Меня отстранили от школы на целую неделю. Как оказалось, не просто так. Помимо эмоционального отходняка, меня водили на очную ставку с обитателями псевдогнёздышка, встречу с адвокатом и к психологу.
Показания против нападавших я дала чётко. К тому времени я уже полностью овладела собой и осознала, что замалчивать детали произошедшего – это преступление против возможных будущих жертв.
Вскоре должен был состояться суд, после которого неудачливых насильников посадят.
Дело за малым, так как трое свидетелей дали показания в мою пользу, а преступники сознались.
Дядька Сашка отчего-то радовался, ну или бравадился. Он-то уже сиделый, знает, что с его статьёй судимости бомжацкая воля со всеми холодными-голодными ночами покажется ему раем.
А мне – всё равно, что сделают с ним. Пусть хоть залюбят до смерти. И поделом. Главное, что после суда я его долго не увижу. И вообще, может быть, уеду жить в другой город. Там уж как получится.
***
У психолога я ещё раз погрузилась в пережитый кошмар, проревелась, затем с помощью специалиста разложила ситуацию по полочкам. Выходила с сеанса с чувством облегчения на душе.
Психолог пригласила к себе и Костю, а я, стоя за дверью, внаглую подслушивала. Интересно же узнать, насколько у меня запущенная ситуация.
Из приватной беседы Кости с мозгоправом я почерпнула следующее: хорошо, что психотравма свежая, с ней легче работать; мне сейчас нужно как можно больше положительных эмоций; у меня сильная эмоциональная привязка к моему попечителю, если не сказать больше…
«Э-э… что? Какая такая привязка? Ты чего, тётя, разбазариваешь моё самое сокровенное? – с нехарактерным истеричным повизгиванием возопил мой внутренний ворчун. – Это же непрофессионально! Ноги моей здесь больше не будет!»
Из кабинета Костя вышел, как ни в чём не бывало. Притворяется? Или только я поняла, что имела в виду тётя психолог? Как же достали меня эти тайны! Скорей бы заветные восемнадцать лет…
***
По дороге в кафе (ибо дома кушать, видите ли, скучно) Костя завёл странный разговор:
– Наташ, у меня есть одна мысль… От родителей тебе досталась квартира, и она в плачевном состоянии и в старом доме. Я предлагаю продать её, а взамен купить новую.
– Чтобы купить новую, нужны две или три такие халупы, а у меня только одна, – покачала я головой. – Вот начну работать, сделаю там ремонт.
– Сама посуди: родительская квартира будет напоминать тебе о худших событиях в твоей жизни. А с новой квартирой можно поступить проще: взять в кредит недостающую сумму, сдавать жильё, пока ты живёшь со мной, а арендные деньги переводить в платежи.
– Ну… Я не знаю… – ответила я.
Идея хорошая. К тому же дядька Сашка знает адрес старой квартиры. Когда выйдет из тюряжки, может заглянуть поквитаться.
Но, увы, я ничего не знаю о том, как продавать жильё, какие на него должны быть документы. В этих вопросах я полный ноль. А Костя и так носится со мной, как с дитём малым. Как бы не перегорел.
– Когда тебе исполнится восемнадцать, ты можешь сколько угодно жить у меня, но если вдруг захочешь переехать, то лучше в нормальное жильё, – добавил Костя.
Ах, вот в чём дело… Он уже мечтает, чтобы мне скорее стукнуло восемнадцать, и отделаться от проблемной девчонки. Аккуратно, по-джентльменски, но всё же отделаться.
Много ли надо той самой проблемной девице, чтобы зареветь? Нет! Одна едкая, как луковый сок, мыслишка – и готово. Слёзы буквально брызнули из моих глаз.
– Наташа, ну что ты себе опять понапридумывала? – Костя съехал с дороги на обочину и остановил машину. – В чём дело?
Я замотала головой: ничего.
– Ну прости. Не хочешь – не будем ничего менять. Я думал, тебе понравится эта идея, – он взял меня за руку. – Скажи, что тебя так расстроило?
– Уф, – вместо ответа вырвалось у меня.
– Наташа, я же не знаю, что там у тебя в голове. Иногда мне… очень трудно тебя понять.
И хорошо, что трудно. И не надо. Вот дождусь совершеннолетия, тогда и признаюсь. Сама. Вот прям в лоб, чтобы Костя точно понял.
***
К следующим выходным я вернулась в относительную норму. Синяки по всему телу, правда, не спешили сходить, поэтому я носила дома длинные лосины и водолазку.
Было и хорошее в моём отходняке: Костя спал рядом со мной – оберегал от кошмаров и уже, кажется, привык, что я обнимаю его во сне, как плюшевого медведя, и закидываю на него ногу.
А когда всё вернётся на круги своя, мы снова будем спать порознь… Каждый-то день я не смогу имитировать кошмары. Так что надо ценить и использовать то, что доступно мне сейчас.
Все выходные мы бездельничали: смотрели фильмы и ели заказную еду. Этакая расслабуха перед возвращением к делам насущным.
Костин отпуск за свой счёт кончился, а у меня с понедельника начинается школа, скалодром и волонтёрство в доме малютки. А ещё кое-кто пообещал по возможности забирать меня по пути с работы. Как ни крути, хорошо.
***
Этой осенью к нам на скалодром пришли две новенькие девчонки, Даша и Аня, мои ровесницы. Эти, в отличие от Тани, действительно хотели заниматься, но не тут-то было! Их атаковал Ярик со своими приставаниями и непотребными песенками.
Ещё из коридора я услышала голос своего товарища:
Обернись назад, обернись назад,
И ты увидишь толстый жирный зад…
Это Ярик развлекал новеньких девочек в раздевалке, а те сидели с лицами, выражающими недоумение, граничащее с испугом.
«Куда мы попали?» – застыл в их глазах немой вопрос.
– О! Звезда наша пришла! – поприветствовал меня Ярик. – Где пропадала неделю?
– Болела, – ответила я. – Ты чего тут горланишь? Они же сейчас разбегутся! – шикнула я на него.
– Обидеть поэта может каждый! – надул губу титькой он. – Они меня, между прочим, слушали, раскрыв рты! – он обернулся к невольным слушательницам. – Правда, девчата?
Те переглянулись друг с другом и промолчали.
Тут мне на помощь пришла Саша и всех выгнала в зал.
Но и во время тренировки, пока мы по очереди проходили дорожки и страховали друг друга, Ярик умудрился закатать новенькую, Дашу, в мат, оседлать её сверху и щекотать за пятки. Та визжала, будто её режут.
Знаем мы такое. Проходили. Это боевое крещение Яриковыми пытками. Недаром же его прозвали Щекотилой.
Мне за попытку освободить пленницу тоже перепало, только в моём случае к Ярику присоединился ещё и Толик. Они повалили меня на мат и щекотали, пока я не охрипла, взывая о помощи.
И вот странно: вроде бы меня, подобно как неделю назад, против воли скрутили по рукам и ногам, но теперь я знала, что ничего плохого со мной не сделают. И вообще ничего страшного нет. То, что случилось в прошлом, больше не властно надо мной. Я тут ору, закатанная в мат, и ничего – живая, целёхонькая и по-прежнему боюсь щекотки.
Жизнь продолжается, и у меня есть одна большая цель, к которой я то бегу, то хромаю, но всё равно продираюсь напролом. Мужчина моей мечты. Мужчина, которого я теперь свободно могу обнять, пусть исключительно по-дружески. Но и это прогресс.
Я задумалась и перестала визжать.
– Она там померла, что ли? – спросил у Толика Ярик.
– Да нет, вроде. Моргает, – ответил Толик и обратился ко мне: – Натах? А Натах? Конфетку хочешь? – он достал сладость в шуршащем фантике и поболтал ею перед моим носом.
– Нет, – отказалась я. – А вдруг ты в неё слабительного подмешал?
– Не! – вступился за друга Ярик. – Он её всего-то в трусах весь день носил. Где-то вычитал, что так можно тебя приворожить. Ты съешь эту конфету и сразу в него влюбишься.
– Ты дебил, что ли? – не оценил юмора друга Толик, и они с Яриком подрались.
Я воспользовалась моментом и высвободилась из пут.
На соседнем мате отдыхал после сложной дорожки Дима. Я подползла к нему.
– Привет, как дела? – спросила у него.
– Нормально, – машинально ответил он.
– Как с Таней?
– Обижается, что мало видимся, – устало вздохнул Дима. – Она думает, это из-за моей мамы.
– А что с ней?
– Я тут познакомил их, а маме не понравилось, что у Тани уже есть ребёнок в семнадцать лет.
– Тебе ведь с ней отношения строить, а не твоей маме, – высказала я своё предвзятое мнение.
– Да. Только Таня думает, что я её нарочно избегаю. А я учусь, работаю и сплю по четыре часа в сутки. Скалолазание – мой последний оплот удовольствия в этом мире. Но что-то я капец как устал. Вот веришь-нет, а я прямо тут готов отключиться, но мне ещё к практическому готовиться… – разоткровенничался Дима.
– Бедняга… – посочувствовала я. – А давай, я поговорю с Таней? Я знаю, как она умеет переживать и загоняться. Ты ведь не собираешься расставаться с ней?
– Нет! – возмутился Дима. – Я бы на заочку перевёлся и комнату бы снял, но Тане ещё нет восемнадцати. Так что я по-любому не могу забрать их с Машенькой к себе.
– Понимаю… Вам до лета осталось продержаться. Всего-то…
– Угу… – промычал он, и я поняла, что пора от него отстать.
Тренировка уже закончилась, а на пороге зала меня ждал Костя.
– У тебя, что, макаронная фабрика на голове взорвалась? – спросил он, посмотрев на меня.
Я провела ладонями по волосам, охнула и убежала в раздевалку – вычёсывать птичье гнездо из волос.
Видок у меня в зеркале был тот ещё: всклокоченные, торчащие петухами волосы, серые грязные пятна на лице, будто я рыла тоннель при побеге из тюрьмы. Жуть!
Похоже, Дима был в край измотанный, раз не отпустил едкой шуточки относительно моего образа а-ля «я упала с самосвала, тормозила головой».
Новенькие девочки понимающе посмотрели на меня. Сами затисканные. Одна из них жевала конфету, ту самую, которой меня приманивал Толик.
***
Во вторник на перемене перед последним уроком к нам в класс заявился Маркелов – повидаться с бывшими одноклассниками. Видите ли, ностальгия проснулась в пластмассовой голове.
Как ни странно, первым делом он подошёл к Лине и обнял её, затем пожал руку Арарату и остальным парням.
Ко мне бесцеремонно подкрался с тыла собственнически отогнул ворот моей водолазки и присвистнул:
– Любишь пожёстче, да? – пошленько так поинтересовался у меня.
Лина, которая стояла рядом, вмешалась:
– Отстань от неё!
– А ты у нас, что, защитница прав юных БДСМщиц? – спросил он и сам поржал над своей шуткой.
– Посмотрела бы я, как бы ты стал шутить, если бы тебя пытались убить, – презрительно ответила ему Лина и обратилась ко мне: – Не обращай на него внимания. Он идиот.
А мне было всё равно. Нет, конечно, приятно, что Лина относится ко мне по-человечески, но вот на Маркелова как-то пофиг.
– Э… Ну я не знал же, – стушевался Герман и отстал. Ушёл обратно к парням.
– А ты откуда знаешь? – спросила я у Лины.
– У меня папа будет судьёй по твоему делу, – ответила она.
– Мир тесен, – констатировала я.
– Ты как? Нормально? – участливо поинтересовалась одноклассница.
– Угу. Только ты не распространяйся об этом, ладно?
– Могла и не просить, – с присущим ей достоинством ответила она.
***
Сразу после школы я скооперировалась с Таней, у которой уроки кончились одновременно со мной, и мы пошли в детский дом.
– Чего с тобой было-то? – спросила подруга.
– А, – я небрежно махнула рукой. – Меня пытались изнасиловать и убить.
Таня встала на тропинке, как вкопанная, и выпучила на меня глазищи.
– У меня сердечный приступ случится от твоих шуточек, – возмутилась она.
– А это и не шутки. В субботу, когда я возвращалась домой, на меня напали, – поделилась я.
– Господи! – воскликнула Таня. – Зорин должен тебя на поводок посадить, с твоей-то удачливостью. А сама ты как? Сильно тебя?
– Ну, не очень… – пожала я плечами. – Я в норме.
Вдаваться в подробности я не стала. Пока удобный момент, надо бы подсобить одной парочке понять друг друга.
– А как у вас с Димой? – задала я вполне невинный вопрос.
– Как-как… – насупилась Таня. – Хреново.
– Выкладывай.
– Да чего выкладывать? Разве может семнадцатилетняя сикараха с ребёнком быть хорошей? У меня ж на лбу клеймо, что я безмозглая малолетка.
– А я вот знаю, что Дима тебя любит, – сказала я. – Стукнет тебе восемнадцать – будете жить вместе, успеете ещё надоесть друг другу.
– Ага, как же! Его мама мне так и заявила, что её сыночка слишком хорош для меня, – пожаловалась мне подруга.
– Матери, они такие… – вздохнула я, вспоминая свою потенциальную свекровь. – Но главное, чтобы мужик любил. А тебя вот Дима любит. Значит, всё у вас сложится, если, конечно, ты не будешь дурить.
– Пф! – фыркнула она, но спорить не стала и задала мне ответный личный вопрос: – А с твоей любовью что?
– Да ничего… Всё по-прежнему, – ответила я.
– Вообще ничего? Ты уже не первый месяц живёшь в одной квартире с холостяком – и ничего? – не поверила она.
– Ничего, – кивнула я. Не говорить же ей, что мы спим в одной кровати.
– Ну ты, блин, динозавр! – воскликнула подруга. – Активнее надо быть, не то уведут.
Хорошо, что мы закончили щекотливый разговор до того, как пришли в детдом. Потому что на кухне я встретила Елену Николаевну, Юлину маму.
– Ой, здравствуйте! – радостно улыбнулась я ей.
– Наташенька, здравствуй, – ответила женщина. – А мы тут с Ниной Алексеевной чаёк пьём. Будешь с нами?
– Буду, я со школы голодная, – приняла я приглашение.
За душевной беседой я узнала, что разговор со мной помог Елене Николаевне решиться на прохождение школы приёмного родительства. Я обрадовалась до слёз. Вот повезёт какому-нибудь ребёночку с родителями. Мне и самой бы хотелось иметь таких.
***
Вечером история повторилась: Костя приехал забирать меня, а я снова чумазая и лохматая, да ещё и лежу в самом низу кучи малы, порядком придавленная маленькими хулиганистыми тушками. Дети ползали и прыгали по мне, не желая отпускать свою живую игрушку домой.
Кто-то из малышни учился заплетать косички на моей голове, да так заплёл, что ни в сказке сказать, ни расчёской расчесать. Дети – что ещё сказать. Зато они счастливые, когда прыгают по мне. Им всего-то и надо – внимания и игр.
А Костя, кажется, видел меня всякой, но только не красивой, и всё равно не сдал меня обратно в детдом. Видимо, я ему и такая, с дредами ручного плетения, нравлюсь.