Федра

Что говоришь ты мне? Что хочет Ипполит

Со мной увидеться? Проститься он спешит?

Ошиблась, верно, ты. Не может быть, Исмена!

Поверь, царевна. В нем свершилась перемена,

Когда услышал он о гибели отца.

Тесея нет, – и ты влечешь к себе сердца.

Не Арикия ль здесь законная царица?

Знай, скоро вся к тебе Эллада устремится!

Так это, стало быть, не ложь, не звук пустой?

Я больше не раба, и сгинул недруг мой?

За братьев за твоих отмстили олимпийцы,

И ныне тени жертв встречают тень убийцы.

Не слышала ли, как свои он кончил дни?

Есть слухи разные. Так, говорят одни,

Что, где-то новую найдя себе подругу,

Бежал он с ней и что неверному супругу

Могилой стало дно морское. Слух другой —

Что будто бы вдвоем Тесей и Пирифой,

Дабы увидеть то, что от живых сокрыто,

Проникли в мир теней, на берега Коцита,

Вернуться ж не смогли опять на белый свет:

Кто раз туда сошел, тому возврата нет.

Ужели на земле есть человек, способный

До смерти, заживо, проникнуть в мир загробный?

И чем Тесея мог тот страшный мир привлечь?

Царевна, мертв Тесей, – сейчас об этом речь.

Вся знать афинская известием убита.

Трезен уже избрал на царство Ипполита,

А Федра от своих испуганных друзей

Советов мудрых ждет: ей страшно за детей.

Не думаешь ли ты, что повелитель новый

Добрее, чем Тесей? Что он мои оковы

Захочет облегчить?

Конечно, облегчит.

Ты знаешь ли, каков бездушный Ипполит?

Откуда у тебя взялась мечта пустая,

Что он, весь женский пол надменно презирая,

Окажет милость мне? Ты видела не раз,

Как уходил он прочь, едва заметив нас.

Что он суров и горд, я знала по рассказам.

Вот почему за ним слежу я зорким глазом

И утверждать берусь, что не совсем права

О неприступности царевича молва.

Впервые увидав его с тобою рядом,

Я вмиг заметила, как под твоим он взглядом

Смутился, и скажу ему я не в укор,

Что не суровым был в тебя вперенный взор.

Да не обидится царевич непреклонный:

Хоть о любви молчал, глядел он, как влюбленный.

Пусть оснований нет таким словам твоим,

Я жадно, сердцем всем, прислушиваюсь к ним.

Воображала ль ты, меня так долго зная,

Что скорбная душа, душа моя больная,

Которую избрал своей игрушкой рок,

Не избежит любви и всех ее тревог?

Меня, последнюю в роду, что вел начало

От матери-земли[35], – меня лишь не пожрала

Кровавая война: погибли в ней мои

Шесть братьев-юношей[36], цвет царственной семьи.

Коса скосила всех. С великой скорбью Гея

В себя впитала кровь потомков Эрехтея.

Строжайший объявил указ Тесей, наш враг, —

Чтоб не мечтал никто вступить со мною в брак:

Роди я сыновей, дрожал бы он от страха,

Что наш мятежный род воспрянет вновь из праха.

Ты знаешь, встретила с презреньем я каким

Указ, объявленный гонителем моим:

Я, незнакомая тогда еще с любовью,

Обрадовалась лишь Тесееву условью,

Почтя, что чистоту оно мне сохранит.

И вот передо мной явился Ипполит.

Нет, не сверкающей пленилась я приманкой,

Не красотой его, не царственной осанкой, —

Природы щедрыми дарами наделен,

Тех преимуществ сам в себе не ценит он, —

Меня душевное пленило благородство.

С прославленным отцом храня в высоком сходство,

Не унаследовал он низких черт отца.

Тем больше этого люблю я гордеца,

Что он не знал любви. Я б не могла, как Федра,

Тесеем чваниться, – любимым, что так щедро

Свою привязанность всем встречным раздает.

Войти в то сердце, где для всех не заперт вход!

Завидной не могу почесть такую долю.

Вот если бы согнуть негнущуюся волю!

Неуязвимый дух пронзить стрелой скорбей!

Навек сковать того, что не знавал цепей!…

Победа над каким героем знаменитым

Сравнится с торжеством любви над Ипполитом?

И чем труднее путь к такому торжеству,

Тем мне ценней оно. В мечтах о нем живу!

Исмена, милая! Увы, моя отвага,

Я знаю и сама, не принесет мне блага, —

Для торжества над ним моих не хватит сил.

От гордости его, которой он мне мил,

Замучусь я. Увы! Моя судьба плачевна.

Ведь так?

А вот он сам идет к тебе.

Царевна!

Перед отплытием явился я к тебе, —

О будущей твоей уведомить судьбе.

Отец мой мертв. В душе об этом знал давно я:

Исчезновению бесстрашного героя,

Что подвигами всю потряс земную твердь,

Могла причина быть единственная – смерть.

Собрату, спутнику, преемнику Алкида[37]

Пришлось, покинув мир, сойти во мрак Аида.

Должна признать за ним все эти имена

И ты, хотя была при нем угнетена.

Сильна моя печаль, ей не пройти вовеки.

Одно отрадно: ты свободна от опеки.

Я отменил указ. Будь полной госпожой

Над сердцем ты своим и над самой собой.

В Трезене, где на власть я все права имею,

Где предку своему наследую, Питфею,

Где избран я в цари и где мне все – друзья,

Свободной будешь ты – свободнее, чем я.

О государь! Боюсь, что к пленнице опальной

Ты слишком милосерд. Ты жребий мой печальный

Так изменить спешишь, что мне милее плен,

Чем ожидание грядущих перемен.

Афинам нужен царь. Кипят умы в столице.

Кто ж назван ими? Ты, я сам и сын царицы.

Я?

Ведомо тебе, что древний есть закон,

По коему, раз я не эллинкой рожден,

Мне возбраняется владеть афинским троном?

Будь мне соперником лишь брат мой, – я б законом

Мог пренебречь, его забвению предав

Во имя истинных моих, всем ясных прав.

Однако твоему я уступаю праву:

Я должен передать афинскую державу

Тебе, наследнице династии былой,

Тебе, чей предок был рожден самой землей.

Мой дед, Эгей, царю был лишь приемным сыном[38].

Тесей принес почет, могущество Афинам,

За что его царем провозгласил народ.

Отвергнут и забыт был твой злосчастный род.

Теперь там ждут тебя. Владей своей державой!

Афины распрею утомлены кровавой,

Да и сама земля устала вновь и вновь

Пить собственных детей дымящуюся кровь.

Трезен останется под властью Ипполита,

Сын Федры – в будущем он повелитель Крита[39],

Но Аттика – твоя. Туда я должен плыть,

Дабы все помыслы к тебе лишь обратить.

Я так поражена, что не найду ответа.

Уж не во сне ли мне пригрезилось все это?

Сплю? Бодрствую? Понять не в силах ничего.

Скажи мне, государь, какое божество

Твой замысел тебе внушило? Ведь по праву

Стяжал ты громкую себе повсюду славу.

И трон – мне отдаешь? Как рада б я была

Знать лишь о том, что ты не замышляешь зла,

Что не намерен ты безжалостно и гневно

Меня преследовать…

Преследовать, царевна?

Зло причинить тебе? Иль, чудеса творя,

Ты не смягчила бы и сердце дикаря?

Сколь ни хулит молва мое высокомерье, —

Я женщиной рожден, не чудище, не зверь я.

О, я противился, но красота твоя…

Как, государь?

Себя невольно выдал я.

Увы, рассудок мой был побежден порывом.

Но, с ожиданием покончив терпеливым,

Со строгих уст сорвав безмолвия печать

И сердце обнажив, я должен продолжать.

Перед тобой – гордец, наказанный примерно.

Я, тот, кто отклонял любовь высокомерно,

Не признавал ее началом всех начал,

Я, кто ее рабов надменно презирал,

Кто с жалостью глядел на тонущие души

В час бури, думая, что сам стоит на суше, —

Был сломлен, подчинен всеобщей был судьбе.

В смятенье изменил я самому себе.

Час пробил – и мой дух, свободный и суровый,

Смирился и надел любовные оковы.

О, сколько в прошлом мук и сколько впереди!

Полгода как живу я со стрелой в груди,

Напрасно от нее избавиться мечтая.

Ты здесь – бегу я прочь; коль нет – ищу тебя я.

Куда б я ни пошел, ты следуешь за мной:

Твой образ в заросли мне видится лесной;

Меня при свете дня, меня во мраке ночи

Запретная мечта терзает все жесточе…

Стараюсь избегать я сердца госпожу,

И что же – сам себя в себе не нахожу:

Душа занятьями былыми тяготится, —

Забыты скакуны, забыта колесница,

Не мчусь за зверем я с копьем наперевес,

И только вздохами я оглашаю лес…

Я напугал тебя признаньем неумелым?

Иль ты пристыжена тобой свершенным делом?

Поймала ты в свою пленительную сеть

Добычу странную. Есть от чего краснеть.

Да, страсть моя дика, слова просты. Что нужды!

Ты вспомни, что язык любви – язык мне чуждый.

Не смейся надо мной. Моя бессвязна речь,

Но знай, – лишь ты могла любовь во мне зажечь.

Царевич, следует сюда за мной царица.

Ей нужен ты…

Я?

Что в ее уме таится,

Не знаю. Про отъезд прослышав близкий твой,

Желает перед тем поговорить с тобой.

Что Федре я скажу? К чему ее мне видеть?

Отказом можешь ли сейчас ее обидеть?

Пусть много претерпел ты от ее вражды,

Но каплю жалости яви к ней в час беды.

Перед отплытием с тобой не жду я встречи.

Какой мне дашь ответ на пламенные речи?

Захочешь ли принять дар сердца и души?

Плыви, мой господин. Что обещал – сверши:

Признать владычество мое склони Афины.

Отвергнуть этот дар нет у меня причины.

Но знай, вновь возводя меня на трон отцов:

Трон – не щедрейший дар из всех твоих даров.

Все ли готово, друг? Сейчас придет царица.

Ступай же на корабль, вели поторопиться.

Распоряжения отдай и приходи, —

От этой тяготы меня освободи.

Вот он!… Вся кровь на миг остановилась в жилах

И к сердцу хлынула… И вспомнить я не в силах

Ни слова из того, что нужно мне сказать.

Но ты должна спасти свое дитя, – ты мать!

Ты покидаешь нас? Не сетуй на докуку,

Но я к твоим скорбям свою прибавлю муку:

За сына я боюсь! Лишился он отца.

Увы, недолго ждать и моего конца.

Вокруг него – врагов завистливая свора,

И только ты ему защита и опора.

Но мысль ужасная мой угнетает дух:

Что к жалобам его останешься ты глух,

Что, ненавидя мать, – а есть тому причина, —

Свой справедливый гнев обрушишь ты на сына.

Так низко поступить, царица, я б не мог.

О, ненависть тебе не ставлю я в упрек:

Ты от меня терпел обиды и гоненья.

Но сердца моего ты знал ли побужденья?

С тобою рядом жить была не в силах я,

И ты отправлен был в далекие края;

Я говорила всем и тайно, и открыто:

Пусть отделят моря меня от Ипполита.

На самом имени твоем лежал запрет —

И все из-за меня. Изведав столько бед,

Отмщенье мог бы ты с обидой соразмерить

И злом воздать за зло. Но можешь мне поверить,

Что, пораженная несчастьем, я скорей

Достойна жалости, а не вражды твоей.

Я знаю: матери живут всегда в тревоге

За собственных детей; и если на дороге

У сына – пасынок, то мачехе он враг.

Как правило, чреват сомненьем новый брак.

Другая женщина была б на этом месте, —

Как знать, не больше б я терпел от женской мести?

По милости небес всеобщий сей закон

Не властен надо мной. Увы, мой дух смущен

Другой тревогою. И от нее не скрыться…

Ты раньше времени тревожишься, царица.

Быть может, твой супруг, по счастью, жив и здрав,

И боги нам его, моленьям нашим вняв,

Вернут? Достаточно у Посейдона власти —

Любимца своего спасет он от напасти.

Двукратно не войти в обитель мертвецов.

Коль там Тесей – не жди пощады от богов.

Ты думаешь, Аид нарушит свой обычай

И алчный Ахерон расстанется с добычей?

Но что я говорю! Тесей не умер! Он —

Со мною рядом… Здесь!… В тебе он воплощен…

Его я вижу, с ним я говорю… Мне больно!

Свое безумие я выдала невольно.

Поистине, любовь есть чудо из чудес!

Тесея видишь ты, тогда как он исчез.

Как любишь ты!

Ты прав! Я, страстью пламенея,

Томясь тоской, стремлюсь в объятия Тесея.

Но Федрою любим не нынешний Тесей,

Усталый ветреник, раб собственных страстей,

Спустившийся в Аид, чтоб осквернить там ложе

Подземного царя! Нет, мой Тесей моложе!

Немного нелюдим, он полон чистоты,

Он горд, прекрасен, смел… как юный бог!… Как ты!

Таким приплыл на Крит Тесей, герой Эллады:

Румянец девственный, осанка, речи, взгляды, —

Всем на тебя похож. И дочери царя

Героя встретили, любовь ему даря.

Но где был ты? Зачем не взял он Ипполита,

Когда на корабле плыл к побережью Крита?

Ты слишком юным был тогда – и оттого

Не мог войти в число соратников его.

А ведь тогда бы ты покончил с Минотавром

И был за подвиг свой венчан победным лавром!

Моя сестра тебе дала бы свой клубок,

Чтоб в Лабиринте ты запутаться не мог…

Но нет! Тогда бы я ее опередила!

Любовь бы сразу же мне эту мысль внушила,

И я сама, чтоб жизнь героя сохранить,

Вручила бы тебе спасительную нить!…

Нет, что я! Головой твоею благородной

Безмерно дорожа, я нити путеводной

Не стала б доверять. Пошла бы я с тобой,

Чтобы твоя судьба моей была судьбой!

Сказала б я тебе: «За мной, любимый, следуй,

Чтоб умереть вдвоем или прийти с победой!»

Опомнись! У тебя душа помрачена:

Ведь я Тесею – сын, а ты ему – жена!

Опомниться? Ты мнишь – мне память изменила?

Свое достоинство я разве уронила?

Тебя не понял я. Меня терзает стыд.

Но верю, что вину царица мне простит,

Хоть я и заслужил суровые упреки.

Я ухожу…

О нет! Все понял ты, жестокий!

Что ж, если хочешь ты, чтоб скорбь свою и боль

Я излила до дна перед тобой, – изволь.

Да, я тебя люблю. Но ты считать не вправе,

Что я сама влеклась к пленительной отраве,

Что безрассудную оправдываю страсть.

Нет, над собой, увы, утратила я власть.

Я, жертва жалкая небесного отмщенья,

Тебя – гневлю, себе – внушаю отвращенье.

То боги!… Послана богами мне любовь!…

Мой одурманен мозг, воспламенилась кровь…

Но тщетно к небесам я простираю руки,

Взирают холодно они на эти муки.

Чтоб не встречать тебя, был способ лишь один,

И я тебя тогда изгнала из Афин.

Ждала я, что в тебе укоренится злоба

К твоей обидчице – и мы спасемся оба.

Да, ненависть твоя росла, но вместе с ней

Росла моя любовь. К тебе еще сильней

Влекли меня твои безвинные мученья;

Меня сушила страсть, томили сновиденья.

Взгляни – и ты поймешь, что мой правдив рассказ.

Но нет, ты на меня поднять не хочешь глаз.

Кто б из живых существ мой жребий счел завидным?

Не думай, что с моим признанием постыдным

Я шла сюда к тебе. О нет, просить я шла

За сына, чтоб ему не причинял ты зла.

А говорю с тобой лишь о тебе… О, горе!

Тобой я вся полна, и с сердцем ум в раздоре.

Что ж, покарай меня за мой преступный пыл.

Немало твой отец чудовищ истребил;

И ты с лица земли сурово и жестоко

Сотри чудовище, исчадие порока,

Тесееву вдову, томимую – о, стыд! —

Любовью к пасынку! О, пусть твой меч пронзит

Ей сердце грешное, что жаждет искупленья

И рвется из груди к мечу, орудью мщенья!

Рази!… Иль облегчить моих не хочешь мук?

Иль кровью мерзкою не хочешь пачкать рук?

Что ж, если твоего удара я не стою,

И не согласен ты покончить сам со мною, —

Дай меч свой!…

Госпожа! Что делаешь? Постой!…

Сюда идут. Ужель позор откроешь свой

Ты при свидетелях? Бежим! Бежим скорее!…

Кто это так спешит уйти? Вдова Тесея!

И, ей сопутствуя, верней, ее влача,

Энона?… Что с тобой? Как бледен!… Без меча!

Бежим, мой Терамен! Ужасное открытье!

Я страшен сам себе. Как мог предположить я,

Что Федра… Но мой долг – забыть… О боги!… Нет, —

Пусть тайна мрачная не выползет на свет.

Коль хочешь плыть, – корабль готов надуть ветрила.

Но знай, что выбор свой столица объявила:

Старейшины Афин согласны все в одном, —

Что должен в Аттике сын Федры стать царем.

Сын Федры?

Посланный явился из столицы,

Дабы державные бразды вручить царице.

О боги! Ведомо вам все. Так что ж, она

За добродетели свои награждена?

Меж тем неясный слух опять блуждает в мире:

Что будто жив Тесей, что будто он в Эпире.

Но я его искал. Пустая это речь.

И все ж мы слухами не смеем пренебречь.

До их источника, коль будет то возможно,

Добраться мы должны. Когда ж известье ложно,

То в путь, дабы мое усердье помогло

Короной увенчать достойное чело!