From Prison to Promise

[Букер Т:

From Prison to Promise]

Предисловие

Предисловие

Как и многие другие, я впервые увидел Букера Т по телевизору. Как-то вечером я заскучал и начал переключать каналы. По одному из них показывали шоу World Championship Wrestling (WCW). Это была середина 1996 года и про-рестлинг начинал свое возвращение в мэйнстрим. Шоу трансформировалось прямо на глазах. Оно становилось менее мультяшным и ориентированным на детскую аудиторию. Оно становилось острее. На смену таким персонажам как Тито Сантана, Коко Би.Уэйр, Пастухи приходили суровые парни типа Стива Остина, Вэйдера, Психа Сида Вишеса, каждый из которых мог нанести противнику и реальную травму! Даже героический Халк Хоган сменил витаминки и молитвы на черную бандану, превратившись в эгоцентричного Голливуда Хогана. Каждый понедельник WCW и WWF бились насмерть за рейтинги и доминирование в умах детей и подростков. Рестлинг шел по восходящей. Он становился крутым. И Букер Т был прямо посреди этого потока.

Вместе со своим братом Лэшем, выступавшим под именем Стиви Рэй, они составляли команду «Пекло Гарлема» — парочку крутых парней с улиц. Ярко красные трико и изображенным на них пламенем. Они были громкие, резкие, сильные. Они не стеснялись предъявить кому угодно что угодно. Да, они изображали уличных угрожающих типов, которые не потерпят ни слова против, но куда более ярким и запоминающимся был рестлинг Букера — его мощные удары, его скорость и ловкость, которые наводили на мысли о сравнении с Нью-Йоркским балетом.

Никто не удивился, когда Букер покинул группировку и начал успешную одиночнкую карьеру, поднявшись на самый верх карьерной лестницы сначала в WCW, а затем в WWF. Он выиграл практически все титулы, которые существовали в этих компаниях, включая шесть Мировых Чемпионств.

Тем не менее, восхождение звезды Букера на небосклон мировых спортивных развлечений был лишь малой толикой его истинного восхода — с непрощающих улиц Хьюстона. В это книге описывается, как Букер нашел силы обменять буйную молодость на карьеру в WCW. Это хроники трагических потерь молодого человека, его желания выжить, его сложных выборов и решений. Это история тусклого света в конце туннеля, который с каждым шагом становился чуть ярче. Это истинная история преступления и наказания, успокоения и искупления. Это история, которую невозможно забыть.

Со-автор книги

Эндрю Уильям Райт

Я хотел бы поблагодарить своих родителей — Букер Т старшего и Розу Хаффман за то, как они вдохновляли меня и внушали мне правильные ценности, которые я осознал намного позже. Мою сестру Кэролин, которая рассказала мне об истинной истории моего отца, мою жену Шармел за то, что прочитала мою историю и вносила свои правки. Президента Medallion Media Group Эдама Мока за веру в то, что история моей жизни до рестлинга может быть интересна. Брюса Гасарча за доверие и помощь. Бренду Салливан за спокойный разум. И, наконец, Эндрю Уильяма Райта за его креативное видение и умение сложить из различных кусочков потрясающую историю моего прошлого.

Букер Т

Я благодарен своим родителям — Джону и Марте Райт за их постоянную поддержку. Эдама Мока за возможность опубликовать в его издательстве вторую книгу. Эмили Стил за ее контроль проекта. Букера Т за веру в мои скромные навыки писателя и желание погрузиться в глубины его прошлой жизни.

Со-автор книги

Эндрю Уильям Райт

Посвящается моим родителям Букеру Т старшему и Розе Хаффменам, упокой Господь их души; моей сестре Кэролин Джонс; моей жене Шармелл и нашим чудесным двойняшкам Кендрику Джеймсу и Кеннеди Роуз Хаффменам.

Букер Т

1.

С улиц за решётку.

— Ни с места! Стоять и не двигаться! Руки на голову!

Я замер. В голове была лишь одна мысль: и что дальше?

Реальностью становился мой самый страшный ночной кошмар. Я не мог поверить, что это происходит, но все было наяву — в паре метров от входной двери. Я не видел ничего кроме пистолетов, которые смотрели прямо на меня.

Два полицейских уложили меня на землю. Один из них прижал меня коленом. На мои запястья надели наручники. Один из них подхватил меня под руки и поднял, лениво зачитывая мои права. Я реагировал так, как меня учили с раннего детства — изображал полное неведение.

— Эй, начальник, что происходит? Вы чего?

В голове промелькнули слова моей сестры Билли Джин, которые прозвучали настоящей уличной мудростью.

— Если соврал, придерживайся первой лжи.

Так что даже оказавшись в полицейской машине, я продолжал повторять:

— Не понимаю, о чем вы говорите. Вы взяли не того парня.

Я был убежден, что никто меня не опознает. Но я ошибался. Когда меня выставили на опознание, человек по ту сторону стекла сразу указал на меня. Ну что ж, поделом мне. Как выяснилось потом, это был не абы кто, подружка моего товарища Зака, которая не смогла устоять перед наградой в пять тысяч долларов и сдала нас.

Я был обречен.

Даже если бы Робин ничего не рассказала полиции, наша поимка была делом пары дней. В конце концов, мы сами оставили свои фирменные знаки на транспортной карте.

Меня отправили в тюрьму округа Харрис под залог в сто тысяч долларов. Чтобы хотя бы начать разговор о выходе на свободу, нужна была хотя бы десятая часть. Короче говоря, я был загнан в угол и оставлен без выхода.

Билли Джин пришла навестить меня. Она дала мне ценные советы, как себя вести, исходя из своего взгляда на закон. Она сказала, что будет моим адвокатом и позаботится обо мне. Я ловил ее каждое слово, потому что для меня она всегда была в прямом смысле слова неприкасаемой. Перед тем, как уйти, она сказала, чтобы я не вешал нос.

Но даже с ее подбадриванием, я чувствовал себя потерянным. И это лишь усились после допросов. Все было как это показывают по телевизору: маленькая комнатка, стул и стол. Хороший полицейский и плохой полицейский. Один пытался быть мне другом, предлагая то кофе, то сигарету. Другой угрожал мне, напоминая, что если я не расколюсь, мне крышка. Я не повелся. Сидел с невозмутимым выражением лица и повторял, что это был не я, и что они не того повязали.

И я почти справился! Я не путался в показаниях, отказывался что-либо признавать — это серьезно затруднило работу обвинения. А учитывая, что я отказался идти на сделку с правосудием, они были обязаны доказать, что я виновен! Я же изображал саму невинность и мое нахождение в округе Харрис затягивалось. Если честно, в тюрьме мне было паршиво — участились приступы паники.

Я позвонил Билли Джин и расплакался.

Она сказала, чтобы я успокоился. Адвокаты работали над моим делом, поэтому надо было просто подождать.

Но дни превращались в недели, недели — в месяцы. Постепенно я начал привыкать к тюрьме. Я привык к распорядку, к столовой, к двору. Меня тянуло обратно на волю. Каждую ночь в своей камере я тянул руки к потолку, а перед глазами снова возникал день моего ареста.

Это было 9 апреля 1987 года. Обычный солнечный Хьюстонский полдень. Вместе с моей подружкой Ред — настоящей красоткой африканских и азиатских кровей — мы отправились в кафешку. После того, как мы простились, я встретился с Заком в парке Макгрегора. Там мы провели остаток дня, ничем не занимаясь — просто курили травку и болтали. Когда стало прохладнее, я решил вернуться домой.

Когда я вернулся в квартирку на Уиллоу Крик, я почувствовал что-то странное. Было слишком тихо. Только ветер шелестел ветвями. Мимо прошли два обычных парня, я даже не обратил внимания. Когда я добрался до внутреннего дворика, я ускорился и кое-что заметил. Клён, стоявший прямо напротив моей двери, выглядел совершенно незнакомо. Я остановился и уставился на него. В голову начало приходить осознавание. Буквально отовсюду начали появляться копы. Мне казалось, их сотни! Будто я смотрел по телевизору сцену уличных беспорядков. Не хватало только вертолетов над головой и спецназовцев, спускающихся по веревкам. И каждый коп орал на меня. Меня окружили со всех сторон, на меня нацелили кучу пистолетов. Каждый был готов разнести мне голову.

Когда эта огромная куча народа положила меня лицом в землю, я понял, что все кончено. Меня отправили в тюрьму округа Харрис и это стало началом долгого и незабываемого путешествия: меня провели через центральный вход, у меня взяли отпечатки, сфотографировали для дела. Да, я прекрасно осознаю, что та фотка была ужасной и над моей ухмылкой будут ржать еще очень долго. После того, как было покончено с формальностями, меня бесцеремонно швырнули к остальным заключенным. Я начал потихоньку приходить в себя: итак, тюрьма; насколько плохи мои дела? В принципе, я всегда легко приспосабливался к новым условиям, так что я был готов и к тюрьме.

Это было помещение 10 на 10. Был телевизор, небольшое окошко, через которое пробивалось совсем чуть-чуть света. В центре были несколько столиков. Моя персональная клетка была два метра в длину и ширину с большой железной дверью. Всего таких клеток было около пятнадцати, в каждой обитали по два человека. Мне достался какой-то латиноамериканец из Чикаго по имени Петер. Его судили за убийство. Петер был крутым парнем, мы подружились и стали неплохими приятелями. Мы вместе отжимались, что меня даже немного мотивировало, поскольку он был весьма раскаченным парнем. В общем, я его зауважал.

Но в остальном делать было совсем нечего. Мы разговаривали, играли в шахматы, смотрели телек. На один час в день нас выпускали во двор — всегда была адская жара, но мы проводили время, играя в баскетбол на небольшой площадке. У нас не было подходящей обуви, поэтому мы играли босиком, постоянно поскальзываясь, это было очень смешно.

Тюрьма не была таким уж страшным местом, было очень скучно. Когда кому-то из нас передавали травку, мы курили. Другим спасением была музыка. Я постоянно возился с маленьким радиоприемником и стал своеобразным ди.джеем. Мне нравились РнБ и классическая музыка, но тогда я с удивлением обнаружил, что мне нравится кантри! Моим любимым музыкантом стал Рэнди Трэвис.

Мои подельники тоже оказались в округе Харрис. Но у нас было мало шансов пересечься, поэтому виделись мы разве что на допросах и заседаниях суда. Те моменты, когда я видел знакомое лицо, были очень странно-приятными. Мы приветливо кивали друг другу, строили рожи. Иногда удавалось переброситься парой слов. Зак всегда пытался подбодрить меня.

— Чувак, забей. Бук, мы выберемся, понял? Ты не заслуживаешь тут находиться. Я о тебе позабочусь!

Зак был из старой гвардии. У него уже были две ходки, он не хотел, чтобы и меня ожидала такая же участь. Он не хотел, чтобы тюрьма сломала мою жизнь, заставляя меня каждый раз собирать ее по кусочкам. Зак пытался взять всю вину на себя, чтобы помочь мне, и я этого не забуду никогда. Серьезно, сколько людей будут согласны удлинить свое нахождение в тюрьме, чтобы помочь другому?

Но как бы самоотверженно он себя ни вел, к его словам никто не прислушивался. Нет, конечно же, нас внимательно допрашивали, наши ответы записывали, обвинение видело, что прежде я никогда не привлекался, но нас хотели посадить всех троих.

Восемь месяцев в тюрьме округа Харрис измотали меня. Я вспоминал свою маму, которая умерла, когда мне было 13. Я вспоминал ее слова каждый день. Она часто говорила мне:

— Малыш, есть хорошее и есть плохое. Нет никаких оттенков между ними. И если ты не поймешь этого, ты окажешься вт юрьме.

Я пришел к осознаванию, что оказаться за решеткой было моей кармой. Я заслужил это и готов был принять это без злобы и обиды. Я хотел лишь, чтобы все было правильно.

Над моим делом работал Гейб Ньехаас, которого нашла Билли. Он убеждал меня пойти на сделку, и мы начали обсуждать этот вариант. Это был высокий тощий белый парень с широким лицом. Он был опытным юристом, я уважал его и полностью ему доверял. Он сказал, что лучшим решением для меня будет признать вину. Но он сразу же предупредил о главном факторе: судья Тед По.

Я провел достаточно времени в тюрьме Харрис и видел, как протекали суды других парней. Все дико боялись судью По. Он отправил за решетку не один десяток таких как я. Его приговоры были особенно жесткими. И как я ни молился, чтоб избежать его, именно По был назначен судьей по моему делу. Если бы начался суд, у меня не было ни пол-шанса. Гейб сказал, что у меня есть два варианта: признать вину за вооруженное ограбление и принять любой приговор, который он озвучит. Или же добиваться суда.

Со всеми уликами против меня, включая показания свидетелей и подставу Робин, соглашаться на суд присяжных было равноценно самоубийству. Меня бы признали виновным и выписали срок от 5 до 99 лет. А это значило провести за решеткой от 10 до 50 лет. Я даже думать о таком не хотел.

Гейб поработал с обвинением и договорился, что я могу признать вину лишь по двум пунктам. В этом случае мне светили по пять лет за каждый из них, но эти сроки шли бы параллельно. Это также означало, что в случае хорошего поведения я мог бы освободиться через 2 или даже 1.5 года! Я раздумывал меньше минуты.

Девять месяцев, которые я уже провел в тюрьме Харрис, мне бы естественно зачли. Так что я понимал, что мне светят еще 12-14 месяцев. Я подписал нужные бумаги, полностью признавая свою вину.

При всем моем беспокойстве я принял приговор как возможность наконец-то примириться с самим собой, принять свой проступок и начать готовиться к новой жизни.

В общем, этот день настал, я попрощался со своими друганами и надел кандалы, которые кроме меня также сковывали еще шестерых ребят. Они были в оранжевых костюмах, кандалах, мы вместе загрузились в автобус Техасского департамента правосудия и отправились в неизвестность. Мне до последнего не говорили, в какую тюрьму меня отправят, так что я в прямом смысле слова ехал в никуда. Руки вспотели, но я не подавал виду. Заключенные чуят страх и слабость за милю. Так что я не хотел открывать этот ящик Пандоры.

Сначала нас привезли в Тюрьму Хантсвилла. Прозвище этого заведения было «стена» — из-за знаменитой стены из красного кирпича, возведенной еще в 1849 году. Любой техасец, отправляющийся за решетку, проходит через Стену: там оформляют бумаги, сдают анализы крови, мочи, проверяют зубы и проходят медосмотр, чтобы окончательно решить участь заключенного. Я провел в Хантсвилле не больше недели, но я в полной мере прочувствовал разницу между настоящей тюрьмой и тем заведением в округе Харрис. Как только я зашел внутрь, эта разница буквально ударила меня по голове. Клетки, расположенные в четыре этажа, в воздухе было очень странное чувство: Стена была и остается тюрьмой, где приводят в исполнение наибольшее количество смертельных приговоров. Я буквально кожей чувствовал панику и смерть вокруг меня. Если в мире и есть тюрьмы с призраками, Стена — первая из них.

Моя клетка была 3×4 метра, в ней был небольшой стальной унитаз и койка. Стены были исчерчены непонятными каракулями, некоторые из которых были там аж с 70х! Они вогнали меня в депрессию. Осознание того, сколько времени я потеряю, давило на меня огромным грузом.

С остальными заключенными я старался быть дружелюбным. Я не хотел показаться злобным или интровертом — это привело бы к сплошным проблемам. В тюрьме постоянно идет борьба — все проверяют, насколько ты силен психически. От этого зависит уважение к тебе — все как на улицах, к чему я был приучен с детства. Все просто, на самом деле. Если будешь вести себя достойно, к тебе не будут лезть.

Я всегда хорошо сходился с людьми, где бы я ни оказался. Кроме того в тюрьме было не так много свободного времени, чтобы вляпаться в конфликты с другими заключенными. Мы были заперты 22 часа в сутки каждый из семи дней, что я там провел.

Большую часть времени я провел, глядя в потолок. Не было никакого двора, никаких залов. Ни шахмат, ни домино. Было только время. Сходить поесть, помыться и дальше смотреть в потолок. Я и смотрел. Было интересно, куда меня в конечном счете отправят, но никто ничего не говорил. Я был как Дороти в стране Оз: меня выдернули из родного дома и отправили в странно путешествие со странными персонажами вокруг. И эта дорога все никак не кончалась и не кончалась. Вот только моя дорога была вымощена не желтым кирпичом, а серым бетоном.

В конце концов, подошел мой последний день за Стеной. В четыре утра охранники разбудили меня и вместе с еще двадцатью заключенными повели наружу. В Коридорах было темно — лишь одна лампочка болталася высоко над нами. Я даже не видел ничьих лиц, видел лишь их очертания.

Когда мы вышли наружу, я с облегчением выдохнул воздух, который словно был наэлектризован от постоянной работы электрического стула. На нас снова надели большие кандалы и запихнули в старый автобус, где также приковали к сидениям. Вслед за этим мы выехали за пределы Стены.

Было еще раннее утро, я ничего не видел за мутными стеклами окон. Да и сам я спросонок был словно зомби. А затем нахлынула паника. Все молчали, кто-то засмеялся. Я подумал, как это вообще возможно? Хотя, видимо, это была их не первая поездка в тюрьму. Нас ожидала дорога километров в 50 — до Навасоты.

Мы свернули на Уоллес Пэк Роуд и остановились возле здания, где содержались около полутора тысяч заключенных, посаженных за самые разные преступления — от поджогов и изнасилований до убийств и вооруженных ограблений. Рассвело и вместе с этим пробудился и я. Автобус въехал во двор — и это была сложная процедура. Сначала мы проехали ворота, обмотанные колючей проволокой. Их закрыли и только после этого открыли другие ворота, через которые мы попали внутрь. Нас отстегнули от сидений и шеренгой завели в здание. По обе стороны от дорожки стояли вооруженные охранники — их было очень много. Я успел оглянуться, увидев, что снаружи стояли безжизненные деревья. Это был январь, было холодно даже по техасским меркам. До этого небольшого лесочка было несколько сотен метров пустой земли. Также я увидел несколько домиков, в которых проживала охрана.

Внутри с меня сняли оковы, одежду и подвергли тщательному досмотру. Это было, скажу я вам, неприятно. Унизительно? Да. Озлобляюще? Безусловно! После этого меня отправили в прачечную, где вручили одеяло и три комплекта тюремной формы, в которую входили белая рубашка, штаны и простыни. Я был обязан стирать их и гладить. Если эти нехитрые пожитки теряли или крали, заключенного ждал штраф. После этого я внимательно выслушал инструкции охранников.

Когда с процедурами было покончено, новеньких отвели в большой зал — размерами с половину футбольного поля. Там был такой затхлый воздух, будто двери не открывались вечность. Мы шли по коридору, по обе стороны которого были камеры. Все тамошние заключенные выглядывали посмотреть на вновь прибывших. В наш адрес неслась ругань. Я старался держаться. Все эти люди выглядели по-обычному и нисколько меня не пугали. Скорее, наоборот, многие из них выглядели отчаявшимися и подавленными. Тем не менее, самые молодые из них пытались скрыть это за агрессией. Я не смотрел им в глаза и держал голову высоко. Именно так я был намерен провести все свое время в Уоллес Пэк 2.

Через широко раскрытые двери нас отвели в спальное помещение. Там в два ряда стояли пятьдесят коек — как в казармах. Как только я добрался до своей, от меня отстали. Охранники не лезли к нам, дав понять, что это — тюрьма. И если вести себя хорошо, Все будет в порядке. Ну что ж, и на том спасибо.

Теперь я был вместе с 49 незнакомцами. Они болтались по помещению, сидели, лежали, болтали, курили. Никому до меня не было никакого дела, что меня вполне устраивало. Я тоже не обращал ни на кого внимания, сконцентрировавшись на своих мыслях. Я пока был новичком, но к этому я был готов.

Когда я оглянулся, я заметил, что туалет находился в конце помещения. И свои дела нужно было делать на виду у всех, что, конечно, было неприятно. Звуки и запахи были подобающие. Иногда в адрес тех, кто сидел на унитазах, отпускали шуточки, после которых все угорали как дети.

С другой стороны было некое подобие кухни, где можно было сварить кофе или сварганить закуску из того, что тайком или не очень приносили из кухни или покупали в местном ларьке. Там были консервы — куриные и рыбные, была заварная вермишель, соусы. Все это можно было сочетать самыми разными способами. Обычно брали макароны, добавляли курицы и сыр, заправляли соусом — и готово. Никто никого не ограничивал. Каждый считал себя дипломированным поваром и экспертом по созданию этих блюд. Я очень скоро понял, что нет ничего ценнее предметов, принесенных из ларьков! Их обменивали на сигареты, косяки, эротические журналы.

Мое прибытие было скучным. Я попал в тихий и спокойный блок. Ну и не стоит забывать, что и я был выше среднего и достаточно подкачен. Было видно, что остальным хватало бросить на меня один взгляд, чтобы принять решение со мной не связываться. Я не был каким-то качком или бойцом, но мой внешний вид был серьезен. Если бы я нервничал, переживал или боялся, это бы заметили и ко мне бы обязательно начали докапываться.

Я сбросил вещи и начал устраиваться. Застелил койку, поставил фотографию Ред, которую не видел с апреля прошлого года. Я лег и снова посмотрел в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу. Все было серьезно. Я оказался в тюрьме. В настоящей тюрьме. Мысли о Ред и о том, как ей нравились мои крутые замашки, напомнили мне о том, как я проводил раньше вечера и ночи, куря травку и пересчитывая нарко-деньги. Именно так и было задумано дело, из-за которого я оказался в тюрьме. Но я не намерен был к этому возвращаться.

Около 11 вечера выключили свет, но я еще не был готов ко сну. Моя койка быа в середине зала и я словно бы находился в больничной столовой вместе с кучей храпящих, кашляющих, чихающих и шепчущих мужиков. Меня наполнили безнадега и сожаление. Во что, черт возьми, я ввязался? Как я в это вляпался? Мне всего 22 года, а я уже был осужденным преступником. Я подумал, что меня словно бы вычеркнули из мира насовсем. Хотелось самому себе поддать пинка.

В комнате было темно, но я видел, как другие парни бродят по помещению, занимаясь своими делами. Кто-то сидел небольшой кучкой, пуская по рукам косячок, кто-то тихонько говорил о том, что будет после возвращения на свободу. Кто-то готовил поесть. Выключенный сет не означал, что все должны спать.

Около часа я смотрел в никуда, после чего задремал. Мне приснилась мама и я снова вспомнил ее слова:

— Если ты не прекратишь, тебя или убьют, или упрячут за решетку.

Впервые в жизни я почувствовал, как сильно мне ее не хватает. Я думал и о других членах семьи — о братьях и сестрах. О том, как нас сводила и разбрасывала жизнь. За всеми этими мыслями я провалился в сон.

2.

Букер с рождения.

Нас было восемь. У мамы было трое детей от двух первых браков — Дэнни Джеймс, Кэролин Джонс и Лула Гейл Джеймс. А затем появились и пятеро Хаффменов: Билли Джин, Дональд, Лэш, Бонита и я, неприкаянный малец Букер Т. Я появился на свет 1 марта 1965 года в Плэйн Дилинге, Луизиана в семье Розы и Букера Т. Хаффмена. Да, я был Букер Т. Хаффмен младший. Естественно, все братья звали меня Младшим. Когда мой отец в возрасте 59 лет умер от сердечного приступа, я остался единственным Букером Т. Хаффменом. Тем не менее по привычке, а также из уважения к отцу, для своей семьи я всегда оставался Младшим.

Я совершенно не знал отца — он умер, когда мне было всего лишь 10 месяцев. Единственное, что мне осталось, — это его фотография. На ней был изображен большой и сильный чернокожий парень с чертами лица, немного напоминавшими мои. Я всегда старался быть похожим на него.

Несмотря на то, что мы так и не познакомились, я знал, что его очень уважали. Кэролин, моя сводная сестра, много рассказывала мне о нем. Они были знакомы несколько лет, и она поведала мне очень многое о человеке, которого называла Мистер Букер. Он был тихим, серьезным. Он редко шутил. Но если он что-то говорил, то будьте уверены, это было от чистого сердца. Все его очень хорошо слушались. Он был высоким — около 185 сантиметров, с простым лицом. Он всегда носил светло-коричневый костюм и широкополую бежевую шляпу. Он был настоящим модником и выделялся на улицах. Он всегда заботился о своей семье. Мама следила за домом, а отец зарабатывал деньги. Он был ответственным, настоящим мужчиной. У нас всегда и всего было в достатке.

Я спрашивал Кэролин, не узнавала ли она у отца, как он получил такое имя, но она лишь пожала плечами. Это не было единственной загадкой. Я так и не знал, что означала буква «Т» в моем имени. И значила ли вообще!? Я всегда шутил, что это означало «Типа-второе-имя-которое-я-придумаю-позже»(To-be-determined-at-a-later-time). Никто — вообще никто ничего не знал. Я ненавидел свое имя. Иногда дети в школе или на улицах начинали дразнить меня. Они называли меня «Козявка» (Booger) и тому подобными словами. Я даже хотел изменить свое имя на что-то более простое, однако со временем я стал им гордиться. Это было тем, что связывало меня с моим отцом.

Рассказы Кэролин помогали мне узнать моего отца. Они были забавными и грустными. Как-то раз она вспоминала тот день, когда он познакомился с мамой. Он приехал на огромном старом зеленом Олдсмобиле, который они называли Бэтмобилем. Пока Мистер Букер общался с мамой, они с Дэнни, Гейл и Доном залезали в эту махину и дурачились.

Он был очень добрым к детям, очень щедрым. В местном магазине продавалась виноградная газировка, которая называлась «Фиолетовая корова». И минимум раз в месяц папа усаживал всех маминых детей в свой «Бэтмобиль» и отвозил на настоящий водопой. Кэролин рассказывала, что это было очень весело, они всегда ждали эту поездку.

И вот настал тот день, когда Мистер Букер стал членом их семьи. Как-то раз он приехал в дом Дедушки Неймона, в котором они проживали, и вежливо попросил ее руки. Конечно, дедуля согласился. Они очень хорошо поладили с первого же дня, и вообще папа очень подходил этой семье: ему одновременно достались и чудесная женщина в лице мамы, и отличный друг в лице дедушки.

Папа работал в местном клубе. Там подавали пиво, играли в домино и азартные игры. Там папа проводил шесть дней в неделю с восьми утра и до девяти вечера. Воскресенья он проводил с мамой и нами. Обычно этот день он проводил за маленьким кухонным столом, пока мама готовила свои чудесные кушанья. Сначала он планировал расходы на неделю, а затем отправлялся на крыльцо посидеть и поговорить с Неймоном. Они обсуждали, что происходит, говорили о жизни.

Мне всегда нравились эти истории. Когда я стал старше, Кэролин объяснила некоторые забавные детали похождений моего отца. Как выяснилось, по воскресеньям они с дедом частенько продавали алкоголь из-под полы. Это было запрещено, поэтому они заранее покупали большие бутылки виски, а в воскресенье продавали по стопкам, на чем зарабатывали неплохие деньги. Как-то раз его взяли полицейские под прикрытием. Пришлось отправиться в тюрьму. Почему-то с дедом адвокат познакомился только перед судом. Но он сразу задумал хитрость. Кожа папы была темного цвета, у деда — наоборот светлая. Но адвокат нарядил Неймона в папин костюм и отправил в суд вместо отца! Когда в зале суда появился тот полицейский, он не смог опознать в нем человека, который продал ему виски! Так судье пришлось закрыть дело. Адвокату удалось провернуть настолько старый трюк, что никто не мог поверить. Позже Букер и Неймон много вспоминали тот день и смеялись, как им удалось обмануть систему.

Кэролин также рассказывала о том, как папа умер. Он не пил, никогда не курил. У него было отличное здоровье. Но как-то раз, по дороге на работу он остановился, чтобы купить в клуб льда. Неожиданно у него произошел сердечный приступ, он упал и сразу же умер — прям на виду у прохожих.

Это приключилось незадолго до моего первого дня рождения, в начале 1966 года. К тому не было никаких предпосылок. Наверное, это просто была судьба. Но легче от этого осознания не станвоилось.

Мама была в панике. Все деньги зарабатывал отец, а теперь она осталась одна с полным домом детишек, которых нужно было кормить и одевать. Она сразу же вышла на работу — ее взяли медестрой. Мама много работала, но денег не хватало. Она позвонила Кэролин, которая недавно переехала в Хьюстон, и та сказала, что в большом городе будет больше возможностей. Я ничего не помню о родном городке Плэйн Дилинг, но насколько я понял по рассказам других, там не было ничего, кроме бесперспективных работ и расовых тёрок. Чернокожие жили отдельно, их притесняли. Так что решение переехать далось маме достаточно просто Собрав вещи, она переехала к Кэролин, а дедушка Неймон и Гейл остались присматривать за нами. Через пару недель мама устроилась помощницей медсестры в больнице и нашла домик в пригороде Хьюстона — Саннисайде. Не успели мы моргнуть, как нас всех запихнули в маленький красный «Плимут» и мы отправились в новую жизнь.

Мама была трудулюбивой и честной женщиной. Как и все дети, я многого хотел. И благодаря маме у меня все было. Да, наша машина была не самой быстрой, дом был не самым роскошным. Но в холод у нас была теплая одежда и обувь. По вечерам у нас был накрыт стол. Когда денег не хватало, мама всегда доставала талоны на продукты.

Мама работала с 11 вечера до 7 утра. Она уходила, когда я уже спал, и приходила до того, как я отправлялся в школу. И для меня она всегда была дома. Я даже не задумывался, как трудно ей было утром после смен возвращаться домой и готовить завтрак для нас всех. По вечерам она всегда тоже была на кухне. Иногда с сигаретами Virginia Slims или банкой пива. Она была божественным поваром, у нее было огромное количество самых разных рецептов, которые она узнала от своих родителей. Моим любимым была курица с грибами и сладкий картофель в карамельной глазури. Мы всегда с нетерпением ждали обеда или ужина. Мама одна растила восьмерых детей. Это было очень трудно, но по ней этого было незаметно. Жить с мамой было сплошным праздником. Она готовила, убирала дом, развозила нас, куда нам надо было, и ничего не требовала взамен. Ну разве что ходить в школу и не вляпываться в неприятности. Периодически ей помогали мои сестры, но мальчики в нашей семье были на редкость ленивыми. Все, что нам было нужно, — это посмотреть телевизор и поиграть на улице.

Постепенно из дома съезжали Дэнни, Кэролин, Гейл, Билли Джин. Но оставались еще Дон, Лэш, Бонита и я. Мы, Хаффмэны хорошо дружили и не доставляли маме много головной боли. Тем не менее, по какой-то причине, главным поставщиком проблем был я. Особенно их было много в школе. Наверное, на меня так повлияла смерть отца: я видел других детей из обычных семей, у которых были оба родителя, и это повлияло на меня. Очевидным было одно: маме вряд ли нравилось постоянно мотаться в школу из-за моего плохого поведения.

В классе я нравился одной девочке по имени Джекки. Я никогда не обращал на нее внимания, ну разве чтоб позадирать ее. И вот в один прекрасный день мне в голову пришла чудесная мысль отобрать у нее деньги. Я сказал ей, что если она не принесет мне пять баксов, я найду ее и она пожалеет. Она была так шокирована, что действительно стащила у материа пятерку и принесла мне. Я был горд, но внезапно пришла мысль, как бы об этом всем не узнала моя мама. Я придумал нехитрый план, как это объяснить. Я вышел на улицу поиграть с племянником, затем вытащил деньги и побежал обратно в дом хвастаться, что я нашел на улице и теперь я богат. Мама мне поверила.

На следующий день я пошел в школу с осознаванием того, что это идеальное преступление сошло мне с рук. Но как только я зашел в класс, с меня сразу же сбили спесь. Учитель вызвал меня и отправил в кабинет директора. Джекки все же рассказала родителям, а ее мама пожаловалась директору. Мне устроили серьезные расспросы, но это все было ерундой по сравнению с тем, что ожидало меня дома.

Ох мне и влетело... Мама все никак не могла понять, откуда у меня взялась эта идиотская мысль? А я и не знал, что ответить.

А как-то позже, во время очередных школьных строгих воспитательных бесед, я сорвался. Я начал кричать, швырять книги, ломать вещи. Когда мама приехала за мной, она положила руки мне на плечи, посмотрела в глаза и спросила, почему я это сделал? Я смотрел на нее пустым взглядом и не знал, что ответить. Я не понимал, в чем дело.

Когда я еще был в начальной школе, мы переехали в другой район, который назывался Южный Парк (South Park). Там мы провели несколько лет. Я там хорошо освоился, привык и к школе, и к соседям. Со временем у меня появились друзья, но пока их не было, я начал проводить больше времени с Лэшем. Он на шесть лет старше меня и всегда был намного крупнее. Да что там, он был вообще одним из самых крупных детей в округе — его никто не задирал, к нему никто не лез. Он взял меня под свое крыло. Когда мы разгуливали по округе, его огромная ручища всегда обнимала меня за плечо. Он словно бы подталкивал меня вперед. Это был его способ показать остальным, что докопаться до меня можно только через него. Лэш стал для меня героем, на которого я всегда мог положиться. Не было ничего круче, чем ошиваться с ним и его друзьями. Разница в возрасте разделила нас на два совершенно разных мира, и мне было чертовски интересно увидеть мир его глазами.

Лэш был в центре внимания, где бы он ни оказался: уличные дела, модные тренды, девчонки. Иногда я лез в его дела, но чаще это было плохой идеей.

Напротив жил парень по имени Кларенс. Мы называли его Братом, он постоянно болтался с нами по выходным. Его отец был обычным работягой, и по пятницам он напивался в хламину. Очень часто на следующий день мы замечали у матери Кларенса то синяк, то кровоподтек. Неудивительно, что он не очень любил находиться дома. Мы были хорошими друзьями, но с Лэшем у них были более близкие отношения. Они вообще все делали вместе. Иногда я пытался прибиться, но они меня прогоняли. Но я был упрямым и пытался следовать за ними даже тайком.

Как-то раз я крался за ними по улице, но Лэш обернулся и заметил меня. Он закричал, чтоб я не совал нос в их дела, после чего они побежали. Но я был упрямым засранцем, я устремился следом. Силенок у меня было не так много, я начал отставать, а потом споткнулся и упал. Я разревелся и где-то в глубине души надеялся, что Лэш увидит, что мне больно, и вернется. Когда этого не случилось, я поднялся и снова побежал. Мне удалось их найти и они даже разрешили остаться с ними. Но я очень скоро об этом пожалел.

Мы болтались по улицам, нашли бездомного кота. Лэш и Брат решили поймать его. Не помню, был ли он доверчив или его подманили едой. В общем, они схватили его и спрятали в сумку. В общем, мы шли обратно, кот пытался освободиться и громко кричал. Мы добрались до большого шоссе, под которым был небольшой переход, в котором мы иногда проводили свободное время. Пока я раздумывал, что мы будем делать, и для чего нам кот, Лэш и Брат забрались на пристройку рядом с шоссе. Машины проносились рядом, кот пытался выбраться, а они смеялись. И вдруг Лэш резко бросил мешок в самую гущу машин!

Каким-то чудом мешок приземлился на разделительной полосе. Еще большим чудом кот смог выбраться наружу, после чего он замер в ужасе. Но уже через секунду его снес огромный грузовик. Его изломанное тельце приземлилось неподалеку — голова была изуродована, челюсти оторваны, зубы торчали во все стороны.

«Челюсти наизнанку», произнес мой братец своим тяжелым техасским акцентом. Тогда я не знал, что запомню тот день навсегда.

В Пасадене был магазинчик, в котором была большая трасса для игрушечных машинок. Дети со всей округи собирались там, когда проводились турниры. Особенно это нравилось Лэшу. Он был там каждый уикенд, и как обычно, он всегда был в центре внимания. Но мое самое яркое воспоминание о том магазинчике было не машинки. Там был старый продавец с перекошенным лицом. Ему было под 70, он выглядел очень страшно, особенно его рот — с левой стороны у него словно бы совсем не было челюстей. Я пытался игнорировать его, но Лэш постоянно пытался его высмеять. По дороге туда, по дороге обратно Лэш постоянно ржал и выдумывал для него разные прозвища — «Человек-слон», «Друпи», «Челюсти наизнанку».

Это было его любимым выражением. Он постоянно кричал, что у того старика челюсти наизнанку.

Такие дела. Как бы я ни пытался забыть того котенка, Лэш постоянно мне о нем напоминал. После того дня на шоссе каждый поход на гонки напоминал мне о том дне. Лэш шутил, ржал, кричал да даже если он ничего не говорил, я все равно вспоминал кота и грузовик. Эта ужасная ассоциация прочно поселилась в моей голове. Вся та ситуация резко поменяла мое отношение к Лэшу. Однако я смог справиться и простил его. Он все равно оставался моим старшим братом и героем.

Мы частенько играли вместе во время дождей. Нам было достаточно нашего воображения, мы играли в кораблики, изображали разных персонажей: я был Гонщиком Х из мультика Speed Racer, а Лэш был Ричардом Петти, машина №43, Чемпион НАСКАР! На старт, внимание, марш! Понеслась! Мы запускали спички в воду и наблюдали, как они движутся по лужам. Единственное правило — разрешалось подтолкнуть спичку пальцем, если та где-то застревала. Для меня это было просто забавой, но не для Лэша! Он относился к этому серьезней некуда — я даже не помню, чтобы выиграл хоть один такой заплыв.

В этом была разница между нами: когда мы участвовали в игрушечных гонках, Лэш становился одержим. Для него все было так захватывающе, что все внимание было уделено машинке. Вообще, было, конечно, круто, когда эти пластмассовые игрушки носились по трассе с достаточно большой скоростью, а вокруг была толпа детворы и взрослых, переживавших так, словно бы это были настоящие гонки. Лэш зависал там часами, всегда представляя себя Ричардом Петти. Мне всегда было интересно, почему он не выбрал Уилли Т.Риббза — первого чернокожего пилота НАСКАР. Ответ был прост: Петти всегда побеждал.

Там всегда было весело, но я относился ко всему менее серьезно. Мне было достаточно гонять маленькой машинкой на менее сложных трассах и при этом не попадаться на глаза Челюстям наружу.

Когда мы не гонялись в том магазинчике или не вляпывались в неприятности, мы были дома, с семьей. Мы любили праздники. На День Благодарения на нашем Шевроле Малибу мы ездили в Луизиану, чтобы навестить наших дедушку и бабушку. Но настоящим отрывом всегда было Рождество. Мы, Хаффманы и более старшие Дэнни, Кэролин, Гейл и Билли Джин всегда приезжали в гости с кучей подарков. Все это было хорошей демонстрацией вкусов 70х.

Гэйл приезжала на Кадиллаке «Эльдорадо», выглядела как кинозвезда и когда шла к двери, было чувство, что она вышагивает по красной дорожке на Голливудской премьере. Мы следили за ней, замерев и иногда вздыхая от восхищения.

Билли Джин можно было услышать за километр. Ее стерео-система орала на всю округу. Я всегда подбегал к окну, чтобы наблюдатЬ, как он выходит из машины в красном платье — настолько обтягивающем, словно оно было нарисовано.

Кэролин наоборот предпочитала более простую одежду. Например, зеленую юбку и рубашку на пуговицах. Но в ее глазах всегда пылал настоящий огонь.

Тогда я мало понимал, как судьбы и привычки моих братьев и сестер повлияют на меня.

3.

Уличное образование.

С возрастом я осознавал, что некоторые мои братья и сестры были настоящими отщепенцами. Наблюдая за ними, я делал удивительные открытия об окружающем мире. Одно такое открытие пришло через полтора месяца после того, как мне исполнилось 11. Наверное, мама увидела, что ее малыш потихоньку превращается в пусть еще пока маленького мужчину, и решила, что настало время купить для меня первый костюм. Была пасха и, учитывая, что Кэролин была у нас в гостях, мама попросила ее съездить со мной в магазин, пока она сама готовила бы дом и угощенье ко всеобщему приезду. Кэролин отвезла меня в супермаркет. Как только мы вышли из машины, я пулем устремился в детский отдел. Цель быа найдена достаточно быстро: коричневый полосатый костюм! Черт, в нем я выглядел как настоящий гангстер! Я смотрел в зеркало, держа его перед собой и представлял, как здорово он будет на мне смотреться.

— Ты уже нашел, что хотел? Ну давай же! Иди примерь!

Кэролин взяла меня за руку и отвела к раздевалкам. Там я надел этот костюм, который подошел мне просто идеально! Я вышел и показался сестре. Она улыбнулась и сказала:

— Отлично, Младший. А теперь надевай свою одежду поверх костюма.

Что? Сначала я ничего не понял, но уже через секунду мы вместе были в раздевалке и пытались натянуть поверх пиджака и брюк мои джинсы, футболку и куртку. Да, костюм видно не было, но зато я был так раздут, словно подводник времен второй мировой. Ко всему прочему мне дико хотелось чесаться. В голове была только одна мысль «Ух ты, а сеструха-то у меня та еще штучка!» Я нервничал, но идея стащить одежду была интригующей! Оказаться в мирке Кэролин делало меня взрослым и крутым! Да, я был не прав. Да, если бы с нами была мама, она бы надавала нам по головам. Но от этого те мои ощущения были вдвойне приятными!

— Просто не подавай вида, веди себя, как будто все в порядке. Нам еще только не хватало выглядеть подозрительными и самим себя выдать. Иди за мной сначала к дверям, а затем прямиком к машине.

Я был напуган до чертиков, но все же проделал долгий путь из магазина к выходу. Мой взгляд был приклеен к спине Кэролин, мое сердце бешено колотилось, я постоянно ожидал, что за плечо меня схватит охранник. Выйдя наружу и ступив на асфальт, я с облегчением выдохнул. Кэролин же не промолвила ни словечка. Когда мы ехали домой, я стащил свою одежду, оставшись в «бесплатном» костюме. Всю дорогу ухмылка не покидала мое лицо.

Дома мама была очень рада и тут же потребовала, чтобы я сфотографировался. Я посмотрел в зеркало и усмехнулся. Неплохо! Букер Т. Хаффмен, 11-летний опытный преступник! Кэролин стояла рядом и улыбалась, я же с трудом сдерживал смех. Моя карьера только началась.

После этого небольшого ограбления Кэролин поняла, что я могу сохранять спокойствие и, что более важно, держать язык за зубами! Так что мы стали больше времени проводить вместе. Иногда она забирала меня и Бониту к себе домой. И тогда могло произойти абсолютно что угодно!

Отрицать ее влияние на меня будет просто глупо. Сама идея взять то, что мне нравится, там, где мне нравится, и когда мне нравится, пришлась мне по душе. И через короткое время я решил провести такую же операцию в одиночку. Ну, по крайней мере, попытался.

Как-то раз, когда мы с Бонитой были у нее в гостях, у Кэролин были какие-то дела по дому. Она взяла нас в прачечную, где загрузила машину, закинула пару монеток, а нам предложила сходить к ее друзьям, которые жили через дорогу, и поиграть с их детьми. Мы с Бонитой последовали ее совету. Сразу после того, как мы зашли в дом, Кэролин исчезла в какой-то комнате, а мы с Бонитой начали носиться как самые обычные дети, нас ничто не заботило. Через какое-то время Кэролин вернулась со странным выражением лица и красными глазами. Казалось, она немного потерялась в пространстве. Я подумал, что она устала. Кэролин сказала, что нам нужно забрать белье и вернуться домой. Мы вышли на улицу, после чего мы с Бонитой еще успели поиграть, пока Кэролин вынимала вещи. Когда она вышла с корзиной, уже стемнело. Мы направились к машине. Она шла очень странно, спотыкалась и что-то бормотала. Я не обратил внимания и залез в машину. Никто из нас не пристегивался, мы тихонько двинулись домой. Я разглядывал в окно проплывавшие мимо дома.

Внезапно я услышал громки треск и меня бросило на пассажирское кресло. Я не понимал, что произошло, но моментально напрягся. Бонита металась между двумя передними сидениями как дверца салуна. Я схватил ее и вытащил наружу. Она ревела и задыхалась, но, в остальном, была в порядке. Я метнулся к месту водителя. Кэролин лежала на руле и стонала. Она подтянула меня к себе и прошептала:

— Вот, забери это и спрячь подальше.

С этими словами в мою руку она вложила пистолет.

Я даже не понял, что произошло, но спрятал оружие в один из казаков, которые я тогда носил.

Шум был большой, на улицу высыпали местные жители. Как я понял, Кэролин врезалась в одну из машин, припаркованных на обочине. Вскоре прибыли и копы — со своими огоньками и сиренами. Я испугался за сестру, мне не хотелось, чтобы она отправилась в тюрьму или что-то в этом роде. Но тогда все было иначе. Совсем иначе. Кэролин объяснила, что она отвернулась буквально на секунду и не увидела эту машину. И знаете что? Полицейским даже в голову не пришло, что она была в состоянии опьянения. Они посчитали, что ее состояние — результат аварии. Они не стали ее обыскивать, они даже не забрали ее в участок! В результате мы поехали домой — нас подвез ее приятель.

Когда я вернул систре пистолет, она улыбнулась и подмигнула. Как и в тот раз с кражей в магазине, мы сделали вид, что ничего не случилось, и сохранили общий секрет.

Секретность стала занимать мои мысли. Это стало для меня главной вещью в жизни! Тогда я этого еще не понимал, но поведение и привычки моих братьев и сестер вовсю формировали меня самого. Я рос на них, я взрослел на них. Моим главным смыслом стало не быть пойманным. Моим кредо стало держать рот на замке и все отрицать.

Я взрослел, я учился и, наконец, решил себя проверить. Мне казалось, что чем более рискованным будет затея, тем выше будет награда! Не было никаких гарантий, что все получится. Все, что у меня было, — слепая вера в то, что я смогу выйти сухим из воды, ну и, возможно, немного заработать.

Вскоре выдалась реальная возможность опробовать мою новую философию на практике. Каждый месяц к нам в Саут Парк приезжал мужчина, который договаривался с детьми продавать цветы на улицах. Он предлагал по пять долларов за каждые пятьдесят вырученных от продажи долларов.

Черт, школьник с пятеркой был богачом! Я подумал, почему бы и нет? Конечно, не без небольшого секретного плана Букер Т. Я повторял свою новую мантру: Никому ничего не говорить; отрицать все, если меня поймают. Но несмотря на это все, я все еще был ребенком. Наконец, мы встретились, цветочник отвез меня на оживленный перекресток района Беллэйр, где не было ни одного цветного! Он вручил мне охапку цветов и сказал, что вернется через пару часов меня проведать.

У меня внутри все бурлило. Я стоял и спрашивал себя: что, черт возьми, я делаю? Но тот парень, похоже, знал все за меня: тощий черный мальчишка с цветами вызывал у прохожих и проезжавших мимо водителей сочувствие, и очень скоро я распродал все букеты. Возможно, они полагали, что это их участие в благотворительности. В общем, все сложилось. Цветочник вернулся, как и обещал. Он похвалил меня, выгрузил еще охапку цветов и снова уехал. Теперь все было иначе: я чувствовал себя преотлично! Я был готов оказаться в самом центре неприятностей! От того украденного костюма и запретного пистолета моей сестры я логично перешел к тогдашнему дню. В общем, цветы снова быстро кончились, но парень не вернулся. Наступил вечер, я начал паниковать. Я знал, что мама волнуется и хотел домой. Я ждал и не понимал, почему тот парень не возвращается, чтоб отвезти меня домой? Ко всему прочему, у меня были все его деньги! Наконец, я начал думать, как я могу добраться домой самостоятельно. Возможно, мне кто-то захочет помочь? Я пошел к бензоколонке напротив, чтоб попросить подбросить меня или хотя бы дать позвонить по телефону. Несмотря на то, что у меня были почти 80 долларов, я не хотел их тратить. А вдруг вернется тот парень и будет злиться? В конце концов, я был просто напуганным мальчишкой, попавшим в незнакомый квартал. Я заглянул на бензоколонку. В это же время к ней подъехал какой-то обычный велосипедист. На нем были обычные джинсы и черная ветровка. Он прислонил велик к стенке магазина и прошел внутрь. Я подумал, что он пришел купить сигареты или конфеты. Но пока я стоял и глазел на него, парень вышел, сел на велосипед и вдарил по педалям. Уже через пару минут к бензоколонке приехала куча полицейских машин. Прямо на глазах испуганного маленького Букера Т было проведено ограбление!

Вообще я думал, что все будет иначе. Не было ни криков, ни потасовок. Продавец не гнался за грабителем... В общем, тот настрой быстро схлынул и я снова стал малышом. Кто-то из полицейских заметил меня и задал несколько вопросов. Я рассказал обо всем, что видел, но эта информация была не особо полезной. В общем, они оставили меня в покое и я снова разревелся. К счастью, мимо проходила какая-то бабуля, которая пожалела меня. Она позвонила моей маме и дождалась, пока она приедет.

Я обрадовался, увидев маму, но когда увидел, какой испуганной она была, до меня дошло, сколько неприятностей я ей доставил. Когда мы вернулись домой, я рассказал обо всем, что произошло, нарушив все те обещания, что давал сам себе. Я надеялся, что правда сделает все легче. И сразу после этого позвонил тот цветочник. Он хотел заехать и забрать свои деньги. Мама ответила ему согласием, но так, что после ее слов не приехал бы даже самый смелый человек. Тот парень и не приехал, так что мы сохранили всю выручку в 80 баксов. Позже мы редко говорили о моей короткой карьере в продажах. Я же даже не получил свою долю. Это было обидно, но, в конце концов, меня не наказали! Уже что-то!

Чуть позже моя мама начала встречаться с парнем по имени Роберт Хилл. Он был плотником и рыбаком, и частенько брал меня с собой на пляж в качестве помощника. Роберт разрешал мне рыбачить и самому, что для городского мальчишки было очень интересно. Вообще Роберт был хорошим парнем, я привык к нему и даже принял его в качестве отца — особенно после того, как они с мамой поженились. Но очень скоро — по причинам, которые я не мог понять в силу малого возраста, — они развелись. Мама снова осталась одна с ворохом ребятишек.

1 марта 1978 года мне исполнилось 13. То, что должно было стать еще одним символом моего вступления во взрослую жизнь, превратилось в ночной кошмар.

Как я рассказывал, мама работала по ночам, а затем кормила нас, собирала поесть с собой, а затем отвозила нас на учебу. Лишь затем она могла немного поспать, а в доме было тихо. Когда мы возвращались домой, с нами возвращались и суета, шум и гам. Мы смотрели телевизор, бегали за закусками, гонялись друг за другом, играли и возились, маме приходилось за нами присматривать, убирать, пылесосить, еще и готовить нормальный обед. Это было очень здорово, когда о нас заботилась мама. Казалось, так будет всегда. Но в один день все поменялось.

Тот день был совершенно обыкновенным. Мы вернулись из школы и отдыхали в ожидании обеда. Мама занималась уборкой и стиркой. Она решила включить большой вентилятор на чердаке.

В большей части домов в Саут Парке были эти вентиляторы. Наш дом не очень хорошо проветривался, поэтому у нас вентилятор работал чаще. Его большие лопасти напоминали пропеллер самолета, когда он работал, это действительно помогало. Вентилятор высасывал весь застоявшийся воздух из дома, но взамен — даже с открытыми окнами — снаружи поступал сухой воздух. Иногда, если на улице был ветерок, мы открывали окна и удавалось немного разогнать пыльный душный техасский воздух.

В общем, в тот день вентилятор почему-то не включался. Мама попросила проверить его. Для этого нужно было забраться на чердак, а там было темно и страшно. Кроме того, нужно было максимально аккуратно шагать по деревянным балкам, чтобы ничего не обрушить и не разломать. Там были двенадцать балок, между которых были полуметровые промежутки. Пола не было. Под балками были тоненьким слоем уложены стеклопластик и гиперкартон. Мне всегда там было очень страшно, я старался лишний раз туда не ходить. Да никто не любил туда лазить — все обычно делали удивленное лицо в стиле «Кто, я??» и пытались скрыться из виду. В тот раз поблизости никого не оказалось, мама спустила лестницу и полезла на чердак. Внезапно раздался ее громкий крик и она проломила потолок, упав в гостиную. Она пролетела около трех метров и упала на спину. Мы не понимали, что делать.

Мама серьезно повредила спину, но не подала вида. Думаю, она понимала, что это было важно, чтобы не навредить нашей психике. Бонита заплакала, и тогда мама сказала ей, что не нужно переживать, и что с ней все будет в порядке. Чудовищные слова, которые преследуют меня до сих пор.

Кто-то наконец позвонил 911. Мы все поехали в больницу вместе с мамой. Там ее забрали врачи, а мы остались ждать. Я просто сидел и смотрел в стену. Через какое-то время мы собрались с братьями и сестрами, чтобы обсудить произошедшее. Когда появились доктора, старшие отошли в сторону, чтобы переговорить. После этого Билли Джин подошла ко мне и Боните, сказав, что мама в стабильном состоянии, что бы это ни значило, и что с ней будет в порядке. Она повредила спину и ей нужна была операция. «Рутинная процедура», как сказала Билли Джин. Нужно просто откачать какую-то жидкость. И снова я из услышанного ничего не понял.

Операция была успешной. Пока мама восстанавливалась, я постоянно навещал ее. Мама улыбалась, спрашивала, как дела дома и в школе. Я рассказывал, что все в порядке, что Дон и Лэш присматривают за нами с Бонитой. Кэролин и Билли Джин тоже нам помогали.

В общем, казалось, что жизнь возвращается в обычное русло. Мы ожидали, что несмотря на то, что мама находится в больнице, рано или поздно ее выпишут. Мне казалось, что прошла вечность, но в один прекрасный день мама вернулась домой. В первый же вечер она приготовила потрясающий ужин, будто бы ничего и не происходило. Да, она двигалась помедленнее, но мы к этому были готовы.

Прошли несколько месяцев, но дела становились хуже. Мама жаловалась на то, что ее ноги плохо двигаются. И после очередного осмотра сестры сказали, что у них было плохое предчувствие, но я не хотел их слушать. Я повторял себе, что все будет хорошо. Все должно быть хорошо.

Когда мама, наконец-то, добралась до врачей и рассказала о своих ощущениях, ее направили на несколько тестов. Выяснилось, что в ее спине осталось еще немного жидкости, которые создавали давление на спинной мозг, из-за чего у нее был небольшой паралич ног. Нужна была еще одна коррекционная процедура, чтобы откачать жидкость и снизить давление. И потом все будет хорошо.

Мама не волновалась, она согласилась лечь под но жеще раз, надеясь вернуться к обычной жизни. В день операции мы приехали в больницу, пожелали маме удачи. Я обнял ее и поцеловал. Перед тем, как врачи увезли ее, она сказала, чтоб я не переживал. что все будет хорошо. Для меня мамины слова всегда были истиной в последней инстанции. Как она сказала — так и должно быо быть. Я верил в это.

Во время операции мы играли во дворе. Внезапно из дверей показалась Билли Джин. Она с трудом сказала, что во время операции возникли проблемы. Доктора сказали, возникли неожиданные осложнения с дыханием. Мама попала в кому и была на системе искусственного обеспечения. У меня похолодело внутри.

Когда я наконец увидел маму, казалось, что она спит. У нее были закрыты глаза, и она была подключена к больничному агрегату, а в остальном все было как обычно. Если бы у нее были какие-нибудь внешние травмы, я бы воспринял все иначе. Но на тот момент мне казалось, что все наладится в течение пары дней.

Ничего не наладилось.

Шли дни, но улучшения не наступало. Мозговая активность была на нуле. Жизнь поддерживали исключительно дыхательные и питательные трубки.

Через несколько недель мы снова собрались, чтобы обсудить, что же делать дальше. У мамы не было ни завещания, ни юристов, поэтому решение должна была принимать вся семья.

Я не хотел с этим мириться, но все сошлись на решении, что нужно отключать маму от систем жизнеобеспечения. Чтобы это сделали врачи, нужно было получить разрешение суда, что могло влететь в копеечку и занять много времени. Это не устраивало никого из нас. Так что пришлось делать это самим.

Когда мы зашли в больничную палату, повисла тяжелая тишина. Никто не знал, что говорить. Казалось, что время остановилось. Я огляделся, посмотрел на братьев и сестер. На их лицах было растерянность. Но другого выхода не было. Мы должны были сделать это вместе. Даже притом, что после этого каждый будет переживать это самостоятельно.

Дэнни и Гэйл подошли к трубкам и проводам, но доктор все же решил сделать это сам. Мы еще раз посмотрели на нашу маму, которой не исполнилось и 50. Мы подержали ее за руку и сказали врачу, что готовы.

Он снял маску и отключил оборудование. Комнату заполонили писк приборов. Меня охватила паника. Хаос. Паралич. Я глядел по сторонам, желая, чтобы этот ужас прекратился. Но он не прекращался. С каждой секундой мама удалялась все дальше и дальше.

Писк стал постоянным. На кардио-мониторе зигзаги превратились в прямую линию.

Роза Хаффмен, моя прекрасная мама, моя единственная опора умерла.

Я даже не представлял, как жить дальше.

4.

Сам по себе.

Смерть мамы очень сильно разделила нашу семью. Никто не мог понять, как заполнить эту пустоту, которая внезапно возникла у каждого. Мне же было лишь 13 лет, но со спокойной и беззаботной жизнью можно было попрощаться.

Я был уничтожен. Причем полностью осознание ее смерти пришло далеко не сразу. Я не был готов к таким переменам, и мое сознание не принимало этот факт. Но со временем эмоции взяли свое.

Кэролин тогда встречалась с преуспевающим бизнесменом Лютером Джонсоном. Так сложилось, что он владел похоронным агентством, поэтому он обо всем позаботился.

И вот как раз на похоронах меня окончательно накрыло. Я не был готов увидеть маму в гробу. Лишь один раз я видел умершего человека — нашу бабушку Мисс Оди-Джеймс, упокой Господь ее душу. Но тогда я был слишком маленьким. Сейчас же, когда мы с Бонитой увидели ее тело, невозмутимое выражение лица, закрытые глаза, у нас из глаз брызнули слезы.

На похоронах было много людей — у нас была очень многочисленная семья, было много маминых друзей. Машины проехались небольшим конвоем от Церкви до кладбища, где священник прочитал молитвы, гроб опустили в могилу рядом с могилами других наших родственников. Я подошел к краю, заглянул вниз, бросил горсть земли и сказал последнее «Прощай».

После этого моя жизнь изменилась раз и навсегда.

Пока я боролся с печалью, члены моей семьи боролись между собой. Это началось раньше, еще когда мама была в коме. Тогда братья и сестры занимались лишь тем, что утешали друг друга и спорили о том, что делать с Бонитой и мной. Все остальные были достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. А я даже подумать не мог о том, чтобы жить где-то, как не у себя дома. Я был ребенком! Дети просыпаются, ходят в школу и возвращаются домой! Теперь же к грусти потери прибавились и сомнения относительно будущего.

Тетушка Т., мамина сестра, которая была на нее очень похожа, высказала пожелание позаботиться о нас. В моих сестрах взыграла не то зависть, не то собственничество, но они эту идею не одобрили. Начались споры и ругань, в результате которых стало ясно, что мы с ней не останемся. Сестры считали, что из-за этого нам с Бонитой пришлось бы переехать в другой конец штата, а это навредило бы нашей семье. Кэролин и Билли Джин предложили присматривать за нами, считая, что это будет единственным способом обеспечить нам хоть какое-то подобие прежней жизни. А я чувствовал, что тону. Что с нами будет? Нам казалось, что мы — лишь жалкие куклы, которых вот-вот разорвут, перетягивая в разные стороны.

Дэнни и Гэйл просто исчезли без следа. Остальные потихоньку также исчезали. Несмотря на заверени Кэролин и Билли Джин, мы все равно остались в нашем доме Южном Парке. Поначалу там же оставались Лэш, которому было 19, и Дон, которому было 25.

У Дона была странная жизнь. Он менял одну странную работу за другой, постоянно переезжал. Ему не было до нас с Бонитой никакого дела. Думаю, он жил с нами, лишь бы не нужно было снимать жилье. Мне кажется, ему было очень сложно адаптироваться к Техасу после Луизианы. У него не было ни друзей, ни связей. Поэтому он просто пытался собрать свою жизнь из кусочков. В конечном счете, он все же смог это сделать и уехал.

Что касается Лэша, он никогда ничего не говорил, но мы все прекрасно чувствовали. Не было ни ощущения семьи, ни чувства безопасности, кто бы что ни говорил.

Мы с Бонитой пытались жить попрежнему: по утрам ходить в школу, возвращаться домой, чтоб поиграть и посмотреть телевизор. Но когда нам хотелось есть, никто не готовил обедов. Приходилось шариться по кухне и довольствоваться консервами или что еще могло остаться. После чудесных маминых кушаний мы перешли на хлопья, холодную фасоль и консервы. Иногда приезжали Кэролин и Билли. Они привозили что-то поесть, ну или возили нас в кафешки. Но так было далеко не каждый деь.

Мне кажется, Билли Джин просто не рассчитала своих сил. Ей казалось, что если что-то случится, она сможет заменить маму. Но у нее не хватало ни сил, ни умений, ни времени. Она не была готова перестроить свою жизнь и стать не просто домохозяйкой, но и домоправительницей.

Все было крайне уныло. Я впадал в депрессию и отчаяние. Никто не задумывался о том, что нужно платить по счетам. А они приходили. И постепенно наш дом стали отключать от разных служб. Сначала отключили электричество, и наш некогда шумный дом превратился в заброшенный, темный и бездушный особняк.

Как-то раз я пришел домой и обнаружил, что вещей Лэша нет. Ни машины, ни одежды, ни даже зубной щетки. Прошел день, еще один, а он не возвращался. Наконец, я понял, что Лэш решил начать новую жизнь, в которой не было места мне и Боните. Он переехал к товарищу, который жил недалеко от нашего дома.

Я был разочарован тем, как развалилась наша семья. Было нетрудно понять исчезновение Лэша, но я был опечален, что он полностью забыл нас. Он мог бы пригласить нас куда-нибудь, поговорить с нами, скоротать с нами вечерок. В результате я сам принял решение отправиться к нему. Но ситуация стала лишь страннее. Нет, его семья была очень доброй, но они совершенно не заинтересовались тем, как у нас дела. Пару раз они приглашали нас в гости, но это было, лишь когда мы сами заезжали повидать Лэша. Когда я уезжал из их дома, мое одиночество усиливалось в несколько раз. Мне было очень больно, что Лэш так усиленно пытается забыть всю нашу прежнюю жизнь.

Я не мог понять, почему мы оставались в том холодном доме. Все становилось лишь хуже и хуже. В какой-то момент новые проблемы начинали возникать каждый день. И надо было пытаться справляться с ними. Без электричества приходилось пользоваться свечами, но иногда приходилось довольствоваться лунным светом. Мы будто бы молились не той звезде. И когда она погасла, погасли и наши надежды. Мы не знали, на что надеяться, чего ожидать. Как-то мы проснулись и поняли, что в кранах больше нет воды. На следующий день отключили газ. Сад зарос, перестали вывозить мусор. Дом становился просто страшным. Иногда казалось, что нас похитили и запихнули в какой-то отвратительный вонючий сарай.

Я жутко скучал по маме. Братья и сестры обещали заботиться о нас, любить нас, заботиться и защищать, но они обманули. Все, что нам с Бонитой оставалось, — это сидеть, обнявшись и плакать, смотря на дыру в потолке, оставшуюся от маминого падения. Чтобы разорвать этот порочный круг, я мечтал сжечь дом и сбежать. Но нам некуда было идти. Мы застряли в этом капкане.

Изредка случалось и хорошее. Наш сосед, который был в курсе, что происходит, попытался подключить нас к телефону и электричеству в обход муниципалитета, однако через некоторое время там все выяснили и снова отключили наш дом. Тем не менее, мы были очень ему благодарны. В остальном, вся округа знала о наших проблемах, но всем было наплевать. Это было отвратительно. Во всех фильмах, которые я видел, если дети оставались без матери, к ним в дверь рано или поздно стучались соседи с конфетами и подарками. Но это был не тот случай.

Мы остались сами по себе, поэтому ели мы все, что удавалось найти. Мусор все равно не вывозили, поэтому в доме завелись тараканы и прочие насекомые. Появились и крысы. И все равно никому до нас не было никакого дела. Иногда мне кажется, что даже если бы мы умерли, всем было бы наплевать.

Это очень сплотилос нас с Бонитой. По ночам мы стерегли друг другу сон, прячясь в темных уголках нашего дома. Да, у нас не было ничего ценного, однако кто угодно мог вломиться в дом, и от одной этой мысли становилось жутко. Слава богу, обходилось без этого. И тем не менее, как-то раз к нам заехала Билли Джин. Она огляделась и внезапно спросила, а где телевизор? Я удивился. Если честно, я сам не заметил, как он исчез. В конце концов, электричества не было уже несколько месяцев. Теперь, когда Билли это заметила, я понял, что нас ограбили. Этот телевизор был подарком Билли и какого-то из ее богатеньких дружков. Надо признать, то был отличный парень. Он продавал машины и готов был на все, чтобы Билли была счастлива. Но я прекрасно понимал, что это просто был очередной женатик, которым она крутила как хотела. Чего уж там, таких было много.

И вот как-то раз она навела его на мысль, что было бы неплохо купить для мамы большой телевизор — с пультом! Когда все привезли, мы были в шоке. До того у нас был маленький черно-белый телевизор с нелепыми антеннами, а чтобы переключить канал, нужно было вооружиться плоскогубцами. Этот телевизор был самым ценным в нашем доме. Билли очень гордилась, что сделала нам с мамой такой подарок.

И вот она стояла посреди темной комнаты и закричала «Это же Роберт Хилл!» После этого она сказала, чтоб мы остались дома и ушла.

Роберт Хилл? О черт, это же был наш непродолжительный отчим. Но до того момента моими единственными воспоминаниями о нем были поездки на рыбалку. Но оказалось, что это именно он пробрался в наш дом и стащил телевизор у умершей экс-жены!? Это было отвратительно. И теперь ему грозили серьезные неприятности. Связываться с Билли Джин было небезопасно. Она была взрывной и эмоциональной. При ней всегда был Магнум .44, которым она гордилась.

Поозже я узнал, что она провела собственное расследование и выяснила, что это действительно был Хилл. Он вломился в наш дом и украл телевизор. После этого она выследила его и взяла на мушку. Он попытался уехать на машине, но она успела несколько раз выстрелить. Лишь каким-то чудом он смог уклониться и спастись.

А потом ее взяли полицейские. Правда, ей повезло, она провела лишь ночь в полицейском участке, после чего вышла на свободу. Зато она дала понять Хиллу, что не нужно связываться с Хаффменами.

А дома жизнь становилась все более безумной. Надвигалось жаркое техасское лето, а мы остались без воды. Мы с Бонитой придумали план. Пошарившись вокруг дома и собрали пятнадцать пустых бутылок. Их мы хотели наполнить на близлежащей заправке. Она была недалеко, но бутылок было слишком много. Как поступить?

За последний год с небольшим наши родственнички и сами забрали из дома все ценное. Единственное, к чему они не притронулись, был старенький мамин «Шевроле Малибу». Думаю, они все считали его старым и ненужным. Но я так не думал. Я видел в этом последний оплот нашей старой жизни.

Конечно, он видал и лучшие деньги. Он не мог ездить задом, но он был на ходу! Мы закинули на заднее сидение все бутылки, после чего я включил зажигание. Двигатель так громко грохнул, что наверняка соседи посчитали это стрельбой. А мы поехали к заправке. Всю дорогу я думал, что, черт возьми, я делаю? Я был слишком мал, чтобы водить машину. Более того, я рисковал жизнью, чтобы всего-то набрать воды!

Тем не менее, мы удачно доехали, после чего начали набирать воду. Вокруг были люди и мне было ужасно стыдно, что они могли о нас подумтаь — двое маленьких ребятишек, которые набирают в бутылки воду, относят их в машину и возвращаются с новыми пустыми бутылками. Но в конце концов, это было неважно. Важно было, что у нас появилась вода, чтобы пить, и чтобы мыться.

Заполнив последнюю бутылку, мы отправились обратно. Машина не могла ездить задом, поэтому я посадил Бониту за руль, а сам принялся ее толкать. Это было чертовски тяжело, но я справился, после чего сел за руль, включил двигатель и довез нас в нашу безжизненную лачугу. Добытой воде мы радовались так, словно это был элитные и свежайшие продукты.

Тем не менее, радовались мы недолго. После того, как очередной счет по закладной не был оплачен, банк начал слать угрозы и предупреждения. Только тогда Кэролин временно забрала нас к себе.

Именно тогда я понял всю серьезность ситуации. В первый раз в своей недолгой жизни я не просто попал в депрессию, я не знал, как из нее выбраться. Бонита выглядела спокойной, но она тоже была на грани.

Я думал о том, как сестры ругались с Тетушкой Т. о том, кто будет о нас заботиться. Они говорили, что хотят сохранить целостность семьи. Но за прошедшее время они не сделали ничего! Если бы год назад мне сказали, во что все выльется, я бы сбежал и жил в поездах. По крайней мере, бомжи поделились бы со мной своими жалкими продуктами.

Когда же моя семейка, в конце концов, обсудила наше будущее, вернуться в заброшенный дом казалось мне более перспективной идеей. Итак, меня отправляли жить с Дэнни, которого мы не видели со дня смерти мамы. Бониту отправляли к Кэролин. Черт возьми, они решили разлучить двух самых близких членов семьи! Мне было противно. Я с трудом сдерживался.

Но как бы грустно ни было прощаться с Бонитой, мне понравилась идея жизни с Дэнни! Мне всегда хотелось быть на него похожим. Он первым из нас покинул родной дом, отучился в колледже и получил хорошую работу! У него был отличный дом и красотка жена! В моих глазах Дэнни был успешен! До того я уже несколько раз был у него в гостях, и было весело. В его районе было много детей, с которыми я уже подружился. Дэнни всегда делал все возможное, чтобы показать, что мне были рады! Перспективы пожить с ним становились реальны!

Но как и большинство моих тогдашних мечтаний, и эти разлетелись на миллион осколков. В последний момент без объяснения причин Дэнни отказался приютить меня... Думаю, это было потому, что не хотел нарушать течение его обычной семейной жизни. Но о причинах никто ничего не знал. Он просто отказался.

Мне хотелось умереть. Что со мной не так? Внутри я сорвался. Все эти несдержанные обещания, сплошная ложь. Я послал всех к чертям. Я больше никому не доверял. И никому не позволил бы себя обмануть.

Меня приютила Кэролин, что означало, что мы с Бонитой все же остались вместе. Но теперь мы были непохожи. Бонита хорошо училась, стремилась к хорошему будущему. Я же был сломлен и потерял интерес к чему бы то ни было. Вместе мы пережили серьезные испытания и неприятности, но в конце концов жизнь развела нас в разные стороны. Она стремилась вверх, а я бесцельно болтался абы где. Не помогло даже то, что я снова был в мирке Кэролин, который был не совсем удачным местом для двух тинэйджеров. Кэролин вела сомнительный образ жизни, она была воровкой, обманщицей. Ее могли убить в любой момент. Да, она дала мне крышу над головой, но ее пример был отвратительным. В школе все было хуже некуда.

Ближе к концу моего восьмого класса я практически перестал посещать занятия. Нависла угроза вылететь из школы. И будто бы специально в моей жизни появились Райли и Эрнест Смиты, которые в этом мне помогли. Это были два хулигана из моего класса. Как-то раз, когда мы ехали домой из школы, они решили испытать меня. В автобусе я сидел возле прохода. Райли подошел и приказал мне подвинуться на среднее место, потому что он сам хотел сидеть с краю. Я ответил, что это мое место, и я никуда не сдвинусь. Если ему нужно было место, он мог бы сесть посередине. Райли ничего не ответил и ушел в конец автобуса.

Мне казалось, что история замята, но это было не так. Когда мы подъехали к его остановке, Райли, Эрнест и их дружки напали на меня со спины. Я пытался отбиться, даже кому-то как следует врезал, но их было слишком много. Если честно, мне было не столько больно, сколько сложно переварить, что вообще произошло. Я подумал о том, что ни один из моих друзей — Фран, Терри, Уэнделл — не сделали ничего, чтобы мне помочь. Так что же это, никому нельзя верить вообще? Ну что ж, в таком случае я позабочусь о себе сам. Я знал, что если я не отреагирую, все повторится. Поэтому я должен был ответить на следующий день. Когда я ложился спать, я представлял, как один уничтожаю Смитов и всю их шайку на глазах у всего класса при помощи крутых приемов из фильмов Брюса Ли. Но отбросив ненужные фантазии, я понял, что нужно придумать другой способ. Я еще пока не знал, какой.

Когда я пришел к автобусной остановке, внутри меня бурлила ярость. Ко мне подошел Билл — хороший парень, с которым я был дружен. Он сказал, что наслышан о том, что случилось днем ранее, поэтому он принес мне перочинный нож. Я положил его в карман, забрался внутрь и стал ждать следующую остановку. На ней в автобус должны были зайти Смиты. С удивлением я увидел, что Райли был один. Как только он зашел в салон, он начал бахвалиться, вспоминая, как вчера меня побили. Я разозлился, прыгнул на на него и попытался ударить ножом. Райли побелел от страха. Он пытался оттолкнуть меня, но я не отставал. Я материл его, на чем свет стоит, а он просто прикрывался учебниками и молчал. Все остальные дети орали как проклятые. Словно бы в этом автобусе происходил большой бунт маленьких детей. Кстати, водитель ехал дальше, не подавая вида. Наконец, Уэнделл и Терри попытались оттащить меня, но я был в бешенстве, махал ножом как слепой, которого пытаются ограбить на улице. В общем, мои друзья тоже предпочли отойти. Райли, поняв, что он уже не такой крутой, ревел в три ручья. В отсутствие своих дружков он, как и большинство хулиганов, оказался обычным трусом. Было очень приятно наконец напугать его до чертиков. Я положил нож в карман и ударил его в челюсть. Удар был таким сильным, что мне показалось, будто я солмал руку. Он же отлетел к задней двери автобуса.

Я был очень горд собой. Когда я сел на свое место, все думали, что я сошел с ума. Меня это устраивало, моя миссия была выполнена — слухи разлетятся по всей школе и теперь вряд ли кто-то будет со мной связываться. Да что там, мне был гарантирован царский статус.

Но чем больше я об этом думал, тем хуже я видел свое будущее. Вряд ли Райли смирится с таким униженмем. Пара ребят сказали мне, чтоб на следующий день я ожидал его мести. Поэтому я просто не пошел в школу на следующий день. Я пошел в кино и понадеялся, что все уляжется, и к концу недели можно будет вернуться.

Когда же я пришел в школу, меня сразу же схватили охранники и отвели к директору. Там уже были Райли и Эрнест. Видимо, водитель увидел больше, чем я думал, и сразу обо всем рассказал.

Я рассказал директору свою версию истории, которая начиналась с того, что Смиты и их дружки напали на меня. Я объяснил, что нож был мне нужен лишь для защиты. И я не планировал приходить в школу каждый день, лишь бы кого-то избить. Разве что таких отморозков, как эти.

Директор посмотрел на меня и сказал, что хорошо, что вчера я не пришел в школу. У Смитов для меня был сюрприз. С этими словами он показал мне трость, из которой выскакивало небольшое лезвие — как у Алекса из «Заводного апельсина». И у меня мурашки пробежали от мысли о том, что эти придурки могли сделать.

Учитывая, как близко мы были от того, чтобы покалечить и даже убить друг друга, наказание было серьезным. Нас отстранили от занятий до конца года. А это означало, что я остаюсь на второй год. Учитывая, что учиться нужно было еще два месяца, я подумал, что мои летние каникулы станут дольше.

Впервые с того дня, когда умерла моя мама, я подумал, что моя жизнь становится чуть менее непредсказуемой и чуть менее хаотичной.

5.

Из огня да в полымя.

У меня мало хороших примеров для подражания. К счастью, Кэролин все еще встречалась с Лютером — тем самым, что помог с похоронами мамы. Он был успешным бизнесменом: владел не только похоронным бюро, но и ночным клубом, ранчо, у него были еще несколько проектов. Он был самым успешным и при этом честным предпринимателем, которых я вообще знал! В общем, когда-то я хотел стать как он.

Иногда, когда Лютер был слишком занят своими делами, Кэролин брала меня к себе на работу в маленький бар под названием «Seashore Lounge» — очень крутое место, прям на берегу. Там я видел жизнь с такой стороны, с которой детям в моем возрасте ее не увидеть.

В общем, Кэролин заправляла этим баром, который по сути был притоном, в котором ошивались шлюхи, сутенеры, алкаши и прочие ненадежные элементы. Прямо у дверей всегда были несколько полуголых девиц, пытавшихся завлечь прохожих. Сексом занимались в туалетах, за мусоркой, на парковке. Кокаин и героин был повсюду. Это был громкий, беззаботный и неуправляемый мирок, на который, по непонятным причинам, власти смотрели сквозь пальцы. А это был настоящий салун времен Дикого Запада. Полиция приезжала, ну только если происходило убийство. Это было слово некое соглашение между обеими сторонами.

Но каким бы хаосом это ни было, это был мой рай, мой уход от жестокой реальности. День за днем, пока я подметал пол или мыл посуду, мои уши и глаза вбирали все, что можно было подслушать или подсмотреть. Я был в курсе всех разговоров проституток, которые обсуждали клиентов и считали деньги. Некоторым вещам я не мог поверить. Как эти несчастные женщины просто отдавали весь заработок своим сутенерам. Одно было точно: со всем эти услышанным и увиденным как я мог осенью просто вернуться в школу? Меня снова ждал восьмой класс. Это было грустно и унизительно. Жизнь показывала мне самые разные варианты моего будущего, но только не дорогу обратно в школьный класс. Как я мог туда зайти, учитывая, что я знал такие секреты городской жизни, от которых у обычных детей сорвет крышу?

Seashore был не единственным место, где я видел наркоманов. Казалось, они были везде. И очень скоро я и сам с ними столкнулся. Как-то раз я ожидал автобус, подошел парень по имени Доминик и его отчисленный старший брат Тодд. Именно они познакомили меня с марихуаной. Тодд достал тощий косяк, поджег его, они закурили. Мне давно хотелось попробовать, поэтому когда Доминик передал мне его, я глубоко затянулся. Через секунду я кашлял как ненормальный, а из глаз лились слезы. Доминик и Тодд рассмеялись, а я потихоньку переживал первый наркотический эффект. И мне понравилось. Что сказать, у меня в жизни появилась еще одна небольшая цель.

Марихуана была не единственным наркотиком. Это был конец 70х, их была уйма. Казалось, что не было ни законов, ни границ. Было сильное успокоительное в таблетках квалюд; был сироп от кашля с кодеином. Билли Джин и ее очередной дружок Батч умели смешать квалюд и сироп в коктейль, который они называли Особый Джим Джонс — с намеком на отравленный напиток Кул-Эйд, при помощи которого в Гайане покончили жизнь самоубийством почти тысяча последователей секты Джима Джонса. В общем, полбутылки Особого Джима Джонса хватало им двоим на долгие часы кайфа. Я смотрел на них и смеялся от их поступков и жестов. Были и тяжелые наркотики — кокаин и героин, — и я видел, что они могут сделать с человеком. Буквально на моих глазах люди полностью опускались, разрушали свои жизни. И я не хотел повторить их участь.

Марихуана — да. Периодически я курил, но только дома и с друзьями. Иначе — нет. Я не накуривался целыми днями, я был активным подростком, который учил жизненные уроки при любом возможном случае.

Некоторые из этих уроков были не так просты. Как-то раз дома у Кэролин я случайно зашел в одну из комнат и увидел, что на диване лежит какой-то парень. Вокруг его руки был обернут ремень, а в саму руку воткнута игла. Я был шокирован. Но еще больше меня поразило, что это был Лютер!

Я потерялся в пространстве, не знал, куда идти. С трудом я вышел из комнаты и захлопнул дверь.

Как я мог хотеть быть на него похожим?? Мне было едва 14, и я снова был потерян. Если самый успешный человек из тех, что я знал, был наркоманом, то какой смысл вообще следовать каким-то правилам?

Я стал еще меньше времени уделять школе. Вместо учебы я садился на автобус и ехал в центр Хьюстона. Одним из моих любимых способов отвлечься от действительности был кинотеатр, который назывался Majestic Metro. Можно было заплатить всего пятьдесят центов и часами смотреть фильм за фильмом — такие как «Шафт» или «Супер Флай». Но больше всего мне нравились шедевры Брюса Ли и прежде всего, конечно, «Выход Дракона». Его подвижность, ловкость, его удары покорили меня с первого взгляда. Все, о чем я мог думать, — это когда-нибудь стать таким же как он.

В школу же я ходил лишь на пару предметов, которые были мне интересны. Прежде всего, конечно, математика, но не потому, что я был любителем умножения и деления. Мне нравилась учительница Мисс Хьюз. Пока она писала на доске формулы и цифры, я с увлечением разглядывал ее задницу. Писала она много, так что времени на наблюдения было достаточно.

Что касается мирка Кэролин, то я стал потихоньку приглядываться к тому, что в один прекрасный день могло бы стать и моей судьбой. Я видел парней с большими машинами в дорогих шубах, с золотом на шее и бриллиантами на пальцах, и иногда мне казалось, что таким же стану и я.

Наверное, с точки зрения Кэролин, это было безответственно. Но я знал, что она старается изо всех сил и желает мне только самого лучшего. Поэтому я ее не винил и не жаловался, а наоборот, уважал: она стала моим первым учителем жизни на улицах. Годы тяжелой жизни и рискованных поступков сделали ее бесстрашной и расчетливой. С ней мало кто готов был связываться. Хотя незнакомые с ней люди порой совершали эту ошибку. Как-то раз мы проводили вечер дома, и в дверь постучали. Бонита посмотрела в глазок и, увидев нашего брата Дона, открыла дверь. Но за Доном оказался его дружок-укурыш Клайд. Он постоянно ошивался в Seashore, и в этот раз в его руке был пистолет, который он упирал в спину Дона.

Они зашли внутрь, и я запаниковал. Клайд заорал, чтобы мы не двигались. Его зрачки были расширены, он выглядел совершенным безумцем. Размахивая пистолетом, он обшарил сумочку Кэролин, шкафчики и все, до чего мог дотянуться. Да, я был напуган, но меня стала заполнять неконтролируемая ярость. Мне хотелось добраться до пистолета моей сестры, который, как я знал, находится в соседней комнате. Я хотел пристрелить этого ублюдка. Эта мысль отчетливо пронеслась в моей голове несколько раз. Но я не мог пошевельнуться.

Клайд закончил обыск, снова взял на мушку Дона и вышел из дома с нашими деньгами и ценными вещами. Кэролин тут же взорвалась. «Где мой пистолет? Этот урод посмел забраться в мой дом! Он думал, ему это сойдет с рук?» Она метнулась в свою комнату и тут же вылетела из нее с пистолетом в руке.

Позже мне рассказали, что Клайд успел убежать достаточно далеко и отпустил Дона в конце квартала. Дон тоже убежал.

На следующий день я пошел в школу. Но, сидя за партой, я мог лишь обдумывать события дня вчерашнего. Мой сосед думал, что будет на ланч, или что сказал Арчи Банкер во вчерашней серии All in the Family, мои мысли были связаны с тем, как днем ранее меня ограбил псих с пистолетом.

Спокойная жизнь мне не светила. Поэтому я прятался от стресса где только мог. Учеба меня не интересовала, но, по иронии судьбы, именно в школе я мог хорошенько забыться. Потихоньку я стал одним из ключевых музыкантов школьного ансамбля! Я неплохо играл на ударных, а это было равносильно тому, чтобы быть квотербеком футбольной команды. Это было очень здорово, мои лучшие воспоминания о школе связаны с музыкой. Начал я, естественно, с неохотой, но со временем привык и даже стал весьма популярен в музыкальных кругах. Вряд ли бы я вообще ходил в школу, если бы не ансамбль и задница Мисс Хьюз.

Мое внешкольное образование шло прежним путем. Периодически я ездил в гости к Билли. Она жила в каком-то захолустном домишке и, учитывая, что мне там делать было совершенно нечего, она сажала меня присматривать за детьми своего очередного папика. Пока Билли крутила мужиками на улицах, я наслаждался компанией тараканов. Единственным плюсом ыбли двадцатичетырехчасовые марафоны порнофильмов. Раньше такое непотребство я видел разве что в журнальчиках для взрослых, а теперь мог засорять себе мозги целыми днями, наблюдая В ТЕЛЕВИЗОРЕ.

Но это было не единственным полезным уроком поездок к Билли. Как-то раз она попросила забрать и привезти пакет с травкой. Не скажу, что я долго раздумывал перед тем, как решить отсыпать немного и для себя. Пытаясь покрасоваться перед Батчем, я потребовал ее машину. Билли согласилась.

Батч выдал мне наличность, я взял ключи и отправился в очередное приключение.

Черт, как же круто, — так я думал, подъезжая к самому горячему кварталу города по делу! Я знал всех соседей Билли, поэтому никто не удивился, когда я забрал ее пакет, закинул в ее машину и уехал на ней обратно. Я напевал про себя песенку Too Hot Ta Trot, которая играла по радио. И тут я увидел полицейского.

Гаддэмит, Букер, ты подсадил меня на еще одну крутую фанк-группу!

Из-за травки запах из моей машины шел соответствующий. Огоньки мелькали в зеркале заднего вида, я словно бы огло на дискотеке. И что дальше?

Коп подошел к машине, приказал выйти и передать мне наркотики. Я попытался прикинуться дурачком, но он сказал, что работал под прикрытием и все видел. Я продолжал идти в несознанку, но перед глазами все плыло. Полицейский настаивал. Моя схема не работала, поэтому я все ему отдал.

Он начал задавать кучу вопросов про продавцов, кого я еще видел. Он сказал, что ведут наблюдение за этим местом уже несколько недель.

Я отказывался что-то говорить. Одно дело — попасться самому, а другое — сдать других. Этому не бывать.

Полицейский сказал, что я зашел в дом, отдал деньги, забрал товар и ушел. И после этого я убеждаю, что никого там не знаю? Коп продолжал пристально на меня смотреть.

Я собрал все свои 14-летние мысли в кучу и дрожащим голосом начал объяснять.

Он покачал головой, записал мое имя, после чего отпустил.

Как так? Я не мог поверить своим глазам. Вместо того, чтобы надеть на меня наручники и арестовать, он отпустил меня? Я не стал испытывать его терпение и юркнул в машину с намерением побыстрее убраться.

И тут...

— Да, и это тоже забери.

Я услышал эти слова и полицейский вернул мне марихуану.

Черт возьми, это вообще за дерьмо??

Он повторил, что я свободен.

Я ничего не понимал, но забрал пакет.

— Кстати. Ты же в курсе, что если ты заберешь пакет, я буду вынужден тебя арестовать за хранение наркотиков?

Я остановился.

— Если я выброшу пакет, то все будет в порядке?

— Нет, в таком случае я буду вынужден арестовать тебя за разбрасывание мусора. — Он откровенно издевался, — полагаю, тебе нужно найти другой способ избавиться от травки.

— Ну и что мне сделать, съесть что ли? — пошутил я.

Он даже не улыбнулся. Черт, он реально хотел, чтобы я полностью сожрал всю травку?? Тем не менее, я и в этот раз не решился испытывать его терпение. Я посмотрел на пакет. Мне было ужасно стыдно. В конце концов, я понял, что пора приниматься за трапезу. Я высыпал садержимое на ладонь и еще раз посмотрел на копа. Может, мне все же получится с ним договориться? Но нет, на его лице было издевательское и непоколебимое выражение.

Пришлось есть. Это было унизительно, поскольку вокруг собрались несколько зевак. Тем не менее, я завершил свой обед и вернулся в машину. Кстати, полицейский даже не проверил мои автомобильные права. Их-то у меня подавно не было.

Пока я ехал домой, я боялся, что Батч и Билли будут в бешенстве, что я не привез их товар. Но они только рассмеялись над моим неожиданным приключением и спросили, не хотел ли я десерта? Я ничего не понимал.

Они взяли себе марихуану откуда-то из другого места и даже угостили меня. Ну, в принципе, если не считать небольшого жжения в горле, все прошло хорошо. Но главное, я прожил еще один сложный день и в трудной ситуации повел себя согласно уличным законам, никого не сдав. Да, копы победить в этой схватке, но я смог выиграть всю войну.

Мы достаточно неплохо общались с Батчем. В отсутствие отца он тоже стал для меня образцом для подражания. Я видел в нем старшего брата. Когда Билли ездила по своим делам, он брал меня с собой. От него я многому научился.

У него был белый кадиллак, в котором он всегда слушал музыку Уилли Хатча. Этот певец был очень популярен среди темнокожих жителей Хьюстона, поскольку он пел о том, что нас волновало больше всего. Обычный вечер Батча начинался с того, что он объезжал точки, где работали его девчонки. Это были совершенно непохожие на бар Кэролин заведения: занюханные отельчики, грязные клубы, наркопритоны, заброшенные здания, в конце концов, просто перекрестки.

Там обитали всяческие отбросы, опустившиеся люди, бомжи, наркоши. Их лица были пустые, хотя они пытались сохранять серьезное выражение. Батч не упускал возможности прокомментировать это:

— Смотри, Джуниор. Меня тошнит от всех этих ублюдков. Ни в коем случае не повторяй их судьбу. Держись подальше от наркотиков. Они выжмут из тебя всю жизнь.

Батч был словно охотник на лис или на крабов. Он проверял свои «ловушки» пару раз в день, и черт возьми, я был шокирован каждый раз, если кто-то из его женщин сдавал меньше денег, чем нужно. Когда он выходил из машины и шел с ними переговорить, я всегда закрывал глаза руками. Если денег было недостаточно, он мог врезать им затрещину, прижать к стенке, а то и побоями сбить с ног. Ему было плевать на причины, на погоду, на все остальное. Девчонки должны были стоять с утра до вечера на своей точке и заработать столько, сколько он хотел.

Они ревели, размазывали слезы и макияж по щекам, но никогда ему не отвечали, только обещали в следующий раз все исправить. Батч же поносил их на чем свет стоит. Он требовал уважения и его угрозы, что он может с ними сделать, если они не соберут деньги, пугали даже меня. Представляю их ужас, когда у них было недостаточно денег, и они видели приближающийся белый кадиллак.

Но как бы странно это ни прозвучало, но при всем моем шоке, я также испытывал странное возбуждение. Я и раньше задавался таким вопросом: Это то, чем я хочу заниматься? И именно разъезжая с Батчем, я наше ответ: Да, пожалуй.

Я никогда не видел, чтоб Батч заезжал на точку к Билли. Думаю, он старался, чтоб этого не случилось. Конечно, не раз я видел, как Билли возвращается домой с синяком или разбитой губой. Но она сама не рассказывала, поэтому я не знал, вина ли это Батча или нет. А спрашивать — ясное дело, я не решался.

Но вся эта ситуация — поездки по Хьюстону с Батчем, рассказы сестры, — все это было хорошим жизненны образованием. Батч был очень неплохим учителем. Он видел во мне своего протеже, своего апостола. Он благоволил мне, иногда даже подкидывал деньжат и давал небольшую работенку, чтобы я входил в курс дела и почувствовал вкус. Думаю, он видел во мне себя в детстве, и ему нравилась идея, что у него появился такой преданный и внимательный ученик, которому он рано или поздно может символически передать свои туфли на огромной платформе.

Тогда сутенерство было полноценной работой! Батч вкладывался в нее по максимуму. Успех уличного дельца полностью зависел от того, насколько он был готов посвятить этому всю свою жизнь: костюмы, обувь, отношение, манеры. Батч следил за всеми мелочами.

Свой стиль он заимствовал из соответствующих «Черных» фильмов, коих в 70е было множество. Как и актеры из этих фильмов, Батч постоянно играл свою роль. И черт возьми, у него это получалось!

У него была шикарная походка — мелодичная и эффектная, с неповторимым рваным ритмом: он делал мягкий шаг левой ногой, а затем быстро выбрасывал вперед правую.

С головы до пят, в своем каждом действии он был настоящим профи. У него были длинные волосы, кончики которых завивались. Он очень внимательно следил за их состоянием. Сидя в парикмахерской, он частенько любил рассуждать о своей жизненной философии. Также он постоянно делал и дорогой маникюр.

Я же в это время просто сидел рядом, уперев подбородок в руку и слушал, ловя каждое его слово. И не только его! Я мог слышать разговоры и других таких дельцов, которые постоянно обсуждали свои дела. Один постоянно хвастался, что в его бригаде была белая девчонка. По его словам, она приносила больше всего денег. Все другие ужасно завидовали этому факту и, конечно же, тому, сколько денег она приносила.

А я был как Синдбад, который путешествовал по семи морям и слушал байки пиратов об их похождениях и завоеваниях.

Да, долгие годы я провел под крылом мамы в Саннисайде и Южном Парке — это было моей зоной комфорта. Теперь же я жил в реальном жестоком мире, который изучал через рассказы уличных дельцов, наркоторговцев и сутенеров. Наблюдения за Батчем повлияли и на мои действия в школе. Да, я практически туда не ходил, но если я это делал, то всегда при этом пытался копировать Батча и его дружков. У меня всегда были деньги, поэтому я всегда носил самые крутые казаки, дизайнерские ремни, самые модные рубашки Lacoste с маленькими крокодильчиками. Естественно, у меня были нелепые «кудряшки Джери», которые тогда были безумно популярны.

Современному зрителю эта прическа может быть знакома по фильму «Криминальное чтиво». Ей щеголял персонаж Сэмюеля Джексона.

Конечно же, на фоне остальных школьников в драных джинсах и развязанных кроссовках я выглядел взрослым мужчиной в компании детей. Мне завидовали, на меня показывали пальцем. Ну и я сам вел себя так, словно был хозяином вселенной. Для меня это было возможность самореализоваться, и я ей пользовался. В конце концов, если я могу себе это позволить, то почему нет?

Единственное, что смущало меня в том, чтобы решить последовать за Батчем, были побои, которые нужно было наносить женщинам. У меня в прямом смысле слова были ночные кошмары от того, что я видел. Иногда, кстати, я слышал разговоры Кэролин о том, что в парке нашли убитой какую-то девчонку. Иногда Билли упомянула одну из подруг, которая не вернулась домой. Слова подбирали разные, но факт оставался фактом. И каким бы грандиозным ни казалось мне будущее, я не раз задумывался, стоит ли принимать приглашения Батча. Какой бы привлекательной ни казалась темная стороны, в глубине души я хотел сделать правильный выбор. Да, я видел уважение и большие деньги, что было очень важно для моей потерянной подростковой души. Но я также видел, что этот вариант не всегда срабатывает так, как это получилось у Батча.

У моей сестры Гэйл как-то был сутенер по имени Джин. Он поистине прошел эту дорожку с самого низа. Сначала у него ничего не было, он начал с пяти девушек, но очень скоро у него появился и кадиллак, и драгоценности, а еще через некоторое время он стал главным городским воротилой. А спустя еще чуть-чуть он исчез. Просто растворился без следа.

Через пару лет мы как-то ехали на машине и остановились на красный свет. К нам подошел ужасно опустившийся бомж в лохмотьях, которые и одеждой-то назвать было нельзя. Он вышел из картонных коробок, в которых, видимо, он и жил. Он попросил немного денег на еду. Я посмотрел на него и далеко не сразу узнал в этом бездомном грязном бородаче знакомое лицо. Это был Джин. Тот самый Джин, который достиг вершины мира, и который свалился оттуда в помойку.

Позже я спросил у Батча, что с ним случилось? Он объяснил, что Джин попался на самом главному. Да, он получал хорошие деньги на продаже наркотиков. Но он и сам их использовал. И в конце концов наркотики его победили. Он сделал неправильный выбор, и теперь его уделом было попрошайничество.

Ужасная судьба Джина полностью отвадила меня от мыслей стать уличным воротилой.

6.

Непрекращающаяся борьба.

Кэролин со своим баром, Билли со своим Батчем сделали мою жизнь бурлящей. В школе я все же умудрился закончить восьмой класс, а затем и девятый. Но мое будущее, конечно же, выглядело не особо светлым. Оптимизма оставалось все меньше и меньше. Мне нужна была какая-то перемена. И физически и умственно.

Бонита, кстати, на год раньше меня закончила школу и получила работу. Черт возьми, она стала риэлтором, переехала в Даллас, где нашла себе молодого человека.

Я решил, что надо ненадолго съехать от Кэролин и отправился к тетушке Валлии Хафф, которая жила в Южном Парке, неподалеку от нашего старого дома. Это решение казалось мне отличным выходом, как разнообразить свою жизнь. Тетушка Хафф была сестрой моего бывшего отчима Роберта Хилла (да-да, того самого телевизионного вора).

Валлия была замужем за отличным парнем по имени Айзек Хафф. Он был отцом моего хорошего приятеля Франа, что сделало переезд просто отличным. Я всегда воспринимал Хаффов и как свою семью тоже. Мне казалось, что я возвращаюсь домой. Тогда это было для меня идеальной жизнью. Это была очень дружная семья, они жили в хорошем доме, у них была отличная машина, но, что более важно, они приняли меня как часть семьи! Они приютили меня, кормили, поддерживали меня в учебе.

Несмотря на то, что Хаффы жили в Южном Парке, в районе, где была школа Джесси Эйч.Джонса, в которую ходили Лэш и Бонита, я хотел попасть в другую — в школу Джека Ейтса, расположенную в соседнем районе. Там была отличная баскетбольная и футбольная команды. Ну и естественно, там был мой любимый музыкальный ансамбль! В общем, я собрал все нужные документы и сделал то, что сделал бы любой предприимчивый 16-летний малец на моем месте: соврал относительно адреса проживания. Тогда можно было обмануть систему без особого труда. Попав в школу Ейтса, я пулей метнулся записываться в школьный ансамбль. И тут меня словно по голове ударили: тут все делалось иначе, и право попасть в школьный ансамбль нужно было зарабатывать пару лет.

Пару лет. Черт. Терпение никогда не было моей сильной чертой. Я не хотел ждать, поэтому я плюнул на эту идею и решил провести ближайшие годы как и прежние: бесцельно болтаясь по округе, изредка посещая занятия.

Дома у Хаффов все тоже было не так безоблачно. Поначалу меня очень привлекали новые перспективы, но в конце концов, тот факт, что я все же не был членом их семьи, сыграл свою роль. Я всегда был словно бы одной ногой на улице. Я не мог полностью признать Хаффов своей семьей. По ночам я не мог заснуть, лежал в депрессии и смотрел в потолок. Это не мой отец. Это не моя семья. Это не моя жизнь. Хаффы были обычной респектабельной семьей, которой были чужды проблемы и неприятности, к которым я привык, живя у своих сестер. Они обедали вместе, говорили о своих интересах. Это было мне чуждо. Мне всегда нравились межличностные отношения, которые отображались в разных сериалах, например, в «The Brady». Там, где сходились разные люди, разные характеры. Но мне было ужасно некомфортно. Та грозовая туча, которая нависла над нами с Бонитой, теперь угрожала мне одному. Я не мог принять ничего из того, что было в семье Хаффов. Помимо этого не исчезало ощущение, что все это может исчезнуть в любой момент. Я молился, чтобы все это осталось как можно дольше, но страх возможного отчуждения всегда был со мной.

И все чаще в голове всплывали воспоминания о мире уличных приключений, которые порой казались мне все более привлекательными. Хаффы однозначно относились к тому, что я вспоминал. Они были категорически против. Возможно, это было и к лучшему, но мы с ними были продуктами совершенно разных окружений. Мы с Франом были полными противоположностями. Он готовился к поступлению в колледж, а я мечтал о быстром заработке. Пока Фран готовился к урокам химии или экзамену по английскому, ему было менее всего интересно слушать мои рассуждения.

Несмотря на это, несмотря на то, что я постоянно разрывался между двумя мирами, я старался оставаться на правильной дорожке. В том плане, что да, я иногда думал о том, чтобы сутенерить парочку девчонок, поднимать деньги на наркотиках, но у меня не было никакого четкого плана.

Но на дворе был 1981 год! Мне было 16. И, наверное, я логично пришел к своему следующему увлечению: уличные танцы, так называемые «поп-локинг».

Долгое время я был фанатом сериала «Поезд Соула» с Доном Корнелиусом. И меня всегда завораживали их танцевальные движения. Музыка текла ритмичным потоком, которые буквально заставлял подниматься и танцевать!

За несколько лет до того, в середине 70х я как-то видел группу The Lockers. Они были великолепны и сразу покорили меня. Их было семеро, они носили одинаковые костюмы и постонно двигались, прыгали, крутились, носились. Все это принесло им большой успех. Но двое из них достигли еще большего успеха! Фред Берри стал памятным персонажем сериала «What’s Happening!!», а Тони Бэзил в 1982м году исполнила поп-хит номер 1 «Hey Mickey».

Мне это было настолько интересно, что я был готов создать свою собственную группу! Я собрал еще трех ребят, мы назвались The Remote Controls и начали танцевать! Мы выступали на различных конкурсах, на школьных вечерах. Я ставил танцы на музыку таких групп как Kraftwerk, Soul Sonic Force, Herbie Hancock. Мы носили серебряные костюмы из латекса и винила. На самом деле это были переделанные костюмы для бега, в которых повышается потоотделение для усиленной сгонки веса. На шоу талантов мы выступали с выключенным светом и различными прожекторами и лазерами — для усиления эффекта. В общем, наши танцы пользовались большим успехом. Те несколько лет, что я играл на ударных в ансамбле моей предыдущей школы, очень сильно мне помогло. Я научился чувствовать ритм, понимать стиль. Это все легко переросло в хитроумные движения поп-локинга, которые я проделывал на танцплощадках. Благодаря танцам я мог выражать себя, и разочарование тем, что меня не взяли в ансамбль, ушло. Я был уверен, популярен и пользовался вниманием девчонок. Одна и них заинтересовала и меня.

Ее звали Анджела. Она была миленькой светленькой негритянкой, училась в восьмом классе моей прежней школы Хартмана. Очень скоро мы начали обмениваться записками, затем проводить вместе время, хотя я бы не сказал, что мы встречаемся.

В конце года в школе Хартмана был танцевальный вечер. Я настроился посетить его даже несмотря на то, что уже давно не ходил в эту школу. Тогда вообще ходили на дискотеки вне зависимости, кто и где учился.

На том вечере я был звездой, я увиделся со старыми друзьями, включая, конечно, и Анджелу. Внезапно я услышал знакомый голос:

— Эй, козёл, ты что тут забыл?

Я узнал в этом голосе Райли Смита. Мы не виделись больше двух лет — с того дня, когда меня отстранили от занятий в конце моего первого восьмого класса. Не успел я повернуться, как его дружки меня окружили. Мы начали толкаться с Райли, постепенно мы выбрались на улицу. Тогда было тепло и часть танцпола была под открытым небом.

Когда мы оказались на парковке, ситуация обострилась. Я врезал Райли в челюсть, разбив ему лицо. Тогда на меня набросилась вся ватага. Меня выбросили на улицу, я тогда больно приземлился на локоть и задницу. Тут подоспели охранники, которые попытались нас разнять. Нас растащили, я отправился домой. Пройдя несколько кварталов, я огляделся: моя рубашка была порвана, галстук испачкан, локти ободраны.

— Вот ублюдки, — пробормотал я и пошел домой.

Да, я снова нарвался на этих придурков. Эта мысль возвращалась все снова и снова. Правда надо признать, что больше я Смитов никогда не видел.

Мы с Анджелой то встречались, то расходились. Мы несколько раз переспали, но тогда было сложно добиться уединения хоть где-нибудь.

Как-то раз после школы Хаффов не было дома и мы остались наедине. Мне пришла в голову мысль сделать это на огромно кровати тетушки Валлии. Получилось чудесно. Но когда мы зашли на четвертый или пятый круг, открылась дверь и появилась тетушка. Она была в шоке, но вышла, не сказав ни слова. Этого не было необходимо.

Анджела вскочила, оделась и убежала в ванную комнату. Я быстренько оделся и побежал просить прощения. Но к моему удивлению, она не особо сильно возмущалась. Она просто предупредиа, чтобы в будущем я не занимался этими вещами на ее кровати. Это было логичной просьбой, поэтому я с радостью согласился, после чего мы даже посмеялись. Да, тетушка Валлия была просто чудесной.

К сожалению, вскоре после этого наши отношения с Анджелой прекратились насовсем. Через пару недель ее бабушка позвонила и попросила приехать. Я почувствовал беду, но понадеялся на лучшее. Так что я поднялся к Франу и попросил подвезти меня. Он довез меня, подбадривая меня различными шутками, но я был не в духе. Я смотрел, как в окнах мимо проплывают деревья, а сквозь листья проглядывает солнце. Я сотни раз ездил этой дорогой, но на этот раз все было иначе. Мы потихоньку доехали до Белфорда и переехали через железнодорожный переезд.

Когда мы добрались до места назначения, я ощущал себя смертником, которому предстоит отправиться в комнату с электрическим стулом.

Фран пожал мне руку и сказал, что я все равно был круче него. Он посмеялся, а я посмотрел в ответ взглядом смерти, хлопнул дверью и пошел к дому.

Дверь открылась, и бабушка Анджелы тут же обрушила на меня удар топором:

— Букер, она беременна.

Эта дама невысокого роста сверлила меня взглядом.

Это было не совсем то, чего я ожидал и боялся, но это тоже было неприятно.

Кстати, самой Анджелы дома не было. Я знал, что ей уже устроили взбучку, так что настало мое время.

— Итак, — спросила бабушка, — что ты намерен делать? Ты должен поступить правильно и жениться на Анджеле Вы должны воспитать этого ребенка правильно.

Ух ты. Бабуля била прямой наводкой. Брак? Ребенок? Да ну ни за что. Не я и не сейчас. Я пробормотал в ответ, что у меня даже не было работы.

— Так найди ее.

Да, бабушка была не промах. Я взмок от напряжения. Я не собирался жениться на Анджеле. Да что там, я даже не был уверен, что ребенок был мой! У нас были дружеские свободные отношения, мы встречались и с другими. И когда меня зажали в угол, я подумал, что это не было только лишь моей ответственность. Кроме того я очевидно был к этому не готов. Я рассчитывал на еще много лет свободы и ничего-не-деланья перед тем, как стать отцом. Все эти мысли проносились в моей голове. Я вспомнил также ранние смерти моих родителей, неблагонадежную жизнь моих братьев и сестёр. Какой из меня получился бы отец?

Я пробормотал, что мне пора, и в прямом смысле слова сбежал. Я перестал разговаривать с Анджелой, не звонил ей. Если она звонила, я просто не отвечал. Мне хотелось, чтоб она исчезла, я старался по максимуму дистанцироваться от нее.

Когда наступил новый учебный год, я совсем забросил в школу. Я иногда приходил, но лишь для того, чтобы пообщаться с друзьями. Я смирился с фактом, что Букер Т. Хаффмен не создан для ученых свершений. Так зачем было тратить время?

Я сделал выбор и ушел из школы. Я почувствовал себя свободным как никогда раньше. Ушло чувство принадлежности к непонятной системе. Мне казалось, что я сбросил огромный вес, что давил мне на плечи, и это было чудесно.

Даже притом, что я был единственным из моей семьи, кто не закончил школу, меня это не волновало. Я чувствовал себя взрослым человеком, который занимался своими делами. Я держал свою судьбу в своих же руках. Передо мной открывались бесконечные возможности.

Тем не менее, я все еще не был уверен в том, чем мне нужно заниматься. Мне было 17, я был разбит и не видел перспектив. Я обрел свободу, но из-за нее лишь пришел в еще большее уныние. В первый раз в жизни я задумался о том, чтобы найти нормальную работу. Через пару недель я начал работать в Магазине Фиеста-Март в Южном Парке. И с первой же секунды я свою работу возненавидел.

Это был совершенно обычный универсам — как Уолмарт или Таргет. Там продавали одежду, обувь, музыкальные и видео-кассеты, был и продуктовый отдел. И естественно, очень скоро я начал выдумывать разные штуки. Я был мерчендайзером, упаковщиком, ну и естественно, подворовывал. Я думал. что мне сойдет с рук что угодно, так что в один день я ушел омой с парочкой новеньких ковбойских сапогов. В другой день я решил вынести кроссовки. Потом под футболкой я пронес стейк. Через несколько недель работы в Фиеста-Марте моя комната в доме тетушки Валлии стала выглядеть как нечто среднее между ковбойским магазином и секонд-хендом. Холодильник в доме стал напоминать мясной склад.

Было круто.

Самым крутым было, что мои кражи поддерживали мой уличный авторитет, даже притом, что я работал на такой непрестижной работе. Каждый день, уходя с работы, я словно бы показывал средний палец и охране, и всему магазину, и всей сети, которая им управляла. Это было хороше время для охоты, и я не упускал возможностей.

Как-то раз я не хотел выходить на работу, хотелось просто ничего не делать и покурить. Так что я позвонил управляющему и измененным голосом представился Билли Джин, своей же сестрой. Я сказал, что Букер Т болен и не сможет прийти. Управляющий сказал, что когда Букеру станет лучше, он может прийти в магазин и забрать свою последнюю зарплату. Меня уволили.

Я настолько удивился, что чуть не заговорил своим обычным голосом. Тем не менее, я что-то пробормотал в ответ, а затем управляющий повесил трубку.

Какого черта? Меня только что вышвырнули за то, что я изобразил женский голос? Я был опозорен. В ужасном настроении я съездил в Фиеста Март и забрал чек. Сразу после этого я уехал оттуда, попрощавшись с этой карьерой в розничных продажах насовсем. Я снова стал жить за счет тетушки Валлии. Но чем дальше, тем чаще я думал о том, чтобы начать зарабатывать самостоятельно.

Я бросил школу, из-за меня забеременела Анджела, меня уволили с работы. Все это привело меня к сложному выбору. Я начал подумать о возвращении в мир уличный мир моих сестер. В конце концов, я решил позвонить Кэролин.