Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

3

Неудивительно, что даже случайное наблюдение одной пары ястребиных орлов произвело на меня сильное впечатле­ние. Вторая встреча еще больше распалила мой интерес. Она произошла через неделю в другом месте, когда мы возвра­щались из дальнего маршрута со Стасом Муравским.

Стас ― уроженец Кара–Калы и мой частый спутник в полевых изысканиях, той весной вернулся из армии и вновь упи­вался родными красотами. Проведя детство и отрочество в экспедициях с приезжающими в Туркмению биологами и ар­хеологами, обладая хмурым видом и веселым неприхотливым нравом, Стасик был мне прекрас­ным полевым напарником.

Я познакомился с ним, когда ему было пятнадцать, а мне двадцать два. Я тогда впервые приехал в Кара–Калу с двумя неподъемными рюкзаками, которые произве­ли на водителя автобуса такое впечатление, что он даже специально подвез меня за остановку поближе к нужному месту.

Я выгрузился, браво дошел, как тягловый верблюд, до дома Муравских, где Ната­ша, увидев меня с моей ношей, сказа­ла: «Ого! А где же Стас? Тебя что, никто на остановке не встретил?» А уже потом появилось и само чадо, отправленное родите­лями встречать меня с автобуса, ― остроносый, похожий на Буратино Стас приска­кал вприпрыжку, ухмыляясь до ушей: «А Вы уже здесь?! А я на остановке ждал–ждал…» И потом добавил, увидев мои рюкзаки: «Ха–ха!» Подозреваю, что это его «ха–ха» и оказало решающее влияние на наши отношения…

Стас смугл и черноволос: татарские гены подавляют в его внешности намешанную даже в большей пропорции русскую и польскую кровь. Туркмены до конца никогда не признавали в нем своего, но вполне правомерно считали, что он гораздо ближе к усредненному местному облику и больше похож на человека, чем какой‑нибудь ры­жий и белокожий, мгновенно обгорающий на солнце…

Уже много позже, во время нашего с ним совместного путешествия по Аппалачам, американцы неоднократно изумля­лись тому, что среди российских экологов каким‑то образом оказался индеец… Вот уж когда мы отвели душу в разглаголь­ствованиях об угнетенном американском пролетарии, нашедшем пристанище в «семье единой всех трудовых народов»… С узорной ленточкой на длинных черных волосах, с кулонами, в браслетах и прочих «фенечках» (он ― талантливый и самобытный художник, скульптор и вообще мастер), Стасик при этом выразительно сидел, глядя стеклян­ным взглядом в одну точку, покачиваясь и ничего не говоря…