Угадайте, у кого во лбу звезда горит? Кто у нас звезданутый на всю голову?
Сдаётся мне, кто-то сотворил меня, чтобы потешаться. Сначала вскружит мою бедовую головушку мятежной ослепительной мечтой, а потом ка-а-ак вдарит! И смотрит реалити-шоу, как я сокрушаюсь над осколками своих планов и чаяний.
Жестокий ты, боженька. И юмор у тебя какой-то… нездоровый. Не по-божески это – глумиться над маленькой беззащитной девочкой.
Костя уже дважды наблюдал, как мне по голове прилетает камнем. Как по мне, не очень хорошая тенденция. Другое дело если бы я проснулась однажды писаной красавицей с бездонными глазами-блюдцами и косой до пояса. То есть чтобы не я была косой, как забор, построенный гастарбайтерами, а у меня коса, волосяная которая. Это я так, уточняю, чтобы ты, боженька, всё опять не напутал.
Упс… Похоже, всё-таки напутал.
***
Очнулась я оттого, что меня тошнит. Я лежала на заднем сидении автомобиля. От тряски желудок сжал рвотный спазм, и я застонала, боясь разжать зубы. Не хватало ещё уделать светлый, цвета топлёного молока, салон.
– Наташа, как ты? – взволнованно спросил Костя.
Зеркало заднего вида на лобовом стекле было настроено так, что водитель видел меня.
Я прислонила ладонь ко рту, как бы показывая, что меня тошнит.
– Остановить?
– Угу! – громко, как только могла, промычала я.
Вовремя.
Я только успела вывалиться на дорожную обочину, как меня вывернуло.
Да уж, блин, звезда гор. Мужика хотела очаровать. Вот и очаровала своей «проблеватикой». Оставила неизгладимое впечатление. Ну, очень проблеватичная барышня.
Подбежал Костя и сунул мне платок и бутылку с водой, но я не взяла. В глазах двоилось и плыло, и я прикладывала все усилия, чтобы не свалиться лицом в то, что с утра было кашей.
Костя попробовал усадить меня на сидение, но мой желудок запротестовал рвотным позывом. Ох, кошмар…
Сзади нас остановилась милицейская машина с мигалкой. А я тут в позе по-собачьи и блюю… Вот ведь незадача.
Кое-кто наверху опять всё перепутал.
– День добрый, – подошёл лысый дяденька в форме. – Что тут у вас происходит?
– Здравствуйте, – ответил Костя. – Везу девочку в больницу. Её начало тошнить по дороге.
Милиционер посмотрел на моё избитое лицо и сказал:
– Я должен убедиться, что девушка едет с вами не по принуждению и эти увечья нанесли ей не вы.
– Послушайте, мы едем со скалолазной базы, – попытался объяснить Костя. – Произошёл несчастный случай: ей на голову упал камень. Я везу её в больницу.
– А нос ей тоже камнем сломало? – не поверил слуга закона.
– Нет, – вздохнул Костя, понимая, что в собачий укус тоже не поверят. – Нос у неё не сломан. Собака тяпнула.
– Ваши документы, пожалуйста, – потребовал милиционер.
Костя принёс, отдал документы милиционеру, а сам присел рядом со мной.
– Наташ, ты как? – спросил у меня.
– Ы-ы-ы, – простонала я.
– Хочешь вернуться в машину?
Я кивнула. Если, конечно, это конвульсивное дёрганье головой можно так назвать. Тыковка-то моя трещит в буквальном смысле. Точно в мозг кто-то кипятильник сунул и включил. Мне и так-то не приходилось гордиться природной сообразительностью и остротой ума, а теперь уж… Как с мозгом из варёного кабачка жить? Не люблю кабачки.
Тем временем Костя подхватил меня на руки и уложил обратно на задние сидения.
Дорожный патрульный позвал своего напарника, и теперь они уже вдвоём наседали на Костю.
«Документы на девушку имеются? Сколько ей лет? Кем она вам приходится? Никем? Ах, детдомовская? Почему без сопровождения попечителя? Вы в курсе, что вас могут осудить за похищение и избиение несовершеннолетней?»
И понеслось…
Находились бы мы хотя бы в своей области, можно было бы позвонить влиятельным знакомым или той же Эверест. Так нет же – Карелия. Видать, карелы среди скал живут, и сердца у них каменные.
«Надо помочь Косте. Только так, чтобы всё не испортить», – решила я.
Легче подумать, чем пошевелиться. Кипятильник-то у меня под черепом вовсю шпарит, з-зараза!
«Давай, Наташа… – уговаривала я себя. – Одну лапку туда, другую – сюда. Вот так. Дверцу открываем…»
– Может, уже поедем в больницу? – высунулась из машины я. Перекричать шум дороги оказалось не так-то просто. – Вы заколебали уже! Никто меня не…
Плюх…
Помогла, называется.
***
Судя по тому, что я проснулась в палате, дяди в форме всё-таки отпустили нас в больницу. Или сами доставили меня.
Голова немного гудела, фоном давила тошнота, но кипятильник из черепа мне, к счастью, достали. А вот картинка перед глазами мутная, как ни моргай.
Я повернула голову вправо: лежит какой-то мужик с обмотанной головой и ногой на вытяжке.
«Надеюсь, это не голубчики так Костю отмудохали за моё похищение…» – пронеслось у меня в голове. И сразу стало его так жаль, аж до слёз. Ведь из-за меня попал, бедненький.
– Покурить бы, – донеслось хриплое с той самой койки, где лежал предполагаемый Костя.
«Фух, не Костя! – с облегчением констатировала я, а потом задумалась. – Тогда где он? А вдруг его в тюряжку упекли по моей милости? О-ох… Надо бежать спасать! Не то навешают на него обвинений ни за что ни про что».
И я босиком, в казённой старушачьей хлопковой сорочке непонятной расцветки поплелась к выходу.
Штормило. Какой извращенец положил пол волнами? Идти же невозможно!
Но я упёртая. Миссия невыполнима, но я дойду.
Так, по стеночке, я прошла весь коридор и добралась до стойки администратора, за которой никого не было.
А может, это чистилище? Я умерла и жду отправки в рай или ад? То-то здесь всё такое сюрреалистичное. Вон, пол, и тот волнистый, а перед глазами туман. Ужас… Если так, то не видать мне больше Костю. Только если в следующей жизни.
– Ты чего встала? – раздался прямо за моей спиной строгий женский голос.
Ну, точно. Я в чистилище. В реальном мире люди не умеют появляться прямо за спиной из ниоткуда.
– Р-распределения жду… – ответила я. Собственно, почему бы не козырнуть догадливостью? Небось, не все осознают, что умерли.
– Какого ещё распределения? – как-то не вопросительно спросила она. – Ты из какой палаты?
– Н-не знаю, – пожала я плечами.
– Как зовут?
– Наташа. Пестова.
– Четыреста седьмая, – ответила строгая тётенька в белой форме и жестом показала, чтобы я шла за ней.
– Но мне надо Костю, – сказала я. – Он меня сюда привёз. Где он?
– Для начала вернись в палату и без необходимости не выходи. У тебя сотрясение. Тебе надо лежать.
Не тётенька, а стена: сколько ни кидай в неё горохом, а всё без толку. Тут, наверное, весь персонал в вечном услужении у бога, и работают без отпусков, потому такие злые.
Пришлось мне лечь. Правда, за послушание ответов на вопросы я всё равно не получила. Тётенька и не слыхивала ни про какого Костю. Оно и неудивительно: мир живых, он где-то там, внизу, а мы – здесь.
– Бабу бы… – простонал мужик на койке справа.
Наверное, я всё-таки не умерла. Вряд ли мертвяку захочется бабу. Хотя… зачем ему баба, в таком-то состоянии? Разве что подгузники менять. Сам-то не может.
«А мне бы Костю… Ну, или хотя бы узнать, что с ним сделали голубки в форме. И как назло мобильник мой лежит трупиком в палаточном лагере», – вспомнила я и тяжко вздохнула.
Может, ну его, это лечение? Тикать надо отсюда. Только вот где мне найти Костю? Да и меня, в сорочке, босую и без денег загребут на первом перекрёстке. Вот как пить дать, с моей-то удачливостью.
До чего скучно-то… И странно: почему меня положили не в детское отделение? Мне же ещё нет восемнадцати. Неправильно как-то всё. Может, это всё-таки чистилище?
На стене над входной дверью тикают часы и почему-то против часовой стрелки. Я проморгалась – точно. В обратную сторону время течёт! Ой, батюшки, куда я попала? Точно какой-то сюр.
Помимо хотячего мужика, в палате лежала преклонного возраста женщина. Эта тоже была с перебинтованной головой.
– Извините, – обратилась я к ней. – А вы тоже видите, что часы идут неправильно?
– Вижу, – она оторвалась от газеты «Клубничка». – Третий день прошу батарейку заменить. Говорят, бюджету у них не хватает на батарейки. Областная больница, называется. Позорище…
Я вздохнула. Значит, я не сошла с ума. Часики и правда того… Ведь где это видано, чтобы они назад шли? Когда батарейка садится, стрелка сначала дёргается, не в силах сдвинуться с места, а потом замирает. Точно сюр.
– Аномальная зона здесь, – подхватил мужик с ногой на вытяжке, которому тоже было невыносимо скучно. – Эй, девица, – обратился он ко мне, – подойди, а? Ну, пожалуйста?
– Отстань ты от неё, – вмешалась женщина с газетой, – охальник проклятый!
– Ой, да тебя, старую клюшку, не спрашивали. Мужика у тебя нет, вот и злая. А девочка добрая, – и обратился ко мне: – Правда, красавица?
Вот чуйка у меня на ложь. Интересно, как это он разглядел за повязкой и пластырем на носу мою красоту? У него рентгеновское зрение? Или в чистилище все видят только облик души? Если так, то этот мужик – тот ещё мерзавец.
Взглянуть бы на себя… Пожалуй. Зеркало поищу, в туалет заодно схожу. Как раз и от мужика подальше уйду, а там, глядишь, он и забудет про меня.
И снова по стеночке – в туалет. Тут и зрения не надо, искомый клозет нашёлся по сильному смешанному запаху мочи и хлорки.
Хорошо, что я сначала сходила справить нужду, и только потом посмотрела в зеркало. Вот почему мужик в палате обозвал меня красавицей – свою почуял.
Может, в чистилище зеркала коверкают внешность? Откуда бы у меня взялись два здоровенных фингала под глазами? И это не говоря о всё ещё примечательном буром носе и перебинтованной звезде во лбу.
И если Костя видел меня такой, то мог и сбежать…
Нет, конечно, вряд ли благородство позволило бы ему так поступить. Но я бы сбежала от самой себя, если бы могла. Не то стою, как первопропоица, свечу фонарями. Может, и хорошо, что Костя пропал? Как я его кадрить буду с таким рылом?
Мне бы только одним глазком взглянуть на Костю, чтобы узнать, что с ним всё в порядке. Где же ты, Костя?
***
На ужин подали бульон, в котором плавало три кусочка картошки, пять кусочков моркови и семь – лука. Я от нечего делать сосчитала. И ещё кусочек чёрного хлеба.
Я сквозь тошноту втолкала в себя еду. Кухня в чистилище, конечно, так себе, но всё же лучше, чем завтрак туриста.
Мужик с ногой на вытяжке снова активизировался. На этот раз в жертвы он выбрал медсестру, которая его кормила с ложки.
Оказалось, у него сломаны не только нога и голова, но и обе руки.
– Слышь, сестрица, почеши мне задницу, а? Умираю, не могу… – стонал мужик.
«Это он меня, что, об этом хотел попросить? – с ужасом подумала я. – Каков подлец!»
– Молча суп доедаем, – безэмоционально ответила видавшая виды медсестра. – Завтра на помывку тебя отвезут и нашаркают.
– Так до завтра же помру-у-у… – жалобно протянул он. – Что же вы так бесчеловечно к пациентам-то?
Я поняла, что, когда медсестра уйдёт, жертвой опять стану я. Нет уж, с этим надо что-то делать.
– Извините, а вы не могли бы перевести меня в другую палату? – спросила медсестру. – Я же вроде как в детском отделении должна лежать.
– Некуда тебя переводить, – разрушила мои надежды она. – Всё детское отделение забито ротавирусными. У нас тут столпотворение творится. Водой из-под крана полгорода траванулось. Будто Касьян посмотрел. Так что лежи, деточка, тут. Все терпят, и ты терпи.
«Это, получается, полгорода померло? Тогда понятно, почему в чистилище такой бардак», – резюмировала я.
А когда медсестра покинула нас, началось…
– Красотулечка-а… – взывал ко мне мужик, – Ну, подойди… ЖПЧШЦ, не могу… о-о-ой…
Я держалась, что было сил, ворочалась на койке туда-сюда под стоны мужика справа. Да за какие ж грехи меня запихнули в одну палату с ним? Наверное, за то, что ползала по форточкам за конфетами, детишек объедала. Эх…
Женщина в годах пару раз рявкнула на стонущего мужика, а потом уснула и захрапела. Так я лишилась последнего и единственного защитника. Да так грустно мне стало, так тоскливо, что я заплакала.
Всё-таки чистилище – оно для того и есть, чтобы гнетущей своей атмосферой заставить человека покаяться. Вот и я ревела и каялась, пока под утро не уснула.
***
А утром я поняла, что меня всё-таки распределили в рай.
Первым я увидела Костю. Этот-то, ясен пень, в рай попал. Только вот… Неужели прибили его голубчики? Ай, изверги!
– Костя? – сонно, но радостно пролепетала я, отрывая тяжёлую голову от подушки. – Ты, что, тоже умер?
– Почему это умер? – удивился он.
– Ну, тебя же вроде как голубчики повязали… – напомнила я ему.
– Никто меня не повязал. Мы со всем разобрались, – ответил он и обнял меня. – Как ты себя чувствуешь, выдумщица?
– Мне очень страшно… – призналась я, прижимаясь щекой к его плечу и шмыгая носом от обострившихся чувств. – Я думала, никогда тебя больше не увижу.
– Тише, тише, – он ласково погладил меня по голове. – Я бы тебя ни за что не бросил.
– Правда? – спросила я и жалобно всхлипнула. – А ты заберёшь меня отсюда?
– Я поговорил с врачом. На своей машине я тебя забрать не могу. Тебя повезут в нашу больницу на скорой. У тебя сотрясение мозга, придётся провести некоторое время под наблюдением врачей.
– Ы-ы-ы, – горько протянула я. – Значит, я не вернусь на скалы?
– Увы, Наташа. С такой травмой тебе придётся полежать пару недель, – после того как я всхлипнула ещё жалобнее, он крепче меня обнял. – У меня будет отпуск в конце лета. Хочешь, съездим?
– Хочу-у… – плаксиво ответила я и почувствовала, что мне больше не хочется реветь.
– Вот и отлично. Но для этого я должен являться твоим законным попечителем. Ну что, согласишься перейти под мою опеку?
– Да, – произнесла я и вдруг поняла, что достигла точки невозврата. Всё. Вляпалась по самую макушку.
И, раз Костя даже такую меня хочет забрать к себе, значит, у меня определённо есть шансы на взаимность! А я… А я на всё согласная!