Forbidden Sweetness

Глава 12. Поговорим откровенно?

— Что это с твоим братом?

В голосе Нес переливаются всевозможные тональности удовлетворения и даже легкого злорадства. Слышу их настолько отчетливо, словно это мои эмоции. Не думала, что ее обида настолько велика, но видимо я недооценила степень свободолюбивого характера подруги. С момента столь бескомпромиссного запрета Эйдом посещать нам тот клуб, она его откровенно недолюбливает, злится в его присутствии, а общение сводится к ее односторонним обвинениям его в шовинизме, садизме, диктатуре и неравенстве.

Эйд же в ответ лишь смотрит безразлично и так же пожимает плечами. Уверена, брат ее даже не слушает, пребывая в своих постоянных раздумьях. Интересно, что так завладело его мыслями?

— Ты о чем? — интересуюсь в ответ на ее любопытный взгляд.

— Ой, вот только не говори мне, что ты не отметила тот момент, что уже на протяжении недели наш мистер популярность ходит хмурый, а внимания его не могут добиться даже такие красотки, как Элис. Хотя…

— Что?

— Ну, — то, как она замялась, напрягает. Я что-то пропустила? — Говорят, он переспал с ней прямо в школе, представляешь? — все же продолжает Нес.

Она даже не догадывается, что делает со мной этим невинным напоминанием. Перед глазами вновь встают картины увиденного. Не знаю сколько потребуется времени, чтобы отвращение при воспоминании об этом не было столь сильным, чтобы не трясло так от неослабевающей злости.

Всякий раз при виде этой самодовольной блондинки просыпается пугающая жажда стереть с ее лица улыбку. И методы достижения этой цели отнюдь не невинны. Так остро не реагирую даже на обидные фразы матери, хотя, возможно, они стали настолько привычны, повседневны, что я сумела выработать иммунитет? Не хочу думать об этом.

— Я знаю про секс, — контролирую голос.

Забавно, оказывается, простить человека, особенно настолько важного и дорогого — легко, а вот принять его поступок, смириться с ним… преодолеть себя — до невыносимого сложно. Ощущение, словно перешагиваю через себя, не отпускает. Постоянное напоминание о том, что сама виновата, сама подсмотрела за действом, не предназначенным для моих глаз, не спасает. Противоречивое разочарование засело слишком глубоко во мне и теперь издевательски царапает по сердцу всякий раз, когда Эйден касается меня.

Сердце и память борются друг с другом. О мозгах и речи не идет, не способна думать, когда он рядом. Только чувства, только эмоции.

Приятная дрожь наслаждения от легких поглаживаний, истома от крепких объятий, жажда поцеловать его, которая, впрочем, гибнет при любой попытке воплотить желание в реальность из-за мгновенно всплывающего лица Элис перед глазами.

Одновременно жажду его нежности и отвергаю ее. Чувство испачканности не покидает ни на мгновение. Хочется отмыться самой и отмыть его, чтоб не видеть на нем чужих касаний. Если бы не полотно, с радостью впитывающее в себя любые эмоции, что я готова перенести с помощью кисти, свихнулась бы от терзающих противоречий.

— Прости, Ти, не думала, что тебя расстроят эти слухи.

Нес смотрит с раскаянием, не догадывается, что на самом деле омрачает мою внутреннюю реальность, насколько неправильны мои мысли и эмоции. Я и сама не до конца осознаю это… хотя не так, осознаю. Там, внутри себя, но не готова выпустить всю грязную правду на поверхность, оценить масштабы падения собственных ценностей. Укоряю Эйда в извращении чего-то светлого между нами, и в то же время, втайне от самой себя, предаюсь фантазии о том же. Допускаю подобную возможность, жду его действий и отстраняюсь в самый последний момент, отнюдь не желая этого. Все самообман, дань гибнущим принципам, совести, разуму, молящему прекратить крушение собственной жизни. Сплошное лицемерие.

— Все нормально. Кстати, ты знаешь, что…

— Принцесска, ты меня избегаешь?

Прерываюсь на полуслове. Внутренности леденеют от касания чужих рук к спине. Итон…

Это нелогично. Случайно услышанная фраза чрезмерно мала для возможности делать верные выводы, и все же тот его тон до сих пор стоит в ушах. Слишком отличен от привычного образа. Остается гадать, в какой момент этот человек был настоящим. Проснувшаяся подозрительность в который раз портит вкус жизни и в то же время, добавляя в нее ложку дегтя, невольно делает ее интересней. Словно отвлекает от постоянного оценивания собственных чувств на иные странности, показывает, что не одна я имею секреты в своем арсенале. Те, что не предназначены для общественности.

— С чего ты решил, что я избегаю?

— А я и не решал, просто интересуюсь.

Его улыбка вызывает очередную дозу подозрения. Насколько она искренна? Что ему от меня нужно? К чему этот спектакль?

В отличие от меня, Нес ничуть не смущает появление странного брюнета. Глаза подруги привычно загораются, даже я ощущаю флюиды флирта, исходящие от нее, обволакивающие, наполняющие. И, видимо, я же и являюсь единственной, кто по достоинству оценивает природный магнетизм Нес, Итон лишь в очередной раз демонстрирует слишком очаровательную улыбку, так и не отводя от меня взгляда.

— Ты что-то хотел? — привлекает внимание Нес, и я ей безмолвно благодарна.

Интуиция шепчет, стоит держаться подальше от этого парня. Чем-то неуловимым он похож на Эйда. Что-то глубоко в нем, спрятанное от поверхностного взгляда, внимания посторонних, так напоминает мне худшие качества брата, о которых я способна лишь догадываться. Но если даже самый мерзкий поступок Эйда не способен оттолкнуть меня, уничтожить связь, которая незримо присутствует на протяжении всей моей жизни, то эти же проявления от Итона пугают, настораживают, заставляют держать дистанцию.

Реакция необъяснима даже мне, что уж говорить про отчетливую формулировку собственной настороженности, лишь эмоции, подсознательное опасение, слишком внимательное отношение ко всем его словам, их анализ.

Такое поведение несвойственно мне, но рядом с ним происходит без какого либо участия осознанности, слишком глубоко, чтоб объяснить.

— Хотел, — очередной заинтересованный взгляд в мою сторону, — пригласить твою подругу в кино. Что скажешь, Ти?

— Ты еще не пригласил, — надеюсь, улыбка выглядит искренне, не хочется зря обидеть его, особенно если мои ощущения в корне неверны.

— Какое упущение, — усмехается парень, источая обаяние. — Сегодня премьера одного очень интересного триллера, не составишь мне компанию, Теа?

В голове проносится тысяча вариантов отказа, но врожденная доброта отметает каждый. Все кажутся грубыми, никак не могу подобрать деликатной формулировки.

— Итон, я…

— Какого черта ты забыл рядом с моей девочкой? — прерывает поток бессвязного отказа голос, который в данный момент я счастлива слышать как никогда, и которого одновременно пугаюсь.

Это обманчивое спокойствие, чрезмерная вежливость заставляет вздрогнуть и вместе с тем выдохнуть от облегчения. Теперь нет нужды ничего придумывать, Эйд не позволит мне никуда пойти, особенно с этим брюнетом.

Спиной чувствую легкое касание его руки. В едва уловимой ласке проводит от поясницы до шеи, внешне при этом оставаясь невозмутимым. Это касание исключительно для меня, частичка сокровенного, спрятанная от любопытных взглядов.

Окончательно расслабляюсь, когда он обнимает за плечи, прижимая ближе к себе, стараюсь не поднимать взгляд и уверена, что Эйд так же ни разу не посмотрел в мою сторону. Не сейчас, когда рядом находится кто-то неприятный ему, вызывающий в нем первобытные инстинкты.

— Твоей девочки? Не знал, что вы с Нес вместе, — даже мне заметна ирония в тоне парня. Завуалировано насмехается, намеренно дразнит Эйда, вот только с какой целью?

— И рядом с ней в том числе, — тон брата все так же вежлив, тело, как ни странно, расслаблено, складывается впечатление, словно они говорят о чем-то недоступном нам, чем-то, что нужно читать между строк. — Чтобы я тебя больше не видел в радиусе десяти метров от этих девушек, понял?

— И что будет, если я скажу «нет»? — ничуть не смущается Итон, смотрит в упор.

— Умение прятаться придает смелости? — в тоне брата звучит такое презрение, что даже мне становится некомфортно. Краем глаза отмечаю, как всего на мгновение маска Итона слетает, позволяя увидеть холодное презрение, а затем вновь возвращается на место.

— Так жаждешь пересечься со мной, Эйден? — вновь улыбается брюнет и неожиданно переводит все свое внимание на меня. — Боюсь, ты мне не интересен, куда больше меня привлекает перспектива свидания с Ти, да милая?

Не успеваю среагировать на эту вольность, ответить достойно, попросить соблюдать субординацию. Эйд как обычно поражает скоростью своей реакции. В считанные секунды отпускает меня и довольно ощутимо прижимает Итона к стене, собрав одежду у шеи в кулак. Звук столкновения тела с твердой поверхностью отдается в ушах.

— Твое счастье, что мы в школе, уебок, — шепчет Эйд, приблизившись к самому уху парня, впрочем, я все равно слышу явную угрозу в его голосе.

Нужно срочно что-то предпринять, остановить ненужное насилие. Как бы я не опасалась странности Итона, я отнюдь не желаю ему зла. Делаю осторожный шаг к брату, касаюсь его руки в едва уловимой ласке, надеюсь, что подобный жест отвлечет его.

— Эйд, не надо.

— Принцесска, ты за меня волнуешься? — насмешливо интересуется Итон. Неужели собственное положение его ничуть не пугает? — Признаться, я сражен твоей наивностью, это так мило. Ты ведь не решила, что Эйд из-за тебя так взбесился? Нет?

— Заткнись, — прерывает поток непонятных мне слов Эйд, совмещая слова с ударом в живот, который заставляет парня согнуться.

— О чем он? — вновь привлекаю к себе внимание.

Слова Итона не дают покоя. Реакция Эйда и в самом деле слишком, даже для него. Презрение и жажда драки больше, чем обычно.

— Эйден, что он имеет в виду? — повторяю вопрос, когда первый остается без ответа, однако меня вновь игнорируют. Хорошо, не хочешь отвечать ты, спрошу у брюнета, судя по ехидной усмешке, он жаждет поделиться собственными мыслями. — Итон?

— Твоя визитная карточка слишком красноречива, Эйд, — усмехается парень, не сводя взгляда с волос брата. — Синие… так уверен в собственном окружении?

В ответ Эйд лишь фыркает. Такое впечатление, словно всего за одно мгновение его что-то успокаивает. Кулаки разжимаются, и брюнет остается без удушающих «объятий» брата.

— Визитная карточка, Итон? — ехидно приподнимает бровь Эйд, отряхивая руки, как после касания к чему-то мерзкому.

Этот странный диалог «ни о чем» вконец выводит из себя. Непонимание сути, которая, кажется, лежит перед самым носом, но я не способна ее ухватить, увидеть, нервирует. Перепады настроения Эйда заставляют задуматься, строить предположения, однако так и не приводят ни к чему хоть немного вписывающемуся в нашу реальность. Что с ними происходит?

— Пошли, Теа, — прерывает размышления Эйд, обнимая меня за плечи, — погуляем.

— Но у нас урок.

— Плевать. До скорой встречи, Итон, — как-то слишком удовлетворенно подмигивает Эйд.

Успеваю заметить такой же растерянный взгляд Нес и раздосадованный взгляд Итона. Интересно, что его расстроило? Это явно как то связанно с неожиданно поднявшимся настроением брата. Эйд на удивление спокоен, словно те мысли, что терзали его все это время, вмиг рассеялись. Мозаика сложилась, благодаря полученному только что пазлу, которого так не хватало, понять бы лишь, что это за пазл?

— Куда идем? — интересуюсь, когда мы проходим мимо машины брата. — Ты оставишь машину здесь?

— Погода хорошая, — пожимает Эйд плечом, переплетая наши пальцы.

На губах его играет такая умиротворенная улыбка, что невольно в душе поселяется спокойствие. Желание о чем-то думать исчезает, хочется просто идти рядом и наслаждаться легким ветерком, играющим с волосами.

Идем в уютном молчании, прервать которое кажется чем-то кощунственным, настолько оно комфортно. Позволяет чувствовать малейшую эмоцию Эйда. Так давно не видела его настолько спокойным, что страшно разрушить это неосторожным словом. Наблюдаю за ним краем глаза, в который раз наслаждаясь его мужественной красотой. Бликами солнца, играющими в синей шевелюре. Взгляд сам скользит от лица вдоль шеи, спускается к плечу, руке, задерживается на татуировке.

Желание прочертить этот же путь собственным касанием невыносимо. Перекаты мышц при малейшем движении восхищают. Понимаю, что любуюсь им отнюдь не как братом, подсознательно примеряю на нем роль любимого человека и пугаюсь от той легкости, с которой это получается, от чувства правильности при подобной мысли.

— Ты меня гипнотизируешь, малышка? — смущает меня Эйд, заметив столь неприкрытый интерес к собственной персоне.

— Стараюсь понять.

— Что понять, Ти?

— Эмоции, — чувство страха исчезает, хочется поделиться с ним терзающими меня чувствами, однако Эйд впервые не проявляет инициативу, молчит, дает возможность продолжить, либо сохранить свои желания в секрете.

И, не смотря на это, в душе поселяется убежденность, он знает. Понимает, что со мной происходит. Не смотря на мой отказ целовать его, чувствует, что я хочу этого, и дает время перебороть собственные барьеры. Самой.

Отвожу взгляд, не желая открываться сейчас. Возможно позже…

Эйден отпускает мою руку, чтобы обнять за плечи. Прижимает ближе, водит пальцами по оголенной коже, посылая разряды. Заставляет шевельнуться что-то внутри, глубоко во мне, что так тянется к нему. Желать принадлежать без остатка, полностью отдаться его желаниям, переложить на его плечи заботу о собственной жизни, как он делал прежде. Как он делает теперь, стараясь завуалировать собственные поступки.

Борьба за нормальную жизнь, за собственные ценности выматывает. Мысль, что я все равно проиграю, подливает масла в огонь. Я уже проиграла. И дело ни в том, что Эйд не отпустит, а в собственном нежелании уходить. Собственной реакции на его касания, которая с каждым днем становится все ярче, переливается сотнями радужных оттенков, наполняет жизнь красками.

В надежде спастись от выяснения отношений с собственным «Я», перевожу взгляд на окружение. Аллея, по которой мы не спеша передвигаемся, пестрит цветом зелени. Камушки под ногами хрустят, отдаваясь в ушах забавной мелодией. Бесцельно перевожу взгляд с деревьев на людей, скамейки, ларьки с мороженным и, наконец, нахожу что-то способное заинтересовать меня. В окружении людей стоит бродячий музыкант. Звуки его музыки пока не сильно слышны, но уже завораживают.

— Эйден, пошли послушаем? — смотрю на него так восторженно, что это вызывает смех у брата.

— Такой ребенок, — качает головой Эейд, однако все равно идет в нужном мне направлении. Сливаемся с толпой. Тут же оказываюсь прижатой к его груди. В кольце его рук. Макушкой чувствую легкое касание губ о волосы. Так уютно и правильно только с ним.

Спустя какое-то время покидаем импровизированный концерт, пополнив шапку музыканта купюрой. Эйд, не задумываясь, приводит меня в кафе и устраивается на открытой террасе, сев напротив меня. Почему не рядом?

Есть совсем не хочется, ограничиваюсь клубникой в мятном соусе и фруктовым чаем.

— Как твой конкурс? — прерывает тишину Эйд, когда на столе оказывается наш заказ.

Смотрит так заинтересованно, что становится до невозможного приятно.

— Я прошла в третий тур.

— Я и не сомневался, — усмехается он, вытаскивая ягодку из моей тарелки. — А почему сразу не рассказала?

— Эйд, ты вообще-то первый, кому я рассказала. Я узнала об этом пару часов назад, — его приподнята бровь вызывает смех. Как он может так верить в мой талант?

— И что теперь нужно нарисовать?

— Портрет, — замолкаю всего на минуту, вспоминая, как радовалась, услышав о том, что прошла и как приуныла, услышав новое задание. И дело не в том, что я не умею рисовать портрет, а в том, чей портрет я нарисовать не сумею.

— Ты чего загрустила?

— Я хотела тебя нарисовать, — смотрю на него в упор, ожидая реакции.

Брат забавно морщится. Видимо, перспектива просидеть, позируя, его совсем не вдохновляет. Признаться ничего иного я и не ожидала.

— А почему хотела, в прошедшем времени? Передумала?

— Просто поняла, что тебя мне не осилить.

— В смысле?

— Ты слишком сложный, даже для меня. Не смогу передать твой внутренний мир.

— Я не сложный, Ти, — его улыбка слегка напряжена, что лишь подтверждает мои слова.

— Эйден, я ведь не дура…

— Я и не говорю, что ты дура.

— … дай договорить, — сама не ожидаю такого грозного тона, но мне хочется высказаться. — Я не дура и вижу, что ты не такой, каким показываешь мне.

— Лицемер? — обиженно усмехается Эйд, однако я игнорирую его, продолжая свою речь.

— Я знаю, что у тебя есть какая-то своя жизнь, скрытая от меня. А еще вижу, как ты относишься к окружающим, какой ты с другими. Вижу, что многие тебя опасаются, а некоторые и вовсе боятся. Это ведь неспроста. Ты умеешь быть жестоким, когда тебе нужно, ты даже проявил отголоски жесткости по отношению ко мне, хотя раньше никогда так не поступал. И это твое эгоистичное решение во что бы то ни стало изменить наши отношения… Я… я не понимаю, что конкретно ты делаешь, но чувствую, что ты не сидишь сложа руки в ожидании моих решений. Это не в твоем стиле, — замолкаю всего на секунду, чтоб перевести дыхание. Одновременно страшно вот так высказывать все, что таится в душе, и вместе с тем ощущаю непередаваемое облегчение от освобождения, сбрасывания давящего балласта. Пусть знает. — А еще твои странные перепады настроения. Ты только со мной нежный и добрый, даже маме не достается сотой доли той любви, что постоянно чувствую я, и поэтому мне сложно осознать, что есть ты другой. Такой, каким видят тебя ненужные тебе люди. И есть третий ты, которого видят друзья. Которого видит Кай, те, кого ты уважаешь. Ты настолько многогранен в собственных проявлениях и интересах, что я банально не успеваю за тобой. Твой взгляд на мир настолько отличен от моего… А ведь ты позволяешь увидеть мне лишь крупицы себя другого, и остается гадать насколько мой Эйд отличен от двух других. Смешно наверно, но я все это чувствую именно так, и это… это твое нежелание открыться передо мной обижает.

— Теа…

— И именно поэтому я не могу рисовать тебя, — упрямо продолжаю, игнорируя попытку прервать обличительную речь. — Я тебя не знаю.

За столиком вновь повисает молчание, только теперь его сложно назвать уютным. Черты лица брата словно темнеют от обиды, заостряются. Хотя не могу судить объективно, может, он вовсе не обижен моими словами, а раздражен, что я увидела то, что мне не показывали?

Тяжелый изучающий взгляд замирает на моем лице. Меня словно сканируют, решая, что лучше ответить.

— Знаешь, — наклоняется Эйд над столиком, спустя какое-то время. — То, что я не такой с другими, не значит, что именно с ними я настоящий. Даже если захочу, не смогу показать тебе степень моей жесткости, и тебе, Теа, стоит радоваться подобным обстоятельствам. Поверь, малышка, другой Я привел бы тебя в шок. Действительно жаждешь подобного эксперимента? Хочешь увидеть, насколько безжалостным я могу быть?

— Нет.

— Нет?

— Нет, Эйд. Ты и так разрушил мой привычный мир, не стоит уничтожать остатки иллюзий, чтобы доказать мне мою правоту.

Слова искренны. Только сейчас понимаю, Эйд решил, что я осуждаю его, но это не так. Во всяком случае, не теперь, когда даже крупица несвойственного нашим отношениям поведения, разрушила мою реальность. Когда проявленная им эгоистичность заставила пересмотреть собственные принципы, соприкоснуться с чем-то грязным, что причиняет боль. Пусть выплескивает отрицательные эмоции с другими, а со мной ведет себя так, как хочет вести, а не так, как этого жду я.

— Рад, что ты не хочешь жесткости, Теа. Хотя, я бы все равно не смог ее тебе показать, ты вызываешь другие эмоции.

— Другие?

— Я люблю тебя, — слова звучат так обыденно, словно он говорит о погоде, однако касаются самых потаенных уголков души, лаская звучащей в них искренностью. Он не врет, действительно любит. Всегда с легкостью чувствую присутствие фальши в его словах, и сейчас ее нет. — Ты вызываешь нежность, гордость, желание заботиться, злишь иногда, конечно, но без этого никак, — усмехается он, протягивая руки и касаясь моей, рисует узоры на коже. — Я не хочу, чтоб тебя касалась та грязь, что витает повсюду, которая есть даже в моей жизни, и если ради этого приходится ограничивать твою свободу, я буду это делать. И да, Ти, я эгоист, и никогда не отпущу тебя.

Слова звучат так серьезно, словно приговор. Должны напугать, но вместо этого чувствую удовольствие, по телу разливается тепло от такого признания.

Замолкаем, понимая, что тема исчерпана, нет смысла вновь копаться в грязном белье. Каждый имеет право на что-то личное, что-то свое.

Домой возвращаемся поздно вечером, всю дорогу болтаем о каких-то глупостях, как раньше, до ультиматумов Эйда, до ненужных признаний и одновременно иначе. Сейчас его касания несут не только родное тепло, но и что-то волнующее, вызывают мурашки в теле, будят странные желания.

— Спокойной ночи, Теа, — Эйд наклоняется так близко, что чувствую его дыхание на лице.

Губы колит от желания поцеловать, вновь ощутить всю гамму эмоций, что возникает всякий раз в его объятиях. Приподнимаюсь на носочки, искренне хочу этого, однако стоит ему сократить расстояние, резко отстраняюсь от мучающего воспоминания.

Проклятая Элис, неужели она не оставит в покое?

— Теа, — грубо выдыхает Эйд, но это не пугает.

Не могу преодолеть себя. Не в силах побороть глумящуюся ревность. Ирония ситуации поражает. Именно теперь, когда допускаю возможность восприятия его как парня, своего парня, которого не смогу отдать никакой другой девушке, не в силах преодолеть барьеры.

— Сам виноват, — выдыхаю, облокотившись на стену возле двери в свою комнату.

Это так злит Эйда, что он перестает контролировать раздражение. Его кулак впечатывается в дверь с таким звуком, что удивительно, почему до сих пор не проснулись родители. Мерзкое чувство удовлетворения, радости, что не одной мне плохо от того поступка, наполняет душу и вызывает отвращение к собственной персоне.

Эйд нависает надо мной, касаясь моего тела своим, целует висок, мочку уха и останавливается, гипнотизируя участившимся сердцебиением, которое я так отчетливо ощущаю собственным телом.

— А ты ведь тоже умеешь быть жестокой, малышка.

— Не…

— И не ври, что совсем не наслаждаешься моей злостью, — грубо перебивает Эйд, обдавая горячим дыханием. — Как только я почувствую, что увиденное в туалете тебя больше не отталкивает, что ты готова, не дам тебе и шанса на спасение. Не нужно со мной играть, Теа.

Возмущение застревает в горле. Безмолвно смотрю, как Эйден оставляет меня одну, закрывает дверь в свою комнату. Словно в трансе следую его примеру, спасаясь от уличающих слов в привычном пространстве. Обстановка спальни успокаивает обиду. Опираюсь на стену, обводя ее взглядом. В голове раз за разом проносятся его слова. Наслаждаюсь его злостью? Другого эпитета и не подберешь, так четко он обозначил мои чувства. Злюсь и наслаждаюсь, радуюсь, что не одной мне плохо, что он послушно терпит. И хоть понимаю, я имею на это право, все равно становится противно от самой себя. Настолько мерзко, что хочется кричать, плакать, крушить все, что только попадет под руку.

Глаза застилают злые слезы. Такой уютный вечер неожиданно превращается в ночь самокопания.

— Твою мать, Эйден, — всхлипываю, сползая по стене. Закрываю рот рукой, но это лишнее. Не смотря на желание разреветься, из глаз всего лишь текут тихие слезы от презрения к самой себе. — Твою мать.