Фуенте Овехуна

Что ж не собрался сход?

Нейдут крестьяне.

А между тем погибель к нам спешит.

Почти что все извещены заране.

Фрондосо в башне скованный сидит,

Лауренсья, дочь моя, уведена,

И если их господь не защитит…

Как можно голосить напропалую,

Когда всего важнее тишина?

Ты подивись на сдержанность такую.

Пожаловал и я на этот сход.

Кропя слезами бороду седую,

Я спрашиваю вас, честной народ,

Какое погребенье мы устроим

Отчизне, опочившей от невзгод?

Каких ее поминок удостоим,

Раз больше нет достоинства у нас

И мы, без чести, ничего не стоим?

Ответьте мне: есть кто-нибудь меж вас,

Не оскорбленный этим негодяем?

И что ж, мы только хнычем всякий раз?

Когда мы честь и жизнь свою теряем,

Чего мы смотрим? И чего мы ждем?

Наш бедный край жесточе всех терзаем.

Но короли, как ведомо кругом,

Избавили Кастилью от раздоров,

И Ко́рдова готовит им прием.

Пошлем туда двух наших рехидоров

Просить за нас, повергшись к их стопам.

Пока король, в грозе военных споров,

Громит врагов, как он поможет нам?

Его об этом и просить бесплодно.

Прибегнуть надобно к другим путям.

Коль мой совет вам выслушать угодно,

То мой совет: покинемте село.

Да разве нам дадут уйти свободно?

Ведь если б это до него дошло,

Иные жизнью могут поплатиться.

Терпенье, нашу мачту, прочь снесло,

Корабль, объятый страхом, слепо мчится.

Дочь отнимают силой у того,

Чьей властью наша родина гордится.

О голову почтенную его

Ломают жезл. На свете не бывало,

Чтоб гнусно так бесчестили кого!

Так что же бы нам делать надлежало?

Что? Умереть, иль пусть умрет злодей!

Нас много, а у них народу мало.

Властителя убить рукой своей?

Один король властитель после бога,

А не зверье во образе людей.

И если божья будет нам помога,

Чего страшиться?

Все же, господа,

Здесь поразмыслить надо бы немного.

Я от простых крестьян пришел сюда,

Которые всех боле несчастливы,

Но я боюсь, не вышло бы вреда.

Чего бояться? Мы и так не живы.

Что может быть страшней того, что есть?

Они у нас палят дома и нивы.

Они тираны. И да будет месть!

Мужчины, я могу законно

Принять участье в вашем сходе:

Мне права голоса не нужно,

У женщины есть право стона.

Узнали вы меня?

О небо!

Лауренсья? Ты?

Узнать не можешь

Родную дочь?

Я на себя

Сейчас настолько непохожа,

Что вы не знаете, кто это.

Лауренсья, дочь моя!

Я больше

Тебе не дочь.

Как? Почему,

Дитя мое?

Причин довольно,

И главная причина та,

Что ты насильникам позволил

Меня украсть и не отмстил,

Меня у хищников не отнял.

Я не успела выйти замуж,

Я не была женой Фрондосо,

И потому не он, а ты

За честь мою вступиться должен.

Пока справляемая свадьба

Не завершилась брачной ночью,

Отец невесты, а не муж,

Ее защитник по закону.

Ведь если я купила жемчуг,

Но мне он на руки не отдан,

Не я ответственность несу,

Когда его похитят воры.

Меня на ваших же глазах

Увел к себе Фернандо Гомес.

Напуганные пастухи

Овечку уступили волку.

Каких я зверств не насмотрелась!

Как мне кинжалом грудь кололи!

Каких злодей не измышлял

Угроз, насилий, слов жестоких,

Пытаясь чистотой моей

Насытить низменную похоть!

По волосам моим судите!

По этим вот кровоподтекам, —

Смотрите, вот! — по этой крови!

И вы кичитесь благородством,

Отцы и родичи мои?

И ваша грудь не разорвется

От состраданья и от боли

Перед моей великой болью?

Вы — овцы, и Овечий Ключ

Вам для жилья как раз подходит!

Мне надо взять самой оружье.

Вы — словно камни, словно бронза,

Вы — словно яшма, словно тигры…

Нет, тигр кидается в погоню,

Когда его тигрят похитят;

Он злобно убивает ловчих,

Не дав им берега достигнуть

И броситься в морские волны.

Вы — дикари, а не испанцы,

Трусишки, заячье отродье!

Несчастные! Вы ваших жен

Чужим мужчинам отдаете!

К чему вы носите мечи?

Подвесьте сбоку веретена!

Клянусь вам, я устрою так,

Что сами женщины омоют

Свою запятнанную честь

В крови тиранов вероломных,

А вас камнями закидают,

Бабье, трусливые душонки,

Неповоротливые пряхи,

Которым велено природой

Носить чепцы и юбки наши,

Сурьмить глаза и мазать щеки!

Уже решил Фернандо Гомес,

Что без суда и приговора

Фрондосо должен быть повешен

На башенном зубце высоком.

И с вами он поступит так же.

И я ликую, недоноски,

Что не останется бабья

В селеньи нашем и вернется

Былое время амазонок

На страх и ужас всем народам.

Я, дочь, не из таких людей,

Чтоб дозволять себя позорить

Гнуснейшими из гнусных прозвищ.

Пойду один, и я не дрогну,

Хотя бы мне грозил весь мир.

И я, какою бы огромной

Ни оказалась вражья сила.

Умрем, сражаясь!

Приколотим

Кусок холста, как знамя, к палке.

И пусть чудовища подохнут!

В каком нам действовать порядке?

В каком? Убить его, и все тут.

Сейчас же созовем народ.

Восстанут все. Никто не спорит.

Что надо истребить тиранов.

Берите самострелы, копья,

Мечи, рогатины и палки!

За наших королей законных!

За королей!

За королей!

Смерть, смерть тиранам вероломным!

Тиранам вероломным смерть!

Идите, небо вам поможет!

Эй, женщины! Сюда, землячки!

Сбирайтесь, отомстим достойно

За честь свою! Сбирайтесь все!

В чем дело? Почему зовешь ты?

Смотрите: вот, они идут,

Чтобы покончить с командором;

Мужчины, юноши, мальчишки

Бегут свершить кровавый подвиг!

Так неужели в этой чести

Мы им уступим нашу долю?

Ведь разве женщины не меньше

Страдали под его господством?

Чего ж ты хочешь? Говори.

Хочу, чтоб мы, построясь к бою,

Свершили небывалый подвиг,

Который изумит народы.

Хасинта, ты настолько тяжко

Оскорблена, что смело можешь

Стать во главе отряда женщин.

И ты оскорблена жестоко.

Паскуала, будь знаменоносцем

Позволь, я сбегаю проворно,

Прибить полотнище к копью.

Увидишь, я мой долг исполню.

На это времени не хватит.

К тому же можно сделать проще:

К оружью привязав косынки,

Мы их подымем, как знамена.

Давайте выберем вождя.

Не надо.

Почему?

Довольно,

Что с вами я. Ни Родамонт,

Ни Сид со мною не поспорят.

На этой же веревке гнусный вор

Пусть и висит, чтоб вывернулись руки.

Какой на вашу кровь падет позор!

В виду у всех, на башне, для науки.

Я не имел намеренья, сеньор,

Вас убивать.

Ужасный шум и стуки.

В чем дело?

Правосудие теперь

Не время отправлять.

Ломают дверь.

Ломают двери орденского дома!

Дверь командора!

Лезет весь народ.

Ломай, руби, пали, жги! Где солома?

Народный бунт все на пути сметет.

Мне угрожать!

В неистовстве погрома

Они уже разворотили вход.

Преступника освободить придется.

Ступай, Фрондосо, пусть алькальд

уймется.

Иду, сеньор. Они пришли за мной.

Да здравствуют Фернан и Исабела!

Смерть извергам!

Сеньор, любой ценой

Вам надо скрыться.

Нет, я жду их смело.

Мы с вами здесь за крепкою стеной.

Они отступят.

Раз уже вскипела

Народная обида и шумит,

Ее лишь кровь и мщенье утолит.

Мы отразим их натиск дерзновенный

С порога здесь, как с крепостной стены.

Фуенте-Овехуна!

Вождь отменный!

Мы первые на них напасть должны.

Сеньор, я вам дивлюсь. Вы несравненны.

Вот изверг! Вот сообщники вины!

Фуенте-Овехуна! Смерть злодеям!

Послушайте!

Мы слушать не умеем.

Скажите мне, кто в чем меня винит.

Клянусь вам, я улажу наши споры.

Смерть! Смерть! Фуенте-Овехуна мстит!

Вам нет пощады, палачи и воры!

Не слушаете? С вами говорит

Законный ваш сеньор.

У нас сеньоры

Король и королева.

Стой, народ!

Фуенте-Овехуна! Пусть умрет!

Ликуйте у желанного предела,

Не женщины, а яростная рать!

Я выпить кровь его давно хотела!

Лишь женщины умеют отомщать!

Пронзим его! На копья примем тело!

Мы жаждем все злодея растерзать!

Умри, Фернандо Гомес!

+Умираю.

К твоей, о боже, милости взываю!

Вот Флорес.

Бей мерзавца! Это он

Мне всыпал тысячу плетей. Бей гада!

Пока он дышит, я не отомщен.

Войдем туда!

Нельзя, Лауренсья. Надо

Дверь сторожить.

Здесь каждый осужден.

Теперь вы слезы льете, бабье стадо!

Паскуала, я войду. Разящий меч

Настало время из ножон извлечь.

Ортуньо здесь.

Руби его по роже!

Помилуй, Менго, я ж не виноват!

Не будь ты даже сводником вельможи,

Ты бил меня плетьми, проклятый гад!

Ты нам его отдай. Пред нами тоже

В ответе он.

Ну, что ж, я только рад.

Ему я худшей казни не желаю.

Я за тебя ему отмщу.

Я знаю.

Умри, предатель!

И от женских рук!

Не много ль чести?

Вот гордец, скажите!

Умри, устройщик пакостных услуг!

Умри, злодей!

Молю вас, пощадите!

Да ведь не я…

И ты ему был друг!

За мной! В крови оружье обагрите!

Умру, разя и мстя за нашу боль!

Фуенте-Овехуна и король!

В военном замысле своем

Мы совершенно преуспели

И без труда достигли цели,

Пойдя намеченным путем.

Отпор нам оказали слабый,

И я заверить вас могу,

Что осажденному врагу

Борьба отнюдь не помогла бы.

Де Кабра в городе остался,

И мы не попадем впросак,

Когда бы осмелевший враг

Туда вернуться попытался.

Бесспорно правильный расчет,

И графу там остаться стоит:

Он войско заново устроит

И прочно укрепит проход.

Альфонсо это помешает

Итти войною против нас,

Хоть в Португалии сейчас

Он много войска набирает.

Де Кабра мудро поступил,

Решив распоряжаться лично;

Он это выполнит отлично,

В расцвете разума и сил.

Нас этот воин величавый

Хранит от тучи грозовой

И, как надежный часовой,

Блюдет спокойствие державы.

Король Фернандо благоверный,

Которому вручило небо

Прославленный венец Кастильи,

Как мужу доблести и чести!

Услышь о наибольшем зверстве,

Какое видано на свете,

От тех краев, где всходит солнце,

До тех краев, где солнце меркнет.

Приди в себя.

Король державный,

Мне с горестным рассказом медлить

Мои не позволяют раны,

И жизнь моя недолговечна.

Я из Фуенте-Овехуны,

Где население, взмятежась,

Убило своего сеньора

В немилосердном исступленьи.

Фернандо Гомес умерщвлен

Руками вероломной черни.

Для недовольного крестьянства

Малейший повод служит к мести.

Провозгласив, что он тиран

И притеснитель населенья,

Они, сойдясь на этот клич,

Свершили дикое злодейство.

Толпа к нему вломилась в дом,

И, хоть своей он клялся честью,

Что всякого готов сполна

Вознаградить в его ущербе,

Они его не стали слушать,

Но, в озверелом нетерпеньи,

Крестом украшенную грудь

Пронзают яростным железом

И сквозь открытое окно

Бросают с высоты на землю,

Где изувеченное тело

Подхватывают копья женщин.

Относят труп в соседний дом

И мертвому остервенело

Рвут бороду и волоса

И взапуски лицо калечат

Они, в своей великой злобе,

Его кромсали так свирепо,

Что лишь отрезанные уши

Остались сколько-нибудь целы.

Разбили герб его в куски,

Крича, что требуют немедля

Поднять твой королевский герб,

Затем что прежний их бесчестит.

Разграбили его жилище,

Как если б им враги владели,

И радостно его добро

Распределили между всеми.

Все это видел я, укрывшись,

Затем что мой печальный жребий

Велел мне, чтобы жизнь мою

Я уберег средь этих бедствий.

И так я пробыл целый день

И выжидал, пока стемнеет.

Потом я выбрался тайком.

Чтоб рассказать тебе об этом.

Вели, сеньор, во имя правды,

Чтобы за это преступленье

Заслуженной подверглись каре

Бесчеловечные злодеи.

Его страдальческая кровь

К тебе взывает о возмездьи.

Ты можешь быть вполне уверен,

Что им расплаты не избегнуть.

Меня печальный этот случай

Приводит в тяжкое волненье.

Туда отправится судья,

Который все удостоверит

И покарает виноватых

Так, чтобы помнили об этом.

И с ним поедет капитан,

Чтобы порядок обеспечить.

Такой неслыханный разбой

Наказан должен быть примерно.

Пусть этот раненый солдат

Получит помощь и леченье.

Да живут и процветают

Исабела и Фернандо,

И да сгинут все тираны!

Фрондосо, спой нам свой стишок

Извольте, щегольну стишком,

А ежели он выйдет хром,

Так пусть подправит, кто знаток.

«Нашей славной Исабеле

И Фернандо — долгих лет!

Лучше их на свете нет,

Не сыскать в земном пределе.

Сам архангел Михаил

Их руками осенил

Для защиты и охраны.

И да сгинут все тираны!»

Теперь Баррильдо.

Я готов.

Я стих сложил с большим искусством.

Исполненный, как надо, с чувством,

Он будет лучше всех стихов.

«Благоверным королям —

Долгих лет и жизни славной!

Пусть они рукой державной

Мир и счастье дарят нам.

Пусть громят и здесь, и там

Неприятельские страны,

И да сгинут все тираны!»

Да живут и процветают

Исабела и Фернандо,

И да сгинут все тираны!

Ну, Менго, ты!

Давай стишок!

Я стихотворец очень хлесткий.

Который сам на перекрестке

Отхлестан вдоль и поперек.

«Как-то утром в воскресенье

Изодрал мое сиденье

Этот вот, почивший с миром,

Но я густо мажусь жиром,

И настало облегченье.

Славьтесь, короли христьянские,

И да сгинут псы тиранские!»

Да живут и процветают

Исабела и Фернандо,

И да сгинут все тираны!

Снесите голову туда.

Он, как повешенный, глядит.

А вот и королевский щит.

Давайте этот щит сюда.

Куда же мы его прибьем?

Сюда, над общинной палатой.

Красивый герб!

Какой богатый!

Мы наше солнце видим в нем.

С ним новый день для нас взошел.

Хвала Кастилье и Леону

И доблестному Арагону,

И да погибнет произвол!

Теперь прислушайся, народ,

К словам седого человека.

Как всеми признано от века.

Совет вреда не принесет.

Монархи наши учинят

Всему, что было, розыск строгий.

Почти на самой их дороге

Лежит бунтующий посад.

Что б ни сулила нам фортуна,

Решим, что нужно отвечать.

Каков совет твой?

Умирать,

Твердя: «Фуенте-Овехуна».

Всем выступать с таким ответом

Фуенте-Овехуна. Да.

Она убила.

В час суда

Согласны вы стоять на этом?

Да, да.

Так вот что. Вы — крестьяне,

А я — приехавший судья.

Поупражняемся, друзья,

И приготовимся заране.

Вот, скажем, Менго привели

На пытку.

Право, страшновато.

Возьми другого.

Ведь судья-то

Не настоящий.

Ну, вали!

Кто был убийцей командора?

Фуенте-Овехуна.

Пес!

А как бы ты мученья снес?

Да хоть убейте.

В пытку вора

Скажи!

Скажу.

Так кто убил?

Фуенте-Овехуна.

Дайте

Еще разок!

Хоть три давайте.

Шиш с маслом розыск получил.

Я вижу, здесь игра идет?

Случилось что-нибудь, Куадрадо?

Приехал следователь.

Надо

Нам разойтись. И всем — вразброд.

И с ним приехал капитан.

Пускай хоть дьявол. То, что нужно

Мы, как один, ответим дружно.

Хватают всех, как есть, крестьян.

Бушуют с яростью буруна.

Тут все готово для отпора.

Ну, Менго, кто убил сеньора?

Ответь!

Фуенте-Овехуна!

Какая варварская месть!

Удел поистине ужасный.

Я рад убить тебя, несчастный,

За эту горестную весть.

Сеньор, ведь я — простой гонец

И огорчаю вас невольно.

Как чернь дика и своевольна

В ожесточении сердец!

Возьму с собой пятьсот солдат

И все снесу до основанья,

Чтоб не было воспоминанья

О том, как звался их посад.

Сеньор, вы лучше гнев уймите.

Они отдались королю,

И я усердно вас молю:

Монаршей власти не гневите.

Как — королю? Ведь их земля

Принадлежала командорам?

Вы можете судебным спором

Их оттягать у короля.

Чтобы добычу мне свою

Вдруг уступил монарх великий?

Права верховного владыки

Я безусловно признаю.

Свой гнев и злобу я уйму,

Когда король для них ограда.

Мне поневоле будет надо

К нему явиться самому.

Хоть перед ним я виноват

И отрицать не стану это.

Однако молодые лета

Меня отчасти извинят.

Мне ехать тягостно; но честь

Я этим шагом не унижу.

Я в нем мой долг священный вижу,

И жертву надлежит принесть.

Любить, душой тревожась

о любимом, —

Тягчайшая из всех любовных мук.

Страх за него — безжалостный недуг,

Растущий в сердце, нежностью томимом.

Тоскливый взор, как омраченный

дымом,

Пугливо озирается вокруг.

Ужасно думать, что далекий друг

Измучен мыслью о неотвратимом.

Я обожаю мужа моего

И не избавлюсь от тоски и страха,

Пока судьба не выручит его.

Моя любовь — мучительная плаха.

Когда мы вместе, — я дышу едва;

Когда я с ним в разлуке, — я мертва.

Лауренсья!

Милый мой супруг!

Как ты сюда прийти решился?

Но почему? Чем провинился

Перед тобой твой верный друг?

Я так боюсь! Будь осторожен,

Страшись беды, мой дорогой!

Даст бог, Лауренсья, твой покой

Ничем не будет потревожен.

Но разве ты не видишь сам,

Какая здесь идет расправа

И как свирепствует кроваво

Судья, который прислан к нам?

Не жди грозы, беги отсюда,

А здесь тебе не уцелеть.

Мой друг, как можешь ты хотеть

Чтоб я повел себя так худо?

Могу ль я бросить остальных

И от опасности укрыться?

Могу ль с тобою разлучиться?

Не говори мне слов таких.

Нельзя, чтоб я покинул вас,

Свою лишь кровь оберегая

И одного себя спасая

В беде, нагрянувшей на нас.

Как будто крики за стеной.

Они досюда долетают.

Кого-то, видимо, пытают,

Мы здесь послушаем с тобой.

Почтенный старец, говорите.

Лауренсья, мучат старика.

Как их жестокость велика!

Ослабьте малость.

Отпустите.

Сознайтесь: кто убил Фернандо?

Фуенте-Овехуна.

Слава

Тебе, отец!

Такого нрава

Не сломишь пыткой. . . . . . . . .

. . . . . . . . .[3] Эй, возьми

Мальчишку! Ты при этом был,

Щенок. Сознайся: кто убил?

Молчишь? Ну, пьяница, нажми!

Фуенте-Овехуна.

Черти!

Нет, я убийцу разыщу.

Ни одного не отпущу,

Не доканав его до смерти.

Ребенка истерзал, как зверь,

А тот молчит!

Что за народ!

Могучий. Все перенесет.

Вот эту женщину теперь!

На дыбе растянуть ее,

И полный оборот, для пробы.

Он сам не свой, ослеп от злобы.

Я всех прикончу, мужичье,

На этой дыбе! Сознавайся:

Кто убивал? Ты слышишь? Ну же!

Фуенте-Овехуна.

Туже

Крути веревку!

Не старайся,

Палач.

Молчит Паскуала.

Дети,

И те молчат. Чему дивишься?

Крути, подлец! Или боишься?

Не колдуны же люди эти!

Мой бог!

Крути! Ну, чья вина?

Вина Фуенте-Овехуны.

Теперь тебя, красавец юный!

Пожалуй, жирная спина!

Несчастный Менго! Это он.

Боюсь, он может все открыть.

Ай, ай!

Ну, начинай крутить!

Ай!

Ты достаточно силен?

Ай!

Что, мужик, постиг науку?

Так кем убит ваш командор?

Ай, ай! Скажу, скажу, сеньор!

Ослабь ему немного руку.

Он скажет. Вынудят ответ.

Спиной к столбу!

Пусти! Нет сил!

Скажу.

Так кто ж его убил?

Фуентус Овехунский.

Нет,

Я не встречал еще таких!

Им пытка ничего не стоит.

Я думал — этот все откроет,

А он упрямей остальных.

Освободить их, я устал.

Друг Менго! За тебя сейчас

Я так боялся, что за нас

Я и бояться перестал,

Вот молодец!

На удивленье!

Отлично, Менго!

Ей же ей.

Ай, ай!

На, милый друг, испей.

Поешь.

Ай! Это что?

Варенье,

Лимонное.

Ай!

Пусть запьет.

. . . . . . . . .[4] Да, да.

Вино проходит без труда.

И пусть варенья пожует.

Ай, ай!

Стаканчик за друзей.

Стаканчик-то уже исчез.

Молчал, как бес, и пьет, как бес.

Налить еще?

Ай, ай! Лей, лей!

Ты заслужил. Пей до отказа.

Вино он ловит налету.

Накрой его, он весь в поту.

Еще налить?

Еще три раза.

Ай, ай, ай!

Пусть гортань промочит.

Пей на здоровье, все пройдет.

Терпевший долго — долго пьет.

Ну, как дела?

В носу щекочет.

Идем. Здесь чуточку свежо мне.

Хлебни. Первейшего разбора.

Так кто убийца командора?

Фуентус Овехунский. Помни.

В нем оказалось много силы.

Но все же, милая сеньора,

Кто был убийцей командора?

Фуенте-Овехуна, милый.

Кто, кто?

Что спрашивать напрасно?

Ты знаешь сам, кто это был.

А я? Чем я тебя убил?

Тем, что люблю тебя так страстно.

Я не ждала увидеть вас

И очень счастлива, сознаюсь.

Я вашим взором озаряюсь,

Как новой славой, всякий раз.

На Португалию дорога

Проходит здесь недалеко.

Когда нам хочется, легко

И в сторону свернуть немного.

Скажите, как дела в Кастилье?

Там всюду мир и тишина.

Причина этому ясна:

Где вы — там счастье и обилье.

Магистр великий Калатравы,

Сейчас прибывший, хочет знать,

Дозволено ль ему предстать

Пред властелинами державы.

Я рада повидаться с ним.

В боях мы убедились сами,

Что хоть и молод он годами,

Зато душой неустрашим.

Дозвольте к царственному трону,

Достойному бессмертной славы,

Припасть магистру Калатравы,

Родриго Тельесу Хирону.

Я сознаюсь, что заблуждался

И что, приняв дурной совет,

Ступил на вредоносный след

И с вашим правом не считался.

Меня на путь сопротивленья

Фернандо дерзостью увлек.

Я был неправ. У ваших ног

Всепреданно прошу прощенья,

И, если я его достоин

И эту милость получу,

Я вам навек себя вручу,

Чтоб вам служить, как верный воин.

Я докажу у стен Гранады,

Куда вы движетесь войной,

Что этот меч мой боевой

Разить умеет без пощады.

Чуть он сверкнет, суров и страшен,

Дробя кольчуги и щиты,

Мои багряные кресты

Взовьются над зубцами башен.

Пятьсот и более солдат

Со мною вместе выйдут в поле,

И я клянусь, что вашей воле

Служить до смерти буду рад.

Родриго, встаньте. Ваш приход

Отраден нам, и вы у нас

Желанный гость во всякий час.

Вы — облегченье всех невзгод.

Я в равной мере оценила

И речи ваши, и дела.

Да не умолкнет вам хвала,

Эсфирь и Ксеркс, краса и сила.

Судья, в мятежное селенье

Наряженный вести допрос,

Вернулся и отчет привез

На ваше благоусмотренье.

Без вас нет мудрых приговоров.

Сеньор, не будь я ваш вассал,

Я б этим людям показал,

Как убивают командоров.

Напрасно это вас тревожит.

Забота эта в должный час,

Надеюсь, ляжет и на вас,

Когда мне в том господь поможет.

Осуществляя приказанье,

В Фуенте-Овехуне я,

Как вами посланный судья,

Со всем усердьем вел дознанье.

Я, прилагая труд великий,

Виновных тщательно искал, —

И ни листа не исписал,

Не добыл ни одной улики.

Там все, от стара и до юна,

Со стойкостью душевных сил,

Когда их спросишь, кто убил,

Твердят: «Фуенте-Овехуна».

Я триста человек подряд

Пытал упорно и сурово,

И, честное даю вам слово,

Все только это говорят.

Десятилетних малышей

На дыбу вздергивал. Ни лаской,

Ни обольщеньем, ни острасткой

Не вытянул других речей.

И так как это преступленье

Нет больше способов раскрыть,

Вам надо или всех простить,

Иль перевешать все селенье.

Они толпой собрались тут,

Чтоб мой отчет удостоверить.

Вы лично можете проверить.

Когда пришли, то пусть войдут.

Так это наши короли?

Те, что в Кастилье полновластны.

По-моему, они прекрасны.

Господь им счастия пошли!

И это всё — бунтовщики?

Народ Фуенте-Овехуны

Спасенья ждет от злой фортуны

Под сенью царственной руки.

Неслыханные притесненья,

Которыми нас с давних пор

Терзал покойный командор,

Его обиды и глумленья —

Виной случившейся беде.

Он грабил нас, ничем не сытый,

Девиц насиловал, защиты

Не находили мы нигде…

Крестьянку эту молодую,

Которую мне бог судил

И этим так благословил,

Что я над всеми торжествую, —

Как только я на ней женился,

Он, раньше, чем настала ночь,

Как бы невольницу, точь в точь,

Угнать в свой дом не постеснился

И если б чести соблюсти

Моя гордячка не сумела,

Тогда не ясное ли дело,

Что бы могло произойти?

Не время ль выступить и мне?

Коль будет ваше разрешенье,

Я вас повергну в изумленье

Рассказом о моей спине.

Когда я вздумал защитить

Девицу от людей сеньора,

Которую пятном позора

Они хотели осквернить,

Сей злонамеренный Нерон

Велел мне так отделать спину,

Что в резаную лососину

Мой тыл казался превращен.

Не пожалев моих литавр,

В них так усердно били трое,

Что кожа их теперь сплошное

Нагроможденье конских тавр.

Мне больше стоило леченье, —

Хотя масличный порошок

Мне основательно помог, —

Чем стоит все мое именье.

Сеньор, мы быть хотим твоими.

Ты — прирожденный наш король.

Твой герб прибит, — уж ты позволь,

У нас над брусьями дверными.

Для нас твои законы святы.

Ты милосерд и справедлив,

И ты признаешь, рассудив,

Что мы ни в чем не виноваты.

Раз нет улик, чтобы судить,

То неуместно наказанье,

И, как ни тяжко злодеянье,

Его приходится простить.

И, раз таков ваш приговор,

Село за мною остается,

Пока, быть может, не найдется,

Чтоб вами править, командор.

Скажу, сеньор, что мы не втуне

Искали твоего суда.

И тут, честные господа,

Конец «Фуенте-Овехуне».