Глава 11 Афганский излом

История 1 Приказ

Декабрь 1979 года выдался морозным. Александр возвращался с ночного дежурства, когда его остановил посыльный из военкомата:


«Товарищ военврач, вам срочный пакет».

В конверте лежал приказ о немедленной мобилизации. Афганистан. Слово, которое уже несколько месяцев тревожило умы, теперь ворвалось в его жизнь военной повесткой.

Наташа встретила его у порога. Увидев конверт в руках мужа, побледнела: «Саша… только не…» «Да, родная. Через три дня отправка».

В тот вечер они долго сидели молча. В детской спала их любимая дочь Леночка. За окном падал снег, в соседней комнате тикали часы, привезенные когда-то из родительского дома, а они не могли произнести ни слова — слишком много нужно было сказать.

Первым позвонил отец:

«Сынок, я знал, что этот день придет. Мы, военные врачи, всегда там, где нужнее всего. Собирайся, я приеду».

«Да, родная. Через три дня отправка».

Лена, почувствовав неладное, выбежала из кухни: «Папа, ты куда? Опять в командировку?»

Александр обнял дочь:

«Да, малыш. Там нужны врачи. Ты же знаешь — это наше семейное дело».

Вечером приехали родители. Сергей Николаевич, несмотря на седину, был всё так же подтянут и строг. Елена, как всегда, излучала спокойствие и мудрость.

«История повторяется», сказал отец, доставая из портфеля потёртый планшет. «Когда-то я отдал его тебе перед институтом. Теперь он пригодится там, на войне».

«Это не война», поправил его Александр. «Официально — выполнение интернационального долга».

«Сынок, для врача любая война — это прежде всего раненые, которых надо спасать. Неважно, как это называется официально».

Елена увела Наташу и внучку на кухню. Женский разговор — особый. О том, как ждать, как верить, как молиться.

Лена забралась матери на колени:


«Мам, а правда, что мой братик родится, когда папа вернётся?» «Сестрёнка», мягко поправила Наташа. «У тебя будет сестрёнка».

В кабинете отец передавал сыну последние наставления:

«Главное — не забывай, чему учили. И помни: ты не только врач, ты — военврач в третьем поколении. За тобой — опыт дедов и прадедов».

А ночью, когда все уснули, Александр долго стоял у окна. Десять лет назад, когда родилась Лена, он и представить не мог, что придётся оставить семью вот так — с беременной женой и подрастающей дочерью.

Над городом мерцали звёзды, и в их свете проступало знакомое с детства сияние.

День отъезда выдался ясным и морозным. На перроне было многолюдно — провожали целую группу военных медиков. Александр крепко обнял Лену: «Береги маму и сестренку, ты теперь за старшую».

«Я буду писать тебе каждый день, папа», шептала дочь. «И рисовать, как у мамы растет животик». Наташа держалась, но в глазах стояли слезы:

«Мы справимся, ты только возвращайся. Мы будем ждать».

Сергей Николаевич по-военному четко пожал сыну руку:

«Помни всё, чему учил. И пиши. Даже если нет времени — хоть два слова».

Елена перекрестила сына:

«Ангелы-хранители всегда будут с тобой. Как были с твоим отцом на той войне».

Поезд тронулся. В окне мелькнули родные лица, платформа осталась позади. В купе Александр достал отцовский планшет — там лежали старые фронтовые записи, рядом с ними он положил новую тетрадь.

«Здравствуй, родная», написал он первые строки. «Пишу тебе с дороги в неизвестность.»

А впереди был Кабул, военный госпиталь, бессонные ночи у операционного стола, свист пуль над палатками медсанбата и письма — десятки писем домой, где каждая строчка дышала любовью и надеждой на встречу.

История 2 Письма домой

«Дорогая моя Наташенька!


Добрались нормально. Кабул встретил жарой и пылью. Госпиталь развернули в старой крепости — толстые глиняные стены хоть как-то спасают от зноя. Работы много. Вчера шесть часов не выходил из операционной…»

«Милый мой Сашенька!

У нас всё хорошо. Малышка активно толкается — наверное, будет такой же непоседой, как Леночка. Дочка получила пятерку по биологии, говорит — обязательно станет врачом, как мы.»

Письма шли долго, иногда терялись, но каждое было драгоценным. Александр хранил их в отцовском планшете, перечитывал в редкие минуты отдыха.

«Родная моя!

Сегодня привезли тяжелых. Молоденький лейтенант, почти мальчик, всё звал маму. Восемь часов боролись за его жизнь. Спасли. А я думал о нашей дочери, о той, что еще не родилась.»

«Любимый мой!

Сегодня была у врача. Всё хорошо, но тебя так не хватает… Помнишь, как ты ходил со мной на все осмотры, когда ждали Леночку? А теперь наша девочка сама меня провожает и так трогательно заботится.»

«Дорогой папочка!

Я научилась делать уколы! Правда, пока только апельсинам. Мама говорит, у меня хорошо получается. А еще я читаю твои медицинские книги, особенно про анатомию. Только много непонятных слов.»

«Родные мои!

Ночью был обстрел. Оперировали при керосиновых лампах — электричество отключилось. И знаете, вдруг вспомнил рассказы отца о войне, о том, как они спасали раненых в полевых условиях. Теперь я понимаю каждое его слово…»

«Сашенька, любимый! Твоя мама привезла нам варенье и травяной чай. Мы долго сидели вечером, вспоминали, как познакомились в больнице, как ты делал мне предложение… Лена слушала, затаив дыхание, а потом сказала: „Вот это настоящая врачебная любовь!“»

«Дорогой папа!

У мамы такой большой живот! Я разговариваю с сестрёнкой, рассказываю ей о тебе. А вчера положила ей на животик твой стетоскоп — помнишь, который дедушка подарил? И знаешь, она толкнулась прямо в него!»

«Наташенька!

Сегодня оперировал мальчишку-афганца. Осколочное ранение. Его отец, местный учитель, плакал и всё повторял по-русски „спасибо“. А я думал — вот она, настоящая миссия врача: спасать жизни, невзирая ни на что…»


«Милый мой!

Твой отец заходил вчера. Долго смотрел на твои фотографии в военной форме, а потом сказал: „Как же он похож на меня в сорок третьем.“ И знаешь, я вдруг так ясно поняла — это судьба нашей семьи: быть там, где мы нужнее всего.»

«Любимый мой!

До родов осталось совсем немного. Доктор говорит — в начале марта. Я так хочу, чтобы ты был рядом, как тогда, с Леночкой. Помнишь, как ты держал меня за руку? Но я знаю — ты сейчас там, где нужнее.

Спасаешь чьих-то сыновей и дочерей.»

«Дорогой папочка!

Я связала для сестрёнки пинетки. Бабушка Лена научила. Белые-белые, как твой халат. А ещё я хожу с мамой на все приёмы к врачу и записываю все термины — буду потом тебе рапортовать, как настоящий военврач!»

«Родная моя!

Прости, что редко пишу — последние дни очень тяжелые. Много раненых. Спим по два-три часа. Но ты не волнуйся — я справляюсь. Здесь, в операционной, часто чувствую то самое сияние — помнишь, как в детстве? Значит, наши ангелыхранители рядом.»

Последнее письмо пришло в начале марта: «Наташенька!

Сегодня приснилась наша первая встреча в больнице. Ты — совсем юная медсестра, я — студент-практикант. И знаешь, проснулся с таким чувством, будто вот-вот должно случиться что-то важное.»

А через день в госпиталь примчался связист: «Товарищ военврач! Вам телеграмма из Союза!»

«У нас девочка. Родилась 5 марта. Назовем, как решили. Мы тебя любим и ждем. Наташа, Лена».

Александр опустился на походную койку. За брезентовой стеной палатки выла афганская вьюга, где-то вдалеке грохотали взрывы, а он словно наяву видел их — жену, старшую дочь и крошечный сверток с новой жизнью.

История 3 Любовь

«Любушка», — прошептала Наташа, глядя на крошечное личико дочери. «Папа хотел, чтобы тебя так назвали. Говорил — это имя как символ всего, чем живет врач».


Елена-старшая, державшая внучку на руках, вдруг заметила:

«Посмотрите, какое сияние вокруг её головки… Точно как тогда, в сорок третьем, когда ваш папа оперировал под обстрелом».

Десятилетняя Лена, не отходившая от маленькой сестры, спросила: «Бабушка, а правда, что у врачей особые ангелы-хранители?»

«Правда, милая. Они оберегают тех, кто спасает жизни. И сейчас они там, с твоим папой.»

А в это время в кабульском госпитале Александр показывал фотографию новорожденной дочери своему фронтовому другу:

«Смотри, Игорь, назвали Любовью. Жена пишет — глаза мои.»

«А знаешь», — продолжал Александр, бережно убирая фотографию в планшет, — «когда я оперирую, особенно тяжелых, всегда думаю о них — о моих девочках. И словно дополнительные силы появляются».

В этот момент в операционную ворвался санитар: «Товарищ военврач! Борт с ранеными!»

Восемь часов без перерыва. Осколочные, пулевые, ожоги. Молодые лица, искаженные болью. Александр работал как в тумане, но руки помнили каждое движение — словно сам отец стоял за плечом, направляя их.

А в Рязани в это время Наташа кормила маленькую Любу. За окном цвела сирень, точно такая же, как в день их знакомства в больничном саду. Лена делала уроки, то и дело поглядывая на сестренку.

«Мама, а вот интересно», — вдруг сказала она, — «почему у врачей дети часто тоже становятся врачами?» Наташа улыбнулась:

«Наверное, потому что с детства видят главное — как важно помогать людям. Вот смотри: твой дедушка спасал раненых на войне, папа сейчас тоже… А прадед твой в Сталинграде оперировал».

«Значит, и мы с Любушкой будем врачами?» «Если сердце подскажет.»

Вечером пришло письмо из Кабула:

«Родные мои! Сегодня спасли молодого лейтенанта, тяжелейшее ранение. Я держал его сердце в руках — в прямом смысле. И знаете, оно билось. Билось, как бьется сейчас мое — от счастья, что у нас родилась Любушка, от тоски по вам, от веры, что скоро увидимся.»


Елена-старшая, читавшая письмо вместе со всеми, вдруг замерла: «Наташа, посмотри — над колыбелькой.»

В лучах заходящего солнца отчетливо проступало знакомое сияние. Маленькая Люба улыбалась во сне, а над ней, казалось, кружили невидимые крылья.

В Калининграде весна пахла морем. Наташа часто выходила с коляской на набережную — туда, где когда-то они с Александром гуляли студентами. Маленькая Люба, как и все дети врачей, удивительно спокойно спала под шум прибоя.

Сергей Николаевич каждый день заходил к невестке:

«Ну, покажите мне мою младшую внучку-хирурга», улыбался он, склоняясь над коляской. «Смотри, Наташа, руки у неё точно как у Саши — длинные пальцы, сильные.»

Лена после школы бежала в госпиталь к дедушке — он разрешал ей присутствовать на перевязках. «Готовлю смену», говорил он коллегам. «Третье поколение подрастает. Теперь уже четвертое на подходе».

А в Кабуле Александр всё чаще ловил себя на мысли, что война меняет врача — делает его сильнее, опытнее, но и милосерднее. Теперь он понимал отца, его фронтовые записи, его взгляд, когда тот рассказывал о военных операциях.

«Знаешь, Игорь», сказал он другу после особенно тяжелой смены, «я назвал дочь Любовью не случайно. Здесь особенно ясно понимаешь — только любовь спасает. Любовь к жизни, к людям, к своему делу.»

В этот момент в небе послышался гул вертолета — очередной борт с ранеными заходил на посадку. Александр поправил халат: «Ну что, друг, пора. Они нас ждут».

А дома, в Калининграде, маленькая Люба открыла глаза — точно такие же яркие, как у отца, и улыбнулась, глядя в небо, где мерцало вечное, хранящее их род сияние.

История 4 Военное братство

С Игорем Степановым они познакомились в первый же день в Кабуле. Тот встретил его у входа в госпиталь:

«Военврач Степанов. Из Ленинграда. Третий месяц здесь». «Соколов. Из Калининграда».

«Династия?»


«Да. Дед, отец…»

«Значит, сработаемся», просто сказал Игорь.

И действительно сработались. Как будто всю жизнь оперировали вместе. Руки понимали друг друга без слов, движения дополняли одно другое. В самые тяжелые моменты достаточно было короткого взгляда.

«У нас в Ленинграде», рассказывал Игорь между операциями, «есть старый профессор. Он говорит — настоящие военврачи как братья. Война роднит крепче крови».

В ту ночь их братство прошло первое серьезное испытание.

К осени их связка стала легендой госпиталя. «Вишневский-Степанов» — произносили с уважением. Если они вдвоем в операционной — значит, боец будет жить.

«Знаешь», сказал однажды Игорь после особенно сложной операции, «я ведь понял, почему у нас всё получается. Ты оперируешь не только руками — ты сердцем чувствуешь. Как старые земские врачи».

«Это не я», покачал головой Александр. «Это они — все, кто был до нас. Дед в Сталинграде, отец в Кёнигсберге… Они словно ведут руки».

В октябре их госпиталь попал под серьёзный обстрел. Игорь закрыл собой раненого — осколок прошел по касательной. Александр шесть часов боролся за жизнь друга.

«Брось, Саша», шептал Игорь в полузабытьи. «Легкое ранение.»

«Молчи, братишка. Я тебя не для того вытаскивал, чтобы ты тут разговаривал».

Ночью, когда кризис миновал, они долго сидели в палате:

«Теперь мы с тобой не просто братья по духу», улыбался Игорь. «Теперь у нас одна кровь — ты же мне свою перелил».

«Значит, твой сын теперь и мне племянник», серьезно ответил Александр. «А мои девочки — твои племянницы».

«Договорились, брат. Будем растить новое поколение врачей. Вместе».

А утром пришел приказ — Александра переводили в новый медсанбат, ближе к перевалу. Там, в горах, нужны были опытные хирурги.

История 5 Возвращение

Домой Александр вернулся в декабре 1981 года. На перроне в Калининграде его встречали все: Наташа с маленькой Любой на руках, двенадцатилетняя Лена, родители и коллеги.

«Папка!», Лена бросилась первой. «А я уже в мединститут готовлюсь! Представляешь?»

Наташа просто смотрела, не скрывая слёз. Люба, увидев отца впервые, вдруг протянула к нему ручки — словно узнала.

«Сын», Сергей Николаевич крепко обнял его. «С возвращением в строй».

А над перроном, несмотря на яркое зимнее солнце, мерцало то самое, родное сияние. Словно все ангелы-хранители слетелись встречать своего подопечного.

Первые месяцы дома казались сном. После афганского пекла балтийская зима укутывала целебной прохладой. Александр вернулся в областную больницу — теперь уже заведующим хирургическим отделением.

«Вишневский вернулся!», передавали шепотом в коридорах. «Теперь и с военным опытом».

Наташа создавала вокруг него особый уют — размеренный, спокойный. Он не знал, каких трудов ей это стоило: талоны, очереди, обмены — всё это она брала на себя.

«Ты должен оперировать», говорила она. «Остальное — мелочи». Лена часто прибегала к отцу в ординаторскую:

«Пап, а расскажи про госпиталь! А какие операции самые сложные? А правда, что ты с дядей Игорем.»

Маленькая Люба делала первые шаги, цепляясь за его халат. И в такие моменты он понимал — вот оно, настоящее счастье.

По ночам иногда просыпался в холодном поту. Кабул не отпускал — взрывы, крики раненых, кровь на руках… В такие минуты выходил на балкон, смотрел на спящий город.

Отец словно чувствовал его состояние. Однажды приехал поздно вечером: «Пойдем, сын. Прогуляемся». Они долго шли по набережной. Молчали. Потом Александр не выдержал:

«Папа, я не могу рассказать Наташе… Там был случай. Мальчишка, восемнадцать лет. Множественные ранения. Мы с Игорем восемь часов… А он всё равно… И глаза его, папа… Они до сих пор снятся».

Сергей Николаевич остановился, положил руку на плечо сына:


«У каждого военного врача есть такой случай. Тот, который не отпускает. У меня был в сорок третьем. Молоденькая медсестра, осколочное… Я тоже не мог спасти.

И знаешь что? Это не вина наша — это война. Мы делаем всё, что можем. А они… они становятся нашими ангелами-хранителями».

Над заливом мерцали звезды. И впервые за долгое время Александр почувствовал, как отступает тяжесть с души. Отец понял. Отец знал.

«Теперь ты по-настоящему военврач», тихо сказал Сергей Николаевич. «И твои дети будут гордиться тобой, как ты гордишься дедом и мной».

После того разговора с отцом стало легче. Александр вернулся к себе прежнему — тому Вишневскому, которого знали и любили в больнице. Только опыта прибавилось, только руки стали еще увереннее.

Весной 82-го приехал Игорь с сыном. Мальчишка сразу подружился с Леной — она водила их в анатомический музей, с гордостью показывала отцовские медицинские книги.

«Смотри», улыбался Игорь, «растет смена. Как думаешь, доживем до их первых операций?» «Доживем», уверенно ответил Александр. «И еще на их детей посмотрим».

Время летело незаметно. Лена готовилась к поступлению в Смоленский мединститут — решила идти по стопам отца. Люба росла удивительно чутким ребенком — могла часами слушать рассказы деда о военной медицине.

Никто тогда не знал, какие перемены ждут страну. Что совсем скоро придется учиться жить в новой реальности, где всё другое — от денег до ценностей. Но Александр был спокоен — главное останется неизменным: преданность профессии, верность долгу, любовь к семье.

«Знаешь, Наташа», сказал он жене однажды вечером, глядя на засыпающих дочерей, «что бы ни случилось — мы выстоим. У нас есть главное — наше призвание. А если есть призвание — остальное приложится».

Над городом загоралась первая звезда, и в её свете мерцало вечное сияние — словно все ангелы-хранители собрались благословить новую главу в истории семьи военных врачей Вишневских.

Загрузка...