Фрау Маман (СИ)

4

По возвращении домой Мира погрузилась в учебу и оттачивала мастерство бойца партизанского отряда против Горина. Встречаться с ним стало страшно, ведь он стал часто появляться в ее мыслях. Даже когда она целовалась с Николаем за сараем бабы Лизы, то думала о блядских губах своего района.

В первых числах февраля, осмелев и расслабившись, Иванова перестала выглядывать во двор с балкона перед выходом в институт. А зря. Обычно до метрополитена Мира ходила пешком, десять минут — и на месте, но сегодня опаздывала. Выбежав к остановке, ждала маршрутку, которая вот-вот должна была приехать.

— Слава! — около стеклянного, увешанного рекламой и обрывками объявлений навеса притормозила сверкающая чистотой черная иномарка. Перевалившись через коробку передач в предварительно открытое окно пассажирского сиденья, ее окликнул Костя.

Ответно махнув рукой в знак приветствия, Иванова молила о любом автобусе, хоть в другую сторону. Пофигу.

— Садись в машину. Подброшу до метро, — он потянулся и приоткрыл дверь.

Не любительница привлекать внимание окружающих, а остановка не располагала с утра к одиночеству, Мира приняла предложение и забралась в салон.

— Слава, ты от меня бегаешь? — машина плавно вырулила с обочины и влилась в общий дорожный поток. Горин с улыбкой посматривал на пассажирку.

— Много чести, — раздраженно буркнула Мирослава, зарываясь носом в шарф.

— Давай отвезу до института? Мне по пути, — предложил сосед, пропуская очередные колкости.

— До метро. Так быстрее, — его забота приятно отозвалась в душе, и девушка поспешила спрятать глупую радость, отвернувшись к окну.

— Как скажешь, — согласился тот, а Мира с досадой вздохнула, не встретив настойчивости с его стороны.

И что бы там ни думал себе Горин, она все так же продолжала его избегать и прятаться, едва завидев похожий автомобиль или силуэт. Но это не мешало ей подглядывать за ним из окна или просматривать его странички в социальных сетях. Фантазии и романтические истории приобретали буйные краски, когда на месте главного героя возникал он. Константин Горин. Назвать свои чувства любовью Мирослава не могла, ведь это больше напоминало обычный интерес к красивому парню. Так же она думала и о других, только с ними было проще, потому что интерес пропадал с первым поцелуем или свиданием.

В марте Костя окончательно завоевал Фрау Маман, но не Мирославу. Мнения о его кобелиной сущности она не поменяла. Вот еще.

В международный женский день, при параде, в невыносимом черном пальто, которое сидело на нем шикарно, он вручил женщине огромный букет бордовых роз и фен «Dyson». О подобном подарке Фрау Маман лишь мечтала, облизываясь всякий раз, едва завидев рекламу, вывешенную на баннере у дороги перед домом.

— Костенька! Сынок, — расчувствовалась та и обняла со всей дури совсем не смущенного Горина. — Спасибо! Сегодня порадуюсь, а завтра пиздюлей тебе отвешаю, чтоб не сорил деньгами. Проходи, не стой на пороге.

— Маргарита Васильевна, я бы рад остаться, но у меня дела. Счастлив, что с подарком угодил, — улыбнулся по-мальчишески гость.

Прижавшись ухом к двери своего укрытия, Мира подслушивала, кусая губы.

— Приходи к нам вечером. Дядя Гера будет рад, а то Мишка уже наебенился с утра. Без компании мой ханурик с мимозами пьет неохотно, — хрюкнула Фрау Маман.

— Постараюсь, но не обещаю. Передайте это Славе, — от последних слов сердце Миры забилось, как бешенное, сбивая дыхание. Выплыть из своей норы хотелось отчаянно сильно, но необъяснимо страшно, так что продолжала стоять.

Едва входная дверь хлопнула, в комнату вошла маман и протянула дочери маленький кактус, покрытый мелкими розовыми цветами, и сумочку, в которой лежала помада нежного оттенка, больше похожая на блеск для губ, от известного мирового бренда. На маленькой открытке, размером со спичечный коробок, было написано: «Праздник — лишь повод» и дан номер телефона.

— Ну, что делать будем? — уперла руки в бока Фрау Маман, глядя на ничего не понимающую, смущенную дочь. — Парень хороший. Надо брать быка за рога.

— Чего? — въехать в логику не получалось.

— Говорю, намывай манду и ноги, прынц мечты уже в дороге, — заржала мать, хлопнув Миру по заднице. — Он тебе понравился?

— Совсем нет, — поспешила заверить дочь своего непутевого родителя.

— Я и вижу, — скептически приподняв бровь, заключила женщина. — А зенки у тебя блестят, потому что срать хочешь?

— Мам!

— Я лезть не буду… Наверное. Но напомню! Мне твой папа Гера в передок не воткнулся, перевязанный красной лентой. Мне пришлось дважды ломать носы за него, один раз травмировать его ногу, четыре раза лазить на второй этаж в его общагу по пожарной лестнице и взять в заложники его друга в обмен на добровольный первый раз! — подумав немного, рявкнула: — Не позорь семью, бестолочь!

— И за что мне это? — рухнула на кровать Мирослава и застонала.

— Тоже удивляюсь, — расценила по-своему Фрау Маман и добавила: — Мирка, и сходи наконец к тете Люде. В твоем возрасте уже пора ощипывать все обросшие волосами части тела. И для тех, кто в бронепоезде — на голове не трогай. Там волосы должны оставаться. У тебя череп хуевенький, бритость не пойдет.

Только поздней ночью Иванова набралась храбрости и написала дарителю: «Спасибо», на что получила подмигивающий смайлик. Добрых пару часов пялилась в экран мобильника, ожидая еще хоть какого-то сообщения, но он молчал.

Дальше по привычному сценарию— короткие случайные встречи, по-соседски, и ничего не значащие пустые фразы. Однако Мирослава признала, скрипя сердце, что Костя ей нравится. Без фанатизма. Просто думает о нем на лекциях, в транспорте, дома, утром, в обед и вечером.

Про обещанную прогулку Костя напомнил только в мае, в самый разгар экзаменов и зачетов, пригласив в парк. Воспользовавшись веской причиной, Мирослава отказала не без грусти и досады.

В октябре, на Хэллоуин, который Мирослава праздником никогда не считала, произошли очередные вопиющие события.

Выражая всем своим видом одолжение, для проформы, она согласилась на прогулку с соседом. Спутник был внимателен, заботлив и улыбчив. Теряясь в своих мыслях, она едва сдерживалась, чтоб не задать кучу волнующих вопросов, но сдерживалась.

Все вокруг готовилось к зиме. Полуголые деревья продолжали скидывать с себя золотые одежды, с терпением профессиональных стриптизеров — медленно. Среди прохожих чаще встречались мамочки с колясками, владельцы гавкающих питомцев и люди преклонного возраста. Под ногами ковром стелилась опавшая листва, а трава никак не желала менять свой зеленый цвет на палитру осени.

— Зачем ты позвал меня гулять? — не выдержала Мира, медленно вышагивая по тропинке.

— Хотел, — коротко ответил Костя, притянув ее за локоть к себе ближе, пропустив шустрого велосипедиста.

— Ты понял, о чем я спросила, — высвободив руку, она побрела дальше. Хотелось знать наверняка, что нравится ему. В том самом смысле.

— Я говорил уже, — усмехнулся Горин.

— И что дальше? — сердце Миры забилось быстро, неистово, в ожидании ответа. Щеки покрыл румянец. Конечно, помнила его слова, но за все время он ни разу не проявил настойчивость.

— Ничего, — ответ прозвучал резче, с примесью раздражения.

— В чем смысл? — Мира резко остановилась, повернулась к нему и заглянула в глаза.

Несколько минут Костя стоял молча, рассматривая ее лицо, лаская взглядом каждую черточку, непозволительно долго задерживаясь взглядом на губах.

— Разве он нужен? — проведя подушечками пальцев по ее скуле, очертив подбородок, он мимолетно коснулся края губ и тут же отдернул руку. — Я могу быть хорошим другом, Слава.

— Мне хватает друзей, — она поспешила отвернуться, чтоб не выдать своей досады.

— Решать тебе.

Казалось бы, день безнадежно испорчен, но каким-то волшебным образом сосед смог втянуть ее в разговор и заставил улыбаться. Демонстрировал свою начитанность, прекрасное чувство юмора и открытость. При этом оказался прекрасным слушателем, проявляя неподдельный интерес ко всему, что рассказывала Мира. С ним легко и спокойно. Приятно и комфортно. А ведь они только гуляют, ничего больше.

В тихом уютном кафе они выпили кофе, обсудили проблемы современного образования и посмеялись над предполагаемым образом Мирославы в роли учителя младших классов.

И все же, его было мало. Она желала знать о нем больше, а он умело уходил от любых вопросов, касающихся его личной жизни. Забавные истории в школе и институте — пожалуйста, но ничего, что могло бы объяснить расстояние, на котором он ее держал. Была ли у него девушка? Может, он влюблен?

«Друг» — отдавалось в сердце Миры неожиданно болезненно, обидно. Всем своим видом он всегда показывал, что она ему интересна, так почему отказался теперь? Вопросов много, а ответов нет.

Едва они подошли к квартире Ивановых, собираясь попрощаться, как дверь распахнулась, и на пороге предстал в диковинном образе поддатый дядя Миша. От его вида молодые люди потеряли дар речи, а взрослый сосед, одетый в чрезмерно облегающий костюм супермена с положенной маской на лице, невозмутимо пробасил:

— С Хуйлуином!

Мирослава, предвкушая очередной закидон неординарных родителей, закрыла глаза, стараясь восстановить самообладание.

— Мишаня, захвати воблу, — крикнула здоровяку жена, Надежда Степановна.

— Слушаюсь! — крикнул в ответ сосед. — Ритка, твои голубки прибыли.

Мирослава обреченно проскулила, силясь вспомнить, какими узами связана с этими людьми и жилищем.

Не дав опомниться, Фрау Маман затолкала их в квартиру. Стараясь не терять здравомыслия, Мира мечтала развидеть представшую картину. И пыталась игнорировать за спиной трясущуюся от сдерживаемого смеха грудь Горина, который стоял слишком близко.

Гостиная оказалась заставлена резными тыквами разного размера со свечами внутри, около углового дивана установлен столик с закусками и рюмками, Аллегрова с «Приветом Андрею» надрывалась в динамиках.

Полным непотребством явился внешний вид обитателей дома: папа Гера сидел в облачении пирата, в шляпе с пером, кляксой на одном глазу и трубкой в руках; Надежда Степановна в униформе горничной, при ее 54 размере, вашу ж мать; но переплюнула всех Фрау Маман, облаченная в черный латексный комбинезон женщины-кошки, штанины которого оказались коротковаты, а в области живота материал натянулся так сильно, что грозился лопнуть в любой момент; ушки выглядели самым приличным атрибутом, но и его перекрывала внушительная черная кожаная плетка в руках.

— Что тут… Что вы… — Мира пыталась подобрать слова, но не могла, потому что в ее голове рисовались картины извращенного характера групповой оргии, что могло означать только одно — родители спятили!

Их, находящихся в полном ступоре и потере в пространстве, усадили на диван, предлагая присоединиться, и это окончательно взрывало мозг. Деликатный Горин молчал, все еще сдерживая ржач, потому что смехом тут не обошлось бы, и примирительно поглаживал по спине очумелую Миру.

— Праздник сегодня! — завопила Фрау Маман и стала покачивать бедрами, а если честно, тазом, в такт заигравшего давно забытого хита «Руки вверх».

— День свингеров? — выпалила, не думая, Мирослава, а Костя откровенно уткнулся ей в плечо и все-таки заржал.

— Гера! Откуда исчадие твоего сперматозоида знает такие слова? — не прекращая своего танца, гаркнула женщина-кошка, игриво замахиваясь кнутом.

— Монмарансичка, все происки эмансипации, Интернета и свободы слова, — отчитался папа Гера, продолжая одобрительно наблюдать за супругой.

— Мирка, ты чего? Сегодня Хэллоуин. Нам Наташка с четвертого этажа наряды притащила. Она в маскарадном отделе работает, на Семеновской, — внесла пояснение Надежда Степановна.

Все вставало на свои места, хоть и не обещало окончание представления. Наташка уже два года работала в секс-шопе и, будучи стройной, привлекательной женщиной слегка за тридцать, часто щеголяла на новогодние праздники в костюмах. Конечно, это были приличные одежды: Снегурочка, Красная Шапочка, монахиня и тому подобное, но пытающихся молодиться соседей она не пощадила. Сучка.

— Костенька, тебя наша грымза невоспитанная не обижала? — упала пятой точкой на диван Фрау Маман, от чего латекс в области фантомной талии предупреждающе затрещал.

— Мам!

— Нет. Вела себя прилично, — улыбнулся Горин широкой улыбкой.

— Позорище! — сделала заключение женщина-кошка и обратилась за поддержкой к Надежде Степановне: — Я в свое время за Герку дважды носы ломала…

Повторилась заезженная история завоевания отца Мирославы, а соседка понимающе хихикала и поддерживала подругу, вставляя каждый раз: «И правильно! Так и надо!»

— Монмарансичка, сладкая моя ягодка, — привыкнуть к ласковым прозвищам мамы при ее колоритной внешности Мирослава никак не могла, но в душе каждый раз разливались нежность и тепло от слов отца, — я тебе дважды говорил не влезать в драку между мужиками, а ты что? Дубину в руки и по головам. До сих пор не понимаю, как ты смогла оторвать спинку лавочки в парке. В общагу ты не сама забиралась, а с моих широких плеч. Юрку ты из комнаты не выпускала, чтоб я на тебя, мою ненаглядную обольстительницу, не напрыгнул среди бела дня. А с ногой… кто ж знал, что в Камасутре не все безопасно практиковать можно.

Отлепив Костю от назойливых соседей и родственников, Мира ожидала его ухода, покусывая губы, думая о тотальном невезении и рухнувших тайных надеждах.

— У тебя классная семья, Слава, — тихо сказал тот и закрыл за собой дверь.