Фуенте Овехуна

Как вам желаю здравья, так же верно,

Что нам нельзя расходовать запас.

Год — не из лучших, начался он скверно,

И надо хлеб беречь про черный час;

Его и так истратили чрезмерно.

Да, да. В хозяйстве нужен глаз да глаз,

Чтоб не было волнений и раздора.

Попросим же об этом командора.

Охота слушать этих дураков,

Астрологов, несведущих в грядущем!

Любой из них поведать нам готов

О тайнах, скрытых в боге всемогущем,

И толковать, как лучший богослов,

О будущем и прошлом, как о сущем.

А расспроси их про текущий день,

Тут самый мудрый будет глуп, как пень.

Или они по книге звезд читают

И держат дома склад дождей и гроз?

Планидами небесными стращают,

А мы их слушаем, повеся нос.

Сажать и сеять людям запрещают:

Нельзя пшеницу, и нельзя овес,

Бобы, капусту, овощ в огороде;

А у самих мозги — капусты вроде.

Предскажут вам, что знатный муж умрет,

И подлинно умрет, но в Трансильвании;

Что винограду будет недород,

Но много пива наварят в Германии;

В Гасконье вишню холодом побьет,

И тигры приумножатся в Гиркании.

А в общем, что посеем, то сберем,

И год закончен будет декабрем.

Мы, вижу я, приходим напоследок.

Брехальня занята.

Ну, как жилось

Вам в Саламанке?

Да и так, и эдак.

Всех Бартолов ученее, небось.

Какое там! Ученый нынче редок.

На факультете учат вкривь и вкось.

Я убежден, что вы — студент толковый

Старался уяснить себе основы.

Теперь печатают так много книг,

Что стали все премудрыми ужасно.

Наоборот, их выбор так велик,

Что мудрость убывает ежечасно.

От множества сумбур в умах возник,

И люди только мучатся напрасно.

На книжный шкаф довольно поглядеть,

Чтоб от одних заглавий ошалеть.

Печатанье полезно, нет сомненья,

И этого никто не опроверг.

Оно спасло великие творенья,

Дабы их свет в столетьях не померк,

И охраняет их от разрушенья.

Его изобретатель — Гутенберг,

Из Майнца родом, немец знаменитый,

Заслуженными лаврами повитый.

Но многие, издав печатный труд,

Теряют славу, жившую изустно.

Другие просто имена крадут,

Чтоб свой товар просунуть безыскусно

А то еще есть самый мелкий люд,

Завидующий низменно и гнусно:

Свои писанья эта мелюзга

Пускает в свет под именем врага.

Я с вами не согласен, Леонело.

Невежды мстят ученым. Мир таков.

Книгопечатанье — благое дело

Немало без него прошло веков,

А наше время знаньем оскудело.

Где новый Августин, где Иероним?

Нет, вы не в духе. Бросьте. Посидим.

Наш век таков, что четырех поместий

Не хватит на приданое, ей-ей.

На это смотрят, как на дело чести,

И у дворян, и у простых людей.

Что командор? Не учинил бы мести.

Ведь как Лауренсью оскорбил злодей!

Бывал ли кто бесстыдней и блудливей?

Повесить бы его на той оливе!

Храни вас небо, господа.

Прошу, сеньор.

О, не трудитесь,

Останьтесь так.

Сеньор, садитесь

На ваше место, как всегда.

А нам нетрудно постоять.

Пожалуйста, прошу вас сесть.

Мы вам оказываем честь.

В ком чести нет, тот оказать

Ее не может.

Сядем в круг.

Минутку с вами потолкую.

Сеньор, вы видели борзую?

Я знаю по рассказам слуг,

Алькальд, что это просто чудо:

Такая легкость на бегу!

Сказать по совести могу:

Собачка бегает не худо.

У вора не такая прыть

Или у труса в день сраженья.

Велите ей без замедленья

Одну зайчиху мне словить.

Так из-под ног и скачет прочь,

Когда за ней ни погонюсь.

Да где ж она? Словить берусь.

Здесь близко. Это ваша дочь.

Как? Дочь моя? Лауренсья?

Да.

И вы ее словить хотите?

Вы дочку вашу пожурите.

За что?

Она со мной горда.

Другая столь же миловидна, —

Вот здесь как раз ее супруг, —

А, не кичась, нашла досуг

Со мной встречаться.

Очень стыдно.

И вас, сеньор, не похвалю:

Такие речи неучтивы.

Какой мужик красноречивый!

Ты, Флорес, этому вралю

Дай Аристотеля прочесть,

Его «Политику».

Сеньор,

Мы жить хотим, как до сих пор,

Чтя вашу честь и нашу честь.

В Фуенте-Овехуне много

Живет достойнейших людей.

Вот беззастенчивый злодей!

Но чем, скажите, ради бога,

Я вас обидел, рехидор?

Вы недостойно говорите.

Вы чести нас лишить хотите,

И слушать это нам — позор.

Вы притязаете на честь?

Вот кавалеры Калатравы!

Иные носят крест кровавый,

А кровь у них, коль их поскресть,

Мутнее нашей.

Может быть,

Я вашу кровь грязню, мешая

Ее с моей?

Раз кровь дурная,

Она не может не грязнить.

Дурна она иль не дурна,

А вашим женам это лестно.

Сеньор, такая речь бесчестна.

Все это — клевета одна.

Как скучно с этим мужичьем!

Ах, то ли дело города!

Там знатным людям никогда

Нет никаких помех ни в чем

Мужья там польщены весьма,

Когда к их женам ходят гости.

Ну нет, сеньор, вы это бросьте!

У нас достаточно ума.

И в городах есть бог всевышний,

И есть карающий закон.

Уйдите! Хватит!

Это он

Кого же гонит? Кто здесь лишний?

Я говорю вам: удалитесь!

Очистить площадь! Сей же час!

Сейчас уйдем.

Не все зараз.

Я умоляю вас, сдержитесь.

Они на сходку всем селеньем

Сберутся за моей спиной.

Сеньор, терпенье!

Боже мой,

Я удивлен своим терпеньем.

Пусть все по одному уйдут

И разойдутся по домам.

Мой бог, не верится глазам!

Кто как, а я пройду вот тут.

Что скажете? Каков народ?

Они не склонны лицемерить,

А вам не хочется поверить,

Что недовольство их растет.

Иль я им не хозяин, что ли?

Сеньор, совсем не в этом дело.

А похититель самострела?

Гуляет с ним на вольной воле?

Вчера безвинному досталось

В вечернем мраке возле дома

Лауренсьи. Что-то мне знакома

Его фигура показалась.

Ему я в оба уха дал.

Сегодня, верно, смотрит косо.

А где укрылся сам Фрондосо?

Здесь где-то бродит, я слыхал.

Здесь нагло бродит человек,

Грозивший смертью мне!

Как птица

Или как глупая плотица,

Он здесь и кончит бренный век,

Польстясь на свист иль на крючок.

Мне, от кого бойцы Гранады

И Ко́рдовы не ждут пощады,

Мальчишка, жалкий пастушок,

К груди приставил самострел!

Нет, свету близится конец.

То смелость любящих сердец.

Он вас убить не захотел,

И вы теперь его должник.

Я подождать еще хочу.

Не то пожару и мечу

Я предал бы в единый миг

Все это гнусное селенье.

Я стерегу издалека

Удобный случай, а пока —

Рассудком взнуздываю мщенье.

А что Паскуала?

Отвечает,

Что ей до свадьбы недалеко.

Сказать короче, просит срока?

Зато расплату обещает

Наличными. Вся прелесть в них.

А что Олалья?

Очень мило

Ответила.

Опять шутила?

Так что она?

Ее жених

С нее не сводит глаз, сердитый

На то, что я сную вокруг

И что, в сопровожденьи слуг,

Вы ей наносите визиты.

Как только ревность отшумит,

Вас примут так же, как и прежде.

Приятно жить в такой надежде!

Однако мужичок следит…

Следит и ходит по пятам.

А что Инес?

Какая?

Та,

Что за Антоном.

Занята

Лишь тем, чтоб быть приятной вам.

Для встречи с ней, я вам скажу,

Не надо ни ключей, ни лестниц.

Люблю податливых прелестниц.

Но мало ими дорожу.

Ах, если бы они умели

Себя как следует ценить!

Мы всё готовы им простить,

Когда стремимся к милой цели.

Зачем губить согласьем скорым

Надежду сладкую сердец?

Но, как сказал один мудрец,

Немало женщин есть, которым

Не менее нужны мужчины,

Чем форме нужно вещество.

Тут не поделать ничего,

И огорчаться нет причины.

Когда мы бурно влюблены,

Мы рады, если бой горячий

Ознаменован быстрой сдачей,

Но ей не придаем цены.

Всех легче забывает тот,

Хотя б он все венчал желанья,

Кому блаженство обладанья

Не многих стоило хлопот.

Где мне увидеть командора?

Да разве ты не видишь, где он?

Воинственный Фернандо Гомес!

Взамен зеленой шапки этой

Наденьте вновь свой белый шлем,

Кафтан смените на доспехи!

Узнайте, что магистр Сантъяго,

Служа кастильской королеве,

И с ним совместно граф де Кабра

Отважного Хирона держат

В Сьюдад-Реале осажденным.

И город может быть потерян,

Который стоил Калатраве

Немалой крови, как известно.

Уже с его высоких стен

Отчетливо видны при свете

И львы, и замки на знаменах,

И Арагона герб двухцветный.

И хоть Альфонсо Португальский

Хирона выручить хотел бы,

Магистру будет нелегко

В Альмагро возвратиться целым.

Сеньор, садитесь на коня!

Теперь лишь ваше появленье

Их может оттеснить в Кастилью.

Довольно. Рассуждать не время.

Вели, Ортуньо, общий сбор

Трубить на площади немедля.

Тут сколько у меня солдат?

Полсотни человек, примерно.

Чтоб все садились на коней!

Во всю скачите! Если медлить,

Сьюдад-Реаль возьмет король.

Мы не допустим, будь уверен!

Ты, Менго, нас не покидай.

Да здесь-то вам чего бояться?

Нет, вместе лучше возвращаться;

Вокруг села — пустынный край,

И ходим мы всегда гурьбою,

Чтоб не нарваться на него.

Вот чорт проклятый! До чего

Довел нас!

От него покою

Нет ни на солнце, ни в тени.

Срази его небесный гром,

Испепели его огнем

И нам спокойствие верни!

Он — хищный зверь, чума и яд.

Я слышал, будто как-то раз

Тебя Фрондосо прямо спас.

Он командора, говорят,

Чуть не убил из самострела.

Я презирала всех мужчин,

Но мне открыл тот миг один,

Как ложно я на них смотрела.

Фрондосо — истинный храбрец!

Он может жизнью поплатиться.

Ему отсюда надо скрыться,

А то поймают — и конец.

И я, хоть мне и дорог он,

Прошу его как раз об этом;

Но он противится советам,

Бушует, злится, возмущен.

А командор меж тем клянется

Повесить за ногу его.

Его бы в петлю самого!

А то и камешек найдется.

Когда б я только запустил

Таким, как у меня в кошолке,

Ей-богу, я б ему в осколки

Со звоном череп размозжил.

Он большей мерзостью отмечен,

Чем даже римлянин Сабал.

Тот звался Гелиогабал

И был, как зверь, бесчеловечен.

Голохлебал, иль как его,

Историю я помню скверно;

Но только знаю достоверно,

Что этот наш затмил того.

Найдется ль в мире тварь такая,

Как дон Фернандо Гомес?

Нет.

Он словно родился на свет.

Тигриной лютостью пылая.

Спасите, умоляю вас,

Коль наша дружба не забылась!

Хасинта, друг мой, что случилось?

Спокойно положись на нас.

Злодеи, слуги командора,

Идущие в Сьюдад-Реаль,

Бесчестя боевую сталь,

Меня для своего сеньора

Хотят словить.

От этих гадин

Господь тебя да охранит!

С тобою командор шалит,

Со мной он будет беспощаден.

Хасинта, я же не мужчина.

Ну как тебя я защищу?

Я оснований не ищу

Отречься от мужского чина.

Держись меня.

А есть с тобой

Оружье?

Первое на свете.

Да где ж оно?

Вот: камни эти.

Я с ними выиграю бой.

Ты думала удрать пешком?

О, я погибла!

Господа,

Имейте капельку стыда…

А ты здесь, собственно, при чем?

Ты защищаешь эту птицу?

Пытаюсь защитить словами.

Я ей родня, и перед вами

Я заступаюсь за девицу.

Он с жизнью распроститься хочет.

Ну нет! Когда я рассержусь,

Да пояском вооружусь,

Вам жизнь моя изрядно вскочит!

В чем дело? Из-за всякой мрази

Я вынужден слезать с седла!

Крестьяне этого села,

Которым надо, как заразе,

Скорее положить конец,

Дерзают проявлять строптивость.

Сеньор мой, если справедливость —

Отличье рыцарских сердец,

Не допустите до греха.

Они, сказав, что вы велели,

Вот эту девушку хотели

Силком отнять у жениха

И у родителей почтенных.

Велите им не трогать нас.

Велю им показать тотчас,

Как я караю дерзновенных.

Отдай пращу!

Сеньор!..

Симбранос,

Ортуньо, Флорес, для науки

Ему пращой свяжите руки.

Так ваша честь оберегла нас!

Как ваше гнусное селенье

Толкует обо мне тайком?

Помилуйте, когда и в чем

Мы вам явили непочтенье?

Убить его?

Нельзя марать

Оружье, призванное к чести

В достойный час и в лучшем месте.

Что делать с пленным?

Отхлестать.

Его разденьте до нага,

К тому вон дубу привяжите

И, сняв уздечки…

Пощадите,

Когда вам совесть дорога!

Стегать его, покуда пряжки

Не оторвутся от ремней.

О небо, ты ль грозой своей

Не покараешь грех столь тяжкий!

А ты? Откуда столько прыти?

Тебе милей простой мужик,

Чем тот, кто знатен и велик?

Мою свободу мне верните!

Я не хочу быть вашей пленной,

И я не потерплю стыда.

Ах, вот как? Не потерпишь?

+Да.

Отец мой — человек почтенный,

И если вас он не знатней,

То благородством обхожденья

Вас превосходит.

Оскорбленья

И грубость только злят людей,

Уже рассерженных к тому же.

Иди!

Куда?

Со мной пойдешь.

Сеньор, одумайтесь!

Ну, что ж,

Одумаюсь. Тебе же хуже.

С такой сварливой — много скуки

Я отошлю тебя в обоз.

Я не страшусь ничьих угроз,

И я живой не дамся в руки.

Шагай, мужичка! Ну! Я жду.

Сеньор, молю вас, пощадите!

Не пощажу.

Я о защите

Взываю к божьему суду!

Фрондосо, как ты мог решиться

Прийти сюда? Ты слишком смел.

Я показать тебе хотел,

Что тот, кто любит, не страшится.

К тому же я с того холма

Увидел выезд командора

И ради дорогого взора

От храбрости сошел с ума.

Да завершит он свой поход

Там, где по нем скучают черти!

Молчи! Кому желаешь смерти,

Тот только дольше проживет.

Так пусть живет хоть триста лет,

И все мы шлем ему заране

Побольше добрых пожеланий,

Чтобы ему от них был вред.

Лауренсья, вот что знать мне надо:

Попрежнему ль ты мне верна,

И скоро ль будет мне дана

За верность и любовь награда.

Известно по всему селенью,

Что мы с тобой — почти одно,

Но ничего не решено,

Всему селенью к удивленью.

Прошу, не мучь меня напрасно,

Скажи мне о моей судьбе.

Так вот: селенью и тебе

Я говорю, что я согласна.

Я пред тобой во прах склонен,

И я стопы твои целую.

Кто милость заслужил такую,

Тот к новой жизни воскрешен.

Не надо выспренних речей.

Чтоб дело кончилось венцом,

Поговори с моим отцом.

Ведь это нам всего важней.

Да вот он с дядей. Я ручаюсь

Фрондосо милый, что с тобой

Мы станем мужем и женой.

На помощь божью полагаюсь.

Своим бесстыдным поведеньем

Он все селенье возмутил.

Ни у кого не станет сил

Смотреть на это со смиреньем.

Его насильям нет предела,

Они свирепей, что ни час.

Хасинта бедная у нас

Всего тяжеле потерпела.

Власть благоверных королей,

Достойных имени такого,

Испания давно готова

Признать защитницей своей.

Уже к Сьюдад-Реальским стенам

Сантъяго на своем коне

Спешит в сверкающей броне,

Грозя Хирону горьким пленом.

Хасинту жаль. У нас она

Примерной девушкой считалась.

А Менго люто как досталось!

У горемыки вся спина

Чернее сажи и чернил.

Молчите! Я огнем горю,

Когда на страшный вред смотрю,

Который нам он причинил.

К чему мне этот жезл несчастный,

Обуза лишняя для рук?

Что ж делать? Командорских слуг

К ответу вы призвать не властны.

Ему все мало. Слышал я,

Что Педро Толстого жену

Он как-то повстречал одну

На дне оврага, у ручья,

И, после дерзкого глумленья,

Спровадил слугам — пусть берут.

Нас кто-то слушает. Кто туг?

Я, с вашего соизволенья.

Фрондосо, ты передо мной

Соизволеньями не связан.

Хоть жизнью ты отцу обязан,

Но ты и для меня родной.

Тебя я нянчил и люблю,

Как любят сына.

Да, сеньор

И, помня это с давних пор,

Я вас о милости молю.

Вы знаете, кто я такой.

Наш сумасшедший командор

Тебя обидел?

Да, сеньор.

Я это чувствовал душой.

Так вот, сеньор, не умолчу,

Любовь и ласку вашу зная.

Что я, Лауренсью обожая,

Женой назвать ее хочу.

Простите мне язык такой;

Быть может, я поторопился

И слишком смело вам открылся

Как, может быть, сочтет иной.

Фрондосо, друг, ты наперед

Мне сроки жизни удлиняешь,

Ты у меня с души снимаешь

Тягчайшую из всех забот.

Благодаренье небесам,

Что ты мне будешь стражем чести

И что в любви к твоей невесте

Ты чист душой и сердцем прям.

Теперь нам первым делом нужно

Поговорить с твоим отцом.

Мы с ним к согласию придем,

Я думаю, легко и дружно.

Я очень счастлив, сердце радо,

Что это все случилось так.

Мне кажется, что, как ни как,

И девушку спросить бы надо.

Ну, этим можно не смущаться!

Там это дело решено,

Они, ручаюсь вам, давно

Сто раз успели столковаться.

Вот о приданом хоть сейчас

Поговорить бы не мешало.

Деньжонок, много или мало.

На вашу долю я припас.

Не беспокойтесь ни о чем.

Речь о приданом здесь не к месту.

Порадуйтесь, что он невесту

У вас не просит нагишом.

Ну, что ж? Позвать ее нам, что ли?

Пускай сама дает ответ.

О да, конечно. Хуже нет,

Чем принужденье против воли.

Лауренсья! Дочь моя!..

Сеньор…

Ведь я был прав. Ее зовут, —

Она, извольте, тут как тут.

К тебе есть, дочка, разговор.

Что б ты сказала, жизнь моя,

(Дай отойдем), когда б решили

Твоей приятельнице Хиле

Фрондосо присудить в мужья?

Таких, как он, немного бродит;

Он — молодчина хоть куда.

Она выходит замуж?

Да.

По-твоему, он ей подходит?

Кто может в этом сомневаться?

Так. Но она дурна лицом,

И лучше с этим молодцом

Тебе, Лауренсья, обвенчаться.

Ты и с седыми волосами

Шутник такой же, как и был?

Его ты любишь?

Мне он мил,

Большая дружба между нами.

Но, знаешь сам, в таких делах…

Так я отвечу: да. Согласна?

Ответьте за меня.

Прекрасно!

Раз у меня ключи в руках,

В порядке все. Пойдем искать,

Где обретается мой сват.

Пойдем.

А вот насчет деньжат,

Сынок, мне что ж ему сказать?

Я мог бы дать четыре тыщи

Мараведи́.

Прошу, сеньор,

Оставим этот разговор.

Он мне обиден, я ж не нищий.

Сынок, все это мне понятно.

Но надо жить грядущим днем,

А без приданого потом

Всегда бывает неприятно.

Фрондосо, ты доволен?

Я?

Да я сейчас в таком бреду,

Что, кажется, с ума сойду,

Лауренсья милая моя.

От счастья сердце у меня

Наружу вырваться готово,

Когда подумаю, какого

Я наконец дождался дня.

Сеньор, бегите! Нет другого средства.

Всему причиной — слабость укреплений.

А также многочисленность врагов.

Несметен их урон людьми и кровью.

И все ж они похвастаться не могут,

Что захватили знамя Калатравы.

Мы их лишили этой высшей славы.

Ваш замысел, Хирон, не удался.

Сегодня мы судьбой вознесены,

А завтра ниспровергнуты в бессилья.

Победа! Слава королям Кастильи!

Уже зубцы увенчаны огнями,

Уже из окон на высоких башнях

Спускаются победные знамена.

Пусть мажут стены кровию своих:

Не праздник, а трагедия у них.

Я возвращаюсь в Калатраву.

Я же

В Фуенте-Овехуну. Вы решайте,

Поддержите ли вы свою родню,

Иль подчинитесь королю Фернандо.

Я напишу вам о своем решеньи.

Вас надоумит время.

Ах, жестоки

В дни ранней юности его уроки!

Долгих лет здоровья

Молодым супругам!

Долгих лет здоровья!

Ей-богу, эта песня вам

Не много стоила усилий.

Когда мы плохо сочинили,

Так сочини получше сам.

Наш Менго больше понимает

В ременных плетках, чем в стихах.

А ты потише! Там в кустах

Тебя кой-кто подстерегает,

Которому наш командор…

Не поминай его, не надо!

От этого дрянного гада

Нам всем бесчестье и позор.

Что мог я со своей пращой

Поделать против ста солдат?

Тут я никак не виноват.

. . . . . . . . . . . .[2]

Другие легче уступили:

Лицу, почтенному во всем, —

Мы имени не назовем, —

Клистир чернильный запустили,

Еще с песочком. Случай жуткий!

Нельзя ж таким послушным быть!

Ведь это так, чтоб пошутить.

С клистирами — плохие шутки.

Хоть это способ и полезный,

Я в гроб охотнее бы лег.

Ты лучше нам сложи стишок,

Но только складный и любезный.

Пусть живут в блаженстве оба,

И невеста, и жених,

Пусть укроются от них

Зависть, ревность, гнев и злоба,

Пусть улягутся в два гроба,

Утомясь от ясных дней!

Долгих лет ему и ей!

Чтоб небо молнией сожгло

Такого скверного поэта!

Но сочинил он быстро…

Это

Занятнейшее ремесло.

Как пряжут пышки? Комья теста,

Следя, чтоб пламя не погасло,

В кипящее кидают масло,

Пока в котле хватает места.

Одни выходят раздобрев,

Другие — кривы и горбаты,

Те — рыхлы, эти — жестковаты,

Иные — вовсе обгорев.

Кто поглядит, тот обнаружит,

Что так же стряпает поэт,

Которому его предмет

Таким же точно тестом служит.

Он, как в котел, свои стихи

В тетрадь швыряет мимоходом,

Надеясь скрыть под липким медом

Обилье всякой чепухи.

Зато когда они поспели,

Обходят все его лоток,

И он — единственный едок

Своих же собственных изделий.

Да перестань ты вздор молоть!

Дай слово молодым сказать.

Дай руки нам поцеловать.

Благослови тебя господь!

И попроси, чтоб твой отец

Вам дал свое благословенье.

Хуан, я возношу моленье,

Чтобы с небес послал творец

Благословенье нашим детям.

Вы оба нас благословите.

Эй, музыканты, песнь начните!

Мы обрученных песней встретим.

Из Фуенте-Овехуны

Сходит девица к оврагу,

А за нею — кабальеро,

Знатный рыцарь Калатравы.

От смущения красотка

Хочет скрыться в темной чаще,

Словно он ее не видел,

Прикрывается ветвями.

«Ты прячешься напрасно,

Моя отрада!

Мой рысий взор влюбленный

Пронзает камни».

Подошел к ней кабальеро,

А она, в смущеньи тяжком,

Захотела сдвинуть ветви,

Как решетчатые ставни.

Но любовь одолевает

Цепи гор и океаны,

И такое молвит слово

Знатный рыцарь Калатравы:

«Ты прячешься напрасно,

Моя отрада!

Мой рысий взор влюбленный

Пронзает камни».

Остановите эту свадьбу,

И чтоб никто не отлучался!

Тут не игра идет, сеньор.

Но как велите, воля ваша.

Вам нужно место? Вы вернулись

С воинственным своим отрядом?

С победой? Впрочем, это ясно.

О, я погиб! Спаси, создатель!

Беги в ту сторону, Фрондосо.

Нет, взять его, связать жгутами!

Сынок, отдайся, не противься.

Ты смерти для меня желаешь?

За что, сынок?

Я не из тех,

Кто без разбора убивает.

Когда бы я того хотел,

Его давно мои солдаты

Насквозь пронзили бы мечами.

Он у меня в темницу сядет,

И собственный его отец

Ему назначит наказанье.

Сеньор, он женится сегодня!

А чем же это мне мешает?

Иль нет у вас других мужчин?

Хотя б он оскорбил вас даже,

Вам следует его простить.

Здесь оскорблен не я, Паскуала.

Здесь оскорблен магистр великий

Хирон, — господь ему охрана!

Здесь оскорблен священный орден

И честь его, и виноватый

Примерно должен быть наказан.

Не то дождемся мы, что завтра

Поднимут знамя против нас.

Ведь вам известно, что однажды

Крестьянин этот командору

(Какие верные вассалы!)

К груди приставил самострел.

Сеньор мой, если заступаться

Уместно тестю, я скажу,

Что средь подобных обстоятельств

Как мог влюбленный человек

Не позабыться перед вами?

Сеньор, ведь вы же у него

Отнять жену намеревались!

Вот он ее и защищал.

Алькальд, вы пустослов несчастный.

По вашей милости, сеньор.

Как мог бы у него отнять я

Жену, когда он не женат?

Вы покушались… Впрочем, хватит.

Есть короли у нас в Кастилье,

Которые несут порядок

На смену старым беспорядкам.

Они, как только мир настанет

И стихнут войны, не потерпят

Ни в городах, ни в селах наших

Таких властительных людей

С такими пышными крестами.

Да будет крест на короле.

Грудь короля, ничья иная,

Да будет им осенена.

Жезл отнимите у алькальда.

Что ж, в добрый час, сеньор, берите.

Я им сейчас его ударю,

Как бьют строптивого коня.

На это ваша власть. Ударьте.

Вы палкой бьете старика!

Дочь причинила вам досаду,

И вы ударили отца?

Забрать ее, держать под стражей,

Приставить десять человек.

Да грянет небо правой карой!

Слезами обернулась свадьба.

Кто ж, наконец, хоть слово скажет?

С меня моих плетей довольно.

Кто хочет видеть кардинала,

Тому не нужно в Рим ходить.

Пускай другие с ним бранятся.

Мы все поднимем голос.

Бросьте!

Всего полезнее молчанье.

В нарезанную лососину

Он превратил мои литавры.