Французская волчица — королева Англии. Изабелла

11. «Дражайшая наша матушка»

После того, как Мортимера и прочих увели, дверь Изабеллы заперли, а у покоев ее поставили стражу.

Когда случилось худшее, Изабеллу в первую очередь обеспокоила безопасность Мортимера. Возможно, она боялась, что его без промедления казнят. Эта мысль действительно приходила в голову Эдуарду — но, призвав Ланкастера и посовещавшись с ним в течение ночи, он склонился к мнению, что это был бы просто еще один акт тирании, и согласился отослать Мортимера в Лондон на суд пэров в Парламенте.^{1793}

Ранним утром следующего дня некогда могущественного графа Марки в оковах повезли на юг, в Лестер.^{1794} Лорды и народ собрались поглядеть, как его и остальных пленников под конвоем провозят через Ноттингем, и при его приближении разражались громкими криками. Торжествующий Ланкастер стоял среди них, бурно жестикулировал от радости и подбрасывал в воздух шляпу.^{1795}

20 октября, на следующий день после своей победы, Эдуард III объявил, что он арестовал Мортимера и желает, чтобы все знали, что он взял на себя управление государством и будет «впредь править своим народом согласно праву и разумению, как подобает его королевскому достоинству».^{1796} Освобождение Эдуарда из-под опеки Мортимера и Изабеллы его подданные приветствовали, словно освобождение народа Израилева от рабства^{1797}, поскольку тем самым он, как понимали все, избавил королевство от тирании, гражданской войны и анархии.

День или два спустя Эдуард оставил Ноттингем, но перед отъездом отослал свою мать, пребывавшую в полном отчаянии, в замок Беркхемстед.^{1798} Эта крепость постройки XI века, представлявшая собой мощную башню, возведенную на очень высоком холме и окруженную уникальным двойным рвом, когда-то принадлежала Томасу Бекету, а позднее ею владел Пирс Гавестон, так что у Изабеллы замок вызывал двойственные чувства, хотя в тот момент и в таком состоянии она могла вовсе не осознавать, где находится.[151] Здесь она должна была проживать под домашним арестом до тех пор, пока король не примет решение о ее дальнейшей судьбе.

Как только весть о низвержении Мортимера распространилась, Малтреверс, Герни, Окл, Деверил и еще кое-кто из приспешников Мортимера в панике сбежали за границу.^{1799} Лорд Беркли, который помогал им бежать, сам даже не попытался спастись бегством и был заточен в тюрьму^{1800}.

Король, сопровождаемый Ланкастером, направляясь на юг, в Лондон, прибыл в Лестер 22 октября.^{1801} Мортимера увезли из Лестера четыре дня спустя, под конвоем сотни страж-пиков.^{1802} 27 числа он находился в Латтерворте, но в дальнейшем о его местонахождении ничего больше не известно до 26 ноября — на этот день имеются данные, что его содержат в качестве узника в лондонском Тауэре^{1803}, возможно, в башне Бошан. Вероятно, его отправили туда, как только он оказался в столице.^{1804} На этот раз шансов на побег не было, поскольку его охраняли шестеро вооруженных стражников.^{1805}

3 ноября Эдуард присоединился к королеве Филиппе в Вудстоке.^{1806} В тот же день было объявлено, что парламент созывается в Вестминстере на 26 ноября, что давало достаточно времени для допроса Мортимера и его сообщников. Король также призвал всех подданных, пострадавших от Мортимера, изложить свои обвинения перед лицом государя в Парламенте; как позже оказалось, Изабелла не упоминалась ни в одной петиции^{1807}. 13 ноября Эдуард отпраздновал свое восемнадцатилетие.

Парламент заседал в Вестминстере с 26 ноября по 9 декабря. Вооружившись информацией, разглашенной на допросе Мортимером, Эдуард теперь получил возможность обрушить возмездие на тех, кто совершал преступления, которые так дискредитировали предыдущую власть. В день открытия Беркли был судим за убийство Эдуарда II.^{1808}

Его спросили, как он надеется снять с себя ответственность за это убийство. Ответ Беркли был поразителен: «Он сказал, что никогда не соглашался причинить королю смерть, собственноручно либо оказывая помощь убийцам. До настоящего заседания парламента он даже не знал, что Эдуард мертв». Следовательно, он просил оправдать его. Разумеется, если Эдуард действительно сбежал из замка Беркли, как утверждал Фиески, то слова Беркли были правдивы, несмотря на то, что он принародно сопровождал предполагаемое тело короля в Глостер для погребения. Нет ничего удивительного в том, что следователи Беркли не приняли подобную защиту. Признать ее негодной было весьма в интересах Эдуарда III.

Кроме того, Беркли никоим образом не позволили бы доказывать свою невиновность на основании того, что Эдуард II не умер — поскольку Мортимер на допросе в Тауэре, вероятно, признался в замысле убийства, и Эдуард III не хотел, чтобы версия государственного обвинения против него была подорвана. Поэтому Беркли изменил линию поведения и просил снять с него обвинение в убийстве на том основании, что его не было в замке в то время, когда оно было совершено, поскольку он оправлялся от болезни в своем поместье Брэдли близ Вуттона под Эджем. И это оправдание было принято. Но вслед за тем его обвинили в том, что он поручил двум другим подозреваемым, Герни и Оклу, помогать стеречь Эдуарда. Он признал, что сделал это, но без всякого злого умысла, и его поручители — которые, без сомнения, были заблаговременно хорошо проинструктированы — заявили, что те двое были единственными виновниками. Парламент освободил Беркли на поруки, оставив обвинение висеть над его головой следующие семь лет.^{1809}

28 ноября собрание пэров в Парламенте, в присутствии короля, обвинило Мортимера в государственной измене. Ему было позволено присутствовать, но он был связан, с кляпом во рту и одет в рубаху, на которой были написаны слова «quid glorians» («Чем славен?»).^{1810} Он был обвинен в государственной измене по нескольким пунктам: наиболее серьезный из них гласил, что он «преступно, злонамеренно и вероломно лишил жизни и зверски убил» Эдуарда II; он также дерзко присвоил себе королевскую власть и игнорировал регентский совет; он заманил Кента и беззаконно казнил его; он напал на Ланкастера; он осмеливался оспаривать приказы короля; он подсылал шпионов к королю; он возбуждал распри в королевстве; он расширил свои земли за счет владений Короны; он замышлял умерщвление друзей короля; кроме того, он растратил государственные средства.^{1811}

Позднейшие источники утверждают, что Мортимера обвиняли в «чрезмерной близости» с королевой^{1812} — но на их отношения нет и намека в обвинительном акте, хранящемся в свитках Судебного архива Парламента. Фактически Изабелла лишь однажды упоминалась в обвинениях: это отражает стремление короля сохранить то, что осталось от ее репутации. Обвинение, в котором она упоминалась, гласило, что

Это безоговорочно возлагало ответственность за разрыв между Эдуардом и Изабеллой па плечи Мортимера.

Мортимер был признан целиком и полностью виновным по всем пунктам, и поскольку он отправил Кента на смерть, не дав тому сказать ни слова в свою защиту, ему запретили выступать в суде — возможно, еще и потому, что судьи боялись, как бы он не вздумал возложить вину на Изабеллу. Таким образом он был осужден, не быв выслушан, и приговорен к тому, чтобы «как предателя и врага Короля и королевства выволочь его, привязав к лошади, и повесить», и к лишению всех титулов и имущества.^{1813} Правдоподобно будет предположить, что Эдуард воздержался от полного наказания, положенного по закону для изменников, по просьбе Изабеллы или затем, чтобы не обострять ее и без того ужасные страдания.^{1814}

В тот же день Бергерша, который тоже был заключен в Тауэр, отрешили от должности канцлера, и на его место избрали епископа Стратфордского. Бергерш, однако же, был человек довольно ловкий, и прошло совсем немного времени, как он уже был освобожден и смог восстановить свое политическое влияние. В 1334 году он вновь занял высокий пост, стал казначеем и в дальнейшем верно служил Эдуарду в качестве дипломата. Джон Стратфорд стал главным министром Эдуарда, три раза получал место канцлера, а в 1333 году был избран архиепископом Кентерберийским. Умер он в 1348 году.

Теперь, когда Мортимер был осужден, Парламент вынес официальную благодарность Уильяму де Монтегю, поскольку в значительной мере именно его стараниями Мортимер был приведен к суду, а король вместе с королевством избавлены от тирании;^{1815} в награду он получил многие из конфискованных поместий Мортимера. Уильям д'Иланд был вознагражден за то, что впустил Монтегю и его товарищей в Ноттингемский замок.^{1816} Архиепископ Мелтон был назначен казначеем.

Впоследствии кое-кто из тех, кто помог свергнуть Мортимера, были отмечены Эдуардом: в 1333 году Ричард Бери был назначен епископом в Дарем, а в следующем году стал канцлером; в 1337 году Монтегю получил титул графа Солсбери, Роберт Аффорд стал графом Саффолкским, Уильям Клинтон — графом Хантингдонским, а Ральф Стаффорд получил на своих землях право именоваться графом.^{1817} Все, кто принимал участие в этом деле, были освобождены парламентом от обвинений в убийстве, и таким образом их нельзя было преследовать за убийство защитников Мортимера в ночь захвата.^{1818}

29 ноября Мортимера, облаченного в черную рубаху, которую он носил на похоронах Эдуарда II, вывели из Тауэра и на воловьей шкуре, привязанной к двум лошадям, проволокли три мили до Вязов Тайберна. Орды зевак потешались и распевали псалом 51, который начинается словами: «Что хвалишься злодейством, сильный?.. Ты любишь больше зло, нежели добро».^{1819}

Вязы служили публичной виселицей Лондона с 1196 по 1783 год; они состояли из двух вертикальных стоек и перекладины, достаточно длинной, чтобы разместить десятерых преступников. Здесь Мортимеру позволили — или заставили — сказать несколько слов глазеющей толпе; он не упоминал убийство Эдуарда II, но сознался, что Кент стал невинной жертвой жестокого умысла.^{1820} Затем его раздели донага, «и тою же мерой, что он отмерял другим, отмерили ему самому». В те времена это означало, что он двадцать минут умирал от медленного удушения. Его тело оставалось висеть на виселице еще два дня и две ночи.[152]

В тот же день в парламенте были приговорены к смерти Саймон Берфорд, Джон Деверил, Бого де Байоз, Джон Малтреверс, Томас Герни и Уильям Окл — Герни и Окл за убийство Эдуарда II, Малтреверс, Деверил и Байоз за содействие в умерщвлении Кента, а Берфорд, «по общему мнению», за помощь и наущение Мортимера «во всех его преступлениях, злодействах и кознях».^{1821} Из этих пяти взять удалось одного Берфорда, остальные скрылись из страны.

Поразительно то, что Малтреверсу не было предъявлено обвинение в убийстве Эдуарда II — особенно если учесть, что Беркли, как было признано, находился в то время в отлучке, и отвечал за бывшего короля Малтреверс. Но Беркли мог сказать следователям, что Малтреверс знал об убийстве не больше, чем он сам, и тогда становится понятно, почему Эдуард III сосредоточил усилия на поиске Герни и Окла. По словам Бейкера, Деверил признался в убийстве Эдуарда II, но у нас нет свидетельств, что он вообще в этом участвовал. Поскольку усилия найти приговоренных все еще оказывались бесплодными, 3 декабря были изданы приказы об их аресте, и каждому, кто возьмет их живыми или мертвыми, предлагалась награда.^{1822} В конце ноября земли и имущество всех главных приверженцев Мортимера были конфискованы короной.^{1823}

1 декабря тело Мортимера сняли с виселицы и передали францисканцам, которые поначалу забрали его в свою церковь в Ньюгейте. Мьюримут утверждает, что там его и похоронили, но это место упокоения было бы слишком почетным для такого великого изменника, и другие источники утверждают, что в действительности он был предан земле во францисканском монастыре в Ковентри.^{1824}

Найтон, возможно, выразил мнение многих и многих, заявляя, что Изабелла заслуживает смертной казни. Она сама боялась, что будет сурово наказана.^{1825} Однако лишь Генрих VIII впервые отдаст приказ о казни своей супруги, и случится это два столетия спустя. Папа, только узнав о падении Изабеллы и Мортимера, поспешил написать Эдуарду III, настаивая, чтобы он в своем праведном гневе «не открывал позор своей матери», но обходился с ней с уважением.^{1826}

Маловероятно, чтобы Эдуард имел хоть малейшее намерение поступить по-другому — и не только из-за сыновней любви к Изабелле, но также потому, что его притязания на трон Франции восходили к ней, и любой скандал, связанный с ее именем, без сомнения, повредил бы этим притязаниям. Кроме того, это причинило бы, неисчислимый ущерб английской монархии, чей престиж после двух с лишним десятилетий плохого управления и борьбы группировок упал ниже, чем за два предыдущие столетия. Общественное осуждение в это время могло также нанести вред здоровью его матери и, кроме того, могло означать скандальное разоблачение незаконной беременности.

Поэтому Эдуард решил оберегать Изабеллу от всякого публичного бесчестия, и его официальный курс гласил, что за все беды регенства отвечает один лишь Мортимер, тогда как его «дражайшая матушка» должна была изображаться как всего лишь еще одна жертва тирании, которой, в известном смысле, она безусловно и являлась. Ее адюльтер с Мортимером следовало вымарать из истории. Будь Эдуард убежден в том, что Изабелла замешана в убийстве Эдуарда II — а ее наверняка допрашивали на этот счет, — он вряд ли проявил бы подобную снисходительность.

И все же его обращение с ней заставляет предполагать, что он считал ее частично ответственной за плохое управление страной в последние три года. Очевидно, он решил, что она в дальнейшем не должна обладать никакой политической властью, прожив остаток своих дней в почетной и комфортной отставке. С ней должно обращаться с уважением и учтивостью, и именовать ее впредь «королева-мать» или «госпожа наша королева Изабелла».^{1827}

В настоящий же момент, учитывая ее беременность и горе, которое она должна была испытывать в связи с казнью Мортимера, было решено, что ей необходимо держаться подальше от людских глаз, а Филиппе пора наконец занять принадлежащее ей по праву место королевы Англии.

1 декабря Изабелла «просто и внезапно» отказалась от всех своих земель в пользу короля.^{1828} В январе 1331 года ей определили постоянное содержание 3000 фунтов в год на бытовые расходы и «для поддержания ее благородного положения во все дни ее жизни»,^{1829} тогда как Филиппа получила земли, составлявшие прежде удел Изабеллы.^{1830}

В декабре 1330 года король даровал полное прощение всем противникам предшествующего режима, призвал изгнанников, в том числе Уэйка, Бомонта, Хьюго Одли и Риса ап Гриффита, вернуться домой и восстановил их права на собственность.^{1831} 7 декабря сыну Кента, Эдмунду, был возвращен отцовский титул графа и его земли на том основании, что покойный граф был «всегда был достойным и верным, хотя и обманут злодеями». Дочь Кента Джоан взяли в семью короля, чтобы ее воспитала королева Филиппа.^{1832} В 1361 году после сложных брачных перипетий, она вышла замуж за королевского наследника, принца Уэльского Эдуарда, и таким образом стала матерью Ричарда II.

Оливер Ингхэм был прощен 8 декабря,^{1833} и вскоре после того ему вернули звание сенешаля Гаскони. 15 декабря Эдуард распорядился, чтобы останки Хьюго Деспенсера, которые были выставлены на всеобщее обозрение в течение более четырех лет, убрали и достойно похоронили. Вдова Деспенсеpa, Элинор де Клер, предала их земле в аббатстве Тьюксбери и соорудила прекрасное надгробье в память мужа. Их сыну, Хьюго-младшему, вернули титул барона Деспенсера.

Саймон Берфорд был казнен 24 декабря, став единственным из сподвижников Мортимера, кто разделил его судьбу.[153]

Рождество Изабелла провела вместе с двором короля в Виндзоре^{1834}. После казни Мортимера лорд Уэйк, Джон Лестрондж и братья Бохун получили приказ сопроводить ее из Берхемстеда к королю.^{1835} Очевидно, в последующие два года она оставалась в Виндзоре, и тамошний комендант «охранял ее безопасность». В действительности она пребывала под домашним арестом; в документе от 1331 года Эдуард упоминает период 1330-1331 годов как «первый год ее заключения».^{1836} Но эта клетка была позолочена. Король, «по рекомендации своего совета», приказал, чтобы его мать «заключили в прекрасном замке, и дали ей множество дам и девиц, чтобы те составляли ее общество, равно как и рыцарей, и благородных сквайров. Он дал ей изобильное содержание, чтобы сохранять и поддерживать состояние, к которому она привыкла, но запретил ей хоть когда-нибудь выходить или показываться вне своего жилища, за исключением определенных случаев и когда какое-нибудь представление устраивается во дворе замка»^{1837}, — к примеру, если представление дают шуты и странствующие актеры.

Нам неизвестно, общалась ли Изабелла с королем и его придворными в то первое Рождество после ее падения или просто проживала в то время там, не имея возможности участвовать в празднествах. Если она понесла в мае, на Рождество срок беременности составлял семь месяцев. Но более ни в одном источнике нет упоминаний о ее беременности. Таким образом, существует вероятность, что вследствие несчастий, обрушившихся на нее, она потеряла ребенка, находясь еще в Беркхемстеде.

Стрикленд и другие писатели утверждают, что Изабеллу в Виндзоре содержали взаперти, поскольку после казни Мортимера она страдала психическим расстройством. Стрикленд упоминает упорно ходившие среди современников слухи о том, что она на самом деле умерла в тот день, когда тело Мортимера было снято с виселицы — из чего следует, что лишь очень немногие люди могли сказать с какой-то определенностью, что произошло с Изабеллой. Вполне возможно и нервное расстройство. Потрясение от известия о гибели возлюбленного, возможно, совпало с депрессией из-за случившегося выкидыша, что и причинило психологический срыв. Мы знаем, что король заплатил большие деньги врачу, ходившему за его матерью в течение всего этого времени.^{1838} Также утверждается, что до конца дней Изабеллу мучили периодические приступы безумия или невроза, но свидетельств этому нет. Если она поначалу и страдала от психического заболевания, более вероятно, что это была депрессия или перевозбуждение, чем расстройство личности наподобие шизофрении.

В Виндзоре Изабелла вела жизнь «смиренную».^{1839} Она безусловно получала духовное утешение, поскольку король передал ее священнику Эдмунду Рамерсби

Королева Филиппа в это время была чрезвычайно добра к Изабелле, и летом 1331 года папа римский написал ей, чтобы поблагодарить и одобрить ее за сочувствие и утешение, которое она проявила к свекрови в ее несчастии. Он убеждал ее «избрать целью восстановление доброго имени королевы-матери, которое незаслуженно пострадало». Возможно, проницательный Иоанн XXII поддерживал официальное мнение — а может, и сам верил, — что Изабелла скорее была вовлечена в грех, нежели согрешила. Это было необходимо в интересах доброго согласия в английской королевской семье и престижа монархии. Или, возможно, ему сообщили о психическом состоянии Изабеллы. Он делал вид, что не осведомлен о любовной связи ее с Мортимером, и не стал бы упоминать об этом в письме, так что, говоря о «несчастье», он, вероятно, имел в виду ее нервное истощение.

Правление Эдуарда III было длительным и весьма успешным. Для своих подданных он олицетворял короля, каким тот и должен быть: властного, величественного, воинственного, милосердного, мудрого и «близкого и любезного со всеми людьми». Как говорит Мьюримут, «он был славен среди всех великих мира сего». Физически он походил на своих предков-Плантагенетов — более шести футов ростом, хорошо сложенный, с орлиным носом, он отличался красотой, как и весь их род — «его лик походил на лик божества».^{1841}

Его брак с Филиппой д'Эно был прочным и счастливым, и супруги произвели на свет тринадцать детей. К счастью для Эдуарда, Филиппа закрывала глаза на его многочисленные супружеские измены, поскольку он не мог сдерживать «беспутное вожделение плоти».^{1842} Несправедливо было бы заключить, что он унаследовал свои сластолюбивые наклонности от Изабеллы — многие из его царственных предков по мужской линии были столь же неразборчивы в связях, как и он.

Эдуард положил конец борьбе группировок, которая столь долго господствовала в английской политической жизни, и консолидировал королевство. Сделав своих сыновей герцогами и найдя им жен из важнейших аристократических семейств, он отождествил интересы родовой знати с интересами монархии. Он также обеспечил воинственным инстинктам баронов подходящее русло — популярную войну. Военные победы, которые он одержал в этой войне, восстановили престиж монархии и обеспечили Эдуарду великую народную любовь и славу. Он окружил себя великолепной пышностью двора и возвел культ рыцарства в степень искусства. Когда в 1377 году он умер, эпитафия на его надгробии в Вестминстерском аббатстве описывала его как «славу Англии, цвет былых королей, пример для королей грядущих». Изабелла подарила Англии правителя, которым можно было гордиться.

После устранения Мортимера Эдуард мог позволить себе и толерантность, и миролюбие. Тех, кто поддерживал Изабеллу и Мортимера, не преследовали. Епископы были оставлены в своих епархиях. Эйрмин в феврале 1331 года был назначен государственным казначеем и занимал этот пост в течение года.

Он умер в 1336 году. Лорд Бартоломью Бергерш стал одним из главных советников короля и помогал управлять наследными землями Изабеллы в Понтье. Ричарду Фиц-Алану вернули права на графство Арундел. Хьюго Одли стал графом Глостерским.

Хотя Ланкастер в тридцатых годах почти совершенно удалился от общественной жизни, он оставался в милости у короля до своей смерти в 1345 году. В 1359 году его внучка и наследница, Бланш Ланкастер, вышла замуж за четвертого сына Эдуарда, Джона Гонта, который таким образом стал герцогом Ланкастерским. В 1399 году их сын, Генрих IV, стал первым монархом из династии Ланкастеров.

Эдуард принял меры, чтобы загладить несправедливости прежнего правления. Он пообещал народу, что в дальнейшем будет править своим королевством, учитывая мнение совета, состоящего из знатных особ. Он сместил продажных шерифов и чиновников и занялся рассмотрением жалоб на них. В январе 1332 года, дабы предотвратить лавину споров из-за титулов и земель, король объявил, что законность дарственного акта не может быть оспорена на том основании, что он был составлен во времена дурных советников.^{1843}

Вскоре Эдуард восстановил авторитет и репутацию королевской власти, заручился поддержкой баронов и заключил с другими государствами союзы, долженствующие привести к еще большему процветанию.

Эдуард III по-прежнему стремился схватить людей, которых он считал убийцами своего отца, а потому нанял тайного агента, Жиля Испанца, для их розыска. Окла оказалось невозможно выследить, он исчез бесследно — но еще до 20 мая 1331 года Жиль доложил, что Томас Герни находился в Кастилии. Эдуард немедленно потребовал от короля Альфонса XI арестовать Герни и выслал приказ и охранные грамоты, чтобы обеспечить его безопасный переезд. Альфонсо исполнил просимое, и Эдуард, получив известие об аресте Герни в Бургосе, щедро вознаградил как поимщика, так и вестника.

Жиль Испанец привез Герни под стражей в Байонну в Гаскони, где по специальному приказу короля их взяли на борт корабля, отправляющегося в Англию. Но Герни ускользнул от тюремщика и исчез.^{1844} 17 июня Жиль появился в Дувре без своего пленника, представив при этом счет за 372 дня, в продолжение которых он за ним гонялся. Разумеется, он бессовестно обманывал короля, поскольку Герни отсутствовал в Англии лишь шесть или семь месяцев.^{1845}

Обращение Эдуарда с семьей Мортимера было справедливым. В октябре 1331 года Уигмор и другие владения были возвращены старшему из оставшихся в живых сыну Роджера, Эдмунду. В следующем месяце вдова Роджера получила разрешение перевезти его тело в Уигморское аббатство, чтобы похоронить рядом с лежащими там его предками; хотя утверждалось, что останки действительно перевезли в Уигмор или Шрусбери,^{1846} а недавние исследования заставляют предположить, что они оставались непотревоженными в Ковентри.[154] Эдмунд Мортимер умер от лихорадки 16 декабря, оставив наследником своего трехлетнего сына Роджера.

Об оставшихся годах жизни Изабеллы мы имеем лишь отрывочные и редкие сведения, появлявшиеся в источниках того времени. Она не присутствовала, как и Эдуард III, в аббатстве Скон, где 24 ноября 1331 года были коронованы король Дэвид II Шотландский и королева Джоан.

В январе 1332 года Изабелла писала «дражайшему своему государю королю», наводя справки о двух дарениях, которые он сделал ей в декабре 1330 года. Поместье Бристлшэм в Беркшире, как оказалось, принадлежало Элис де Ласи, графине Линкольн, а доходы от города Дерби поглощалась ежегодной рентой некоего Эдварда Шэндоса. Естественно, Изабелла хотела получить компенсацию, а это значит, что она была вполне в здравом рассудке. «Поскольку дражайшая матушка предала свою вдовью часть в его руки», король выделил ей другие земли, равные по ценности ренте от Дерби, и уговорил Элис де Ласи отказаться от Бристлшэма в обмен на иное поместье. Эдуард также определил Изабелле «различные иные замки и земли на общую сумму в 2000 фунтов».^{1847} Имея доход в 5000 фунтов в год, то есть больше, чем составляло ее первоначальное содержание как супруги короля, Изабелла могла устроить жизнь вполне комфортно.

В марте 1332 года королева Филиппа произвела на свет дочь, которую назвали Изабеллой в честь королевы-матери. Это заставляет предположить, что для реабилитации Изабеллы предпринимались осознанные усилия, а также наводит на мысль, что Эдуард стремился наладить добрые отношения с матерью.

В марте 1332 года Изабелла, несомненно, получила позволение покинуть Виндзор и до некоторой степени вновь обрела свободу. В этом месяце комендант Виндзорского замка получил плату за «расходы, понесенные им на содержание королевы Изабеллы в сем замке на некоторое время по приказу короля».^{1848} На Пасху она была при дворе, когда он на десять дней останавливался в аббатстве Питерборо.

Кроме того, она могла теперь участвовать в приготовлениях к свадьбе своей старшей дочери Элинор, которой почти исполнилось четырнадцать. В мае 1332 года она вышла замуж за Реджинальда II, герцога Гельдернского. Свадьба состоялась в Неймегене. Брак этот устроила двоюродная сестра Изабеллы, графиня д'Эно, однако предзнаменования на будущее были неважные. Вдовый Реджинальд был темен как цветом волос, так и характером. Он отобрал власть у своего слабоумного отца и шесть лет держал его в заточении.

Изабелла, возможно, приложила руку к подбору приданого для Элинор. Свадебное платье принцессы было сшито из испанской золототканой парчи, расшитой блестящими шелками, поверх него надевалась малиновая бархатная мантия и белая батистовая вуаль. Когда невеста отправилась на корабле из Сандвича, она везла с собой головные уборы, перчатки и туфли из кордовской кожи, кровать, крытую зеленым бархатом и с шелковыми занавесями, редкие пряности и головы сахара, а по суше она передвигалась в расписной карете, обитой пурпурным бархатом и украшенной золотыми звездами.

Новоиспеченная герцогиня была хорошо принята подданными мужа. Она родила ему двух сыновей, Реджинальда и Эдуарда, которые по очереди ему наследовали. Но катастрофические события несчастливого детства сделали ее нервной, она слишком старалась угодить всем, и Реджинальд вскоре устал от нее. В 1338 году он отослал ее от двора под предлогом, будто бы она больна проказой, и попытался аннулировать брак, чтобы получить возможность взять другую жену.

Тут Элинор доказала, что унаследовала душевную силу своей матери: она внезапно появилась во дворце Реджинальда и перед всем двором сбросила плащ; под ним она была либо полностью нагая, согласно некоторым хронистам, либо облечена в прозрачную сорочку, почти не оставлявшую простора воображению. Так или иначе, каждый мог увидеть, что на ее теле не было никаких признаков проказы. Реджинальду пришлось принять ее обратно, и они оставались вместе вплоть до его смерти в 1343 году, когда он погиб, свалившись с коня.

После отъезда Элинор Изабелла, вероятно, поселилась в замке Райзинг в Норфолке, — это место неразрывно связано с ней и служит художественной декорацией для большинства легенд об Изабелле. Тот факт, что сэр Джон Молейнс был назначен тамошним управляющим, показывает, что она все еще находилось под королевским надзором — равно как и то, что в 1332 году она получила позволение обосноваться во дворце Элтем, который был возвращен ей в ноябре того же года, «поелику ее здоровье требовало перемены обстановки».^{1849}

Изабелле не могло доставлять удовольствие присутствие Молейнса, поскольку именно он арестовал Мортимера. Однако он большую часть времени должен был отсутствовать, поскольку часто оказывал услуги королю либо выполнял поручения за границей, а в 1340 году был смещен со всех постов и заключен в тюрьму за притеснения и за то, что не выплатил деньги, которые обещал ссудить королю.^{1850}

Замок Райзинг был личной собственностью Изабеллы, приобретенной в 1327 году. Построил его Уильям д'Альбини, граф Арундел, супруг вдовы Генриха I Аделизы де Лувен, примерно в 1150 году. Это был прекрасный образец норманнской крепости, с массивным квадратным донжоном, который возвышался на 50 футов, со стенами из тесаного камня в три ярда толщиной, украшенными сводчатыми галереями в романском стиле и дверями с фигурной отделкой. Основание донжона было окружено глубоким рвом и массивными валами, на которых высилась крепкая стена с тремя башнями. Это была не только безопасная резиденция — она обеспечивала полное уединение.

В замок попадали через ворота, защищенные подъемной решеткой, затем всходили по широкой лестнице, проложенной внутри стеной с роскошными барельефами. Из сводчатой передней проход вел в часовню. Внутри донжона располагался просторный зал, еще одна просторная комната, вероятно, спальня королевы, часовня, кухня и подвал. В подвале находились кладовые. Все проходы были прорублены в толще стен, а туалеты помещались в стенных нишах. Кухня замка была слишком мала для обслуживания такого большого числа домочадцев, как у Изабеллы, поэтому снаружи во дворе выстроили еще одну. Часовня, которую мы уже описывали, была великолепно оборудована.

Личные покои Изабеллы располагались не в самом замке — они представляли собой ряд строений из кирпича на деревянном каркасе, теснившихся в южной части узкого замкового двора. Их фундаменты были обнаружены в конце XX века. Комнаты Изабеллы были устланы черными коврами и завешаны расписными тканями. Она содержала небольшую библиотеку, и записи в ее «домашней книге» свидетельствуют о том, что для нее часто готовили пергамент разного качества.^{1851}

В Райзинге Изабелла устроилась с большой роскошью и жила богатой и разнообразной жизнью, проводя время «с полным удобством»^{1852}. У нее был свой мажордом, казначей, сенешаль, сокольничий (Уильям Лэйкенхэм), хирург (мэтр Лоу-ренс), рыцари, егеря, конюхи, тридцать три служащих, исполнявших обязанности писцов, секретарей и помощников, восемь фрейлин, несколько девиц и множество слуг низшего сословия.^{1853}

Изабелла регулярно устраивала приемы. Эдуард III навещал ее два или три раза в год^{1854} — иногда вместе с королевой Филиппой и принцем Эдуардом. Когда король собирался задержаться надолго, его домочадцы обосновывались поблизости, в месте под названием Торнденс, которое автору не удалось идентифицировать. Король или его дворяне привозили с собой труппы менестрелей, чтобы развлекать компанию. В другое время Эдуард поддерживал связь с Изабеллой с помощью писем и посылал ей отборные лакомства и редкости — свежую дичь, копченое мясо вепря, соколов, пару попугайчиков-неразлучников, бочки гасконских вин и бочонки осетрины.

Неподалеку располагался городок Бишопслинн — видимо, принадлежавший когда-то епископу (ныне Кингслинн — то есть Королевский Линн). Его обитателей часто вынуждали снабжать королеву-мать деликатесами за свой счет, и это заставляет предположить, что алчные инстинкты Изабеллы никуда не делись. Эти дары включали вино, мясо, лебедей, бочки осетров, рыбу тюрбо (камбалу), сельдей, миног, хлеб, ячмень и свечной воск; часть всего этого перевозил ее слуга Пьеро. В 1334 году королева вытребовала из Линна восьмерых плотников, чтобы подготовиться к предстоящему визиту короля и принца Эдуарда. Помимо всего прочего, ей отходила четвертая часть таможенных пошлин из Линнского порта. Отношения между замком Райзинг и Линном не отличались особой сердечностью, и между горожанами и многочисленной челядью королевы нередко вспыхивали ссоры.^{1855} Можно представить, что добрые горожане вздыхали с облегчением, узнав, что королева-мать на время перебралась куда-нибудь в другое место.

В своем уединении Изабелла проводила много времени, охотясь с гончими или соколами, читала рыцарские романы, которыми страстно увлекалась, слушала игру своих менестрелей, собирала святые реликвии (к примеру, у нее было кольцо, изготовленное святым Дунстаном) и заботилась о спасении своей души.^{1856} У нее были шкатулки, доверху наполненные драгоценностями, певчие птицы и множество чудесных соколов.^{1857}

Спустя какое-то время запрет на передвижения был снят, и начиная с 1332 года она несколько раз совершала паломничества в церковь Богоматери Уолсингемской в Норфолке.^{1858} Она останавливалась и в других имениях, например, в Элтемском дворце и в усадьбе Хеверинг-эйт-Бауэр, хотя в Лондоне ее видели нечасто. Никогда более она не давала ни единого повода для скандала. Ее реабилитация окончательно завершилась, когда было предписано везде и всюду в королевстве упоминать ее имя при богослужении вслед за именами короля и королевы.

На первых порах ее пребывания в замке Райзинг Изабеллу регулярно навещал врач. Мэтр Понтио де Куртроне прежде состоял в числе медиков Эдуарда II, и король поручил ему присматривать за Изабеллой. Но в 1333 году его отправили в отставку, назначив пенсию в 100 фунтов в год, каковую бейлифы Норвича были обязаны доставлять ему на Пасху и в Михайлов день, «до тех пор, пока длятся дни его жизни, за великие услуги, оказанные королеве-матери».^{1859} Мы можем, по всей видимости, сделать вывод, что какое бы недомогание ни мучило Изабеллу, к этому времени она уже избавилась от него.

Разумеется, она была более чем способна сама заниматься своими делами. Когда вассалы из ее лесных угодий в Мейклсфилде донесли королю, что местные бейлифы убивают ее оленей и рубят ее деревья, Эдуард ответил: «Покажите сию жалобу королеве, ибо ее совету следует внять».^{1860} А когда возникла необходимость вернуть деньги, которые полагалось выплатить еще во время ее правления, он направил своих советников к ней за консультацией. Ее имя часто фигурирует как имя свидетеля в государственных документах, а в 1337 году король дал ей разрешение распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению и завещать его тому, кого она сама выберет. В 1348 году она ловко сумела защитить свои интересы, настояв, чтобы ее управляющие могли занимать судейские должности и «оберегать и охранять наши права и то, что нам принадлежит».^{1861} Все эти действия никоим образом не могут быть действиями женщины, страдающей от приступов душевной болезни.

Эдуард не переставал преследовать убийц своего отца. В декабре 1332 года Герни был вновь выслежен и арестован королевским агентом, на этот раз в Неаполе, и йоркширский барон Уильям, лорд Твенг, был послан отконвоировать его обратно в Англию. 13 февраля Эдуард направил Бернарда де Пинсоля с кораблем в Байонну, чтобы тот привез Твенга и Герни обратно в Англию.^{1862} Но путешествие на север из Италии было долгим, и в пути Герни заболел. Твенг делал для него все, что мог, купил одежду, обувь и удобную постель, нанял двух врачей, чтобы они ему помогли, но Герни скончался в тюрьме Байонны, унеся с собой все свои тайны.^{1863} Мьюримут, Бейкер и Уолсингем в один голос утверждают — совершенно безосновательно, — что его обезглавили во время плавания, дабы воспрепятствовать ему обвинить «магнатов, священников и прочую знать».

Король назначил награду за Герни живого или мертвого, поэтому Твенг забальзамировал труп и поплыл с ним назад в Тайнмут, высадившись на берег в начале июля. Место погребения тела неизвестно, но Твенг, чтобы отчитаться перед Эдуардом в Бервике, отправился на север верхом, взяв с собой эскорт из тридцати человек и нескольких моряков с корабля, предположительно для того, чтобы они могли подтвердить его рассказ. Он встретился с королем 6 июля и оставался у него в течение 13 дней.^{1864}

Почему Эдуард III пошел на все, чтобы выследить и поймать предполагаемого убийцу своего отца? Вероятно, потому, что Эдуард верил, что Герни был одним из тех, кто действительно совершил это убийство, и мог выдать ему имена и, возможно, местопребывание других участников, а также обстоятельства, при которых убийство было совершено. Он мог также подтвердить или оспорить историю, рассказанную Беркли. По этой причине Эдуард желал допросить его, прежде чем удостовериться, что тот получил заслуженное наказание.

В 1333 году король выплатил Саймону Бери, ректору школы королевских стипендиатов в Кембридже, 10 фунтов в качестве компенсации за книги, которые когда-то подарил им Эдуард II, а Изабелла потом конфисковала.^{1865}

В октябре того же года Эдуард, встав во главе английской армии, одержал победу над шотландцами в битве при Хэлидон Хилл. Младший сын Изабеллы, Джон Элтемский, которому к этому времени исполнилось семнадцать, командовал передовым отрядом. После этой битвы Дэвид II и королева Джоан были отосланы встревоженными шотландскими лордами во Францию, где Филипп VI предоставил им безопасное убежище в Шато-Гайар в Нормандии. Именно там в 1315 году была убита Маргарита Бургундская. Дэвид и Джоан прожили там семь лет, пока Шотландией управляли регенты.^{1866}

1 декабря, оказав влияние на папу римского, Адам Орлитон был переведен из Вустера в Винчестер, богатейшую епархию Англии. Эдуард III пришел в ярость и обвинил Орлитона в соучастии в убийстве Эдуарда II. Епископ возразил, что он невиновен, и поскольку для его осуждения недоставало свидетельств, он был оправдан и позднее вновь оказался в милости.^{1867} Он успел зарекомендовать себя в качестве дипломата, но ослеп и умер в 1345 году.

В марте 1334 года сэр Джон Малтреверс, изгнанник, написал Эдуарду III из Фландрии, что в его распоряжении имеется важная информация, касающаяся «чести, состояния и благоденствия королевства». Эдуард направил Уильяма де Монтегю встретиться с Малтреверсом и выслушать все, что тот скажет, и вполне вероятно, что Малтреверс поведал ему, что же в действительности произошло в замке Беркли в 1327 году.^{1868} Это увязывалось с тем, что рассказывал Парламенту Беркли, но ничто не доказывало истинности этих сведений, а если Эдуард II и сбежал, то где он находился сейчас? Никто этого не знал, и дело замяли.

В июне 1334 года Изабелла вместе с королем Эдуардом, королевой Филиппой и придворными отправилась на север, в замок Дарем, чтобы присутствовать на праздновании в честь возведения Ричарда Бери в сан в качестве епископа Даремского. Среди огромного скопления гостей были архиепископы Стратфорд и Мелтон, пять епископов, семь графов, многочисленные северные бароны и жители Дарема. Были съедены горы еды, в том числе 2300 копченых сельдей, 1100 яиц, пятнадцать поросят и дельфин.

В октябре Джон Элтемский получил от папы разрешение взять в жены инфанту Марию, дочь Фердинанда IV, короля Кастилии; брак этот так и не был заключен, поскольку Мария спустя недолгое время умерла.

2 мая 1336 года Эдуард удовлетворил прошение вдовы Мортимера о возвращении ее земель в Ирландии. 4 июля он выплатил компенсацию генуэзцам за корабль и товары, захваченные Деспенсером во времена его пиратства. Подтолкнуть к этому его могло то, что он наконец получил информацию о спасении своего отца от Николино де Фиески, который в июле 1336 года передал Эдуарду письма и был вознагражден изрядной суммой в 8000 марок. Вероятно, с этого и началось сотрудничество Эдуарда с семьей Фиески, которое привело к тому, что спасение Эдуарда II было официально подтверждено следующей весной. Предположение это подпитывает спорную точку зрения о том, что самое раннее возможное время написания письма Фиески — начало 1336 года. Более вероятно, что это письмо было не первым, а последним, касающимся этого вопроса, и написано в начале 1337 года.

Осенью 1336 года Эдуард проводил кампанию в Шотландии, когда 13 сентября его брат, Джон Элтемский, едва достигнув 20 лет, скончался в Перте от ран, полученных в стычке. Он уже был прославлен своей жестокостью к шотландцам, и в 1335 году Эдуард назначил его правителем Северной Марки (пограничного района между Англией и Шотландией).

Изабелла впервые потеряла одного из своих детей, и это должно было причинить ей глубокую боль. Судя по записям в счетной книге, для короля смерть брата стала причиной ночных кошмаров; он отправился на юг в декабре, а в январе 1337 года по распоряжению их матери принц Джон был похоронен в часовне святого Фомы в Вестминстерском аббатстве. Обряд погребения совершил архиепископ Стратфордский.

В 1339 году, в соответствии с пожеланиями Изабеллы, Эдуард приказал перенести тело брата в часовню святого Эдмунда, которая располагалась ближе к месту погребения королевских особ. Там осиротевшие родные принца воздвигли прекрасную гробницу и надгробную фигуру в его память; изваяние сделал, вероятно, тот же скульптор и та же мастерская, которые создавали памятник Эдуарду II в Глостере. Этот второй памятник, как полагают, был закончен примерно в то же время. Одной из женщин-плакальщиц, изображенных на надгробии Джона Элтемского является, вероятно, Изабелла. Эта фигура стоит слева от фигуры, изображающей Эдуарда II, и одета в широкое платье; на ней вдовий головной убор, покрывало и корона. В руках она держит скипетр.

Смерть Джона, несомненно, заставила Изабеллу всерьез задуматься о собственной бренности, поскольку именно в это время Эдуард дал ей разрешение составить завещание.

16 марта 1337 года Томас Беркли был наконец-то оправдан парламентом. С него сняли все выдвигавшиеся против него обвинения и полностью освободили от всякой ответственности за смерть Эдуарда II.^{1869}

Два дня спустя Уильям Шелфорд, который сообщил Мортимеру о заговоре Риса ап Гриффита в 1327 году и тем самым побудил искать способ решения проблемы, был, по просьбе графа Арунделя и Уильяма де Монтегю, вознагражден Парламентом за долгую службу короне.^{1870}

Внезапное прощение Беркли и награждение Шелфорда практически безусловно были вызваны тем, что Эдуард III получил письмо Мануэло де Фиески. После того, как он, видимо, получил от Николино де Фиески первое сообщение о том, что его отец жив, он без сомнения предпринял усилия, чтобы навести справки об отшельнике и установить его личность. Сегодня для нас очевидно, что Эдуард вполне убедился, что никакого убийства не было, и Беркли невиновен.

Впоследствии Беркли продолжил командовать войсками Эдуарда в Шотландии и Франции. В 1361 году его направили с посольством к папе римскому. Позже в том же году он умер.

Изабелле откровения Фиески тоже пошли на пользу. В 1337 году Эдуард вернул ей доходы от Понтье и Монтрейля, что составляло часть ее первоначального приданого.^{1871}

24 мая 1337 года Филипп VI конфисковал Гасконь — и таким образом поднял бурю, которая впоследствии стала известна под именем Столетней войны. Позже, в октябре, Эдуард III объявил войну Франции. В тот же год бывший союзник Изабеллы, граф Гильом д'Эно, был убит во Фрисландии, а его брат Джон, галантный рыцарь ее молодых лет, переметнулся к французам.

В 1338 году Эдуард III официально предъявил права на французскую корону, которая, как он утверждал, по праву принадлежала ему, принимая во внимание его происхождение по матери от Филиппа IV. Английские пропагандисты изощрялись вовсю, уподобляя заявленные права Эдуарда происхождению Иисуса Христа из Дома Давидова через его мать, Деву Марию, хотя выдержала ли бы Изабелла сравнение с таким образцом добродетели — другой вопрос.

В течение этих лет свидетельства о жизни Изабеллы по меньшей мере фрагментарны. Существуют разрозненные записи о дарах и подношениях, полученных и поднесенных ею.^{1872} В июне 1338 года она вместе с королем и его двором была в Понтефракте.^{1873} Помимо этого, о ее деятельности мало что известно.

В начале сентября 1338 года Эдуард III отправился в Германию, чтобы сделаться наместником Священной Римской Империи. Когда он прибыл в Кобленц, к нему из Кельна тайно привезли человека по имени Уильям ле Галейс (Уильям Валлиец), которого охраняли итальянец Франческо Ломбардан и двое солдат, за что было заплачено 25 шиллингов и 6 пенсов. Согласно дипломатическим документам казначейства, этот человек был «арестован» в Кельне за то, что утверждал, будто он является «отцом нынешнего короля».^{1874} Судя по незначительному эскорту, более вероятно, что он вообще не был арестован, но его просто вызвали из Ломбардии. Сам Франческо, несомненно, прибыл именно оттуда, и хотя его называли королевским парламентским приставом, в записях королевского двора о нем нет никаких других свидетельств. Более вероятно, что он находился на службе у семьи Фиески.

Эдуард был возведен в сан наместника 5 сентября и вернулся в Антверпен к концу того же месяца. Уильям ле Галейс, как известно, был с ним там 18 октября и до декабря оставался в Антверпене с королевской свитой, в которую входил и юный принц Эдуард. Король выделил на его содержание 13 шиллингов 4 пенса в неделю — щедрая сумма для того, чьи потребности были, вероятно, скромны. 29 ноября, когда этот таинственный человек еще оставался в Антверпене, королева Филиппа родила третьего своего сына, Лайонела. После декабря Уильям ле Галейс более не упоминается в документах.

Тот факт, что до января 1339 года Николино де Фиески также находился в Антверпене, может оказаться немаловажным. 7 сентября Эдуард III выдал ему благодарственное письмо за примерную службу. Вполне возможно, что именно Николино возглавлял эскорт, который доставил к Эдуарду «Уильяма ле Галейса», или же он организовал их встречу.

Это придает достоверности гипотезе о том, что Уильям Валлиец на самом деле был Эдуардом II. С самозванцами обыкновенно не церемонились — сам Эдуард II повесил одного такого — но этот человек оставался при короле три или четыре месяца, и ни публичного, ни тайного опровержения его претензий не прозвучало. Кроме того, он прибыл из Кельна — города, в котором Эдуард II, по утверждению Фиески, побывал около 1332 года. Затем опять-таки этот псевдоним — «Уильям Валлиец»: Эдуард II был известен как «Эдуард из Карнарвона»; более того, он являлся первым английским наследником, получившим титул принца Уэльского. Мы знаем, что Уильям ле Галейс содержался под стражей, но это могло быть потому, что Эдуард III не желал, чтобы его узнали.

Таким образом, существует немалая вероятность, что он не был самозванцем, и это была тайная встреча отца и сына — возможность для бывшего короля дать благословение своему наследнику, прежде чем удалиться в Ломбардию и жить там отшельником до конца дней своих. Либо Эдуард III обратился с просьбой о встрече, либо его отец предложил ее. Мы можем даже предположить, что он знал, что долго не проживет, и хотел в последний раз увидеть своего сына.

У Эдуарда III имелись все причины для того, чтобы держать в секрете существование отца: он не хотел, чтобы тот становился средоточием каких-либо заговоров ради его реставрации, хотя это было маловероятно; он не желал потерять лицо, так как публично осудил Мортимера в Парламенте за убийство Эдуарда; равно не хотел он и ворошить старые сплетни, которые могли повредить его матери. Именно по этой причине годовщину смерти Эдуарда 21 сентября по-прежнему ежегодно продолжали отмечать церковными службами на всей территории королевства вплоть до самого конца правления Эдуарда III.^{1875}

Теперь же Эдуард занялся реабилитацией Малтреверса. Показательно, что примерно в 1339 году Эдуард дал Малтреверсу официальную службу во Фландрии. В 1342 году он позволил его жене Агнес Берфорд посетить его там и оставаться с ним, сколько она пожелает, «невзирая на то, что он изгнан из Английского королевства».^{1876} Над Малтреверсом все еще висел смертный приговор за то, что он заманил Кента — и именно поэтому король не мог открыто выказать ему благосклонность либо простить его, но то, что он использовал его в качестве агента, доказывает, что он ценил его способности и желал его окончательной реабилитации.

В дальнейшем, в 1345 году, Малтреверс сдался Эдуарду в Слайсе по всей форме, сказав в свое оправдание, что он был осужден за подстрекательство к казни Кента, не быв выслушан, и просил позволения уехать домой. Тогда же в августе, в благодарность за то, что он отлично послужил Эдуарду во Фландрии, ему было дарована королевская охранная грамота для возвращения в Англию, чтобы предстать перед судом лично.^{1877} Не удивительно, что он оставался во Фландрии, пока Эдуард продолжал использовать его на официальной службе. В 1351 году он вновь вошел в милость, был призван присутствовать в парламенте сообразно своему баронскому титулу и стал губернатором Нормандских островов. Когда парламент в январе 1352 года собрался в Вестминстере, он освободил Малтреверса от всех обвинений, выдвигавшихся против него, а в следующем месяце ему наконец-то вернули имущество и восстановили доброе имя.^{1878} С этих пор он служил Эдуарду III верой и правдой до самой своей смерти в 1365 году.

В 1332 году, после реабилитации Малтреверса, Эдуард призвал Ранульфа Хигдена в Вестминстер со всеми его манускриптами и документами, «дабы тот пояснил ему некоторые детали». Король, очевидно, читал кошмарное описание, сделанное Хигденом, о том, как Эдуард II был убит раскаленным вертелом, и посчитал необходимым исправить запись надлежащим образом. Что бы ни было сказано на этой аудиенции, Хигден не сказал об этом ни слова. Равно как и не добавил ни слова более в свою хронику, хотя и прожил еще тринадцать лет.^{1879}

Как повлияло на Изабеллу известие о том, что ее муж жив? Она могла почувствовать чрезвычайное облегчение, узнав, что не несет ответственности, даже косвенной, за его жестокое убийство. Ей, разумеется, захотелось бы выяснить, не забыл ли он ее и что теперь думает о ней. Нет доказательств тому, что они когда-либо вновь увиделись — хотя точно так же нет доказательств и противоположному. В конце концов, Эдуард ведь прошел Европу в скромном одеянии нищенствующего монаха. Ему было бы несложно проскользнуть незамеченным в Англию, чтобы взглянуть на жену, особенно если бы король самолично облегчил ему путь.

Однако Эдуард ныне обратился к богу и проводил жизнь в целомудрии и одиночестве. Во всяком случае, его более не интересовали женщины, и слишком много проблем было между ним и Изабеллой. Он мог не желать видеть ее, или решил напрочь расстаться с былой мирской жизнью. При отсутствии каких бы то ни было доказательств противного, вероятно, надежнее будет утверждать, что он никогда более не попадался на глаза Изабелле.

В декабре 1340 года Изабелла совершила один из своих редких визитов в Лондон, чтобы присутствовать в главном зале Вестминстерского дворца в Саутворке, когда король вручал Большую государственную печать новому канцлеру, Роберту Буршье.[155]

Вопреки мнению общества, 28 апреля 1342 года Эдуард сохранил за Мануэло де Фиески его английские бенефиции.^{1880} Легко теперь понять, почему он так поступил.

Дипломатические переговоры с Францией зашли в тупик, и тучи войны сгущались. 26 января 1340 года на рыночной площади Гента Эдуард III торжественно предъявил права на титул и королевский герб короля Франции. Этим же летом его флот выиграл большую морскую битву при Слайсе в Голландии, разбив наголову флот Франции.

В ноябре того же года Изабелла была среди тех, кто приветствовал короля в лондонском Тауэре по его возвращении с континента. Она осталась там и после, чтобы отпраздновать вместе с ним его день рождения.^{1881} Должно быть, примерно в это время Эдуард вернул Изабелле замок Лидс. Он принадлежал ей до самой ее смерти, а расходы по починке стен, которые начинали рушиться, она несла совместно с королем^{1882}. В 1341 году Эдуард поставил условие, чтобы в часовне Лидского замка служили ежедневную мессу за благополучие его матери.

В тот же год Дэвид II и королева Джоан наконец смогли вернуться в Шотландию. Джоан к тому моменту исполнилось двадцать, она была «достойна и прекрасна», как и ее мать, но Дэвид пренебрегал ею ради любовниц, и брак их оставался бездетным.^{1883}

27 февраля 1343 года парламент предоставил Эдуарду III средства на его военные расходы, равные по стоимости 30 000 мешкам шерсти, но все согласились, что земли королевы-матери должны быть освобождены от уплаты налогов, поскольку, в отличие от большинства знатных землевладельцев, она не заседает в Парламенте, и «было бы неразумно, чтобы особу, освобожденную и не призываемую в Парламент, обременяли сбором средств, им выделяемых».^{1884}

В марте 1343 года Эдуард и Филиппа совершили паломничество к могиле Эдуарда II в Глостере.^{1885} Не существует свидетельств о том, чтобы король бывал там когда-либо ранее, хотя гробница, по-видимому, была возведена в начале 30-х годов довольно быстро. Существует вероятность, что незадолго до этого в Чечиме умер реальный Эдуард II; его могли временно похоронить там, но затем его тело было тайно перевезено в Англию и погребено в глостерской могиле, откуда извлекли тело привратника. Сердце Эдуарда также, без сомнения, положили вместо сердца привратника, которое убрали из ларца, принадлежащего Изабелле.^{1886}

Эдуард, вероятно, умер в 1341 году, когда Эдуард III выплатил Николино де Фиески сумму из расчета одна марка в день, плюс щедро оплатил расходы на путешествие в «различные земли за морем» с целью, которая было уклончиво описана как «определенные дела».^{1887}

Вряд ли можно сомневаться в том, что восторгом, который вызывали у Изабеллы легенды о короле Артуре, ее сын заразился в раннем детстве. Эдуард был страстно увлечен идеалами рыцарства и в 1344 году решил основать новый орден рыцарей Круглого Стола в Виндзоре. 1 января этого года было объявлено, что король в скором времени устроит здесь великое празднество и рыцарский турнир, и были разосланы приглашения.

Изабелла присутствовала по крайней мере на нескольких таких праздниках, которые продолжались примерно с 15 по 23 января. Она, несомненно, украшала собой праздник Круглого Стола, на котором собралось «неописуемое множество народу у желавшего насладиться столь великим торжеством». На галерее играли менестрели, и «не было недостатка в самых соблазнительных яствах и чарующих танцах, в объятиях и поцелуях». Эдуард большей частью проводил вечер, рассаживая гостей и лично провожая дам к их местам в большом зале. Изабелла присутствовала и на празднестве в честь святого Георгия в воскресенье 18 января, за которым последовал трехдневный рыцарский турнир.^{1888}

Маловероятно, что она осталась на турнир, поскольку у нее были дела в Вестминстере, где 20 января она даровала некоторые вольности людям из принадлежащего ей поместья в Чайлсморе, расположенного к югу от Ковентри, «ради заботы» о ее старшем внуке, который в прошлом году получил титул принца Уэльского и которому она намеревалась завещать поместье после своей смерти.^{1889}

Она вернулась в Виндзор 23 января, когда король и королева «в превосходных нарядах» повели «госпожу королеву-мать» и прочих членов королевского семейства слушать торжественную мессу в часовне Генриха III. Позднее Эдуард III, в короне и одеянии из «драгоценнейшего бархата», принес клятву на Евангелии перед собравшейся толпой, поклявшись, «что он положит начало Круглому Столу, как это сделал король Артур», для 300 рыцарей. Затем затрубили трубы, созывая гостей на очередной пир.^{1890}

Так или иначе, рыцарский орден, который Эдуард основал четыре года спустя, получил название Ордена Подвязки. По легенде, танцуя с женой Монтегю, Кэтрин Грандисон, графиней Солсбери, король увидал, что кое-кто из придворных кавалеров давится от смеха, потому что у нее упала подвязка. Эдуард подобрал ее, протянул даме с поклоном и решительно заявил: «Honni soit qui mal y pense» («Позор тому, кто подумает об этом плохо»). Его слова были приняты в качестве девиза ордена. Современные исследователи склонны верить этой колоритной истории.

Когда в 1349 году Эдуард допустил королеву Филиппу и других дам в Орден Подвязки в качестве «Дам Братства», Изабеллы среди них не оказалось.

В ноябре 1344 года Изабелла отпраздновала день рождения Эдуарда вместе с ним в Норидже, вероятно, в тамошнем замке.^{1891} На следующий год король «по нашему особому благоволению, равно как и по просьбе Изабеллы, королевы Английской, драгчайшей нашей матушки», даровал этому городу особые привилегии.^{1892}

16 июня 1345 года, скорее всего, в честь пятидесятилетия Изабеллы, Эдуард даровал ей дополнительные права на поместье Чайлсмор, и в том же году пожаловал королевский патент ее городу Ковентри.^{1893} В том же 1345 году Эдуард провел некоторое время с матерью в замке Райзинг, поскольку несколько писем, которые он отправил папе Римскому, были посланы оттуда.^{1894}

В сентябре того же года умер Ланкастер, и Изабелла оплакивала его на пышных похоронах в соборной церкви в Ньюарке, в Лестере.

27 августа 1346 года в битве при Креси Англия одержала великую победу над французами. Во время этой битвы принц Уэльский, которому исполнилось шестнадцать лет, завоевал свои рыцарские шпоры. Затем 4 сентября король осадил порт Кале, который падет ему в руки через год.

В октябре англичане добились очередной победы, на этот раз над шотландцами, союзниками французов, в битве при Невил-Кросс. Дэвид II попал в плен. Его двадцатипятилетняя жена Джоан, потрясенная случившимся, последовала за ним в Англию, и Изабелла смогла увидеться с дочерью, которую не видела девятнадцать лет. Существует множество свидетельств, позволяющих предположить, что они стали очень близки. Дэвид содержался в почетном плену в лондонском Тауэре, и Джоан получила позволение навещать его там — однако большую часть времени она проводила в Хартфордском замке, который принадлежал Изабелле.^{1895} Король обеспечил ей соответствующее содержание, и ее часто навещали как Изабелла, так и королева Филиппа.^{1896} Известно, что и сама Изабелла жила там в 1347 году.

Замок Хартфорд был королевской резиденцией, которую Вильгельм Завоеватель построил на участке низменности, частично окруженной рекой Ли. Король Иоанн усовершенствовал укрепления и жилые помещения, а Генрих III продолжил отделывать замок, отремонтировал зал, поручил расписать свою часовню и палаты и выстроил еще одну часовню для жены. Чтобы попасть в замок, нужно было пройти через широкие внешние ворота и мост.

Замок этот был когда-то частью удела Маргариты Французской, но она передала его покойному графу Пемброку. Его вдова в 1327 году уступила имение в пользу Изабеллы, и оно было в числе владений, подаренных королеве-матери Эдуардом III. К этому времени замок обветшал; стены его пошли трещинами, часть внешних укреплений обвалилась, а крыши нужно было крыть заново. Однако нет никаких записей о том, что в то время, когда им владела Изабелла, там велся какой-либо ремонт.[156]

Где-то в 1347 году Изабелла дала монастырю кларитинок или минориток за Олдгейтом право пользования бенефициями с трех церквей. Кларитинки были женской ветвью францисканского ордена, а этот монастырь основал Эдмунд Горбун, граф Ланкастерский, отец графов Томаса и Генри, в 1293 году; его сердце было захоронено под главным престолом. Горбун был вторым мужем Бланш д'Артуа, бабушки Изабеллы с материнской стороны, и именно она учредила орден кларитинок в Англии. Понятно, почему Изабелле хотелось покровительствовать этой организации.

После падения Кале Англия и Франция договорились о перемирии, а в сентябре 1348 года его пришлось продлить из-за опустошения, которое принесла прокатившаяся по обеим странам эпидемия чумы, известная как Черная Смерть. Но все-таки оставалась надежда достичь мирного соглашения, и Филипп VI предложил, чтобы королева Изабелла и Жанна д'Эвре, вдовствующая королева Франции, выступили в роли посредниц. Он предложил им встретиться на полпути между Кале и Булонью, чтобы обсудить условия соглашения — но Эдуард не принял этого предложения. Он знал, что у его матери во Франции дурная репутация, и понимал, что ее вовлечение в процесс мирных переговоров ничем хорошим для него не кончится. Вместо этого он послал молодого графа Ланкастерского, Генри Гросмонта, тогда как Филипп отказался от идеи послать королеву Жанну и заменил ее графом д'Э.^{1897}

Изабелла пережила чуму, которая продолжалась до 1349 года. У нас нет сведений о ее местонахождении — но она, вероятно, тихо жила за городом, скорее всего, в замке Райзинг, или переезжала с места на место, чтобы избежать поветрия. Таким образом, она была свидетельницей одного из наиболее катастрофических эпизодов английской истории, поскольку Черная Смерть уничтожила огромную часть населения и навсегда изменила социальные порядки в Англии. Не обошла беда и королевское семейство — чума унесла пятнадцатилетнюю внучку Джоан, вторую дочь короля, когда та ехала через Гасконь на собственное венчание.

Приблизительно в 1350 году Изабелла, должно быть, страдала от приступов недомогания, поскольку в январе 1351 года лондонский врач или аптекарь Бартоломью Томасин был вознагражден за свою службу королю Эдуарду, королеве Изабелле и королеве Филиппе — он получил полноту привилегий от города Лондона.

То, что Изабелла все еще пользовалась значительным влиянием на короля, стало ясно в январе 1354 года, когда Карл, король Наваррский, внук Людовика X и Маргариты Бургундской, после убийства коннетабля Франции искал защиты против преемника Филиппа VI, Иоанна II. Он письменно обратился к Эдуарду III, принцу Уэльскому, и Генриху, графу Ланкастеру. Герцог дипломатически написал в ответ, что он слишком занят, чтобы прийти на помощь именно теперь, но что он разослал копии письма Карла королю, принцу Уэльскому, королеве и королеве-матери, и ждет от них известий. Способствовала ли Изабелла тому, чтобы Эдуард склонился поддержать Карла, мы не знаем, но он это сделал и таким образом нарушил условия мира, который недавно заключил с королем Иоанном, что привело к возобновлению войны.^{1898}

В мае 1354 года Изабелла совершила еще один из немногих своих политических шагов, когда по просьбе папы уговорила Эдуарда III освободить герцога Бретонского, которого тот удерживал в заложниках.

В том же году Эдуард отменил приговор, вынесенный Мортимеру, на том основании, что последнему не удалось выступить в свою защиту, и вернул его внуку, также Роджеру Мортимеру, титул графа Марки. В 1368 году упомянутый Роджер, с 1350 года бывший одним из самых блестящих кавалеров двора, женился на внучке короля, Филиппе Кларенс. В 1398 году их внук, граф Роджер-четвертый, станет признанным наследником Ричарда II. Его потомки основали королевскую династию Йорков, которая занимала трон Англии с 1461 по 1485.

В жилах нынешней английской королевы, Елизаветы II, течет кровь Роджера Мортимера и Изабеллы Французской.

Изабелла провела Рождество 1354 года в замке Беркхемстед, в компании своего внука, принца Уэльского.

Следующей весной она получила печальные вести: ее дочь Элинор, герцогиня Гельдернская, умерла в нищете в возрасте тридцати семи лет. Ей пришлось править герцогством, пока ее драчливый старший сын не достиг совершеннолетия, но он, войдя в возраст, возмутился ее попытками уладить миром его отношения с братом и конфисковал все ее имущество — то, что Изабелла испытала на собственном примере. Но с Элинор судьба обошлась хуже: ее никто не восстановил в правах, и она доживала оставшиеся ей годы в цистерцианском аббатстве, слишком гордая, чтобы просить помощи у своего брата Эдуарда III.

Теперь у Изабеллы оставалось только двое детей. Надо надеяться, она находила некоторое утешение в своих восьмерых оставшихся в живых внуках: последний ребенок Филиппы, Томас Вудсток, родился в январе предыдущего года. В этом году Изабелла вновь посетила в Беркхемстеде своего внука, принца Уэльского. Во многом он походил на нее — красивый, быстрый в движениях, умный и беспощадный, — и они, несомненно, были близки друг другу.

19 сентября 1356 года принц Уэльский вновь проявил себя в битве при Пуатье, в которой был взят пленником король Франции. Королю Иоанну пришлось оставаться в Англии в течение последующих четырех лет, пока согласовывались условия его освобождения. С ним обходились как с почетным гостем. За это время Иоанн не раз навещал свою двоюродную тетку Изабеллу в Хартфордском замке; вряд ли он помнил ее, да и вообще вряд ли когда-либо встречал раньше, поскольку ему было всего лишь семь лет, когда в 1326 году она покинула Францию. Очевидно, они быстро достигли взаимопонимания: он посылал ей письма со своим слугой, Жаном Парижанином, а она, зная, что он любит читать, послала ему в ответ две книги о рыцаре Ланселоте и Святом Граале.^{1899} Возрастающее политическое влияние Изабеллы могло подвигнуть ее на посредничество между Эдуардом и Иоанном.

В 1356 году Изабелла озаботилась обновлением своего дворца в Шине, в Сюррее. Плотники, кровельщики и укладчики черепицы были наняты «на жалованье королевой-матерью для работ в Шине».^{1900} Это заставляет предположить, что и в шестьдесят один год она была так же деятельна и энергична, как и всегда прежде.

Вдова Мортимера, Джоан де Генвиль, скончалась в возрасте шестидесяти лет в октябре 1356 года. Вероятно, она была похоронена вместе со своим мужем в Ковентри, Вигморе или Шрусбери.

В 1357 году, после одиннадцати лет жизни в плену, Дэвид II был наконец освобожден, и ему было позволено вернуться в Шотландию. Счастливая королева Джоан последовала за ним — но когда обнаружила, что он наверстывает упущенное время с другой женщиной, то в декабре, под предлогом обсуждения условий мира со своим братом, вернулась в Англию навсегда.^{1901} Эдуард III снова позволил ей пользоваться Хартфордским замком в качестве резиденции, а Изабелла оплачивала ее одежду и питание. Как и прежде, Изабелла и королева Филиппа часто ее навещали.^{1902}

Пререкания насчет уплаты выкупа продолжались еще долго после того, как король Дэвид вернулся в Шотландию, и в 1358 году он послал к Изабелле доверенного человека по имени Уильям из Лейта, чтобы попросить ее «послужить посредницей меж ним и королем Эдуардом» в данном вопросе.^{1903} Оказалось, что несмотря на вынужденное удаление от дел, короли продолжали испытывать уважение к несомненным политическим талантам Изабеллы, и что по мере того, как блекли старые воспоминания, к ней начинали относиться как к кому-то вроде старейшего государственного деятеля. В конце концов, прошло более двадцати семи лет с того времени, как Мортимер был повешен, а Изабелла помещена под домашний арест.

В 1357 горожане Линна отправили королеве-матери свой последний учтенный в записях дар — бочку вина.^{1904} «Домовая книга» Изабеллы за 1357-1358 годы, последняя из трех сохранившихся, содержит свидетельства, что она продолжала наслаждаться жизнью, развлекаясь и приятно проводя время. Она по-прежнему интересовалась как семейными, так и государственными делами, и вела активную переписку с королем Эдуардом III, королевой Филиппой, королевой Джоан, королем Иоанном Французским, герцогом Ланкастерским, канцлером и графом Маршаллом. На празднование нового 1358 года все они подарили ей подарки, а в другое время также посылали ей в дар бордосские вина, кабаньи головы, бочки лещей и медные квадранты. Эти последние являлись инструментами для измерения окружностей и иногда использовались в навигации. Странные подарки в адрес пожилой леди — но, возможно, у Изабеллы с годами проявился прежде скрытый интерес к астрономии или геометрии.

Она по-прежнему следовала моде и наряжалась, как пристало королеве. В течение этого года она потратила на драгоценные украшения поистине королевскую сумму в 1400 фунтов.

Несомненно, Изабелла пользовалась любовью и была уважаемой женщиной, поскольку поток ее посетителей не иссякал. К ней прибывало в среднем по два-три человека в день; среди них были король, королева Джоан, принц Уэльский, французские дворяне, которые приезжали в Англию увидеться с королем Иоанном, а также Уильям, граф Дуглас, один из заложников в счет выкупа за короля Дэвида, который в это время часто посещал Англию, чтобы договариваться о мире. Граф был внуком сэра Джеймса Дугласа — того самого Черного Дугласа, который дважды пытался похитить юную королеву Изабеллу.

В числе других частых гостей были Элизабет де Клер, племянница Эдуарда II и основательница колледжа Клер-Холл в Кембридже; кузина и давнишняя подруга Изабеллы Мари де Шатильон, вдовствующая графиня Пемброк, основательница Пемброк-колледжа в Кембридже, которой Изабелла в 1357 году подарила требник; дочь Мортимера Агнес, вдова Лоренса Хастингса, графа Пемброка; и его внук и тезка, граф Марки, ныне преуспевающий придворный тридцати с небольшим лет, женатый на дочери Монтегю Филиппе, которая родила ему одного сына, Эдмунда. Граф Марки обедал у Изабеллы три раза на протяжении одного месяца. Любопытно, рассказывала ли она ему и его тетушке истории об их печально известном предке?^{1905}

Но была в ее жизни и более благочестивая сторона. Поскольку возраст ее ныне перевалил за шесть десятков, разум Изабеллы все более занимали мысли о собственной бренности и неотвратимости божьего суда. В течение последнего года она подготовила себя к смерти. Всю свою жизнь Изабелла ревностно покровительствовала францисканцам, но именно в это время она вступила в Третий орден святого Франциска, или орден терциариев, платье которого носила под верхней одеждой.^{1906} Эта мирская ветвь францисканцев была основана двадцатью годами ранее, главным образом для кающихся грешников, которые желали оставаться в миру; его члены не были связаны монашескими обетами, но ограничивались лишь требованием соблюдения францисканских обрядов и правил в своей повседневной жизни. Присоединившись к этому ордену, Изабелла, несомненно, хотела искупить свои прошлые грехи, как о том с очевидностью свидетельствуют ее деяния.

В течение этого последнего года своей жизни она много занималась благотворительностью. Она помогала бедным оксфордским школярам, раздавала милостыню 150 избранным беднякам в дни религиозных праздников и прочих церковных дат, оплачивала еще тринадцати нуждающимся ежедневный стол и еще троим — еду в понедельник, пятницу и субботу.^{1907}

Поскольку Изабелла принадлежала к терциариям, было естественно, что она пожелала быть похороненной в церкви францисканцев в Ньюгейте, которой она столь щедро благодетельствовала. Мы не верим ревнивым упрекам вестминстерского монаха Джона из Рединга, утверждавшего, что серые братья «уговорили» королеву изменить завещание и похоронить ее останки среди них после якобы выраженной ею воли покоиться в Вестминстере. Тот факт, что вестминстерская община очень хотела ее заполучить и считала ее достойной погребения в монаршем мавзолее, подтверждает, насколько основательно она восстановила свою репутацию. Считала ли сама Изабелла, что достойна такой гробницы — вопрос спорный.

И все же ее погребение вызвало у францисканцев подозрения другого рода. В XVI веке собиратель древностей Джон Стоу составлял инвентарный список разоренных королевских могил в этой церкви, и от него ведет начало миф о том, что среди них была могила Роджера Мортимера. Некоторые историки более позднего времени, неправильно истолковав противоречивые источники, утверждали, что он был похоронен там, прежде чем тело перенесли куда-то в другое место.^{1908} Так возник еще один миф про Изабеллу — дескать, она сознательно пожелала быть погребенной рядом со своим любовником или, по крайней мере, рядом с тем местом, где краткое время покоились его останки. Этот миф можно разрушить, поскольку Мортимер почти наверняка был похоронен в Ковентри.

В феврале 1358 года Изабелле слегка нездоровилось. Очевидно, в апреле она достаточно оправилась, чтобы сопровождать королеву Филиппу, короля Иоанна и его сына Филиппа, будущего герцога Бургундского, на празднование дня Святого Георгия в Виндзоре, где состоялся великолепный рыцарский турнир, в котором приняли участие множество рыцарей из других стран. Это был случай отметить на большом виндзорском дворе завершение постройки нового колледжа Эдуарда, который должен был стать ядром ордена Подвязки — и, без сомнения, король получал громадное удовольствие, показывая Изабелле все и вся. Это был последний раз, когда она появилась на публике.

Королева-мать могла приложить руку к составлению мирного договора, который был заключен между королем Эдуардом и королем Иоанном в следующем месяце. В соответствии с договором Иоанн обязался выплатить 4 миллиона золотых крон в счет выкупа и признать Эдуарда суверенным правителем Гаскони, Кале, Гиня, Понтье и Монтрейля. Два последних графства составляли часть приданого Изабеллы, и она имела законный интерес в любом соглашении, то есть невероятно, чтобы такой договор был заключен без ее участия.

В июне того же года Изабелла, которой вскоре должно было исполниться шестьдесят три года, совершила последнюю поездку к усыпальнице Беккета в Кентербери, взяв с собой свою дочь Джоан. Она была там множество раз до того, либо одна, либо с отцом Джоан: святой Фома был любимым святым не только Эдуарда II, но и самой Изабеллы, так что она, естественно, искала его заступничества, настоятельно нуждаясь в искуплении своих грехов. Незадолго до этого она пожертвовала 2 фунта аббатисе монастыря минориток за Олдгейтом, так что эта добрая женщина могла купить продукты для общины на годовщину смерти Эдуарда, покойного короля Англии, и Джона Элтемского. Усопшие, несомненно, постоянно занимали мысли Изабеллы в то время.

Тот факт, что мать и дочь оставались в Лидском замке с 13 июня по 2 июля, заставляет предположить, что именно в это время Изабелла вновь заболела. Согласно ее «Домовой книге», она почувствовала недомогание сразу же после того, как приняла слишком большую дозу сильнодействующего лекарства, которое она предположительно принимала до этого в другой ситуации, возможно, в феврале, когда ее подкосило недомогание. Это могло быть первым проявлением болезни, которая и свела ее в могилу.^{1909} 1 августа лондонский аптекарь Николас Томасон получил плату за пряности и мази для королевы-матери, приобретенные, вероятно, в тот период, когда обе королевы отправились в поездку к востоку от столицы, в Хартфордский замок. Догерти указывает, что эти средства не обязательно были лекарственными, но могли потребоваться для изготовления духов или в качестве приправы к пище.

Но 12 августа из Хартфорда в Лондон были отправлены посыльные за лекарствами, а к 20 августа состояние Изабеллы уже вызывало достаточно тревоги, чтобы «с величайшей поспешностью» вызвать двух докторов: один был знаменитым лондонским врачом, другой, мэтр Лоуренс, хирургом королевы, который сопровождал ее в Кентербери и еще находился там. Его присутствие в паломничестве — еще одно подтверждение того, что Изабелла уже была нездорова, когда отправлялась в путь.

Не похоже, чтобы мэтр Лоуренс добрался в Хартфорд вовремя, потому что Изабелла скончалась там 22 августа 1358 года, в присутствии своей дочери Джоан.

Принц Уэльский находился в Валь-Рояль, когда получил известие о смерти бабушки. 28 августа король отдал распоряжения о вступлении во владение имуществом покойной королевы-матери, а к 19 сентября принц побывал в Чейлсморе и Ковентри, приняв их во владение, как и хотела Изабелла.[157] Она также оставила ему замок Райзинг и все прочие свои замки, и большую часть личного имущества, равно как и четвертую долю таможенных сборов Линна^{1910}. Хартфордский замок был подарен Эдуардом III своему четвертому сыну, Джону Гонту, тогда как оставшаяся часть владений Изабеллы отошла главным образом королеве Филиппе.^{1911}

Некоторые из своих книг, в том числе Библию, Апокалипсис и псалтырь, Изабелла завещала своей дочери Джоан, тогда как оставшиеся, включая генеалогию, отошли монахам Королевского Истона в Уилтшире.^{1912}

Подготовка пышной погребальной церемонии, какую Эдуард собирался устроить для матери, потребовала времени. Следуя ее собственным указаниям, набальзамированное тело Изабеллы обрядили в ее свадебную мантию, которую она сберегала полвека, — еще один признак того, что покойный муж в последние месяцы жизни занимал в ее мыслях важнейшее место^{1913} — и в францисканское платье «для защиты против нападок диавола». Тело лежало в часовне Хартфордского замка три месяца, до 23 ноября, под постоянным присмотром четырнадцати человек из бедного люда, которым платили по 2 пенса в день от имени короля. Джон Гинвелл, епископ Линкольна, аббат Уолтемский и приор Ковентри приезжали в эту часовню, чтобы служить заупокойные мессы.^{1914}

21 ноября Эдуард приказал лондонским шерифам очистить улицы от грязи и нечистот и посыпать гравием Бишопсгейт и Олдгейт «в ожидании прибытия тела его дражайшей матушки, королевы Изабеллы» в столицу для похорон, и дал им 9 фунтов, чтобы оплатить расходы. Тем временем тело королевы с великой торжественностью везли из Хартфорда на юг.^{1915} Прежде похорон его положили в Майл Энд, в доме Джона Галейса, где члены королевской семьи сидели у тела. Позднее Галейсу было уплачено 10 фунтов в качестве возмещения за «убыток, понесенный им, когда он не мог пользоваться своим домом».^{1916} Это мог быть тот самый Джон Галейс, которому Роджер Мортимер в 1330 году выплатил награду за хорошую службу ему.^{1917}

Эдуард устроил грандиозные похороны.^{1918} 27 ноября процессия с телом Изабеллы с великой пышностью прошла через весь Лондон, и вслед за телом шел принц Уэльский как самый близкий родственник на похоронах, «все прелаты и бароны Англии, равно как и те французские лорды, кои были в то время удерживаемы в Англии как заложники», и толпы сановников.^{1919} Нет свидетельств о том, присутствовал ли на похоронах сам король — но в средние века протокол обыкновенно препятствовал английским монархам бывать на похоронах. Среди толпы зрителей был юноша по имени Джеффри Чосер, паж из свиты третьего сына короля, Лайонела Антверпенского; этот самый Чосер позднее станет известен как первый великий писатель, творивший на английском языке, автор «Кентерберийских рассказов».

После заупокойной службы, которую отслужил Саймон Айлип, архиепископ Кентерберийский, тело королевы было погребено в центре францисканской церкви в Ньюгейте; могила ее тетки, Маргариты Французской, находилась поблизости, но восточнее, у алтаря.^{1920} 12 февраля 1359 года пятеро бедняков получили от короля деньги и платье, дабы они молились за душу Изабеллы.^{1921} В разных краях королевства были розданы вклады на ежедневные заупокойные мессы, чтобы молитвами проложить ей беспрепятственный путь на небеса.

Начиная с XII века в королевских семействах Европы практиковалось отдельное захоронение сердца. Те, кто был в состоянии позволить себе это, желали на пользу себе предоставить людям возможность молиться за них у нескольких гробниц и таким образом ускорить свой проход через чистилище. Тело Ричарда I было похоронено в 1199 году в Фонтевро — но в Руане была построена полноразмерная гробница с надгробием, где лежало его сердце; позднее были возведены три более-менее идентичных гробницы в память Элеоноры Кастильской: одна для ее внутренностей в Линкольнском соборе, другая для сердца в церкви доминиканского монастыря в Лондоне и третья, для прочих останков — в Вестминстерском аббатстве.

В 1299 году папа Бонифаций VIII наложил запрет на разделение тела королевских особ, но в 1304 году этот запрет был смягчен для членов французского королевского дома, и другие династии восприняли этот сигнал, хотя в XIV веке подобная практика в Англии прекратилась. В 1323 и 1345 годах Изабелла добилась разрешения папы на то, чтобы ее останки были захоронены в трех различных местах^{1922} — но этого, по-видимому, не произошло. Вероятно, ее сердце похоронено под простым серым камнем с выбитой на нем надписью ISABELLA REGINA, в норманнской приходской церкви святого Лаврентия в замке Райзинг; но нет ни документов, ни свидетельств, чтобы где-то были отдельно захоронены ее внутренности.

Однако есть подтверждение, что по ее личной просьбе сердце Эдуарда II в серебряной шкатулке было положено в гроб Изабеллы, на ее грудь.^{1923} Поскольку она вряд ли хотела быть похороненной с сердцем привратника, это более или менее убедительное доказательство того, что тело в Глостерском кафедральном соборе она считала принадлежащим Эдуарду II.^{1924}

Многие авторы^{1925} осуждают Изабеллу за то, в чем видят последнее проявление лицемерия — хотя это, вероятно, был еще один поступок во искупление грехов, как и погребение в свадебной мантии. Вступление в религиозный орден в качестве кающейся грешницы заставляет предположить, что ее более заботили раскаяние, очищение и спасение, чем воспоминания о том зле, которое Эдуард причинил ей, или о том, как она делила плотские радости с Мортимером. В конце концов, Эдуард был ее первым мужчиной, отцом ее детей, у них были годы мирного сосуществования, и многие годы она мечтала, чтобы его сердце принадлежало ей. И кто знает, не подал ли ей отшельник из Чечимы знак прощения перед своей смертью?

Эдуард III проследил, чтобы слуги Изабеллы после ее смерти получили награду за службу.^{1926} Позже, когда большое срединное окно в церкви, где она лежала, было выбито, он заплатил за то, чтобы его заменили «за упокой души славнейшей королевы Изабеллы».^{1927} Каждый год, до собственной кончины в 1377 году, король торжественно отмечал годовщину ее смерти молебнами и поминальными службами.^{1928} В согласии с ее распоряжениями (она сама задумала собственный памятник) он также воздвиг над останками Изабеллы прекрасное мраморное надгробие с ее алебастровым изображением. Над надгробием, вопреки обычаю, трудилась женщина-скульптор, Агнес Рэмси, которая унаследовала мастерскую своего отца. Мастер Николас из Лаута также приложил к нему руку, а кроме того, свой труд вложили каменщики, кузнецы и художники. Памятник был, очевидно, закончен в течение года, поскольку в 1359 году некоему кузнецу Эндрю было уплачено 110 фунтов за изготовление декоративной железной ограды, окружающей его. Пять лет спустя над могилой был сооружен расписной полог.^{1929}

В 1362 году умерла дочь Изабеллы Джоан и по ее просьбе была похоронена рядом с матерью в церкви Серых Братьев (францисканцев).^{1930} Двадцать лет спустя тело внучки и тезки Изабеллы было погребено здесь же. В этой же церкви были похоронены два духовника Изабеллы и одна из ее прислужниц.

Увы, памятник Изабеллы, как и все прочее, мы безвозвратно утратили. Он был поврежден и изуродован во время Реформации 1530-х годов, когда францисканский монастырь разогнали. Затем, еще до 1566 года, когда в царствование Елизаветы I бывшая святыня нищенствующего ордена стала местной приходской церковью, сэр Мартин Боуз, лорд-мэр Лондона, продал памятник вместе с девятью другими надгробиями царственных особ и несколькими надгробными плитами за 50 фунтов. О том, что сталось с ними, ничего не известно.

Церковь, в которой они когда-то находились, была разрушена при Великом пожаре 1666 года, а позже ее восстановил сэр Кристофер Рен как церковь Христа. Именно церковь Рена была разрушена во время бомбардировки Лондона, и ее руины мы можем видеть еще и сегодня. На месте, где был монастырь, теперь разбит небольшой парк, стоит здание, принадлежащее почтовой службе, и проходит оживленная магистраль. Где-то здесь под землей и покоится прах давно почившей королевы.^{1931}

История сурово обошлась с Изабеллой. На протяжении столетий ее осуждали, в основном историки-мужчины, за адюльтер, за поругание брачных традиций, за ее жестокость, за плохое управление страной, за молчаливое одобрение убийства, которого, возможно, не было и в помине. Она — femme fatale английской монархии.

И все же Изабелла заслуживает великой жалости из-за безвыходной ситуации, в которой она оказалась — и восхищения тем, как она с ней справилась. Смещение Эдуарда II стало политическим императивом, и она успешно возглавила переворот, чтобы его добиться. Поступая так, она осуществила первое конституционное парламентское свержение английского короля с престола, создав прецедент для свержения Ричарда II в 1399 году, Генриха VI в 1461 и 1471 годах, Эдуарда IV в 1470 году, Эдуарда V в 1483 году и Карла I в 1648 году. Таким образом, значение, которое имеет Изабелла в истории Британии, трудно переоценить, поскольку процессы, инспирированные ею во Франции и Эно в 1326-1327 годах, вызвали к жизни политическую тенденцию, которая привела непосредственно к упадку монархической власти как таковой и появлению демократии. Если бы дочь Филиппа IV предвидела подобный результат своих действий, сама бы она, без сомнения, ужаснулась.

Точно так же невозможно преувеличить значение Изабеллы для династии, поскольку она не только передала свои притязания на Францию сыну, но также активно подстрекала его добиваться этой цели — тем самым развязав войну, которая, как известно, продлилась более столетия. Однако отдаленные последствия этого опять-таки были разрушительны, поскольку Англия вышла из конфликта, потеряв почти все свои континентальные территории, и политическое смятение, порожденное проигрышем, стало одной из причин еще одной династической катастрофы — войны Алой и Белой Розы.

Причина падения Изабеллы крылась в том, что она связалась с алчным Мортимером, поскольку сама она, без сомнения, являлась умелым и компетентным государственным деятелем, и ей удалось осуществить единственное успешное вторжение в Англию со времен норманнского завоевания. Но ее таланты были в конечном счете растрачены попусту в политических интригах, направленных только на обеспечение выживания непопулярного и тиранического режима.

Если бы Мортимер никогда не вошел в ее жизнь, если бы после отречения Эдуарда она правила одна, с помощью Ланкастера, итог мог быть совершенно иной — и не только для истории, но и для ее репутации, которая чрезвычайно пострадала из-за ее откровенно аморального поведения. Но в наши дни общество склонно смотреть на подобные взаимоотношения с гораздо большей терпимостью и пониманием — так что по крайней мере сегодня возможно судить об Изабелле снисходительнее, чем в прошлом, когда ее осуждали во многом благодаря тому, что она была просто женщиной, посмевшей нарушить обычаи мира, в котором жила.

Если в Ньюгейте и в замке Райзинг и обитают призраки, в их числе нет безрассудной и сумасбродной королевы, стенающей, горько сокрушаясь о жестоком убийстве своего мужа. И ни в малейшей степени не верно утверждение, что Изабелла Французская должна остаться в истории под именем «Французской Волчицы».