотя, разумеется, я не воспринимал свою победу как повод расслабляться. Моя цель — самая-самая вершина, а для этого нельзя зацикливаться на том, что уже получилось — нужно думать о том, что еще предстоит сделать в будущем.

Тем временем все мы наблюдали, как на ринге сошлись главный задира-англичанин и боксер из Франции. Этот поединок был для меня особенно интересен: ведь от его исхода зависело, кто из них пройдет в финал, а значит, и то, удастся ли мне провести бой с нашим обидчиком или нет. Это же понимал и Григорий Семенович, поэтому тоже внимательно следил за их схваткой. От волнения он комментировал едва ли не каждый жест противников.

— Эка он его! — Семеныч аж подпрыгивал на месте. — Нет, Мишань, ты только посмотри, а! Каков паразит!

Уговаривать «посмотреть» меня было излишним — я и без того не мог оторваться от ринга.

— М-да, бой, похоже, будет вязким, — со знанием дела протянул Григорий Семенович, наблюдая, как оба боксера одновременно атакуют друг друга. Потом он пристально вгляделся в англичанина и вдруг добавил: — Но этот, который из Англии, все равно заберет!

Не успел Григорий Семенович закончить фразу, как буквально в эту же секунду англичанин действительно вырубил француза, причем так, что тот больше не сумел подняться на ноги. Это было настолько неожиданно, что наш Семеныч аж поперхнулся и зашелся в приступе кашля.

— Ну вот, я же говорил! — воскликнул он, когда я похлопал его по спине. — Все, Мишка, считай, что в финале ты с ним будешь драться!

Я и сам успел уже прикинуть, как мне вести финальный бой с этим боксером. Что и говорить — соперник он был действительно серьезный, и только что подтвердил это на ринге. У меня, конечно, был впереди еще свободный день, чтобы спокойно подумать и все взвесить, да и дождаться окончательных результатов тоже было необходимо. Мало ли что еще может произойти, мало ли кого могут поставить мне в спарринг… Но еще с прошлой жизни я привык оценивать каждого боксера прежде всего с точки зрения его потенциального противника.

Следующие поединки были не менее напряженными. Славик Калганов не смог одолеть своего соперника и вылетел с дальнейших выступлений. Конечно, он сильно расстроился, но я напомнил ему, что здесь происходит битва сильнейших, и уже одно то, что он здесь очутился, говорит о том, что он тоже принадлежит к этой касте. Тамерлан выиграл свой бой по очкам. Все-таки он в самом деле был на голову круче многих здесь. «Вот бы поставить их в пару с нашим Бабушкиным!» — неожиданно для себя подумал я.

Тем временем в финал прошли еще несколько наших советских ребят — представители тяжелой и легкой весовых категорий. А вот англичане подобными успехами похвастаться не могли: из их сборной одержали победу только двое, включая нашего задиру. «Может, хотя бы это немного подсобьет с них спесь» — мелькнуло у меня в голове. Боксерский и тренерский опыт подсказывал мне, что те, кто больше всего кичится своим «недосягаемым» мастерством и напускной крутостью, впоследствии больше всего проигрывает. Так вышло и на этот раз. Выплеснул всю энергию в пустой выпендреж — и на дело ее уже не хватило.

Ну а мы разошлись по своим комнатам, обсуждая сегодняшние поединки. Впереди оставался самый главный состязательный день — финал. По большому счету, ради него я сюда и прилетел.

Глава 10

График следующего дня был снова щадяще-восстанавливающим. Вообще, такой «шахматный порядок» — день через день — хорошо держит в тонусе, при этом не позволяя переутомляться. Однако, кроме меня, остальным динамовцам особенная усталость и без этого не грозила — ведь в соревнованиях они не участвовали.

Поэтому накануне я снова засыпал под неустанный бубнеж Сени и остальной гоп-компании, вспоминавшей все новые и новые байки из жизни боксеров. Ну а утро предсказуемо началось с нежелания этих любителей анекдотов просыпаться — несмотря на и без того поздний подъем.

— Эх-х, неужели уже утро? — пробормотал Сеня, нехотя приподнимая голову и смотря на часы, лежавшие на тумбочке. — Вроде только заснул же…

— Учитывая, когда ты привык ложиться, очень может быть, что так оно и было, — подколол его я.

— Да нет, — лениво возразил Сеня, — мы вчера вроде не поздно легли-то… почему же сейчас ощущение, что вообще не ложился…

— У меня, кстати, тоже, — подал голос Лева, нехотя сбрасывая с себя одеяло. — Как будто обухом по голове огрели. Вроде утром должен отдохнувший быть, а вместо этого…

— Потому что режим надо соблюдать, — бодро вскакивая с кровати, объяснил я. — Часы сна не с потолка взяли. А так получается, что вы свой организм насилуете. Ему спать надо, а вы посиделки устраиваете.

— Ой, да ладно тебе тоже, — отмахнулся Лева. — Чего ты опять наставника включаешь? Если бы ты сейчас не участвовал в чемпионате, то, может, и сам бы нарушал этот режим.

— Ну так в таком случае я бы и не жаловался, — резонно заметил я и отправился в душ.

Впрочем, на позднем завтраке такие, недостаточно отдохнувшие, лица были не только у наших пацанов. Все-таки некоторые воспринимают восстановительный день как праздник, хотя на самом деле это — часть все той же работы. Ну да ладно, в конце концов, это их дело.

— Эх, и почему, спрашивается, на чемпионатах перерыв только один день? — задал риторический вопрос Славик Калганов, вяло ковыряясь вилкой в своей тарелке с кашей. — Сделали бы хоть недельку. Чтобы можно было нормально поспать, погулять где-нибудь, как следует восстановиться…

— Ага, — возразил Тамерлан, — и много ты навосстанавливаешь за недельку ничегонеделания? Ты же потом выйдешь на ринг рыхлым, как холодец! Да после такого отдыха нужно будет еще неделю в зале в форму приходить!

— Ну и пришел бы, — упорствовал Славик, — зато чувствовал бы себя нормально.

— И что это был бы за чемпионат? — продолжал возражать Тамерлан, который, несмотря на все сложности своего характера, искренне болел за общее дело. — Один день работаем — месяц отдыхаем? Тогда чемпионаты можно вообще не заканчивать — как раз на год и растянется. Один заканчивается — через неделю начинается следующий!

— Так и хорошо, — развеселился Славик. — Мы же все равно, можно сказать, живем от одного чемпионата до другого. Только выматываемся сильно. А так были бы постоянно отдохнувшие.

— Чтобы быть отдохнувшим, надо просто высыпаться, — произнес Тамерлан, и Лева тут же изобразил на своем лице страдание: дескать, что вы все пристали с этим распорядком дня?

Я же спокойно закончил завтрак, не вмешиваясь ни в какие споры. За своим состоянием накануне выступлений я всегда следил жестко. Причем это касалось не только физического, но и психологического состояния. Так что ни в пустые развлечения, ни в ожесточенные споры вовлекаться в мои планы не входило. Лучше приберегу энергию для завтрашнего дня.

— Миша, — подозвал меня к себе старший тренер нашей сборной, когда я уже встал из-за стола. — Подойди-ка ко мне на минутку.

— Сейчас нашего Мишку тренером сборной сделают, на постоянной основе, — хихикнул Сеня.

— Ага, точно! — подхватил Колян. — Ну или заместителем там каким-нибудь. И все, станет большим человеком и бросит весь этот бокс к едрене фене!

— Ну и юмористы у вас, — заметил с улыбкой тренер, когда я подошел к его столу.

— Талантливые ребята талантливы во всем, — философски заметил я.

— Это точно, — кивнул тренер и уже с серьезным лицом продолжил: — Миш, тут вот какое дело. Как ты, должно быть, знаешь, в составе советской делегации на чемпионате присутствуют и представители нашего министерства спорта.

— Ну да, знаю, — кивнул я.

— Так вот, — проговорил тренер, как будто подбирая слова, — Я представил им твое изобретение.

— Какое еще изобретение? — не понял с ходу я.

— Что значит какое? — удивился тренер. — У тебя их много, что ли?

— А-а, — до меня наконец дошло, что он имеет в виду. Я-то ведь воспринимал этот снаряд как элементарную вещь, а не сенсационную новинку.

— В общем, теперь этот твой мячик с резинкой будут изучать в министерстве, — с гордостью сообщил тренер. — Ты доволен?

— Э… а чего там изучать-то? — переспросил я. — Там мячик и резинка, и все.

— Они не конструкцию будут изучать, — объяснил тренер, — а его полезность. Будут испытывать его в разных условиях, на разных людях, записывать данные, как он влияет на подготовленность спортсмена и так далее. Так что я тебя поздравляю! Может быть, недалек тот час, когда твое изобретение будет массово внедрено в тренировки по всей стране!

— Это приятно, — скромно ответил я. — Я рад, что смог оказаться полезным.

— Правильно, что не зазнаешься, — похвалил меня тренер. — Для советского спортсмена важнее всего — польза общему делу! Поэтому знаешь что? Если у тебя возникнут еще какие-нибудь рационализаторские предложения… ну, там, придумаешь какой-нибудь тренажер… или сообразишь, как нам можно оптимизировать наши тренировки — ты не стесняйся! Сразу подходи ко мне и мы вместе все решим! Договорились?

— Договорились, — ответил я. — Я обязательно подумаю, что еще полезного можно сделать для наших боксеров и все свои соображения сразу представлю вам.

Уже одно то, что тренер вдруг перешел на казенный язык, означало, что мысленно он в этот момент находился где-нибудь в начальственном кабинете, где рапортовал об успехах. Значит, «мое» изобретение действительно их заинтересовало. Ну и отлично — пусть внедряют, больше будет пользы от тренировок.

А что касается моих дальнейших идей… Вот здесь нужно крепко подумать. Мы ведь планируем отправляться на сборы на Кубу, дай бог все получится. Вот там-то и можно будет внести некоторое разнообразие в тренировочный процесс нашей сборной. Во-первых, там от нас потребуются еще более впечатляющие результаты, чем сейчас — ну и вообще, с каждыми новыми соревнованиями нам предстоит повышать планку. А во-вторых, кубинцы будут тренироваться вместе с нами — а значит, есть шансы внедрить эти тренажеры уже на международном уровне. Надо только придумать, что это должны быть за тренажеры…

— Ну что, Мишка, будешь у нас теперь главным изобретателем? — спросил неугомонный Сеня, который, конечно же, не мог не подслушать мой разговор с тренером. Мы возвращались из столовой в нашу комнату.

— Не говори ерунды, Сень, — ответил я. — Просто это действительно очень полезная штука.

— А я о чем говорю! — продолжал мой приятель. — Прославишься у нас не только как боксер, но и как рационализатор! Здорово же!

Я только усмехнулся. Ей-богу, иногда Сенина восторженная простота заставляла думать, что ему на самом деле на несколько лет меньше.

Всю вторую половину дня я провел в таком же щадящем режиме. Небольшая поддерживающая тренировка — ровно до состояния легкой утомленности, короткая прогулка, легкий ужин — и, конечно же, ранний отход ко сну. И даже наша веселая динамовская компания в этот раз не стала устраивать свои традиционные полуночные посиделки — видимо, понимая, что мне нужно позволить как следует выспаться.

День финала я встречал с особенным волнением. И дело было не только в том, что сегодня должна была решиться моя участь на этом чемпионате — в конце концов, даже если я вдруг проиграю, покажите мне других советских пацанов, которые выступают на чемпионате Европы спустя меньше, чем год после начала занятий боксом? Но вдобавок к этому сегодня за меня обещали прийти поболеть кубинцы. То есть фактически меня будут поддерживать те боксеры, на которых я ориентировался в своей работе. А это — и вовсе невероятные ощущения.

Однако первым, кого я увидел в непосредственной близости от зала, где нам предстояло выступать, был мой «заклятый друг» англичанин. Финал будет для меня максимально напряженным. Придется сконцентрировать всю свою волю, все умения и навыки, всю реакцию, чтобы выиграть этот поединок.

А англичанин, к слову сказать, был настроен весьма решительно. Его уверенность в себе и своих силах чувствовалась даже на расстоянии. Однако он, видимо, решил действовать наверняка и подошел ко мне.

— Ну что, советский, как тебя там, — с напускной небрежностью обратился он. — Готов валяться на полу?

— Смотри, как бы тебе на нем поваляться не пришлось, — отрезал я. — Знаешь, какая у нас пословица есть? «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

— Чего? — не понял англичанин. — Какой еще гоп, куда прыгать? Чего ты мне здесь зубы заговариваешь?

— Я не заговариваю, — спокойно ответил я. — Просто предупреждаю, что не надо раньше времени праздновать победу.

— Хе, — ухмыльнулся англичанин. — А спорим, я тебя досрочно повалю в первую же минуту?

— Да что ты говоришь! — я поразился такой наглости. — С чего это у тебя вдруг такая уверенность?

— А что, думаешь, на второй? — осклабился англичанин. — Ну, ты же не будешь всерьез говорить, что станешь чемпионом?

— Давай так, — предложил я. — Если я тебя отправляю в нокаут — все равно на какой минуте — то ты сразу после окончания боя выходишь в центр ринга и кричишь «Служу Советскому Союзу!». А если ты меня нокаутируешь — то я прокричу то же самое про Англию. Идет?

— Идет, — хмыкнул мой противник. — Только ты это… над произношением поработай. У тебя сильный русский акцент. А то неудобно будет — перед такой толпой зрителей и с акцентом кричать, что служишь Англии.

— Ничего, — парировал я. — Про Советский Союз можешь прокричать и с акцентом. Так даже красивее будет.

«Надо же, каков наглец!» — подумал я после того, как мы с англичанином пожали друг другу руки, закрепив пари, и разошлись в разные стороны. «Служу Англии… Сейчас, разбежался!».

До нашего с ним поединка было еще несколько боев, и я решил посмотреть, как будут работать наши советские парни. В легком весе, словно оправдывая название весовой категории, наш пацан легко выиграл у своего соперника. А вот у Тамерлана, за которым я следил с отдельным интересом, дела обстояли несколько похуже. Несмотря на то, что он действовал грамотно и по всем параметрам переигрывал противника, победу отдали не ему. Причем засуживание было настолько явным, что даже со зрительских трибун послышался осуждающий гул.

Сойдя с ринга, Тамерлан разразился бранью в адрес судей, а заодно и соперника. Я решил, что самое время подбодрить его и показать, что мы делаем одно общее дело, и никакие разногласия не могут этому помешать.

— Перестань, Тамерлан, — сказал ему я. — Все прекрасно видели, кто на самом деле победил.

— Да толку-то, что все видели, — огрызнулся казах. — Все равно теперь место отдадут ему, а не мне. На хрена я сюда летел тогда, спрашивается? Если, как выясняется, не важно, как ты работаешь, а важно, чей ты родственник или знакомый?

— Так ведь это должно быть важно в первую очередь для тебя самого! — возразил я. — Какая разница, кто там себе какой результат на бумажке нарисует! Все равно все, кто видел твое выступление, будут знать, чего стоит эта его липовая победа. А главное — об этом будут знать он сам и его тренер. И как бы его ни превозносили после этого публично, они теперь всю жизнь будут об этом помнить и сознавать, что победили нечестно. И что настоящий победитель — ты, который намного сильнее его!

— Наверное, ты прав, — подумав, сказал Тамерлан. — Ну и пусть тогда сами в своем вранье купаются, позорники!

Я улыбнулся. В некотором смысле ситуация получалась символичной. Ведь меня и самого не так давно засудили, когда я дрался именно с Тамерланом. Причем он-то как раз никаких душеспасительных бесед со мной тогда не вел, хотя и признал, что победил на самом деле я. Какие-нибудь «духовно продвинутые» ребята из двадцать первого века наверняка сказали бы, что сработала карма. Однако сейчас у меня не было по отношению к Тамерлану никакого злорадства. Мне просто не нравится несправедливость во всех ее проявлениях, а тут парень из нашей же сборной столкнулся с подставой не где-нибудь, а на престижном международном соревновании. В конечном итоге, это сказывалось на наших общих результатах как сборной команды.

Впрочем, мне уже пора было подумать и о собственных результатах — близилась минута моего решающего боя. Незадолго до его начала я отошел в сторону, чтобы сосредоточиться на выступлении. Рядом со мной был только тренер нашей сборной и Григорий Семенович, которые и старались настроить меня на удачный бой.

— Помни, Миша, ты все можешь, — твердил мне Григорий Семенович, заметно волнуясь. — Ты подготовлен как надо! Но и про осторожность не забывай, лезть на рожон не стоит, не та сейчас у тебя ситуация.

— Главное — вовремя соображай, какую тактику применять, — добавлял тренер сборной. — Я этого англичанина видел. У него достаточно агрессивная манера, не хуже, чем у того, с которым ты во второй день выходил. Так что смотри, не особенно активничай там! Начнешь атаковать — он тебя сразу повалит! Лучше работай вторым номером. И да, Григорий Семенович прав — будь осторожен! Это как раз тот случай, когда лучше перестраховаться, чем недоглядеть.

— Хорошо, — коротко ответил я и направился к рингу, где уже объявили мой выход. Я уважал мнения своих тренеров, но в этот раз у меня было свое мнение насчет боя с этим персонажем.

Мысленно я уже выстроил стратегию боя от и до. Конечно, на ринге может быть всякое, и от неожиданностей никто не застрахован. Но отклоняться от своей «генеральной линии» я был не намерен, кто бы мне сейчас что ни советовал. Тем более что с этим англичанином у меня были личные счеты.

Первое, что я сделал с началом раунда — пошел с ним на резкое сближение. Моя задумка заключалась в том, чтобы нанести ему левый кросс и дезориентировать. Однако сделать это неожиданно у меня не получилось: противник вовремя среагировал и увернулся. Мне показалось, даже в его глазах мелькнула насмешка. Ну да ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним. В следующую секунду он бросился на меня, но в этот раз уже я поймал его навстречу прицельно точным правым джебом, и, не дожидаясь ответной реакции, тут же повторил этот удар.

Вдруг мой соперник повел себя неожиданно. Отбив мой джеб рукой, он начал работать вторым номером, держа меня на дальней дистанции и лишь время от времени выбрасывая джебы. «Как будто моих тренеров подслушал», — усмехнулся про себя я. Внезапно он атаковал правым кроссом. Но я был готов к любым его ударам, и тут же провел контратаку левым прямым, после которого англичанин резко вошел в клинч.

«Ага, значит, ты решил меня клинчем довести!» — подумал я. «А вот хрен тебе, а не клинч!». Я резко вышел из навязанного клинча и пробил ему сперва левым джебом, затем левым боковым, в результате чего этот нахрапистый наглец рухнул на пол с ничего не понимающим лицом. Все то время, пока рефери делал отсчет, я не отказал себе в удовольствии понаблюдать за англичанином. Давно мне не приходилось ни у кого видеть настолько шокированного выражения лица!

Впрочем, лежал он недолго. Вскочив, он ринулся было снова в атаку, но я бросился ему навстречу со своим фирменным кроссом. От неожиданности англичанин затрясся и, воспользовавшись его замешательством, я провел серию прицельных ударов и снова повалил его на пол.

Раунд!

— Молодец, Мишка! — прочувствованно проговорил Григорий Семенович в перерыве. — Хоть ты и не слушаешь ни хрена, что тебе советуют, но сейчас ты прямо красиво все сделал!

— Почему же не слушаю? — отозвался я, смачивая рот водой. — Очень даже слушаю! Просто мне же постоянно говорили, чтобы я реагировал на происходящее, чтобы вовремя ориентировался, какую тактику применить в следующий момент. Вот я и ориентируюсь.

— И правильно делаешь, — похвалил меня Григорий Семенович. — Продолжай в том же духе. Вспомни, как ты в шахматы играл. И что я тебе говорил насчет того, что бой — та же шахматная партия. Нам так же надо просчитывать ситуацию на поле боя на несколько шагов вперед. Разница только в том, что нам это нужно делать намного быстрее, чем шахматистам.

«Да, Григорий Семенович, знали бы вы, как я играл в шахматы», — мысленно рассмеялся я. Впрочем, в главном-то наш тренер был, безусловно, прав.

— Хорошо, — кивнул я, одновременно прикидывая в уме, с чего мне лучше всего будет начать следующий раунд.

— Только теперь не снижай темп, — вступил в разговор тренер сборной. — Раз уж тебе удалось его так мощно пошатнуть — используй это! Если ты сейчас начнешь работать вторым — он возьмет верх, даже просто на эмоциях. Конечно, чересчур лезть на рожон тоже не следует — самонадеянность еще никого до добра не доводила. Но роль твоя сейчас должна быть уже только активной, а не наоборот. А вторым номером пусть будет твой противник. Давай, Мишка, действуй, как договорились, ты же все сможешь! — подытожил Григорий Семенович.

Оба тренера говорили дельные вещи, но я, в принципе, и без чьих бы то ни было советов не собирался снижать темп. Адреналин внутри меня бил через край, и я был полон решимости взять этот бой. За себя, за наших пацанов, которых этот англичанин задирал, за свои мечты, в конце концов, которые в прошлой жизни порушил Витька, а в этой я уже не позволю разрушить никому…

Однако англичанин вышел на второй раунд не менее злой, чем я. Видимо, его тоже порядком задело то, что какой-то русский, с которым он рассчитывал справиться, образно говоря, одной левой, уже дважды опрокинул его на пол. Бой явно шел не по его плану, и он, привыкший, судя по всему, быть неоспоримым победителем, явно бесился по этому поводу. Англичанин немного отдохнул и теперь был готов к долгому, упорному и обстоятельному поединку. Может быть, будь на моем месте кто-нибудь другой, так бы и вышло, но…

Все закончилось намного быстрее, чем предполагали мы оба. Только англичанин с искаженным от злобы лицом бросился в атаку на меня, как я пробил ему мощный левый кросс — и мой противник, не удержавшись на ногах, снова рухнул на пол. Причем судя по тому, как он корчился на полу, исход боя был уже предрешен. И действительно: рефери, оценив ситуацию, остановил поединок.

Победа!!! Такого рева со стороны зрительских трибун в этой своей жизни я еще припомнить не мог. Крики болельщиков, кажется, заглушили даже объявление победителя, то есть меня. И уж точно мало кто слышал, как с трудом поднявшийся на ноги англичанин проорал что было сил: «Служу Советскому Союзу!». И когда мы пожимали друг другу руки, на его лице читалось уже откровенное уважение. Шутка ли — за неполный бой три нокдауна! И от кого — от выходца из Советского Союза, о котором он, судя по всему, вообще имел самое смутное представление!

Меня снова наперебой поздравляли все: тренер сборной, наш Григорий Семенович, Сеня, Колян, Шпала, Славик Калганов, Тамерлан… «Вот бы сейчас это Яна увидела!» — вдруг подумал я. А ведь действительно, за всеми этими работами-заботами я почти уже и забыл про нее. «Ничего», — подбодрил себя я. «Чемпионат Европы — крупное событие, и в наших газетах по-любому будут имена победителей».

Но Яна узнает обо всем чуть позже. А пока ко мне подошли широко улыбающиеся кубинцы.

— Когда мы приедем обратно домой, — проговорил один из них, — мы всем будем рассказывать, что жали руку самому чемпиону Европы! И что скоро он приедет к нам в гости!

— А еще — что он будет проводить у нас тренировки, — добавил второй. — Ты же не откажешься поделиться секретами своего мастерства?

Кубинские боксеры, конечно, шутили, но только отчасти — такие шутки от выдающихся боксеров нужно было еще заслужить!

В какой-то момент я уже перестал различать вокруг поздравляющие меня голоса, сливающиеся в один непрерывный крик.

— Мишка! Мать-перемать! Мишка! Ну ты даешь! — орал Колян, и даже Григорий Семенович, обычно сразу пресекавший любую брань среди воспитанников, в этот раз не обратил внимания на коляновский лексикон. Сам он то и дело смахивал слезы счастья:

— Сынок! Я всегда говорил и верил, что ты станешь чемпионом! Ты сделал это! Сделал! — кричал он, постоянно вытирая глаза.

— Вот сейчас ты действительно всем показал, — уважительно произнес Тамерлан, протягивая мне руку.

— И, между прочим, тебе даже трех раундов не потребовалось, — заметил Лева. — Молоток!

— Долго ли умеючи, — прокричал ему в ответ Шпала. — В общем-то, правильно, что в этот раз от нас именно Мишку послали! Кто бы еще мог так же?

— Мишаня, ты прямо вообще! — Сеня, как обычно в таких случаях, не мог подобрать слова и захлебывался от эмоций. — Ты его! Я прямо не знаю! Я глазам не верил!

— Да ладно тебе, — рассмеялся я. — Скажешь тоже.

— Не-не, не ладно! — не успокаивался Сеня. — Ты… ты сделал невозможное, вот что!

— Хватит из меня героя мифологии делать, — отмахнулся я. — Ты так говоришь, как будто я весь земной шар спас.

— Ну, знаешь! — возмутился Сеня. — Земной — не земной, а кроме тебя вообще-то этого никто из нас не смог бы сделать!

— Так, ребята, — вмешался старший тренер нашей сборной. — Сейчас будет церемония награждения. Поэтому давайте-ка все вернемся на свои места и не будем мешать нашему товарищу получать заслуженную награду. Договорились?

Второго приглашения пацаны дожидаться не стали и дружно разошлись по своим местам. Я же стал ожидать начала церемонии — и честное боксерское, такого внутреннего трепета я не испытывал уже очень давно, а может быть, и вовсе никогда. Еще бы: в этот раз я поднимался на ринг участником поединка, а спускался обратно — обладателем золотой медали чемпионата Европы и… звания мастера спорта!

Вот теперь я уже точно мог сказать, что переродился в эту жизнь не просто так. И что снова занялся боксом не зря. И что на этот раз я уж точно добьюсь всего, что я себе наметил, и никакие «друзья» мне уже не смогут в этом помешать. Чемпионство и звание стали для меня первой настолько масштабной ступенькой, на которую мне в этой жизни удалось забраться. И я уже точно знал, что эта ступенька не будет последней.

А вторы поздравляют с праздником и сообщают о праздничных скидках на свои циклы! Скидки на все книги серий ниже:

1. «Начальник милиции» СКИДКА https://author.today/work/series/36241

2. «Прорвемся, опера!» СКИДКА https://author.today/work/series/38804

3. «Боец» СКИДКА https://author.today/work/series/29350

4. «Красный Вервольф» СКИДКА https://author.today/work/series/27913

Глава 11

Вот как бывает — уезжал я из Москвы простым динамовцем и кандидатом в мастера спорта, а вернулся уже мастером спорта и победителем чемпионата Европы! На торжественной церемонии вручения призов эмоции, конечно, переполняли меня. Но главным ощущением по-прежнему было чувство правильности своего пути. Тем более что мое выступление в ГДР широко освещалось в советской прессе. Особенный восторг вызвал возглас моего соперника «Служу Советскому Союзу!», который многие трактовали как признание несомненного первенства отечественной школы бокса.

— Ты понимаешь, Миша, — доверительно сообщил мне Григорий Семенович, когда официальная часть мероприятия была завершена, и можно было спокойно пообщаться, — вообще-то за победу в чемпионате Европы, конечно, вполне можно давать и мастера спорта международного класса.

— Так почему тогда… — начал было я, и Григорий Семенович усмехнулся:

— Не все так просто, друг мой ситный! Чиновники эти, понимаешь ли, считают, что они еще и воспитатели. Думают, если сразу дадут молодому парню такое высокое звание, то он, то есть ты, вместо тренировок начнешь всякими пьянками-гулянками заниматься и опозоришь, значит, почетный статус советского спортсмена.

— Да с чего они взяли-то? — возмутился я. — Разве я когда-нибудь был замечен в чем-то подобном? Я же не Бабушкин, в конце концов!

— Да я-то понимаю, — сочувственно кивнул Григорий Семенович. — Но я же говорю — они считают, что должны всех воспитывать. Вот и воспитывают, так сказать, в меру своего понимания.

— Если они такие воспитатели, — заметил я, — то должны бы понимать, что глупостями можно заниматься и без званий. Глупостям вообще ничего не мешает, если что.

— Видимо, у них другое мнение, — снова усмехнулся тренер.

— Ну и ладно, — не расстроился я. — Пусть остаются со своим мнением. А мастера спорта международного класса я и так получу — не сейчас, так чуть попозже.

— Вот и правильно, — обрадовался Григорий Семенович. — Нечего на них свое время и нервы тратить. Делом надо заниматься, а все остальное приложится. У тебя какие планы вообще? Ну на ближайшее время?

— В смысле какие планы? — удивленно переспросил я. — Если мне не изменяет память, нас же всем кагалом пригласили на сборы на Кубу!

Судя по тому, как Григорий Семенович смущенно замялся, вопрос о ближайших планах он задал мне не просто так. Я вопросительно уставился на него, ожидая разъяснений.

— Понимаешь, — нехотя начал Григорий Семенович. — там тоже не все так уж просто, как нам с тобой хотелось бы.

— Что, и этот вопрос тоже замяли? — спросил я напрямую.

— Ну… не то чтобы прямо уж совсем замяли, — Григорий Семенович тщательно подбирал слова. — Но, скажем так, к данной инициативе отнеслись довольно прохладно.

— А здесь-то им что не нравится? — не выдержал я.

Григорий Семенович молча пожал плечами — мол, поди разбери этих чиновников.

— Ладно, — решительно сказал я. — Знаете что? А давайте-ка я сам с этим чиновником поговорю!

— Ты? — Григорий Семенович изумленно округлил глаза. — Да ты, Миша, вообще хоть раз с ними общался?

«Ох, знал бы ты, сколько раз и с какими людьми мне приходилось когда-то общаться!» — подумал я про себя, но вслух, конечно, ничего произносить не стал.

— Нет, ты не подумай, — тут же продолжил Григорий Семенович, очевидно, решив по моей реакции, что немного перегнул с эмоциональностью. — Я не в том смысле, что ты чего-то не понимаешь, просто… это такой народ… к ним подход особый нужен.

— Да я знаю, — улыбнулся я и немного приврал для убедительности: — Я когда еще в Ростове шахматами занимался, приходилось ходить к местным и пробивать разные там мероприятия и условия для тренировок. Так что я представляю, что это такое.

— И как? Успешно ходил? — поинтересовался Григорий Семенович.

— Более чем, — уверенно подтвердил я. — Поэтому я и прошу: давайте я попробую! По крайней мере, уж хуже-то точно не будет. А вдруг я смогу его убедить? Ну, знаете, одно дело — когда тренер просит за подопечных, и совсем другое — когда молодые парни сами объясняют, как это для них важно. Есть же в нем хоть что-нибудь человеческое, в конце концов!

Григорий Семенович в задумчивости пожевал губами, внимательно посмотрел на меня и протянул мне вынутый из кармана клочок бумажки, на котором было что-то записано.

— Вот там имя и номер кабинета, — объяснил он. — Это в министерстве спорта, знаешь?

Я кивнул.

— Можешь прямо завтра с утра к нему и идти, — продолжил Григорий Семенович. — Только, Миша, я тебя очень прошу — не забывай, что ты будешь разговаривать с человеком, от которого во многом зависит наше будущее!

— Григорий Семенович, — начал я, — ну что вы, я же все понимаю…

— Я знаю.что ты понимаешь, — согласился тренер, — поэтому и доверяю тебе этот разговор. Просто прошу тебя попридержать эмоции, если вдруг что.

Я заверил Григория Семеновича, что встреча пройдет в лучшем виде. Сам же, улегшись спать, еще долго прокручивал в голове возможные варианты развития разговора. Спортивный функционер, с которым мне предстояло беседовать, носил имя Степан Тимофеевич, и почему-то представлялся мне этаким дородным мужиком, больше похожим на какого-нибудь председателя колхоза.

«Ладно, к черту все эти фантазии», — встряхнул я головой. «Какая вообще разница, как он будет выглядеть? Нужно подумать, как его убедить в необходимости нашей поездки».

В конце концов я решил, что для большей убедительности я возьму с собой нескольких пацанов. Если вдруг чиновник решит, что я — просто какой-то залетный пассажир и излагаю ему свои фантазии, рядом окажется еще несколько таких же динамовцев.

В министерство мы отправились почти той же делегацией, что ездила на чемпионат.

— Слушай, а ты не боишься, что нас оттуда выгонят? — опасливо спросил Сеня, когда мы уже подходили к заветному зданию.

— С чего это вдруг нас должны выгнать-то? — удивился я.

— Вот именно, — поддержал меня Лева. — Мы ведь кто такие? Мы — члены общества «Динамо». Мишка вон вообще чемпион Европы и мастер спорта. А мы, хоть и не чемпионы, но, знаешь ли, просто так нас бы тоже в поездку не отправили.

— Они же, кстати, и отправляли, — поддакнул Колян. — Так пусть теперь и объясняют нам, так сказать, что почем.

Дежурная на входе охотно подсказала нам, где найти нужный кабинет. Поднявшись на этаж, я скомандовал:

— Значит, так. Я сейчас зайду и начну говорить, а вы стойте возле двери — ну, конечно, так, чтобы не мешать тем, кто будет входить и выходить. Если мне понадобится ваша поддержка, я или крикну, или выйду за вами.

— Давай, Мишаня, — пацаны ободряюще положили мне руки на плечи. — У тебя все получится! Уж если он чемпиона Европы не послушает, значит, вообще все тухло!

Степан Тимофеевич оказался не совсем таким, каким я его себе представлял. Средних лет, среднего же телосложения — в общем, о чем бы ни зашла речь, все в нем можно было охарактеризовать понятием «средний». Впрочем, по моим наблюдениям из прошлой жизни, этим страдает большинство чиновников.

— Вам чего, молодой человек? — солидно осведомился он, вальяжно развалившись в кресле.

Я вкратце объяснил, кто я и зачем пришел.

— А-а, — понимающе закивал Степан Тимофеевич. — Так я же вашему тренеру, этому, как его…

— Григорию Семеновичу, — подсказал я.

— Вот-вот, — снова кивнул чиновник. — Я ему вчера все вроде бы объяснил.

— Возможно, — не стал спорить я. — Но мне кажется, что Григорий Семенович не смог кое-чего объяснить вам.

— Вот как? — удивленно поднял брови Степан Тимофеевич. — Лихо ты о своем тренере! И чего же он мне такого важного не сумел объяснить? И, главное, почему?

— Он волновался, — ответил я, — да и с дороги был, в общем…

— Понятно, понятно, — засмеялся функционер. — Так, а ты-то чего от меня хочешь?

— Чтобы вы разрешили нам поехать на сборы на Кубу, — прямо сказал я. Иногда свои цели нужно обозначать именно так — прямо и не допуская двойных толкований. Иначе получишь фигу с маслом, а формально все будет выглядеть так, как будто тебя облагодетельствовали.

— Послушай, Миша, — Степан Тимофеевич положил руки на стол и оперся на них, придавая себе более монументальный вид. — Я знаю, что ты очень хороший боксер — я хоть и редко бываю на соревнованиях, но информацию мне предоставляют. Так что наслышан, наслышан, что ты молодец. И я прекрасно понимаю твое желание съездить на Кубу, посмотреть на корифеев бокса… И даже больше тебе скажу — я это твое желание всецело разделяю! Будь я на твоем месте, начинающим боксером, подающим такие надежды, так сильно влюбленным в этот спорт… да я бы все отдал, чтобы меня кто-нибудь отправил в такую поездку! Даже если бы мне сказали, что после этого меня никогда в жизни больше никуда не отправят! Это совершенно нормальное, естественное желание!

— Так почему же тогда вы не хотите разрешить нам съездить? — осторожно спросил я. — Вы же понимаете, что мы не для развлечения покататься хотим?

— Понимаю, — с готовностью согласился Степан Тимофеевич. — Но и ты меня пойми — ну не можем мы за государственный счет обеспечивать такие поездки всем желающим! Вот ты просто представь: сколько у нас десятков видов спорта? А сколько юных спортсменов, которые начинают заниматься каждым из них? И ведь каждый хочет оказаться на сборах где-нибудь, где собираются самые сильные. И каждый имеет на это право, потому что это будет полезно для него как для профессионала!

А теперь представь, сколько человек мы таким макаром должны каждый год куда-нибудь отправлять за государственный счет, если удовлетворять все подобные желания. И это я только о начинающих спортсменах говорю! А еще ведь и опытным бывает полезно где-нибудь побывать… Да у нас тут все министерство будет только на это работать, и то не управимся! Превратимся в большое турбюро!

— Но ведь на соревнования-то вы отправляете, — мягко заметил я.

— Когда речь идет о соревнованиях — другое дело, — ответил Степан Тимофеевич. — Кстати, о соревнованиях. Заметь, мы и так пошли вам навстречу и одобрили поездку на чемпионат всей вашей динамовской группой, хотя, по совести говоря, нужен там был только ты и тренер, а остальные там побыли… просто так, как будто туристами. Ты думаешь, все это так просто, по щелчку пальцев делается?

— Да, я понимаю, — скромно отозвался я. — И мы вам за это очень благодарны. Но ведь Куба — это тоже не туристическая поездка?

— Да? — внезапно расхохотался Степан Тимофеевич. — А какая же она, по-твоему? Уж не рабочая ли?

— В каком-то смысле да, — не моргнув глазом, ответил ему я. — И в ГДР была рабочая поездка, и на Кубу тоже будет рабочая.

— И как же вы там собрались работать, ребятки? — продолжал веселиться чиновник.

Честное слово, иногда я очень сочувствую тем людям, которые в силу своей должности обязаны постоянно вести какие-то переговоры и кого-то в чем-то убеждать. И это был как раз один из таких случаев.

— Ну, считайте, что это будут мастер-классы, совмещенные с тренировками, — попробовал объяснить я.

— Как и любые сборы, на которых вы бываете регулярно, — заметил Степан Тимофеевич. — И на которых, кстати, встречаетесь и знакомитесь с коллегами из других городов и республик.

— Верно, — не смутился я. — Но все они, точнее, все мы, все-таки принадлежим к одной и той же боксерской школе — советской.

— И что? — задал резонный, как ему показалось, вопрос чиновник. — Тебя чем-то не устраивает наша советская школа?

— Да почему же? — не отчаивался я. — У нас прекрасная школа! Я говорю немного о другом. Обычные сборы, где мы готовимся к соревнованиям со своими тренерами — это, конечно, замечательно. Но вот подумайте — если мы отправимся на Кубу, мы сможем потренироваться под руководством всемирно признанных мастеров! Мало того, там будут не только те боксеры, которые приезжали сюда, но и их коллеги, и ученики! Мы сможем пообщаться с каждым из них, познакомимся поближе с разными боксерскими школами, увидим, что из их опыта можно внедрить в нашу практику!

Степан Тимофеевич задумчиво смотрел на меня. Кажется, он уже не воспринимал мой визит как повод для веселья.

— То есть, другими словами, мы сможем перенять у кубинцев все лучшее, чем владеют они! — вдохновенно продолжал я. — А потом, когда вернемся обратно в Советский Союз, будем передавать это и остальным нашим ребятам. Они начнут заниматься дальше уже с учетом того, что мы переняли у кубинцев, и постепенно будут добиваться принципиально новых результатов!

— Ты еще скажи, что ты нам поднимешь уровень советского бокса, — скептически хмыкнул Степан Тимофеевич.

— А почему нет-то? — разошелся я. — Ведь именно так это и делается. Ну посудите сами: мы вернемся оттуда, обогащенные их опытом, а кубинцы — признанные мастера в мире бокса! И тут же начнем внедрять все здесь!

— То есть выступите как рационализаторы, — вставил Степан Тимофеевич. — Обработаете чужой опыт и будете внедрять его среди своих коллективов.

— Вот именно! — подхватил я. — И потом, речь ведь идет не только о физических навыках…

— А о чем же еще? — поинтересовался функционер.

— Я думаю, — размеренно произнес я, — нет, точнее, я даже уверен, что мы сможем подсмотреть у кубинцев разные технические хитрости, которые они используют. Какие-то тренажеры, снаряды, приспособления… Такие хитрости есть у любых спортсменов, только, как правило, этими секретами делятся гораздо менее охотно, чем боевыми приемами. Ну и, конечно, просто так, на выступлениях или на обычных тренировках таких вещей не подсмотришь. И в разговорах за чаем вряд ли выспросишь. А вот на совместных сборах что-то вполне можно подсмотреть.

— Да ты прямо как шпион на задании получаешься! — рассмеялся Степан Тимофеевич.

— Ну, в чем-то, может, и да, — согласился я. — Так вот, мы подсмотрим, как работают кубинцы. Вблизи, можно сказать, изнутри все увидим. А потом мы внедрим эти хитрости в тренировочный процесс наших, советских бойцов. Вы представляете, каких успехов мы сможем в результате добиться? Да наша школа бокса станет лучшей в мире! Может, потом сами кубинцы будут считать за удачу с нами соперничать! Ну и уж в любом случае на следующем чемпионате наши результаты заметно улучшатся, это точно!

Степан Тимофеевич молчал. Было видно, что он глубоко задумался. Тогда я решил «добить» его самым весомым для чиновника аргументом:

— А это уже, как ни крути, авторитет нашего государства! — выпалил я. — Ведь советская школа бокса и должна быть самой передовой — а значит, впитавшей в себя все самые сильные черты других школ и усовершенствовавшей их! Чтобы весь мир восхищался, как мы сумели не только перенять их достижения, но и улучшить. А как же мы сможем это сделать, если не будем работать, как говорится, в полях?

Чиновник снова внимательно посмотрел на меня, как будто проверяя — не шучу ли я, не разыгрываю ли перед ним какой-нибудь спектакль?

— Значит, ты говоришь, что вы хотите перенять все их хитрости и потом внедрить их у нас? — переспросил он. Было такое впечатление, будто в нем сейчас боролись два чиновника: один хотел во что бы то ни стало запретить нашу поездку, а другой — использовать ее для поднятия престижа советского бокса и записать это в свой личный актив.

— Ну конечно! — с готовностью подтвердил я. — Для этого мы туда и поедем… ну, в смысле, поедем, если вы разрешите, конечно.

Степан Тимофеевич слегка усмехнулся, помолчал еще немного, что-то подсчитал столбиком на бумаге, и наконец произнес:

— А ты с остальными парнями из сборной на эту тему уже говорил?

— А как же! — горячо откликнулся я. — Некоторые из них даже пришли со мной — стоят за дверью. Если надо, я их позову, они вам подтвердят все, что я сказал.

— Да не надо, — махнул рукой Степан Тимофеевич. — И так, в принципе, все ясно.

Он снова уставился куда-то в окно. Черт бы побрал эту привычку некоторых людей тянуть время!

— Ладно, Миша, — проговорил Степан Тимофеевич, как будто очнувшись. — Считай, что ты меня уговорил. Дам я вашей поездке зеленый свет. Передай вашему тренеру, что все необходимые документы будут полностью готовы в течение двух-трех недель. Только имей в виду, — чиновник многозначительно поднял указательный палец вверх, — хитрости хитростями, а от вас будет зависеть лицо нашей страны! Поэтому ты уж меня не подведи. Чтобы никаких там… ну, в общем, ты меня понял!

— Конечно, понял! — радостно подтвердил я. — Спасибо вам огромное!

Выйдя из кабинета, я облегченно оперся спиной на стену. Пацаны нетерпеливо облепили меня.

— Ну что, что он тебе ответил? — спросил Лева.

— Нам не надо заходить? — как обычно, невпопад спросил Сеня.

— Нет, — улыбнулся я. — Нам одобрили поездку! Сказал, что документы будут готовы через две-три недели!

— Вот это да! — воскликнул Сеня, и мы тотчас же зашикали на него — все-таки восторженные крики в министерстве могли вызвать к нам повышенное внимание. Поэтому мы решили обсудить это событие уже после того, как выйдем на улицу.

— Я ведь, по сути, ничего не придумывал и не приукрашивал, — рассуждал я, рассказав пацанам о своей беседе с функционером. — Все ребята в нашей сборной действительно талантливые. И Тамерлана, и Славика, и… да каждого из нас можно смело отправлять на Кубу не только на сборы, но и на какие-нибудь соревнования!

Сказав это, я вспомнил, как тренируется и выступает Шпала. Он был, в общем-то, небольшим исключением из общего правила… хотя, приложив должные усилия, он тоже мог показать замечательный результат. Так что я оказался прав — все наши ребята были достойны этой поездки.

Свое слово Степан Тимофеевич сдержал — уже через две с половиной недели Григорий Семенович обрадовал нас известием о звонке из министерства. Довольный, как слон, он собрал нас в зале, чтобы объявить нам приятную новость.

— Все бумаги уже готовы, — сообщил он, улыбаясь до ушей так, как будто сбылась самая заветная мечта всей его жизни. — Мы все едем на месяц на Кубу!

Восторженные крики, потрясшие наш зал, были не слабее, чем после известия о чемпионате Европы. Разве что перелет был уже не таким впечатляющим — острота ощущений начала потихоньку притупляться.

— Ну вот, Сеня, — объяснил я приятелю, который на этот раз умудрился проспать большую часть полета, — ты уже начинаешь привыкать к самолетам. А скоро вся наша жизнь будет состоять из переездов и перелетов, и для тебя это будет таким же обыденным, как поездка в трамвае.

— Скажешь тоже, — недоверчиво буркнул Сеня, протирая заспанные глаза. Самолет тем временем уже заходил на посадку.

Все сборы у нас начинались плюс-минус одинаково. Прибытие в место проживания (как правило, жилой корпус какого-нибудь спортивного комплекса), размещение в номерах, душ, легкий перекус — и обязательно общее собрание, на котором делаются разные организационные объявления. Тот же самый алгоритм был и в этот раз. И снова с нами были и тренер сборной, и тренеры наших обществ.

— Ну что, товарищи боксеры! — улыбаясь, начал тренер сборной. — Во-первых, поздравляю вас с тем, что вы все-таки оказались здесь! Это, я вам скажу, не у каждого получается — целый месяц заниматься бок о бок с мастерами мирового уровня. А во-вторых, это, как вы понимаете, совсем другой уровень, и работа здесь организована тоже немного иначе. Поэтому сейчас я вам расскажу главные правила, по которым мы будем здесь заниматься.

— А что, до этого мы занимались без правил? — выкрикнул наш весельчак Колян, и был тут же «вознагражден» строгим взглядом тренера и шиканьем остальных пацанов.

— До этого правила были нашими собственными и могли меняться, — терпеливо объяснил тренер. — Итак! Загибаем пальцы! Первое правило: для того, чтобы понять, кто из боксеров способен стать лидером и победителем, нужно с какой-то периодичностью подвергать всех сверхнагрузкам. Так что не удивляйтесь, если в один из дней, скажем, в неделю, вы окажетесь вымотаны сильнее, чем обычно. При этом крайне важно, чтобы мы с вами постоянно держали форму. Отсюда вытекает второе правило: нагрузки будут чередоваться, как по силе, так и по длительности. Не волнуйтесь — все тренировки тщательно сбалансированы, специалисты все просчитали, никто не надорвется.

— А если я, допустим, уже выдохнусь, а все еще будут продолжать? — спросил Сеня.

— Если ты действительно выдохнешься, можно отдохнуть, — объяснил тренер. — Но вообще-то таких ситуаций происходить не должно. Еще раз повторяю: все нагрузки сбалансированы! Кстати, туда же и третье правило: они будут чередоваться не только по силе и времени, но и по своему содержанию!

— Содержанию? — не выдержал Колян. — Это еще как?

— Упражнения будешь выполнять каждый раз разные, — объяснил тренер со снисходительной интонацией. — Так понятно?

— Так — вполне, — кивнул Колян.

— Вот и прекрасно, — отозвался тренер. — Это делается для того, чтобы вы воспитывали в себе навык постоянно удерживать свое внимание. Чтобы не возникало эффекта конвейера, когда все действия выполняются на автомате. Еще одно правило — нагрузки распределяются в зависимости от периода времени. Скажем, чем меньше остается до соревнований, тем больше будем заниматься дыхалкой, а тяжелой работой — меньше.

— А есть какой-то график нагрузок? — выдал вдруг Тамерлан.

— А тебе зачем? — осведомился тренер. — Учить перед сном, как армейский устав?

— Ну не то, чтобы учить… — замялся казах. — Просто чтобы, так сказать, более четко представлять, чем нам тут предстоит заниматься.

— Не поверишь — боксом! — радостно выдал тренер, и все сборная грохнула от хохота. — Тамерлан, ты находишься под присмотром сразу нескольких тренеров! В том числе и тех, которые уже успели тебя очень хорошо изучить. Поэтому твоя голова должна быть занята не размышлениями, что тебя заставят выполнять через десять минут, а тем, как лучше выполнить то задание, которое тебе уже дали! Это понятно?

— Понятно, — отозвался Тамерлан.

— Ну и последнее правило, — продолжил тренер. — Я бы даже сказал, оно самое главное и всеобъемлющее. И касается не только нынешних сборов, но и всех занятий спортом вообще, в течение всей жизни. Оно заключается в том, что должны учитываться индивидуальные качества, наклонности и способности каждого спортсмена. Понятно, что существуют какие-то общие стандарты, но все-таки нельзя грести всех под одну гребенку. У каждого из вас есть свои сильные и слабые стороны, есть особенности, благодаря которым вы можете вырваться вперед, а есть — наоборот, те, которые могут оттягивать вас назад и вынуждать отставать. И задача тренера, как любого наставника — правильно определить все эти особенности, и раскрыть способности как можно полнее, а слабые стороны — наоборот, спрятать так, чтобы ни один человек со стороны не мог догадаться о них даже случайно! Ну что, нравятся вам правила?

— Хорошие! — с энтузиазмом кивнул Сеня. — Прямо так и хочется сразу приступить к тренировкам!

— Успеешь, — усмехнулся тренер и продемонстрировал нам зажатую в кулак ладонь, которая символизировала озвученные пять правил. — Ну так что? Кто из вас готов стать настоящим чемпионом?

Глава 12

Тренировки с кубинцами действительно сильно отличались от тех, к которым мы привыкли в Москве. Во-первых, заметно возросла нагрузка — все-таки эти ребята были от природы более выносливыми. А во-вторых, местный климат был совсем другим, и здесь кубинцы тоже имели серьезное преимущество: они-то в этом климате выросли и жили всю жизнь, а вот нам требовалась хотя бы какая-то акклиматизация. В общем, в первые дни всем нам пришлось, мягко говоря, несладко.

К тому же тренеры тоже добавили свои пять копеек к этим суровым условиям. Наши организмы и так находились на пределе своих возможностей, а тут еще тренер-кубинец предложил график, который грозил нас окончательно вымотать. Шутка ли — пять дней в неделю по две тренировки в день! Немного успокаивало то, что из-за жаркого климата тренировки были сильно разведены по времени и проводились либо ранним утром, либо поздним вечером. Но все равно: повышенная нагрузка, изнуряющий климат, непривычный график — было от чего чувствовать себя выжатыми, как лимоны!

Особенно непросто приходилось Сене. Другие-то боксеры были хоть и тоже юными, но уже более опытными. Мне помогала память и опыт прошлой жизни. А Сене не приходилось рассчитывать ни на то, ни на другое, и для него все это выглядело, как будто бы он привык работать с двухкилограммовыми гантелями, и вдруг его заставили тягать центнеровую штангу.

— Мишка, я так больше не могу! — сказал он мне как-то после очередной тренировки, с трудом передвигая ногами по дороге в нашу комнату.

— А что, у нас есть другие варианты? — переспросил его я. — Что вот ты, например, предлагаешь?

— Не знаю, — честно признался Сеня. — Ну ты пойми, я просто не выдержу! Рухну прямо в зале, а то и с кровати утром не поднимусь!

— Сень, ну это-то вряд ли, — улыбнулся я в ответ. — Я понимаю, что тяжело. Но нагрузки здесь действительно сбалансированы, уж мне-то ты поверь!

— Ничего себе «сбалансированы», — пробурчал Сеня, — меня всего как будто катком придавило, а завтра с раннего утра снова на тренировку!

— Меня, между прочим, тоже, — вступил в разговор Шпала. — Вот хотите, пацаны, смейтесь, хотите нет, но я сейчас чувствую себя реально как шпала! Которую прижали к земле рельсами и сверху по всему этому великолепию еще и поезд прошел. Нормальный такой товарняк вагонов в тридцать.

— В Союзе, кстати, как бы мы усиленно ни тренировались, таких ощущений все-таки не было, — подтвердил Лева. — Воздух здесь у них другой, что ли…

— Конечно, другой, — ответил я. — Климат-то!

— Да я не про климат, — махнул рукой Лева. — Я имею в виду, что здесь те же самые действия с большими усилиями даются, чем обычно.

— Нагрузки здесь, конечно, сильнее, это верно, — согласился я. — И ощущается все немного иначе. Просто тебе, да и всем нам, нужно какое-то время, чтобы к этому привыкнуть.

— Главное — не скопытиться раньше, чем привыкнешь, — откликнулся Сеня. — А то «присуждено звание чемпиона посмертно» — звучит как-то печально.

— Не скопытимся, — подбодрил его я. — Придется потерпеть немного. Что поделать, если только так и можно вырасти в настоящих мастеров. Нельзя же всю жизнь довольствоваться минимальными усилиями и ожидать, что в один прекрасный день станешь чемпионом!

Я знал, что говорю: Сеня был из тех пацанов, которым трудновато давались любые нововведения, зато, включившись в процесс на полную катушку, они могли работать упорнее остальных и в итоге достигать великолепных результатов.

Но это было уже чуть позже, когда мы вовсю включились в рабочий процесс. А пока был первый день пребывания на новом месте, и он запомнился нам совсем не тренировками. На место, где нам предстояло жить, мы прибыли где-то в районе полудня, а первая тренировка у нас намечалась только вечером. Поэтому, заселившись, мы обнаружили, что у нас впереди много свободных часов, а находимся мы в живописнейшем месте — наш жилой корпус был расположен прямо на берегу океана!

— Ну что, пацаны, — хитро подмигнул нам Лева, — пойдем купаться?

— А что, — подхватил Колян, — быть у океана и не искупаться — это как быть у родника и не напиться!

— Правильно, — поддакнул Шпала, — когда еще представится возможность поплавать в настоящем океане?

— Пойдем-пойдем, — поддержал я общую инициативу. — Отдых на природе — прекрасное дополнение к тренировкам. Да и акклиматизация у нас, думаю, пройдет быстрее, если не сидеть в четырех стенах.

— Я бы лучше поспал сейчас, честно говоря, — нехотя зевнул Сеня. — Тем более у нас столько свободного времени сегодня образовалось.

— Нет уж, спать будем ночью, — ответил я. — Понимаешь, когда ты сам себе ломаешь рабочий распорядок дня, ты потом не сможешь вернуться в график. Ну, вернее, сможешь, конечно, но это будет очень тяжело и долго. Так что лучше перетерпеть. Зато ночью спать будешь как убитый. И встанешь нормально отдохнувший, а не как сомнамбула.

Когда я дискутировал с Сеней об отдыхе, мы уже спускались на пляж.

— Какая здоровская здесь природа! — восхищенно протянул Шпала. — Прямо как во всяких фильмах про Африку!

— Ну ты сравнил, — усмехнулся я. — Где Африка и где Куба?

— Нет, но деревья-то похожи! — возразил Шпала. — И тепло! И пляж! Да я такое только в кино видел!

— Деревья похожи, — согласился я. — Так что будем наслаждаться, пока здесь. Считай, что мы и попали в какое-нибудь кино!

— Интересно, какие здесь девчонки, — неугомонный Лева мечтательно прикрыл глаза, — красивые, наверно!

Подтверждение своим догадкам он получил уже через несколько минут. Да и не только он — мы все буквально головы сворачивали от местных фигуристых девушек. Я-то, понятное дело, в будущем веке насмотрелся на самых разных девчонок в любых, даже самых откровенных нарядах, а вот для остальных красивые мулатки в купальниках были пока еще невиданной экзотикой. То же самое можно было сказать и о местных пейзажах, которые разительно отличались от привычных нам европейских. Особенно меня впечатлила невероятная чистота воды, которая просматривалась вглубь едва ли не до самого дна.

— Ну что, пацаны, бросаем шмотки и айда в воду! — закричал Колян. — А то это солнце прямо припекает уже!

— Сейчас освежимся, — подтвердил Лева, снимая с себя футболку. — Вот если бы еще можно было так каждый день: тренировка — пляж, тренировка — пляж!

Мы расположились на пляже буквально в нескольких десятках метров от нашего нового жилища. Я старался не терять голову и загорать дозированно: на тропическом солнце было недолго и обгореть — тем более что благодаря близости воды жара переносилась гораздо легче. А мы все-таки приехали сюда не отдыхать, а работать, и подвергать себя таким опасностям было незачем.

Впрочем, и немного расслабиться перед началом напряженного труда было нелишним. Поэтому, поплавав в свое удовольствие, я взял себе безалкогольный тропический коктейль и уселся в полутеньке, лениво потягивая напиток через трубочку и наблюдая, как наши пацаны пытаются знакомиться с местными девушками.

— Эй, герл! — восклицал Лева, завидев очередную красотку в купальнике. — Мы — совьет спортсменс! Давай познакомимся!

— Ви, а боксерз! — поддакивал ему Колян. — Вери-вери сильные!

Сначала я хотел немного остудить пыл наших героев-любовников — слишком свежи были воспоминания об их подвигах на Кавказе, когда все мы из-за их любвеобильности едва не подрались с местными стенка на стенку. Но потом махнул на это рукой: свою голову никому не приставишь, и если уж кому-то так не терпится испытывать свое везение, то и пусть. Правда, в какой-то момент им придется делать серьезный выбор между развлечениями и делом, долго совмещать и то, и другое в одно и то же время не получится. Вот тогда и посмотрим, что для них важнее.

— Оу, ю, а реалли ин бокс? — вдруг раздался мужской голос, и вместо фигуристых красавиц к нашим пацанам подошли двое спортивного вида молодых парней в шортах. Уровень английского у них был примерно одинаковым, поэтому общий язык они нашли быстро. Выяснилось, что местных чрезвычайно интересует советская школа бокса, и Колян с Левой не преминули начать демонстрацию своего мастерства прямо на пляже.

— Придется провести небольшой мастер-класс, — с важным видом объявил Лева и сделал указующий жест пальцем. — Вставай вот сюда, напротив! Будешь как будто моим соперником.

— А как мы будем бить? — поинтересовался кубинец, вставая в боксерскую стойку.

— А вот так! — с этими словами Лева пошел в атаку. Со стороны это действительно напоминало боксерский поединок — с той лишь разницей, что он старался не дотрагиваться до соперника.

— Йес! Си! Си! — довольный кубинец отплясывал на песке, уворачиваясь от Левиных атак и от восторга путая все языки, которыми он владел.

— И вот если ты пройдешься по нему вот так, у него точно не будет ни малейших шансов, — на ломаном английском объяснял Лева, демонстрируя очередной удар. — Понял? Только не надо уходить на второй номер!

— А если он пойдет в атаку? — сомневался местный парень, моделируя при этом возможное поведение соперника.

— Так ведь твоя задача в этом и заключается — сделать так, чтобы он этого не сумел! — возразил Лева. — Вот смотри!

С этими словами Лева изобразил такую мощную рубку, что там не то что ответный удар противника — комар бы не нашел, где пролететь.

— Оу, вот это да! — восхищенно выдохнул кубинец. — Советский бокс — действительно сильный!

— А ты как думал! — довольно откликнулся Лева.

— И это ты еще не видел, как мы умеем дистанцию сокращать, — с умным видом добавил Колян.

— Дистанс? — переспросил кубинец.

— Ну да, — подхватил Лева, — Вот, допустим, когда я работаю как будто бы на дистанции, и ты, ну то есть мой противник, привыкает, что я где-то далеко и только отбиваюсь. А я внезапно беру и — ррраз! в атаку! Понял? Только это надо делать в самый неожиданный момент, чтобы никто и опомниться не успел!

С этими словами Лева буквально выпрыгнул в сторону кубинца и снова заработал кулаками. Вокруг этого импровизированного боксерского ринга уже начали собираться зеваки, почуявшие бесплатное зрелище.

— Лева! — крикнул я увлекшемуся товарищу.

— Чего тебе? — неохотно повернулся Лева.

— Ты все силы-то на мастер-класс не бросай! — шутливо заметил я.

— В каком смысле? — не понял Лева.

— А в таком смысле, что у нас сегодня еще тренировка предстоит, — объяснил я, делая еще один глоток мохито. — Ты сейчас намашешься руками, а в зале опять помирать начнешь.

— А, ну да, — спохватился Лева. — Тренировка же еще!

Тренировка, впрочем, была по большей части ознакомительной. Это значит, что нагрузки самого первого дня нашего путешествия на Кубу были щадящими: мы бегали, упражнялись со скакалкой, занимались боем с тенью, а завершали вводную тренировку гимнастикой. Итого чистого тренировочного времени в первый день вышло не более полутора часов. Хотя, честно говоря, и этого времени нам хватило, чтобы почувствовать разницу между нами и кубинцами. Они-то после наших совместных занятий даже не вспотели, а вот нашу одежду можно было выжимать. И если я уходил с тренировки пусть сильно уставшим, но довольным — наконец-то началась настоящая серьезная работа! — то другие пацаны выползали из зала буквально на четвереньках и с ругательствами в адрес того, кто все это придумал.

— Черт! — выругался Лева. — Если так каждый день здесь будет, то мы отсюда живыми не уедем!

— Я же тебе говорил, что не надо выкладываться на пляже, — заметил я. — А ты тренерской работой увлекся.

— Да ладно, сколько я там ему показывал-то, — отмахнулся Лева. — Пять минут, не больше.

— Просто тут как-то все по-другому, — объяснил Колян, тяжело дыша. — Да и жарко здесь что-то…

— Не столько жарко, сколько влажно, — ответил я. — Но это дело привычки. Вон, посмотрите, кубинцам-то хоть бы хны. А они ведь еще и утром позанимались, пока мы в самолете летели.

— Нет, ребята, вы как хотите, а я все-таки спать, — протянул Сеня.

— Я тоже, — подал голос Лева. — Даже если мы действительно потом привыкнем к этому режиму и климату, будем привыкать постепенно.

Ну а пока остальные пацаны уползли отлеживаться в своих номерах, я решил прогуляться по вечернему городу. Тем более что у меня наклевывалась прекрасная компания.

— Михаил, ведь ты же нормально себя чувствуешь? — с хитрым прищуром спросил меня один из наших кубинских знакомых. — Ты же не собираешься так рано ложиться спать, когда можно увидеть красоту нашей Гаваны?

— Конечно, не собираюсь! — с готовностью ответил я, всем своим видом выказывая бодрость и желание присоединиться к их компании. — Тем более что вы-то видели нашу красавицу Москву, а я у вас пока еще ничего и не знаю!

— Ну, это-то как раз поправимо, — засмеялись кубинцы. — У тебя наверняка останутся яркие впечатления и будет чем поделиться с друзьями в Москве, когда вернешься!

Впечатлений и вправду оказалось немало. Первым делом боксеры потащили меня в Старую Гавану, где сосредоточились все основные достопримечательности города.

— Да это же прямо как где-нибудь в Европе! — воскликнул я, увидев кафедральный собор. — Если бы я не знал, что нахожусь в Гаване, то подумал бы, что где-то в Италии!

— А у нас, между прочим, ничуть не хуже, — с гордостью подтвердили боксеры. — К нам туристы приезжают, и точно так же удивляются. И музеи у нас тоже есть, причем самые разные, и природные парки. Если будет время, то обязательно куда-нибудь съездим — и я тебя уверяю, нам будет что посмотреть!

На разных улицах то и дело слышались звуки сальсы, румбы, ча-ча-ча и других национальных танцев. Недаром зажигательные латиноамериканские танцы сумели завоевать весь мир — слыша этот ритм, просто невозможно хотя бы не попытаться пуститься в пляс.

— Если будет желание, как-нибудь можно и потанцевать сходить, — улыбнулся один из боксеров, увидев, как я начал непроизвольно подергивать ногой в такт музыке.

— Обязательно! — ответил я. — Да и хорошо чувствовать свое тело еще ни одному спортсмену не помешало. Только чтобы не в ущерб тренировкам!

— А вот это наш Арбат, чтобы тебе было понятнее, — показали местные рукой на пешеходную улицу. — Называется «Бульвар Прадо». Тут, кстати, и наш Большой театр тоже расположен. Это я тебе говорю как советскому человеку, чтобы тебе после Москвы особенно перестраиваться не пришлось!

Кубинцы засмеялись, а я еще раз подумал о том, как похожи между собой туристические пешеходные улицы в разных уголках планеты. Мелкие и средние лавчонки, уличные художники с пейзажами и портретами на заказ, музыка из увеселительных заведений…

— Вот когда станешь чемпионом, — прервал мои размышления один из кубинцев, — будешь сюда приезжать уже как всемирно известный спортсмен, то, скорее всего, будешь останавливаться вон там, — он махнул рукой в сторону одного из здания.

— А что, там какая-то спортивная база? — спросил я.

— Да нет, — улыбнулся кубинец, — это отель «Севилья». Историческое здание, между прочим! Оно — само по себе достопримечательность, а уж если человек останавливается здесь в поездке, то это как бы подчеркивает его особый статус. А чуть подальше — Центральный парк. Сейчас уже вечер, а вот днем там просто замечательно посидеть в теньке на лавочке.

— Наверное, днем только там все и находятся, — предположил я. — Жарко ведь!

— Ну, не то чтобы прямо все, — ответили мне кубинцы, — но и вправду многие. Не дома же сидеть в такую духоту!

Я знал, что значительная часть гаванской архитектуры выполнена европейскими мастерами, и это чувствовалось. Разглядывая вживую то, что до этого мне приходилось видеть только на иллюстрациях, я решил про себя во что бы то ни стало выделить время и прогуляться здесь не спеша, изучая каждый интересный уголок.

Впрочем, обнаружились в городе и менее привлекательные достопримечательности. Мы еще не успели даже отойти от традиционных туристических райончиков, как на улицах то тут, то там начали встречаться разбитные девицы весьма характерного вида. И хотя я в нынешнем воплощении был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что к чему, кубинцы старательно делали вид, что ничего не замечают. Однако долго шифроваться у нас все равно не получилось.

— Эй, бой! — приветливо обратилась ко мне одна из женщин, бросившись ко мне наперерез и выставляя себя в самом выгодном ракурсе. — Ду ю вонт ту лав ми?

— Не обращай внимания, Миша, — кубинцы для надежности взяли меня за обе руки и направили в противоположную от этой девицы сторону. — Это здесь… ну, не совсем честная работа такая, в общем. Они тебя просто с кем-то перепутали.

— Да я знаю, — усмехнулся я. В это мгновение я почувствовал себя Семеном Семенычем Горбунковым из «Бриллиантовой руки», который гуляет по заграничному городу и никак не может сориентироваться в чужих реалиях. Только, в отличие от киношного героя, я-то разобрался в происходящем быстро. Работницы древнейшей профессии мигом увидели зарубежного туриста, которого теоретически можно развести на деньги, а остальное им было, в общем-то, все равно. В пользу этой версии говорило и то, что девица бросилась именно ко мне, проигнорировав явных местных жителей.

— Вообще лучше их избегать, — объясняли мне кубинцы с долей смущения. — То есть вовсе не обращать на них внимания. Это такие прохвостки — стоит только с ними заговорить — считай, уже всех денег своих лишился. Так что когда идешь по улице, лучший совет — держаться так, как будто их не видишь и не слышишь.

— Да я, в общем-то, так и собирался делать, — улыбнулся я. — Но вот, я смотрю, на улицах не только они зазывают?

Я показал кивком головы на нескольких парней, которые наперебой выкрикивали названия блюд и напитков, сопровождая свои возгласы приглашающими жестами.

— А-а, это из кафе, — объяснили мне боксеры. — Они приглашают каждый в свое заведение. Мол, только у нас так вкусно и недорого. Хотя на самом деле в здешних заведениях бывает по-разному.

— Это везде так, — отозвался я. — Главное — завлечь, а там уже хоть что-нибудь да возьмешь.

— Ничего, совсем-то плохого тебе здесь никто не предложит, — поспешили оправдаться кубинцы. — Просто они, скажем так, немного приукрашивают.

— Не страшно, — ответил я. — Пусть приукрашивают — главное, чтобы не травили.

— Слушайте, а может быть, действительно зайдем куда-нибудь и спокойно посидим? — предложили мне кубинцы. — У нас тут вкусные коктейли есть. Безалкогольные, не волнуйся. Ну или чаю можно выпить. Да и перекусить, наверное, не помешало бы немного, заодно с местной кухней познакомишься. Ты как, Миш?

— Я — только за, — ответил я. — Думаю, что перекусить действительно не помешает.

— Тогда сейчас найдем какое-нибудь подходящее местечко, — кивнули боксеры. — Тут у нас, знаешь, по вечерам столько баров и кафешек работает — не здесь, так там обязательно что-нибудь попадется.

— А вон что-то написано, вроде «Куба… либре…» — попытался я разглядеть вдали одну из вывесок. — Это не то, что нам нужно?

— Вполне может быть, — согласились кубинцы, посмотрев на вывеску. — Скорее всего, какой-нибудь коктейль-бар. Ну как, Михаил, ты не против безалкогольного мохито?

— Еще как не против, — с готовностью отозвался я. — Вкусная штука, я сегодня на пляже уже пробовал! Самое то, чтобы освежиться после такого жаркого дня.

— Ты тогда постой здесь, а мы узнаем, есть ли у них свободные места, — сообщили мои кубинские друзья и скрылись за входной дверью заведения. — Если нет, тогда пойдем дальше искать.

В ожидании кубинцев я огляделся по сторонам. Было интересно наблюдать за незнакомым городом. Вокруг шла ничем не примечательная жизнь южного городка: прохожие в легких летних нарядах сновали туда-сюда, громко смеялись, что-то пили, сидели в кафе и барах… Где-то по-прежнему играла латиноамериканская музыка, где-то кричали дети. Какая-то женщина что-то гневно высказывала своему спутнику. «Все как и везде», — подумал я. «Только язык и внешность отличаются. Сейчас еще посмотрим, как у них в кафешках все организовано… Кстати, сколько у меня там при себе денег-то? Нельзя же все время на угощения нарываться. У советских, как говорится, собственная гордость!».

Я полез в карман и достал свой кошелек, в котором находилось какое-то количество кубинских песо — их нам поменяли с самого утра для покупки разных мелочей и сувениров. Только вот сколько именно там было этих песо, мне посчитать не удалось, потому что в ту же секунду какой-то пацан лет двенадцати подскочил ко мне, выхватил у меня из рук кошелек и помчался прочь.

— Эй! Стоять! — от неожиданности закричал я по-русски, но в следующее же мгновение погнался за ним.

Кубинские улицы оказались не только узкими, но после захода солнца еще и темными — видимо, здесь экономили электричество, и из расположенных по бокам уличных фонарей темноту нарушало в лучшем случае по одному-два на квартал. Поэтому мне стоило больших трудов не упустить из виду этого поганца. Ему-то было проще — по всей видимости, он жил здесь всю свою пока еще недолгую жизнь, и мог спокойно лавировать на местности хоть с закрытыми глазами. Не говоря уже о том, что латиноамериканцы от природы прекрасные спортсмены — даже если он целенаправленно никогда не тренировался, он все равно будет отлично двигаться — в том числе и бегать. А вот мне приходилось ориентироваться, как бы сказали в будущем, в моменте — я не знал города и не мог предугадать, куда этот негодяй нырнет в следующее мгновение. Впрочем, чуть-чуть поднажав, я почти сумел его догнать.

— Стоять, кому сказал! — еще раз прикрикнул я, когда расстояние между мной и воришкой начало заметно сокращаться. — Как там тебя? Стоп!

Все-таки у небольших населенных пунктов (а по сравнению с Москвой небольшими уже тогда выглядели практически все города) есть и такое преимущество: если ты хорошо бегаешь, то рано или поздно загонишь своего обидчика в тупик. Или, во всяком случае, туда, откуда он уже не сможет выбраться иначе, как через тебя. Вот и я, следуя за этим пацаном, через несколько минут заметил, что улочки начали становиться все более узкими и пустынными. «Он явно не ожидал, что я погонюсь за ним, да еще буду бежать так долго», — подумал я. «Значит, скоро мы окажемся в его хибаре или где он там живет. Вот там-то и поговорим по душам о том, что нельзя брать чужое».

Однако, преодолев очередной поворот, я понял, что говорить мне придется не с пацаном. Мы оказались в небольшом тупичке. Пацан молниеносно исчез куда-то в сторону, а передо мной, откуда ни возьмись, выросли трое здоровенных кубинцев с дубинками. Один из них не спеша зашел мне за спину, чтобы я не сумел сбежать.

— Мани, — коротко произнес один из бандитов.

— Какие еще мани, — попробовал возразить я, — у меня ваш приятель все уже отобрал. Чего вы-то еще от меня хотите получить?

— Мани, — сухо повторил бандит, и по его недружелюбному взгляду я понял, что просто так мне отсюда уже не выскочить.

Глава 13

Мне ничего не оставалось делать, кроме как поднять руки вверх. Конечно, просто так я сдаваться не собирался. Но зачем этим упырям знать, что я боксер и умею драться? И уж тем более — что у меня опыта самых разных рукопашных схваток наверняка больше, чем у них троих, вместе взятых? Пусть лучше думают, что я обычный турист, до смерти напуганный страшными и злыми бандитами.

— К стенке, — сквозь зубы проговорил один из бандитов, и, как только я, подталкиваемый его рукой, прислонился спиной к стене, начал меня обыскивать. Что, интересно, он надеялся найти, шмоная мою футболку? Ну да ладно, ожидать какой-либо логики от этих тупых горилл — гиблое дело.

Как только упырь немного нагнулся, чтобы запустить руку мне в карман, я резко ударил его коленом в нос. После этого, не давая им опомниться, в реактивном темпе пробил свои фирменные «двойки» двум остальным упырям по очереди.

— А-а-а!!! — раздался хоровой вопль на весь переулок.

Вся операция заняла у меня не больше трех-четырех секунд, и вот уже бандиты согнулись пополам от ударов. На их лицах смешались боль и недоумение: как мог обычный турист провернуть такое? А пока они пытались что-нибудь сообразить, я быстро, но спокойно подошел к пацаненку, который вырвал у меня из рук кошелек.

— Я… я не… я просто… они заставили, я не виноват… — беспомощно бормотал юный налетчик с расширенными от ужаса глазами. Видимо, он решил, что с ним я намерен поквитаться пожестче, чем с теми тремя.

— Просто отдай то, что у меня взял, — твердо проговорил я, и в следующую секунду ко мне протянулась дрожащая рука, сжимающая мой кошелек, который тут же был возвращен на свое законное место.

— Михаил! — раздалось со стороны входа в тупичок. Я обернулся и увидел своих друзей-кубинцев, которые с тревожными лицами забегали на место происшествия. — А мы тебя тут по всем улицам ищем, всех прохожих уже успели опросить. Хорошо еще, что какая-то влюбленная парочка видела, как вы сюда забегаете, иначе мы могли бы полночи тебя искать. Ты как, в порядке?

— Более чем, — заметил я, показав рукой на до сих пор корчившихся бандитов.

— Солидно! — оценили кубинцы. — Ты все правильно сделал. Хотя, честно говоря, и рисковал ты здорово. Кто их знает, что у них может оказаться в карманах в следующий раз. А вдруг ты не успел бы среагировать? Их же все-таки трое, да еще вон четвертый у них на подхвате.

— Да я… нет, да я никогда! — снова залепетал «четвертый», услышав, что разговор зашел про него.

— Все они смирные да послушные, когда по ушам получат, — проворчал кубинец. — А когда силовой или численный перевес на их стороне, сразу в монстров превращаются.

— Это, наверное, интернациональное явление, — вставил я. — У нас такие уличные «герои» тоже встречаются.

— А куда от них денешься, — вздохнул кубинец и добавил: — Здесь от этих придурков нормальным людям житья нет. Иногда невозможно спокойно по улице пройти, не оглядываясь, чтобы вот такие вот персонажи на тебя не выскочили.

— На этот раз они попали на того, на кого лучше не выскакивать, — усмехнулся я. — Так что еще какое-то время будут спокойно отдыхать.

— Это точно, — кивнул один из боксеров. — Ну и пусть их лежат, сами напросились 00 что хотели, то и получили. А мы, я думаю, тоже заслужили хороший отдых после такого. И сейчас мы отправимся вместе с тобой не просто в бар, а в легендарное, историческое заведение!

— А чем оно так легендарно? — поинтересовался я.

— О-о, — гордо протянул кубинец, приобнимая меня за плечи — возможно, ты о нем даже слышал. Но если и нет, то услышишь сейчас. Это «Эль-Флоридите» — действительно легендарный бар, где подают лучший в мире коктейль дайкири! Однажды туда зашел великий Эрнест Хемингуэй и был так впечатлен этим коктейлем, что с тех пор заходил туда каждый день и требовал свой любимый дайкири. И теперь это заведение известно всему миру как любимый бар самого папы Хэма!

— Вот это да! — искренне восхитился я. Конечно, в прошлой жизни я слышал об этой истории, но теперь, даже оказавшись в Гаване, мне не приходило в голову, что именно здесь расположены такие исторические места. Слишком много событий и забот в одном месте в одно время.

— Вот то-то же! — польщенно заметил кубинец. — Мы тебе ерунды не предложим! Конечно, этот коктейль — с алкоголем, но… думаю, сегодня немного можно! Я просто уверен, что ты не позволишь себе лишнего и не превысишь дозу. А попробовать волшебный напиток папы Хэма должен каждый!

Позволять себе лишнего я в любом случае не собирался — даже если бы передо мной выставили бесплатную бочку этого коктейля. Пагубными пристрастиями я не страдал, и уж бокс в любом случае стоял у меня на первом месте. Но мои друзья были правы: попробовать исторический напиток было интересно.

— Знаешь, как называют «Эль Флоридиту» во всем мире? — продолжал философствовать кубинец, когда мы уже вошли в бар, расположились за столиком, и нам принесли по коктейлю. — «Ла куна дель дайкири»!

— А что это значит? — спросил я.

— Это переводится как «Колыбель Дайкири», — объяснил кубинец. — Многие люди едут сюда из самых разных уголков Земли специально, чтобы попробовать этот легендарный вкус. И потом, вернувшись домой, всю оставшуюся жизнь рассказывают всем вокруг об этом напитке.

Насчет «всей оставшейся жизни» товарищ боксер, конечно, загнул. Но ему простительно: это была гордость местного жителя, представляющего гостю самое лучшее, что только у него есть. Так что пусть хвастается, это даже приятно — осознавать, что тебе предлагают продукт, который вызывает самую большую гордость.

Тем временем я огляделся вокруг. Заведение было оформлено в духе 1950-х годов и более всего напоминало что-то вроде временного пристанища для путешественников. Наверное, так могли выглядеть в то время придорожные забегаловки, соседствующие с мотелями, где можно было перевести дух, поужинать и переночевать, прежде чем продолжать свой путь. На стенах висели старые фотографии, какие-то памятные вещи — видимо, из различных путешествий… Действительно, если на секунду отрешиться от реальности, то вполне можно было представить, что вот-вот дверь бара распахнется, и сюда войдет сам Эрнест Хемингуэй, чтобы потребовать свою ежедневную порцию дайкири. Довершала картину небольшая сцена, на которой выступал ансамбль живых музыкантов. Звучало, разумеется, что-то из национальной кубинской музыки примерно той же эпохи. Не знаю уж, специально ли здесь воссоздавали атмосферу былых времен или обстановка не менялась в баре десятилетиями, но в любом случае это было оригинально и незабываемо.

— Многие считают, что боксеры, да и вообще все спортсмены, — продолжали рассказывать мои друзья, — этакие аскеты, которые всегда и во всем себя ограничивают и живут исключительно согласно указаниям стрелок часов и своего персонального тренера. Отчасти, конечно, это так и есть — профессия, сам понимаешь, накладывает отпечаток на образ жизни. Здесь правила жесткие — или ты их соблюдаешь, или катишься к чертям из спорта и идешь работать охранником в магазин. Но все-таки и мы иногда можем себе позволить немного расслабиться. Но только немного, чтобы это не приводило к ущербу для тренировок! Как говорится у вас в Советском Союзе: что человеческое… нет, не так… ничего…. эээ…

— Ничего человеческое не чуждо, — подсказал я.

— Вот именно! — кубинец со значением поднял палец вверх. — Так что расслабляемся мы ровно настолько, чтобы чувствовать себя людьми! А у вас как с этим делом обстоит?

Перед моими глазами тут же встал образ Дениса Бабушкина. Но я все-таки решил не приводить в разговоре с иностранными друзьями совсем уж радикальных примеров.

— Да, наверное, так же, как и у вас, — неопределенно ответил я. — Те, кто позволяет себе дать слабину в этом вопросе, начинают очень быстро катиться вниз, и если вовремя не останавливаются, то вылетают из спорта — а дальше уж как кому повезет. Хотя я лично знаю пару примеров, когда люди остановились в самый последний момент и после этого даже добивались высоких результатов.

— Молодцы, — оценили кубинцы. — Признавать свои ошибки надо уметь. Ну а у тебя самого-то какие планы на эту жизнь?

— Честно? — смущенно улыбнулся я. — Хочу стать олимпийским чемпионом. А там, дальше, уже посмотрим по ситуации.

— А что, лично мне нравится такой настрой, — засмеялся кубинец, сидевший ко мне ближе всего. — Скажу больше — только с таким настроением и надо идти в спорт. В нашем деле мысли типа «ну, может быть, как-нибудь отсижусь на третьих ролях и уйду на пенсию» не проходят. Только вперед, только к вершинам!

— Я думаю.что сам по себе спорт — это и есть в некотором роде вершина, — сказал я. — Ведь не каждый осилит эту профессию.

— Это ты хорошо сказал, — подтвердил кубинец. — Ну и раз уж ты решил, что сдюжишь — то имеет смысл стремиться к самому лучшему итогу своих усилий. И хотя, конечно, и серебро, и бронза — очень достойный результат, а если говорить о соревнованиях мирового масштаба, то уже сам факт участия в них значит очень много, но все-таки…. Все-таки перед глазами должно стоять золото, и целиться нужно только в него.

— Значит, можно сказать, что я на правильном пути, — снова улыбнулся я.

— Более чем! — заверил меня кубинец и заказал по второму коктейлю.

Я продолжал слушать своих друзей и одновременно осмысливал происходящее. Мне было приятно слышать, что представления о жизни спортсмена у меня и у выдающихся кубинских боксеров совпадают. Да и вообще, сидеть в уютном кубинском баре, общаться с единомышленниками, слушать приятную музыку и смотреть, как танцуют красивые девушки, попивая при этом любимый коктейль самого Хемингуэя, было в высшей степени прекрасным времяпровождением.

Но, к сожалению, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Вот и мой кубинский приятель вдруг замолчал и с неожиданно серьезным видом посмотрел на часы.

— Нам пора, — объявил он, и все кубинцы тут же засобирались. — Ровно в десять вечера тебе нужно быть на базе — под обещание доставить тебя обратно мы и договорились с вашим тренером. Завтра у вас подъем аж в пять утра, тебе нужно как следует выспаться, поэтому лучше не опаздывать.

— Да тут вроде недалеко, — я посмотрел в окно, пытаясь вспомнить обратную дорогу. — Думаю, доберусь без особых проблем.

— Нет-нет, — замотал головой кубинец. — Мы все вместе тебя проводим до базы на всякий случай. А то сам видишь, какие у нас персонажи попадаются — никогда не угадаешь, из какой подворотни он выскочит. А уж если тебя увидят те же, кого ты сегодня отправил в нокаут — никаких спокойных прогулок тебе точно не светит. Так что с нами будет надежнее.

— Спасибо большое, — искренне улыбнулся я. — Спасибо вам за такую заботу!

— Перестань, — махнул рукой кубинец, открывая дверь на улицу. — Думаю, что впечатлений у тебя за сегодняшний день и так достаточно, так что спать будешь хорошо. К тому же ты здесь только первый день, так что встречаемся мы точно не в последний раз, и гуляем тоже. Я тебя уверяю, ты еще увидишь в Гаване массу интересного!

Опытные кубинцы были правы: отрубился я моментально. Насыщенный день, да еще проведенный по большей части на свежем воздухе, дал о себе знать — я проспал до самого подъема, даже не меняя позы. Мне снилось, что я стою на пьедестале победителя Олимпийских игр, а объявляет мое имя тот самый кубинец, который рассказывал мне о любимом баре Хемингуэя. Он протягивал мне олимпийский кубок, а вместо олимпийской торжественной музыки оркестр играл сальсу, которая звучала в баре…

А на следующее утро у нас начался уже полноценный рабочий день. Если вчера мы, можно сказать, разминались и привыкали к новому месту, то сегодня нас ожидали уже две полноценные тренировки, первая из которых начиналась в половине седьмого утра. Естественно, по этому поводу больше всех был недоволен Сеня.

— Это же надо додуматься — ставить тренировки на такое время! — бурчал он по дороге в зал. — Кто вот это расписание составляет? Из каких соображений? Да я дома в полседьмого еще даже не просыпаюсь! Ну хотя бы на девять назначили бы, что ли…

— Ага, — усмехнулся я. — Ты попробуй здесь как-нибудь в девять часов выйти позаниматься. Сам же первым с ума сойдешь на тропическом солнце. Так что лучше уж потерпеть неудобный режим дня, чем потом надрываться почем зря на солнцепеке.

— Вечно то одно, то другое, — проворчал Сеня. — Вместо того, чтобы нормально тренироваться, буду сейчас думать о том, как бы не заснуть на ходу.

— Ладно тебе бурчать как старый дед, — зевая, проговорил Лева. — Зато сейчас с самого утра отзанимаемся и дальше почти весь день делай что хочешь. Может, кстати, и отоспаться как раз получится. Хотя, конечно, лучше бы накануне ложиться пораньше…

На наше — и особенно Сенино — счастье, утренняя тренировка во многом была похожа на ту, что была вчера вечером. Единственное существенное различие заключалось в том, что к бою с тенью и бегу прибавилась отработка ударов на снаряде — по три трехминутных раунда.

— Во, — обрадованно воскликнул Колян, — вот это уже дело! Это я понимаю — тренировка! А то чего это — как будто зарядка пенсионеров в доме отдыха!

— Да, сейчас наконец-то разомнемся как следует, — поддакнул ему Шпала. — Как в старые добрые времена!

Впрочем, их восторженный энтузиазм очень быстро поугас. Дело в том, что, в отличие от меня, они, будучи на пляже, не пытались скрываться от солнца. В результате я оказался единственным из всех советских пацанов, кто не обгорел. Остальные же при каждом резком движении охали и ахали, периодически хватаясь за обгорелую кожу.

— Чего-то, похоже, мы вчера немного переборщили, — нехотя признался Лева. — Не надо было столько на самом солнце торчать.

— Да, теперь с этой хреновиной несколько дней еще мучиться, — подтвердил Колян, осматривая себя.

— А главное, даже никаких послаблений себе не попросишь, — пожаловался Шпала. — Сейчас только попробуй заговори — тренеры ответят, что сами виноваты. И самое обидное, что на этот раз они будут правы!

Впрочем, поблажек не делали не только тренеры, но и сами пацаны, которые продолжали заниматься, сцепив зубы и стараясь не обращать внимания на боль. Все понимали, ради чего все это нужно. Зато сегодня уже никому не приходило в голову идти загорать на пляж. Вместо этого все постарались потратить свободное время на отдых — либо в комнатах на кроватях, либо в каком-то прохладном месте. «Вот так легкие ожоги отучают от бессмысленной активности», — подумал я.

Это было разумным решением, особенно если учесть, что на пять часов вечера была назначена следующая тренировка. И это занятие было уже направлено на технику и специальные упражнения в парах. Здесь же нам был дан и первый блок силовой нагрузки.

— Ох, ох, ох, — едва ли не в голос стонал Сеня, выходя из зала после вечерней тренировки и держась, кажется, за все части своего тела сразу. — Вот это да! Вот это тренировочка!

— Тебя тоже впечатлило? — саркастически осведомился Колян, медленно двигаясь по коридору.

— Не то слово, — отозвался Сеня. — Кажется, вот такого у нас в Москве даже близко не было! Ну, во всяком случае, такие у меня ощущения.

— Ощущения — это да, ощущения у меня тоже будь здоров, — поддакнул Шпала. — Организм, похоже, вообще не понимает, что с ним творят.

— А вы кубинцев видели? — спросил вдруг Тамерлан. — Они вообще свеженькие, как будто бы и не тренировались вовсе.

— Да я вообще начинаю думать, что они — не люди, а машины какие-то, — с тоской проговорил Шпала. — Одно только успокаивает — может, если мы продолжим так же заниматься, то в конце концов станем такими же выносливыми, как и они. Тоже перестанем воспринимать эти нагрузки как… ну, в общем, как нагрузки.

— Ой, не знаю, — протянул Сеня. — Лично я уже чувствую себя как выжатый лимон. А ведь сегодня — всего лишь второй день сборов, так что же будет дальше?

А дальше нагрузки начали возрастать умопомрачительными темпами. На третий день количество тренировок уже возросло до трех — ранним утром, в полдень и вечером. Кроме того, в программу тренировок были включены спарринги, специальная физическая подготовка и отработка различных ударов. Вообще, лично у меня сложилось такое впечатление, что в этот день нас преднамеренно загрузили сверх меры, и что кубинский тренер хотел увидеть, каков реальный потенциал у этих советских боксеров с претензиями на чемпионские звания. При этом нужно отдать ему должное: он всегда «считывал», какую нагрузку может выдержать тот или иной боксер, и ни разу не превратил выполнение какого-либо упражнения в насилие и издевательство. Нагрузка для всех была разной — правда, вымотались мы все равно примерно одинаково.

— Ну что, пацаны, — сказал я во время небольшого перерыва, — кто там жаловался позавчера, что нагрузки чересчур тяжелы? А это вам в таком случае как?

— Ой, не спрашивай, — махнул рукой Лева. — Нет, я, конечно, понимаю — Куба там, уровень, нацеленность на чемпионство и все такое… Но дома было как-то… спокойнее, что ли.

— Да уж, покой нам только снится, — подтвердил Колян. — Помните анекдот, как иностранец пил с русскими? Вчера пил с русскими — чуть не сдох, сегодня продолжили — лучше бы я вчера сдох. Ну так вот у меня то же самое, только с тренировками.

— Интересно, — проговорил Сеня, — а они теперь нам каждый день будут так вот увеличивать нагрузку?

— Сень, ну здесь же не аттракцион, — возразил я. — И не проверка человеческих возможностей. Думаю, что каждая тренировка имеет свою задачу — то есть нас как бы рассматривают с разных сторон. А потом пойдет уже, так сказать, рутина. Посмотрим, в общем, что будет дальше.

Я оказался прав. Сразу же после перерыва началось самое интересное: кубинский тренер объявил нам, что теперь мы делимся на две группы. Первая — это те, в ком он увидел наибольший потенциал. В нее вошли я, Колян, Сеня и Тамерлан. Нам предстояли полноценные тренировки с кубинскими боксерами чемпионского уровня. Ну а остальные пацаны вошли во вторую группу — они тоже тренировались с кубинцами, но уровнем чуть послабее, да и собственные нагрузки у них составляли примерно половину от наших.

— Ну что, Сеня, — негромко спросил я, пока тренер отдавал указания второй группе, — теперь ты понимаешь, для чего все это было? Мы с тобой оказались, можно так сказать, в чемпионской группе!

— Честно говоря, я сначала думал, что ослышался, — признался Сеня. — Я как-то, знаешь, уже привык быть где-то на вторых местах.

— Это плохая привычка, вредная, — весело отозвался я. — Ты же видишь, что когда чуть-чуть поднажимаешь, то имеешь все шансы перекочевать в лидеры!

Что же касается меня самого, то меня поставили в спарринг с Роландо Гарбеем. Я хорошо знал этого боксера, выступавшего в средней весовой категории. Все его титулы, наверное, могли бы уместиться как минимум на паре страниц текста, а то и больше. Участник трех Олимпиад, обладатель серебряной и бронзовой олимпийских медалей, чемпион мира, трехкратный чемпион Панамериканских игр, победитель множества международных турниров и национальных первенств, а в будущем — великолепный тренер, воспитавший множество крепких спортсменов, в том числе прославленного Ригондо Гильермо. К моменту нашей встречи ему уже перевалило за тридцать, поэтому то, что нас поставили в спарринг, было, с одной стороны, удивительным, но с другой — в высшей степени интересным и полезным для меня.

— Ну что, парень, — приветливо произнес Роландо после того, как мы с ним поприветствовали друг друга и познакомились. — Наслышан о тебе, тренеры мне тут порассказали… Ты правда чемпион Европы, да?

— Ну да, так и есть, — скромно ответил я, улыбаясь в ответ на его хитрый прищур.

— Это хорошо, — одобрительно сказал Роландо. — Скажу тебе честно: меня к тебе поставили не просто так. Тренер заметил, что у тебя есть проблемы с защитой корпуса от прямых и боковых ударов, не так ли?

— Хм, — задумался я. Не то чтобы я не знал своих слабых сторон, просто сама постановка вопроса была для меня неожиданной. — Да, наверное, у меня действительно есть такая проблема. Может быть, я просто не уделял ей достаточно внимания…

— Ну вот, — улыбнулся Роландо, — а значит, именно этим мы с тобой и займемся. Для начала я хотел бы посмотреть тебя в деле. Давай-ка проведем с тобой один раунд и присмотримся друг к другу.

Мы начали работать. Роландо то и дело восклицал: «Руку подними на уровень груди! Локоть прижми к телу!». Все-таки полезно время от времени заниматься с наставником со стороны. Каким бы ты ни был опытным и наблюдательным, все равно со стороны обязательно будет заметно что-то, на что ты сам не обратишь внимания.

— Ну что же, мне примерно понятно, в чем состоят твои ошибки, — проговорил Роландо, когда мы закончили раунд. — Повторяй за мной, — с этими словами он начал постепенно принимать нужную позу, дожидаясь, пока я повторю за ним каждое его движение. — Локоть прижимаем к телу — это дает нам дополнительную защиту. Ладонь выставляем наружу — так мы защищаемся от прямых ударов по корпусу. А руки вообще опусти чуть ниже!

Я послушно повторял за ним до тех пор, пока Роландо, критически осмотрев меня, не остался доволен.

— Вот так, — довольно произнес он тоном скульптора, рассматривающего свою готовую работу. — Хорошенько запомни эту позу и эти ощущения. И еще одну вещь запомни: если ты не будешь прижимать локоть к телу, тебе рано или поздно сломают ребра! И будет это скорее рано, чем поздно. Ты сам-то понимаешь, что это ошибка?

— Понимаю, — признался я, — просто основное внимание как-то постоянно на атаку, а защита вроде бы на автомате идет…

— На автомате — это хорошо, — кивнул Роландо, — но до автоматизма надо доводить правильные навыки, а не неправильные. А ты, судя по всему, «заучил» не то, что нужно. Ну ладно, ничего страшного. Будем заниматься — и все поправится. Давай-ка становись еще раз в спарринг и постарайся применить в деле все то, о чем мы сейчас тут с тобой толковали!

Легко сказать! Я и сам не ожидал, что следить за постановкой защиты, не упуская из виду все остальное, будет для меня сложновато. Впрочем, необходимые навыки исправлялись быстро — видимо, сказывался опыт обеих жизней, и теперь мой организм просто «выуживал» из памяти нужные варианты.

— Ну вот, — наконец произнес Роландо, останавливая спарринг. — Так уже гораздо лучше. Ты очень хорошо схватываешь то, что я тебе говорю.

— Так я же для этого сюда и прилетел, — ответил я.

— Правильно, правильно, — одобрил Роландо. — Думаю, дальше особых проблем не возникнет. Весь вопрос в практике — чем больше часов потратишь на закрепление необходимых навыков, тем быстрее, а главное, надежнее, они станут неотъемлемой частью тебя самого как спортсмена.

В течение нескольких последующих дней мы плотно занимались с Роландо именно постановкой защиты. В результате очень скоро я с радостным удивлением отметил, что мои привычные ощущения начали меняться, а во время боя я стал чувствовать себя намного более уверенно. Своими открытиями я поделился с Роландо.

— Ну а ты как думал? — довольно развел он руками. — Когда начинаешь что-то правильно делать — появляется и правильный результат.

Глава 14

Пребывание в Гаване не прошло для нас даром. Кубинцы действительно щедро делились с нами своими фишками и приемами. И вся та нагрузка, от которой поначалу так стонали наши ребята, как я и предполагал, обернулась для нас новым профессиональным уровнем. Во всяком случае, в Москву мы возвращались уже с совсем другой боксерской техникой, нежели покидали ее.

— Ф-фух, — облегченно выдохнул Сеня, вернувшись в нашу комнату после последней тренировки, — я прямо как будто какую-то переплавку прошел! Все тело болит, но, знаешь, как-то даже приятно, что ли!

— Еще бы, — усмехнулся я. — Мы все, можно сказать, за этот месяц поднялись на новую ступеньку.

— Не знаю, что там за ступенька, — откликнулся Лева, — но у меня такое ощущение, что я действительно сейчас могу встать против соперника сильнее себя и победить его.

— Ну вот, — кивнул я, — в этом и весь смысл. Нам расширили наши возможности. Теперь главное — не потерять этого, когда вернемся домой.

— Да тут, по-моему, даже если очень захочешь, не потеряешь, — сказал Сеня. — Знаешь, как на велосипеде — если один раз научился ездить, то уже не разучишься.

— Это только так кажется, — заметил я. — Все равно тренироваться придется до тех пор, пока из спорта не уйдешь насовсем.

— Ну и ладно, — довольно заключил Сеня. — Мне вот теперь это даже нравиться начало!

— А до этого ты из-под палки, что ли, занимался? — хохотнул Лева.

— Нет, мне и раньше бокс нравился, конечно, — поправился Сеня. — Я имею в виду, что большие нагрузки меня уже не так утомляют, как прежде.

Единственное, что немного омрачало наши радостные впечатления — это отсутствие в поездке свободного времени. Большая часть каждого из дней была занята тренировками, а когда все-таки выпадало несколько свободных часов, мы оказывались настолько вымотанными, что было куда более разумно потратить их на дополнительный сон.

Из-за этого мы практически не успели погулять по Кубе и как следует рассмотреть ее. И только в самые последние два дня кубинские тренеры, поняв нашу ситуацию, посмотрели на нас с сочувствием и позволили взять перерыв перед отъездом.

Вот тут-то мы и оторвались как следует! Пересмотрели все достопримечательности, до которых смогли дотянуться, попробовали максимум блюд местной кухни, которые смогли себе позволить.

— Я даже и не знал, что они так вкусно готовят, — проговорил Сеня с набитым ртом, уплетая боличе в очередной гаванской кафешке. — Это надо же — вроде бы и простое мясо, а как-то так сделано, что и вкус необычный, и хочется еще и еще!

— Ну да, — Лева не упустил возможности подколоть товарища, — это тебе не пирожки с ростовского рынка!

— Да чего ты все про пирожки, — отмахнулся Сеня. — Всю жизнь, что ли, вспоминать их будешь?

— Я? Это ты у нас приверженец пирожков и беляшей, — заметил Лева. — Мне-то как раз такое не особо нравится.

— Пирожки — это, конечно, хорошо, — со знанием дела подтвердил Сеня. — Но вот эта штука — просто обалденная! Или вот вчера мы ели говядину с овощами — пальцы же откусить можно!

— Пальцы нам еще понадобятся, — возразил я. — Но готовят они действительно отменно.

— И, кстати, очень много блюд, состоящих из мяса с овощами, — задумчиво проговорил Сеня. — Наверное, кубинцы очень любят и то, и другое.

— А что? — сказал Лева. — И вкусно, и полезно. Что еще, по большому счету, организму-то надо?

Возвращение в Москву прошло для нас практически незаметно. Только забравшись в самолет и расположившись по своим креслам, большинство из нас тут же провалилось в глубокий сон. Даже после приземления в советской столице некоторых пришлось будить Григорию Семеновичу — до такой степени уставшим и переполненным впечатлениями динамовцам не хотелось просыпаться.

Едва ли не единственными, кто большую часть полета не спал и обсуждал увиденное в далекой стране, были мы с Сеней. Я пытался мысленно составить для себя дальнейший план тренировок и участия в разных соревнованиях, а Сеня был попросту перевозбужден. Шутка ли — сразу две заграничные поездки за такой короткий срок для весьма впечатлительного и эмоционального советского подростка!

— Слушай, ну этот Наполеон-то, а! — Сеня никак не мог прийти в себя после посещения Наполеоновского музея, где хранилась его посмертная маска. — Он, оказывается, такой маленький был!

— Это для нас он маленький, — мягко поправил его я. — а для того времени у него был нормальный рост. Он даже был повыше некоторых.

— Вот это да, — изумился Сеня. — Все такими коротышками были, значит? А я еще думаю — как это он, такой маленький, а столько дел наворотил? Там же его треуголка лежит — у меня в нее разве что кулак бы поместился!

— Так ты и не Наполеон, — засмеялся я. — А как тебе, к примеру, музей Хемингуэя? Хотел бы в таком домике жить?

— Ой, даже не знаю, — задумался Сеня. — Он какой-то огромный. Что там в нем, таком большом, делать-то? Ну разве что боксерский зал себе организовать, чтобы можно было тренироваться, не выходя из дома. Вот это было бы дело!

Я удержался от соблазна поведать своему приятелю, в каких домах будут селиться наши соотечественники спустя три десятка лет, только получив хотя бы минимальную финансовую возможность. По сравнению с большинством из них у Хемингуэя был не дом, а хижина. «Ничего, еще увидит все своими глазами» — подумал я, глядя на все-таки засыпающего Сеню.

Весь последующий год был для нас наполнен напряженными тренировками. Нужно было не просто закрепить все то, что мы узнали от кубинцев, а сделать каждое движение частью своего боксерского арсенала. Другими словами, все новые навыки должны были быть доведены до автоматизма и встроены в каждодневную активность. А кроме того, каждому из нас хотелось благодаря полученным знаниям выйти на новый уровень. Поэтому нас не надо было особенно заставлять — мы и сами проводили в зале все возможное время, отвлекаясь от пахоты только для того, чтобы восстановить силы.

Эта стало даже своего рода рутиной: как, например, рабочий каждое утро просыпается, чтобы идти на завод, затем отрабатывает смену, а потом идет домой, так же и у нас каждый день проходил в спортзале, в подготовке к тренировке и отдыхе после нее.

— Знаете, пацаны, — поделился однажды с нами Лева. — Я начал даже иногда забывать, какой сегодня день и число. Каждый день похож на предыдущий, вообще никаких различий нет.

— Что, разнообразия какого-то захотелось? — спросил его я.

— И да, и нет, — неопределенно пожал плечами Лева. — С одной стороны, конечно, охота еще куда-нибудь съездить, где-нибудь выступить… А с другой — мне, честно говоря, и такая жизнь по душе. Ведь мы же не чем-нибудь там занимаемся, в конце концов, а спортом!

— И, по-моему, успешно занимаемся, — вставил свои пять копеек Сеня. — Я думал, после Кубы мне казалось, что я стал сильнее. А теперь вижу, что так оно и есть!

— Лева, а ты вспомни Бабушкина, — ухмыльнулся Шпала. — Вот уж кто умел внести разнообразие в рутинные будни! Сразу почувствуешь, так сказать, вкус жизни!

— Ну нет, — возразил Лева. — Такого разнообразия мне и даром не надо. Все-таки бокс должен быть на первом месте. Да и, честно говоря, не вызывает у меня никакой зависти бабушкинский способ вносить разнообразие.

— Это да, — согласился Сеня. — У меня тоже не вызывает. Просто работать в зале, пусть даже все каждый день и одинаково, намного лучше, а главное — полезнее для дела!

Рутинная пахота в спортзале не давала никаких шансов гнуть пальцы. Здесь все были равны — и чемпион, и рядовой динамовец, и даже начинающий боксер. Требования были едины для всех, и наказания за отступления от них — тоже. Тренировочный зал и снаряды уравнивали всех не хуже армейской казармы. Иначе было и нельзя — стоит только начать выделять кого-нибудь особо, как вся работа полетит в тартарары и превратится в бесконечное выяснение отношений.

Зато когда Григорий Семенович дал нам небольшой отпуск, чтобы мы могли съездить домой, я на полную катушку ощутил свой новый статус! Ведь встречали меня уже не просто как новоиспеченного москвича-динамовца, а как победителя чемпионата Европы! А вот это было для меня уже в новинку.

Я ехал по знакомым с детства улицам, и мне казалось, что даже деревья, стоявшие на своих привычных местах, приветствуют меня как европейского триумфатора. В моем родном городе все ощущалось немного по-новому — как будто бы я уезжал из него, чтобы выполнить какое-то обещание, и теперь вернулся с исполненным долгом. Особенно приятно было то, что о моих успехах благодаря советской прессе знал уже весь город.

«Интересно», — на мгновение подумал я, «а если бы все это происходило примерно в этом же возрасте в прошлой жизни?»

— Ну ты, Миха, даешь, — восхищенно протянул мне руку дворовый приятель Санек, когда я, отдохнув с дороги, вышел из подъезда прогуляться по знакомым местам. — Вообще от тебя не ожидали!

— Да не говори, — подключился еще один друган, Макс. — Мы когда увидели твои портреты в газетах, сначала думали, что показалось. А потом мамка мне газету принесла — на, говорит, почитай, чего люди добиваются, когда хотят, ну ты знаешь эту ее обычную волынку, что я оболтус и так далее.

— Знаю, — с улыбкой кивнул я. — У меня родители тоже не верили, что у меня что-то с боксом получится. Так что не вешай нос.

— Ага, — кивнул Санек, — я помню, с каким грустным видом твой отец тут ходил, когда ты в бокс подался. Только кто-нибудь заговорит с ним на эту тему — сразу такие трагические речи, как будто жизнь кончена и все пропало.

Я и сам помнил все эти отцовские речи. Зато теперь в родительской квартире царили совсем другие настроения.

— Вот видишь! — с гордостью говорила мать, в сотый раз демонстрируя газету с моим портретом на первой полосе. — А ты все его шпынял: мол, не позорь семью, твое дело — шахматы! Еще неизвестно, что бы у него с этими шахматами вышло! А здесь смотри — уже чемпион Европы!

— Да-а-а, — со смущенной улыбкой вторил ей отец, как бы нехотя признавая свою ошибку. — Я ведь и подумать не мог, что из Мишки боксер получится, да еще какой! Мне все казалось, что ему просто в голову что-то попало, как это обычно в таком возрасте бывает, вот он и бесится. А он, видишь, уперся и все. Теперь ничего не поделаешь — боксер! — отец снова улыбнулся и развел руками.

— Мне, представляешь, Светка на работе сначала сказала, — не унималась мать. — Прихожу, а она мне навстречу с газетой — купила по дороге. Я глядь — а там твой портрет! Ну я думала, с ума сойду! Ну надо же, мой сын — и чемпион, это в голове не укладывается! В общем, мне в тот день так поработать и не дали: все поздравляли и поздравляли!

— Так если есть с чем, отчего бы и не поздравлять, — гордо откликнулся отец. Все-таки, несмотря на то, что я не стал заниматься его любимыми шахматами, родительская гордость брала в нем верх. — Много у тебя есть знакомых чемпионов? Наш Мишка не то что нас и Ростов — он весь Советский Союз на весь мир прославил! Так что, мать, не надо тут скромничать!

Конечно, такая реакция родителей и друзей была мне приятна. Но было еще одно обстоятельство, благодаря которому эта поездка в Ростов оставила в моей памяти исключительно хорошие воспоминания. Дело в том, что на этот раз я поехал домой вместе с Яной, которую и представил родителям как свою подругу.

— Только не говори, что ты еще и жениться собрался, — иронично взглянул на меня отец.

— Опомнись, что ли, — со смехом одернула его мать, — парню нет восемнадцати! И девчонке небось столько же!

— Так я об этом и говорю, — сказал отец. — Любовь любовью, а про женитьбу думать пока еще рано. Вот если до совершеннолетия у вас все сохранится, тогда…

— Хватит решать за других людей, — продолжая смеяться, перебила его мать, — сами разберутся как-нибудь, без тебя. Ребятки, а вы его не слушайте, он вам такого здесь наговорит!

Яна понравилась родителям — они признали ее весьма рассудительной и неглупой девушкой, которая к тому же проявляла заботу по отношению ко мне. А это, как известно, для любых родителей главный критерий выбора. Время от времени они даже стремились провести с ней время без моего участия, давая ценные, на их взгляд, советы относительно того, как со мной нужно себя вести и за чем лучше следить. Что ж, родители всегда остаются родителями.

Однако сами мы с Яной, конечно же, стремились почаще оставаться наедине. Целые дни мы проводили с ней вместе: гуляли по улицам и паркам, где я показывал ей «свои» места, рассказывал о том, где и как проходило мое детство (конечно, стараясь делать это максимально обтекаемыми словами, чтобы потом меня нельзя было уличить в неточности. Свою-то настоящую биографию я знал, конечно, назубок, а вот историю жизни Миши приходилось додумывать на ходу).

— Ты знаешь, Миш, — как-то призналась мне Яна, когда мы в очередной раз измеряли шагами Центральный городской парк — самое популярное место для прогулок. — Я стала ловить себя на мысли, что даже жалею, что не росла здесь вместе с тобой.

— Тебе что, так нравится в Ростове? — улыбнулся я.

— Мне нравится рядом с тобой, — тихо поправила меня Яна. — И мне кажется, что если бы мы были знакомы раньше, то и в твоей, и в моей жизни уже было бы много интересного, что можно вспомнить. А так — пока что только твой день рождения у меня на даче. Вот его я точно никогда не забуду! — добавила Яна с намеком на историю с Ленкой.

— Ничего, у нас все еще впереди, — успокоил я девушку, приобнимая ее за плечи. — Я надеюсь, что мы с тобой еще успеем устроить друг другу и дни рождения, и Новые года, и… много еще разных праздников. И уже без всяких неожиданностей и сюрпризов, точнее, только с приятными!

— Я надеюсь, — промурлыкала Яна, подпустив в свои интонации и выражение лица едва заметные нотки ревности. Ох уж эти женщины!

Расстояние между нами стремительно сокращалось с каждым часом, проведенным вдвоем. И, думаю, не ошибусь, если скажу, что в Москву мы вернулись намного более близкими друг другу людьми. Этому я тоже был рад: Яна мне не просто нравилась как девушка, она представлялась мне надежным и ответственным человеком, а в отношениях это немаловажно. На ее фоне все остальные «кандидатки», в отношениях с которыми я все собирался разобраться еще недавно, уже казались не такими уж и привлекательными.

Но удовольствия удовольствиями, а любой отпуск когда-нибудь кончается.

— Ну что, орлы, — завел привычную шарманку Григорий Семенович, когда мы, загоревшие и отдохнувшие, собрались в зале на первую тренировку после перерыва. — Я надеюсь, что все вы не только общались с родными, друзьями и подругами, но и не забывали об индивидуальных тренировках. Другими словами, что бокс для вас по-прежнему важнее всего остального. Так?

— Да, да, да… — послышались нестройные голоса.

— Ну. насколько это правда, я узнаю уже в ближайшие дни по вашим тренировкам, — улыбнулся Григорий Семенович. — А чтобы стимулировать ваше желание заниматься и дальше, не теряя усердия и старания, я приготовил для одного из вас небольшое объявление.

Мы переглянулись. Что-то еще придумал наш Семеныч? Какая идея снова зародилась в его неуёмной голове? И кому это — одному из нас? И почему именно ему?

— Сеня, — Григорий Семенович посмотрел на моего приятеля. — Сделай-ка шаг вперед.

Сеня послушно шагнул по направлению к тренеру.

— Значит, так, — торжественно объявил Григорий Семенович. — Сейчас в Москве проходит матчевая встреча СССР — США. В ней участвуют только тяжелая и полутяжелая весовые категории. Есть возможность выступить на этой встрече.

— Но… — растерялся от неожиданности Сеня. — Я ведь не…

— Если ты выступишь, — не обращая внимания на его растерянные реплики, продолжал Григорий Семенович, — и выиграешь, то тебе это засчитается как победа на чемпионате РСФСР. И тогда ты сможешь стать уже кандидатом в сборную СССР. Ну? Как тебе такая перспектива?

По нашим рядам прошелся изумленный гул. Вот это предложение! По сути, Сеня получал шанс за полдня перескочить сразу несколько ступенек в своей спортивной карьере!

— Вот это ни хрена себе, конечно, — негромко пробурчал Колян. — Считай, за одно выступление с бухты-барахты — сразу кандидат в сборную!

— Такое выступление еще нужно суметь достойно провести, — так же негромко заметил я. — Оно стоит десяти обычных выходов на ринг.

— Все обсуждения — потом! — резко оборвал нас Григорий Семенович и снова повернулся к Сене. — Ну так что? Ты готов?

— Готов, — с непривычной уверенностью, глядя тренеру прямо в глаза, ответил Сеня.

— Вот и отлично, — Григорий Семенович довольно кивнул и показал глазами в сторону раздевалки. — Иди готовься! А остальные пока что свободны!

Вообще говоря, такой расклад меня не совсем устраивал. Я, конечно, был очень рад за своего друга, но все-таки не забывал и о собственных целях. Тем более я уже успел привыкнуть, что без меня не обходится ни одно значимое событие в жизни «Динамо».

— Григорий Семенович! — я потянул тренера за рукав. — Можно вас на минутку?

— Можно хоть на две, — улыбнулся Григорий Семенович. — Чего тебе?

— Слушайте, ну Сенька — это, конечно, здорово и правильно… — я решил не тянуть кота за хвост и сразу дать понять о своих намерениях. — Но почему не я? Я тоже хочу выступить на этой встрече!

— Мишка, — улыбнулся Григорий Семенович. — Ну естественно, ты был первым, о ком я вообще подумал! Но ведь там-то будут пацаны только начиная от полутяжелого веса, то есть от 75 килограммов! А ты на последнем взвешивании до семидесяти и то не дотянул! Ты элементарно по весу не проходишь!

— Ну и что? — упрямо продолжал я. — Значит, выступлю с недовесом.

— Миша-Миша, — Григорий Семенович покачал головой. — Ну ты же понимаешь, что такое спорт, что в нем есть определенные правила, и нарушать их нельзя. Честное слово, ну невозможно же выступать вообще везде, независимо от требований к выступающим!

— А мне везде и не надо, — парировал я. — Мне нужно конкретно здесь. Я уверен, что моих навыков хватит, чтобы хорошо выступить, а что касается веса — если это будет критично, то впоследствии наберу.

— И как ты себе это представляешь, интересно? — с едва заметным раздражением переспросил Григорий Семенович. — Что, мне нужно приехать на это мероприятие, разыскать там начальство и потребовать от них изменить условия выступлений, потому что один из моих воспитанников хочет показаться?

— Но ведь в любом правиле бывают исключения, — заметил я.

— Бывают, кто же спорит, — согласился Григорий Семенович. — Только вот всякий раз рассчитывать на то, что именно ты будешь исключением — это, знаешь, не очень надежная тактика.

— Григорий Семенович, — я настаивал на своей правоте — ну давайте хотя бы попробуем! Я, конечно, не знаю тех людей, которые устраивают эту встречу, но вряд ли они откажутся от участия чемпиона Европы! Простите меня за нескромность, но это же любому мероприятию веса придает, если уж на то пошло!

Григорий Семенович с сомнением посмотрел на меня.

— Мда, — наконец произнес он. — Ты ведь не успокоишься. Ладно, давай сделаем вот как. У меня сейчас в тренерской сидит еще один тренер — из ЦСКА. Собственно, именно он и предложил мне поучаствовать в этой встрече, и специально приехал сюда, чтобы захватить нас на выступление. Давай я сейчас с ним поговорю насчет тебя. Если он одобрит — поедешь. Если нет — ну извини, брат, не все в этой жизни зависит от нашего с тобой желания.

Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Григорий Семенович зашел в тренерскую, откуда тотчас же послышались голоса. Судя по отдельным долетавшим до меня словам, наш Семеныч пытался убедить гостя, что Сеня, конечно, прекрасный боксер, но и меня нельзя лишать шанса лишний раз себя продемонстрировать.

— Да он у тебя и так по всем чемпионатам уже выступает, — возражал незнакомый мне голос.

— Ну правильно! — парировал Григорий Семенович. — А ты думаешь, что это просто так происходит, само по себе? Пацан-то ведь действительно сильнее остальных! Нам американцев победить нужно или смотр устроить?

В итоге прошло еще минут десять тренерских споров, прежде чем дверь снова распахнулась, и ко мне вышел раскрасневшийся Григорий Семенович.

— В общем, мы тут поговорили и решили вот что, — сказал он мне с серьезным видом. — Поскольку ты не соответствуешь условиям по весу, то нужна веская причина, чтобы позволить тебе участвовать в матчевой встрече. А у них есть свой такой же пацан, который претендует на выступление. Он весит как раз что-то около восьмидесяти килограмм. Поэтому сейчас мы все вместе отправимся в ЦСКА и поставим вас в спарринг. Если ты сумеешь его победить, то выступишь на встрече с американцами. Идет?

— Идет, — с готовностью кивнул я.

Конечно, два выступления вместо одного подразумевали двойную нагрузку, но где только наша не пропадала!

Приехав вместе с тренерами в ЦСКА и выйдя в зал, я увидел своего нового соперника. Да, что и говорить, парнишка был действительно очень мощный! Увидев меня, он слегка улыбнулся, как бы давая понять, что для него одолеть такого противника с недовесом — все равно что раз плюнуть.

«Да, перевес нехилый», — подумал я. «Значит, силой взять вряд ли получится».

— Ну что, Мишаня, — Григорий Семенович, кажется, буквально прочитал мои мысли. — Ты теперь уже знаешь, как нужно действовать в таких случаях.

— Знаю, Григорий Семенович, — кивнул я. — Калач-то уже тертый.

— Давай, сынок, — подытожил тренер, легонько подталкивая меня в сторону ринга. — Я в тебя верю!

Мой противник выглядел уверенно и даже немного самодовольно. Это и неудивительно: со стороны наш спарринг выглядел, как будто против огромного профессионального боксера выставили начинающего школьника. Ничего, сейчас мы увидим, кто из нас здесь больший профессионал!

Я решил применить свою излюбленную тактику, которая уже много раз меня выручала в сложных боях: заставить соперника выдохнуться. Мне повезло: парнишка явно был хорош в силовой тактике, но ему не хватало тактической гибкости.

Я начал передвигаться по рингу, при этом постоянно меняя дистанцию. На те из его ударов, которые до меня все-таки долетали, я контратаковал и проводил встречные двойки. Затем так же неожиданно увеличивал дистанцию.

В результате мой соперник окончательно запутался, что усугублялось и его физическим состоянием. из-за моей постоянной смены тактики у него уходило все больше и больше усилий на то, чтобы меня атаковать. Так что уже через минут десять спарринг был завершен моей победой.

— Молодец, Мишка! — широко улыбаясь, объявил Григорий Семенович. — Вот так всегда и надо — использовать силу более мощного противника против него самого! Смотрю, ты уже усвоил эту хитрость!

— Стараюсь, — скромно ответил я.

— Да, Семеныч. — подошел к нам тренер ЦСКА. — Грамотных кадров ты выставляешь! Хоть и не в своей весовой категории, а погляди как работает! Таким макаром он и всех тяжеловесов еще раскидает!

— А ты думал, — с гордостью отозвался Григорий Семенович. — Мы еще и за Олимпиаду с ним поборемся!

Глава 15

Я не случайно приложил столько усилий, чтобы попасть на матчевую встречу. Такие встречи между боксерами СССР и США имели давние традиции и проводились еще начиная с шестидесятых годов. Причем эти традиции сохранялись вне зависимости от того, в какой стадии на данный момент находились отношения двух супердержав. Хотя именно сейчас жаловаться в этом смысле было не на что — знаменитое взаимное бойкотирование Олимпиад состоится чуть позже, а пока продолжалось очередное потепление.

Поэтому матчевая встреча вызывала интерес в обеих странах на самых разных уровнях — я, например, точно знал, что за подобными событиями наблюдают в Кремле. Более того, несмотря на то, что эти встречи носили товарищеский характер, Государственный комитет по спорту рассматривал их как международные соревнования (то же отношение было к ним и в США). Соответственно, за участие в этих соревнованиях платили очень неплохие деньги. И хотя заработок не являлся моей основной целью в боксе, я в этом отношении никогда не был ханжой, и считал, что деньги лишними никогда не будут.

В общем, участие в такой встрече было не просто очередным выступлением, а, как бы сказали в следующем веке, статусным мероприятием. Если спортсмен выступает на матчевой встрече, то это автоматически означало, что его рассматривают как основного в советской сборной. И, конечно, то, что на эту встречу выдвинули меня и Сеню, было для нас не просто огромным шагом вперед — мы перепрыгнули сразу через несколько ступенек!

В случае с Сеней, правда, сыграло свою роль везение — тяжеловес, бывший в тот период основным в сборной СССР, восстанавливался после травмы, и требовалась срочная замена. Ну а что касается меня — мне удалось доказать, что на данный момент я являюсь одним из лучших боксеров в своей весовой категории.

— Ну что, Мишка, — весело ткнул меня в бок Григорий Семенович. — Ты, по-моему, окончательно выходишь на международную боксерскую орбиту! Скоро небось только на международных соревнованиях и будешь выступать!

— Так вашими же стараниями, Григорий Семенович, — вежливо откликнулся я. — Если бы не ваша поддержка…

— Ой, да брось ты! — улыбнулся мой тренер. — Ты действительно очень сильный боксер, Миша. И то, что с тобой сейчас происходит — вполне заслуженно. Это тебе не домашние чемпионаты — на такие встречи кого попало не берут, кто бы за кого ни просил. Здесь как на том чемпионате Европы: как бы ни сложился в итоге бой, уже одно то, что ты в нем участвуешь, говорит о тебе как об одном из самых лучших! А растешь ты, кстати, и вовсе фантастическими темпами. Я, во всяком случае, на своем тренерском веку вижу такое впервые. И уж конечно, я бы тебя первого выставил, если бы ты соответствовал по весу. А ты, вон, видишь, все равно сюда пробрался! И это тоже отличное боксерское качество — добиваться своего даже тогда, когда, казалось бы, ситуация к этому не совсем располагает.

Я, конечно, и сам это понимал, и осознание своих достижений доставляло мне ни с чем не сравнимое удовлетворение.

Была и еще одна приятная сторона в таких соревнованиях. Как у нас, так и в Штатах эти матчи транслировались по телевидению. И, поскольку так складывалось, что у советских боксеров побед было заметно больше, чем у американских, наши чиновники были довольны и засчитывали это как очередное достижение советского спорта. То есть мы одновременно работали и на свою спортивную карьеру, и на международный престиж страны. Тем более что встреч между американскими и советскими боксерами на таком уровне проходило крайне мало. Во многом это было обусловлено тем, что в этот период на мировом ринге доминировали кубинские боксеры. Да и некоторые особенности самой олимпийской системы также вносили свою лепту.

Из всего сказанного понятно, что перед встречей мы с Сеней испытывали вполне объяснимое волнение. Но я уже давно научился воспринимать его как неотъемлемую составляющую работы спортсмена. Волнение не надо стараться подавлять — лучше научиться направлять его в нужную сторону, и тогда оно будет улучшать твои результаты, а не ухудшать их. А если уж так случилось, что оно начало выходить из-под контроля, то нужно как можно скорее снова одержать над ним верх.

— Дыши глубже, — наставлял я товарища, который от волнения начал трястись уже чуть ли не всем телом. — Спокойно и глубоко, слышишь?

— Слышу, — отозвался Сеня, пытавшийся обуздать свою нервную одышку. — Я стараюсь.

— Ты же ведь на самом деле очень многое можешь, — продолжал я внушать ему спокойным тоном. — Уже на том уровне, на котором ты сейчас находишься, ты очень серьезный боец. А твое волнение — совершенно естественная штука. Это вообще твой первый друг!

— Тоже мне, друг, — проворчал Сеня. — Из колеи так выбивает, что будь здоров!

— Это как раз говорит о том, что именно ты и достоин здесь участвовать, — возразил я. — Тот, кому все равно, кто занимает чужое место не по праву, никогда не переживает. Поэтому успокаивайся и входи в рабочий ритм.

Впрочем, легко советовать успокоиться со стороны. А ведь и мое собственное волнение усилилось, когда нас познакомили с другими членами советской сборной, участвовавшими в матчевой встрече. Дело в том, что каждого из них в прошлой жизни я хорошо знал лично. И теперь меня снова накрыло то неловкое чувство, когда я был рад встрече со старыми знакомыми, очень хотелось пообщаться с ними и поделиться всем, что со мной произошло, но при этом я не мог с ними даже заговорить, потому что в этой жизни никто из них не имел обо мне ни малейшего понятия. И мне оставалось только смотреть на них и представлять, как сложатся их судьбы в дальнейшем.

Из невеселых размышлений меня вывел уже знакомый голос тренера сборной:

— Вот такая, ребята, у вас будет форма.

Я обернулся и увидел, как тренер демонстрирует нам форму целиком красного цвета. В принципе, это было логично: ведь в данном случае мы представляли не конкретный клуб, а всю советскую страну. Поэтому выступать в такой форме было даже почетнее, чем в своей, привычной.

— А что, здорово, — выдал свой вердикт кто-то из сборной. — Сразу видно, что советские пацаны выступают, ни с кем не перепутаешь.

— Вот именно, — согласился тренер. — Теперь еще осталось сделать так, чтобы нас узнавали не только по цвету нашей формы, но и по результатам боев.

— Сделаем! — радостно заявил тот же голос.

Тем временем на встречу прибыли американские боксеры, и нас начали знакомить друг с другом. Американцы оказались весьма приветливыми и приятными в общении ребятами. Для них участие в этой встрече было таким же принципиальным, как и для нас, и ради этого выступления они тоже были готовы очень на многое. И важность этого мероприятия понимали не только спортсмены.

Я хорошо помнил историю известного боксера Рона Лейла, которого освободили из-под стражи, поставив перед ним условие, что он «побьет русского». Престиж страны в отдельно взятом случае мог оказаться выше правосудия.

Сеня нервничал намного сильнее меня. Меня, как и уже много раз, спасала память прошлой жизни, и я относился ко всему как к своей непосредственной работе, которую я должен выполнять. Безусловно, волнение присутствовало — тем более что в таком крупном событии, которое транслировалось на главных американских и советских телеэкранах, я участвовал впервые за обе своих жизни — но все-таки я научился хотя бы не подавать вида. А вот Сеня полагал, что он еще не достиг того уровня, который позволял бы ему соперничать с кем-то из лучших американских боксеров-любителей. Собственно, именно этим и объяснялось его крайне нервное состояние.

— Рано меня все-таки сюда определили, — дергаясь, сообщил он мне. — По-хорошему, мне бы еще тренироваться и тренироваться…

— Сень, — я снова взял на себя роль его психотерапевта, — ну, наверное, те, кто нас сюда отбирал, люди гораздо опытнее и профессиональнее, чем мы. Им, наверное, виднее, чем нам, как ты думаешь?

— Вот я поэтому и удивляюсь, — парировал Сеня. — Видно же, что я еще… ну, неопытный как минимум. Куда мне сейчас с этими зубрами тягаться?

— Слушай, — немного повысив тон для убедительности, ответил я, — ну если так рассуждать, нужно вообще запереться в своей комнате и никогда и никуда не выходить.

— Это-то здесь при чем? — насупился Сеня. — Чего ты вечно все до крайности доводишь?

— А при том, — не смутился я. — По-моему, ты все ждешь идеальных условий. Но правда заключается в том, что их не будет никогда! Ты никогда не будешь в стопроцентно идеальной форме — а если вдруг и будешь, то тебе будет казаться, что надо бы еще чуть-чуть получше. Тебе никогда не подберут идеально подходящего тебе соперника, который будет по всем параметрам соответствовать тебе и твоим умениям. Я уж не говорю о том, что внутренние ощущения почти никогда не совпадают с внешними обстоятельствами. А если так, то каждый — понимаешь, каждый! — выход на ринг, на любом уровне, означает риск полного провала. Но если все время бояться провалов, то лучше вообще этим делом не заниматься, потому что без провалов у нас не бывает, понимаешь, не бывает!

— Да я-то понимаю, — нерешительно отозвался Сеня. — Но все равно, мне кажется, я немного погорячился, когда соглашался…

— Зачем же соглашался тогда? — подколол я. — Тебя же спрашивали, значит, был шанс отказаться.

— А знаешь, как хочется выступать на серьезном уровне? — вдруг сверкнул глазами Сеня.

Конечно, в чем-то мой приятель был прав. На такие встречи действительно собирались бойцы невероятно высокого уровня. Достаточно вспомнить, что в разные годы их участниками становились настоящие звезды бокса и будущие чемпионы мира. В частности, в таких боях участвовал будущий серебряный Олимпийский призер Рой Джонс и многие другие прославленные боксеры.

Американцы, которые на этот раз были нашими гостями, приехали в Советский Союз заранее и уже успели пройти акклиматизацию и провести несколько тренировок в нашей столице. Поэтому чувствовали они себя уже вполне уверенно. При знакомстве я внимательно изучил своего будущего соперника-афроамериканца. Было заметно, что он сильно сушится, чтобы войти в нужную весовую категорию. А это означало, что его фактический вес будет составлять примерно килограмм на десять больше допустимого весового лимита. Я же предпочитал не ударяться в весогонку, а вместо этого сохранять свежесть.

«М-да», — подумал я про себя, глядя на то, как жизнерадостный соперник разминает руки и поглядывает в сторону ринга. «Этот чернокожий — здоровый парень, настоящий слоняра. Ему бы, если по-хорошему, против Сени выходить, а его ко мне поставили… Ладно, в конце концов, где наша не пропадала! Разберемся!».

— Миша, — снова услышал я над ухом голос тренера сборной, — ты бы водички, что ли, сходил попил.

— Да я вроде пить-то не особо хочу, — увлеченный своими мыслями о сопернике, я не сразу понял, к чему было это предложение тренера.

— Ну мало ли, чего ты не хочешь, — усмехнулся тот. — Выпей хотя бы литра полтора воды. Хоть какой-то вес покажешь на весах, а то ты уж совсем как пушинка. Мало ли что им там в голову придет.

Точно! За своими волнениями и размышлениями я чуть было не забыл, что иду с недовесом. Делать было нечего — пришлось пить нереальное для меня в обычной ситуации количество воды. В результате, когда я встал на весы, они показали 73 килограмма.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес тренер, — теперь совсем другое дело.

Теперь уже ничто не могло отменить моего участия в матчевой встрече.

И вот мы с моим чернокожим соперником стоим на ринге. Телекамеры, осветительные приборы, толпы болельщиков и журналистов… Но я как будто бы не замечал всего этого, отправив на периферию сознания. Все мое внимание было сконцентрировано на противнике, который с такой же сосредоточенностью смотрел на меня. Итак, вот и удар гонга!

Американец начал с джеба. Стратегия понятная: таким ударом можно контролировать свою дистанцию и в то же время не дать противнику, то есть мне, ее сократить. Ну что же, значит, будем брать другим.

Я решил положиться на работу своих ног — уж что-что, а футворк у меня был тренирован отлично. Я передвигался по рингу резко, пружинисто и зачастую неожиданно для американца. Кроме того, время от времени я делал взрывные атаки, которые явно выбивали противника из седла. По его реакции я понял, что не ошибся в выборе тактики: к концу первого раунда он выглядел заметно растерянным.

— Не обольщайся, — подсказал мне тренер сборной, подошедший ко мне в перерыве. — Я его знаю, этот парень далеко не дурак. Даже если он допустил какие-то ошибки, в перерыве он и сам проанализирует, что к чему, и тренер ему что-нибудь посоветует.

Я посмотрел в противоположный угол ринга. Тренер американца действительно что-то энергично объяснял своему подопечному, то и дело показывая рукой на меня.

— Миша, — обратился ко мне стоявший рядом Григорий Семенович. — В первом раунде ты нашел верное решение и вообще держался молодцом. Но это решение не будет панацеей на остальные два раунда, и тебе придется искать новые способы. Будь готов, что он попытается тебя замедлить. Не теряй бдительности, — продолжал тренер сборной. — Я, конечно, не знаю, какую тактику он выберет во втором раунде, но что-то мне подсказывает, что он будет тебе обрабатывать корпус.

Немного поотвлекав мое внимание несколькими мелкими атаками в начале второго раунда, американец действительно нанес жесткий удар по моему корпусу! Черт побери! Вот где мне пригодились наработки, полученные на сборах от кубинцев! Больше чем уверен: если бы не этот опыт, то от такого мощного удара я бы моментально отправился в нокаут. Мысленно поблагодарив своих кубинских друзей за науку, я отправился восстанавливаться перед третьим раундом.

— Ну вот, о чем я тебе и говорил, — озадаченно произнес тренер сборной.

— Да ладно тебе, говорил — не говорил, — нервно подключился к разговору подоспевший Григорий Семенович. — Мишка, ты как вообще? Продолжать-то можешь?

— Могу, могу, — попытался я успокоить обоих тренеров. — Не самый страшный удар в моей жизни, честное слово.

— А то смотри, — подхватил тренер сборной, — если что…

— Никаких «если что», — раздраженно перебил я его, — все в порядке. Я не для того сюда стремился, чтобы уползать при первой же трудности.

— Настоящий боец, — услышал я довольную реплику Григория Семеновича, отправляясь на третий раунд.

На этот раз я решил взять инициативу на себя и начать раунд с продолжительной серии атак. Согласно моей задумке, это должно было, во-первых, немного обескуражить и дезориентировать американца, а во-вторых, лишить его возможности эту самую инициативу перехватить. Моей задачей было не дать ему ни секунды передышки и максимально вымотать за минимальный промежуток времени. И, кажется, у меня начало это получаться!

Вот американец уже в растерянности замотал головой. Я подметил, что от усталость он держит руки чуть ниже положенного — это был мой шанс. В это-то мгновение я и послал своего противника в нокдаун мощнейшим ударом, в который я вложил все свои оставшиеся силы!

Не выдержав решающей атаки, американский боксер упал на колени и тут же за тряс головой, пытаясь прийти в себя. А тем временем рефери начал отсчет. В какой-то момент мне показалось, что сердце сейчас выпрыгнет у меня из груди от волнения.

Американец поднялся, но только для того, чтобы упасть снова. На этот раз он задрал руки повыше и перестарался — мой боковой в печень догнал его, когда соперник по попятился к канатам. Удар получился чувствительным и кривясь от боли, американец опустился на настил.

На счет восемь встал, но этого было достаточно, чтобы забрать победу в этом бою.

— Ну вот же! Вот же! — повторял тренер сборной, от счастья не находя более вразумительных слов. — Я же говорил!

— А я тебе что говорил! — вторил ему Григорий Семенович. — Я говорил, что он себя покажет так, что остальным душно будет!

— Н-да, Семеныч, ну ты даешь, конечно, — восторженно кричал тренер сборной. — Таких орлов воспитываешь — даже мы в лучшие годы не всегда такое умели!

— Зато они теперь умеют, — парировал Григорий Семенович. — Уж Мишка так точно. И это только начало, попомни мое слово, дальше будет еще лучше!

Как бы приятно мне ни было слушать тренерские восторги в свой адрес, всем нам пришлось снова переключить внимание на ринг — следующим боксером, выступающим от Советского Союза, был Сеня. Ему тоже нужно было сказать несколько напутственных слов, и оба тренера отошли к Сене. В этот момент я почувствовал, как кто-то трогает меня за плечо. Обернувшись, я увидел одного из американских наставников, приехавших на встречу.

— Мильон дёлларёв, — с заметным акцентом произнес он.

— Простите, не понял? — недоуменно переспросил я.

— Я плачу тебе миллион долларов, если ты приедешь к нам в США и проведешь бой среди профессионалов, — негромко, но максимально отчетливо произнес американец.

«Вот это ни хрена себе дожили!», — подумал я про себя. «Уже получаю не просто международные коммерческие предложения, но и возможность сразу перейти в разряд профессионалов!».

Предложение и вправду было невероятно заманчивым. Честно говоря, если бы дело происходило где-нибудь в двухтысячных, я бы не раздумывал ни секунды: такие возможности выпадают раз в жизни, и то далеко не всем.

Но… на дворе стояли гораздо более суровые семидесятые, и в это время спортсмена, моментально навострившего лыжи на запад, вполне могли признать кем-то вроде изменника родины и лишить гражданства со всеми вытекающими последствиями. А конфликтовать с государством в мои планы никак не входило, тем более что и покидать свою страну насовсем мне вовсе не хотелось.

— Мне очень приятно ваше предложение, — с достоинством произнес я. — Но, к сожалению, я вынужден отказаться.

— Мда? — хмыкнул американец, — А почему?

— Потому что… — я задумался, подбирая максимально осторожную и в то же время доходчивую формулировку. — Потому что в первую очередь меня интересует, какую пользу я могу принести моей стране, и я хочу выступать официально, от имени СССР!

— Ну, тебе решать, в любом случае, — ухмыльнулся американец и, разворачиваясь, чтобы уйти, бросил мне напоследок: — Подумай, парень! Только очень хорошо подумай!

«А чего тут еще думать», — пронеслось у меня в голове. «Бывают предложения идеальные, но, как говорится, не к месту и не ко времени…»

Тем временем бой на ринге уже начался. Сеня принял предложение американцев биться на встречных ударах и закатил такую мощную рубку, что в какой-то момент я удивился, как он сам-то умудряется держаться на ногах.

— Тьфу ты! Что он делает, дурак! — Григорий Семенович в сердцах сплюнул на пол. — Он же так выдохнется раньше, чем наступит перерыв!

— Да вроде бы парень-то мощный, — с сомнением произнес тренер сборной. — Что же он так… Прямо как будто воздушный шарик сдулся.

— Потенциально-то мощный, — согласился Григорий Семенович, — да только неопытный еще. А из-за неопытности и молодости у него еще эмоции впереди головы лезут. Вот что мы с тобой ему сейчас говорили? «Береги силы»! А он что устроил? Зачем, спрашивается? Ну? Вот посмотри, что он творит? Как будто не на ринге бой ведет, а перед девками выпендривается! Размахивает руками не хуже мельницы или станка какого-нибудь на заводе!

— Мужики, он зряче работает, — вставил я.

— Да какой там! — отмахнулись оба тренера.

Действительно, я видел, что Сеня не просто рубится, а думает в бою. И если бы он был немного поопытнее, то у него получилось бы правильно рассчитать свои силы и выиграть своего американца, скорее всего, досрочно. В плане мощи и силы он явно выигрывал. Но зато американский противник умел более рационально пользоваться своими навыками и природными данными.

В результате Сеня начал проведать и американец одержал победу по очкам. Частично тренера были правы — Сеня был настолько настроен срубить соперника, что не заметил, как у него опустел бензобак.

— Не понимаю, как так-то, — чуть не выругался с досады Сеня, спускаясь к нам с ринга. — Я же его почти сделал!

— Почти, да не почти, — проворчал Григорий Семенович. — Ну скажи мне, какого лешего ты в рубку-то полез? Неужели не видел, что так ты его не одолеешь, а?

— Так я думал, что получится как у Мишки! — выпалил Сеня. — Дезориентирую его, он растеряется, а я уж потом…

— А потом — суп с котом, — раздраженно передразнил его Григорий Семенович. — Я тебя чему все это время учил? Бой — это как шахматная партия, вон у друга своего Мишки и спроси, если не веришь! Прикинул обстановку, изучил соперника, тщательно продумал свои действия — и только потом наноси удар! А ты решил его на арапа взять.

— Да я уж понял, Григорий Семенович, — виновато произнес Сеня. — Переволновался я, честное слово. Вот и сглупил. Я даже сам не понял, как такое произошло. Никогда еще так сильно не нервничал!

— Поэтому я всегда вам и говорю, что наше внутреннее состояние ничуть не менее, а может быть, и более важно, чем физическое, — Григорий Семенович назидательно поднял указательный палец вверх. — Если ты владеешь своим внутренним состоянием — значит, владеешь и телом! И тогда с тобой никогда не случится вот такого, что ты нам сегодня продемонстрировал!

— Ладно, — примирительно произнес тренер сборной. — В нашем деле всякое бывает, и такое тоже. В следующий раз подходи к бою более вдумчиво, и все получится. Но то, что сказал тебе Григорий Семенович, все-таки намотай на ус. Я имею в виду, про шахматную партию. Это ведь так и есть, на самом деле!

— А я вот у Мишки пару уроков возьму, — полушутливо посмотрел на меня Сеня.

Глава 16

Дальнейшие события разворачивались так быстро, что я едва успевал за ними следить. Благодаря участию и победе в матчевой встрече у меня появилась возможность не участвовать в чемпионате СССР, который проходил в напряженной конкурентной борьбе. Хотя вообще-то я был далеко не против там выступить, даже, можно сказать, хотел. Но выяснилось, что Григорий Семенович смотрел на такую перспективу скептически.

— Ты понимаешь, в чем дело, Миша, — задумчиво проговорил он, глядя куда-то в сторону, — выступить-то, конечно, можно. Я понимаю, что тебе хочется набираться опыта и выступать как можно больше и чаще. И больше тебе скажу — полностью разделяю твои желания! Для любого спортсмена это важно. Но… — и Григорий Семенович сощурился, как будто ему предстояло объявить мне нечто неприятное.

— Что «но»? — переспросил я.

— Понимаешь, в каждой ситуации нужно смотреть, какое решение и действие будет для тебя… ну… полезнее, что ли, — Григорий Семенович явно тщательно подбирал слова. — Знаешь, как говорят — лучше отказаться от малого сейчас, чтобы чуть попозже получить все.

— Если честно, не очень понял, — признался я. — Вы же сами только что сказали, как для спортсмена важны выступления. И тут же поправляетесь, что выступать мне не надо.

— Да не вообще же выступать не надо! — с жаром начал объяснять Григорий Семенович. — А именно сейчас и именно на этом чемпионате!

— Но почему не надо-то? — продолжал настаивать я. — Разве опыт бывает лишним? Особенно такой, который помогает не расслабляться и держать себя в форме. И потом, что же вы предлагаете взамен — вместо участия в чемпионате просто сидеть и ничего не делать? Ну, тренироваться в зале и все?

— Да почему же ничего не делать-то, — внезапно смягчившимся голосом сказал Григорий Семенович. — Я предлагаю использовать это время для того, чтобы как следует восстановиться, пройти оздоровительные процедуры…

— Да я вроде не болею, — заметил я.

— Ну знаешь! Болеешь — не болеешь, а все эти выступления тоже выматывают и силы отнимают, — горячо возразил Григорий Семенович. — В общем, Миша, я здесь договорился с одной больницей. У них прямо при больнице есть санаторий. И они готовы принять тебя на пару недель.

— Григорий Семенович, ну я что, пенсионер какой-нибудь, что ли? — возмутился я, хотя понимал правоту тренера. — У меня, знаете, с такими учреждениями ассоциация только одна: старики играют на лавочках в домино или слушают древнюю музыку на вечерах «Для тех, кому за 70». А в столовой обсуждают, как хорошо было, когда они были молодыми. Старикам это, наверное, вообще то, что нужно. А я-то здесь каким боком?

— В домино со стариками тебя играть никто не заставляет, — назидательно произнес Григорий Семенович. — И танцевать под старинные вальсы тоже. А вот пройти полноценное обследование и оздоровление тебе совсем не помешает. Еще раз говорю: санаторий — при больнице! Если выявят в тебе какую-нибудь поломку — сразу же и починят! Ты не забывай сколько ты за достаточно короткое время боев наколотил. А организм он такая штука, которая может сломаться и травмы посыпятся одна за другой.

— Соглашусь, это хорошо.

В глубине души я понимал, что Семеныч прав, но очень мне уж не хотелось даже на время погружаться в эту стариковскую атмосферу. Я и в прошлой-то жизни ее не любил, когда сам уже был пенсионером — все старался активничать и чем-нибудь заниматься, только чтобы не сидеть где-нибудь на лавочке и не вздыхать по молодости. А уж теперь, когда в моем распоряжении снова было юное тело и вся жизнь была впереди, это казалось мне и вовсе глупым.

— А я о чем говорю! — радостно подхватил Григорий Семенович. — Конечно, хорошо! Ну ты сам подумай: мероприятия, на которых ты выступаешь — все ответственнее и ответственнее. Ты идешь вперед, или вверх, как тебе больше нравится. А тут тебе предлагают некоторое промежуточное событие, как бы между делом. Но ведь, вне зависимости от статуса соревнований, к ним все равно нужно готовиться и выкладываться на полную! А это очередная работа для организма на износ.

— Это да, — признал я. — Получится, что я отвлекаюсь.

— Вот именно, — подтвердил Григорий Семенович. — И что тогда лучше — отвлечься на еще одно выступление, или взять небольшую паузу, чтобы восстановить свои силы и приехать на главное событие отдохнувшим и свежим?

— Вопрос риторический, — улыбнулся я.

— Ну наконец-то, — Григорий Семенович улыбнулся мне в ответ. — Так что давай-ка ты, друг мой, дуй в санаторий и восстанавливайся там на полную, понял? Чтобы по возвращении я тебя увидел другим человеком! И не думай о том, пенсионеры там или не пенсионеры. Санаторий очень хороший, природа красивая, воздух чистый, специалисты толковые. Я тебе обещаю — не пожалеешь!

Нужно сказать, что я и в самом деле не пожалел о том, что отправился в санаторий — хотя, честно говоря, я действительно не очень люблю пассивный отдых, и поначалу мне эта поездка казалась пустой тратой времени. Но на самом деле эти две недели прошли просто отлично! Я проходил все предписанные мне процедуры, постоянно посещал бассейн, гулял на природе — и с каждым новым днем чувствовал, как меня наполняют силы. К тому же и сам санаторий оказался вполне уютным — с удобными номерами и вкусной едой. А что еще надо для полноценного отдыха? Тем более что в свободное время никто не мешал мне выполнять где-нибудь в подходящем месте легкий комплекс упражнений и таким образом поддерживать физическую форму.

Вернувшись в Москву, я сразу приступил к активным тренировкам. К этому моменту я все чаще стал замечать, что мой круг общения довольно сильно изменился. Меня стали все чаще приглашать тренироваться вместе со взрослой командой советской сборной.

Помимо того, что это обстоятельство было приятным подтверждением моего растущего спортивного уровня, оно еще и позволяло мне не останавливаться. Ведь давно известно, что круг общения должен состоять из тех людей, которые намного профессиональнее и успешнее тебя в своем деле. Тогда у тебя будет постоянный стимул двигаться вперед и не отвлекаться на всякую ерунду.

— А что, Мишка, ты, наверное, хочешь чемпионом мира стать? — иногда подкалывали меня боксеры из сборной в раздевалке после очередной тренировки.

— Почему мира-то? — поддерживая шутливый тон, откликался я. — Можно и вселенной, я не против!

— То-то я смотрю — ты по разным весовым категориям выступаешь, — подхватывал разговор записной остряк сборной. — Правильно, правильно делаешь! Чемпионство вселенной — оно такое. На разных планетах сила притяжения разная, и нужен разный вес, чтобы удержаться на ринге. Так что продолжай в том же духе! Сегодня готовишь выступление для Марса, завтра — для Юпитера, послезавтра — для Сатурна, вот так, глядишь, и по всей вселенной сможешь прокатиться!

За подобными прибаутками время проходило незаметно, хотя иногда мне казалось, что я действительно готовлюсь к чему-то уж совсем необычному вроде вселенского тура. Все-таки нагрузки взрослой сборной существенно отличаются от нагрузок для подростков. Вместе с ощущением себя частью настоящей взрослой команды приходит и более сильная усталость, и меньшее количество свободного времени. Но что поделать — это нормальный путь любого профессионала.

Кроме того, я начал больше общаться с Яной. Наша совместная поездка в Ростов не прошла даром, и теперь мы старались встречаться почти каждую неделю. Хотелось бы, конечно, видеться еще чаще, но график у нас у обоих был довольно напряженным. Она тоже регулярно выступала на разных соревнованиях и сильно уставала. Зато у нас была общая цель: Яна, как и я, мечтала попасть на Олимпиаду. И то, что я уже, можно сказать, был намного ближе к этой цели, чем она, подстегивало ее заниматься еще больше — хотя, конечно, с ней тоже не обходилось без периодических подколок в мой адрес.

— Вот так станешь чемпионом, — притворно-мечтательно вздыхала порой Яна, — и будет к тебе простым смертным не подобраться…

— Конечно, — поддерживал я ее игру, — куда уж простым смертным до непростых!

— Вот и я говорю, — внимательно, но с улыбкой смотрела на меня Яна, — про всех друзей-то забудешь, а про меня — тем более.

— Тебя попробуй забудь, конечно, — я расплывался в ответной улыбке.

— И по телефону до тебя не дозвонишься, — продолжала Яна, — потому что все время занято будет, и домой не дойдешь — толпы поклонниц не пустят…

— Ну так ты же мне потом отомстишь? — напуская на себя максимально серьезный вид, спрашивал ее я. — Сама станешь чемпионкой, будешь известна на весь мир, и меня к себе близко не подпустишь!

— Получается, мы оба друг друга к себе близко не подпустим? — не выдерживала Яна и начинала хохотать.

— Получается, так! Поэтому надо ловить момент сейчас, пока никто из нас еще не чемпион! — торжествующе провозглашал я и прижимал Яну к себе.

— Но если серьезно, я действительно за тебя очень рада, — говорила мне Яна в другой раз, держась за мою руку во время прогулки по парку. — Знаешь, я с самого начала знала, что ты будешь стремиться на самый верх. И самое главное — что у тебя это получится!

— Так в этом же и заключается весь смысл, — неторопливо отвечал я, поворачивая к лотку с мороженым. — Зачем же начинать тренироваться, если твоя цель — оставаться там же, где и был до этого?

— Ну, знаешь, — морщилась Яна, — люди все-таки разные бывают. Некоторым достаточно и того, что есть.

— Хочу тебе напомнить, что я — не некоторые, — вручал я своей подруге холодное эскимо. — И меня никогда не устраивает то, что у меня уже есть, я всегда хочу большего!

И мы погружались в поглощение вкуснейшего мороженого, обоюдно делая вид, что не замечаем двусмысленности последней фразы.

Я действительно готовился выступить на чемпионате мира по боксу, который должен был состояться в Белграде, столице Югославии. Результаты этого чемпионата во многом определяли состав сборной СССР на будущей Олимпиаде-80 в Москве. А еще в этот раз даты проведения чемпионата мира почти совпадали с советскими майскими праздниками. Поэтому в министерстве спорта не стали упускать возможность привязать это событие к очередной годовщине победы в Великой Отечественной войне. А это значило, что мероприятие приобретало уже государственное и практически историческое значение, и со мной приходили беседовать не только тренеры, но и чиновники из спортивного министерства. И разговоры эти были настолько одинаковыми, что вскоре я уже, не слушая их, мог автоматически реагировать в нужных местах.

— Имей в виду, Михаил, — говорил мне какой-нибудь очередной высокий гость, — на твои плечи ложится огромнейшая ответственность! Ты не просто будешь представлять нашу страну, ты будешь напоминать всему миру о великом подвиге нашего народа! И вместе с тем демонстрировать, что в мирное время наша сила вовсю проявляется в спорте. И что в спорте мы тоже лучшие в мире. Понимаешь, какими должны быть твои выступления?

— Понимаю, — смиренно кивал я головой, давно уже уяснив, что с людьми, от которых целиком и полностью зависит, получишь ты шанс воплотить свою мечту или нет, лучше не спорить.

— Триумфальными! — со значением поднимал палец вверх чиновник, и взгляд его устремлялся куда-то в ту же сторону. — Мероприятие будет приурочено к годовщине величайшего события. А это значит, что у нас нет права… как бы это помягче сказать…

— На неудачу, — подсказывал Григорий Семенович, обычно в таких случаях наблюдавший за нашим общением где-нибудь в сторонке.

— Вот именно! — радовался чиновник. — Спасибо, Григорий… эээ… Сергеевич, выручили. Запомнил, Михаил? Нет права на неудачу! У нас, а значит, и у тебя!

«Ты бы хоть выучил, как кого зовут, а потом уже других памяти обучал», — с ехидством думал я, но вслух отвечал:

— Да, конечно. Неудачи не будет!

— Вот это по-нашему! — радовался тогда высокий гость. — Вот теперь я вижу, понимаешь ли, что ты осознаешь всю ответственность. Вижу твою сознательность! Эх, вот если бы все спортсмены были такими, как ты — мы бы вообще стали единственными чемпионами мира по всем видам спорта!

— Если бы все были такими, как Мишка, то все соревнования потеряли бы смысл, — мягко напоминал ему Григорий Семенович.

— А? Где? Это почему же? — гость, казалось, внезапно падал со своих чиновничьих небес на землю.

— А потому что чемпион — он потому и чемпион, что отличается от всех остальных, — объяснял ему Григорий Семенович. — А когда все одинаковые — то и смысла соревноваться никакого.

— А, ну да, — сконфуженно говорил гость и тут же возвращал прежнюю интонацию: — Так вот мы, значит, и хотим, чтобы все были как ты, Миша! Чтобы ты был примером! Поэтому у тебя нет права на неудачу!

«Ни черта никто из вас не понимает в психологии спортсмена», — думал я про себя после таких разговоров. «Интересно, сам-то хоть раз где-нибудь выступал как рядовой участник? Сказать „не имеешь права на ошибку“ — одна из самых больших глупостей, которые только можно сделать, чтобы человек зажался и не выдал вообще никакого результата».

Впрочем, на меня их речи все равно никак не действовали. Я и сам прекрасно знал, как мне нужно себя настроить, чтобы выступить достойно.

Что же касается чисто спортивных задач, то мне предстояло бороться за первое место в медальном зачете команд с кубинцами. С одной стороны, это было событие, которого я очень долго ждал. Соперничать с кубинцами автоматически означало твой высокий уровень, поскольку они считались одними из лучших боксеров в мире. Но с другой стороны, в этом и заключался высокий риск: никто никому никаких поблажек давать не собирался, и победить было намного сложнее, чем на всех моих предыдущих соревнованиях, вместе взятых.

— Ох, не знаю я, Мишка, как ты там будешь, — как-то совсем уж по-родительски сказал мне Григорий Семенович, когда мы с ним стояли в очереди на самолет. — Кубинцы — сильные звери!

— Конечно, сильные. Только я-то тоже ничего, Григорий Семенович, — ответил я.

— Я знаю, Мишка, — улыбнулся Григорий Семенович. — И я полностью в тебе уверен! Уверен, что ты все сможешь, что у тебя есть для этого все данные и все возможности! Просто это действительно пока что самое ответственное твое выступление.

— Ничего, — я постарался приободрить и себя, и тренера, — где только наша не пропадала!

Поездка в Белград уже не производила на меня такого неизгладимого и острого впечатления, как в ту же Германию. Я начинал привыкать к постоянным перелетам, смене часовых поясов и уклада жизни. Более того, я уже довольно спокойно относился и к вниманию со стороны прессы и других спортсменов. Внезапные вопросы, повторявшиеся по сто раз на дню, не выводили меня из равновесия, а были чем-то вроде работающей неподалеку радиоточки, которую ты не можешь выключить и воспринимаешь как неизбежный фон.

— Послать бы их всех к чертовой бабушке! — ворчал Григорий Семенович, отгоняя от меня очередных пронырливых корреспондентов с блокнотами и фотоаппаратами. — Прохода не дают! Ни пообедать, ни потренироваться, ни отдохнуть спокойно!

— Ничего, — успокаивал я его, — у них просто работа такая.

— А у нас работа такая, что нам мешать нельзя, — парировал Григорий Семенович. — Ты гляди, не думай еще там себе, что они потом напишут. Написать могут все, что угодно. И спросить, кстати, тоже. А у тебя в голове должен быть только бокс!

— Хорошо, — соглашался я.

Григорий Семенович был прав — до ответственного дня оставалось все меньше времени, и стоило сосредоточиться на подготовке. Поэтому в Белграде я уже практически не отвлекался ни на красивейшие достопримечательности, ни на дегустацию местной кухни. Хотя югославы оказались очень гостеприимными и хлебосольными людьми — все-таки не зря они считались братской республикой! Мне постоянно предлагали попробовать какое-нибудь новое блюдо, которого я еще не ел. И блюда эти были одно вкуснее другого.

— Я же спортсмен, — отнекивался я. — Мне нужно соблюдать диету и режим питания.

— Да ладно тебе, парень! — уговаривали меня мои новые югославские знакомые. — На режиме ты всю жизнь сидишь, а такую вкуснотищу, может, никогда больше и не попробуешь!

— Я бы с радостью, — виновато откликался я, — да только если я ее попробую, мне потом придется несколько дней вообще из зала не вылезать, чтобы компенсировать!

— Ой, да что ты говоришь, — отмахивались югославы. — Никто же тебя не заставляет питаться этим каждый день! Попробуй один кусочек, одну порцию. А потом возвращайся опять к своему творогу или что там вы едите круглые сутки!

Иногда мне удавалось настоять на своем, а иногда все-таки приходилось уступать братскому югославскому напору и пробовать незнакомые блюда. Должен заметить, что они и вправду были чудо как хороши, и, если бы не спортивная диета, я бы, наверное, не смог отказать себе в удовольствие поменять свой рацион полностью — хотя бы на время этой поездки.

То же самое происходило и во всех остальных сферах жизни. Я не испытывал ни малейших бытовых неудобств — все мои пожелания угадывались едва ли не до того, как я их озвучу. Создавалось такое ощущение, что, если бы я захотел, то чуть ли не половина Белграда примчалось бы ко мне предлагать помощь, чтобы я ни в чем не нуждался. Это было необычайно приятно. И, честно говоря, мне зачастую очень хотелось поддаться всем возможным искушениям — тем более что неизвестно, когда еще я попаду в этот удивительный, красивый и гостеприимный город.

Но все-таки в моей голове главенствовала только одна мысль: я буду бороться за путевку на Олимпиаду! И я намерен выиграть ее, чего бы мне это ни стоило! И эта мысль подчиняла себе все остальные — даже самые соблазнительные.

А цена этой путевки была и вправду достаточно высока. Мне предстояли три крайне непростых боя. Причем мое положение осложнялось тем, что я был самым молодым участником чемпионата мира для взрослых. Советской сборной пришлось специально выбивать для меня место, всячески убеждая спортивное начальство — ведь допуск сюда разрешался только участникам от 17 лет. Правда, по всем остальным параметрам я проходил: я выступал в весовой категории 75 кг и перед чемпионатом сумел еще немного подрасти и набраться мышечной массы.

Поэтому и Григорий Семенович был озадачен сильнее обычного. Он прекрасно понимал, что с участника, которому и так уже была предоставлена хотя бы одна поблажка, и спрос автоматически становится другим. И в эти предсоревновательные дни он старался «натаскать» меня как можно круче. А заодно — поточнее разведать, какая обстановка складывается на чемпионате в целом.

— Значит, так, Мишка, — почесывая в затылке, сообщил мне Григорий Семенович. — Я тут поузнавал — в общем, в твоей весовой категории будут выступать еще ребята из Великобритании, Югославии, Болгарии, Германии и Финляндии.

— А кубинцы? — удивился я.

— Кубинцы — само собой, — кивнул Григорий Семенович, — я тебе перечисляю тех, кого ты можешь не знать. Короче говоря, сам уже понимаешь, что школы серьезные. Будь я на твоем месте — даже и не знаю, кого бы я хотел себе в соперники.

— Да кто будет, с тем и будем биться, — улыбаясь, ответил я. — Это ведь даже интереснее — выходить на ринг с тем, кто может оказаться сильнее тебя!

Конечно, что и говорить, состав был солидным! Но главной силой все-таки являлись кубинцы. Одним из представителей Кубы, с которым мне и предстояло драться, был Хосе Лопес — на тот момент восходящая звезда кубинского бокса, которому все специалисты наперебой прочили первое место на Олимпиаде. В будущем так и окажется: он победит и на чемпионате мира в Белграде в 1978 году, и на Олимпиаде.

А пока что я уже знал, что это — боксер выдающегося уровня. Мы были знакомы по недавним сборам в Гаване, и я прекрасно понимал, что соперничество с Хосе будет делом нелегким. Это был действительно мировой уровень. Однако уступать ему я все равно не собирался — не для того я сюда стремился, чтобы сдаваться пусть даже и выдающимся соперникам.

Кстати говоря, остальные соперники тоже не уступали Хосе по уровню своего мастерства. Так, в первой четверти финала мне предстояло встретиться с крупным сербом, который явно с большим трудом сумел «поместиться» в весовую категорию до 75 килограмм — Слободаном Лачкивечем. Нас представили друг другу на общем ужине.

— Неожиданно, — сказал Слободан. — Честно говоря, я думал, что в этом весе будет драться Леонид.

В ответ я только пожал плечами.

— Иногда все меняется в самый последний момент, — произнес я формальную и ничего не значащую фразу.

— Ну что же, посмотрим, кто сильнее, — так же вежливо-формально улыбнулся Слободан.

Леонид, о котором говорил Слободан, действительно был более чем достойным боксером, но сам решил предоставить этот шанс мне, отказавшись от участия и порекомендовав меня. Хотя нельзя сказать, что сам он из-за этого отодвинулся в тень: по всем предположениям выходило, что в следующем чемпионате СССР, в 1979 году, где и будет окончательно определяться состав олимпийских участников от нашей страны, мне придется встретиться в бою именно с Леонидом. Вполне возможно, что он тоже применил тактику, придерживаться которой заставил меня в этот раз Григорий Семенович, и решил получше подготовиться к следующему году, не растрачивая энергию на все подряд.

Впрочем, кто бы ни выходил на ринг вместе со мной — для меня это, по большому счету, ничего не меняло. Мне в любом случае требовалось выдать максимум того, на что я был способен. Зная это, и Григорий Семенович (который вообще в этой поездке носился со мной как курица с яйцом), и тренер советской сборной пытались максимально меня воодушевить. Последний так вообще старался внушить мне ощущение важности события, хотя, казалось бы, зачем? Я и без него все прекрасно понимал.

— Миша, чемпионат мира — это даже не чемпионат Союза, — объяснял он мне очевидные вещи. — Ты для всех зрителей, во всех странах — лицо СССР! Покажи им все, на что ты способен! Дай понять, что когда выходит советский боксер — всем остальным на ринге делать нечего! Что советский спортсмен — самый сильный, выносливый, умный, самый достойный!

«Гостей из министерства он, что ли, наслушался?» — невольно думалось мне. «Прямо как будто стратегию развития спорта разрабатывает».

А вот Григорий Семенович, хоть и заметно нервничал, больше обращался непосредственно ко мне, чем к моей роли в мировом спорте.

— Честно тебе скажу — я горжусь тем, что тебя воспитал, Мишка, — говорил он. — И я знаю, что ты, как — по секрету тебе говорю! — лучший мой ученик, уже достоин выступать на таком уровне. Главное — чтобы ты сам этого не боялся и не смущался, чтобы ты сам не стал от неожиданности прятать все свои умения! Лучше докажи самому себе, что ты вышел на этот ринг не зря! И тогда все будет хорошо!

Я благодарил обоих тренеров за их напутственные слова, но чем ближе я был к выходу на ринг, тем меньше слов оставалось у меня в голове. Сейчас они уже не имели особого значения. Моя цель становилась все ближе и ближе.

Моя физическая подготовка была на высоте. Я отдохнул и хорошо восстановился в санатории, я прилично потренировался вместе со взрослой сборной СССР. Я учел все замечания тренеров, подтянул свои слабые места, продумал разные тактики боя, потренировал реакцию.

И вот, наконец-то, наступил день моего первого боя на чемпионате мира.

Я вышел на ринг.

Глава 17

С первых же секунд поединка стало понятно, что Слободан делает ставку исключительно на свою физическую мощь и сметающую все на своем пути агрессию. Как только прозвучал начальный сигнал, он сразу же бросился на меня.

Вообще-то Слободан был значительно крупнее меня по росту, да и по размаху рук тоже. И, по всей видимости, именно на свое физическое превосходство он и рассчитывал: завалить многочисленными атаками и не дать опомниться. Ну что же. тактика знакомая. Только не на того напал!

Я решил принять размен.

— Что ты делаешь, дурак! — послышался сдавленный крик со стороны Григория Семеновича. — Он же тебя под орех разделает!

Однако никакого разделывания под орех с его стороны у меня в планах не было. Хотя некоторые неприятные моменты мне пережить все-таки пришлось. Слободан нанес мне сдвоенный боковой удар, который оказался довольно сильным — настолько, что на пару мгновений у меня потемнело в глазах и, кажется, на эти же секунды я немного потерял ориентацию в пространстве и пошатнулся. Слободан почувствовал удачный для себя удар и решил продолжить в том же духе, вот только последующие удары окончились уже иначе — ни один из них не остался без ответа.

В результате к моменту окончания первого раунда пошатывался уже не я, а мой противник. Впрочем, сил у нас обоих все равно было еще достаточно. Но я решил превратить свой недостаток — антропометрию в свое же достоинство. Я был быстрее и за счёт более коротких рычагов сумел опережать Слободана в нанесении ударов.

— Мишка, ну зачем ты согласился на размен? — беспокойно спрашивал меня Григорий Семенович. — Ну ты же рисковал, причем капитально!

— Рисковал, — согласился я. — Но осознанно. Не упал же!

— Ну, знаешь, рассчитывать на то, что не упадешь — это не тактика, — сердито проворчал Григорий Семенович. — Точнее, это тактика того, кому все равно, победить или проиграть!

— Миш, ты бы лучше поактивнее себя вел, пока у тебя еще силы есть, — посоветовал тренер сборной. — Сейчас для этого как раз хороший момент — он начнет искать, как тебя одолеть по-другому, а ты можешь не дать ему возможности этого сделать.

— Думаю, я так и поступлю, — отозвался я, прислушиваясь к тому, что творилось в углу серба. А там разговор с тренерами шел настолько на повышенных тонах, что даже в нашем углу можно было расслышать часть происходящего.

— Не лезь ты в эту рубку, сколько раз тебе говорить! — кричал на Слободана его тренер. — Ты же видишь, он крепкий парень, он тебя зарубит так, что тебя на носилках отсюда унесут! Работай на ногах, с дистанции! Ну надо же соображать хоть немного! Хочешь атаковать — атакуй, но о своей безопасности-то тоже забывать не надо!

Слободан молча кивал, соглашаясь с тренером и, судя по всему, прикидывая, что делать со мной дальше. Когда начался второй раунд, я увидел, что к рекомендациям своего тренера он относится внимательно — во всяком случае, тактику он действительно поменял. Теперь мой противник работал передней рукой и задней навстречу. Ну что же, на это реагировать мы тоже умеем!

Я решил не обращать внимания на смену тактики Слободана и продолжить рубку. Я прекрасно видел, что, несмотря на первоначальную успешную атаку на меня, первый раунд заметно подкосил серба, и теперь моей задачей было довести его обессиливание до конца.

Мой расчет оказался верным: к исходу второго раунда у Слободана начала проседать функционалка. И реагировать на мои атаки, и просто оценивать ситуацию у него уже получалось намного хуже, чем до этого.

Стоило ему выбросить переднюю руку, как я подныривал под неё, зашагивал за его переднюю ногу и бил по корпусу.

— Молодец, Мишка! — ликовал в перерыве Григорий Семенович. — Ты все правильно делаешь. Теперь остался решающий раунд. Главное — не просесть!

— Молодец-то молодец, — скептически заметил тренер сборной, — только и ошибок тоже много наворотил. А встречи на таком уровне ошибок не прощают. Ты знаешь что? Не надо тебе здесь искать нокаута, он сам к тебе придет, если продолжишь серийную работу. Бросай ты эту рубку, иначе как бы ты не выдохся раньше этого Слободана.

Третий раунд оказался для меня, пожалуй, самым тяжелым из всех. Все-таки, как ни крути, а силы уменьшались не только у Слободана. Правда, мне существенно помогло то, что он изначально решил бить меня жесткими джебами, от которых я очень хорошо умел уходить. Это умение мне не единожды помогало в поединках, а некоторые из них я даже выиграл благодаря этому ценному навыку. Так же вышло и на этот раз. Уйдя от очередного джеба, я собрался и выдал мощнейший боковой удар на скачке!

От неожиданности серб попятился, вращая вокруг непонимающими глазами. И в этом положении, конечно, добить его для меня уже не составляло особенного труда. Правда, несмотря на мою победу, у обоих моих тренеров на этот раз нашлись поводы для недовольства.

— Мишка, — с серьезным видом проговорил тренер сборной. — Сейчас, конечно, ты победил, с чем я тебя и поздравляю, это здорово. Но вообще-то я должен тебя предупредить: если ты не будешь меня слушаться, я не выпущу тебя ни на какой полуфинал! Я тебе что говорил в перерыве перед третьим раундом?

— Так я же все рассчитал, и по итогу оказалось-то, что рассчитал правильно! — возразил было я.

— Не, Миш, ты послушай, — вмешался Григорий Семенович. — Тебе дело говорят, между прочим. Тебе сейчас повезло — и очень хорошо, но, знаешь ли, если тебе удалось один — да даже и несколько раз! — перебежать железнодорожные пути перед мчащимся на тебя поездом, то это еще вовсе не значит, что тебе будет так везти всегда. Поэтому я бы тебе тоже советовал повнимательнее относиться к рекомендациям своих тренеров. В конце концов, со стороны бывают видны такие детали, которые изнутри попросту незаметны.

— Хорошо, Григорий Семенович. — произнес я с примирительными интонациями. — Я обещаю прислушиваться.

Конечно, во многом я согласился со словами тренеров, чтобы не вступать сейчас с ними в перепалку: все-таки идти на конфликт с наставниками во время соревнований — это не самое лучшее решение. Хотя на самом деле я понимал, что в данном случае моя рубка была единственно возможным решением для победы.

Все дело было в том, что на этой встрече было домашнее судейство. А дома, как известно, и стены помогают, и если бы я начал работать с этим Слободаном в другом темпе — то к гадалке не ходи, победу бы как пить дать отдали именно ему, а не мне. Своими яростными атаками, собрав все свои силы. Я лишил судей возможности любых «альтернативных» толкований происходящего. А на откровенный подлог они пойти уже не могли — телекамеры и журналисты со всего мира, международный скандал…

Тем временем я наконец-то мог ненадолго освободить голову от мыслей о своей тактике и посмотреть, как будут работать на ринге другие спортсмены. На международных соревнованиях делать это было еще интереснее, потому что удавалось сравнить разные боксерские школы и подметить что-либо ценное и важное для себя. К слову, некоторые свои, как выразились бы в более позднюю эпоху, «фишки» я перенял, именно наблюдая за представителями других школ.

— Посмотри, посмотри, Мишка, — поддержал меня Григорий Семенович. — Это всегда полезно.

— Только гляди не увлекись просмотром настолько, чтобы потом забыть самому выйти туда же, — произнес тренер сборной с заметной ехидцей. Впрочем, пока что я не обратил на это особого внимания — мое внимание было занято происходящим на ринге.

На этот раз более всего меня интересовало, как будет биться кубинец. Каждый из них по определению был мастером в боксе, а на эту встречу к тому же отбирали из этих мастеров самых лучших. Поэтому я надеялся пополнить свой арсенал какими-то новыми приемами, да и просто полюбоваться на красивый бой. Однако в этом смысле меня постигло небольшое разочарование. Кубинцу попался достаточно легкий соперник, с которым не то что изобретательности проявлять не приходилось — достаточно было базовых умений, чтобы взять бой. Поэтому кубинец расправился с ним играючи, и я бы даже рискнул сказать, на автомате, особенно не задумываясь.

Ну да ничего, не все коту масленица. Впереди нам предстоял полуфинал. Новый бой, новые соперники… Кубинцу достался боксер из Финляндии. Я сразу отметил, что, скорее всего, этот бой для спортсмена из дружественной Кубы снова будет легким — если, конечно, не случится ничего экстраординарного.

Не хочу обижать финнов, но по сравнению с кубинцами… в общем, я бы, честно говоря, таких соперников в спарринг не ставил — получались заведомо неравные условия. Думаю, и природный темперамент тоже играл здесь не последнюю роль. Так или иначе, я снова оказался прав, и кубинец без особых усилий одержал очередную победу.

Так же, без каких-либо осложнений, прошел и мой полуфинальный бой. Моим соперником на этот раз оказался немецкий боксер. Должен признать, что он был весьма крепким спортсменом. Во всяком случае, я никак не мог сказать, что во время поединка с ним можно было расслабиться и отдыхать. Однако не было необходимости и лезть из кожи вон. В общем, я довольно уверенно выиграл у немца по очкам и прошел в финал вместе с кубинцем.

Радостные эмоции буквально распирали меня изнутри. И то сказать, международный полуфинал — это гораздо круче, чем любая победа местного значения! Все шло так, как я и задумывал. Правда, все же было одно обстоятельство, которое вносило свою ложку дегтя. Тренер сборной на протяжении чемпионата все чаще и сильнее критиковал меня — причем даже тогда, когда особенных поводов для этого не было. Как известно, кто хочет докопаться до ближнего своего — тот всегда найдет подходящую причину. Вот он и находил.

— Миша, ну зачем ты так сильно вкладываешься в удары? — высказал он мне после очередного раунда. — Ты хочешь его с первого же удара повалить, что ли?

Я не поверил своим ушам.

— В каком смысле зачем вкладываюсь? — недоуменно переспросил я. — Мне что его, гладить, что ли, надо?

— Гладить — не гладить, — недовольно поморщился тренер, — но и бить так, как будто это последний раз в жизни, тоже не стоит. Пойми, чем сильнее ты стараешься, тем меньше у тебя шансов на победу. Ты должен вести себя так, как будто ты уже победил, и теперь только соблюдаешь некоторые формальности.

— А не может случиться так, что пока я буду «соблюдать некоторые формальности», — не выдержал я, — он отправит меня в нокаут?

— Не может, — отрезал тренер сборной. — Я его знаю, и он внезапно не работает, а придерживается тактики, взятой с самого начала раунда. Это во-первых. А во-вторых, мне отсюда лучше видно картину в целом, и у меня за плечами огромный опыт, в том числе и в подобных боях. Так что советую тебе прислушаться к тому, что я говорю.

Я, конечно, промолчал насчет собственного опыта за спиной. Но вот такие наставления выглядели довольно странно. Создавалось впечатление, что тренер намерен во что бы то ни стало заставить меня следовать каждому его слову, а указания готов выдавать каждую секунду боя. Это было похоже на какую-то совсем уж навязчивую идею. Не понимая, в чем дело, я поделился своими сомнениями с Григорием Семеновичем — разумеется, в тот момент, когда мы остались с ним наедине. Разгадка такого поведения тренера оказалась настолько проста, что я даже удивился, как это мне не пришло в голову самому.

— Ой, Мишка, а ты что, еще не понял, что ли? — грустно усмехнулся Григорий Семенович.

— Так если бы я понял, я бы у вас не спрашивал, — справедливо заметил я.

— Ох, — вздохнул Григорий Семенович. — Ну ты сам подумай, из-за чего в мире спорта могут, как говорится, шпильки друг другу вставлять?

— Ну… из-за конкуренции, — предположил я.

— Вот видишь, а говоришь — не понял, — снова усмехнулся Григорий Семенович и тотчас же его лицо сделалось серьезным. — Из-за того, что тебя взяли на чемпионат мира, туда не сможет поехать его воспитанник. Вот он и пытается тебя под любым предлогом «слить» — потому что его ученик следующий на очереди, если что. Заметь, что до этой поездки он и сам тебя с удовольствием продвигал везде, где можно, а теперь сам видишь что творится.

— Ах, вот оно в чем дело, — протянул я. — А я-то все гадаю, чем я мог ему насолить? Вроде бы не ссорились, не знаю, последнюю котлету я у него из-под носа в столовой не перехватывал…

— «Котлету», — повторил Григорий Семенович. — Ему сейчас дай волю — он тебе во всех раундах нулей понаставит и уберет с соревнований в этот же день! Так что ты имей в виду: когда он будет тебе что-то рекомендовать, ты то, что по делу — бери, а если чувствуешь какой-нибудь подвох — мимо ушей пропускай. Ну так, знаешь, покивал головой — мол, да, конечно, все сделаю, а сам делай по-своему. Пусть его себе бесится в одиночестве.

— Григорий Семенович, — обратился я к тренеру после некоторого раздумья. — Я хочу попросить вас кое о чем.

— Чтобы тренером сборной стал я? — шутливо отозвался Григорий Семенович. — Извини, дружище, но боюсь, что на принятие таких решений у меня не хватит полномочий.

— Но хотя бы на то, чтобы остаться в моем углу и на протяжении финала, их хватит? — улыбнулся я в ответ. — Мне ваша поддержка будет очень важна, особенно теперь, когда я знаю, что для того тренера я чуть ли не кровный враг.

— На это — хватит, — засмеялся Григорий Семенович. — Не волнуйся, Миша, я, разумеется, буду по-прежнему стоять в твоем углу. Ты только внимательно меня слушай — может быть, смогу тебе что-нибудь подсказать, пока тот тренер будет скрежетать зубами от злости и пытаться сбить тебя с толку.

Наступил долгожданный момент финала. Слово «долгожданный» здесь — не просто фигура речи! Я действительно уже очень давно ждал возможности схлестнуться с кем-нибудь из кубинцев не на тренировке или показательном мастер-классе, а на настоящем поединке, где не будет никаких скидок и дружеских уступок. Только в таких боях можно по-настоящему понять, чего ты стоишь. А это значит, что наступал своего рода момент истины. Тем более что кубинцы, как истинные спортсмены, относились к своим соперникам с уважением и бились по-честному, без подстав и уловок.

Поприветствовав друг друга, мы сразу после сигнала ринулись в бой. Я моментально ощутил физическое превосходство своего соперника. Это было неудивительно, ведь он был на несколько лет старше меня, а в моем возрасте несколько лет — это практически целая эпоха! Однако, зная о своих слабых сторонах, я научился выигрывать благодаря сильным. Раз уж так случилось, что у меня сомнительные шансы победить противника силой, будем побеждать хитростью.

Я начал смещать кубинца к канатам. В таком положении можно уронить практически любого соперника — достаточно одного неловкого движения. Кубинец это тоже хорошо понимал и пытался сопротивляться. Но вот здесь-то мне, скажу без ложной скромности, не было равных — и, несмотря на все его сопротивления, уже совсем скоро мне удалось оттеснить его к ограждению. Дальнейшее было делом техники — через пару секунд кубинец уже летел на пол.

Впрочем, мое ликование в этот раз длилось недолго. Мой противник вскочил практически моментально. Да, что ни говори, а характер у него был железный! Такой будет биться до последнего! Вспрыгнув обратно на ноги, кубинец тут же вошел со мной в клинч. Вот это уже было совсем серьезно! Едва я успел прикинуть, как мне лучше действовать, как он нанес мне удар головой — и на перерыв я ушел частично ослепшим от крови, хлынувшей из моей рассеченной брови.

— Все, Михаил, сворачиваемся! — закричал тренер сборной с какой-то торжествующей интонацией. — Так продолжать нельзя, я снимаю тебя с боя!

— Это с какой еще стати? — услышал я возмущенный голос Григория Семеновича, который, как и обещал, в нужный момент оказался рядом.

— Что значит «с какой стати»? — перебил его тренер сборной. — Ты сам не видишь, что у него кровища хлещет вовсю? Он как биться собирается?

— А у тебя никогда не хлестала? — ехидно спросил Григорий Семенович. — Мы тут вообще-то не в дочки-матери играем, кровь — это неприятность штатная! Ты лучше у самого Мишки спроси для начала, готов он продолжать или нет!

— Я буду продолжать, — твердо заявил я, пока доктор, вызванный рефери, осматривал и обрабатывал мое рассечение. — Все в порядке, ничего криминального.

— Семеныч, а ты что, думаешь, он сейчас в адеквате? — усмехнулся тренер сборной. — После того, как его вот так со всей дури шандарахнули по башке?

— Короче, — яростно взорвался Григорий Семенович. — Либо мой ученик продолжает выступление, либо ты сейчас сам будешь не в адеквате, причем от того же самого!

Вообще-то, конечно, такие выпады в сторону коллег на чемпионате, да еще в присутствии журналистов, готовых в любую секунду наброситься на «жареное» — это международный скандал. Но тренер советской сборной, видимо, понял, что наш Семеныч не шутит и пойдет на все, чтобы меня отстоять. А если кто-нибудь начнет всерьез разбираться, что произошло, то, не ровен час, может всплыть и его «наставничество», направленное на то, чтобы я вылетел с соревнований. Поэтому он не стал обострять и махнул рукой — мол, делайте, что хотите, раз вы такие принципиальные.

— Парень, а ты точно готов продолжать? — тихонько переспросил меня доктор. — У тебя тут гематома-то серьезная.

— Точно, — кивнул я и попробовал пошутить: — главное, мозг-то не задет.

— Ну смотри, — покачал головой доктор, — Тогда я тебя предупреждаю: еще один пропущенный удар — и я сам снимаю тебя с боя. Учти: победы победами, но у нас тут все-таки спорт и бокс, а не бои без правил и смертоубийство.

С таким напутствием я отправился на следующий раунд. С первых же секунд я ощутил всю правоту доктора: теперь мне не то что сражаться — просто устойчиво стоять на ногах и то требовало значительных усилий. Один глаз у меня буквально закрылся от натекшей крови и гематомы. Кубинец не преминул воспользоваться этим и начал бить преимущественно с моей «слепой» стороны.

Никаких обид на соперника в этом смысле у меня и быть не могло: это бой, а не игра в поддавки. Будь я на месте этого кубинца, действовал бы точно так же — задача каждого из нас на ринге — победить, а не демонстрировать свою готовность к самопожертвованию. Жалеть, подбадривать и поддерживать друг друга мы будем за пределами ринга, а в нем — только борьба, жесткая, а иногда и жестокая. И в этой борьбе обстоятельства были явно не на моей стороне: пользуясь тем, что я уже не могу в полном объеме оценивать обстановку, кубинец быстро выровнял бой.

Не знаю, на чем я еще умудрялся продолжать держаться в эти секунды. Наверное, меня держал на ногах мой характер, упрямство, благодаря которому, возможно, я в свое время вообще пришел в бокс. Вот и сейчас — пусть не так эффективно, пусть практически не атакуя, но я продолжал боксировать уже едва ли не рефлекторно. Впрочем, если уж считать это рефлексами, то они у меня были отработаны тоже будь здоров!

Тем временем приближался миг окончания боя. Еще каких-нибудь несколько секунд — и все решится! Решится, кто станет победителем в бою с представителем одной из сильнейших боксерских школ в мире, кто станет участником Олимпиады. Перед глазами, как по заказу, поплыли картинки: вот мои родители хвастаются перед соседями и знакомыми газетой, где на первой полосе опубликована моя счастливая физиономия — чемпион Европы! Вот дворовые приятели окружают меня и с восхищением пересказывают, как они узнали о моем чемпионстве. Вот друзья-динамовцы говорят, что если поступать по справедливости, то отправлять на ближайшую Олимпиаду нужно только меня, а не кого-либо еще. А вот Яна, прижавшись ко мне, нежно обещает следить за всеми моими выступлениями и болеть за меня на всех соревнованиях…

А вот я, как будто подхваченный неведомо откуда взявшейся силой, наношу неожиданный и решающий удар по кубинцу, и он, споткнувшись от такой внезапности, падает на ринг! Победа!

Если до этого у меня не видел один глаз, то теперь было ощущение, что не слышат оба уха. Такого массового вопля болельщиков не было, пожалуй, с моей прошлой жизни! В какую сторону я бы ни поворачивался, всюду видел прыгающих и орущих людей, многие из которых были с советскими флагами. А в своем углу я оставшимся глазом различил Григория Семеновича, который тоже что-то кричал и параллельно протирал глаза.

«Да, стареет Семеныч», — подумал я. «Совсем сентиментальным становится. Хотя тут действительно есть от чего растрогаться!».

— Я же говорил! — ликующим голосом кричал Григорий Семенович, когда я наконец подошел к тренерам. — Я же говорил, что ты все сможешь! Я говорил, а некоторые не верили!

С этими словами Григорий Семенович со значением посмотрел на тренера советской сборной, который вроде бы тоже улыбался, но за этой улыбкой не ощущалось даже малейшей радости, которую должен бы испытывать тренер за своего подопечного.

— Молодец, — сухо произнес он, пожимая мою руку. — Поздравляю.

Я вежливо поблагодарил его и направился в раздевалку. Нужно было не только переодеться, но и прийти в себя после такого, прямо скажем, драматического выступления. Только вот дорога в эту раздевалку постоянно преграждалась — такое впечатление, что поздравить меня прибежал весь дворец спорта, а многим хотелось не только сказать какие-то поздравительные слова, но и что-то пообещать или предложить.

— Ну что, поздравляю! — радостно схватил мою руку кубинец, который совсем недавно организовал мне рассечение брови. — Сегодня ты меня, конечно, сделал! Но ничего, посмотрим, что будет дальше!

— Обязательно посмотрим, — с усталой улыбкой откликнулся я. — Для этого и работаем!

— Михаил, — вдруг раздался рядом уже знакомый мне голос с англоязычным акцентом. Я обернулся и увидел того самого американца, который предлагал мне поездку в Штаты за миллион долларов.

«Этому-то чего еще от меня надо», — подумал я с досадой, вызванной не столько самим предложением, сколько фактической невозможностью его принять. «Обговорили же все!»

— Что? — отозвался я. — Мы, кажется, уже все решили.

— Ты меня не понял, парень, — покачал головой американец. — Ты сейчас показал такой уровень, такой красивый бой! В Америке это пройдет просто великолепно! Интерес будет по всему миру, я тебе обещаю!

— Я же сказал, — начал было я, но американец меня перебил:

— Тогда речь шла о миллионе долларов, верно? Так вот, то предложение отменяется! Я предлагаю тебе два! Два миллиона долларов! За то, что ты приедешь к нам в США и продемонстрируешь свое мастерство на весь мир!

«И вот не нашел же он лучшего места для своего предложения», — подумал я, «чем коридор дворца спорта, до отказа забитый людьми! Еще не хватало, чтобы кто-нибудь подслушал наш разговор. Доказывай потом, что ты тайно не сотрудничаешь с заграницей!»

— Я уже говорил, — со значением, подчеркивая каждое слово, повторил я. — Ваше предложение очень заманчиво, но я вынужден его отклонить. Я выступаю за свою страну, и мои профессиональные цели касаются исключительно советского спорта. Если вы сумеете договориться с нашим министерством, с обществом «Динамо», которое я представляю, и организовать все официально — тогда и поговорим. А пока что у меня нет возможности даже обсуждать подобные предложения, не то что принимать их. Всего доброго!

С этими словами я решительно направился в раздевалку, оставив американца с самым недоуменным выражением лица, которое я когда-либо встречал в обеих своих жизнях. Кажется, он так и не понял «этого чокнутого русского», вот так запросто отказывающегося от предложения, которого большинство спортсменов не могут дождаться на протяжении всей карьеры.

Глава 18

Время летело так быстро, что я не всегда успевал не то что оглянуться, но и даже осознать, какое событие сегодня мелькнуло за горизонтом, чтобы уступить место новому. Промчался чемпионат мира — отгремели поздравления, залечилась рассеченная бровь, восстановились силы.

Позади остался и следующий чемпионат СССР по боксу, где я взял уверенное первое место своей весовой категории. Кажется, победы уже начали входить в привычку, и у моих знакомых выработалось что-то вроде рефлекса: «если Мишка где-то выступает — точно займет первое место!».

— Да, Мишка, — посмеивался периодически Григорий Семенович, — если бы человек мог оставаться навсегда в одном возрасте и физической форме, нам можно было бы распускать все «Динамо», а может быть, и сборную по боксу. Ты один мог бы обеспечивать все победы нашей стране на всех соревнованиях!

— Так неинтересно же, — отшучивался я. — Какие же это тогда соревнования, если в них только один участник на все времена?

— Дай помечтать-то, — хохотал Григорий Семенович. — Чтоб ты знал, не каждому тренеру на своем тренерском пути везет встретить такую победную машину, которой стал теперь ты! Честное слово, если бы мне кто-нибудь рассказал, что так бывает, я бы не поверил — сказал бы, что сказки или фантастика какая-то!

— Ну прямо уж и машину, — скромно отвечал я. — Мне еще много чего нужно в себе исправить.

— Исправишь, исправишь, — успокаивал меня Григорий Семенович. — Это уже не то что неважно, но, можно сказать, детали. Главное ты в себе уже воспитал — силу воли, вкус к победе и любовь к спорту. А остальное приложится. Парень ты старательный, и уже доказал, что с истинного пути тебя не сбить.

— У нас много талантливых ребят в «Динамо», — замечал я. Дело было не только в скромности — мне действительно хотелось, чтобы наши пацаны тоже были замечены и добились каких-то впечатляющих результатов.

— Согласен, — кивал Григорий Семенович, — им бы еще шалопайство немного убрать — и цены бы им не было!

Насчет шалопайства возразить было нечего. Ну а кому в подростковом возрасте не хочется пошалопайничать? Не все же рождаются с памятью о прошлой жизни. Может быть, это и было причиной того, что я и в самом деле превратился в практически безотказный механизм для побед на ринге. Только ничего совсем уж мистически-фантастического в этом не было. Просто постоянные упорные тренировки, помноженные на целеустремленность и жгучее желание во что бы то ни стало стать лучшим в своем деле, способны творить еще и не такие чудеса.

Но все-таки оставались еще вершины, которые оставались невзятыми и манили к себе похлеще любых миражей в пустыне. Среди них была и моя главная цель — Олимпиада. Та самая Олимпиада 1980 года в Москве, на которую мне так не посчастливилось попасть в прошлой жизни, и мечты о которой преследовали меня вплоть до нового воплощения в советском времени. И вот теперь этот без преувеличения долгожданный день приближался.

Незадолго до этого события мы с пацанами из «Динамо» собрались за скромным столом, чтобы обсудить накопившиеся новости да и вообще спокойно пообщаться, что удавалось сделать все реже и реже. Впрочем, «за столом» — это я несколько приукрасил. Нарушать режим какой-то неполезной и обильной пищей было нельзя ни им, ни тем более мне, поэтому мы просто попивали вкусный чай, который прислали чьи-то родители с южных краев нашей необъятной страны.

— Да-а, Мишка, — восхищенно протянул Сеня. — Если бы мне тогда, в лагере сказали, что ты на Олимпиаду поедешь — я бы не поверил!

— Ну, ехать-то здесь не так уж и далеко, — попробовал отшутиться я. — Люди вон с других континентов прилетают — и ничего.

— Да ладно, Миш, не скромничай, — подхватил Лева. — Ты действительно растешь какими-то немыслимыми темпами. Семеныч нам нет-нет да и скажет что-нибудь вроде «А вот Миша…»

— Да, поэтому не мог бы ты как-нибудь притормозить в развитии, а то сколько нам можно уже это слушать, — встрял Колян, и мы рухнули от хохота.

— Это вряд ли получится, — признался я.

— Ну ничего, — проговорил Шпала, когда все отсмеялись, — главное — нам тоже продолжать тренироваться. Тогда, глядишь, и кто-нибудь из нас на следующую Олимпиаду поедет.

— А мне, представляешь, — снова оживился Сеня, — мать говорит: дескать, ваш Мишка на Олимпиаде будет выступать, может, он по знакомству как-нибудь и тебя куда-то пропихнет? Ты бы знал, каких трудов мне стоило ей объяснить, что в спорте это не работает. Что можно, конечно, пропихнуть «своего парня» куда-нибудь выступить, но, во-первых, не на уровне Олимпиады, а во-вторых, после того, как этот «свой парень» облажается на весь спортивный мир, о нем больше никто и нигде слышать не захочет. Вот ведь представления какие у людей!

— Думаю, дело тут все-таки не в представлениях, — мягко поправил я приятеля, — или, во всяком случае, не только в них. Мама-то все-таки за тебя переживает, хочет, чтобы ты каких-то вершин достиг…. ну, в общем, чтобы она тобой гордилась, понимаешь? Ну значит, она как умеет, так и советует.

— Да я понимаю, — задумчиво ответил Сеня. — Я вот, честно говоря, когда тренируюсь, нет-нет да и представлю себе, как я тоже выступаю на каком-нибудь международном чемпионате, а родители на трибунах сидят и смотрят, как мне медаль на шею вешают. И сразу откуда-то силы появляются, даже если я сильно устал!

— Ну вот! — подбодрил его я. — Думаю, у тебя все это тоже еще впереди. Не зря же Семеныч тебя тогда вместе со мной на соревнования направил.

— Я думал об этом, — кивнул Сеня. — И знаешь что? Я вот для себя решил, что в следующем году точно постараюсь попасть на какие-нибудь соревнования и выиграть! Как ты думаешь, у меня получится!

— Обязательно получится! — заверил его я.

— Слушайте, что мы, в самом деле, как на выпускном, — вмешался Колян, — Напутственные речи, рассуждения, кто куда пойдет — осталось только зарыдать еще, честное слово. Давайте-ка лучше еще чайку вскипятим!

Чай действительно был хорош, от такого предложения никто отказываться не стал, и дальше беседа потекла с новыми силами. Ребята травили анекдоты, пересказывали байки, услышанные от других спортсменов, строили планы на дальнейшую профессиональную жизнь, а я слушал их и думал о том, что, может быть, нам в последний раз удалось вот так собраться и неторопливо посидеть нашей старой компанией. В этом смысле сравнение с выпускным было, пожалуй, самым точным из возможных.

— А я вот вчера историю слышал, — заговорил Лева, отхлебнув очередную чашку ароматного дымящегося напитка, — боксер слетел с соревнований прямо в последний момент! Буквально за день до чемпионата то ли мира, то ли Союза неудачно подвернул ногу на лестнице — и привет. Даже представлять не хочу, как ему было обидно!

— Ну ты нашел что вспомнить перед тем, как Мишку на Олимпиаду проводить, — подколол его Колян. — Или для тебя теперь всю жизнь любая история с подворачиванием ноги будет как страшилка на ночь?

— Да нет, почему, — не смутился Лева. — Это я просто к тому, как иногда все от случайности зависит.

— Случайности, конечно, бывают, — философски произнес я, — на то они и случайности. Но если работать постоянно и целенаправленно, то никакая случайность тебя из седла не вышибет. Не получилось в этот раз — значит, в следующий подготовишься еще лучше.

— Ну, опять завел свою педагогическую шарманку, — заулыбался Шпала. — Слышь, Мишань, ты как олимпийским чемпионом станешь, тренером к нам приходи. Григорий Семёнович, конечно, хороший мужик, и тренер обалденный, но все-таки возраст дает о себе знать, да и никто не вечный. А у тебя вон какой талант — и объяснишь все как следует, и обоснуешь как надо.

— А ты погоди еще Семеныча со счетов списывать, — парировал я. — Он еще многим тренерам жару задать может! Ты бы слышал, как он на чемпионате за меня бился, при том, что официально я там был вроде как с тренером от сборной Союза.

— Это да, — кивнул Шпала. — Я и говорю — мужик он классный.

Стоит ли говорить, что перед днем открытия Олимпиады я спал урывками, то и дело просыпаясь, чтобы ненароком не пропустить час подъема? Конечно, и в прошлой, и в этой жизни было множество ответственных и волнующих дней. Много раз я нервничал, переживал… Но такого сильного волнения, наверное, не было еще никогда. Вершина для любого спортсмена, цель, не покорившаяся с первого раза, да к тому же на трибунах будут сидеть важные и дорогие для меня люди — было от чего понервничать!

А перед этим случилась и еще одна волнующая встреча. Специально из Ростова поболеть за меня приехали мои родители. К ним присоединилась моя тетя из Подмосковья и Яна, которая уже постепенно начинала восприниматься тоже как член семьи, ну или, по крайней мере, близкий человек. За время дороги до Москвы родители успели подружиться с другими родственниками спортсменов — на Олимпиаду стекались люди со всего Советского Союза, и прежде всего это были, конечно, близкие и знакомые тех, кто на ней выступал.

— Ой, Мишка, — смахивая рукой слезу, мама поправляла мне короткую прическу. — Разве я думала, что когда-нибудь доживу до такого? Ты — и на Олимпиаде! А теперь вот сама смотреть буду.

— Да хватит тебе, мать, сырость здесь разводить, — отец старался держаться весело и непринужденно, но было заметно, что он тоже сильно волнуется. — Олимпиада — это же нормальная такая вершина для спортсмена! Я, правда, мечтал, чтобы что-то подобное было с шахматами, ну да что уж теперь об этом говорить!

— Это тебе хватит со своими шахматами, — заметила мать и снова расплылась в растроганной улыбке. — У нас на работе все будут по телевизору Олимпиаду смотреть! Так и сказали, что остальные виды спорта — как получится, но бокс точно посмотрят все, в обязательном порядке!

— Мам, ну стоило ли людей заставлять, — пошутил я. — Может, у них были другие планы на эти дни.

— А ты не скромничай, Миш, — весело заметила Яна. — Привыкай лучше к будням выдающегося боксера нашего времени!

С этими словами она приобняла меня за плечи, а я, кажется, покраснел от смущения.

— Девчонка дело говорит, — одобрил отец. — Нечего здесь эту сентиментальщину распускать! А то, понимаешь ли, начали — ах, как же это, как же то… Добился — и молодец! В таком же духе и продолжай!

— Я и продолжаю, — проговорил я с улыбкой. — Изо всех сил продолжаю, как видите!

— И правильно делаешь! — затараторила тетя. — У нас в деревне тоже все соседи тебя будут по телевизору смотреть! Уже все телепрограмму наизусть выучили — когда что будут показывать! Так что ты давай уж там, не подведи!

— Я-то не подведу, — парировал я, — а вот твоим соседям не страшно все дела по хозяйству забрасывать, чтобы мои выступления наблюдать?

— Скажешь тоже, — рассмеялась тетка. — «Забрасывать»! Грядки прополоть и на следующий день можно, а вот родственника по телевизору не каждый день показывают, между прочим!

— Да, Миш, кстати, — со значением улыбнулась Яна. — У нас все пацаны — ну, которых ты видел тогда, на празднике — тоже будут смотреть! Я всем сказала — кто не посмотрит, с тем я дружить больше не стану!

— Видишь, сколько людей за тебя болеть будет, — все с тем же чувством произнесла мать. — Эх, Мишка, Мишка, как же быстро ты вырос…

И вот я — на стадионе «Лужники». До этого я, как и подавляющее большинство любителей спорта, видел эту церемонию только по телевизору. Ну, еще чуть позднее, с развитием технологий, пересматривал в записи. А вот теперь наконец-то мне выпала возможность не просто увидеть все это великолепие своими глазами, но и самому стать его частью. Где-то здесь, на зрительских местах — мои родители, Яна и наши ребята-динамовцы, вместе с которыми мы проделали такой огромный и такой важный путь. Конечно, я не мог разглядеть их в такой огромной толпе, зато я точно знал, что уж они-то точно будут наблюдать за мной, едва только я выйду на стадион.

А пока все с трепетом ожидали последнего этапа эстафеты Олимпийского огня. В ожидании момента, когда огонь прибудет на стадион, перед зрителями разворачивалось настоящее театрализованное представление. Античная колесница, символизирующая древнегреческие праздники, и следующие вместе с ней юноши и девушки в древнегреческих одеждах создавали атмосферу чего-то необычного, как будто перенося всех присутствующих в другую эпоху.

— Мда, — протянул стоявший рядом со мной Володя Сальников — знаменитый пловец. которому предстояло стать героем этой Олимпиады, выиграв три золотых медали и установив мировой рекорд. — Такого, наверное, ни до, ни после уже не увидишь!

— Запоминай, — с улыбкой сказал я. — Я уверен, что это — самая зрелищная Олимпиада в мире!

— По-другому быть не может, — кивнул Володя.

— А вот интересно, — вступил в разговор один из волейболистов нашей сборной, — в Древней Греции это все так же выглядело?

— Ну, по крайней мере, телевизионных камер и микрофонов тогда точно не было, — заметил я, и стоявшие рядом спортсмены заулыбались. — А в остальном — надо бы, конечно, потом что-нибудь об этом почитать.

— Потом почитаем, — отозвался Сальников, — смотрите, ребята, лучше, и запоминайте! Больше такого не повторится!

— Эх, жаль, что фотоаппарат сюда нельзя было взять, — мечтательно вздохнул волейболист. — Столько интересных кадров можно было бы сделать!

— Фотографов здесь миллион, — сказал я. — И снимки уж точно будут опубликованы везде, где можно.

— Это да, — согласился волейболист, — только ведь, знаешь, когда сам фотографируешь — это совсем другие ощущения, чем когда смотришь чей-то репортаж…

— Ничего, — подбодрил его я, — у нас-то еще более важная роль, чем у фотографов.

— Конечно, — улыбнулся волейболист, — они ведь в том числе и нас снимать будут.

— Да дело не в этом, — объяснил я, — а в том, что мы не просто участвуем в событии века, мы во многом его и творим!

— Смотри, смотри, какие костюмы! — снова зашептал волейболист, глядя во все глаза на шествие. — Специально, небось, шили! Эх, вот если бы они еще проходили чуть под другим углом, выгоднее бы смотрелось…

«Да, фотолюбителя точно можно узнать сразу», — подумал я. «Что бы ни происходило на его глазах, он мысленно выстраивает кадр».

Ну а после колесницы наступила следующая часть торжественной церемонии — парад атлетов. И уж в ней-то я принимал самое активное участие! Знаменосцем стал тоже олимпийский чемпион — знаменитый борец, пятикратный чемпион мира Николай Балбошин. Сборные всех стран-участниц приветствовали зрителей. Мы же, атлеты из СССР, шествовали вдоль стадиона с особым волнением и гордостью — ведь на этой Олимпиаде советские спортсмены выступали во всех видах спорта, и в каждой претендовали на получение медалей. А это, как ни крути, солидно! Могу только представить, что в этот момент переживали мои друзья и близкие, сидевшие на трибунах. Да и для меня самого все происходило как будто во сне…

И вот, наконец, все команды выстроились на поле стадиона. Началась официальная часть. Горнисты протрубили сигнал, и настало время выступления почетных гостей. Разумеется, в праздничных речах не было упомянуто обстоятельство, о котором все знали и без огласки: из-за бушевавшего в ту пору геополитического конфликта целых 14 команд (среди которых были Великобритания, Дания, Франция, Италия и другие) были представлены на нашей Олимпиаде под нейтральным флагом МОК.

Конечно, главным для всех нас стало выступление Леонида Брежнева.

— Уважаемые гости! Товарищи! Я объявляю Олимпийские игры 1980 года, знаменующие Двадцать вторую Олимпиаду современной эры, открытыми! — провозгласил генсек, и стадион зашелся в овациях.

— Обалдеть можно, — ткнул меня в бок один из боксеров, стоявший рядом со мной. — Я его вот так вживую в первый раз в жизни вижу!

«И, скорее всего, в последний», — чуть было не ляпнул я, припомнив годы жизни престарелого генсека, но вовремя сдержался.

— Я тоже, — сдержанно ответил я, но всеобщее внимание уже переключилось с Брежнева на следующий этап церемонии.

Представители столицы предыдущих Игр — Монреаля — передали московской делегации официальный олимпийский флаг. Ну а после этого была кульминация — прибытие Олимпийского огня! На заключительном этапе его нес легенда советского спорта, прославленный олимпийский чемпион в тройном прыжке Виктор Санеев. Неудивительно, что, едва он забежал на стадион, трибуны как по команде подскочили в ликовании. Виктор пробежал положенный круг по стадиону, и приблизился к еще одному олимпийскому чемпиону — баскетболисту Сергею Белову. Ему-то и было поручено зажечь олимпийский огонь на стадионе.

После того, как Олимпийский огонь вознесся над стадионом, над Москвой и всем миром, еще один олимпийский чемпион, гимнаст Николай Андрианов, произнес олимпийскую клятву от лица спортсменов, а борец Александр Медведь — от судейского корпуса.

Мы замерли, впечатленные величием момента.

— Я иногда представляю, — снова заговорил волейболист, — что это — тот самый огонь, который был в Древней Греции.

— На машине времени, что ли, его сюда перенесли? — насмешливо переспросил один из наших боксеров.

— Необязательно, — ответил волейболист. — Просто вот так вот зажигали-зажигали один от другого все эти века, не переставая — и дозажигались до нас. Тогда это получается самая настоящая эстафета от основателей Олимпийских игр, которую мы у них перенимаем!

А вот после этого произошло то, что повергло всех присутствовавших в приятный шок: впервые в мировой истории ко всем участникам и гостям Олимпийских игр обратились космонавты — экипаж орбитальной станции «Салют-6»! На телевизионном табло появилось изображение Леонида Попова и Валерия Рюмина, которые говорили со всеми нами прямо из космоса.

— В иллюминаторах станции мы видим Грецию, родину Олимпийских игр, Москву, где в гостях ныне цвет олимпийского движения. Под нами проносятся континенты, которые вы представляете, — торжественно произносили прославленные космонавты, и уверен, что мало кто из находившихся в тот момент на стадионе мог поверить в то, что все это происходит на самом деле. Это было не просто демонстрацией достижений современного технического прогресса. Это была иллюстрация того, что Советский Союз — великая держава, которой по плечу абсолютно все: и первой в мире запустить человека в космос, и организовать прямой эфир с космонавтами в то время, когда остальные об этом только мечтали, и провести лучшую в мире Олимпиаду!

Ребята-боксеры рядом со мной не могли поверить собственным глазам.

— Нет, ты представляешь, до чего только наша техника дошла! — восхищенно шептались они. — Это же, как это у телевизионщиков называется-то… прямой эфир, вот! Это они прямо сейчас там, где-то в космосе говорят, а мы это видим! Ну может, несколько секунд опоздание!

— А ты как думал, — гордо подхватил другой боксер. — Сейчас двадцатый век, как-никак. Техника видишь как развивается — раньше такого и в книжках придумать было невозможно!

— А представляете, что дальше будет, — вступил в разговор третий боксер. — Наверняка Олимпиада будет где-нибудь в космосе проводиться, а мы уже на пенсии будем и нам будут это транслировать на Земле!

— Ну ты скажешь тоже, — фыркнул первый боксер. — Олимпиада в космосе! Ты еще скажи, что телевизоры будут карманными, и трансляция будет идти на каждый из них отдельно! Идет человек по улице и смотрит трансляцию футбольного матча на маленьком телевизоре. Фантаст, тоже мне!

— Не фантаст, а романтик, — шутливо поправил космический мечтатель. — Нет, а что? Согласись, о трансляции из космоса раньше только фантазировать можно было, а сейчас мы вон их на экране видим, и все нормально!

— Сравнил! — не успокаивался спорщик. — Ты хоть различай, где технический прогресс, а где детские фантазии!

Мне оставалось только мысленно улыбнуться таким наивным представлениям о будущем техники. Надо же — футбольный матч в космосе казался людям более реальным, чем прямая видеотрансляция на небольшой приборчик, помещающийся в кармане! Эх, знали бы они, что еще при их жизни трансляцию откуда угодно можно будет смотреть практически в любой точке мира без ограничений…

Но и на этом церемония не закончилась. Как обычно и бывает, после официальной части началась художественно-развлекательная. Мы с восхищением смотрели на танцевальный номер «Дружба народов», в котором артисты были одеты в национальные костюмы всех пятнадцати республик Советского Союза и выступали под народную музыку. Их сменили гимнасты, которые выполняли упражнения на коне, с мячом и лентой.

Еще одну гимнастическую программу мы увидели в исполнении детей — мальчики с лошадками и девочки с куклами вытворяли на поле такое, что просто дух захватывало! Не меньший восторг вызвало и выступление прыгунов на батутах, взмывавших над зрительскими трибунами. А завершил концертную программу совсем уж фантастический номер: пять колонн из людей выстроились, имитируя олимпийские кольца. Такое зрелище действительно потрясало воображение — ведь ни на одной из прошлых Олимпиад ничего подобного не было!

— Обалдеть можно! — протянул тот боксер, который мечтал о трансляциях из космоса. — Это как же их натаскали!

— Примерно так же, как и нас, — заметил я. — Хотя труд, конечно, адский.

— Так я и говорю! — радостно подхватил боксер, услышав, что я с ним согласен. — Это же сколько у них было репетиций, как все поставлено!

— Так ведь нас сейчас весь мир смотрит, — сказал я. — Думаю, и к подготовке привлекли самых лучших специалистов по всей стране.

— Я, наверное, этого никогда не забуду, — признался боксер, с трудом сдерживая прерывающееся дыхание. — Всю жизнь буду вспоминать! Какая красотища, подумать только!

— Ага, будешь вспоминать и в космос по трансляции рассказывать, — подколол его недавний спорщик.

— Да ну тебя, — обиделся первый боксер. — Не умеешь радоваться за других — так хоть остальным не мешай!

Однако настоящий трепет в груди я (да и, наверное, все присутствовавшие) ощутили, когда стадиону был представлен символ Олимпиады — легендарный Мишка. Вот в этот момент, пожалуй, я в полной мере ощутил, что присутствую при историческом событии. Ведь я прекрасно помнил из прошлой жизни, как любили этого мишку по всей стране — да и во всем мире тоже! Красивый, добрый персонаж, как будто пришедший из мультфильма, был для нас олицетворением дружбы и спортивного праздника. И еще много десятилетий при одном только взгляде на изображенного где-то олимпийского медведя в памяти всплывали сцены из Олимпиады-80. А вот теперь и я буду, глядя на него, вспоминать мгновения, которые пережил сам. И, конечно же, видеть это событие своими глазами — ощущения, которые невозможно описать.

Но любое торжество когда-нибудь заканчивается. Вот и церемония открытия Олимпиады тоже подошла к своему завершению. Впереди предстояли напряженные дни, наполненные тяжелой работой и переживаниями. Дни, к которым я шел столько лет — ведь теперь и вся моя прошлая жизнь представлялась мне только лишь подготовкой к этому невероятному событию, которое является главным в жизни любого спортсмена.

Глава 19

— Вот это у тебя форма! — только и смог вымолвить отец, с восторгом ощупывая мою новенькую спортивную одежду, на которой впервые в истории СССР красовались знаменитые три полоски и надпись «Adidas». Такое модное нововведение появилось в стране аккурат к Олимпиаде. — Ты теперь прямо как нездешний!

— Не только я, — с гордостью сообщил я родителям. — Все спортсмены будут в такой щеголять!

— Вот именно что щеголять, — проговорила мать, которая, казалось, еще не поняла, как следует к этому относиться. Самой-то ей форма безумно нравилась, но неожиданность ситуации приводила в смятение. Таких вещей она не видела даже в модных журналах, во всяком случае в тех, которые попадались ей в руки. — Вы будете выглядеть, как будто не на Олимпиаду приехали, а на модный показ!

— Значит, будем выступать еще красивее, — ответил я.

— Мишкааааа, — протянула Яна с вытаращенными от приятного удивления глазами. — Ну ты даешь! От тебя теперь вообще глаз не отвести!

— А до этого, значит, было отвести, — с притворным возмущением прищурился я.

— Ты и до этого был самый лучший, — «успокоила» меня Яна. — Но эта форма — как будто специально на тебя пошита! И как они так умудрились угадать?

Я пожал плечами. Не буду же я всерьез объяснять им разницу между качеством одежды разного производства. А вот что касается самой формы, то она, помимо прочего, служила еще и опознавательным знаком «своих». Дело в том, что в «Адидас» одели всех спортсменов-участников Олимпиады. А все остальные жители Олимпийской деревни, куда нас поселили, были одеты в «Arena» — плавательный бренд, принадлежащий, по сути, тому же владельцу, что и «Аdidas». Поэтому качество и того, и другого варианта формы было безупречным и неслыханным для СССР, а внешний вид помогал отличить спортсменов от всех остальных счастливчиков.

Естественно, для своих друзей и знакомых я выглядел неимоверно крутым — по статусу, наверно, ближе к какой-нибудь всемирной звезде. Мне выдали олимпийку, спортивный костюм — кофту на молнии и штаны с лампасами — и легкую куртку с «мятой» поверхностью. Конечно, я выглядел так, как будто сошел со страниц западного модного или спортивного журнала! Тем более что довершала мой «фирменный» образ прямоугольная кожаная сумка с закругленными углами и символикой Олимпиады.

«Да уж, где-нибудь вечером в спальном районе Ростова я бы долго так не проходил», — усмехнулся я про себя, представляя, как все это великолепие выглядит со стороны.

В Олимпийскую деревню мы направились сразу после завершения церемонии открытия Олимпиады. Она была обнесена забором, за который в этот день не пропускали никого, кроме ее обитателей. Поэтому все восторги и прочие эмоции моим близким и друзьям-динамовцам приходилось выражать у входа на территорию деревни — дальше я должен был идти уже без них.

— Миш, а Миш, — с хитрецой проговорил Лева, — а давай ты мне эту курточку одолжишь ненадолго, а? А я тебе завтра утром ее сюда же и подгоню!

— Да что ты говоришь? — так же шутливо ответил я, принимая правила игры. — И зачем она тебе?

— Ну как зачем? — почти серьезно удивился Лева. — Ты бы видел, с какой гимнасточкой я здесь познакомился на трибунах! Она говорит, что тренируется, чтобы поехать на следующую Олимпиаду, а я ей сказал, что знаком с будущим чемпионом Олимпиады-80! А она не верит, представляешь! Вот я ей и докажу!

— А-а, ты все по гимнасточкам… — с притворной скукой произнес я. — Нет уж, дружище, извини, но вещдоками своей принадлежности к Олимпиаде я разбрасываться не могу!

— Ну вот, — так же притворно расстроился Лева. — А я ей уже пообещал!

— Придется тебе переобещать, — ответил я. — Например, что тоже подготовишься и на следующую Олимпиаду вы поедете вместе.

— А это мысль! — широко улыбаясь, оценил Лева.

— Да, Миша, — протянула Яна. — А ведь у вас там действительно и гимнасточки, и пловчихи, и волейболистки, и…

— Ты так все виды спорта будешь перечислять? — поинтересовался я. Кажется, волнительность ситуации заставила всех настроиться на какой-то юмористический лад.

— Ну я же не знаю, кого ты там предпочитаешь! — театрально развела руками Яна.

Ох уж эти женщины! Что бы ни происходило вокруг, у них мысли только о соперницах!

— Ты всерьез думаешь, что мне там сейчас будет до девчонок? — я не выдержал, расхохотался и прижал ее к себе. — И вообще, я предпочитаю только тебя!

— Эх, молодежь! — довольно крякнул отец. — Ладно, Миша, мы, наверное, пойдем. А то и тебе надо на новом месте осваиваться, отдыхать, да и мы с дороги, честно говоря, что-то подустали немножко. Наобщаться еще успеем, я думаю! Во всяком случае, после Олимпиады — уж точно! Как говорится, провожающие, не мешайте отъезжающим!

Мы обнялись, и вся моя группа поддержки направилась обратно. Я же шагнул в ворота Олимпийской деревни, чтобы ознакомиться с тем местом, в котором мне в ближайшие дни предстояло жить.

Деревня, с одной стороны, оправдывала свое название — по территории этот новенький микрорайон действительно был больше похож на деревню или поселок. А с другой стороны, масштабы для деревни были чересчур впечатляющи: чего стоили только наши жилые корпуса, представлявшие собой восемнадцать шестнадцатиэтажных корпусов! А ведь, помимо жилых помещений, здесь были еще тренировочные базы, зоны отдыха, концертный зал и еще масса построек самого разного назначения. В принципе, при необходимости здесь можно было проживать хоть круглый год, при этом не выбираясь, как это обычно называется, «в город» — ехать туда было просто незачем, все необходимое для жизни уже было в наличии здесь.

Присоединившись к нашей советской сборной по боксу, я прошел в предназначавшийся нам жилой корпус. Нас сопровождал неизменный тренер сборной, который продолжал поглядывать на меня с едва заметным раздражением. «Все-таки не может успокоиться», — с досадой подумал я. «Не хватало еще, чтобы он здесь начал какие-нибудь подлянки мне подкладывать». Хотя на таком уровне заниматься мелкими пакостями гораздо сложнее, так что в этом отношении я был спокоен.

— Ну что, мужики, слушаем меня внимательно, второй раз повторять не буду, — заговорил тренер, собрав нас всех в фойе жилого корпуса. — Олимпийская деревня подготовлена для вашего проживания целиком и полностью. Все корпуса оборудованы по последнему слову техники.

— А магнитофоны в комнатах тоже есть? — пошутил кто-то, видимо, от скуки, навеянной стандартным объявлением формальностей.

— А как же, — принял тон тренер. — И магнитофоны, и кинотеатры в каждом коридоре, и опера с балетом в каждом фойе.

Спортсмены засмеялись.

— А если серьезно, — продолжил тренер, — то для культурной программы здесь предусмотрен концертный зал, который вы, наверное, уже успели заметить. Программа мероприятий будет объявлена чуть позже. А пока я расскажу о более важных нюансах нашего с вами проживания в этом замечательном месте. Итак, в каждом отдельном корпусе есть медицинский кабинет — хотя я надеюсь, что он никому из вас ни разу не пригодится, но… мы все понимаем, всякое возможно. На втором этаже расположена штаб-квартира.

— Штаб? А там что, главнокомандующий Олимпиадой сидит? — спросил кто-то. — С картами и планом проведения?

— Почти, — кивнул тренер. — Туда можно обращаться с любыми вопросами организационного характера. Ну и что касается непосредственно заселения — жилые корпуса поделены на мужскую и женскую части. Селимся по два человека в комнате. Все понятно?

— Да, — раздались нестройные голоса. Действительно, чего уж тут было непонятного-то.

Я в задумчивости посмотрел в окно, из которого виднелся живописный Олимпийский парк с прогуливающимися там людьми. Я знал, что, в отличие от нас, многие иностранцы находились здесь уже далеко не первую неделю — ведь им нужно было еще пройти акклиматизацию в местных условиях. А значит, они уже давно знали, что называется, все входы и выходы и вообще отлично ориентировались на местности, чувствуя себя как дома.

— Так, ну ладно! — объявил тренер, посмотрев на часы. — Повыпендривались, пощеголяли в форме перед своими друзьями и подругами — и хватит. Пора заниматься делом. Видите вон то трехэтажное здание? — он махнул рукой, показывая постройку в окне. — Это спортивный комплекс. Сегодня вечером у нас там состоится тренировка. Поэтому сейчас заселяемся в номера, раскладывается, потом все идем в столовую на ужин, после которого не расходимся, потому что тренировка — уже через два часа.

Номера тоже были выполнены по высшему разряду. В общем-то, в таких номерах было бы не стыдно селить гостей и в двадцать первом веке, а уж в 1980 году это и подавно казалось неслыханной роскошью и шиком. Удобная кровать, два кресла, душ и туалет в номере, а главное — стены были достаточно плотными, чтобы через них не проникали чересчур громкие звуки. Значит, мне удастся здесь как следует высыпаться, что было немаловажно.

Мне достался в соседи общительный и приветливый боксер по имени Василий. С первых же минут общения мы подружились, и было ощущение, что мы знакомы сто лет. А это тоже имеет значение — ведь если придется жить с каким-нибудь склочным и неприветливым человеком, то… в общем, нервную систему на соревнованиях тоже нужно беречь.

— Ну что, Михаил, — Василий плюхнулся на кровать и хлопнул по ней рукой, — защитим честь родной страны?

— А как же, — так же бодро ответствовал я.

— Надеюсь, нас хорошо сегодня покормят, — мечтательно произнес Вася, поглаживая живот. — А то, честно говоря, дорога, церемония, волнение… что-то я изрядно проголодался!

— Думаю, кормёжка здесь на уровне, — ответил я, раскладывая вещи по полкам тумбочки. — Как и вся остальная организация. Главное — не переборщить с комфортом. А то расслабимся и выйдем на ринг полученными.

— Ну ты скажешь тоже! — рассмеялся Василий. — Что ж мы, дети, что ли!

Перебросившись ещё парой шутливых реплик, мы с Василием отправились в коридор, где уже собирались и другие члены нашей сборной.

Шагая вместе с остальными боксерами в сторону столовой, я невольно вспомнил, как мы тестировали меню для Олимпиады. Может быть, выступать в качестве подопытного и не очень приятное занятие, но в этом случае я, по крайней мере, точно знал, что от этого будет конкретная польза, в том числе и мне лично, и другим спортсменам. Ну что ж, сейчас проверим, что мы там натестировали!

Чтобы лучше прочувствовать колорит Олимпийской деревни, мы направились сразу в главную столовую, больше похожую на какой-нибудь внушительных размеров торговый центр, в котором вместо разных магазинов были четыре огромных основных зала, а кроме этого — молочный бар и кафе «Русский чай» и «Мороженое». А чтобы получить обслуживание, нам было необходимо предъявить персоналу олимпийское удостоверение — что только усиливало аналогию, наводя на мысли о членских картах какого-нибудь элитного клуба. Впрочем, тогда в нашей стране еще не слышали ни о каких развлекательных центрах и уж тем более элитных клубах, да и в ресторанах большинство людей бывало разве что по очень серьезным поводам. Поэтому все озирались вокруг с таким ошеломленным видом, как будто оказались внутри космического корабля.

— Вот это ничего себе! — ошеломленно проговорил Василий, озираясь вокруг. — Вот это я понимаю, обслуживание! Нас тут прямо как королей каких-нибудь встречают!

— А ты думал! — ответил я на автомате. На самом деле мои мысли были заняты тем, как бы с таким королевским приемом не попасть впросак. И этому была серьезная причина.

Из прошлой жизни я помнил грандиозный скандал, который, однако, постарались не выпускать на страницы советской прессы. Правда, западные журналисты все равно смаковали все подробности. Тогда за медицинской помощью из-за проблем с желудком обратилось сразу несколько тысяч человек. Конечно, иностранная пресса тут же начала смаковать «жареную» версию о массовом отравлении идеологическим противником. Но на самом деле причина была совсем не в этом. Просто еды здесь было столько, что глаза разбегались даже у самого искушенного любителя хорошенько поесть. И при этом никаких ограничений по порциям просто не существовало: каждый мог взять и съесть хоть по ведру каждого предлагаемого блюда — если он физически на это способен. Разумеется, многие пользовались такой возможностью и, увлекшись, теряли над собой контроль.

И вот теперь я своими глазами наблюдал, если можно так выразиться, причину будущего паломничества иностранцев к врачам. Если их столы каждый раз ломились так же, как сейчас, то удивляло скорее то, что все они не разъехались по больничкам после первой же трапезы в Олимпийской деревне. Тем более что меню столовой действительно было достойным. К примеру, на сегодняшнем ужине можно было отведать шпроты с лимоном, отварный язык с гарниром, суп из щавеля с яйцом и сметаной, кокиль из судака, бифштекс, цыпленка в молочном соусе, овощи в молочном соусе, тушеные абрикосы. Не будь я настолько целеустремлен — может, тоже соблазнился бы подобным изобилием. Ведь, несмотря на свой опыт жизни в будущем, некоторые блюда я тоже встретил впервые.

Впрочем, главным для нас все равно оставалось то, ради чего мы сюда и приехали — то есть бокс. Вечерняя тренировка началась не совсем обычно — с минутки информации о наших соперниках.

— Я так полагаю, — начал тренер нашей сборной, убедившись, что все в сборе и готовы к работе, — что вам будет небезынтересно узнать, с кем вам предстоит встречаться в рамках выступлений на Олимпиаде.

Мы переглянулись: переход практически на канцелярскую речь, по всей видимости, должен был означать необычайную важность и торжественность момента. В руках у тренера оказался листок с каким-то списком, откуда он и зачитывал каждому боксеру фамилию его соперника, параллельно давая ему краткую характеристику.

— Михаил, а вот тебя я поздравляю отдельно, — с легкой усмешкой обратился тренер ко мне, когда дошла очередь. — В твоей весовой категории выступает тот самый парень из Кубы, с которым ты уже сражался в финале чемпионата мира. Так что радуйся — привыкать к новому сопернику не придется.

Я почувствовал некоторое облегчение. Кубинец, конечно, был чрезвычайно крепким и серьезным соперником, но тренер правильно сказал — привыкать не придется. Его я уже успел изучить и примерно понимал, как лучше всего выстроить с ним поединок.

— Правда, — тут же добавил тренер с хитрым прищуром, — с ним вы все равно встретитесь не раньше финала. Если, конечно, оба до него дойдете. Это я так, чтобы немножко остудить твой пыл. Ну а теперь приступаем непосредственно к тренировке!

«Он теперь каждый раз будет язвить в мою сторону, что ли?» — подумал я. «Теперь понятно, почему он так рано перешел от выступлений к тренерской работе. Когда амбиции и личные обиды бегут впереди паровоза, то дело не то что будет хромать — вообще может с места не сдвинуться».

Тренировка шла своим чередом, когда находящийся неподалеку от меня боксер Василий, который на время Олимпиады стал моим соседом по комнате, с каким-то напряжением посмотрел на меня и произнес что-то одними губами.

— Чего-чего? — переспросил я, пододвинувшись к нему поближе. — Нормально говори, чего ты там шепчешь-то?

— Да живот чего-то схватило, — пожаловался Вася.

— В смысле отойти надо, что ли? — не понял я. — Так беги, у нас же тренировка, а не соревнование.

— Да нет, не в этом дело, — отмахнулся он. — Понимаешь, такое ощущение, как будто меня кирпичами набили. И выгрузить их, как говорится, никак, и двигаться тяжело.

— Так может, ты просто переел? — спросил я. — Я же говорил тебе, что главное — не переусердствовать. Набросился с непривычки на новые блюда — вот и результат.

— Скорее всего, — кивнул Вася и вдруг начал оправдываться: — Да, а как тут не набросишься-то? Я такого в тарелках в жизни никогда не видел! Охота же хотя бы попробовать — когда еще такая возможность будет? С собой-то ведь домой все это в узелках не завернут!

— Ну, знаешь, — возразил я. — Второго организма у нас тоже не будет.

Хорошо, что Василий не имел моего опыта и поэтому не понимал всей двусмысленности, которую я вложил в эту фразу. После нашего диалога тренировка пошла своим чередом. Разминка, упражнения, повтор отдельных движений… Только Вася двигался с заметными усилиями.

Впрочем, я бы, пожалуй, вовсе забыл об этом разговоре, списав все на неуемный аппетит своего соседа, если бы к тому моменту, как мы с ним вернулись с тренировки в наш номер, не почувствовал в животе примерно то же самое. Тут уже простым советом «сходить в туалет и отлежаться» явно было не обойтись. Я-то, в отличие от Васи, на еду особо не налегал и, осторожничая, поел даже меньше обычного.

— Ты чего это? — спросил Василий, увидев, как я согнулся на своей кровати, держась за живот. — Тоже перестарался в столовой, что ли? А сам мне лекции по правильному питанию читал!

— Да в том-то и дело, что нет, Вась, — отозвался я. — Я даже меньше порции съел.

— А чего же с тобой тогда? — Василий недоуменно почесал в затылке.

— Видимо, дело не в количестве пищи, — пришлось мне сделать неутешительный вывод.

— Мда… — задумчиво протянул Вася. — У меня, кстати, живот тоже не успокаивается. И что теперь будем делать?

— А что тут сделаешь? — задал я риторический вопрос. — Судя по всему, без врачей не обойтись. Надо идти в медпункт.

— Ох, медпункт, — Василий покачал головой и снова задумался. — Ты хоть представляешь, чем это все может обернуться?

— Еще как представляю, — усмехнулся я. — Снимут с соревнований — и всех делов.

— Вот то-то и оно, — грустно произнес Вася. — А с другой стороны, и без врачей никак не обойдешься. И что нам теперь делать?

— Есть одна идея, — откликнулся я. — Мы же здесь только первый день находимся? Да какое там день — вообще всего несколько часов?

— Ну и что? — флегматично отозвался Вася.

— А то, — объяснил я, — что нас ещё никто не успел запомнить в лицо!

— Ты предлагаешь утром сбежать в поликлинику, что ли? — нервно хохотнул Василий. — Думаешь, нас никто не хватится?

— Да нет же, — нетерпеливо отмахнулся я. — Я предлагаю немного схитрить. Ты английский язык знаешь?

— Ну знаю, — отозвался Василий. — Только язык-то здесь при чем?

— Ну смотри, — принялся объяснять я. — Если мы сейчас направимся в наш медкабинет, они тут же сообщат тренерам, мы ещё даже не успеем в номер вернуться. Сечешь?

— Секу, — вяло откликнулся Вася. — И к чему ты это все?

— А теперь подумай, — продолжил я, — если мы, к примеру, направимся в корпус англоговорящих и пойдем в тамошний медкабинет, кому они будут сообщать?

— То есть ты предлагаешь притвориться англичанами? — наконец-то догадался Василий. — И тогда они сообщат не нашему тренеру, а английскому, а наш будет даже не в курсе, что что-то не так?

— Вот именно! — просиял я. — Придумаем себе какие-нибудь имена вроде Джека и Джона. Сначала-то все равно нас будут осматривать и лечить, а потом, когда дело до бумажек дойдет — пусть себе ищут таких в английской сборной. Ну что, как тебе идея?

— Отлично! — Василий с чувством показал мне большой палец. — Можно сказать, мы будем шпионами в тылу врага!

— Ну, не совсем уж шпионами, но что-то в этом есть, — ответил я. — Давай, поднимайся и пойдем в гости к англичанам!

Аккуратно, чтобы не быть замеченными, мы покинули наш корпус и направились к иностранцам.

— Самое главное, — рассуждал по дороге мой сосед, — невзначай не матюкнуться по-русски. А то живот нет-нет да так придавит, что ничего другого даже на ум не приходит.

— Ну ты уж постарайся, — приободрил я его. — Мы, конечно, ничего противозаконного и криминального не делаем — так, небольшая авантюра. Но всё-таки согласись, что вылететь с Олимпиады было бы обидно.

— Это очень мягко выражаясь, — проворчал Василий. — Я ведь несколько лет впахивал как проклятый, чтобы меня сюда направили. А теперь из-за какого-то живота…

— Вот-вот, — поддержал его я. — Об этом и речь. У меня, знаешь, тоже всю жизнь была цель сюда попасть.

Тем временем мы уже зашли в «английский» корпус и, интуитивно вычислив местонахождение медкабинета (вот где пригодились объявления нашего тренера!), стали подниматься на нужный этаж. Мы, как могли, старались держаться спокойно и свободно, чтобы не выделяться на фоне шумных иностранцев.

— Здравствуйте, — произнес я по-английски, постучав в дверь и услышав изнутри «Come in!».

— Что беспокоит? — с улыбкой спросила приветливая женщина в белом халате.

— Да вот, понимаете, у нас с товарищем что-то с животами… — начал я.

Объяснив свою проблему, мы дали себя осмотреть. Врач озадаченно покачала головой.

— Вы ели сегодня что-нибудь помимо того, что предлагалось в Олимпийской столовой? — спросила она. — Или, может быть, пили?

— Нет, ни в коем случае, — ответили мы почти хором. — Ужинали вместе со всеми, что было в меню. И пили только местный чай.

Доктор, кажется, была озадачена ещё сильнее. Нам она, конечно, никаких подозрений не высказывала, но по выражению ее лица было понятно, что ситуация нестандартная и неожиданная. Что-то здесь явно было не так.

— Ладно, — наконец проговорила она, записывая наши жалобы. — Я сейчас дам вам две таблетки. Одну нужно будет выпить прямо сейчас — воду, чтобы запить, я вам дам — а вторую выпьете уже у себя в номере, перед тем, как лечь спать. Это препарат, который нормализует работу желудочно-кишечного тракта. В принципе, вам должно стать легче уже после первой таблетки, вторая будет для закрепления результата. Если вдруг симптомы не исчезнут, то утром — снова ко мне. Вам все понятно?

Мы послушно закивали головами.

— Да, и вот ещё что, — добавила доктор, протягивая нам таблетки и показывая на стаканы с водой на столе. — Обо всех таких обращениях я обязана сообщать тренеру вашей сборной. Вы же англичане, я правильно поняла?

«Ещё какие», — подумал я про себя, но вслух, конечно, сказал:

— Ага.

— Вот и прекрасно, — подытожила добрая женщина в медицинском халате. — Надеюсь, что к утру у вас все нормализуется.

— А уж мы-то как надеемся, — пробурчал Василий, когда мы отошли на достаточное расстояние от англоязычного корпуса.

— Ну, мне, кажется, уже немного полегчало, — осторожно заметил я. — Если так пойдет и дальше, то через часок все уже будет нормально.

— Хорошо бы, — отозвался Василий. — А то выступать с таким животом — прямо скажем, нереально.

— Странно это все, — проговорил я. — Тебе не кажется?

— А что такого странного? — переспросил Вася. — У тебя никогда в жизни отравления не было, что ли? Или ещё какой-нибудь беды с животом? Нет, мы, конечно, не бабки старые, у которых все разваливается, но всё-таки тоже разные случаи в жизни бывают.

— Да было, конечно, и не один раз, — согласился я. — Только это было не на соревнованиях и уж тем более не на Олимпиаде. Здесь-то представляешь какой контроль должен быть? Международные гости, Брежнев, куча чиновников — и вдруг некачественная еда? Да такого просто быть не может, сам подумай!

— Ну, знаешь, и на старуху бывает проруха, — философски заметил Василий, и мы, стараясь оставаться незамеченными, тихонько прошмыгнули в свой корпус.

Глава 20

Спорткомплекс «Олимпийский», Москва

Открытие турнира по боксу на Олимпиаде-1980

Гулкие шаги тысяч ног отдавались под сводами спорткомплекса «Олимпийский». Толпа на трибунах кипела, сотни голосов сливались в один мощный рёв, заполняя арену, превращая её в гигантский резонатор. Запахи — пот, лак для дерева, краска, ткани спортивной формы — всё смешалось в воздухе, будто в преддверии чего-то великого.

— Добрый день, уважаемые дамы и господа! Дорогие друзья и товарищи!

Голос диктора перекрыл гул трибун, отразившись от стен. Всё замерло, словно кто-то нажал на невидимую паузу.

Сегодня здесь собрались лучшие боксёры из 51 страны, их тренеры, судьи и официальные лица. Воздух звенел от напряжения.

— Мы сердечно приветствуем вас на церемонии открытия олимпийского турнира по боксу! Сегодня на ринг выйдут сильнейшие бойцы планеты, чтобы доказать своё мастерство, силу и дух настоящих чемпионов!

Прожекторы резко осветили центр арены, где одна за другой начали выходить сборные. Под звуки торжественного марша, с высоко поднятыми флагами, они двигались вперёд ровными, дисциплинированными колоннами.

— Сборная Советского Союза!

И «Олимпийский» взорвался.

Гул оваций был таким, что вибрации ощущались даже под ногами. Мы двинулись вперёд твёрдым, уверенным шагом, гордые, сосредоточенные. Красные спортивные костюмы с буквами «СССР» горели в свете прожекторов.

Я шагал в строю и чувствовал, как сердце бьётся в унисон с ритмом трибун. Это был момент, о котором я мечтал всю жизнь. Это было не просто участие, это было испытание, которое определит будущее.

— Сборная Кубы!

Аплодисменты не стихли. Кубинцы шли точно выверенным строем — бесшумные, спокойные, уверенные. Их лица ничего не выражали.

Теофило Стивенсон, легенда бокса, вышагивал впереди — огромный, скульптурный, точно высеченный из камня. В его движениях не было лишнего напряжения, только спокойная уверенность в своём превосходстве.

— Сборная ГДР!

Немецкие спортсмены, облачённые в бело-синие костюмы, шли, словно солдаты перед парадом — ни одного лишнего движения, ни одной эмоции.

Я знал, что их главный боец, Руди Финк, позже завоюет золото в категории до 57 килограммов.

— Сборная Польши!

Поляки вышли уверенно, понимая, что их боксёрская школа сильна и у них есть реальные шансы на медали.

Дальше последовали Болгария, Югославия, Румыния. В их рядах шли опытные бойцы, а их тренеры сосредоточенно смотрели вперёд. Это были не просто участники, а люди, готовые бороться за награды.

За ними вышли остальные сборные. Кто-то выглядел взволнованным, кто-то спокойным, но в глазах каждого читалась решимость.

Когда все команды заняли свои места, ведущий взял паузу.

— Друзья, Олимпиада — это не просто соревнования, это праздник дружбы, уважения и силы духа! Пусть этот турнир станет символом спортивного братства, а на ринге победит сильнейший!

Зал взревел. Оркестр заиграл олимпийский гимн, и мы встали, замерев в этот момент.

Над нами поднимался олимпийский флаг — символ величайшего спортивного события на планете.

Советские бойцы и сборная Кубы

Я был в составе советской сборной и я знал — за нами трибуны, вся страна, миллионы людей, которые ждут победы.

Но взгляд сам собой цеплялся за кубинцев. Они расположились с другой стороны арены, словно хищники в засаде.

Кубинцы приехали за золотом.

В прошлой версии истории Куба разгромила всех на этом турнире: 6 золотых, 2 серебряных, 2 бронзовых

Только одна категория — до 51 килограмма — осталась без их награды. Советская сборная тогда взяла: 1 золото, 6 серебряных, 1 бронзу.

Шамиль Сабиров, который стоял рядом со мной, ещё не знал, что именно он станет олимпийским чемпионом. Но я знал, что в этот раз всё будет иначе. Я был здесь, и теперь история должна была измениться.

Трибуны замерли. Где-то далеко эхом прокатилось торжественное объявление.

— Звучит гимн Советского Союза!

И оркестр ударил первым аккордом.

Гулкие звуки разорвали тишину, заставляя грудь трепетать от переполняющих эмоций.

Я выпрямился ещё сильнее, как и все остальные.

Гимн гремел над ареной, сотрясая воздух, и в этот момент я почувствовал, как внутри всё собирается в единый, стальной кулак.

Сегодня начиналась новая история.

Гимн смолк, трибуны взорвались аплодисментами. Мы, советские боксёры, обнялись с тренерами.

— Ну, удачи, товарищи! Это наш шанс заявить о советском спорте на весь мир!

Тренер говорил твёрдо, но нам не требовались лишние слова. Мы и так знали, зачем пришли.

Вскоре объявили первый бой. Зрители оживились, пара бойцов направилась к рингу. Я сжал кулаки, чувствуя, как нарастает адреналин.

Надо сказать, что не все спортсмены были одинаково подготовлены. Некоторые команды выглядели мощно — Куба, ГДР, Польша, Болгария. Но были и те, кто только начинал свой путь в олимпийском боксе.

Впервые на Игры приехали спортсмены из Лаоса и Сейшельских островов. Их боксёры выглядели не так уверенно, но само их участие уже было победой.

Я вытянул шею, взглянув на ринг. Скоро прозвучит моё имя и тогда начнётся главное.

Пока на ринге разворачивались первые поединки, я продолжал разминку, сосредотачиваясь на дыхании, отрабатывая движения, разгоняя напряжение в мышцах. Каждая секунда приближала мой выход, и с каждой секундой волнение отступало, оставляя место холодной собранности. В голове не было суеты, не было лишних мыслей — только внутренний отсчёт, приближающий меня к бою.

Вокруг звучали голоса судей, глухо хлопали перчатки по лапам, шуршали боксёры, разогреваясь в тени арены. Время от времени раздавались короткие выкрики тренеров, эхом отдаваясь под куполом «Олимпийского».

Предыдущий поединок завершился. Двое боксёров, измотанные, пропитанные потом, пожали друг другу руки, и с облегчением покинули ринг. Они сделали своё дело, прошли через первые испытания, и теперь настала моя очередь.

— Следующий бой! — голос диктора прорезал пространство арены, мгновенно привлекая к себе внимание зрителей. — В красном углу ринга — представитель сборной Советского Союза!

— Мишка, твой выход! — оживился Семёныч, хлопнув меня по плечу. — Давай, сынок, с богом!

Я глубоко вдохнул, сжал кулаки в перчатках, ударил ими друг о друга и направился к рингу.

С каждой ступенью, с каждым шагом волнение окончательно уходило, сменяясь ощущением абсолютного контроля над собой. Я знал, что делать, знал, как вести этот бой, и теперь оставалось только выйти и показать всё, на что я способен.

Трибуны взревели, когда я перешагнул через канаты. В воздухе перемешались выкрики болельщиков, звук аплодисментов, ожидание, напряжение, которое с каждой секундой сгущалось над ареной.

— Давай, Мишка!

— За Союз!

— Работай жёстче!

Ведущий сделал паузу, давая зрителям возможность насладиться моментом, а затем объявил имя моего соперника.

— В синем углу ринга — представитель Замбии!

Я поднял голову и увидел, как навстречу мне выходит высокий, худощавый паренёк. Ему было всего семнадцать, и он был самым молодым боксёром на этой Олимпиаде. Длинные руки, сухие, жилистые мышцы, взгляд, в котором читалось не страх, а желание драться. Он ещё не оброс мускулами, но уже понимал, что такое ринг и что значит биться на грани своих возможностей.

Наши взгляды встретились. Я коротко подмигнул. Он ответил тем же, без тени высокомерия или агрессии, просто подтверждая, что тоже готов к бою.

Рефери подозвал нас к центру ринга.

— Правила знаете, не нарушаете. На вас смотрят миллионы, так что вперёд, ребята. Покажите хороший бой.

Мы коснулись перчатками.

Когда мой соперник подошёл ближе, я понял, что его лёгкость обманчива. Он был сложен идеально для своей категории — широкие плечи, сухая, но крепкая мускулатура, длинные конечности, дающие отличное преимущество в дистанционной работе.

И как только судья дал команду, африканец пошёл вперёд.

Он не тратил времени на разведку, не проверял дистанцию, не пытался осторожничать. Он атаковал сразу, с явным намерением раздавить, подавить напором. Работая в правосторонней стойке, он вкладывался в удары с такой силой, будто намеревался снести меня с ног одним махом.

Я ушёл в сторону, провалил его атаку, заставив ударить воздух, и тут же разорвал дистанцию, заставляя его потратить силы на холостые движения.

Его тактика стала очевидна с первых секунд. Он собирался навязать бой в жёстком стиле, загнать меня к канатам и размениваться.

Но это была Олимпиада, и здесь нельзя было позволять себе ошибки.

Я не полез в размен. Вместо этого начал обыгрывать его на технике, проваливая атаки, вынуждая его выбрасывать удары в пустоту, менять ритм. Я не давал ему закрепиться на одном темпе, не позволял ему найти комфортную для него работу. Как только он начинал подстраиваться, я менял стойку, заставляя его снова перестраиваться.

Первый раунд прошёл под мою диктовку.

Во втором он стал осторожнее, что сыграло мне на руку. Теперь он уже не летел вперёд, но и не мог найти правильную дистанцию, опасаясь моих контратак. Это дало мне возможность перейти в работу вторым номером. Я ждал его движений, ловил моменты, когда он слишком раскрывался, и тогда взрывался короткими сериями, забирая инициативу.

В углу, в перерыве между раундами, Семёныч кивнул с одобрением.

— Хорошо работаешь, Миш. Держи его в том же ритме. Он уже не знает, что делать.

В третьем раунде африканец был вымотан, но не сдавался. Он продолжал идти вперёд, понимая, что у него не так много шансов перевернуть бой, но не собираясь останавливаться. В этом было его достоинство — он бился до конца.

Олимпиада — это не место, где можно жалеть себя или соперника.

Последний раунд стал для него самым тяжёлым. Я держал дистанцию, не позволяя ему навязать хаотичную атаку, но и не давал расслабиться. Он искал шанс, но я не оставлял ему времени на раздумья.

Раздался гонг и мы отошли в углы. Судьи согласовывали решение, а я смотрел на соперника. Он тяжело дышал, его плечи вздымались от усталости, но он держался. Не сломленный, не разбитый — просто выложившийся до последнего.

— Бойцы, на середину!

Мы шагнули вперёд. Рефери взял нас за запястья, выждал момент и громко объявил:

— Победу одерживает боксёр из Советского Союза!

Мою руку подняли и зал взорвался криками.

Соперник шагнул ко мне, протянул руку, а затем коротко обнял. Я похлопал его по плечу, понимая, насколько тяжёлым для него был этот бой.

— У тебя всё впереди, парень.

Он кивнул, выдохнул, затем с лёгкой улыбкой произнёс на ломаном русском:

— Хороший бой.

Мы пожали руки. Я уважал его, потому что он боролся до конца. Он выложился, не сдался, бился, пока было хоть немного сил. Но Олимпиада только начиналась, и всё самое важное было впереди.

Я спустился с ринга, выдохнул, сбросил напряжение, но адреналин всё ещё держал в тонусе. Пока шёл к тренеру, встретил взгляды ребят из сборной, почувствовал, как меня похлопывают по плечу, кто-то одобрительно качает головой, кто-то сдержанно улыбается. Семёныч, внимательно осмотрев меня с ног до головы, убеждаясь, что я в порядке, протянул бутылку с водой.

— Хороший бой, Миш. Держался грамотно, не лез в рубку. Так и работай дальше.

Я кивнул, сделал несколько глотков, ощущая, как прохладная вода прокатывается по горлу, помогая вернуть дыхание в норму. Тело ещё пульсировало от напряжения, но голова уже переключалась на следующее — на будущие поединки, на соперников, которые ещё только выйдут на ринг.

И среди них был один, за кем я собирался наблюдать особенно внимательно.

Я опустил бутылку, развернулся к рингу. Ведущий уже объявлял следующий бой, и в красный угол уверенно шагнул кубинец.

Я остался стоять рядом с Семёнычем, неподалёку собрались и другие наши ребята. Шамиль скрестил руки на груди, полутяж Володя присел на край скамейки, Гришка из тяжей стоял чуть поодаль, склонив голову набок. Мы все знали, кого ждём.

— Ну, глянем, что этот жук покажет, — пробормотал Володя, полуулыбаясь, но в голосе его слышался не сарказм, а скорее профессиональное любопытство.

— Без сюрпризов будет, — хмыкнул Шамиль, не сводя глаз с кубинца. — У них вся школа так работает: без паники, без суеты, всё по делу.

— Как роботы, — вставил Гришка, пожав плечами. — Удары отмерены, движения без излишеств. Всё будто отточено по линейке.

— Зато без огонька, — не согласился Володя. — Машина есть машина, её можно сломать. Главное — знать, куда бить.

Я не вмешивался в разговор, просто наблюдал за рингом, внимательно следя за каждым движением кубинца. И всё стало ясно с первых секунд. Кубинец не бросился вперёд, не пытался ошеломить соперника. Он двигался спокойно, методично, его стойка была идеальна, каждая деталь в его движениях выверена до миллиметра. Он будто не дрался, а работал по заранее написанному сценарию, в котором не было места импровизации.

Румын, его соперник, выглядел крепким, высокий для их категории, но уже через несколько мгновений стало понятно, что психологически он проиграл этот бой ещё до первого удара.

Кубинец шагнул вперёд, лёгким движением проверил дистанцию, заставил румына дёрнуться, и в этот же момент резко ушёл вбок, проваливая его атаку в пустоту. А затем, без суеты, точно, быстро, жёстко, вложил в голову короткую двойку, буквально встряхнув соперника.

По залу пробежал тихий гул. Даже среди тренеров у ринга кто-то качнул головой.

— Вот это работа, — негромко пробормотал Семёныч, внимательно следя за рингом. — Всё без суеты и паники. Только точное исполнение.

Я молчал, следя за кубинцем. Он двигался легко, словно скользил, идеально используя пространство ринга. Его корпус уходил от ударов буквально на сантиметры, заставляя румына мазать, терять равновесие, а затем тут же жёстко ловил его на ошибках.

Второй раунд стал для румына пыткой.

Он уже не пытался агрессивно атаковать, он просто искал, за что зацепиться, но кубинец не давал ему ни единого шанса. Он работал как хирург, филигранно вскрывая защиту, работая точно, будто давно знал, куда ударить, чтобы сломать уверенность соперника.

Румын начал нервничать, бросаться в атаки, но каждое его движение натыкалось на безупречный тайминг кубинца.

Третий раунд был формальностью. Румын, пропустивший уже слишком много, двигался медленно, тяжело, а кубинец даже не пытался его добить. Он просто делал свою работу, доводя бой до ожидаемого решения судей.

Я посмотрел на наших. Гришка нахмурился, Шамиль вздохнул, а Володя качнул головой.

— Как же просто он это делает, зараза, — пробормотал он, скрестив руки на груди.

Я продолжал следить за кубинцем. Он спустился с ринга, и, проходя мимо, на мгновение задержал на мне взгляд. В следующую секунду коротко подмигнул, чуть усмехнувшись.

Я без слов стукнул кулаком по его перчатке.

— Желаю тебе дойти до финала, — сказал я спокойно.

Он чуть приподнял бровь, а затем, даже не оборачиваясь, произнёс с лёгкой улыбкой:

— Я уже там.

Я смотрел ему вслед, пока он уходил к своему углу. Позади меня кто-то хмыкнул.

— Ну что, Мишка, теперь понял, с кем придётся биться за золото? — Гришка хлопнул меня по плечу, но в его голосе не было ни страха, ни сомнений. Только азарт.

Глава 21

Всё происходящее напоминало странный, тягучий сон, в котором реальность перемешалась с иллюзией, и уже невозможно было отличить одно от другого. Вокруг мелькали лица, знакомые и незнакомые, раздавались голоса, взрывались аплодисменты, ослепляли вспышки фотоаппаратов. Шум трибун волнами перекатывался по залу, то накатывал с оглушительной мощью, то затихал до едва слышного шепота и снова, набрав силу, гремел ещё громче. Где-то совсем рядом тренер Семёныч отдавал последние указания, а Володя тихо и негромко переговаривался с Шамилем, но их слова долетали до меня приглушённым фоном, не оставляя смысла.

Внутри не было суеты, паники или волнения, а лишь сгусток напряжённой концентрации, отточенность мысли и точное понимание того, что я должен сделать в ближайшие минуты. Я прекрасно знал, что делать, знал сильные и слабые стороны своего противника, понимал, как сломать его тактику и вынудить раскрыться.

Это был полуфинал олимпийского турнира, последний шаг перед решающей схваткой за золотую медаль, и сейчас ошибаться было нельзя. Ставки были слишком высоки, и отступать было некуда.

Воздух в раздевалке казался густым и вязким, натянутым до предела, будто тетива лука перед выстрелом. Каждый из нас это чувствовал, даже если пытался спрятать это глубоко внутри. Всем хотелось верить, что это напряжение их не касается, что они просто наблюдатели, не причастные к драме. Но в глубине души каждый понимал: на ринг придётся выйти самому, и тогда останется только бой, соперник и собственная воля к победе.

Семёныч стоял рядом и молча смотрел на меня, теребя в руках полотенце. Он казался внешне абсолютно спокойным, но я видел, как его пальцы ритмично и чуть нервно тискали ткань. Я прекрасно знал, что значит для него этот бой, как много сил и времени вложено в мою подготовку и что сейчас он готов был бы прокричать всё, что думает, но сдерживался. Он не хотел нагнетать атмосферу перед выходом на ринг.

— Не давай ему вести бой. Включай голову и работай первым. Понял? — голос Семёныча прозвучал ровно и сдержанно, но я почувствовал, каким напряжением, каким переживанием он наполнен изнутри.

Я просто кивнул. Как будто мог забыть то, что повторялось по многу раз, вошло на подкорку мозга и стало частью меня.

На соседней скамейке Шамиль бросил на меня тяжёлый, сосредоточенный взгляд, словно мысленно проверяя мою готовность. Затем он перевёл взгляд на ринг, и его лицо стало ещё суровее. Володя сидел на корточках, лениво перебирая бинты, но и в нём ощущалась напряжённая собранность: глаза смотрели внимательно и жёстко.

— Ты там не увлекайся, — тихо пробормотал Володя, не поднимая глаз, но тщательно подбирая слова. — Этот парень жёсткий, но ты не давай ему работать вторым номером, сразу подавляй его инициативу.

Я снова кивнул, чувствуя, как слова Володи находят отклик в моём сознании. Я уже знал, с кем мне придётся столкнуться на ринге.

Мой соперник был из ГДР. Классический боксёр немецкой школы — жёсткий, дисциплинированный, не склонный к эффектным и ярким движениям. Эти ребята не танцевали по рингу, не увлекались зрелищными приёмами и не пытались играть на публику. Они просто давили, прессинговали, стремясь физически сломать соперника и загнать его в угол. Такие бои были особенно трудны, если соперник обученный, они превращались в изматывающее сражение на выносливость и характер.

Немец уже уверенно прошёл первый бой, не встретив на пути к полуфиналу особых трудностей. Он был высок, широкоплеч и имел крепкое телосложение с мощными руками, способными отправить на настил любого, кто позволит подойти на его рабочую дистанцию. Таких бойцов нельзя было подпускать близко, иначе придётся отбиваться как от несущегося на тебя тяжёлого поезда. Но ключ работы с ним как раз заключался в перехвате инициативы.,

Перед самым выходом из раздевалки я вдруг ощутил тяжёлый взгляд и, повернувшись, встретился глазами с немцем. Он стоял неподвижно, почти не моргая, и пристально смотрел прямо на меня. В его глазах читались холод, уверенность и молчаливый вызов. На мгновение во мне проснулось что-то злое и голодное, готовое принять этот вызов и ответить на него со всей решимостью.

Семёныч хлопнул меня по спине и тихо сказал что-то одобряющее, но я уже не слышал. Я шагнул в зал, навстречу шуму толпы, и поднялся на ринг. С каждой секундой атмосфера накалялась всё сильнее.

— В красном углу ринга — представитель сборной Советского Союза! — громко объявил ведущий, и зал грохнул овациями, словно волна, разбивающаяся о берег.

Я занял свой угол, глядя прямо перед собой и чувствуя, как в груди разгорается ровное и холодное пламя, наполняющее меня силами перед боем.

— В синем углу ринга — представитель сборной ГДР! — раздался голос ведущего, и соперник поднялся на ринг.

Мы снова встретились взглядами. Он едва заметно приподнял уголок губ, словно уже заранее знал исход этого боя и просто ждал подтверждения своей победы. Это едва уловимое движение зажгло во мне ещё больше злости и решимости.

Прозвучал гонг, и бой начался.

С первых секунд немец пошёл вперёд, ожидаемо пытаясь захватить инициативу и навязать мне силовой обмен ударами, в котором он явно чувствовал своё превосходство. Я не стал ввязываться в его игру, стараясь работать максимально технично и грамотно, не вступая в ненужные размены, но каждый его удар отвечая своими двумя. Двигаясь на ногах и постоянно меняя угол атаки, я заставлял его удары уходить в пустоту, лишая соперника ощущения контроля над ситуацией. Он снова и снова пытался загнать меня к канатам, но каждый раз, когда дистанция сокращалась, я отвечал резкой серией точных и быстрых ударов, вынуждая его отступить и задуматься над тем, стоит ли продолжать такую тактику.

— Хорошо, вот так и продолжай! — услышал я голос Семёныча сквозь гул зрителей, и это придало мне ещё большей уверенности.

Первый раунд закончился явно в мою пользу, но я прекрасно понимал, что это только начало и соперник сделает выводы. Возвращаясь в свой угол, я заметил, что немец выглядел сосредоточенным и совершенно не был растерянным от моего успешного старта. Я сел на табурет, Семёныч быстро промокнул моё лицо мокрым полотенцем, что-то говорил о дистанции и ударах в корпус, но все его слова лишь подтверждали мои собственные мысли. Я чётко осознавал, что мне нельзя расслабляться ни на секунду, и что сейчас немец попытается взять реванш любой ценой.

Второй раунд стал подтверждением моих ожиданий: соперник сразу изменил тактику, перейдя на жёсткий и откровенно грязный бокс. Теперь в ход пошли локти, удары головой и хитрые удары по затылку, которые он наносил так, чтобы рефери их не видел. Зал, видя это, моментально выразил своё неодобрение свистом и криками, возмущение публики буквально физически ощущалось в воздухе. Из моего угла донёсся нервный и гневный голос Володи, яростно требовавшего от судьи быть внимательнее и прекратить грязную игру соперника.

Судья дважды выносил немцу предупреждение, но это не приносило никакого эффекта, поскольку он мастерски умел создавать видимость случайности. В одном из эпизодов мы сцепились в клинче, и я почувствовал, как немец жёстко и намеренно съездил головой мне в подбородок, пытаясь вывести из равновесия. Боль кольнула в висках, перед глазами вспыхнули яркие точки, и я невольно сделал шаг назад, чтобы прийти в себя. Подняв взгляд на соперника, я увидел его холодную, наглую ухмылку, и в груди вспыхнула злость, смешанная с чувством спортивной ярости.

Он решил, что смог вывести меня из равновесия.

В третьем раунде я кардинально изменил ритм схватки, не оставив ему шансов на привычное давление. Вместо ухода назад и попыток избегать его атак, я сам снова начал диктовать условия боя, активно работая на средней и ближней дистанциях, постоянно меняя направления атак и заставляя немца промахиваться. Он начал нервничать, его движения потеряли прежнюю чёткость и уверенность, а в глазах стало ясно видно раздражение. Это был именно тот момент, которого я терпеливо ждал весь бой.

И на последних секундах раунда я провёл ту самую идеальную комбинацию, к которой шёл через сотни часов тренировок. Левый джеб, чёткий и резкий, застал соперника врасплох, его голова резко дёрнулась назад, открывая дорогу моему правому прямому. Правый догнал его уже в движении, заставив немца пошатнуться и открыть корпус. Точный апперкот под рёбра выбил из него дыхание, а завершающий левый боковой стал финальной точкой в этой безупречной серии ударов, отработанных мной до автоматизма.

Прозвучал гонг, сигнализирующий конец боя, и мы, тяжело дыша, замерли друг напротив друга. Немец не упал, он всё ещё стоял на ногах, но в его глазах уже не было той холодной уверенности, с которой он выходил на ринг.

Мы вышли на середину, где рефери взял нас за руки, внимательно смотря в сторону судейского столика. Наступила короткая, но мучительно долгая пауза, после которой рефери поднял мне руку:

— Победу одерживает представитель сборной Советского Союза!

Я сошёл с ринга под гром аплодисментов и сразу поймал взгляд отца на трибунах, он сидел молча и, казалось, не проявлял эмоций, но на мгновение в его глазах сверкнула гордость. Тренеры и друзья окружили меня, кто-то обнимал, кто-то кричал поздравления, но я уже смотрел вперёд, мысленно готовясь к следующему бою. Теперь оставался лишь один бой, решающий, самый главный — финал против кубинского боксёра, которого все считали непобедимым.

Отойдя от ринга, я оказался лицом к лицу с журналистами, которые уже поджидали меня возле выхода. Я не успел даже снять перчатки, как вспышки фотокамер ослепили глаза, а со всех сторон посыпались вопросы. Репортёры напоминали стаю голодных птиц, стремящихся первыми выхватить лакомый кусок сенсации, вырвать слова, которые можно будет поставить в громкий заголовок. Я вытер полотенцем вспотевшее лицо и постарался собраться, зная, что сейчас придётся отвечать так, чтобы не оставить шанса для кривотолков.

— Михаил, каковы ваши эмоции после выхода в финал? — крикнул кто-то слева, перекрывая шум остальных голосов и привлекая моё внимание.

— Как оцениваете своего соперника из ГДР? Он был сложным противником? — тут же последовал вопрос справа, и я невольно повернул голову, ища источник голоса.

— Готовы ли вы к бою с кубинцем, который выглядит просто непобедимым? — спросила молодая журналистка, протягивая ко мне микрофон с ярким логотипом спортивного канала.

Я глубоко вдохнул и выдержал короткую паузу, глядя в объективы камер и на лица репортёров, собравшихся вокруг меня плотным кольцом. Они ждали, ожидая от меня громких и запоминающихся фраз, эмоций, может быть, самоуверенности. Но я решил говорить спокойно и честно, не пытаясь выглядеть тем, кем не являюсь.

— Эмоции, конечно, положительные, — ответил я уверенно, но без излишнего пафоса, стараясь подбирать слова чётко и спокойно. — Полуфинал — важный этап, но настоящий бой ещё впереди, и расслабляться рано.

— Вы уверены в своей победе в финале? — вопрос прозвучал громче остальных, и репортёры замерли, ожидая моего ответа.

Я улыбнулся уголком губ, поймав взгляд Семёныча, стоявшего чуть поодаль за спинами журналистов. Тренер молчал, скрестив руки на груди, его лицо было каменно-спокойным, но я чувствовал, что он ловит каждое моё слово и каждый оттенок интонации. В его взгляде читалась молчаливая поддержка, подтверждающая, что я иду правильным путём.

— На ринге не бывает уверенности, — спокойно произнёс я, обращаясь больше даже не к репортёрам, а к самому себе. — Есть только работа, подготовка и тактика. Всё решают секунды и те решения, которые мы принимаем в бою. Кто примет верное решение в решающий момент, тот и выиграет.

— Кубинец кажется непобедимым. Что можете сказать о нём? — снова прозвучал вопрос, и я почувствовал, как внимание репортёров ещё больше сфокусировалось на мне, словно они пытались поймать любой оттенок эмоций на моём лице.

Я лишь пожал плечами, не выдавая внутреннего волнения, хотя вопрос задел глубоко, заставив вспомнить бойца, с которым мне завтра предстоит выйти на ринг. Кубинец действительно выглядел машиной, идеальным бойцом, которого пока никто не смог сломать. И моя победа над ним на чемпионате мира была на тоненького.

— Все непобедимые когда-то падали, — тихо, но твёрдо сказал я. — Вопрос не в том, можно ли его победить. Вопрос лишь в том, когда и как именно это случится.

Репортёры зашумели, обмениваясь взглядами и быстро записывая мои слова, и лишь один журналист, чуть старше остальных, поднял руку и задал свой вопрос, звучавший гораздо серьёзнее других:

— Последний вопрос, Михаил. Что для вас важнее — само золото Олимпиады или факт того, что вы уже в финале?

Я замолчал, ощущая, как вдруг перед глазами промелькнули кадры всей моей жизни. Я вспомнил первые тренировки в зале, болезненную усталость после каждой из них, запах зала и глухой звук удара перчаток о тяжёлые мешки. Вспомнил Семеныча, молча стоявшего в углу и внимательно наблюдавшего за моими движениями. Всё это всплыло разом и смешалось в одно твёрдое чувство.

— Я сюда приехал не за выходом в финал, — коротко ответил я, и в моём голосе было столько же спокойствия, сколько и решимости.

Больше я не стал говорить ни слова, отвернувшись от журналистов и направившись обратно в раздевалку. Я чувствовал, как в груди медленно нарастает знакомое напряжение перед грядущей битвой.

Вернувшись в Олимпийскую деревню, я ощутил, что напряжение после полуфинала не исчезло, а лишь усилилось. Атмосфера предстоящего финала сдавливала грудь тугой пружиной, и казалось, это ощущали все вокруг. Здесь, среди спортсменов, всё замерло в особенном ожидании, словно воздух был наэлектризован предчувствием завтрашнего дня.

Зайдя в номер, я увидел Семёныча, спокойно сидевшего за столом с кружкой чая в руках и задумчиво глядевшего в одну точку. Было ясно, что мыслями он уже на ринге, прокручивая возможные тактики и сценарии боя с кубинцем. Я сел рядом, молча расстёгивая бинты на руках, чувствуя, как каждая мышца отзывается болью и усталостью, но эта боль была сейчас необходима и даже приятна, она напоминала, что бой был настоящим и что я выстоял.

— Думаешь, он изменит тактику по сравнению с нашим прошлым боем? — спросил я негромко, глядя на тренера и мысленно примеряя к завтрашнему бою различные комбинации и контрдействия.

Семёныч отставил кружку и посмотрел на меня строго, но с лёгкой улыбкой, которая была редкостью на его лице:

— Он машина. Но любая машина ломается, главное — найти слабое место и вовремя туда ударить. Завтра без лишних нервов: спокойно встал, позавтракал, размялся и вышел на ринг человеком, а не загнанной лошадью. Понял?

Я молча кивнул, чувствуя его поддержку и уверенность, которые передались мне и немного успокоили внутреннее напряжение. Завтра будет мой бой, и я был готов к этому испытанию.

Ночь опустилась на Олимпийскую деревню, окутывая её прохладой и тишиной, которая лишь подчёркивала внутреннее напряжение, поселившееся здесь в преддверии решающего дня. Я накинул спортивную куртку и тихо вышел на улицу, чтобы хоть немного успокоить нервы и привести мысли в порядок перед боем. Воздух был пропитан запахами сырой осенней травы, слегка горьковатым ароматом мокрых листьев и едва уловимым дымком из столовой, где уже заканчивали уборку после ужина. Где-то вдалеке раздавался негромкий смех спортсменов, уже выступивших и расслабленных, но вокруг меня словно ощущалось невидимое поле ожидания и напряжения, которое никак не отпускало.

Я неторопливо прошёл по дорожке, вдыхая полной грудью прохладный воздух и стараясь привести мысли в порядок. На спортивной площадке два борца из нашей сборной спокойно и неторопливо отрабатывали захваты и приёмы, бесшумно перемещаясь по мягкому покрытию. Я смотрел на них, невольно отмечая, как в каждом движении читается уверенность и сила, заработанная годами тренировок. Завтра и мне предстояло выйти на ринг и доказать, что всё это было не зря, что я достоин стоять на высшей ступени пьедестала.

Отойдя чуть дальше, я внезапно заметил, что по парку прогуливается мой завтрашний соперник, кубинский боксёр. Он остановился и внимательно смотрел прямо на меня, словно специально ждал этой встречи, желая испытать мою уверенность перед боем. Его взгляд был тяжёлым, спокойным и лишённым каких-либо эмоций, но при этом в нём сквозила скрытая сила, готовность сломать любого, кто встанет у него на пути. Я ответил таким же спокойным и холодным взглядом, не желая уступать ни сантиметра даже сейчас, за пределами ринга.

Так мы стояли несколько секунд, молча оценивая друг друга и понимая, что завтра всё решится именно между нами, и другого шанса уже не будет. Наконец, кубинец отвернулся и медленно пошёл прочь, не сказав ни единого слова. Я остался стоять, глядя ему вслед и понимая, что бой начался задолго до первого удара, и что я не имею права проиграть этот бой. Ни ему, ни самому себе.

Вернувшись в комнату, я снова лёг на кровать и, глядя в потолок, погрузился в воспоминания. Сон никак не приходил, сознание упорно прокручивало прошлое, вспыхивали эпизоды из детства и юности, от которых сердце начинало биться чаще, а мышцы сами собой напрягались, вспоминая боль и тяжесть тренировок. Перед глазами вновь встала картина первого боя в старом спортивном зале, тяжесть первого удара в лицо, привкус крови во рту и глухой звон в ушах. Я превозмогал боль и страх, поднимался когда падал, даже когда тело уже не слушалось и всё казалось бессмысленным.

Эти воспоминания давали силу, наполняли меня уверенностью в том, что и завтра я найду в себе силы подняться, если придётся. Я уже не тот парень, который когда-то уходил с ринга с опущенной головой, я больше не позволю себе сломаться под давлением обстоятельств и чужой силы. Сейчас я тот, кто идёт до конца, не боясь ничего и никого, и завтра я докажу это снова — в самый важный день в моей жизни.

Сон пришёл только под утро, когда за окном уже светлело, и на смену ночной тишине начали просыпаться первые звуки нового дня. Проснувшись, я почувствовал, что настроение полностью изменилось: на смену воспоминаниям и тяжёлым мыслям пришло спокойное и уверенное осознание того, что я готов к битве.

В столовой Олимпийской деревни царила непривычная тишина — спортсмены ели молча, практически не разговаривая друг с другом и не обмениваясь взглядами. Володя мрачно ковырял вилкой омлет, а Шамиль хмуро смотрел в чашку с кофе, время от времени бросая короткие взгляды в мою сторону. Семёныч, спокойно прихлёбывая чай, сидел прямо напротив меня, как всегда, полностью контролируя ситуацию.

— Жрёшь, как будто на расстрел идёшь, — негромко пробормотал Володя, не поднимая глаз от тарелки, и тут же тяжело вздохнул.

— Это Олимпиада, а не столовка, — добавил Шамиль, осторожно ставя на стол пустую кружку и бросая на меня быстрый, изучающий взгляд, словно проверяя, не поддался ли я волнению.

Я только слегка усмехнулся, ничего не ответив на эти замечания, и продолжил молча есть завтрак, почти не чувствуя вкуса пищи. Внутри пульсировала решимость, смешанная с еле заметным возбуждением перед боем, перед той точкой, в которой решится всё. Наконец, я поднялся к себе в номер, чтобы последний раз взглянуть в зеркало перед выходом.

На стене, прямо напротив кровати, был плакат с лозунгом, который я когда-то сам повесил здесь и который уже успел забыть за все эти дни тренировок и боёв. Сейчас я остановил на нём взгляд и медленно прочитал слова, которые уже стали для меня чем-то вроде внутреннего девиза: «Ты можешь проиграть, но не можешь сдаться». Я долго смотрел на эту простую надпись, чувствуя, как внутри вновь разгорается холодный и спокойный огонь готовности.

Сейчас я понимал: я не приехал сюда просто для того, чтобы дойти до финала. Не для того, чтобы просто поучаствовать и почувствовать атмосферу Олимпиады. Я здесь, чтобы победить, чтобы забрать золото и поставить точку в долгом пути, начавшемся много лет назад, в маленьком зале на окраине моего родного города.

С этими мыслями я спокойно вышел из номера, направляясь навстречу бою, который должен был стать моим самым важным сражением.

Глава 22

Перед самым выходом на бой в раздевалке повисла тяжёлая, вязкая тишина. Я сидел на скамейке, ощущая, как сердце с каждым ударом отдаётся в груди, а дыхание становится неглубоким и рваным. Воздух казался тяжёлым, пропитанным запахом разогревающей мази и пота. Свет от лампы на потолке раздражал глаза, отражаясь в зеркале на стене.

Внезапно дверь с тихим скрипом открылась, и в раздевалку вошли мои близкие. Первым появился Сеня, он быстро шагнул ко мне, молча и неуклюже обнял, затем кашлянув, сказал с волнением:

— Мишаня, давай там… красиво сделай, а? Ну, ты понимаешь, чтобы без вопросов.

Я улыбнулся, пытаясь разрядить его напряжение. Внутри от слов друга стало немного теплее.

Лёва, не теряя времени, шагнул вперёд, подмигнул мне и крепко пожал руку, чуть встряхнув, будто проверяя, не потерял ли я уверенность перед самым главным боем:

— Ты уж постарайся, брат. Я на твою победу спор заключил. Если не выиграешь полтинник проспорю.

Я усмехнулся в ответ и коротко кивнул, давая понять, что сделаю всё возможное.

Следом подошёл Колян, его улыбка была широкой и искренней, но глаза смотрели серьёзно и внимательно. Он по-братски похлопал меня по плечу и произнёс громче остальных, чтобы разрядить атмосферу:

— Миша, там общага вся на ушах стоит, давай, не подведи нас! Порвёшь его, кубинца этого, сто процентов!

Я благодарно кивнул, чувствуя, как их вера наполняет меня дополнительными силами и уверенностью.

Яна стояла чуть позади ребят, волнуясь и перебирая в руках край своего платья. Я сделал шаг к ней навстречу, она быстро приблизилась, взяла мою ладонь и легко сжала её холодными пальцами. Её глаза заблестели от волнения, голос чуть дрогнул:

— Ты только осторожнее там, Миш, пожалуйста… Я буду смотреть на тебя с трибуны и ждать. Помни об этом.

— Всё будет хорошо, — улыбнулся я, стараясь успокоить её. — Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.

Яна улыбнулась в ответ, коротко, но так тепло и искренне, что сердце пропустило удар.

Друзья двинулись к выходу, шумно обсуждая, кто где будет сидеть и откуда лучше всего смотреть бой. Семёныч остался последним, ожидая, пока дверь за ними плотно закроется. Он подошёл вплотную и положил свою ладонь мне на плечо, чуть наклонившись вперёд, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— Михаил, это не просто бой, ты знаешь. Это бой за честь, за твоё имя, за всех нас. Кубинец будет ломать, провоцировать и давить. Но ты уже проходил такое. Ты уже доказал себе, что можешь преодолевать трудности. Сейчас самое важное — не потерять голову. Действуй холодно, жёстко и чётко. Запомни, что я тебе говорил: в этом бою победит не только сила, но и воля. А воли у тебя хватит.

Я внимательно слушал, впитывая каждое слово тренера, чувствуя, как его уверенность наполняет меня изнутри.

— Я понял, Семёныч. Я сделаю всё, что могу.

Он слегка сжал моё плечо, затем повернулся и вышел из раздевалки, уверенный в том, что оставил меня с правильными словами и правильным настроем.

Оставшись наедине, я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и почувствовал, как напряжение исчезает, уступая место холодной уверенности и готовности выйти на ринг. Теперь я был готов.

После того как дверь закрылась за Семёнычем, я снова остался наедине с собой. В раздевалке повисла тяжёлая, почти осязаемая тишина, и я на мгновение замер, собираясь с мыслями. Через несколько секунд дверь вдруг снова отворилась, и тренер быстро вошёл обратно. Он молча подошёл ко мне, сел на скамейку напротив и внимательно, по-отечески, посмотрел мне прямо в глаза.

— Михаил, я специально вернулся, чтобы сказать тебе кое-что важное, — его голос звучал тихо, но твёрдо. — Ты много прошёл, чтобы оказаться здесь, и я горжусь тобой. Но сейчас забудь об этом. Всё, что было, уже не имеет значения. Важны только эти три раунда. Соперник силён, и он будет драться до конца. Он готов убивать на ринге, но и ты тоже.

Он помолчал, позволив словам проникнуть глубже, затем продолжил ещё увереннее:

— Слушай внимательно. Когда будет тяжело, вспомни, как мы гоняли тебя по утрам. Вспомни, как тебе казалось, что больше не можешь, что сил не осталось. И вспомни, как вставал и продолжал биться. Сегодня будет то же самое. Не дай ему поверить, что он сильнее. Ты уже знаешь его слабости, используешь их. Просто делай свою работу и держи темп. Не вступай в драку, веди бой умно, заставь его ошибаться.

Семёныч остановился, посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, и я понял, что это его последнее и самое важное наставление.

— Запомни, Миша: побеждает не тот, кто сильнее бьёт, а тот, кто дольше держится на ногах. Ты готов держаться до последней секунды?

Я молча кивнул, глядя ему прямо в глаза и чувствуя, как каждая его фраза становится частью моей внутренней решимости.

— Тогда иди и покажи всем, кто здесь настоящий чемпион. Я верю в тебя. Просто сделай это красиво.

Семёныч ещё раз внимательно посмотрел на меня, затем улыбнулся краем губ, развернулся и вышел, оставив после себя ощущение твёрдой уверенности и решимости, которые наполняли меня до краёв.

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как сердце начинает биться чаще с каждым шагом к выходу из раздевалки. Коридор казался длинным и непривычно тихим, словно пространство вокруг меня сузилось до одной единственной точки — ринга. Каждый шаг отзывался эхом в груди, каждый вдох становился чуть тяжелее, но сознание оставалось ясным и холодным.

Когда я вышел в зал, свет прожекторов ударил в глаза, а рёв трибун оглушил меня, как внезапный шквал. Я на мгновение замер, позволив взгляду скользнуть по зрителям. С трибуны раздались оглушительные крики поддержки: Сеня стоял, размахивая каким-то шарфом, Лёва что-то свистел и громко хлопал в ладоши, а Колян неистово махал кулаком, подбадривая меня. Яна напряжённо стояла рядом, её взгляд неотрывно был прикован ко мне. На мгновение наши глаза встретились, и я увидел в них всю силу её переживаний и веры.

Рядом с друзьями сидели мои родители. Отец, обычно сдержанный и строгий, сейчас поднялся и гордо, с лёгкой улыбкой, смотрел на меня, размахивая руками в знак поддержки. Мама прижала руку ко рту, глаза её блестели от волнения, но и в её взгляде я чувствовал безусловную веру и тепло, которые согревали моё сердце даже сейчас, в самый напряжённый момент жизни.

Я ступил на ступеньки, ведущие на ринг, перешагнул через канаты и почувствовал под ногами упругий, знакомый настил, на котором я провёл столько часов тренировок и боёв. Вдохнул полной грудью пропитанный адреналином воздух и медленно повернулся, взглянув в противоположный угол, где стоял мой соперник — кубинец, спокойный и уверенный, словно каменная стена.

Рефери подозвал нас в центр ринга. Я шагнул вперёд, чувствуя, как напряжение постепенно уходит, уступая место холодной решимости и ясному пониманию, что сейчас произойдёт главный бой моей жизни. Я поднял глаза к трибунам в последний раз, ещё раз нашёл взглядом всех близких, и, коротко кивнув им, снова переключился на соперника.

— Покажите все на что вы способны, удачи! — напутствовал рецепт.

Мы с соперником поприветствовали друг друга и разошлись по углам.

Прозвучал гонг и начался бой.

С первых секунд кубинец бросился вперёд, словно хотел сразу же доказать своё превосходство. Его глаза были холодными и расчётливыми, а удары — жёсткими и быстрыми, почти незаметными для глаз. Я едва успел уклониться, почувствовав, как перчатка соперника пронеслась буквально в сантиметре от моего лица, обдав кожу горячим потоком воздуха. Трибуны глухо ахнули, словно почувствовав всю мощь его атаки, а моё сердце учащённо забилось.

Я отступил на шаг, затем резко сменил направление, уйдя от следующего удара, и провёл свою первую комбинацию: короткий джеб, правый прямой — кубинец спокойно ушёл, словно предвидя мои действия заранее. Каждое движение давалось с трудом, его защита казалась почти непроницаемой, но я не собирался уступать инициативу. В голове звучал голос Семёныча: «Не дай ему диктовать темп. Работай на ногах, постоянно двигайся».

Во втором раунде соперник увеличил натиск. Теперь это был уже не просто бокс — это была настоящая битва на выживание. Кубинец начал агрессивно работать в клинчах, умело маскируя удары локтями и плечами. В один момент, когда мы снова сцепились, я почувствовал сильный удар локтем по подбородку — перед глазами помутнело, в ушах зазвенело, а ноги на мгновение стали ватными.

«Не падай, держись!» — яростно прокричал я самому себе, встряхнув головой и отталкиваясь от соперника, пытаясь восстановить дистанцию и дыхание. Толпа на трибунах гудела, реагируя на каждое столкновение. Я снова услышал голос Сени, разрывающийся где-то наверху:

— Мишка, терпи! Терпи!

На лице кубинца мелькнула усмешка, он почувствовал моё состояние и бросился вперёд, стараясь окончательно сломить меня. Но именно в этот момент я вспомнил слова Семёныча о терпении и холодном расчёте, заставил себя успокоиться, выровнять дыхание и двигаться по рингу, не позволяя загнать себя в угол.

Третий раунд начался для меня тяжело, я чувствовал, что силы постепенно покидают тело, руки стали тяжелее, движения замедлились. Кубинец выглядел уверенно, он шёл вперёд, нанося удары, которые с трудом удавалось блокировать. И вдруг, когда очередной хук почти достал меня, я заметил небольшое движение его плеча перед ударом. Эта мелочь стала ключом. Я мгновенно сместился в сторону и вложил все оставшиеся силы в мощный ответный удар справа.

Перчатка с глухим, тяжёлым звуком достигла цели. Кубинец пошатнулся, его глаза на мгновение растерялись, а публика взорвалась громогласными криками. Я ощутил прилив энергии, кровь бурлила в венах, словно в теле открылся второй резерв. Теперь уже я начал наступать, быстро и уверенно проводя комбинации, заставляя соперника защищаться и отступать. Время на часах почти истекло, секунды стремительно таяли, а я продолжал атаковать.

Последние мгновения боя стали самыми тяжёлыми и напряжёнными. Оба мы пошли в обмен ударами, уже не думая о защите, о тактике, о последствиях. Каждый мой удар достигал цели, каждый его удар больно отдавался в теле, но я стоял, сжав зубы, понимая, что если сейчас отступлю — проиграю.

Гонг прозвучал оглушительно резко, и зал мгновенно погрузился в гнетущую тишину, словно кто-то выключил звук. Я медленно подошёл к центру ринга и остановился рядом с соперником. Тело моё было будто чужим — мышцы гудели от напряжения и боли, руки тяжело свисали вниз, а ноги едва держали меня. Я чувствовал, как с висков стекает пот, смешиваясь с кровью из разбитой губы, и каплями падает на настил ринга. Каждый вдох отдавался болью в груди, воздух казался горячим и плотным, как кипящая смола, но взгляд мой был устремлён только вперёд, к судьям, чьё решение сейчас решало всю мою жизнь.

Рефери медленно взял наши руки, и я почувствовал его твёрдую хватку на запястье, словно он боялся, что я упаду. Я краем глаза посмотрел на кубинца: он тоже тяжело дышал, его грудь ходила ходуном, но глаза всё ещё были холодны и собраны, а челюсть напряжена. Он не собирался показывать слабость, и это вызывало у меня невольное уважение.

С трибуны донёсся приглушённый шум, шелест напряжённых голосов, и я поднял глаза наверх, пытаясь отыскать лица близких. Сеня замер на месте, одной рукой сжимая край своего шарфа. Лёва и Колян стояли чуть впереди, молча и напряжённо, их плечи были напряжены, кулаки сжаты, словно они сами стояли на ринге. Яна стояла неподвижно, прикрывая рот рукой и глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых читалась вся её тревога, вся её нежность и надежда. Мои родители были здесь же: мама нервно прижимала руки к груди, а отец впервые поднялся во весь рост и смотрел на меня с гордостью и глубоким, почти торжественным уважением.

Наконец голос диктора прорвался сквозь напряжение, громкий, отчётливый, эхом отдаваясь под сводами зала:

— Победителем и олимпийским чемпионом становится…

Зал взорвался так громко и так неожиданно, что я буквально вздрогнул. Рефери поднял руку мне. Тело пронзила острая, пьянящая волна эмоций, заставившая забыть о боли и усталости. Я запрокинул голову вверх, закрыв глаза и чувствуя, как слёзы счастья жгут лицо, смешиваясь с потом и кровью.

Первым рядом оказался Семёныч. Обычно сдержанный и строгий тренер на этот раз не выдержал: его глаза тоже были влажными, и он, не скрывая эмоций, обнял меня так крепко, что дыхание перехватило:

— Ты сделал это, Миша, сделал! — голос его звучал надрывно, охрипло, почти по-отечески. — Я горжусь тобой, сынок!

Следом, едва не сбив нас с ног, влетели друзья. Колян кричал что-то неразборчивое, срывая голос, Лёва прыгал рядом, размахивая руками и пытаясь поднять меня на плечи, Сеня обнимал всех подряд и громко всхлипывал, не в силах скрыть эмоций. Их радость была настолько яркой и искренней, что я не мог не улыбнуться сквозь слёзы.

Яна нерешительно шагнула ко мне последней, остановилась в шаге, потом вдруг резко подошла и прижалась ко мне всем телом, обнимая крепко и нежно. Я почувствовал её горячее дыхание на своей шее и услышал едва различимый, дрожащий шёпот:

— Я всегда верила в тебя, Мишенька. Ты мой чемпион.

Церемония награждения проходила словно в замедленном сне. Поднявшись на пьедестал, я ощутил, как всё тело покрылось лёгкой дрожью. На мою шею аккуратно подвесили медаль, и я почувствовал её приятную тяжесть, её холодное прикосновение к разгорячённой коже. Подняв медаль в ладони, я увидел, как золото ярко переливается под светом прожекторов, и ощутил невероятное счастье и облегчение.

Когда заиграл гимн Советского Союза, я медленно поднял взгляд вверх, на трибуны, и увидел, как все мои близкие, мои друзья, родители и тренер, стояли в едином порыве, положив руку на сердце и смотря прямо на меня с восхищением, гордостью и радостью. Сеня уже открыто вытирал слёзы, не пытаясь спрятать своё волнение, Лёва и Колян широко улыбались, выкрикивая моё имя и хлопая в ладоши изо всех сил. Яна стояла тихо, держа ладонь у груди, а её глаза смотрели прямо на меня, полные слёз и нежности. Родители стояли вместе, рука в руке, глядя на меня так, словно именно сейчас осуществилась их самая заветная мечта.

Гимн звучал величественно, заполняя собой весь зал и моё сердце. Я глубоко вдохнул и почувствовал, как этот момент навсегда отпечатывается в моей памяти. Это была моя самая важная, самая настоящая победа, ради которой стоило пройти через все испытания и боль. И теперь, стоя на высшей ступени пьедестала, я точно знал — этот миг останется со мной навсегда.

Эпилог

Заключительный вечер Олимпиады казался особенным. Солнце уже садилось за горизонтом, окрашивая небо в яркие цвета заката, и стадион, постепенно наполняясь зрителями, гудел и шумел, предвкушая скорую церемонию закрытия. Все спортсмены собрались внизу, у входа на стадион, и в воздухе чувствовалось особое волнение, смешанное с лёгкой грустью от осознания того, что всё уже подходит к концу.

Мы стояли вместе с Семёнычем, Сеней, Лёвой, Коляном и Яной, наблюдая за последними приготовлениями. Я ощущал странную смесь радости от победы и лёгкого сожаления, что скоро всё закончится и нужно будет вернуться к обычной жизни. Вдруг над стадионом прозвучал голос диктора, приглашающий спортсменов выйти на стадион для церемонии закрытия.

Мы медленно пошли вперёд, присоединяясь к единому потоку спортсменов из разных стран. Я чувствовал, как Сеня молча идёт рядом, Лёва и Колян негромко переговариваются о чём-то своём, а Яна осторожно держится за мою руку, словно боясь потерять меня в этой толпе.

Когда мы вышли на арену, стадион был уже полностью заполнен зрителями. Тысячи людей приветствовали нас аплодисментами, выкрикивая поздравления и махая руками. Над ареной гордо развевались флаги стран участников, обозначая единство Олимпийского движения и преемственность традиций.

Я поднял взгляд на трибуны и увидел родителей. Мама улыбалась сквозь слёзы, отец смотрел на меня с таким выражением гордости и удовлетворения, что у меня перехватило дыхание. Яна крепче сжала мою руку, тоже заметив их, и тихо прошептала:

— Ты сегодня подарил им счастье, Миша. Они гордятся тобой.

Я кивнул, чувствуя, как комок в горле мешает говорить.

На трибуну президент Международного олимпийского комитета. Он окинул взглядом трибуны и торжественно произнёс:

— XXII Олимпийские игры объявляются закрытыми. Мы прощаемся с вами, но Олимпийский дух навсегда останется в сердцах.

С его последними словами Олимпийский огонь начал медленно угасать, и стадион погрузился в задумчивую, проникновенную тишину.

И вдруг огромный экран над стадионом озарился изображением Олимпийского Мишки. Он поднял лапу, улыбнулся и помахал зрителям. Прозвучали первые ноты песни «До свидания, Москва», и огромная фигура Мишки медленно поднялась в небо, будто прощаясь с каждым из нас лично. В тот момент я услышал, как тысячи голосов начали тихо подпевать:

«На трибунах становится тише, тает быстрое время чудес…»

Сеня быстро вытер глаза, Лёва и Колян замолчали, даже всегда сдержанный Семёныч смотрел вверх с необычной для него задумчивостью. Яна крепко держала мою руку, и я чувствовал, как её пальцы чуть заметно дрожат.

В памяти всплыли яркие моменты этих дней: упорные тренировки, первый тяжёлый бой, бессонные ночи перед поединками, слова поддержки друзей, гордость родителей после победы. Всё слилось воедино, и я вдруг ясно осознал, что Олимпиада стала самым ярким, самым важным событием моей жизни.

Огромный Мишка поднялся всё выше, над стадионом зазвучал многотысячный хор голосов:

— До свидания, наш ласковый Миша, возвращайся в свой сказочный лес…

Вокруг меня стояли друзья, люди, с которыми я прошёл путь к своей мечте, и этот момент стал для меня настоящим символом дружбы и единства. Яна нежно взяла меня за руку, и я почувствовал, что, несмотря на окончание Олимпиады, самое важное ещё впереди.

Мишка медленно исчезал в ночном небе, оставляя после себя только воспоминания и чувство невероятного счастья. Я оглянулся на своих друзей и тренера и понял, что никогда не забуду этот миг, этот день и этот вечер. Потому что он был нашим, общим, навсегда объединившим нас мгновением.