Еще будучи в «Гастрономе», я купил бутылку пятизвездочного армянского коньяку, зная, что Карл не равнодушен к этому напитку, а для Гретхен — коробку дорогих конфет. Дверь мне открыл хозяин. Едва переступив порог, я уловил вкусные ароматы, доносящиеся из кухни. Ну кто бы сомневался! Эмма Францевна не может не угостить гостей своими кулинарными шедеврами. Карл пожал мне руку и недоуменно уставился на дверной проем, видимо, ожидая, что войдет и Вилена, но я вынужден был его разочаровать.
— У нее бюро райкома, — сказал я. — Видимо, придет позже.
— Ну хорошо… Тогда, если не возражаешь, пойдем посмотрим каким стал наш клуб.
— Конечно!
— Дорогая! — крикнул Рунге. — Мы с Сашей пойдем посмотрим клуб.
Вытирая руки фартуком, из кухни вышла хозяйка.
— Здравствуйте, Саша! — сказала она. — А где же Вилена?
— Добрый вечер, Эмма! — откликнулся я, вручая ей конфеты и бутылку. — Она придет позже.
— Тогда поскорее возвращайтесь, — проговорила Гретхен. — Будем ужинать.
Мы с Карлом вышли из квартиры. Спустились на первый этаж. Оказавшись на улице, обогнули дом и спустились по ступенькам к двери подвала. Рунге отпер ее и зажег свет. Обычный подвал стало не узнать. Стены сверкали свежей краской. Причем, выкрашены они были в разные цвета, а потолок разрисован под небо. Ближе к выходу это потолочное небо словно затянуло перистыми облаками, чуть подсвеченными розовым, в середине — оно было безоблачно синим, а у дальней торцевой стены становилось фиолетовым, с серебристыми пятнышками звезд.
— Утро, день и вечер, — прокомментировал эту роспись Карл. — Облака и звезды нарисованы люминесцентными красками. Тихон обещал сделать прибор, который бы регулировал освещение автоматически в соответствии с особой программой. Так что — звезды и рассветные облака будут светиться.
— Супер! — оценил я.
Кроме покраски, в подвале были и другие изменения. Пол покрыт линолеумом, водопроводные и отопительные трубы искусно задекорированы деревянными решетками и панелями. В дальнем конце подвала сооружена полноценная эстрада, не хватало только занавеса, кулис и прожекторов для подсветки. В общем, я увидел воплощение проекта Эммы Францевны. Понятно, что еще потребуется раскошелиться на оборудование, ткани для кулис и занавеса, мебель и разное другое.
Меня эти расходы не смущали. Пусть литейские толстосумы раскошеливаются. Осталось только навести среди них порядок. Жихарев-Стропилин вознамерился подгрести весь теневой бизнес под себя. Придется ему эти загребущие руки укоротить. Кстати, я еще не закинул привезенные из Москвы лейблы Антипычу. А заодно придется серьезно с ним потолковать. Объяснить доходчиво, что пришла пора переориентировать подпольный пошивочный цех на производство продукции так сказать — отечественных брендов. Да и сам цех лучше вывести из подполья. Ему же самому будет лучше.
— Слушай, Карл, — обратился я к другу, когда мы вышли из подвала, которому вскоре суждено стать детско-юношеским клубом «Романтика». — А какие интернаты есть в окрестностях Литейска?
— Ты имеешь в виду — школы-интернаты? — уточнил он.
— Да, наверное…
— В окрестностях — не знаю, — подумав, ответил он. — В городе есть детский дом имени Ушинского на одноименной улице. На улице Марата Козея — школа-интернат для детей, живущих деревнях, где нет своих школ. Вот, пожалуй, и все… А зачем тебе это?..
— Да так…
Мы поднялись в квартиру. На кухне нас уже ждал накрытый стол. Осталось только вымыть руки и занять почетное место гостя. Хозяин взялся разливать коньяк, а хозяйка — раскладывать по тарелкам приготовленное ею овощное рагу с мясом. А ведь на столе был еще и пирог. Некоторое время все были заняты поеданием этой вкуснятины. Потом пришло время кофе, в которое тоже можно было добавить по капельке коньячку. Гретхен предложила мужчинам перебраться в гостиную, дабы расположиться с большим комфортом.
— Только и вы к нам присоединяйтесь, Эмма, — сказал я ей. — Тем более, что мне нужно с вами поговорить.
— Обязательно присоединюсь! — пообещала она.
Рунге взял поднос с кофейником, чашками и сластями, я прихватил початую бутылку и рюмки. Мы расположились в гостиной на диванчике, а посуду поставили на изящный столик, который в помещичьи времена называли курительным. В кофе капать пятизвездочный напиток не стали, а хлопнули по-рюмашке. Поговорили о съемках будущего фильма, о предстоящем кинофестивале. Затронули и школьные дела. Карла удивляло насколько присмирела в последнее время завучиха. А потом он сказал:
— Сегодня я увидел на уроке Севу Перфильева, поговорил с ним, он сказал, что это ты привел его в школу.
— Утром обнаружил его у себя в квартире, — откликнулся я. — Сначала подумал — воришка, а оказалось — хозяин.
— Так Перфильевы раньше жили в твоей квартире?
— Да. И я решил, что пусть пацанчик в ней пока поживет. Чего ему в Затонье делать?
— Верно, — согласился Рунге. — Хороший парнишка. Ему нравится немецкий язык, он у меня на уроках регулярно читал наизусть стихи Гёте и Гейне, а также фрагменты из пьес Шиллера и рассказов Гофмана. Да и Трошин всегда был им доволен. Мальчишка интересуется историей. Так что поступок твой, дружище, заслуживает всяческого одобрения.
— Его отца посадил капитан из ОБХСС по фамилии Киреев, который и меня таскал на допросы, — сказал я. — А потом еще пытался втянуть в преступное сообщество Зимина.
— Надо же! — удивился Карл. — Ты раньше об этом не рассказывал.
— Раньше было нельзя. А сейчас Киреев сам сидит в СИЗО, за ним много разных делишек числится.
— Я и представить не мог, что сотрудники милиции могут заниматься чем-то незаконным.
— Чего только не бывает.
Мы помолчали, потом я спросил о том, что меня волновало сильнее, чем оборотни в погонах.
— Слушай, Карл, ты ведь давно работаешь в школе?
— С самого института, а что?
— Не знаешь, был ли такой класс, аналогичный моему, то есть, экспериментальный, но скомплектованный из одних девочек?
— Кажется — был, — ответил он. — Лет пять назад… Только не у нас, а в девятнадцатой школе.
— А какой именно класс?
— Да вроде тоже восьмой «Г».
— То есть, девочкам в нем было лет по тринадцать— четырнадцать?
— Ну да, как обычным восьмиклашкам.
— А кто у них был классным руководителем, случайно не знаешь?
— Случайно — знаю, — откликнулся Рунге. — Моя однокашница Роза Винтер.
— И она все еще там работает?
— Собственно сейчас она завуч девятнадцатой школы.
— Спасибо!.. Хочу, знаешь ли, обменяться опытом.
— Ну что ж, идея хорошая, — одобрил друг. — Роза Марковна педагог опытный. Да и женщина милая…
— Та-ак, стоит оставить мужчин одних, как они сразу же начинают говорить о милых женщинах, — сказала Гретхен, появляясь в гостиной.
— А ты не оставляй нас, — парировал супруг.
— В самом деле, Эмма! — подхватил я. — Мы уже соскучились. К тому же мне не терпится поделиться с вами своим очередным замыслом.
— Вы хотите открыть еще один клуб?
— Нет, кое что более грандиозное.
— Новый Дворец Пионеров?
— Нет. Не знаю, как это назвать… В общем, мне нужно что-то вроде пансионата с бассейном, мастерскими, гаражом, спортплощадкой и жилыми помещениями, рассчитанными человек на сорок.
Супруги Рунге уставились на меня как на сумасшедшего.
— Вы это серьезно, Саша? — спросила Гретхен.
— Вполне.
— Ну спроектировать я могу, конечно… — проговорила она, — но вот постройка требует, во-первых, серьезных капиталовложений, во-вторых, потребуется немалый земельный участок, а в-третьих, разрешение на постройку такого комплекса. Ведь это же не садовый домик на участке в шесть соток.
— А если я все это найду и организую?
— Я не первый год в архитектурном надзоре кисну, но что-то о таком не слыхала. Дача первого секретаря райкома и та скромнее.
— Я решу эту проблему.
— Хорошо, Саша! — кивнула супруга Карла. — Как найдете земельный участок, я должна буду его посмотреть, чтобы понять, как вписать проект в ландшафт.
— Договорились!
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Это, наверное, Вилена, — сказала Эмма и пошла открывать.
Через некоторое время в прихожей и впрямь послышался голос инструктора райкома ВЛКСМ. Как воспитанные люди, мы с Карлом поднялись навстречу новой гостье, которую привела в гостиную хозяйка. Вилена поцеловала меня и позволила хозяину поцеловать ей ручку. Гретхен принесла порцию того восхитительного ужина, которым только что нас накормила. Мы накатили еще коньячку, поболтали о разных делах и я отправился провожать свою «невесту». Когда мы вышли на улицу, благодушие мое испарилось.
Я снова вспомнил странную историю «девчачьей» группы. Если Таня, которая сначала села вместе с Володькой в мою машину, а затем вышла в чистом поле и растворилась в тумане и впрямь из «экспериментального» класса Розы Марковны, то как ей может быть тринадцать лет? Да она сейчас уже могла бы замуж выйти! Может, мне брательник голову морочит? Или эта Таня не имеет никакого отношения к классу из девятнадцатой школы? Покоя мне не будет, покуда не выясню это.
— Что-то ты мрачный, — проговорила Вилена. — У Рунге улыбался, шутил, а сейчас вдруг насупился… Тебе со мною скучно или случилось что-то?
— Вот ты, как инструктор учебных заведений, в курсе того, что творится в этих самых учебных заведениях? — не удержался я от язвительного вопроса.
— А что в них творится?
— Ну вот в девятнадцатой школе, например, пять лет назад существовал экспериментальный класс, набранный из одних девочек. Ты знаешь об этом?
— Пять лет назад я сама только-только закончила школу, — пожала плечами моя спутница.
— А зачем они вообще нужны, эти экспериментальные классы?
— Ну как — зачем?.. Проверяются новые методики преподавания, прежде, чем Министерство образования СССР даст рекомендации образовательным учреждениям по их применению в повседневной педагогической практике.
— Понятно, но вот хотелось бы знать, какая именно методика проверялась в данном случае?
— Это в общем несложно сделать. Если тебе нужны эти сведения, я тебе их найду.
— Буду весьма признателен, — пробормотал я и на душе у меня потеплело. — Прости, ты хотела рассказать о том, что у тебя произошло, когда ты ездила на встречу с первым секретарем обкома?
— Да, пустяки! — отмахнулась она. — Это я поначалу расстроилась, а потом решила, что не стоит из-за такой ерунды огород городить.
Голос ее звучал почти беззаботно, но я сразу почуял неладное.
— Нет уж, раз начался разговор, надо его закончить.
— Если его закончить, ты устроишь скандал, и что потом?
— Он к тебе приставал?
— Нет, но…
— Что — но?
— Проявлял интерес, как к женщине…
— Ты знаешь, где он живет?
— Что ты задумал?
— Так знаешь или нет?..
— Знаю. Я была у него в гостях. Там и состоялся этот неприятный разговор.
— Тогда поехали!
— Куда?
— В гости к товарищу Обломкину.
— Ты с ума сошел! Это же первый секретарь областного комитета КПСС!
— Это старый похотливый козел!
— Он за городом живет. На берегу Проныры. В охраняемом поселке.
— Напугала.
— Перестань! Зачем тебе это нужно⁈
— Ты замуж за меня хочешь?
— Хочу…
— И ты собираешься жить с мужчиной, который не защитил честь своей невесты?
— Это все несерьезно…
— Слушай, Вилена, — сказал я ей. — Я ведь и без тебя узнаю адрес этого Обломкина и нанесу ему визит. Вот только не ручаюсь, что мое посещение ему очень понравится. Хочешь, чтобы этот член КПСС остался цел, поехали со мною. Он лишь попросит у тебя прощения, пообещает впредь вести себя, как подобает строителю коммунизма, и я отпущу его с миром. Без членовредительства.
— Тебя арестуют и мне придется писать письма и слать передачи в тюрьму.
— Пусть только попробуют арестовать, — пробормотал я, поднимая руку.
Мимо как раз проезжало такси.
— Ты собираешься на такси туда ехать?
— Нет, но надо же добраться до своей машины.
— Ладно, я поеду с тобой, чтобы ты глупостей не наделал.
— Вот это правильное решение!
Таксист подбросил нас к моему дому. Я усадил Вилену в свою «Волгу», а сам заскочил в квартиру, взял сарбакан на всякий случай. Все-таки — не пистолет. Действует практически бесшумно и почти не оставляет следов применения. Вернулся к машине, сел за руль. Вилена назвала адрес. Оказалось, что первый секретарь обкома отдыхает не так далеко от Литейска. Ну что ж, тем лучше. Успеем обернуться к ночи. Я гнал, игнорируя рекомендации по скоростному режиму. Мне не терпелось увидеть любвеобильного товарища Обломкина.
Через час мы подъехали к воротам номенклатурного дачного поселка. Здесь по сигналу клаксона на территорию не пускают. Подошел солдат с погонами внутренних войск. Потребовал предъявить пропуск. Пропуска у меня не было, только спецкорочки. Рассмотрев их в свете ручного фонаря, солдат пробурчал, что вызовет начальника караула. Через пару минут явился офицер. Тот тоже внимательно изучил удостоверение. По лицу его было видно, что он пребывает в растерянности.
— Извините, товарищ Данилов, — проговорил он, — первый секретарь вас ожидает?
— А вы не могли бы передать Пармену Федоровичу, что его хочет видеть инструктор литейского райкома ВЛКСМ Вилена Игоревна Воротникова?
— Передам! — пообещал караульный начальник и ушел в караулку.
Через пару минут он высунулся из нее, крикнул солдату:
— Черемушкин, пропустить!
Солдат отошел к воротам, нажал на кнопку, завыли электромоторы, раздвигая массивные створки. И мы покатили по ярко освещенным улицам номенклатурного поселка. Дача первого секретаря стояла на речном обрыве. Дабы Пармен Федорович могли любоваться течением вод и заречными далями с террасы, попивая кофий. Я припарковал «Волгу» рядом с «Чайкой», мы вышли и направились к низкому крылечку, ступеньки которого ведут к двустворчатой стеклянной двери.
Нас встречали. Женщина лет сорока, в сером платье, плотно обтягивающем ее выдающиеся телеса. Увидев нас, она поджала губы, облила ненавидящим взглядом Вилену. Сразу стало ясно, кто претендует на мужское внимание товарища Обломкина. Ну ничего, дамочка, не волнуйтесь, никуда он от вас не денется. Наоборот, станет искать в ваших удушливых объятиях утешение. Ничего другого ему все равно не обломится. Мазнув по мне кокетливым взглядом, горничная повела нас наверх. Надо полагать — в личные апартаменты первого секретаря.
Вилена вошла первая. А я чуть задержался на пороге гостиной. И увидел, как навстречу моей невесте, распахнув ручища, движется дородный — поперек себя шире — мужик, лет шестидесяти. На нем простеганный атласный халат, лысина отражает блеск хрустальной люстры, ножищи бесшумно ступают по медвежьей шкуре. Зубные мосты сверкают фарфоровыми клыками, три подбородка трясутся в такт шагам. Пармен Федорович меня не замечал и потому излучал радушие гостеприимного хозяина.
— Виленочка, какой неожиданно приятный сюрприз, — сиплым басом сообщил он и осекся, потому что на сцену выступил я. — А это кто с вами?
— Это мой жених, Пармен Федорович, — ответила она. — Мастер спорта по карате.
Трехслойный подбородок затрясся сам по себе.
— Оч-чень рад, — соврал его обладатель. — Чем обязан?
— Слушай ты, жиртрест, — вспомнил я обидное словечко из советского детства. — Если ты еще раз посмеешь сделать моей невесте грязное предложение, я из тебя этот жир выдавлю по капле, как — раба.
— В-вы к-кто т-такой? — заикаясь осведомился первый секретарь и добавил уже увереннее: — Я сейчас вызову охрану!
— Пока она прибежит, ты успеешь попросить прощения у моей девушки, а потом вылетишь из своего кресла за аморалку. Вся эта дачка, «Чайка» у крылечка, спецраспределитель и прочие блага останутся в прошлом. В лучшем случае, тебя бросят на укрепление заполярного совхоза. Так что подумай, прежде чем нажимать на кнопку.
— Вилена Игоревна! — взвизгнул Обломкин. — Вы кого ко мне привели⁈