Хатем погладил его по голове, по шее, И вдруг рука его коснулась чего‑то твердого^ напоминающего рог, а приглядевшись, Хатем увидел, что в голове у пса торчит большой гвоздь. Хатем немедля выдернул тот гвоздь. Пес завертелся волчком и на глазах у жителей селения превратился в рослого красивого юношу…
«14 февраля. Дорогая Дашенька!
Тетя Наташа и дядя Игорь, у которых я здесь живу, очень добрые и всегда помогают больным или брошенным животным. Поэтому у них дома всегда полно всякого зверья. Сейчас живут три кота и три собаки.
У рыжего Коти нет одного глаза. Когда мы ужинаем, ему разрешают сидеть за столом на табуретке и есть со своей тарелки. Очень маленькая черная кошечка Чернушка весь день где‑то бегает, а вечером появляется, трется о ноги и мяукает очень пискливо ― как мышка пищит. Третий кот никогда не мяукает, но всегда таскает что‑то со стола. А сегодня он на веранде сидел на еще теплой электрической плитке, как чайник, ― грелся.
Самый маленький из собак ― Джим. Он белый, с черными ушами и лохматый. Гоняет в округе всех других собак, даже огромных алабаев. Вот что значит боевой характер. Собачка Кузька очень добрая, все время просит, чтобы ее погладили. Третий барбос ― это большой темно–коричневый пудель. Его давно не стригли, и он очень похож на овцу: весь в кудряшках.
Овец здесь очень много, а пуделей таких никогда не было. Поэтому когда я его первый раз увидел, то сразу подумал: «Как странно у овцы совсем собачья голова». А потом оказалось, что это и правда собака. Зовут его Флокс–Франт.
У него родословная, которую здесь и показать некому, а в ней записано, что его дедушка из Англии, а бабушка из Америки. И что день рождения у него 5 февраля. Тетя Наташа хотела устроить ему праздник, испечь что‑нибудь вкусное и позвать других собак в гости, но он сам все испортил: стащил со стола кусок сыра и получил вместо дня рождения под хвост веником.
Франтик ― собака городская, поэтому почти все время спит на кухне под столом и грустно вздыхает. Наверное, вспоминает свой Ленинград, откуда его привезли, а назад взять не смогли… Ну ничего, у него теперь и здесь много друзей. От него и от меня привет Кисе и всем другим твоим животным».
В отдельные годы меня, приезжающего из Москвы, у дома Муравских встречала целая свора добросовестно гавкающих на чужака разномастных кудлатых кабыздохов, на самом деле приветливо помахивающих хвостами мне навстречу: мол, ну а с тобой что, ежели и ты сюда, к нам в компанию?.. Со мной все было как всегда ― орлов я решительно не находил.
Когда я вышагивал от заповедника домой, это был как раз тот день, когда я с очевидностью был «чужим на празднике жизни», и поэтому дом Муравских был абсолютно наилучшим местом, где я мог быстрее всего вернуться к жизненному тонусу, чтобы из полученного очень «кислого лимона» все же как‑то «сделать лимонад».