очему так бывает? Хорошего долго-долго ждешь — хоть тот же день рождения, хоть планшет. А уж маминого отпуска — так вообще не дождаться. А плохое — вот оно: бац! — и случается.
Началось всё с того, что Елена Сергеевна опоздала в школу. Юнька тогда еще не очень встревожился. Первым уроком была музыка, и бабушка Мити Кулика отвела весь класс в кабинет к Вере Васильевне. На музыке волноваться тоже было некогда — Левка Гарин до конца уроков дал свой телефон с крутой игрушкой. И Юнька делал вид, что поет, а сам потихоньку пытал Левку, как пройти пятый уровень. Ну, это ему казалось, что потихоньку — ребята пели громко, и приходилось их перекрикивать. Левка отпихивался локтем, а Вера Васильевна хмурилась. Юнька так увлекся, что не сразу это заметил. А когда заметил, было поздно. Вера Васильевна остановила хор и сказала ледяным голосом:
— Лутиков!
Юнька вздрогнул и покраснел.
— Выйди-ка из хора и посиди возле Моцарта.
Лутиков поплелся в угол, к Моцарту. Там стоял один стул. Юнька угнездился на нем и тоскливо посмотрел на великого композитора. Тот глядел укоризненно и словно спрашивал: «Ну, что ж ты, брат, опять?»
Юнька пожал плечами: мол, а я что, я ничего, шмыгнул носом и отвернулся. Хорошо ему, знаменитому! Юнька в шесть лет еще в садик ходил, а Моцарт уже концерты давал.
Вот бы Юнька так умел! Он подошел бы сейчас к пианино (Вера Васильевна как раз играть перестала), задумчиво положил руки на клавиши… Вера Васильевна сначала посмотрела бы насмешливо: мол, ну-ну, что ты нам исполнишь? А когда Юнька заиграл, она бы ахнула! Нет, лучше заплакала! И спросила: «Лутиков! Чья это дивная музыка? Моцарта?» — «Нет, Вера Васильевна, — скромно ответил бы Юнька, — моя».
Ребята снова запели, но Лутиков их не слышал. Он стоял в черном фраке на сцене, залитой ярким светом, и сдержанно кланялся. Под ноги ему падали букеты цветов… Зрители аплодировали стоя и кричали: «Браво! Браво!» И почему-то некоторые из них смеялись… Или даже все?
— Лутиков!
Юнька ошарашенно огляделся. О, ужас! Он что, и правда кланялся? Ребята так хохотали, что сомнений не оставалось. Юнька отчаянно покраснел (оттопыренные уши стали совсем малиновыми) и ринулся вон из класса.
Он спрятался в туалете. Там между последней кабинкой и окном была узкая щель. Третьеклассник в ней бы точно застрял, а тощий семилетний Юнька поместился. Он смотрел на улицу и тосковал. В раскрытую форточку веяло талым снегом, свежестью и свободой. Во дворе школы веселые семиклассники играли в снежки. Один из них наклонился, чтобы схватить снега, и не видел, что сзади подкрадывается рыжий пацан с полными пригоршнями. Юнька сразу понял, что весь этот снег рыжий сейчас спустит бедняге за шиворот. Лутикову стало интересно: успеет или не успеет? Но досмотреть ему не дали.
Дверь хлопнула, и по кафельной плитке деловито протопали Левка Гарин и Джамик Мироян. Наверное, Вере Васильевне неловко было самой искать Юньку в туалете для мальчиков. Левка и Джамик заглядывали в каждую кабинку и переговаривались:
— Здесь его нет.
— И здесь…
— Здесь тоже нет!
Лутиков не ко времени вспомнил рекламу о крошечном котенке, который искал по шкафам маму, и фыркнул.
— Стоп! — сказал серьезный Левка. — Где-то здесь!
— Ма-а-а-ма! — очень похоже мяукнул Юнька и вылез из своего укрытия.
— Ну ты чего? — укоризненно спросил Левка. — Тебя Вера Васильевна по всей школе ищет!
— Мы даже в класс бегали! — выпалил Джамик. — А там…
— Там!.. — подхватил Левка и замер, разводя руками и тараща и без того круглые глаза.
— Ну, что? — поторопил Юнька.
— Там учительница, — растерянно сказал Джамик. — Ее зовут Бориса Ларисовна!
— Лариса Борисовна! — поправил Левка.
— Ну? — удивился Юнька. — У нас в классе? А что она там делает?
— Она говорит… — Джамик пожал плечами, — что будет нас учить.
Юнька от неожиданности рот открыл. Левка и Джамик тоже молчали и смотрели на него с какой-то глупой надеждой. Как будто это Юнька привел в класс новую учительницу и сейчас признается, что пошутил.
— Ерунда! — наконец сказал Юнька почти уверенно. — Какая новая учительница? У нас Елена Сергеевна есть!
— Она опять заболела, — авторитетно заявил Левка и добавил: — Кажется…
Лутиков задумался. С Еленой Сергеевной и правда происходило что-то не то. На первое сентября Юнька принял ее за старшую сестру Милки Караваевой. Правда, тогда он еще не знал, как Милку зовут. Просто увидел, что стоит зареванная девчонка, а держит ее за руку совсем молоденькая растерянная девушка.
— Чего ревешь? — спросил Юнька у плаксы. — Ты в каком классе? Пойдем, я тебя отведу! Там на асфальте написано.
— Не надо никуда вести, — сказала девушка. — Мы с Милой правильно стоим. Вот тут написано: первый «А».
— Так тут же зачеркнуто! — объяснил Юнька. — А первый «А» вон там! — Лутиков повернулся и помахал рукой взволнованной маме. Там много мам стояло с первоклашками.
Девушка охнула и поспешила к первому «А». Юнька рядом пошел. Ему всё равно туда же надо было. А потом оказалось, что эта девушка и есть его учительница. И зовут ее Елена Сергеевна. Он как узнал, что это она, сразу влюбился. Она была такая… такая! Лучше всех! Самая красивая, самая добрая, самая веселая, вот! Юнька так радовался, что она долго-долго их учить будет. И немножко грустил, что не всю школу, а только до пятого класса. Но это еще когда будет!
Елена Сергеевна никогда их не ругала и умела всё-всё — даже в футбол играла вместе с мальчишками, когда они в сентябре за город ездили. А потом что-то с ней случилось — Юнька не понял. Елена Сергеевна начала часто болеть. И стала какая-то… круглая. Даже про себя Лутиков не говорил — толстая. Кто толстых любит? А он Елену Сергеевну и такую любил и всё боялся, как бы кто ее не обидел. А она… получается, совсем их не любила, если бросила? Не может такого быть, Левка с Джамиком просто напутали.
— Так! — решительно сказал Юнька. — Идем. Будем разбираться.