Флетч в Зазеркалье

Глава 11

– Видишь ли. – Флетч говорил с Кристел, сидя на складном стуле у грузовичка. – Я тоже долго не знал о том, что у меня есть отец. Наверное, поэтому я испытываю противоречивые чувства по отношению к Джеку и тебе. Ты же не сказала мне о существовании Джека, две недели назад я и понятия не имел, что он есть… Вот я никак и не могу определиться, как мне на него реагировать.

– Твой отец умер при родах, – ответила Кристел из грузовичка. – Ты так всегда говорил.

– Не совсем.

– Не умер?

– Нет.

Уже стемнело.

Грузовичок стоял на автостоянке мотеля, рядом с номером, который снял Флетч.

Кристел сидела на кровати, подложив под спину подушки. Флетч откинул задний борт, сдвинул боковую дверь, чтобы Кристел обдувал легкий ветерок.

Люди, проходившие мимо, с удивлением поглядывали на сидящего на складном стуле мужчину, о чем-то беседующего с женщиной, устроившейся на кровати в грузовичке, но никто ничего не говорил.

Кристел и Флетч поужинали жареными курами, картофельным салатом, шинкованной капустой и запили все чаем со льдом.

Днем Флетчу то и дело приходилось останавливать грузовичок, чтобы купить Кристел еды. За раз она съедала больше, чем он мог съесть за неделю, а через несколько минут начинала жаловаться на голод. Он послушно останавливал грузовичок, никак не комментируя ее аппетит, но изумлялся объемам поглощаемой пищи. Он не считал себя вправе хоть в чем-то ограничивать ее. Ограничения, полагал он, заставят ее страдать, а она и так натерпелась в этом псевдосанатории.

В компании Кристел и Флетч стал есть больше, чем всегда. Он постоянно сидел за рулем, практически не двигался, и полный желудок вызывал у него неприятные ощущения. Его клонило в сон, ремень все сильнее впивался в живот, и ему это совсем не нравилось.

Не доставляли удовольствия и остановки в зонах отдыха, где он помогал Кристел подняться с кровати, на платформе гидроподъемника опускал на землю и сопровождал к женскому туалету, где она могла облегчиться. В грузовичке соответствующие удобства отсутствовали. Впервые Флетч осознал, сколь далек путь от автостоянки до туалетов. Кристел всеми шестьюстами фунтами наваливалась на Флетча, каждый шаг давался с трудом, потому что одно ее бедро зацеплялось за другое. Люди, особенно женщины и дети, в изумлении таращились на них. От такого унижения Кристел плакала. Тяжело дыша, она снова и снова повторяла: «Флетч, как я могла до такого дойти? Флетч, как я могла?»

На этом долгом, изнурительном пути Флетч оглядывал народ в поисках крепкой, сильной женщины, в глазах которой читалось сочувствие. Такую женщину он мог попросить помочь Кристел в женском туалете. Некоторые качали головами, отвечали «нет» и уходили, отводя взгляд.

В мотеле, где они провели прошлую ночь, ему пришлось самому отводить ее в ванную вечером и утром и помогать ей. Он, конечно, пытался обратить все в шутку, но удовольствия никакого не получил.

Флетч обожал человеческое, особенно женское, тело и пришел в ужас, увидев, во что оно может превратиться, если им не пользоваться.

Обе ночи он спал в номере, а Кристел – на кровати в грузовичке. В первую ночь она много читала, не забывая опустошать пакеты с едой, купленной им в придорожном магазинчике.

Если не считать вышеуказанных неудобств, путешествие Флетчу нравилось. Он мчался по прекрасным автострадам Америки, он беседовал с Кристел, лежащей на кровати за его спиной. Их головы разделял какой-то метр, но лежала она затылком к нему, так что иногда ей приходилось повторять то, что он не услышал с первого раза.

Они говорили о Джеке. Флетч засыпал ее вопросами о сыне. Кристел отвечала подробно, зачастую остроумно. Чувствовалось, что она любит Джека, восхищается им.

Они говорили о газетах, в которых работали вместе, о материалах, которые готовили, о людях, с которыми встречались.

– Так ты говоришь, твой отец не умер? – спросила Кристел.

– Нет. Это выдумка моей матери. Полагаю, она думала, что так мне будет легче.

– И ты с ним встретился.

– Скорее, наткнулся на него.

– Как интересно.

– Более чем.

Зажужжал спутниковый телефон Флетча. Он взял трубку.

– Слушаю?

– Папа! Папа! – Он услышал детский голос.

– О боже. – Флетч сразу понял, что это Джек. – Неужели другой сын?

– Нет, тот же самый, – ответил Джек уже своим голосом. – Как мама?

– Хочешь с ней поговорить?

– Конечно.

Пока они разговаривали, Флетч собрал пакеты, коробочки и прочую упаковку, оставшиеся после обеда, и отнес в мусорный ящик. «Понимают это американцы или нет, – думал Флетч, – но мы поедаем наши деревья».

– Флетч… – Кристел протянула трубку. Флетч взял трубку, уселся на раскладной стул.

– Бип.

– Когда ты доставишь маму в то место, куда ты ее везешь?

– Завтра. – Он не сказал, что не знает, удастся ли ему оставить Кристел в тренировочном лагере мистера Мортимера. В глубине души он понимал, что идея, пусть и блестящая, но из разряда безумных.

– Я вот думаю.

– Это хороший признак.

– Тут действительно творится что-то странное.

– В Виндомии?

– Да.

– Поэтому ты и приехал туда, верно?

– Я говорю из телефона-автомата у супермаркета деревни Виндомия.

– А я на автостоянке мотеля в Вайоминге. Что из этого?

– Я думаю, на жизнь доктора Редлифа покушались по меньшей мере пять раз, возможно, шесть. Вчера одна попытка удалась, правда, убили другого человека.

– Кого?

– Ученого, работающего в его лаборатории.

– Рассказывай.

– Первым умер трехлетний жеребец доктора Редлифа, на котором тот любил прыгать через изгороди.

– Это ничего не значит. Лошадь обычно делает то, чего от нее не ждешь. Смерть лошади от сердечного приступа – далеко не редкость.

– Конюх думает, что лошадь могли отравить.

– Ладно. А что показало вскрытие?

– Доктор Редлиф не разрешил делать вскрытие.

– Вот это уже непонятно.

– Кто-то оголил и облил водой провода его кофеварки. Обычно он сам вставлял штепсель в розетку. В темноте. И только чудом заметил, что провода оголены и мокрые.

– От этих домашних приборов только и ждешь какой-нибудь пакости.

– Сами провода оголиться не могли. Как и искупаться.

– Может, доктор Редлиф и зачистил провода. А потом полил водой.

– Коттедж, в котором он обычно предавался раздумьям в четыре часа дня, взлетел на воздух в четверть пятого.

– М-м-м. Инцидент расследовался?

– Думаю, нет. Сказали, что взорвался обогреватель.

– Может, так оно и было.

– Чтобы в Джорджии летом включали обогреватели?

– Может, он встроен в систему кондиционирования.

– Когда он ехал в гору, сломалась передняя ось его нового джипа.

– Возможно, заводской дефект.

– И, наконец, после того, как доктора Джима Уилсона отравили смертоносным газом, когда Редлиф вбежал в лабораторию, пытаясь спасти доктора Уилсона, лаборатория взорвалась. Я при этом присутствовал. Я все видел. Я не сомневался, что Редлиф погиб.

– Газ вспыхнул от искры.

– С чего такая задержка? Газ вспыхнул бы гораздо быстрее. И потом, зачем физику держать в лаборатории смертоносный газ?

– Кто знает? Мало ли какие идеи могли возникнуть у Редлифа.

– Папа…

Флетч поежился от холодного ветерка.

– Такое ощущение, что у доктора Редлифа пошла черная полоса. Может, он разбил одно из своих идеальных зеркал?

– Шана ничего не выдумывала, когда просила меня приехать. Я думаю, его хотят убить.

– А как ты? Ты соблюдаешь осторожность?

– Да, конечно Никто не подозревает, кто я такой. Я получил работу.

– Какую же?

– Приглядываю за бассейнами, теннисными кортами, спортивным залом, инвентарем. Мне платят больше, чем я того заслуживаю.

– Это хорошо.

– Но я слишком далеко от эпицентра событий. Редлифа видел лишь дважды Мы не знакомы. Я не могу защитить его. Я не могу выяснить, что происходит.

– А что тебе удалось выяснить?

– Он построил рай на земле для себя, семьи и сотрудников. Они в полной безопасности, у них есть все, чего они только пожелают.

– Звучит неплохо.

– Они разбалованы до крайности, особенно его дети.

– Само собой.

– Они его ненавидят.

– Естественно.

– Больше чем ненавидят. Терпеть не могут. Не могут терпеть его существования.

– Ты думаешь, детки стараются избавиться от своего папаши?

– С другой стороны, доктор Редлиф желает держать под полным контролем всех и вся. Кто где живет, с кем, что делает, говорит, думает, ест, пьет. И так все двадцать четыре часа в сутки. На проезд от единственных ворот поместья до автостоянки мне отпустили ровно шесть минут.

– Ты приехал на машине? У тебя есть своя машина?

– Я ее купил. В Виргинии.

– Какая модель?

– «Миата». Подержанная.

– Похоже, в «Глоуб кейбл ньюс» тебе тоже переплатили. Придется поговорить с Алексом Блейром. Большие гонорары негативно отражаются на моих дивидендах, знаешь ли.

– Я думаю, Шана права. Кто-то пытается убить Честера Редлифа.

– Шана – девушка, которая собирается выйти замуж за молодого Честера?

Джек помялся.

– Не уверен, что она собирается за него замуж.

– Как так? Неужели твое появление в двухместном кабриолете так потрясло ее, что она передумала?

– Я думаю, кое в чем она все-таки ошиблась.

– Слушай, я вот складываю два и два, и…

– Надеюсь, что получается у тебя пять. Так оно и есть. Ты не хотел бы приехать в Виндомию?

– Меня не приглашали.

– Ты должен признать, что совпадений слишком уж много.

– Действительно, многовато.

– И тебе проще говорить на равных с Честером Редлифом.

– Мне? Маленькому человечку? Да как я могу говорить на равных с изобретателем идеального зеркала? Или ты думаешь, что я тоже что-то изобрел?

– Перестань, папа. Я всего лишь мальчишка. – От холодного ветерка Флетч вновь поежился. – Какой у меня жизненный опыт?

– Прежде всего, я должен устроить твою мать.

– Я пытаюсь предотвратить убийство и не думаю, что в моем распоряжении много времени.

– Ну, не знаю. Посмотрю, что можно сделать.

– Хорошо. Мама не страдает отсутствием аппетита?

– Старайся не бить зеркал, – напутствовал его Флетч.

– Флетч? – Прошло уже много времени, но Кристел и Флетч – последний уже клевал носом – все еще разговаривали на стоянке мотеля. Из ресторана мотеля доносилась музыка. – В чем разница между толстыми и тощими?

– Толстые больше весят? – вопросительно ответил Флетч.

– Я серьезно. Дело, наверное, не в широких костях. Вот у меня кость узкая. И не в железах. Тут можно воспользоваться хирургией.

– Генетическая наследственность?

– Среди моих родственников толстяков не было. Таких, как я.

– Я думаю, тут есть несомненная связь с тем, что человек кладет в рот. Ты согласна?

– Это я знаю. Но почему ты кладешь в рот одно, а я – другое.

– Мне не по себе от ощущения сытости. А вот тебе это нравится.

– Я понимаю. Тебя тошнит от всех этих пакетов с едой, которыми заставлен кузов. Ты морщишь нос всякий раз, открывая для меня очередной пакет.

– Морщу?

– Именно. Морщишь и отводишь взгляд. Почему еда, которая так нравится мне, вызывает у тебя отвращение?

– Привычка, наверное Мы все рабы наших привычек.

– Я думаю, причина глубже.

– Однажды я слушал лекцию одного известного профессора Северо-Западного университета, специалиста по вопросам питания. Так он говорил, что у людей в голове пищевой регулятор. И вопрос лишь в том, настроен он или нет.

– И что сие означает?

– Если он настроен, мы становимся более разборчивы в еде, соображаем, сколько и чего нужно съесть, а что уже лишнее. Мы едим высококалорийную пищу, которая вырабатывает много энергии, а мы ее тратим, сжигаем своей активностью. Нужно есть ровно столько, сколько необходимо для выработки этой энергии. Что-то в этом роде. – В углу автостоянки гудел двигатель восемнадцатиколесного трейлера, иной раз перекрывая музыку. – Точно не знаю. А почему ты спрашиваешь меня?

– Я задавала этот вопрос специалистам.

– Ты им платила, а потому их ответы нельзя считать объективными.

– Флетч? У меня психическая болезнь?

– Кристел, уж с головой-то у тебя все в порядке. Умная, рационально мыслящая женщина.

– Тогда почему же я такая? Что рационального в моей прожорливости? Какой в этом смысл?

– Не знаю.

– Я хочу сказать, неужели тощим известно что-то такое, о чем не знают толстые?

– Думаю, тощие что-то такое знают.

– Пожалуйста, скажи, что именно.

– Тощие иначе определяют голод. Я думаю, они знают, что зачастую голод в твоем понимании на самом деле является пищевым похмельем. Ты замечала, что, поев плотнее, чем обычно, ты вскорости начинаешь испытывать голодные спазмы?

– Да. Постоянно замечаю.

– Я думаю, если съедаешь больше, чем всегда, выделение организмом желудочного сока, ферментов увеличивается, и, перерабатывая пищу в желудке, все эти вещества посылают сигнал в мозг, сообщая, что готовы к переработке новой порции. По-моему, толстые воспринимают этот сигнал как голодный спазм. Тощие испытывают то же самое, но знают, что они не голодны, так как уже съели больше, чем следовало.

– То есть голод, который я ощущаю, ненастоящий?

– Нет. Ложный. Тебе просто кажется, что он настоящий.

– А в действительности я не голодна?

– Разумеется, нет.

– Ты это где-то вычитал?

– Нет. Просто мне часто приходилось не обращать внимания на голод, и я пришел к выводу, что первые голодные спазмы не настоящие. Они ничего не значат.

– Синдром китайской пищи.

– Китайская пища очень сытная. Поэтому через час ощущаешь голодные спазмы. Но в действительности в дополнительной еде необходимости нет.

– А как можно определить, что ты и впрямь голоден?

– Можно. Ты начинаешь испытывать недостаток энергии. Вот тогда надо что-нибудь съесть, но не сладкое, а калорийную пищу, чтобы восстановить запас энергии. Надо знать, сколько и чего необходимо съесть, чтобы произвести ровно такое количество энергии, которое потрачено за день, и именно столько и съедать.

– И забыть о чувстве голода.

– Что-то в этом роде Я не знаю, о чем говорю Я об этом думал, пока мы ехали, думал о тебе. Может, причины того, что ты такая толстая, надо искать в психологии. Я знаю, что ты не чокнутая. Но, возможно, все идет от головы. Ты неправильно оцениваешь свои ощущения Именно это имел в виду профессор, говоря о регуляторах.

– Пищевых регуляторах.

– Вот-вот Мы по-разному думаем о еде. Возьмем человека, который вечером перебрал спиртного, а утром с похмелья вновь берется за стакан. Это же бессмысленно. Совсем не обязательно пить только потому, что печень или другие органы готовы к переработке алкоголя.

– Голодные спазмы – пищевое похмелье, – подвела итог Кристел. – Наверное, это я и хотела услышать.

– Ты спросила – я ответил. Я ничуть не лучше тебя. Только смотрю на еду иначе.

– Может, потому, что в прошлом тебе пришлось испытать настоящий голод.

– Может.

– Интересно, а я вот была хоть раз по-настоящему голодна?

– Скорее всего нет.

– Зато мне постоянно хочется есть.

– Это не голод.

– Может, тебе написать книгу о диетах, Флетч?

– Думаешь, ее кто-нибудь купит?

– Книги о диетах продаются лучше всего. Наряду с поваренными книгами.

– Я об этом ничего не знаю.

– Других это не удерживает от написания книг по диетам.

– Я лишь размышлял об этом. О тебе. Может, за тебя.

Зажужжал телефон. Он взял трубку.

– Слушаю.

– Флетч, опять звонил этот мистер Мортимер.

– Это Кэрри, – объяснил Флетч Кристел. – Звонит с фермы.

– Он настроен очень решительно.

– Это его обычное состояние, – согласился Флетч.

– Он требует, чтобы ты держался от него подальше. Ты далеко от его тренировочного лагеря?

– Да нет. Три часа езды. Около девяти утра будем на месте.

– Флетч, он не хочет, чтобы ты приезжал.

– Наоборот, хочет. Меня все любят. Я тебе об этом говорил.

– Он тебя ненавидит!

– Это все выдумки.

– Он считает, что ты загубил ему жизнь.

– Как я мог такое сделать? Я лишь помог ему отправить за решетку всех его друзей. Чего ему из-за этого расстраиваться?

– Он говорит, что ему пришлось бежать, чтобы остаться в живых. Из мира бокса в коровий рай. Из Нью-Йорка в Вайоминг. Его тошнит от коров и бычков. Он одинок, обозлен…

– И настроен решительно. Это мне известно.

– Флетч, он позвонил уже в седьмой или в восьмой раз. Предупреждая, что ты должен держаться от него подальше. Слышал бы ты его голос!

– Слышал.

– Я думаю, тебе следует отнестись к этому серьезно.

– Полностью с тобой согласен.

– Это же безумная идея – везти толстую женщину в тренировочный боксерский лагерь.

– Многие мои безумные идеи реализовывались на практике.

– Флетч, он говорит, что занял у соседей три ружья. Если ты приедешь к нему, он и двое его парней…

– Хэджа и Рикки.

– Он обещает, что они снесут тебе голову.

– Боксеры умеют целиться лишь в объект, находящийся на расстоянии вытянутой руки.

– Пожалуйста, Флетч. Он не шутит, я это чувствую.

– Если он позвонит снова… – Флетч помялся.

– Что?

– … скажи ему, что мы подъедем к девяти. Оставь зажженную лампу на окне, дорогая. Домой я вернусь с головой на плечах или зажатой под мышкой, но обязательно вернусь.

Он положил трубку.

– Сколько весит Кэрри? – спросила Кристел.

– Сто двадцать три фунта.

– Ты не знаешь, сколько вешу я?

– Нет.

– Это хорошо.