Женщина в черном бикини, пришедшая поплавать в пятидесятиметровом открытом бассейне, то и дело поглядывала на Джека.
В белых шортах с вертикальными синими полосами, униформе, ношение которой оговаривалось при поступлении на работу, Джек чистил бассейн.
Плыла женщина кролем и при каждом повороте у бортика бросала на Джека любопытный взгляд.
На работу в Виндомию Джека взяли, но ознакомили с длинным перечнем условий, нарушение которых приводило к незамедлительному увольнению.
Прибыв в искомую часть Джорджии, он, к своему изумлению, узнал, что Виндомия – то ли деревня, то ли городок – находится на территории одноименного поместья и попасть туда можно только по пропуску. Три тысячи пятьсот акров поместья окружал забор с единственными воротами, у которых постоянно дежурила охрана.
До отъезда из Виргинии Джек потратил часть денег, заработанных в «Глоубел кейбл ньюс». Купил кое-какую одежду и подержанный синий автомобиль с откидным верхом. «Миату». Маршрут его пролегал через Сабс-Роуз, что в Северной Каролине.
Ближайшим к Виндомии городком оказался Ронктон. Там он перекусил в кафетерии. Спросил, где можно найти работу. Женщина за стойкой ответила без запинки: «Только в поместье». И направила его в бухгалтерскую контору на другой стороне улицы.
– Ты должен соответствовать строгим требованиям, предъявляемым владельцем поместья к обслуживающему персоналу, – первым делом сообщил ему Кларенс Доунс, бухгалтер поместья. Он только что вернулся с ленча. – Присядь. Давай поговорим. Сидел в тюрьме?
– Нет, сэр.
– Мы это проверим.
– Разумеется.
– Чем-нибудь болеешь?
– Ребенком перенес ветрянку. Сейчас мне гораздо лучше, благодарю вас.
– Плавать умеешь? – Бухгалтер, крупный мужчина, прошелся взглядом по мускулистому телу Джека. Увиденное ему явно понравилось.
– Да, сэр.
– Я в этом не сомневался. В теннис играешь?
– Да, сэр.
– Хорошо?
– Отлично, сэр. Доунс улыбнулся:
– Ты по каким-то причинам решил прервать обучение в колледже?
– Пытаюсь заработать немного денег, сэр.
– Разумно. У меня двое детей в колледже. Хорошо, что я дипломированный бухгалтер-аудитор. Поток счетов никогда не иссякнет. Мне не приходилось химичить с личными счетами, пока мои дети не поступили в колледж. А чем занимаются твои родители, Джон?
– Мать серьезно больна, сэр. У отца небольшая ферма.
– Понятно. А ты, значит, не хочешь пахать в поле. Утомительная работа, согласен с тобой. В молодости сам удрал с фермы. – Он шлепнул себя по животу. – Всегда хотел ходить в белой рубашке и иметь толстый живот. – Он рассмеялся. – Видишь? Мне это удалось!
– Да, сэр.
– Гм-м. – Доунс нахмурился. Согласие Джека его, похоже, не порадовало. – Работать будешь в поместье Виндомия. Ты о нем слышал? Принадлежит и непосредственно управляется доктором Честером Редлифом. Поместье очень большое, определяет экономическое положение близлежащих территорий. Им нужен молодой человек… «приличного вида», так мне сказали. Его задача – поддерживать чистоту в бассейнах, на кортах, в спортивном зале, выполнять обязанности спасателя, если придут поплавать маленькие дети, сыграть партию в теннис, если у кого-то не окажется партнера, помогать садовникам, если возникнет такая необходимость, патрулирование поместья, когда…
– Патрулирование поместья?
– Да. Доктор Редлиф помешан на безопасности.
– С револьвером и собакой?
– И рацией. Справишься?
– Скорее всего.
– Если потребуется, когда соберется уж очень много гостей, придется надевать белый смокинг и разносить напитки.
– Улыбаться – тоже моя обязанность, или за это полагается надбавка к жалованью?
– И каждое утро ты должен являться к секретарю доктора Редлифа и докладывать обо всем необычном, что тебе довелось заметить.
– Что сие означает?
– Я же говорю, доктор Редлиф помешан на безопасности. Он хочет знать все… обо всех, – пожал плечами Доунс. – Такая вот у него странность.
– Шпионить за гостями? За родственниками?
– Таковы условия приема на работу. – Доунс водрузил на нос очки, взял со стола лист бумаги. – Тебе не разрешается курить, пить, принимать наркотики, приносить их на территорию поместья. Возражений нет?
– Как насчет жевательной резинки?
– Цвет поместья – белый и синий. Тебе выдадут одежду, которую ты будешь носить. Другой одежды носить в поместье не разрешается, вне зависимости от того, на службе ты или нет. Понятно?
– Конечно. Хорошо хоть, что не требуют особых татуировок.
– Старик Редлиф управляет поместьем, словно это британский броненосец XIX века.
– А что случилось с тем парнем, что занимал мое место?
– В мусорной корзине в его комнате нашли две пустые банки из-под пива.
– И его уволили?
– Моментально.
– Не повесили на рее?
– Тебе не разрешено приглашать в поместье гостей. Не разрешено приводить женщин в свою комнату. Если женщина попросит тебя показать, как пользоваться тем или иным тренажером в спортивном зале и пригласит сыграть партию в теннис, ты не вправе вступать с ней в более близкие отношения.
– Однако. А почему старина Редлиф не нанимает роботов?
– Я думаю, нанял бы, если б мог. Тебе выделят половину коттеджа, с отдельным входом, комнатой, ванной и кухней. Ожидается, что все продукты ты будешь покупать в супермаркете, расположенном в деревне Виндомия.
– От меня ждут, что я продам душу лавке компании?[5]
– Между прочим, выгодное условие. Супермаркет – заведение бесприбыльное. Все товары продаются по ценам поставщиков. Опять же, доктор Редлиф лично следит за калорийностью продуктов. Продаются только самые лучшие.
– Значит, никаких чипсов?
– Отнюдь, чипсы он очень любит. Ты можешь пользоваться спортивным залом, бассейном и прочим, но не одновременно с членом семьи или гостем. При появлении члена семьи или гостя ты должен удалиться, если только нет причин для твоего присутствия. Машина у тебя есть?
– Да.
– По прибытии поставишь на охраняемую стоянку и отдашь ключи. Редлиф не жалует автомобили на территории поместья. Тебе выдадут велосипед. Отдыхать будешь сутки в неделю, начиная от полуночи со среды на четверг. Если в это время ты захочешь уехать из поместья, машину тебе, разумеется, выдадут.
– Сегодня у нас четверг.
– Совершенно верно. – Доунс сказал Джеку, сколько он будет получать каждую неделю. Протянул ему густо исписанный лист бумаги. – Тебя это устраивает?
– Где мне расписаться?
Покончив с формальностями, Джек поехал в поместье.
Столбы, к которым крепились кованые ворота, поднимались на тридцать пять метров. В обе стороны уходил десятиметровый оштукатуренный забор. Сторожка скорее напоминала административное здание в пригороде.
– Здесь Волшебная страна? – спросил Джек охранника в бело-синей униформе.
– Ты не ошибся, – ответил охранник. – А пропуск у тебя есть?
– Да, – Джек протянул охраннику ламинированный прямоугольник. – Винни-Пух потерял, а я нашел.
Розовый цвет пропуска, как объяснил Доунс, указывал, что он – наемный работник.
В миле от ворот, на холме, возвышался особняк. Под синим шифером крыши белые стены сверкали в солнечном свете, словно улыбка киноактера. Над крышей реяли на ветру несколько бело-синих флагов.
Охранник сказал, как найти автостоянку.
– Поезжай прямо туда, – предупредил он. – Я позвоню. Тебя будут ждать через шесть минут. Максимальная разрешенная скорость – тридцать миль в час.
– А что мне делать с выхлопом? Охранник улыбнулся:
– Собирай в полиэтиленовый мешок.
Когда Джек въехал в ворота, ему сразу вспомнился разговор с Алексом Блейром. Он же сказал, что не женат и ничем не связан, так что готов поехать за границу.
Едва он оказался на территории Виндомии, у него возникло ощущение, что он попал в чужую страну. Совсем чужую.
«Наверное, таким Бог создал бы мир, если б у Него были деньги», – подумал Джек.
Со стороны особняка ехала машина, каких в натуре видеть Джеку не доводилось: «Инфинити» с удлиненным корпусом.
На заднем сиденье сидела женщина средних лет в красивой шляпке. Она держала у носа платок. Плакала?
Лимузин проскользнул мимо со скоростью тридцать миль в час.
«Ух, – сказал себе Джек. – Здесь, пожалуй, не стоит принимать яблок от женщин, а не то меня сразу отправят далеко на восток…»
Наплававшись, девушка в черном бикини приблизилась к бортику, на котором стоял Джек. Высунулась из воды, руки положила на бортик, подбородок – на руки.
Джек собирал грязь со дна бассейна через длинную металлическую трубу, шлангом соединенную с компрессором.
Ему уже надоело хлопанье огромных флагов, развевающихся над особняком.
Кроме них двоих, у бассейна никого не было.
– Привет.
– Доброе утро, мисс.
– Позволь-ка взглянуть сзади на твою ногу.
– Это входит в мои обязанности?
– Повернись.
Джек повернулся.
Он знал, что она хочет посмотреть на маленький синий глаз, вытатуированный на его левой ноге.
– То-то мне показалось, что я тебя уже видела.
– Такое со мной случается. Даже слишком часто.
Она еще долго смотрела на Джека, потом вылезла из бассейна.
– Флетч.
– Джек Фаони, мисс. Рад, что запомнили меня, мисс.
– А можно было забыть? – низкий, приятный голос.
– Я не забыл.
– В ту ночь мы отлично повеселились.
– Да, мисс.
– Все было так хорошо. А гитару ты привез?
– Да, мисс.
– Ты здесь работаешь?
– Да, мисс.
– Когда ты приехал?
– Вчера вечером, мисс.
Стоя в метре от него, она посмотрела на особняк.
– Я думала, ты назовешься моим кузеном.
Джек понизил голос:
– Ничего бы не вышло. Для этого мне пришлось бы заранее встречаться с тобой, узнавать массу подробностей о твоей семье…
– И ты решил, что лучше наняться на работу, чем быть гостем?
– Так у меня больше свободы. Не нужно двадцать четыре часа в сутки источать вежливость. Я, случается, пукаю.
– Вот это ты загнул.
Шана Штауфель уселась в шезлонг в двух метрах от Джека. Он продолжал работать, стоя спиной к ней. И они продолжали разговаривать, полушепотом.
– Хорошо, что ты смог приехать.
– Я только не понимаю, зачем?
– Как я и говорила, тут творится что-то странное. У людей, которые здесь живут, есть все: приятная внешность, ум, здоровье, престиж, любой их каприз тут же выполняется, и при этом напряжение столь велико, что его можно пилить пилой.
– Не зря утверждают, что на богатых не угодишь.
– Я хочу сказать, Джек, что жестокость, ненависть, неудовлетворенность направлены на одного человека.
– Кого же?
– Честера Редлифа:
– Капитана корабля.
– Я боюсь, что напряженность перерастает в насилие. Скрытое насилие.
– Давно ты здесь?
– Десять дней. Сначала я подумала, что все обожают старика, добродушно над ним подшучивают. Потому что шептаться они начинали, как только он уже не мог их услышать Но потом я поняла, что никаким добродушием и не пахнет. Если и шутили, то зло. Для них Честер говорит не то, делает не так. Если он скажет, что сегодня вторник, все хмыкают и пожимают плечами и твердят, что сегодня – понедельник или среда, хотя на самом деле – вторник. Надеюсь, ты меня понимаешь. Это несправедливо.
– Кто эти «все»?
– Его жена. Его дети. Он много работает, не выезжая из поместья, но у него есть аэропорт, здесь же живут его ближайшие помощники. Взять, к примеру, его заместителя Эрика Бьювилля. Ситуация аналогичная. В лицо одни улыбки, за глаза – та же ненависть.
– Доктор Редлиф – гений. Напрасно ты думаешь, что окружающие могут понять гения. Разумеется, без трений не обойтись.
– Говорю тебе, добром это не кончится. Ты же знаешь, когда варишь яйца или спагетти, а в кастрюле слишком много воды или горелка чересчур раскалена, кипящая вода перехлестывает через край.
– Да, я как-то сжег спагетти.
– Если не уменьшить расход газа, вода выплеснется, испачкает плиту, зальет горелку. Здесь то же самое. Вода уже начинает перехлестывать через край.
– Что ты подразумеваешь под «скрытым насилием»? Что-то определенное?
– Да.
Он услышал, как она тяжело вздохнула.
– Так что же?
– Каждое утро, на рассвете, Честер мчится по холмам на своем огромном жеребце. Скорее всего таким способом он снимает накопившееся напряжение. Утром того дня, когда я позвонила тебе, когда он выезжал из конюшни, жеребец упал замертво. Говорят, он умер от сердечного приступа.
– Лошади умирают от сердечных приступов.
– Трехлетний жеребец? Я думаю, его отравили.
– Доказательства?
– Честер отказался сдать кровь жеребца на анализ. Думаю, он не хочет знать, что жеребца отравили. Лучи летнего солнца жгли Джеку плечи.
– Немного.
– У Честера есть маленький коттедж в лесу. Он называет его «Домик для раздумий». Каждый день ровно в четыре он уединяется там на полчаса. Размышляет, слушая Гайдна. Вчера в самом начале пятого коттедж взорвали. Его разнесло по бревнышкам. Нам сказали, что взорвался обогреватель.
– Обогреватель? – Весь в поту, Джек искоса глянул на солнце. – Кому нужен обогреватель в такую жару?
– И я о том же.
– С этим кто-нибудь разбирается?
– Я.
– Как я понимаю, в тот момент доктора Редлифа в коттедже не оказалось.
– Он туда ехал, но сломалась передняя ось джипа.
– Гм-м. Если бы передняя ось сломалась на обратном пути, он мог бы получить травму.
– Скорее всего погиб бы. Там же проселок, очень извилистый, местами проходит по самому обрыву. А вчера еще прошел дождь.
– Ты насчитала три возможные попытки покушения на его жизнь.
– Была и четвертая, этим утром. До рассвета Честер пьет кофе в маленькой комнате, примыкающей к спальне. В то утро он обнаружил, что штепсель вытащен из розетки. И мокрый. Естественно, он взялся за провод, чтобы вставить штепсель в розетку. Но кто-то снял с провода изоляцию.
– Откуда тебе это известно?
– Он пожаловался, что утром остался без кофе.
– Бывают совпадения.
– Но не так много.
– Я заметил, ты зовешь его Честер.
– Да.
– Ты же его будущая невестка. Вроде бы тебе следует называть его доктор Редлиф, профессор Редлиф.
– Я познакомилась с Честером до того, как встретила Чета.
– О?
– Когда он ездил в Европу, я работала у него переводчиком.
– Путешествовала с ним?
– С его свитой. Я сопровождала его на культурные мероприятия и светские приемы. Мне сказали назвать его Честер. Он полагал, что обращение доктор или профессор возведет барьер между ним и другими гостями.
– Понятно.
– В Виндомию я приехала этой весной вместе с его командой. Он вел переговоры с немецкими и скандинавскими промышленниками и министрами. Тогда я и встретила Чета.
– Любовь с первого взгляда?
– Я увидела, что ты остановил свой выбор на журналистском расследовании, и подумала, а почему бы тебе не позвонить? Я не знаю, что мне делать. Я волнуюсь. – Она помолчала. – Извини, воспользовалась нашим знакомством, пусть и очень коротким.
– Я тоже не знаю, чем я могу помочь тебе, – ответил Джек. – Не могу я мельтешить у него перед глазами, проверяя пульс его жеребца и втыкая в розетку штепсель кофеварки.
– Разве репортеры, занимающиеся расследованием, не расследуют?
– Теперь я сожалею, что прибыл сюда не гостем. Я слишком далеко как от него, так и от родственников.
– Что-то менять уже поздно.
– Доктор Редлиф – профессор физики. Он наверняка изучал теорию вероятности. Что он сам думает об этих совпадениях?
– Он все отметает Однако какие-то мысли у него все-таки возникают.
– Как я понимаю, он человек привычки?
– Живет по часам. У него есть распорядок, которому он и следует, минута в минуту. У него идеальная самодисциплина.
– Это опасно. Если у тебя будет возможность поговорить с ним, предложи ему менять распорядок дня. Пусть его появления в тех или иных местах станут менее предсказуемыми.
– Есть ли смысл просить зебру снять полосатую пижаму?
– Или предложи ему ненадолго уехать из Виндомии.
– Здесь его дом. Его лаборатория. Его сотрудники. Все его игрушки. Увезти его отсюда – все равно что вынуть начинку из пирожка.
– Он наверняка должен что-то знать. И непременно примет какие-то меры. И здесь ему нужны куда более серьезные помощники, чем я.
– Он оберегает семью.
– Это я заметил.
– Не думаю, что он позволит хоть в чем-то обвинить родственников, даже заподозрить.
– Но ты, человек посторонний, встревожена.
– Вероятно, я здесь для того, чтобы родственники узнали меня, я – их, чтобы я узнала на практике, каково жить в Виндомии…
– Так тебе здесь нравится?
– А кому нет? – Она выдержала паузу. – У меня-то семьи не было. Отец женился четыре раза, мать трижды выходила замуж. Он – адвокат в Олбани. Берется за любые дела. Вождение в пьяном виде, подделка документов. Знает, кому и сколько надо дать в суде. Мать теперь целыми днями сидит на диване, уставившись в никуда. Сестра перепробовала все наркотики, какие только поступают из Южной Америки. Брат в тюрьме. За изнасилование. В моей семье никто не знал, что такое дисциплина. Кроме меня. Я – исключение.
– Ты уважаешь дисциплину?
– Да.
– А потому восхищаешься доктором Редлифом?
– Естественно. В нем есть все, что должно быть в мужчине.
– И ты любишь Чета?
– Наблюдая, слушая, ты не сможешь выяснить, кто за всем этим стоит, кому это выгодно?
– Я в этом сомневаюсь. Все, кто здесь живет, знает поместье куда лучше меня. Всем известен его распорядок дня и ночи. – Джек повернулся к огромному особняку. – Я и представить себе не мог, что он такой большой. Я, конечно, предполагал, что меня ждет, но это уже перебор. Через несколько минут у меня встреча с секретарем доктора Редлифа, а я знать не знаю, где ее искать. И спросить не у кого.
– Она в административном корпусе, около аэропорта. Возьми велосипед.
– А где карта?
– Тебе ее не дали?
– Наверное, не хотели, чтобы я путешествовал по поместью.
– А ты попытаешься?
– Я буду наблюдать. Слушать. И думать.
Мужчина лет двадцати пяти, в одних плавках, появился у бассейна. Стройный, мускулистый. Помахал рукой Шане.
– Едва ли я что-нибудь выясню.
Мужчина взобрался на верхнюю площадку вышки для прыжков. Без задержки прыгнул, двойной винт спиной вперед, вошел в воду практически без брызг.
– Это Чет? – спросил Джек.
– Да. На выпускном вечере в университете выступал с речью от курса, лучший четвертной студенческого первенства.
– Я ожидал чего-то другого.
– Получил приглашение от Национальной футбольной лиги. Разумеется, он может купить себе целую команду. Оксфорд предложил ему стипендию аспиранта.
– Может, он купить Оксфорд?
– Если его папочка поставит в договоре вторую подпись.
Непринужденно, словно продолжая плыть, Чет выскочил из бассейна, встал, широко расставив ноги, набычившись. С него капала вода.
– Пора идти, – бросил он Шане. Вроде бы он не заметил, что Джек и Шана разговаривали.
– Куда?
– Ты слишком долго сидишь на солнце.
– Отдыхаю после заплыва. Я тут лишь несколько минут.
Чет протянул Шане руку, повернулся к Джеку. Оценивающе оглядел его с ног до головы.
– Хорошо. – Шана лениво поднялась с шезлонга.
Уходя от бассейна, Шана и Чет держались на расстоянии метра друг от друга. Чет говорил о каком-то танцевальном па. В какой-то момент показал, о чем, собственно, речь.
У ворот Чет оглянулся.
Нахмурившись, Джек вновь принялся чистить дно бассейна. От взгляда Чета ему стало не по себе.