Флот и Фолкленды. Архипелаг раздора. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года

История открытия и колонизации островов

Едва ли в океанах найдутся какие-то другие далекие острова, истории которых посвящено такое множество книг и статей. Однако прежде, чем Аргентина и Великобритания вступили в вооруженное противоборство за суверенитет над ними, морской бой 8 декабря 1914 года между германской крейсерской эскадрой вице-адмирала фон Шпее и британской эскадрой вице-адмирала Стэрди был, пожалуй, единственным широко известным, связанным с Фолклендами эпизодом. Все кардинально поменялось после того, как в 1982 году аргентинский флаг на два с половиной месяца взвился над архипелагом. История Фолклендских (Мальвинских) островов стала востребованной темой и одновременно объектом всевозможных спекуляций, имеющих отношение к спору об их принадлежности.

До заселения европейцами архипелаг был необитаем, хотя последние археологические находки – наконечники стрел и остатки деревянного каноэ – говорят о том, что когда-то его посещали индейцы. Предполагается, что это были представители народности яган, проживавшей на Огненной Земле. Также существует гипотеза, что обитавшая на островах до середины 1870-х годов фолклендская лисица попала сюда в начале голоцена в полуодомашненном состоянии вместе с древними переселенцами, которые позднее вымерли или покинули Фолкленды.

Вопрос об установлении первооткрывателя Фолклендских островов для европейской цивилизации в историографии много лет продолжает оставаться дискуссионным. При этом он имеет не только научное значение, но и является одним из звеньев информационной войны, которую Аргентина и Великобритания ведут между собой. В эпоху Великих географических открытий морской путь из Европы в Тихий океан лежал вдоль берегов южноамериканского континента. Фолклендские острова находятся далеко в стороне, и оказаться рядом с ними можно было лишь случайно, по воле ветра или сильного океанского течения, хмурые скалистые берега архипелага выглядели столь негостеприимно, что капитаны предпочитали обходить их стороной, а сохранившиеся свидетельства о достижениях мореплавателей оказываются подчас до досадного скупы, что затрудняет установление истины и создает почву для домыслов и мистификаций.

Британская историография считает первооткрывателем архипелага капитана Джона Дэвиса. Его корабль «Дизаер» вышел из Плимута 26 августа 1591 г. в составе экспедиции Томаса Кавендиша. В районе Магелланова пролива корабли попали в сильный шторм и потеряли друг друга. «Дизаер» был снесен ветром и Фолклендским течением далеко на ONO. 14 августа 1592 г. Дэвис обнаружил неизвестные острова, однако, опасаясь скал и подводных камней, задерживаться около них не стал. Тем не менее этот факт четко зафиксирован в дневнике Джона Джейна, историографа и члена экипажа «Дизаера», опубликованном в 1600 году (отчеты о плавании, составленные самим Дэвисом, не сохранились): «Числа 14-го нас снесло к неким островам, прежде неизвестным… расположенным в пятидесяти лигах или около того от берегов, где все мы погибли бы, когда б Богу не было угодно проявить чудесную милость и прекратить ветер».

Другой английский мореплаватель, Ричард Хокинс, сын знаменитого корсара Джона Хокинса, обошедший в 1593—1594 годах южноамериканский континент на корабле «Дэйнти», проявил большую настойчивость и составил подробное описание северного побережья островов, высоко оцененное последующими поколениями исследователей региона. Он нарек обнаруженный им «второго дня февраля» 1594 года архипелаг «Землей Девы Хокинса» (англ. Hawkins Maiden-lande) – в честь незамужней королевы Елизаветы I. Однако это претенциозное название не получило последующего признания, хотя и встречается на некоторых картах. О своем плавании Хокинс рассказал в книге «The observations of Sir Richard Hawkins, Knt in his voyage into the South sea», изданной в 1622 году и ставшей широко известной благодаря репринту 1847 года.

Скептики не преминули вставить шпильки: в истории Дэвиса открытые им острова находились вдвое ближе к патагонскому побережью, чем Фолкленды в реальности, а обстоятельства, предварившие открытие, подозрительно напоминали более ранние испанские одиссеи, что ставит под сомнение все изложенное от начала и до конца; Хокинс разместил свой архипелаг Девы на 48-й параллели ю.ш. (тогда как истинное местоположение островов много южнее), и если принять эту обсервацию истинной, то им могли оказаться увидены вовсе не Фолкленды, а материковые прибрежные скалы, подобные Рока-Бельяко, являющейся ныне туристической достопримечательностью аргентинской провинции Санта-Крус. Справедливости ради следует заметить, что до изобретения секстанта большие ошибки в счислении места были вполне обычным делом в дальних океанских плаваниях.

Первыми, по британской версии, европейцами, вступившими на землю Фолклендских островов, были моряки английского шлюпа «Уэлфеа» под командованием капитана Джона Стронга. Это произошло в январе 1690 года. В штормовую погоду корабль, державший путь к Магелланову проливу и далее к берегам Чили, был снесен ветром намного восточнее проложенного Стронгом маршрута и оказался вблизи северной оконечности островов. «Здесь много хороших бухт, – описывал их позже Стронг. – Мы в достатке обнаружили пресную воду и убили множество гусей и ланей. Что же касательно дерева, так его тут нет вовсе». Капитан сделал набросок карты с проливом между двумя основными островами, который нарек в честь Энтони Кэри, виконта Фолкленда, занимавшего в тот период пост казначея британского Адмиралтейства8 (а также являвшегося главным пайщиком экспедиции и совладельцем «Уэлфеа»). Корабль Стронга пробыл тут до мая месяца, после чего поставил паруса и продолжил плавание.

От названия пролива получили названия главные острова архипелага – Западный и Восточный Фолкленд. Для архипелага в целом название «Фолклендские острова» было впервые употреблено в декабре 1708 года в журнале экспедиции капитана Вудса Роджерса на кораблях «Дьюк» и «Дачесс», а в 1712 году стало известно широкой публике из его книги «Кругосветное путешествие».

В Аргентине первооткрывателями архипелага считают испанских мореплавателей, а из приводимых эпизодов наиболее популярными являются два нижеизложенных.

Одна версия приписывает открытие островов Эстебану Гомесу, участнику кругосветного путешествия Фернана Магеллана. Будучи кормчим на корабле «Сан-Антонио», Гомес в ноябре 1520 года, сразу после нахождения экспедицией Магелланова пролива, поднял бунт, заковал в цепи капитана Алвару Мишкиту и повел «Сан-Антонио» домой в Испанию. Выйдя из пролива в Атлантический океан, мятежный корабль оказался во власти Фолклендского течения. В один из декабрьских дней 1520 года вахтенный матрос увидел землю. Предполагается, что это был Фолклендский архипелаг. Близко к берегу Гомес не подходил и на сушу не высаживался. В марте он привел корабль в Севилью, где обвинил Магеллана в измене. Что должно показаться странным: в ходе учиненного кастильскими властями многомесячного дознания ни один из 53 членов экипажа «Сан-Антонио» не упомянул о сделанном географическом открытии. Однако этот факт косвенно подтверждается изображением островов на картах Диогу Рибейро, о чем далее еще будет рассказано.

Но наиболее достоверной аргентинцами и сочувствующими им исследователями считается другая история. В августе 1539 года из Севильи для колонизации земель недавно учрежденного губернаторства Новый Леон (территория нынешнего Чили) отправилась флотилия в составе трех кораблей, снаряженных Гутьерре де Варгасом Карвахалем, епископом Пласенсии. Главным распорядителем этого предприятия был фрай Франсиско де Рибера, а морским начальником (капитан-генералом) – Алонсо де Камарго. Путь экспедиции лежал в Тихий океан через Магелланов пролив. Следует отметить, что в те суровые времена проход через пролив был сопряжен с большими трудностями и опасностями, и кроме самого Магеллана это на тот момент удалось только испанцу Гарсии Хофре де Лоайсе в 1526 году. Пролив извилист, изобилует опасными течениями, а его ширина в узких местах не превышает трех морских миль, берега скалисты. К тому же, едва войдя, флотилия попала в сильный шторм. Флагманская каракка затонула. Камарго и несколько членов его экипажа были спасены вторым кораблем, а большая часть людей во главе с Франсиско де Риберой (скончался несколько дней спустя) и капитаном Себастьяном де Аргуэльо смогла выбраться на берег. Ими было основано поселение в Патагонии. Обо всем этом стало известно от двух идальго, Антонио де Кобоса и Педро Овьедо, сумевших в 1567 году добраться до Вильяррики, а откуда до Консепсьона в Чили.

Второй корабль также получил сильные повреждения в шторм, но, ведомый неуемным Камарго, сумел все же пройти злосчастный пролив и в конце лета 1540 года достиг Кальяо (Перу). Его грот-мачта долго сохранялась в Кальяо в память о тех драматических событиях.

Для истории Фолклендов же наиболее существенна судьба третьего парусника, капитаном которого был Гонсало де Альварадо. Утверждается, это судно было унесено штормом далеко в океан и прибито к берегам необитаемых островов, которые «без всяких сомнений» являлись Мальвинскими/Фолклендскими. Причем наиболее проаргентински настроенные историки считают, что оно задержалось здесь на несколько месяцев для исправления полученных повреждений, ставя таким образом под сомнение и приоритет Стронга как первого европейца, ступившего на землю архипелага. Дополнительную интригу привносит якобы имевшаяся у капитана (в роли которого чаще всего фигурирует сам Алонсо Камарго) морская карта с изображенными на ней Фолклендами (островами Сансон). Таким образом, выходит, что к моменту посещения островов кораблем экспедиции епископа Пласенсии они уже были открыты, возможно Эстебаном Гомесом, и известны испанским картографам.

Однако обращение к первоисточнику, фрагменту судового журнала, хранившемуся в частной коллекции и опубликованному в 1879 году в сборнике «Anuario Hidrografico de Chile», дает основание заключить, что этот корабль не посещал Фолклендских островов. Будучи отнесенным штормом к мысу Виргенс, и после тщетных попыток снова проникнуть в Магелланов пролив он совершил плавание на юго-восток, вдоль побережья Огненной Земли, дойдя до пролива Ле-Мер и острова Эстадос («официально открытых» Лемером и Схаутеном 75 лет спустя), где зимовал с мая по ноябрь 1540 года, и в январе 1541 года вернулся в Севилью. А ключевой фрагмент текста: «Четвертого февраля утром мы увидели землю, которая была отмечена на карте восемью или девятью островами, и мы были между двумя берегами. Суша была NNО по левому борту и на юге. Как казалось мне и всем остальным, мы должны быть среди этих островов, однако здесь были проливы между ними, по которым мы могли пройти без риска сесть на мель. В полдень мы увидели большой залив с высокими горами на расстоянии, как острова…», легший в обоснование версии о Фолклендах, на самом деле соответствует заливу Сан-Себастьян на северо-восточном побережье Огненной Земли. Во всяком случае, британские историки Фолклендских островов придерживаются именно таких взглядов.

Много интересного об истории Фолклендских островов можно узнать из репродукций старинных географических карт. Их авторы сами, как правило, не ходили в дальние плавания, но оперировали сведениями, полученными от моряков. Наиболее ранней картой, на которой Фолклендские острова угадываются в условном квадратике в юго-западной части Атлантики, маркированном как Insule delle Pulzelle, является Universalis Cosmographia, созданная в 1507 году лотарингским картографом Мартином Вальдземюллером. Еще более убедительно архипелаг выглядит на карте Южной Америки португальца Педру Рейнеля, датирующейся 1522 годом, где он запечатлен жирным пятном, расположенным к ONO от южной оконечности континента. К сожалению, история не оставила нам имен мореходов, сообщивших картографам эти сведения. Легенда о посещении Фолкледских островов Америго Веспуччи в 1501—1502 годах в ходе его плавания под португальским флагом к берегам Южной Америки представляется сомнительной – по общепризнанной версии, Веспуччи никогда не спускался южнее параллели Ла-Платы.

Первое испанское название Фолклендских островов – острова Сансон (исп. Islas de Sanson). Возникает оно впервые на двух картах Диогу Рибейро, португальского картографа на службе у кастильской короны, опубликованных в 1527 и 1529 году. Наибольшую известность имеет вторая, так называемая Carta Universal9. На ней острова Сансон находятся примерно на 49-й параллели ю.ш. в 150 км от патагонского побережья. Определение местоположения явно ошибочно, но ближайшим архипелагом, с которым их можно ассоциировать, являются Фолкленды. При составлении своих карт Рибейро использовал сведения, полученные от мореплавателей, в т. ч. Себастьяна Кабота, Антонио Пигафетты и (внимание!) Эстебана Гомеса.

Этимология первого испанского названия островов доподлинно неизвестна. Некоторые исследователи связывают его с ветхозаветным героем Самсоном. Другая версия – что оно обозначает Благовещение: San – святой, Son – молва, глас. Тут уместно вспомнить, что схожее название – Bahìa Anunciación (бухта Благовещения) – позже было дано заливу, на берегу которого основано первое постоянное поселение европейских колонистов.

В дальнейшем острова Сансон встречаются на картах севильского географа Алонсо де Чавеса (1533), в Атласе островов Алонсо де Санта-Крус (1541), картах венецианцев Баттисты Аньезе (1544) и Жироламо Рушелли (1562) и «Americae Sive Quartae Orbis Partis Nova et Exactissima Descriptio» Диего Гутьерреса (1562). Датированная 1586 годом карта французского священника и космографа Андре Теве представляет детальное изображение Les isles de Sansón ou des Geants, считающееся списком с более ранней испанской карты… Все это дает веские основания полагать, что даже если отринуть как недостоверные версии с дезертирством Эстебана Гомеса и «заблудившимся» кораблем экспедиции епископа Пласенсии, Фолклендские острова были открыты задолго до Джона Дэвиса – испанскими или португальскими моряками.

Еще одной нацией, вписавшейся в список открывателей Фолклендов, были голландцы. Но они успели лишь к шапочному разбору. Капитан Себальд де Веерт в январе 1600 года, в завершении своей океанской экспедиции, «набрел» на острова, которые не были обозначены на его карте, и даже предпринял попытку высадиться на берег для пополнения запасов пресной воды и провизии, но не смог этого сделать из-за слишком бурного моря… Тем не менее в XVII и начале XVIII века на многих картах архипелаг именовался Себальдовыми островами10.

Занятная карта, датирующаяся 1722 годом, принадлежит руке французского картографа Гийома Делиля. На ней архипелаг поименован сразу тремя названиями: Sebaldes, Isles de Anicon и Isles Malouines. Последнее затем трансформировалось в испанское Islas Malvinas – Мальвинские острова. Тем самым разбивается популярная версия, что это название дал островам в 1764 году Луи Антуан де Бугенвиль. А еще на карте Делиля отмечен Порт-Сен-Луи, что еще раз указывает, что Бугенвиль шел путем, ранее проторенным малуинскими моряками.

Французы появились здесь позже других европейцев, на рубеже XVII и XVIII веков, и на звание первооткрывателей не претендовали, зато энергично принялись осваивать эти земли. В 1700 году острова посетила экспедиция капитана Жака Гуэна де Бошена, уроженца Сен-Мало. Этот французский портовый городок еще со времен позднего Средневековья приобрел лихую славу пиратского гнезда. Моряки из Сен-Мало, или, как их называли, малуины, совершили несчетное количество набегов на Англию, Испанию и Антильские острова. Но во времена Людовика XIV многие из них стремились легализовать свое дело, промышляя не только разбоем, но и негоциантством. Привлеченные рассказами спутников Бошена о том, сколь богаты далекие берега морским зверем, французские приватиры и купцы потянулись туда, превратив архипелаг в свою торговую и промысловую базу, а сами острова во Франции стали именоваться Малуинскими. Что касается селения Порт-Сен-Луи, то по некоторым сведениям оно было основано командами судов «Морепас» и «Сен-Луи». Однако, после того как в 1712 году французские власти наложили запрет на предпринимательство в Южной Америке, отдав регион целиком на откуп испанцам, эти места опять опустели.

В 1713 году между Великобританией, Испанией и Францией был заключен Утрехтский мирный договор (или, точнее, целый ряд мирных договоров между несколькими странами), положивший конец Войне за испанское наследство. В соответствии с ним, земли в Южной Америке, в том числе и Мальвинские острова, отходили испанской короне. Впоследствии, предъявляя свои права на архипелаг, Аргентина апеллировала к этому соглашению как правопреемница бывшего испанского вице-королевства Рио-де-ла-Плата. Однако, как мы знаем, все международные соглашения в те времена имели силу до тех пор и в той мере, насколько они были подкреплены военной мощью…

Следующий важный этап истории Фолклендских островов связан с их колонизацией в 60-е годы XVIII века. Тон здесь опять задали французы. В 1764 году мореплаватель Луи Антуан де Бугенвиль, прибывший на острова с отрядом переселенцев, основал поселение и отстроил форт Порт-Сен-Луи на Восточном Фолкленде, провозгласив Мальвинские острова владениями французского короля.

Экспедиция с целью освоения Мальвинских островов являлась выражением амбициозных планов Этьена Франсуа де Шуазёля, стоявшего при Людовике XV во главе внешней политики Франции, расширить французскую колониальную империю в южном направлении, но была снаряжена Бугенвилем по собственной инициативе и за свой счет. Его корабли, фрегат «Эгль» и шлюп «Сфинкс», прибыли на Мальвины 31 января 1764 года. По пути экспедиция заходила в Монтевидео, где Бугенвиль был принят губернатором Хосе Хоакином де Вианой. Хотя Испания и Франция являлись союзниками, французам по условиям Утрехтского договора не дозволялось учреждать колоний в Южной Америке. Испанский губернатор пытался выведать цель экспедиции. Французы уклонились от ответа, сообщив, что направляются в Индию, но проницательный Виана все же отправил предупреждение в Испанию.

Форт Порт-Сен-Луи был заложен 17 марта 1764 г., а церемония официального вступления во владение архипелагом состоялась 5 апреля того же года. Бугенвиль оставался в основанной им колонии до апреля 1765 года, затем отбыл обратно во Францию.

В январе 1765 года на острове Сондерс, в северо-западной части архипелага, высадились британцы. Коммодор Джон Байрон, дед знаменитого поэта, прибывший с кораблями «Долфин», «Тамар» и «Флорида», не зная о присутствии французов, водрузил там «Юнион Джек» и «присоединил» архипелаг к британской короне под именем «Фолклендские острова». Месту расположения своего десанта Байрон дал название «Порт-Эгмонт» (в честь графа Эгмонта, первого лорда Адмиралтейства), но надолго там не задержался. Фолкленды были лишь одним из пунктов в его кругосветном путешествии. Спустя еще год в целях упрочения британского суверенитета туда же отправили капитана Джона Макбрайда с кораблями «Джейсон», «Каркэс» и «Эксперимент». Он получил указание построить в месте высадки Байрона форт и, опираясь на него, взять под контроль всю территорию архипелага, но в процессе выполнения этой задачи оказался сильно разочарован, столкнувшись с более многочисленными и хорошо вооруженными французскими колонистами из Порт-Сен-Луи.

И Бугенвиль, и Байрон при заявлении суверенитета над архипелагом руководствовались принципом terra nullius («ничейная земля» – понятие, заимствованное из римского права), игравшим в XVIII—XIX веках важную роль в европейской колонизации. Terra nullius считались необитаемые или населенные дикарями земли, которые не принадлежали какой-либо державе. Это означало, что любая европейская держава могла объявить такую территорию своей колонией. Однако к моменту высадки Байрона архипелаг уже формально не был «ничейным», французы заявили о своем владении им.

Между тем вести о заселении островов дошли до Мадрида. Испанцы посчитали это вероломным нарушением условий Утрехтского договора. С Францией уладили дело «по-родственному» (французский король Людовик XV и испанский король Карл III приходились друг другу кузенами) – заключили соглашение, по которому французы уступали колонию в обмен на достойную денежную компенсацию Бугенвилю, в размере 618 108 ливров 13 солей и 11 денье. В 1767 году ее переименовали в Пуэрто-Соледад11 и передали под управление колониальным властям Рио-де-ла-Плата.

С британцами пришлось применять военные доводы. В 1770 году переброшенные с континента испанские войска атаковали Порт-Эгмонт, заставив его гарнизон и жителей «оставить селение против воли», и тем самым на некоторое время прекратили британское присутствие в этом районе. Изгнание британских поселенцев с острова имело следствием так называемый «Фолклендский кризис», завершившийся после года интенсивных дипломатических переговоров возвратом к статус-кво: британцы в 1771 году вернулись в Порт-Эгмонт, обе стороны остались при своих землях. Однако в свете накаляющихся событий в Северной Америке (вылившихся в конечном итоге в Войну за независимость США) Соединенному Королевству вскоре стало совсем не до этого «крошечного клочка земли в Южной Атлантике». Уже в 1774 году британцы свернули колонию и на этот раз покинули острова надолго, но оставили после себя памятную плиту, «застолбившую» их имперские притязания: «Да будет известно во всех странах, что Фолклендские острова с сим фортом, складами, причалами… есть исключительная собственность Его Святого Величества Георга III, короля Великобритании».

В течение следующих четырех десятилетий – до крушения испанской колониальной империи в Новом Свете на заре XIX века – архипелаг оставался испанским владением. Более того, 28 октября 1790 года Испания и Великобритания подписали Конвенцию о заливе Нутка, по условиям которой последняя в числе прочих договоренностей официально отказалась от колониальных притязаний в Южной Америке «и на близлежащих островах». Испания правила Мальвинскими островами из Буэнос-Айреса – от лица вице-короля Рио-де-ла-Плата, но в 1811 году оставила их на фоне оккупации метрополии наполеоновскими войсками и разгоревшегося в ее американских колониях пламени национально-освободительного движения. В дальнейшем пустынные острова служили лишь временным пристанищем для китобоев и торговых судов и де-факто стали «ничейными», что впоследствии дало британцам основание оспорить правопреемственность аргентинской юрисдикции по принципу uti possidetis12.

Девятого июля 1816 года Конгресс Объединенных провинций Рио-де-ла-Платы (будущей Аргентины) провозгласил независимость. Мальвинские острова правительство Объединенных провинций считало своими, однако фактически до архипелага долгое время никому не было дела. Война за независимость испанских колоний в Америке продолжалась (в т. ч. в виде военных распрей между самими провинциями), и у молодого аргентинского государства имелись заботы поважнее. Вмешался случай. В октябре 1820 года в эти края «занесло» аргентинский 30-пушечный фрегат «Эроина». Им командовал полковник Дэвид Джюэтт, американский наемник на службе у богатого землевладельца Патрисио Линча, снарядившего каперский фрегат. Нуждаясь в исправлении повреждений, полученных кораблем в шторм, и лечении членов экипажа от цинги, Джюэтт приказал бросить якорь в заливе Анунсиасьон (английское название – залив Беркли) и разбить лагерь на развалинах Пуэрто-Соледад. Оказалось, что архипелаг давно облюбован иностранными китобоями и охотниками на морского зверя. Китобойные шхуны под флагом Великобритании и Северо-Американских Соединенных Штатов были здесь частыми гостями. Решив, что такое положение дел наносит ущерб Аргентине, Джюэтт 6 ноября 1820 г. поднял над островом Соледад флаг Объединенных провинций, сопроводив это событие торжественной церемонией и салютом из 21 орудия. В прессе впоследствии было опубликовано обращение о формальном вступлении Аргентины во владение островами. Однако, поскольку на тот момент ни одно европейское государство, равно как и США, не признало независимости бывшей испанской колонии13 и со стороны Буэнос-Айреса не предпринималось никаких серьезных шагов по освоению островных территорий, мало кто тогда обратил внимание на это событие.

Реальное заселение островов аргентинцами началось только во второй половине 1820-х годов. Коммерсант Луис Вернет14, получивший от правительства Объединенных провинций Рио-де-ла-Платы патент на пользование землями, а затем на добычу морского зверя и рыболовство в водах архипелага и у побережья Патагонии, обосновался со своими людьми в Пуэрто-Соледад, который он переименовал в Пуэрто-Луис. Причем для надежности Вернет обзавелся также разрешением от британского консула. Однако прельщали эти тоскливые места очень немногих. Максимальная численность колонии, достигнутая в 1831 году, составляла около сотни человек. Она объединила переселенцев разных национальностей. Здесь можно было встретить голландцев, англичан, французов, немцев, португальцев; примерно четверть колонии составляли метисы-гаучо15. В результате потрясений 1831—1832 годов народу сильно поубавилось, и к январю 1833 года в ней насчитывалось 27 постоянных жителей. Это и было все «коренное аргентинское население» островов к моменту прихода туда британцев.

Патент на добычу морского зверя Вернет получил 5 января 1828 г., а полтора года спустя был официально назначен главой аргентинской исполнительной власти на островах. 10 июня 1929 г. правительство Объединенных провинций издало декрет о создании гражданского и военного губернаторства Мальвинских островов (исп. Comandancia Politico y Militar de las Islas Malvinas). Этот документ декларировал аргентинский суверенитет над островами и вменял в функции губернатора «управлять жителями островов согласно законам Республики, а также следить за выполнением правил охоты на морских животных в прибрежных водах». Британский консул в Буэнос-Айресе отреагировал нотой протеста – британцы стояли на том, что Аргентина не имеет прав на острова.

На своем посту Луис Вернет развил бурную деятельность по ограничению бесконтрольного истребления морских котиков иностранными браконьерами, составляющими конкуренцию его собственному бизнесу и не платившими пошлин в казну. В 1831 году он арестовал шхуны североамериканских промысловиков за незаконную заготовку котикового меха, а одного из капитанов пытался предать суду в Буэнос-Айресе. На защиту своих соотечественников встал американский консул Джордж Слэйкам, настаивавший на их праве делать на Мальвинских островах все, что заблагорассудится, поскольку США не признавали аргентинской юрисдикции над архипелагом. Это заявление было подкреплено отправкой в Пуэрто-Луис 24-пушечного шлюпа «Лексингтон» под началом мастер-комманданта16 Сайласа Данкана.

Последующие «подвиги» командира и экипажа этого корабля являются олицетворением американского образа действий «по защите своих граждан и установлению демократии» в отдельно взятом районе земного шара. Они арестовали членов местной администрации (сам Луис Вернет в это время находился на материке), объявив острова свободными от чьей-либо власти, заклепали пушки аргентинцев, взорвали пороховой склад и разграбили портовые постройки. Обратным рейсом «Лексингтон» вывез в Монтевидео три десятка перепуганных колонистов, не пожелавших оставаться в разоренном поселке. В результате здесь снова воцарилась анархия. Неловкая попытка буэнос-айресских властей восстановить правопорядок посредством посылки на острова военной шхуны «Саранди» с небольшим вооруженным отрядом (состоявшим по большей части из выпущенных на свободу каторжников) на борту потерпела провал. Новый глава администрации Хосе Эстебан Местивьер был вскоре убит собственными подчиненными, взбунтовавшимися против него.

Этой ситуацией воспользовались британцы, давно ждавшие подходящего случая, чтобы реализовать свои претензии на острова. Прибывшие сюда в начале 1833 года корабли Его Величества, шлюп «Клио» и посланный ему на подмогу фрегат «Тайн»17, превосходно справились с поставленной им задачей «по возвращению архипелага под власть британской короны», а вернее сказать, просто не встретили никакого сопротивления. Единственной помехой могла стать 9-пушечная шхуна «Саранди» под командованием подполковника Хосе Марии Пинедо. Но даже один «Клио» с его 18 орудиями значительно превосходил ее в огневой мощи. Поэтому британскому коммандеру Джону Онслоу не составило большого труда убедить Пинедо не чинить препятствий и убраться прочь. 3 января 1833 г. над островами взвился британский флаг18, на этот раз надолго, вплоть до высадки аргентинских войск весной 1982 года.

Буэнос-Айрес выразил агрессору официальный протест, в котором потребовал незамедлительного возврата оккупированных островов. С тех пор, регулярно повторяемый и сделавшийся в некотором смысле традиционным19, этот протест так же традиционно отклоняется британской стороной, а проблема Мальвинских островов стала «незаживающей раной в сердце каждого аргентинца» и большой головной болью властей обеих стран.