Физрук-6: назад в СССР

Глава 5

В отличие от Наташи, она не стала хватать меня за руку и говорить не своим голосом. Просто вдруг замолчала, закатила глаза и откинула голову.

Это что еще за театр? Притворяется? Или — это снова проделки… Кирюши? Нихренасе! Он так и убить, наверное, может… Я похлопал Илгу по щекам. Она вздохнула, глаза приняли осмысленность. Илга выпрямилась и и посмотрела на меня недоуменно. Если она разыгрывала сценку, чтобы убедить меня в суперспособностях своего подопечного, то делала это очень натурально.

— Что, высшие силы, в лице страдающего ДЦП пацаненка, мешают рассказать правду?— не удержался я от сарказма.

— Это отнюдь не так смешно, как кажется, — проворчала она.

— Тогда этот малыш просто опасен, — сказал я вполне серьезно, хотя верить во всю эту чертовщину мне не хотелось.

— Ты уловил самую суть, — кивнула моя бывшая. — И самое интересное, что в этом нет ни грамма мистики… Каждый мозг излучает биоволны — это давно установлено биофизиками, а Кирюша, похоже, умеет подключаться к мозговым волнам других людей и через них усиливать сигналы своего мозга. В физике это называется интерференцией — взаимным увеличением или уменьшением результирующей амплитуды двух или нескольких когерентных волн, при их наложении друг на друга. Вот этой интерференцией малыш и пользуется.

— Звучит солидно, — хмыкнул я. — Однако как он направляет свой сигнал нужному человеку?..

— В том-то и дело, что — никак.

— То есть?

— Ну вот смотри… Ближайший к нему мозг — бабушкин, она служит как бы первой инстанцией интерференции и поневоле усиливает слабое излучение мозга своего внука, потом в дело вступают мозговые волны соседей по дому, далее — жителей соседних домов, соседних кварталов, улиц, городских районов и так далее.

— Короче — волна распространяется по кругу?

— Может быть даже — сферически, — вздохнула гражданка Эглите. — Как бы то ни было, расходящаяся во все стороны волна, рано или поздно доносит до адресата то, что Кирюша хочет донести.

— А откуда он знает, что именно мы сейчас говорим?

— Трудно сказать, — пожала она плечами. — Возможно он вообще, знает кто о чем говорит в городе, но каким-то образом отфильтровывает нужную ему информацию.

— Тогда он не заменим для разведки.

— Да, но есть одна проблема. Кирюша не умеет говорить и скорее всего — никогда не научится. И писать — тоже.

— Выходит — для госбезопасности он бесполезен, равно как и для врагов?

— Да. Однако иллюзию в его полезности необходимо поддерживать.

— Ради чего?

— Прежде всего — ради него самого. Кирилл Иванович Цыганов уникален. Говоря не научным языком — он чудо. И потому его следует сберечь.

— Благородно, — кивнул я. — И я тебя понимаю, только зачем втягивать в эту историю моих пацанов?

— Их все равно втянут, Саша, и без нашего с тобой участия, — сказала Илга. — Наша задача смягчить этот процесс.

— Ты это искренне говоришь?

— А как тебе кажется?..

— Не знаю, надо подумать.

— Подумай, — кивнула она. — В том числе и о том, стоит ли втягивать в это родителей своих учеников. Начнутся разговоры, слухи поползут по городу. Все кончится тем, что тебя отстранят от руководства классом и это в лучшем случае.

— А в худшем — пристрелят?

— Нет. Класс отстранят от тебя.

Я понимал, что она права. Мой открытый бунт может выйти боком и мне и тем, кого я защищаю. А этого допустить нельзя. Что ж, кажется, моя бывшая вполне искренне за них переживает. Это мне на руку. Уж лучше иметь ее в союзниках, чем во врагах. Почему-то экстрасенса Кирюшу я не опасался. Ну да, если верить Илге, он кое-что может, но я-то ему не враг. Наоборот — мне его жалко: до конца дней будет игрушкой в руках спецслужб. Надеюсь, он почувствует мою к нему лояльность своим супермозгом.

— Все понятно, — сказал я. — Ну и каков план наших действий?

— В понедельник проведу первое тестирование. Если можно — прямо в школе. Можешь попросить ребят задержаться после уроков?

— Попрошу. Только помни, я должен присутствовать!

— Помню.

Не дожидаясь, покуда Кирюша опять накроет город своим мозговым излучением, я отвез Илгу к дому, где жили Разуваевы. А потом рванул к себе.

Наташа, конечно, спала, но будить ее я не стал. Успеется. Залез под душ, потом тихонько прилег рядом с ней. И отрубился. Проснулся я в свое обычное субботнее время. И прогадал. Гостьи моей и след уже простыл. То ли пожалела меня, как я ее — ночью, то ли наоборот — отомстила за долгое отсутствие. Делать нечего. Пришлось вставать, не солоно хлебавши.

Завтракал тоже в одиночестве. Пятничные приключения вспоминались как какой-то дурацкий фильм. Впереди были обычные дела, без всякой интерференции мозговых волн. Сначала секция в «Литейщике». Что-то пацанята меня сегодня не радовали. Отработав на тренировке, я заскочил в «Старт», чтобы перекусить и уж потом, не торопясь покатил к школе. Петюнин «МАЗ» уже торчал у ворот, а в кабине дремал водила. Я его не стал будить прежде времени. Вернулся в свою «Волгу» и дождался, когда из школы покажется Рунге.

Тогда я посигналил. В кабине своего грузовика вскинулся Петюня. Я выбрался из салона и велел ему ехать к стройбазе, а мы с Карлом — следом. Так и покатили. Шофер грузовика лучше меня знал, куда ехать, потому он двигался впереди, а я за ним. На базе нас ждали. Ворота отворились, впустив и «МАЗ», и «Волгу» на территорию. Сам заведующий встречал. День был выходной и, кроме охраны, товарища Запечкина и кладовщика, никого не было. Пришлось нам таскать стройматериалы втроем. Работенка оказалась лучше любой тренировки.

После погрузки, я рассчитался с хозяином базы, и мы двинулись в обратный путь. Когда въехали во двор дома, где обитали литейские немцы, меня ждал приятный сюрприз. И как только я сам не догадался. Двор был полон пацанами и девчонками. Карл хитро улыбался. Сразу стало понятно, что это он подтянул школяров. Так что разгрузка пошла веселее. Рунге отпер подвал своими ключами, и вся команда принялась перетаскивать рейки, металлические уголки, ведра с краской, мешки с побелкой и прочее внутрь будущего клуба.

Когда кузов грузовика был опустошен, я подошел к Петюне, протянул ему четвертак. Шоферюга деловито сунул его в карман, радостно пожал мне и Карлу руки, прыгнул в кабину и укатил. Видать, у него уже были планы на сегодняшний вечер. Кстати, не мешало бы как-то отблагодарить грузчиков-добровольцев. Не деньги же им совать. В конце концов, ребятня для себя старалась. Клуб же будет их. И к мелким ремонтным работам можно будет привлечь. И даже — нужно… И у меня родилась идея.

— Так, мальчики и девочки, это дело надо отметить, — обратился я ко всей этой банде. — Нужны добровольцы, которые сходят со мною в магазин, для закупки питья и продуктов на всю ораву. Человека четыре, не больше.

Желающих оказалось больше, чем требовалось, пришлось мне самому отобрать из вызвавшихся добровольцев. Рунге успел подсчитать количество едоков и даже выразил готовность поучаствовать финансово, но я сказал ему, что перед ним стоит гораздо более сложная задача, придумать за время нашего отсутствия какой-нибудь стол. Карл заверил меня, что все будет сделано. Тогда я отдал команду и вся «закупочная комиссия», как окрестил нас остряк Доронин, отправилась в ближайший гастроном.

Продавщицы магазина, увидев ватагу школьников, ввалившуюся в торговый зал, хмуро покосились в нашу сторону, но увидев, что команду возглавляю я, натянули на свои откормленные физии дежурные улыбки. Я купил ящик «Байкала» и ящик «Буратино», выгреб из кулинарии всю выпечку, потребовал нарезать пару батонов колбасы «Любительской» и полкруга сыра. Все это жрицам советской гастрономии пришлось упаковать максимально удобно для переноски. Касса выбила чек и, забрав покупки, мы вернулись в подвал.

Нас встретили громовым «Ура!». Еще бы. Школяры после занятий были голодны, аки волки, а тут еще и поработали на свежем воздухе. Впрочем, оставшиеся тоже время даром не теряли. Рунге организовал изготовление временного стола. Он принес из дому инструменты, а реек и досок в подвале хватало. Девочки застелили столешницу куском обоев, и получилась импровизированная скатерть. На ней-то и были расставлены и разложены яства. Прежде, чем начать пир горой, Карл толкнул небольшую речь:

— Дорогие ребята, мы с вами находимся не просто в подвале, и стройматериалы привезли сюда не для хранения. Скоро здесь будет клуб «Романтика», где вы сможете заниматься в кружках по интересам. Надеюсь, что вы также примите участие в ремонте и обустройстве своего клуба.

— За это надо выпить! — предложил развеселившийся «Чапаев», открывая бутылку лимонада, он зацепил крышку об угол самодельной столешницы.

Другие пацаны принялись ему подражать, и сбитый на «живую нитку» стол зашатался. Пришлось Карлу пресечь это баловство. У него в кармане обнаружился перочинный ножик, в числе лезвий которого была и открывалка. Рунге лично открыл каждую бутылку и раздал участникам пирушки. За неимением стаканов, все пили из горлышка. Мы с другом тихонько чокнулись своими бутылками и подмигнули друг другу. В том смысле, что вполне можем продолжить, но в более узком кругу и не с газировкой.

Пирожки, булки, пирожные, колбасная и сырные нарезки — сметались с поразительной скоростью. Напитки скоро кончились. Самые сметливые из пацанов уже начали ныкать опустевшие бутылки. Ну да, это же живые деньги! По окончанию пирушки, девочки тщательно все убрали, и вся ватага, не забыв прихватить стеклотару, вывалилась на улицу. Здесь ребятня принялась валять дурака, лепить снеговиков и швырять в друг дружку снежками. Самые предприимчивые кинулись в сторону пункта приема посуды.

Рунге зазвал меня к себе домой. Там нас встретила Гретхен, из кухни, находящейся в полном владении которой, просачивались аппетитные запахи. Покуда она хлопотала, хозяин повел меня в свой кабинет, чтобы показать эскизы декораций и сшитые для фильма костюмы. А также — новые, сделанные им с Женей Красильниковой, раскадровки. Энтузиазм, с которым Карл рассказывал о проделываемой работе, вызывал у меня белую зависть. Я мог принять во всем этом только финансовое участие. На остальное времени не хватало.

— Ты наверняка все это за свой счет делаешь, — сказал я ему.

— Да ну… Пустяки! — попробовал отмахнуться он.

— Нет, — сказал я. — Не пустяки. Кино требует денег. Две тысячи пока хватит?

— Ого! — удивился Рунге. — Это же целое состояние!

— Да нет — это-то как раз и есть пустяки, — рассмеялся я. — Нужно, чтобы фильм был зрелищным, а это во многом зависит от финансирования…

— Я понимаю, — произнес он, — но просто так деньги не возьму.

— Правильно! — поддержал его я. — Деньги за просто так — это баловство… В общем, надо составить смету.

— И все траты — под отчет!

— Договорились.

Эмма Францевна позвала нас к столу. Карл подмигнул, кинулся в гостиную, где у него хранилось спиртное, и прихватил бутылочку коньяка. Супруга его вздохнула, но выставила три рюмки. На закусь был пирог с мясом и жаркое в горшочках. Мы накатили по рюмашке и воздали должное кулинарным талантам хозяйки. Пока ели и пили, говорили о разных пустяках. Гретхен жаловалась на скуку, которая царила в городском архитектурном надзоре. Ее супруг делился малопонятными не посвященным техническими подробностями киносъемки при естественном освещении, я кивал и поддакивал, но помалкивал.

Хорошо было сидеть и болтать в обществе этих милых интеллигентных людей. Так мы до темноты и просидели. Выпили немного, так что за руль я сел без опаски. К тому же, лихачить я не собирался. Добравшись до дому, я сразу завалился спать. Так и проспал до утра воскресенья.

Утром пробежка, чтобы вытряхнуть из башки остатки хмеля. Ну а потом — «Литейщик», тренировка девчат, которые радовали все больше. Вот из них можно сделать команду, которая покажет себя на спартакиаде. Не на соревнованиях, а на показательных выступлениях. Получится красиво, к тому же их влиятельные родоки будут рады.

После тренировки, я поехал к Вадику Красильникову. Сегодня он обещал мне поделиться своей «важной тайной». Я подъехал к дому, где он жил, поднялся к двери их с сестрой квартиры, позвонил. Открыла Евгения. Моему появлению она явно не удивилась. Это и понятно — брательник, наверняка, предупредил. Пропустила меня в прихожую. Я скинул ботинки, дубленку и шапку, причесался у зеркала — так и не подстригся, хожу, как хиппи — прошел в большую комнату.

Судя по тому, что в ее дальней стене наблюдались еще две двери, квартира Красильниковых — трехкомнатная. В большой стояли: диван, два кресла, привычный уже журнальный столик, торшер, телевизор на тонких ножках, битком набитый книжный шкаф, большая напольная ваза, из которой торчали сухие стебли рогоза, который часто путают с камышом. На стенах модные в предыдущую эпоху эстампы. И вообще чувствуется, что здесь живут люди интеллигентные и творческие. Вадика видно не было.

— А где братишка? — спросил я у хозяйки.

— Я его в магазин послала, — ответила она. — Ты голоден?

— Перекусить бы не отказался.

— Я сейчас приготовлю.

— Может, мне сбегать, купить чего-нибудь?

— Да нет, у нас все есть, — отмахнулась она. — Да и Вадик сейчас принесет.

Она скрылась на кухне, и я остался в одиночестве. Впрочем, не надолго. Вскоре щелкнул замок и в прихожке послышались шаги. Я поднялся. Выглянул из большой комнаты. Да, это вернулся Вадим. Он как раз снимал пальто. У ног десятиклассника лежали две, раздутые от покупок авоськи. Увидев меня, он радостно поздоровался, протягивая озябшую, но крепкую руку для пожатия. Я схватил авоськи и отволок их на кухню. Женя благодарно кивнула, пробормотав:

— Коль взялся помогать, тогда разбери, пожалуйста, покупки.

Я принялся вытаскивать из сетчатых сумок пачки сахара, соли, маргарина, буханки и батоны хлеба, треугольные пакеты молока и прочее. Хозяйка тем временем рубила ножом лук и шмыгала носом, потому что из покрасневших ее глаз катились слезы. Ее брат, судя по доносившемся до моих ушей звукам, мыл руки в ванной. В общем, никакого особенного ажиотажа по поводу моего прибытия, в семействе Красильниковых не наблюдалось. И это хорошо.

— А вы одни живете? — спросил я, освобождая вторую авоську.

Женя кивнула.

— А родители?

— Их нет.

— Умерли?

— Не знаю.

— То есть — как? — удивился я.

— А мы — подкидыши.

— Оба⁈

— Представь себе — да!

— Ты извини, но что-то я не понял… Все-таки — у вас разница в возрасте…

— Наша приемная мама, Авдотья Тимофеевна Красильникова, работала врачом в Доме ребенка. Взяла нас к себе, дала фамилию и отчество своего мужа, погибшего на войне. Два года назад она умерла.

— Светлая ей память, — проговорил я. — Значит — вы не родные брат и сестра?

— Родные.

— Я имел в виду — не кровные.

— Нет, именно — кровные! — воскликнула Женя. — Когда Вадика нашли на крыльце Дома, при нем была записка. Там было написано «Прастите, таварищи, чта падкидываю вам втарого сваего дитятку. Та была Женей, а этат — Вадик. Пусть растут красивыми и нужными гражданами нашей Родины…» И две даты — одна — моего рождения, другая — братика. Мама показала мне эту записку незадолго до смерти, поэтому я знаю.

— Удивительная история! — сказал я.

Она кивнула и продолжала:

— Вадик не верит, что нашей биологической матерью была какая-то неграмотная алкоголичка. Он считает, что в нашем происхождении кроется какая-то тайна. Перерыл все городские библиотеки, даже в архив собеса сумел проникнуть… Там работает одна милая девчушка…

— И что — нашел?

— Нет, но верит, что найдет.

— Значит — найдет.

— Кто и что должен найти? — спросил Вадим, появляясь на кухне.