Федра

Зачем мне почести? Тщеславию чужда я.

Зачем, опять о них твердя, надоедая,

Неволишь ты меня? Хочу я одного:

Не говорить ни с кем, не видеть никого.

От слов, мной сказанных, я корчусь, как от боли.

Мой ужас выпущен наружу. Он на воле!

А как, как слушал он, жестокий Ипполит!

Как ускользнуть хотел! Как долго делал вид,

Что не понять ему… Понять же удостоив,

Как густо покраснел, мой этим стыд удвоив!

Зачем к небытию ты мне закрыла путь?

Когда себе вонзить хотела меч я в грудь,

Он разве побледнел? Он вырвал ли оружье

Из рук моих? Бровей бесстрастных полукружья

Не дрогнули. И меч назад он взять не смог:

Моим касанием был осквернен клинок.

Ты упиваешься тоской, тебя гнетущей,

Не гасишь ты огонь, но раздуваешь пуще.

Но вспомни, что в тебе кровь М_и_носа течет.

Ты обретешь покой среди иных забот.

Неблагодарный! Пусть он прочь бежит бесславно.

Ты царствуй! Управляй страной самодержавно.

Увы! Мне – царствовать? Мне – управлять страной?

Когда мой слабый ум не управляет мной!

Когда над чувствами своими я не властна!

Когда едва дышу! Когда желаю страстно

Лишь смерти!

Уезжай!

Нет сил расстаться с ним.

Однажды изгнан был указом он твоим.

То время позади. Оно не возвратится.

Стыдливой гордости перейдена граница:

Уже про свой позор сказала я ему,

Надежды слабый луч уже прорезал тьму.

Когда уж был готов мой дух расстаться с телом,

Ты – льстивой хитростью, ты – настояньем смелым,

Во мне желанье жить ты пробудила вновь,

Взманила ты меня надеждой на любовь.

Несчастиям твоим я иль не я виною, —

Мне только бы тебя спасти, любой ценою.

Но как беспамятны влюбленные сердца!

Ужель забыла ты презренье гордеца?

И взгляд, где не было сочувствия ни тени,

Хоть ты пред ним едва не пала на колени?

Все эти мелочи забыты, прощены?

Когда б ты поглядеть могла со стороны!…

Ты за бесчувственность судить его не вправе:

Он переменится. Воспитанный в дубраве,

Он дик, как дикий лес. Кто говорил в глуши

Ему о нежности? Касался струн души?

Быть может, Ипполит молчал от удивленья?

Ведь слышал в первый раз он страстные моленья…

По матери он – скиф; дикарство тут в крови.

Пусть скифянкой рожден, он все же – плод любви!

Отверг он женский пол, не хочет с ним и знаться.

Ну что ж, не нужно мне соперниц опасаться.

Молчи! Не отвратишь любовную напасть:

Мой ум безмолвствует, повелевает – страсть.

В неуязвимую для стрел любви твердыню

Поищем путь иной… Задеть его гордыню?

Да!… Нет сомнения, что он честолюбив.

Намерений своих ни от кого не скрыв,

Он снарядил ладьи и плыть готов к Афинам.

Что ж, коль я захочу, – он станет властелином.

Ступай, – сверканием державного венца

Прельсти и зачаруй младого гордеца.

Пусть на его челе красуется корона.

А мне не почести, мне нужен он, Энона!

Ненужную мне власть я передам ему.

Заменит пусть отца он сыну моему,

Научит властвовать. Скажи ему открыто:

Отныне сын и мать во власти Ипполита.

Испробуй все. Ищи, где послабей броня.

Скорей послушает тебя он, чем меня.

Все обещай – все мной одобрено заглазно.

Проси! Настаивай! Раскинь силки соблазна!

Пусти рыданья в ход, и вопли, и мольбы!

Ступай! Я буду ждать решения судьбы.

Как я унижена! Каким стыдом покрыта!

Что ж, празднуй надо мной победу, Афродита.

Попали стрелы в цель – они в моей груди.

Так сжалься надо мной! Довольно! Пощади!

Иль новых жаждешь ты триумфов, Афродита?

Тогда всю мощь свою обрушь на Ипполита:

Вот кто твой лютый враг, вот кто неуязвим

Досель для стрел любви; пред алтарем твоим

Кощунственных колен не преклонив доныне,

Не хочет он и знать о сладостной богине.

Отмсти ему за нас с тобой. Пусть он, любя…

Как! Ты вернулась? Он… не выслушал тебя?

Ты страсть греховную должна забыть, царица.

Пусть в сердце чистота былая возродится.

Тесей, которого оплакивали, – жив.

Он скоро будет здесь. Дворец твой окружив,

Народ приветствует прибытие владыки.

Я шла к царевичу. Вдруг радостные клики…

Супруг мой жив… Молчи! Напрасных слов не трать.

Любовь, которую должна была скрывать,

Открыла я. Он жив. Ты все уже сказала.

Но, госпожа…

Тебе я с самого начала

Предсказывала все. Ты спорила со мной.

За слабость заплачу я дорогой ценой:

Когда б не поддалась твоим я уговорам,

Я с честью б умерла, – теперь умру с позором.

Умрешь?

О, небеса!… Сейчас придет сюда

Мой муж, с ним – сын его. И моего стыда,

Паденья моего ужасного свидетель

Увидит, как жена, живая добродетель,

На мужа изольет тот нежных чувств поток,

Которым пасынок надменно пренебрег!

Ты думаешь, что из сыновнего почтенья

Не скажет он отцу об этом преступленье?

Что даст он мачехе бесчестить царский трон?

Что скрыть, как я ему мерзка, сумеет он?

Да если бы и так! Ведь мне самой известно

Мое предательство. Нет, я не так бесчестна,

Как те искусницы, что, ловко скрыв свой грех,

Глядят с невинностью бестрепетной на всех[40].

Позор моей любви, позор моей измены

Меня преследует. Мне мнится, эти стены

Должны заговорить, когда войдет Тесей,

И остеречь его: «Не верь жене своей!»

Смерть! Вот прибежище от всех моих несчастий.

И страшно ль умереть, когда душа во власти

Таких ужасных мук? Нет, смерть мне не страшна…

Не запятнала б лишь мне имени она…

О, сыновья мои! Ужель я ваше детство

Сгублю, свой черный стыд оставив вам в наследство?

Кровь Зевса в них течет. Ужели суждено,

Чтоб материнский грех, как грязное пятно,

Отметил их навек? Ужель они однажды

Услышат, от какой неутолимой жажды

Погибла я? И грех, что совершила мать,

Детей заставит взор стыдливо потуплять?…

Все так и сбудется. И сетованья эти

Оправданы: за грех стыдом заплатят дети.

Зачем же, госпожа, зачем, детей губя,

Решила донести ты на саму себя?

Пойдет молва, – молве доступна разве жалость? —

Что Федра грешница, что мужа убоялась…

И знай: кто будет рад, так это Ипполит, —

Смерть Федры все его рассказы подтвердит.

Как обвинения его смогу отвесть я?

Как защитить твою мне память от бесчестья?

Коль всем и каждому, повсюду и везде

Начнет рассказывать он о твоем стыде,

Мне что ж – ему внимать с тоскою бессловесной?

Нет, лучше пусть меня гром поразит небесный!

Признайся мне – твой жар ужели не угас?

Ужели дорог он тебе и посейчас?

Нет, он чудовище! Мне вид его ужасен!

Ты знаешь – он твой враг. И этот враг опасен.

Зачем же ты врагу уступишь торжество?

Нет, первой напади и обвини его

В своем же собственном, столь тяжком прегрешенье.

Все, все против него. Все: и твое смятенье,

И меч, по счастью им оставленный тебе,

И то, что некогда царь, по твоей мольбе,

Изгнал его…

О нет, я клеветать не стану!

Я все скажу сама, а ты молчи… К обману

Прибегну, совести наперекор своей.

О, встретить легче бы мне тысячу смертей!

Но как тебя спасти? Нет способа другого!

Энона для тебя на все, на все готова.

Я все скажу царю. Я верю, что Тесей

Отмстит обидчику за честь жены своей,

Но лишь изгнаньем: он, свое карая чадо,

Останется отцом. Тревожиться не надо.

Но если даже кровь прольется… Что ж, тогда

Обезопасим честь свою мы навсегда.

О, честь! Нет ничего дороже во вселенной!

Иди на все, дабы сберечь сей дар бесценный.

Чтоб честь была твоя без пятнышка для всех,

И добродетелью пожертвовать не грех…

Чу!… Кто сюда идет?… Тесей!

Он с Ипполитом…

Погибла я! С каким презреньем неприкрытым

Враг на меня глядит. Вверяюсь я тебе.

Я позаботиться не в силах о себе.

Итак, настал конец гоненьям рока злого.

Я вновь могу обнять…

Молчи, Тесей! Ни слова!

Нет, слышать не могу я ласковых речей.

Не стою я любви и нежности твоей.

Ты оскорблен. К тебе я подойти не смею.

В твое отсутствие нанесть удар Тесею

Через его жену рок злобный захотел.

Скрываться ото всех – вот мой теперь удел.

Не странную ль жена мне оказала встречу,

Мой сын?

Отец, тебе на это не отвечу.

Откроет тайну пусть сама твоя жена.

Но просьба, государь, есть у меня одна:

От твоего двора позволь мне удалиться,

Дабы со мною впредь не виделась царица.

Ты нас покинешь, сын?

С ней встреч я не искал.

Когда причалил встарь ты у Трезенских скал.

И, перед тем как вновь уйти на зов стихии.

Мне о своей жене и с ней об Арикии

Заботы передал, я стал защитник им.

Но при дворе ужель я так необходим?

Отец! Чем юность я свою ознаменую?

Не все же тешиться, гоняя дичь лесную;

Ужели не найду достойней цели я

Для острых стрел своих, для своего копья?

В мои лета уж ты одерживал победы:

Уже чудовища, злодеи, людоеды

Тесеевой руки почувствовали мощь.

Уже с прибрежных скал, из придорожных рощ

Всю нечисть вымел ты, – и путник безопасно

Шел там, где раньше смерть грозила ежечасно;

Геракл, узнав о том, что совершил Тесей,

Смог отдых наконец дать палице своей.

А я, твой сын, когда сравняюсь в славе звонкой

Хотя бы с матерью моею, с Амазонкой?

Дозволь и мне, отец, пуститься в славный путь!

И коль чудовище найдется где-нибудь,

Не истребленное в былые дни Тесеем,

Тогда вернусь к тебе с почетным я трофеем —

Со шкурой чудища. А коль паду в бою, —

Пусть в Ипполите мир признает кровь твою.

Что слышу? В дом войдя, здесь, на его пороге,

Я застаю родных в смятенье и тревоге.

Все разбегаются. Коль я так страшен всем,

Зачем вы, небеса, спасли меня? Зачем?

Испытанный мой друг, мой друг единый в мире,

В жену властителя, что царствовал в Эпире,

Влюбившись пламенно, решил ее украсть.

Хоть безрассудную не одобрял я страсть,

Мне помогать ему велел союз наш дружный.

Судьба нас предала. И в путах, безоружный,

Я видел, как погиб несчастный Пирифой.

Я слышу до сих пор чудовищ лютых вой —

Им друга моего царь отдал на съеденье[41].

Меня же изверг тот обрек на заточенье.

Томился в темной я щели, в краю теней,

Полгода. Небеса во благости своей

Мне дали ускользнуть от бдительности стражей.

Тотчас же на дворец обрушился я вражий.

Чудовищ накормил я мясом их царя

И поспешил домой, богов благодаря.

Но мог ли встречу я предполагать такую?

Я к сердцу всех прижать хочу, душой ликую…

Увы, рассыпались мои надежды в прах.

Все в ужасе! И сам я ощущаю страх,

Увидев бледные, испуганные лица.

Мой дом страшней, чем та, эпирская темница.

От Федры узнаю, что оскорблен. Но кем?

И за меня никто не отомстил? Ты нем!

Ответа у чужих мне домогаться надо?

Ужель так мало мне обязана Эллада,

Что в ней нашел приют мой враг? А сын – молчит!

Не заодно ли уж с врагом, мой Ипполит?

Что ж медлю я? Войду – и все мои сомненья

Пусть Федра разрешит: какое оскорбленье

Тесею нанесли и кто его нанес?

О, ужас!… Что она ответит на вопрос?

Ужель признается в своей постыдной страсти?

На самое себя обрушит все напасти?

О, небеса! Как царь поступит? Что нас ждет?

Ужель любовный яд погубит весь наш род?

Я сам – каким я был и стал каким теперь я?

И я не оправдал отцовского доверья:

Люблю я ту, кого любить запрещено.

Что будет? Странно мне: ужель любить грешно?…

Но надобно спешить. Найдя удобный случай,

Отцу откроюсь. Царь, суровый и могучий,

Какую б ни имел над подданными власть,

Не властен погасить в моем он сердце страсть.