Франсуа-Подкидыш

XIX

Прежде чем приняться за работу, Франсуа, как только он остался один с Мадленой и Жани, — мальчик этот помещался всегда в одной комнате с матерью, — подошел посмотреть, как спала больная, и он нашел, что она выглядела гораздо лучше, чем когда он только что прибыл. Он порадовался при мысли, что ей не нужно будет врача и что он один принесет ей утешение и спасет ее здоровье и жизнь.

Он начал рассматривать бумаги и вскоре узнал, на что посягала Севера, и какое имущество оставалось у Мадлены, чтобы ее удовлетворить. Кроме всего того, что Севера сама промотала и заставила промотать Кадэ Бланшэ, она требовала еще уплаты долга в двести пистолей, на что только-только хватило бы оставшегося у Мадлены имущества, вместе с наследством, перешедшим к Жани от отца — мельницей и ее угодьями: это было, как определил бы суд, — луг, строения, сад, конопляное поле и древесные насаждения; все остальные земли и поля растаяли, как снег, в руках самого Кадэ Бланшэ.

«Слава богу, — подумал Франсуа, — у меня четыреста пистолей у господина кюрэ из Эгюранда, и, если даже я не смогу лучше устроить, у Мадлены все-таки останется ее жилище, доход с мельницы и то, что сохранилось от ее приданого. Но мне сдается, что останется и больше. Сперва нужно будет узнать, не были ли векселя, подписанные Бланшэ для Северы, исторгнуты у него хитростью и мошенничеством, затем нужно заняться проданными землями. Я знаю хорошо, как делаются такие дела, и, судя по именам покупщиков, я дам руку на отсечение, что это золотое дно».

А дело было в том, что за два-три года до своей смерти Бланшэ, сильно нуждаясь в деньгах и придавленный своими, тяготившими его долгами Севере, продал по очень низкой цене и кому попало свои земли, а долговые обязательства на них передал Севере, он думал таким образом избавиться от нее и от окружающих ее пройдох, которые помогали ей его разорять. Но вышло так, как часто случается при продаже в рассрочку.

Почти все те, кто поторопился купить, будучи привлечены запахом плодородной земли, не имели ни гроша, чтобы заплатить, и с большим трудом вносили проценты. Так могло продолжаться десять и двадцать лет; это были деньги, помещенные для Северы и ее приятелей, но плохо помещенные, и она очень роптала на поспешность Кадэ Бланшэ, боясь, что ей никогда не будет выплачено. Так, по крайней мере, она говорила. Но это была спекуляция, как и всякая другая. Крестьянин, впав даже в крайнюю бедность, всегда будет платить проценты, так он боится выпустить из рук тот кусок, который кредитор может всегда у него отнять, если он будет недоволен.

Мы хорошо все это знаем, добрые люди, и не раз нам приходилось обогащаться, наоборот, купив хорошую землю по низкой цене. Но как бы низка она ни была, это всегда чересчур много для нас. Алчность глаз наших больше, чем толщина нашего кошелька, и мы надрываемся, работая над полем, доход с которого не покрывает и половины тех процентов, которых требует продавец; и, когда мы потрудились и пропотели над ним половину нашей жалкой жизни, мы разорены, и только земля обогатилась от наших трудов и стараний. Она стоит теперь вдвое, и как раз время ее бы продать. Если бы мы ее хорошо продали, мы были бы спасены; но случается иначе. Проценты так нас истощили, что приходится продавать спешно, продавать по любой цене. Если мы упрямимся, суд нас к этому принуждает, и первый продавец, если он еще жив, или его преемники и наследники вновь забирают свое имущество таким, каким они его находят; то есть получается так, что в течение долгих лет они помещали свою землю в наши руки по восемь или десять процентов и вновь получают ее, когда она стоит вдвое больше благодаря нашим стараниям и обработке, ничего им не стоящей, а также потому, что с течением времени всегда повышается стоимость поместья. И так мы, бедные уклейки, всегда бываем съедены большими рыбами, которые за нами охотятся, и всегда бываем наказаны за нашу жадность и простоту.

Таким образом, деньги Северы были помещены под ее же собственную землю за хорошие проценты. Но, тем не менее, она держала в своих когтях наследников Бланшэ, потому что она так хорошо его обкрутила, что он поручился за покупателей своих земель, а поручительство это имело силу.

Обнаружив все эти махинации, Франсуа задумался над способом получить эти земли обратно по дешевой цене и никого не разоряя, и в то же время сыграть хорошую штуку с Северой и с ее шайкой, разрушив их спекуляцию.

Но это было нелегкое дело. У него было достаточно денег, чтобы получить почти все обратно по той же цене. Ни Севера, ни другие не могли отказаться принять этот платеж; купившим было очень выгодно поскорее продать и избавиться от предстоящего разорения; я повторяю вам, молодые и старые, кому я рассказываю, что земля, купленная в долг, — это патент на нищенство нашей старости. Но, сколько бы я сам ни твердил этого, вы не избавитесь от болезни покупщиков. Никто неможет увидать на солнце пара над обработанной бороздой, чтобы не получить сильной лихорадки — жажды сделаться ее собственником. И вот чего Франсуа очень боялся: этой самой лихорадки крестьянина, который не хочет отказаться от своего земельного ярма.

Знаете ли вы, что такое земельное ярмо, дети? Одно время очень много говорили об этом в наших приходах. Говорили, что прежние сеньоры прикрепили нас к земле, чтобы мы погибли на ней, потея на работе, а Революция перерезала этот канат, и мы больше не тянем, как волы, плуг хозяина; но правда — в том, что мы сами влезли в ярмо, потеем не меньше и так же погибаем.

Против этого есть одно только лекарство, как предполагают здешние буржуа, а именно: отказаться навсегда от всяких потребностей и желаний. И в прошлое воскресенье я дал хороший ответ одному из таких, он очень хорошо это мне проповедывал, что, мол, если бы мы, маленькие люди, могли быть настолько благоразумными, чтобы никогда не есть, всегда работать, никогда не спать и пить прекрасную прозрачную воду, конечно, в том случае, если бы лягушки на это не рассердились, мы сделали бы хорошие сбережения, нас находили бы благоразумными и милыми и наделили бы тысячью похвал.

Рассуждая так, как вы и я, Франсуа-Подкидыш ломал себе голову, чтобы найти способ уговорить покупателей продать ему земли обратно. И в конце концов он придумал пустить среди них маленький слушок о том, что Севера кажется более богатой, чем она есть на самом деле; что долгов у нее больше, чем дыр в решете, и что в один прекрасный день ее кредиторы наложат руку на ее собственное имущество и на имущество ее должников. Он расскажет им это все по секрету, а когда хорошенько их напугает, то заставит действовать Мадлену Бланшэ, которая на его деньги сможет получить земли обратно по той цене, по которой они были проданы первоначально.

Ему совестно было, однако, этой лжи, пока не пришло на мысль прибавить понемногу каждому из этих бедных приобретателей, чтобы вознаградить их за уплаченные уже ими проценты. Таким образом Мадлена вновь войдет в свои права и владения, и в то же время он спасет покупщиков от всякого убытка и разорения. Что же касается Северы и потери ею кредита после этого ложного слуха, то в этом отношении совесть его была совершенно спокойна. Курица может попробовать вытащить перо у злой птицы, которая ощипала ее цыплят.

Но тут Жани проснулся и тихонько встал, чтобы не обеспокоить свою мать; затем, поздоровавшись с Франсуа, он не стал терять времени, и побежал оповестить остальных помольщиков, что неурядица на мельнице окончилась, и у жернова стоит прекрасный мельник.