В предвкушении пятницы я не могла спокойно спать, кушать и жить. Остальные дни я… Да мне было похеру, если честно. Напишу я тот тест или нет, вообще не парилась. Английский — это не то, за что стоит переживать в этой жизни. Точнее не так. Вообще незачем париться. Нужно жить и радоваться. Поставят двойку? Да пофигу, пускай подавиться ею! Мне абсолютно все равно.
— Насть, ты хоть почитай что-нибудь? — причитала Зара, которая ворвалась в мою комнату в надежде застать меня с учебником. Не тут-то было. Я сидела в ноутбуке, читая очередную книгу.
— Я готовлюсь, — протянула я, затем женщина недоверчиво покосилась на монитор. Пошагав ко мне, она посмотрела на то, что я читала. Это был не английский. — Пятьдесят оттенков серого? — прочитала название родственница, тяжело вздохнув. Вы не подумайте, я не в коем разе не извращенка, просто летом впервые познакомилась с дерьмовыми фильмами, которые я посмотрела все части, точнее я проспорила Ирке, тогда-то она и загадала подобное, ей даже пришлось смотреть со мной, на две ночи оставалась у меня. Что Андреева, что я не оценили сию историю. Обычно книги всегда фигово экранизирует, мне вдруг сегодня захотелось сравнить с фильмом. Две полные параллели: как я и английский, даже ещё дальше. Меня на пять глав хватило. Не моё.
— И как это понимать? — тяжело вздыхает Зара, закатывая глаза.
— Знакомлюсь с Британской литературой, — выдаю с улыбкой, на что тетя лишь качает головой.
— И как? Познавательно? — любопытствует та.
— Не очень, скучнее я ещё ничего не читала, — закрывая вкладку, отвечаю ей, разворачиваясь на стуле. — У тебя как дела? Дома совсем не бываешь.
Говорю я, замечая на её лице теплую улыбку.
— Знаешь, — протягивает Зара, падая на мою кровать, затем я поднимаюсь с места и следую её примеру. Теперь ненормальных двое: я и моя тётя Зара.
— Не знаю, ты же ничего не рассказываешь, — обиженно протягиваю я, переворачиваюсь к ней, и встречаюсь со взглядом счастливых карих глаз. Она смеется. Счастливая. Я очень рада за неё. Она поистине заслуживает женского счастья, ведь таких хороших женщин, как она, казалось, не существует. И моей мамы… Да, я не могу, скучаю. Меня всю убивает, осознавая, что где-то по Москве бродит моя мама и даже знаться не хочет. Обидно и больно. Но всё равно я встречусь с ней, даже, если она не захочет со мной увидеться. Я ей все выскажу! А ещё скажу, что скучаю и люблю. Во мне нет гордости, просто обжигающе в груди досадная обида.
— Давай колись, какой он? Мне очень хочется знать, с кем это моя тетя встречается там, а? — как прокурор, говорящий по душам, начала я.
— Очень хороший, добрый, заботливый… — задумчиво перечисляла положительные качества своего будущего мужа. — Весёлый, искренний, внимательный и нежный… — как шестнадцатилетняя девочка, выглядела моя тридцати двухлетняя тетя Зара. Неужели люди и впрямь говорят, что любовь заставляет человека так безмятежно радоваться и глупо, но в тоже время и мило улыбаться.
Её рука потянулась ко мне, она проводила по моим непослушным, испорченным волосам.
— Он любит делать так, а ещё улыбаться. Так красиво, что даже дух завораживает. Понимаешь? — спрашивает у меня тетя, я отрицательно качаю головой. Увы я не знаю таких чувств, то, что испытывала в прошедшем времени к Ивану Мышкину, можно было назвать ложным чувством и наивным раскладом моей глупой жизни… Этого человека я пытаюсь забыть всем сердцем. Мало ему Даниил всыпал, нужно было не оттягивать брата от предателя.
— Придет время, и тебя постигнут те же чувства. Сначала тебе будет страшно от неизвестного, но потом ты сама не поймешь, как не захочешь отпускать от себя человека.
— Зара, а давно вы в отношениях? — неожиданно спрашиваю у неё, но она совсем не удивляется.
— Два месяца, — отвечает та с улыбкой.
— Два месяца? И он уже сделал тебе предложение? — изумилась я, повысив голос. Но нас все равно никто не слышал. Даниил часа два назад, намылился весь разодетый к друзьям. Наверное, в ночной клуб.
— Правда безумие? — смеётся она. — В декабре мы сыграем свадьбу, — от последних слов, я и вовсе теряю дар речи. Это же совсем скоро. Почти через месяц!
Я с растрепанными волосами стояла под дверью аудитории английского языка, и нервно поглядывала на Андрееву, которая любезно решила меня довести до двери, боясь, что надумаю сбежать.
— Ира, да не переживай ты, никуда я уже не денусь, — говорила я, лениво потягиваясь. И кто меня на политологии, собственно, говорил просил спать? Хорошо, что во сне, я, отличая от Даниила не храпела, а то бы сдала всю свою подноготную. Жалко мне Светлану Юрьевну, в наглую игнорировать её лекцию — это просто сверхпреступление.
— Иди домой, я справлюсь.
— Тебя не ждать сегодня? — удивилась блондинка.
— Нет, сама же говорила, что сегодня родственники из Анапы к вам приезжают. Вот и иди к гостям, а с тобой мы в понедельник свидимся.
— Хорошо, только как сдашь, напиши мне, блин, а не как в прошлый раз, — строго говорит Ирка, хмурясь.
— Ладно-ладно, — отвечаю ей, на что она, долго не думая открывает дверь и заталкивает в аудиторию. Андреева коза, я её прибью!
Она хлопает дверью, затем взгляд молодого преподавателя останавливается на мне. Господи, как же стыдно сейчас.
— Журавлева, тебя стучать не учили? — как обычно начинает нудить, поправляя свои очки. Я молча топчусь на своем месте, складывая руки на спину и опуская взгляд на свои ботинки. — Ладно, присаживайся, — выдыхает мужчина, указывая на место первого ряда.
— Надеюсь за час справишься, — выдает тот, доставая из какой-то тетради листок с тестовыми заданиями.
— Я тоже надеюсь, — мучительно протягиваю в ответ, и как только листок оказывается в моих руках, присаживаюсь на указанное Невским местом. Сегодня он выглядит задумчивым. Не как обычно, каким я привыкла его видеть.
Беру ручку в руки и начинаю знакомиться со своим тестом. Вопросы, даже если легкие, кажутся для меня самыми сложными. Минут десять было потрачено на то, чтобы прочитать, ещё двадцать на перевод, и оставшееся время на ответы, на некоторые пришлось отвечать наугад. Попаду или не попаду, посмотрим.
— Журавлева, к стулу не приросла? — спрашивает спустя час Михаил Игоревич. Поразительно, мужик целый час молчал, ничего не говорил. Сначала тот что-то писал в своем журнале, а потом засел в телефоне, и по звукам, которые каждые минут пять звучали, с кем-то переписывался. Не с той ли женщиной?
— Да, нет, — отмахнулась я. — Я уже всё.
— Всё? — изумился тот. — Ответила на все шестьдесят вопросов? — полюбопытствовал мужчина.
— Ну да, только на половину пришлось писать от фонаря, — честно ответила мужчине, на что он усмехнулся.
— Ты такая честная?
— А что скрывать, если я в английском ноль без лапочки, — встаю на ноги и кладу лист на стол.
— Но на немецком ты говоришь хорошо**, — протягивает Невский почти на чистом немецком.
— В школе по немецкому стояла пятерка, ** — отвечаю ему, он ухмыляясь, берет лист, бегло просматривая мои ответы.
— Журавлева, — переходит на русский тот.
— Всё очень плохо?
— Давай я поставлю тебе четверку, и ты мне дашь спокойную жизнь, — будто собирается со мной торговаться, но я улыбаюсь.
— Не получится, Михаил Игоревич, скоро мы станем родственниками, и вам будет не до спокойствия, — шучу я.
— Надеюсь ты не угрожаешь мне? — его бровь от изумления изогнулась.
— Я? Да вы что, никогда в жизни, дядя Миша… — шепчу я, он ухмыляется, почему-то хитро, и прищуриваясь.
— Тогда к тебе или ко мне? ** — спрашивает преподаватель, после чего меня передергивает. Снова эти слова, как тогда, когда я опоздала впервые на его пару. Он поправляет очки, и ослабляет галстук. Глаза, будто потемнели, а на его лице ухмылка, такая, будто он подтрунивает надо мной. — Ты не ответила тогда…** — поднимается с места тот, и обходит стол, останавливаясь напротив. Не отводит глаза.
— Я тогда не знала, — шепотом произношу я, совершенно не смущаясь. Я тоже умею играть, я не такая наивная дурочка, чтобы здесь думать о всяком и краснеть, как ненормальная. Во второй раз со мной это не прокатит. — У вас есть девушка, Михаил Игоревич, а ещё вы, кажется, забываетесь, что являетесь моим будущем родственником, — отвечаю на русском, затем он расплывается в улыбке. В красивой такой улыбке, теплой. Как тогда, когда улыбался своей девушке.
— Анастасия, вы не прошли тест на совместимость, — выдает тот, затягивая галстук. Чёрт, играет же. Этот Хуанитос, словно и впрямь из взрослых фильмов. Такой горячий и в тоже время холодный. Поиграть захотел, а у самого сейчас от смеха слезы будут.
— Идите домой, я поставлю вам четверку. Даже читать не буду ваш бред.
Я оскорблена. Убила на эту фигню целый час, а он даже проверять не собирается.
— Я не уйду, — качаю головой. — Проверяйте, — мои слова его удивляют. — Отказываюсь от ваших подачек.
— Так значит? Журавлева, а ведь я хотел с тобой подружиться, как со своей племянницей. Я разочарован.
— Я тоже. Вы меня оскорбляете и в тот же момент жалеете, как будто я неспособный ребенок…
— Ребенок… — почему-то цепляется к этому слову. — Всё, верно, ты маленькая девочка. Хорошо, я проверю тест, если тебя это успокоит.
Уже за столом, Невский что-то чиркает красной пастой по моему листу, и тяжело вздыхает. Неужели я зря понадеялась на свои силы? Я же всё-таки, как ушла Зара, всю ночь пыталась что-то да выучить. Я в пять утра только заснула. Зря?
— Журавлева, чёрт подери, — ругается тот, откидывая в сторону ручку. — Ты и впрямь на четверку написала.
— Вы серьезно? — изумляюсь я, и смотрю на лист, где начерканы все мои косяки. Из шестидесяти вопросов, неправильных двадцать два.
— Поздравляю за честно заработанную оценку. Теперь уж точно свободна, — говорит он, я почему-то улыбаюсь. Да, я это сделала. Я получила эту чертову четверку. Сама. Без Иркиной помощи.
Мужчина вглядывается на мою улыбку, и задумчиво хмыкает.
— Журавлева? — чуть нервно протягивает тот. — Я на встречу из-за тебя между прочем уже на минут пятнадцать опаздываю.
— Да, извините, — выдаю я, направляясь к выходу. Как только дверь открывается, я останавливаюсь на полпути, и смотрю на Невского.
— Что-то ещё? — любопытствует тот, на что я лишь пожимаю плечами.
— Нет, Михаил Игоревич, это вы не прошли тест на совместимость, — загадочно выдаю я, затем хлопаю дверью.
Не знаю, что это значит, но я безумно счастлива.