Фурия Первого консула

Пролог

Домен стоял в нескольких милях южнее заваленной обломками пустоши, называвшейся некогда столицей Алеры, и был стар. Ветрогривов здесь не видели более шести веков, а штормовых фурий и того дольше. На протяжении сотен лет земля на мили вокруг выглядела как лоскутное одеяло: поля, домены, селения, дороги. Дикие фурии были так малочисленны и слабы, что практически вымерли.

Вот почему маленький домен не обзавелся ни каменной стеной, ни мощным каменным укрытием от непогоды. Каждая семья жила в своей хижине или домике, отдельно от других.

Но то было до нашествия ворда.

Инвидия Аквитейн стояла на краю маленького домена, в укромной тени. «Теней в наше время хватает», – подумала она.

Новорожденный вулкан, ставший надгробием последнего Первого консула – Гая Секстуса, до сих пор извергал тучи темного дыма и пепла, хотя с его образования прошла не одна неделя. Небо все еще скрывалось за низкими тучами, то по капле, то безумными всплесками выпускавшими из себя весенние дожди. Случалось, капли оказывались желтыми, красными, иногда зелеными. И сами тучи даже ночами будто тлели, подсвеченные с севера гневным багровым сиянием огненной горы, а с остальных сторон света – ровным призрачно-зеленоватым свечением кроча. Его восковой налет покрыл землю, деревья, здания – все, что было на захваченной вордом территории.

В эти места ворд проник особенно глубоко. Тут, где прежде билось сердце Алеры, он взял больше всего. Кроч, воплощавший присутствие ворда, простирался во все стороны на сотни миль, душил все живое.

Но не здесь.

Маленький домен процветал. Огородные грядки пышно зеленели в преддверии лета. Скромных размеров поле уже сулило добрый урожай зерна. Ветер вздыхал в огромных ветвях старых деревьев. Скот щипал сочную траву пастбищ. В темное время, если не замечать жуткого свечения неба, отблесков кроча по всему горизонту и доносившихся издали запредельных воплей ворда, домен выглядел обычным процветающим алеранским доменом.

Инвидию пробрала дрожь. Паразит в ее теле отозвался на движение, разогнав по коже неприятную рябь. Кончики обхвативших ее туловище когтистых лап глубоко впивались в плоть и причиняли боль. Пустячную, в сравнении с болью от поворотов безглазой головы с разветвленными жвалами, пробурившейся между ребрами глубоко во внутренности.

Инвидия ненавидела эту тварь – но без нее не могла жить. Яд с болта балеста разошелся по всему телу и затаился, разрастаясь, пожирая ее изнутри с такой скоростью, что фурии не успевали восстанавливать разрушенное. Она много дней противилась действию яда, когда бежала прочь от цивилизации в уверенности, что за ней погоня, и почти не замечала, какую тяжкую борьбу ведет ее организм. А когда поняла, что у этой борьбы может быть лишь один исход, легла на поросший лесом склон и стала ждать смерти.

Тогда к ней и пришла царица ворда. Образ этого существа, смотревшего на нее сверху вниз без капли жалости или сочувствия, навсегда запечатлелся в ее ночных кошмарах.

Инвидия была в отчаянии. В ужасе. Ее сжигали яд и горячка. Озноб так сотрясал тело, что она буквально не чуяла ни рук, ни ног. Но царицу ворда она почуяла: ощутила чужое присутствие в своих опрокинутых, разметанных лихорадкой мыслях. Чужачка просеивала их как сквозь сито.

Царица предложила ей жизнь – обещала спасение в обмен на службу. Либо это, либо смерть.

Инвидия не замечала болезненных волн, расходящихся по телу, не замечала мучительного продвижения паразита. В последнее время не только теней, но и боли хватало с избытком.

И тихий голос из темного потаенного уголка души нашептывал, что она все это заслужила.

Рядом прозвучал девичий голос:

– Ты все время сюда возвращаешься.

От неожиданности Инвидия дернулась, сердце зачастило, и паразит, содрогнувшись, причинил ей новые мучения. Она закрыла глаза, сосредоточилась на боли, заполнив ею всю себя, чтобы в душе не осталось и подобия страха.

Никогда не выказывай страха перед царицей ворда!

Инвидия повернулась лицом к молодой женщине, вежливо склонила голову. Царица ворда очень походила на алеранку. Экзотическая красота: орлиный нос, большой рот. На ней было простое, изодранное в клочья платье из зеленого шелка, которое оставляло открытыми плечи, демонстрируя плавные очертания мускулов и очень гладкую кожу. Лишь мелкие детали выдавали истинное происхождение царицы. Ее длинные зелено-черные ногти из того же стального хитина ворда, что и доспехи ее воинов. Кожа выглядела необычно жесткой и, казалось, отражала далекий свет кроча – это просвечивал изнутри тонкий узор зеленых прожилок.

Инвидию, несмотря на многие месяцы, проведенные рядом с царицей, до сих пор пугали ее глаза. Чуть скошенные наружу, как у северо-восточного племени варваров-маратов, они были совершенно черны. И блестели тысячью граней, как у насекомых, наблюдая мир с холодным немигающим безразличием.

– Да, нередко, – ответила ей Инвидия. – Я говорила, что это место ненадежно. Ты как будто не желаешь слышать советов, вот я и взялась сама следить, чтобы никто не использовал его как базу или укрытие для лазутчиков.

Царица равнодушно пожала плечами. Движение вышло плавным, но несколько неловким – она повторяла чужой, не вполне понятный ей жест.

– Это место неустанно охраняется. Никто не проникнет в него незамеченным.

– Так говорили и другие, но ошибались, – предостерегла Инвидия. – Вспомни, что сделали с нами прошлой зимой графиня Амара и граф Бернард.

– Тот район еще не был укреплен, – холодно ответила царица. – В отличие от этого. – Она перевела взгляд на домики, склонила голову к плечу. – Они собираются на вечернее кормление в одно и то же время.

– Да, – согласилась Инвидия.

Алеранцы, населявшие этот маленький домен, работали в полях и занимались хозяйством, будто не ведая, что на месяц пути кругом не осталось им подобных. Не работать они не могли. Царица ворда сказала: кто не станет работать – умрет. Инвидия вздохнула. – Да, в одно и то же время. Это называется «обедом» или «ужином».

– Как именно? – спросила царица.

– Говорят и так и так.

Царица ворда нахмурилась:

– Почему?

Инвидия покачала головой:

– Не знаю. Отчасти потому, что наши предки говорили на разных языках и…

Взгляд царицы обратился к Инвидии.

– Нет, – сказала она. – Почему они питаются вместе? – Она снова посмотрела на скопление домиков. – Это позволяет большим и сильным отнимать пищу у слабых. Логично было бы им есть поодиночке. Но они поступают иначе.

– Это не просто питание.

Царица задумчиво озирала домен:

– Алеранцы тратят время, подвергая пищу разнообразной обработке. Полагаю, совместное кормление упрощает процесс.

– Действительно, на многих людей готовить проще, и это отчасти объясняет обычай, – согласилась Инвидия. – Но лишь отчасти.

Царица сильней свела брови:

– Какие еще тому причины?

– Побыть вместе, – сказала Инвидия. – Провести время с семьей. Отчасти на этом семья и держится.

Видят Великие фурии, она сказала правду. Она по пальцам могла бы пересчитать, сколько раз ела вместе с отцом и братьями.

– Эмоциональная связь, – сказала царица.

– Да, – кивнула Инвидия. – И еще… это приятно.

На нее уставились пустые черные глаза.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Создает ощущение надежности. Ежедневный ритуал. Чувствуешь себя уверенней, зная, что это будет повторяться каждый день.

– Но это не так, – возразила царица. – Даже в естественной для них среде обитания обстоятельства не постоянны. Дети вырастают и покидают дом. Непредвиденные события нарушают порядок вещей. Старые умирают. Больные умирают. Они все умирают.

– Они об этом знают, – сказала Инвидия. Она закрыла глаза и на миг представила свою мать – в тот короткий, слишком короткий срок, когда ей дано было делить трапезы, общество и любовь с единственной дочерью. Снова открыв глаза, она заставила себя оглядеть кошмарный мир вокруг. – Но об этом забывается, когда на столе не остыла еда и ты любишь тех, кто сидит с тобой за столом.

Царица ударила ее взглядом:

– Любовь. Опять.

– Я говорила. Это главная движущая нами эмоция. Любовь к другим или к себе.

– Ты тоже так питалась?

– Когда была ребенком, – сказала Инвидия. – И только с матерью. Она умерла от болезни.

– И обед с ней бывал приятен?

– Да.

– Ты ее любила?

– Как любят только дети, – сказал Инвидия.

– Она любила тебя?

– О да!

Царица ворда наконец обернулась к ней лицом. Она молчала целые две минуты, а когда наконец заговорила – раздельно, выделяя каждое слово, – в ее вопросе послышалась почти детская нерешительность.

– Что это за чувство?

Инвидия не смотрела на молодую женщину – на юное чудовище, уже уничтожившее бо́льшую часть ее мира. Она уставилась в ближайшее окно, за которым виднелся накрытый к ужину стол.

Около половины людей, находившихся в доме, были из Пласиды – они были захвачены, когда ворд, полностью покорив Цереру, двинулся дальше через холмистые равнины близ города. Там были старик и старуха – муж и жена. И молодая мать с двумя родными детьми и тремя, которых ворд поручил ее заботам. Рядом с ней сидел мужчина средних лет, крестьянин, не догадавшийся или не успевший спастись от плена, когда ворд наступал на земли Алеры. Дневные труды утомили и детей, и взрослых. Все проголодались, хотели пить и радовались приготовленной для них нехитрой снеди. Поев, они посидят еще немного перед очагом, наслаждаясь сытостью и приятной усталостью, а потом пойдут спать.

Инвидия засмотрелась на маленькую семью, брошенную, как горсть щепок, в водоворот войны и нашествия и тем крепче цеплявшуюся друг за друга. Даже здесь, на краю гибели, они тянулись друг к другу, утешая и согревая, особенно детей. Инвидия кивнула на освещенный свечой стол, за которым уже обменивались несмелыми улыбками взрослые, а дети не только улыбались, но и смеялись.

– Вот такое, – тихо сказала она. – Как это.

Молодая царица уставилась на хижину. И приказала:

– Идем.

Она шагнула вперед с неумолимым изяществом голодного паука.

Инвидия скрипнула зубами и не двинулась с места. Не хотела видеть новых убийств.

Паразит пронзил ее мучительной болью. И она последовала за царицей ворда.

Та, презрев дверную ручку, распахнула дверь ударом, в щепки разбив косяк. Она нечасто проявляла силу, немыслимую в таком стройном теле – даже для Инвидии, не раз видевшей нечеловеческую мощь заклинателей земли. Королева перешагнула через щепки и вошла в кухню, где ужинало маленькое семейство.

Все застыли. Младший ребенок, красивый годовалый мальчуган, коротко взвизгнул, и молодая мать зажала ему рот ладонью.

Королева уперла взгляд в мать и ребенка.

– Ты, – сказала она, нацелив на женщину смертоносный ноготь. – Это дитя твоей крови?

Испуганно тараща глаза, крестьянка кивнула.

Царица шагнула к ней:

– Дай его мне.

Глаза женщины наполнились слезами. Взгляд заметался по комнате, безнадежно ища кого-то – хоть кого! – кто мог бы что-то сделать. Никто из старших не посмел встретить ее взгляд. Юная мать умоляюще уставилась на Инвидию и всхлипнула.

– Госпожа, – шепнула она. – Прошу тебя, госпожа…

Желудок взбунтовался, но Инвидия давно убедилась, что рвота вызывает у паразита конвульсии, которые ее только что не убивают. В последнее время она почти ничего не ела.

– У тебя есть еще дочь, – спокойно и твердо обратилась она к молодой матери. – Спасай ее.

Шевельнулся сидевший рядом с женщиной человек. Он бережно взял мальчика с ее колен; склонившись, поцеловал в макушку и протянул царице ворда. Ребенок негодующе закричал и потянулся к матери.

Царица ворда взяла ребенка и подняла его перед собой. Минуту она инопланетными глазами наблюдала, как он визжит и брыкается. Потом с полной невозмутимостью одной рукой прижала ребенка к себе, а другой свернула ему шею. Вопль оборвался.

Инвидия почувствовала, что не совладает с желудком, но вдруг заметила, что ребенок еще жив. Вывернутая шейка готова была переломиться, он часто и трудно дышал – но жил.

Царица ворда внимательно рассматривала рыдающую мать. Потом заговорила:

– Ей больно. Я не причинила ей вреда, но ей больно.

– Это ее ребенок, – сказала Инвидия. – Она его любит.

Царица вопросительно склонила голову:

– А он любит ее в ответ?

– Да.

– Почему?

– Потому что в нашей природе отвечать любовью на любовь. Особенно у детей.

Царица склонила голову к другому плечу. Потом осмотрела ребенка. И молодую мать. И сидевшего рядом с ней мужчину. Наклонив голову, она коснулась губами волос мальчика и помедлила, как бы прислушиваясь к своим ощущениям.

Затем она медленно, осторожно отстранила от себя ребенка, передав его плачущей матери. Женщина, прижав сына к себе, громко зарыдала.

Царица ворда развернулась и вышла из дома. Инвидия последовала за ней.

Молодая царица поднялась на ближайший пригорок и обвела взглядом захваченные вордом пространства, несколько минут постояв спиной к домену.

– Любовь у таких, как ты, не всегда бывает взаимной.

– Не всегда, – просто ответила Инвидия.

– А любовь без ответа, – продолжала царица, – причиняет боль тому, кто любит.

– Да.

– Это бессмысленно, – проговорила царица, и Инвидия с изумлением услышала в ее голосе сдержанный пыл. Гнев. Царица ворда гневалась. У Инвидии пересохло во рту. – Бессмысленно! – Царица сгибала и разгибала пальцы, выпуская и втягивая ногти. – Не экономно. Бесполезно.

Инвидия молчала.

Царица стремительно развернулась – Инвидия не успела ухватить взглядом ее движение. На нее уставились непроницаемые нелюдские глаза. В них отражались тысячи крошечных Инвидий – бледных, исхудавших черноволосых женщин, одетых лишь в облегающий тело хитиновый панцирь.

– Завтра… – В невыразительном обычно голосе царицы прорывался пылающий гнев. – Мы с тобой будем обедать. Вместе.

Она повернулась и, взметнув зеленые шелка, скрылась в бесконечных волнах кроча.

Инвидия боролась с чувством ужаса, охватившим все ее существо. Она снова посмотрела на кучку домишек. Отсюда, с пригорка, домен выглядел так мило: на сельской площади мерцали питаемые фуриями фонари, в домах светились окошки. На соседнем лугу заржала лошадь. Ей ответила коротким лаем собака. Дома и деревья – все выглядело безупречным. Как на картинке.

Инвидия поймала себя на том, что с трудом сдерживает смех, который рвался наружу из-за безумия последних нескольких месяцев, опасаясь, что, расхохотавшись, она уже не сможет остановиться.

Кукольные домики!

Что ни говори, царице ворда и девяти лет не исполнилось. Может, все они и были для нее куклами…

Варг, Учитель войны павшего Нараша, вслушивался в знакомые шаги своего щенка по палубе «Чистокровного» – флагмана нарашского флота. Верхняя губа у него вздернулась в угрюмой усмешке. Какой там нарашский флот, если Нараша больше нет. Но закон признавал корабль последним осколком нарашской земли.

Только что значит нарашский кодекс законов, если нет земли, в которой он правил? Быть может, «Чистокровный» теперь – просто доски, канаты, парусина, не принадлежащие никакому народу, ничего не значащие, – всего лишь средство передвижения?..

Как и сам Варг теперь ничего не значил: Учитель войны, защитник несуществующих границ.

Горькая злоба вспыхнула в нем на мгновение, и белые паруса, и синее море за окном каюты вдруг окрасились кровью. Ворд. Проклятый ворд. Вот кто погубил его родину и уничтожил народ. Из миллионов нарашан не выжило и сотни тысяч – и ворд ответит перед ним за свои действия.

Он сдержал гнев, не дав ему перерасти в кровавую ярость, – глубоко дышал, пока день не обрел обычные цвета. Ворд поплатится. Для мести будет и время, и место, но не здесь и не сейчас.

Он поддел кончиком когтя книжную страницу – бережно перевернул. Что за восхитительное изделие – этот подаренный Таваром алеранский том. Выглядит, как и сам юный алеранский демон, маленьким и хрупким, но в нем скрыто куда больше, чем видится глазу. Жаль только, что шрифт такой мелкий. Варгу приходилось непрестанно напрягать зрение. И читать только при дневном свете. При обычном тускло-красном светильнике ничего не разберешь.

В дверь вежливо поскреблись.

– Входи, – рыкнул Варг, и в каюту вошел Насауг. Младший каним почтительно подставил горло, Варг ответил небрежным поворотом головы.

«Щенок, – подумал Варг, с нежностью глядя на своего детеныша. – Всего четыреста лет, а уже по всему годен в Учителя войны. Он два года держался против клятых алеранских демонов на их земле и ушел от могучего врага целым. И все же я, наверное, всегда буду видеть в нем маленького щенка».

– Докладывай, – пророкотал он.

– На борт прибыл мастер Кхрал, – таким же рокотом ответил Насауг. – Просит его принять.

Варг оскалил зубы. Осторожно заложил между страницами клочок цветной ткани и закрыл книгу.

– Опять?

– Вышвырнуть его обратно? – с надеждой спросил Насауг.

– Искушение велико, – признался Варг, – но нельзя. По закону он вправе искать защиты от обидчика. Приведи его.

Насауг снова показал горло и вышел. Через минуту дверь опять открылась, впустив мастера Кхрала. Ростом тот почти не уступал Варгу – около девяти футов, когда стоял прямо. В его пестрой красно-бурой шерсти виднелись белые полоски – такой шерстью зарастали шрамы, только эти были получены при проведении ритуалов, а не в честном бою. Он завернулся в мантию с капюшоном из кожи демонов, а ведь Варг сколько раз просил не выставлять перед всем флотом одеяние, сшитое из шкур их теперешних спасителей. На перекрестье перевязей мастер носил пару кожаных мешочков с кровью – без них ритуалисты не могли вершить свое колдовство. Пахло от него нечистой шерстью и тухлой кровью, а еще смердело самоуверенностью глупца, не понимающего, как мало для нее оснований.

Старший ритуалист несколько мгновений холодно разглядывал Варга и только потом показал глотку – ровно настолько, чтобы не дать Варгу предлога ее вырвать. Варг и вовсе обошелся без вежливых жестов.

– Мастер Кхрал? Что на этот раз?

– Все как всегда, Учитель войны, – ответил тот. – Я от лица народов Нараша и Шуара умоляю свернуть с опасной дороги, связавшей нас всех с демонами.

– Мне доносили, – буркнул Варг, – что народы Нараша и Шуара любят поесть.

Кхрал фыркнул:

– Мы канимы. Нам не нужна помощь, чтобы достичь цели. И уж точно не нужна помощь демонов.

– Верно, – рыкнул Варг. – Цели мы достигнем сами. А вот еды не получим.

– Они обратятся против нас, – заявил Кхрал. – Как только мы станем им не нужны, они нас уничтожат. Ты сам знаешь, что это так.

– Это так, – ответил Варг. – Но то будет завтра. Я же отвечаю за сегодня.

Кхрал раздраженно хлестнул хвостом.

– Оставив ледяное судно, мы шли бы быстрее и через неделю увидели бы землю.

– Вернее, стали бы пищей левиафанов, – возразил Варг. – Так далеко на севере на картах не обозначены границы. Мы и не узнаем, что вторглись в их пределы.

– Мы повелители мира. Мы не устрашимся.

В груди Варга зародился низкий рокот.

– Всегда удивлялся, как легко любители путают отвагу с идиотизмом.

Ритуалист сощурил глаза.

– Может быть, мы бы потеряли корабль-другой, – признал он. – Зато не были бы обязаны жизнью милости демонов. Одна неделя, и мы сможем сами начать отстраиваться.

– Оставить ледяное судно, – повторил за ним Варг, – на котором находится больше половины наших выживших.

– Чтобы остаться верными себе, приходится идти на жертвы, – провозгласил Кхрал. – Главное, сохранить в чистоте наш дух, нашу гордость и силу.

– Я замечал, что те, кто так говорит, обычно не включают в число намеченных жертв себя.

Из горла Кхрала вырвался яростный рык, рука-лапа потянулась к мешочку на боку.

Варг остался сидеть как сидел. Только рука шевельнулась, показав жилы мускулов, когда он швырнул в Кхрала алеранскую книгу. Она распахнулась в мгновенном полете и твердым корешком ударила ритуалиста по горлу. Кхрала отшвырнуло к двери каюты. Он давился кашлем.

Варг поднялся, подошел подобрать книгу. Она раскрылась, несколько тонких страниц жестоко измялись. Варг бережно их разгладил и снова стал разглядывать творение алеранцев.

«Книга, как и Тавар, – подумал он, – опаснее, чем кажется на вид».

Он постоял еще над Кхралом, который уже откашлялся и теперь с трудом дышал. Увы, гортань его уцелела. Завтра снова придется терпеть этого дурня. А Кхрал, пережив сегодняшнюю стычку, вряд ли даст Варгу новый случай его убрать.

Оно и к лучшему. Кое-кто из честолюбивых подчиненных сумел бы представить смерть Кхрала мученическим подвигом. Мертвый ритуалист может оказаться опасней живого.

– Насауг! – позвал Варг.

Щенок отворил дверь и смерил взглядом растянувшееся на полу тело.

– Учитель войны?

– Мастер Кхрал может вернуться к себе.

Насауг отвернул голову, подставив горло, но не скрыв усмешки.

– Исполняю, Учитель.

Нагнувшись, он ухватил Кхрала за ноги и волоком вытащил из каюты.

Дав Насаугу несколько минут на возвращение Кхрала восвояси, Варг тоже вышел на палубу «Чистокровного».

Корабль, по нарашскому обыкновению, был выкрашен в черный цвет. По ночам краска укрывала его от чужих глаз, а днем впитывала тепло, чтобы смола между досками бортов оставалась мягкой и не пропускала воду. А черный цвет устрашал врага – особенно алеранских демонов. Те ночью становились почти слепыми и свои корабли красили белым, чтобы хоть что-то различать в темноте. Они и вообразить не могли черного корабля, да и сама темнота всегда пугала их племя. Правда, ни слепота, ни страхи не удерживали демонов от ночных атак, особенно если под рукой были их колдуны. И все же черный цвет отпугивал тех, кому зачем-то вздумалось бы залезть на нарашское судно.

Про алеранцев много чего можно сказать, но они не дураки. Из них никому не захочется вслепую тыкаться по палубе, дожидаясь, пока их учует ночное племя канимов.

Варг вышел на носовую надстройку и стал глядеть в море. Они шли на сотни миль севернее знакомых ему вод, а море было неспокойно. Небо оставалось ясным – то ли по счастливой случайности, то ли стараниями алеранских колдунов, и флот одолевал долгий и медленный путь от Кании без серьезных происшествий. Всего месяц назад Варг не поверил бы, что такое возможно.

Путь от Кании до Алеры под парусами и при умеренно благоприятных ветрах обычно занимал месяц. Они же провели в море целых три месяца, и при таком ходе оставалось еще три недели пути. Варг обратил свой взор на юг и стал изучать причину такой улиточьей скорости.

Посреди флота горами возвышались три невиданно огромных корабля. Рядом с ними «Чистокровный» казался карликом, но главным чудом в них была не величина.

Корабли целиком были сделаны изо льда.

Алеранцы использовали свое колдовство, чтобы придать айсбергам, отколовшимся от ледников, форму, пригодную для плавания, с несколькими палубами и огромными помещениями для драгоценного груза – остатков столь гордого некогда канимского племени. Мастеровые, самки и щенки заняли три палубы. И нарашские капитаны судов получили приказ не бояться проливать кровь своих экипажей как морскую воду, если это потребуется для защиты гражданского населения.

Никакие мачты не удержали бы парусов, необходимых, чтобы двигать такое огромное плоское судно, но алеранцы и здесь проявили свойственную им изобретательность. На верхней палубе разместили сотни шестов с перекладинами, и на них теперь раздувались под ветром самые немыслимые ткани. Сами по себе они не смогли бы двигать ледяную гору, просто Тавар справедливо полагал, что за много дней пути скажется даже столь малая прибавка к скорости. Кроме того, фуриям ветра из алеранского флота было поручено создать достаточно сильный бриз, чтобы облегчить нагрузку на фурий воды, которые управляли огромными кораблями.

Движимые в основном алеранским колдовством ледяные суда устойчиво держались на воде. Правда, жилые помещения были холодноваты, хотя не настолько, как можно было бы ожидать, но неудобства – небольшая цена за жизнь. Часть больных и пожилых людей спасались от холода на корабле Варга, а остальные просто терпели.

Варг обвел глазами свой корабль, проследил за работающими моряками. Те, как и воины, болезненно исхудали, но на мертвецов пока что не походили. Провиант собирали в великой спешке, а кормить приходилось тысячи ртов. В первую очередь заботились о водяных и ветряных алеранских колдунах, почти столько же доставалось гражданским. За ними шли демоны легионов, которым необходимо было питать свои хлипкие тела и в последнюю очередь – воины Варга. При сухопутной войне скудное продовольствие распределялось бы в обратном порядке, но здесь, в открытом море, важнее всего было движение флота.

Варг проследил за кораблем-охотником, который подплыл к флоту из-за пределов строя. Он, даже под всеми парусами, тащился не быстрее улитки, но и того хватало, чтобы догнать суда-льдины. За охотником в воде волоклась большая туша полувзрослого левиафиана.

И это тоже работа демонов. Левиафаны свирепо отстаивали свои участки, но холодные воды вокруг ледяных бортов их пугали. Суда-охотники выплывали из этих холодных вод и выманивали левиафанов к себе. Потом воздушные и водяные демоны общими усилиями убивали чудовище, прямо под водой удушая его воздухом.

Охота была опасной. Два из десяти судов не вернулись обратно – зато добычей вернувшихся два дня кормился весь флот. Левиафанье мясо было омерзительно на запах и на вкус, но помогало остаться в живых.

Подошел Насауг, тоже взглянул на охотничье судно.

– Учитель войны?

– Добрый мастер отбыл?

– Да, – отозвался Насауг, – и очень не в духе.

Варг усмешливо оскалил зубы.

– Отец, – сказал Насауг. И замолк, подбирая слова. Варг смотрел на него и ждал. Такое поведение Насауга обычно предвещало неприятности – и в таких случаях его стоило выслушать. – Через три недели мы будем в Алере.

– Да.

– И вместе с демонами будем сражаться против ворда.

– Да.

Насауг опять надолго замолчал, прежде чем продолжить:

– Кхрал – коварный дурак. Но в его словах есть смысл. Алеранцам незачем оставлять нас в живых после победы.

Варг насмешливо дернул ушами.

– Прежде надо победить, – проворчал он. – До того времени многое может измениться. Терпение.

Насауг согласно повел ухом:

– Кхрал собирает сторонников. Держит речи на ледяных судах. Наш народ напуган. Он играет на наших страхах.

– Так всегда поступают говорящие с кровью, – заметил Варг.

– Он может быть опасен.

– Дураки часто опасны.

Насауг не стал спорить – он не любил споров. Младший каним строптиво расправил плечи и посмотрел на море.

Варг взял своего щенка за плечо.

– Я знаю Кхрала. Знаю таких, как он. Как они мыслят. Как поступают. Я и прежде справлялся с такими – как и ты, когда скормил Сарла Тавару.

Насауг, припомнив, обнажил клыки в ухмылке.

Варг кивнул ему:

– Понадобится, разберемся и с этим.

– Такие дела лучше не откладывать.

– Он еще не нарушал закона, – проворчал Варг. – Я не хочу беззаконных убийств.

Насауг еще помолчал. А потом оглянулся на притулившуюся за мачтой тесную каютку – самое вонючее и неуютное помещение на всем корабле.

Там жили Охотники Варга.

– Охотники не для того, чтобы обходить закон, – рыкнул Варг, – а чтобы хранить его дух даже ценой буквы. Они, конечно, справятся. Но это только подогреет амбиции Кхрала и ожесточит его сторонников. – Он оперся рукой-лапой на перила борта и развернул нос по ветру, ловя запахи моря и неба. – Мастер Марок – брат одного из злейших моих врагов и самый высокопоставленный из сторонников Старого пути. Он поддержит меня в лагере ритуалистов.

Насауг согласно повел ушами и как будто немного успокоился. Он еще постоял рядом с отцом, затем, показав ему горло, вернулся к своим обязанностям.

Варг еще час провел на палубе: проверял, подбадривал, порыкивал на недоделки. В остальном все было спокойно – и ему это не нравилось. В этом плавании они даже не видели противника. Злая судьба будто затаилась, выжидая случая, чтобы ударить наотмашь.

Варг вернулся к своей книге: древней алеранской хронике, которая, по-видимому, передавалась из поколения в поколение с доисторических времен. Тавар сказал, что они не были уверены, сколько из этого материала было оригинальным, а сколько было добавлено за прошедшие столетия, но, если хотя бы половина из этого была правдой, то алеранский воитель, описанный на ее страницах, был весьма компетентным, хотя и немного высокомерным. Было легко понять, как его мемуары повлияли на стратегию и тактику алеранских легионов.

Хотя Варг вовсе не был уверен, что этот Джулиус, кем бы он ни был, мог бы многому научить Тавара.

Эрен, рыцарь и бывший курсор, шел к штабной палатке в центре огромного легионерского лагеря, расположенного вблизи древней Ривы. Он, должно быть, в сотый раз за день взглянул на городские стены на холме. Ему было неспокойно. Стены у Ривы высокие и толстые – и ощутимое беспокойство ему внушала мысль, что и сам он, и уцелевшие легионы под командованием Первого консула Аквитейна находятся снаружи. Обычно при штурме города снаружи скапливался враг.

Нет, конечно, частокол, окружавший расположение каждого легиона, вполне годился для обороны. Только ворд не остановишь скромными земляными насыпями и бревенчатыми стенами.

Впрочем, его не остановили и мощные стены столицы Алеры.

Покачав головой, Эрен со вздохом отмахнулся от тягостных мыслей. Что толку думать о том, чего не сумел предотвратить даже истинный властитель Алеры, Первый консул Гай Секстус? Но Гай хотя бы своей смертью дал народу Алеры шанс побороться за жизнь. Огненная гора, возникшая, когда ворд уже смыкал челюсти на сердце Алеры, мало что оставила от вражеских полчищ, а алеранские легионы, вопреки всякой надежде приведенные с севера Гай Исаной, жестоко расправились с выжившими.

Этого хватило бы против всех прежних врагов государства, размышлял Эрен. Просто несправедливо, что такая непомерная жертва лишь немного задержала врага – каков бы он ни был.

Спокойная, рассудочная часть его сознания – та часть, что вела расчеты над столбцами чисел, – говорила, что ворд станет для Алеры последним врагом. Оставшимися средствами его не победить – никак. Слишком быстро он плодится. В конечном счете исход войны почти всегда решает численность. А численность за вордом.

Вот так просто.

Эрен твердо велел этой половине души отправляться к во́ронам. Его долг – служить государству, всеми силами его защищать, а этому долгу не на пользу разлагающие унылые мысли, сколько бы в них ни было правды в историческом – и буквальном – смысле.

Что ни говори, Алера, даже повергнутая на колени, все еще представляла силу, с которой приходилось считаться. В поле вокруг Ривы собралось величайшее за тысячу лет легионерское войско, причем состоявшее почти сплошь из ветеранов из непрестанно воюющих городов Антиллы и Фригии. Да, правда, есть и ополченцы, но эти ополченцы из братских городов севера буквально ни в чем не уступают действующим легионам с юга, а кузницы пополняют запасы оружия и доспехов с невиданной в алеранской истории скоростью. А сумей они поставить еще больше снаряжения, добровольцев набралось бы на дюжину легионов сверх тридцати, что уже стояли здесь лагерем.

Эрен покачал головой. Тридцать легионов. Чуть больше двухсот тысяч закованных в сталь легионеров, и каждый из них – часть живой, дышащей военной машины. Граждан невысокого ранга распределили между легионами, так что в каждом теперь имелась двойная когорта готовых к бою рыцарей. И еще полнокровный Воздушный легион – одни только рыцари Воздуха под предводительством граждан высокого ранга. Воздушный легион не один месяц сковывал врага.

А над этой силищей – Первый консул и консулы городов, каждый из которых был заклинателем фурий почти невероятной мощи. В этом лагере хватило бы сил ободрать землю до костей, поджечь само небо, привести с севера жадные морские волны, вызвать убийственные, разрушительные ветры – и все это под защитой бурлящего, но сплоченного моря стали.

Только вот беженцы всё прибывали: бежали из опустошенных внутренних областей. В голосах центурионов, выводивших своих людей на учения, слышался звон отчаяния. Курьеры, оседлав ветры, с ревом взмывали в небо на громоподобных столбах воздуха, управляемых фуриями, в таком множестве, что принцепсу пришлось установить для них особый порядок движения – иначе летунам не миновать было столкновений. В кузницах день и ночь пылали горны, там ковали, перековывали, ремонтировали – и будут продолжать, пока их не захлестнет ворд.

Эрен сознавал, что́ движет ими всеми.

Страх. Неодолимый ужас.

Хотя Риву на многие мили окружила совокупная мощь Алеры, страх витал в воздухе, как тень, маячащая на краю поля зрения. Ворд наступал, и тихие холодные голоса нашептывали каждому, кто сохранил рассудок, что этой мощи недостаточно. Да, Гай Секстус погиб, как припертый к стене буйный гаргант, самим своим падением сокрушив врагов, – но он погиб. И в глазах каждого алеранца стояла невысказанная мысль: если перед вордом не устоял Гай Секстус – кто перед ним устоит?

Эрен кивнул командиру охраны перед штабной палаткой, назвал текущий пароль и, не задерживаясь, вошел внутрь. В свои последние дни об этом – среди прочего – позаботился Гай Секстус в последнем письме к – тогда еще просто консулу – Аквитейну.

– Пять месяцев! – прорычал кто-то в палатке. – Пять месяцев мы здесь сидим. А надо было давно двинуться на юг, навстречу ворду.

– Вы блестящий тактик, Раукус, – ответил ему негромкий низкий голос. – А вот просчитывать надолго вперед умеете хуже. Мы не можем знать, какие сюрпризы успел приготовить нам ворд.

– Никаких сведений об их обороне не поступало, – огрызнулся Раукус Антиллус, консул города Антиллы, когда Эрен, откинув второй клапан, вошел внутрь. Раукус впился глазами в принцепса поверх песчаной карты Алеры на столе двойной величины. Консул был большим и по-медвежьи громоздким, его резкие черты отмечало давнее знакомство с зимними ветрами, руки и лицо были покрыты боевыми шрамами – даже его искусство повелителя фурий не могло отвести всех стрел и клинков. – Мы за всю историю не собирали сил мощнее. Нам бы двинуть это войско, вбить его прямо им в глотки и прикончить сучку-царицу. Сегодня же. Сейчас же.

В Первом консуле было что-то львиное: высокий, сухощавый, волосы темного золота, черные непрозрачные глаза под простым, без украшений, обручем, заменявшим корону Первого консула в военное время. Одет он был в свои цвета – алый с черным. Аквитейн Аттис – Гай Аквитейн Аттис, поправил себя Эрен, ведь Секстус в последнем письме объявил о законном усыновлении этого человека – встретил безрассудные призывы Раукуса с полным хладнокровием. «Хотя бы в этом он и правда похож на Секстуса», – подумал Эрен.

Первый консул покачал головой.

– Ворд очевидно чужд нам, но столь же очевидно обладает разумом. Мы готовились к обороне, поскольку каждому дураку ясно, что это разумная мера для удержания и защиты своих владений. И мы показали бы себя дураками, допустив, что к тому же заключению не пришел ворд.

– Когда наши силы вел против ворда Гай Секстус, вы советовали ему атаковать, – напомнил Раукус. – А не отступать. И были правы.

– Учитывая, сколько созданий ворда участвовало в последнем ударе по столице Алеры, видимо, нет, – возразил Первый консул. – Мы тогда не представляли их численности. Последуй он моему совету, нас бы окружили и уничтожили – причем ворд того от нас и ждал.

– Теперь их численность нам известна, – заметил Раукус.

– Мы думаем, что известна. – В резком ответе Аквитейна впервые прозвучала некоторая горячность. – Для нас это последний шанс. Если погибнут эти легионы, остановить ворд будет некому. Я и капли легионерской крови не отдам, пока не буду уверен, что враг заплатит за нее с лихвой. – Он заложил руки за спину, перевел дыхание, вернув себе прежнюю невозмутимость. – Они скоро будут здесь, и царица вынуждена будет сопровождать их, чтобы направлять атаку.

Раукус скривился, насупил косматые брови:

– Вы надеетесь заманить ее в мышеловку.

– И сражаться в обороне, – кивнул Аквитейн. – Выманить их на себя, выдержать первый удар и, выбрав время, бросить во встречную атаку все, что имеем.

Раукус крякнул:

– Она теперь владеет фуриями. И в этом ее никто из выживших не превзойдет. А еще при ней охрана из алеранцев, захваченных прежде, чем граф и графиня Кальдеронские сорвали насильственную вербовку.

Даже Раукус Антиллус, отметил Эрен, избегал в лицо напоминать новому принцепсу, что среди принужденных воевать на стороне ворда – его жена.

– Это затрудняет дело, – жестко ответил Аквитейн, – но нам придется пробить их заслон.

Раукус несколько секунд вглядывался в его лицо.

– Вы рассчитываете один ее захватить, Аттис?

– Не смешите, – отозвался Аквитейн. – Я принцепс. Не один я, но и вы, и консул Пласидус с супругой, и все консулы, патриции и графы, способные держать в руках оружие, а еще весь Воздушный легион со всеми рыцарями, кого я сумею собрать.

Раукус вздернул брови:

– Против одной твари из ворда.

– Эта тварь и есть ворд, – ответил Аквитейн. – Убьем ее – остальные будут не слишком отличаться от обычного зверья.

– Чертовски опасного зверья.

– Значит, дружно возьмемся за охоту, – подытожил Аквитейн. И, обернувшись, кивнул. – Дон Эрен. Вы с докладом?

– Да, сударь, – ответил Эрен.

Аквитейн повернулся к песчаной карте, приглашающе махнул рукой:

– Показывайте.

Эрен, неторопливо пройдя к столу, взял ведерко с зеленым песком. Раукус, видя это, поморщился. Зеленым песком отмечали алеранские области, захваченные вордом. Они уже потратили не одно ведро.

Эрен запустил горсть в песок и тщательно засыпал зеленью подобие укрепленного города, обозначавшее Парсию. Город скрылся под горкой изумрудных песчинок. Эрен подумал, что это не лучший способ отметить гибель сотен тысяч парсийцев – горожан и многочисленных беженцев, искавших там спасения. Но сомнений не осталось – курсоры и воздушные разведчики единодушно сообщали: Парсия пала перед вордом.

В палатке стало тихо.

– Когда? – негромко спросил Аквитейн.

– Два дня назад, – ответил Эрен. – Парсийский флот до самого конца вывозил горожан. Те, кто оказался близ побережья, могли уходить и малыми судами, нагружая их до предела. Возможно, семьдесят, а то и восемьдесят тысяч ушли за мыс, к Родису.

Аквитейн кивнул:

– Парсия спустила на врага Великих фурий города?

– Кровавые во́роны! – с упреком проворчал Раукус. – В Парсию стекались беженцы с половины южных земель.

Первый консул взглянул на него в упор:

– Сожаления о них не изменят случившегося. А вот своевременное действие, основанное на разумном расчете, могло бы спасти жизни в ближайшем будущем. Мне нужно знать, серьезно ли пострадал враг в результате нападения.

Раукус, помрачнев, скрестил могучие руки и что-то неразборчиво пробормотал.

Аквитейн тронул его за плечо и снова повернулся к Эрену:

– Дон Эрен?

Тот покачал головой:

– По всем признакам, нет, Первый консул. По словам выживших, консул Парсии был коварно убит. Ворд начал ломать стены только после его гибели. – Эрен пожал плечами. – Доносят о появлении множества диких фурий, но этого и следовало ожидать при таком количестве убитых.

– Да. – Аквитейн тоже скрестил руки, молча изучая карту.

Взглянул на карту и Эрен.

Алеранские земли, лежавшие между большими консульскими городами, были заселены редко или вовсе безлюдны. Созданные фуриями дороги и водные пути служили кровеносной системой торговли и обеспечивали снабжение малых городков и разбросанных вокруг них поселений. Домены земледельцев, разбросанные между городами, насчитывали от тридцати до трехсот жителей.

Теперь все изменилось.

Зеленый песок покрывал центральную часть Алеры, простираясь от необитаемой пустоши, которая когда-то была городом Каларом, через богатые плодородные земли долины Амарант, через выпотрошенный труп города Цереры и до тлеющих склонов вулкана, который возвышался там, где еще недавно располагалась столица державы. От этого мощного ствола ветвями невиданного дерева расходились отростки, тянулись через просторы к другим большим городам – тем, что решили сражаться до конца и упрямо выдерживали многомесячную осаду. Осаждены были Форция, Аттика, Родис и Аквитания. Все они сражались с захватчиками у своих ворот. Холмистым равнинам вокруг Пласиды повезло больше – на двадцать миль от городских стен земли были свободны от кроча – но и стойкая Пласида медленно и неуклонно сдавала позиции и через считаные недели должна была оказаться в осаде.

Антилла и Фригия, лежавшие гораздо севернее, пока избежали атаки ворда, но раздувшиеся, ветвившиеся полосы кроча неумолимо и бездумно подползали к ним и к северо-восточной Риве, а стало быть, и к отставному курсору Эрену. Впрочем, тот готов был допустить, что здесь нет ничего личного.

– Беженцы из Парсии создадут дополнительную нагрузку на продовольственные запасы Родиса, – наконец пробормотал Аквитейн. – Раукус, соберите добровольцев, всех заклинателей земли, готовых отправиться в Родис, чтобы помочь с производством продовольствия.

– Долго мы на этом не продержимся, Аттис, – заметил Раукус. – Да, заклинатели земли сократят созревание урожая до одного месяца, а если надо, то и менее того. Но в городе попросту недостаточно почвы. Выращенные колосья быстро ее истощат, земля не успеет восстановиться.

– Да, – признал Аквитейн. – Так можно прокормить город год. В лучшем случае полтора. И, даже засеяв каждую улицу и крышу, непросто будет прокормить восемьдесят тысяч желудков. Вслед за голодом придут болезни, а в таком переполненном городе они уже не отступят. – Первый консул изящно повел плечом. – Но, полагаю, все решится задолго до истечения полутора лет, а тогда мы снимем осаду. До тех пор надо сохранить жизни, сколько сумеем. Посылайте заклинателей земли.

Раукус прижал кулак к сердцу в легионерском салюте и вздохнул.

– Те поля, на которых выращивают новый ворд… Воздушный легион дважды выжигал их дотла, не давая им снять урожай. Откуда же, во́роны их побери, берутся всё новые и новые твари?

Аквитейн возвел глаза к небу и повел бровью в сторону Эрена.

– Я получил донесение из-под Форции, от давнего делового знакомого. Он занимался контрабандой афродина – с помощью фурий выращивал святые колокольчики в подземных пустотах. – Святые колокольчики, красивые голубые цветочки и сырье для афродина, при определенных условиях могли расти без солнечного света. Этим пользовались контрабандисты, вопреки закону продававшие афродин желающим развеяться. – По его словам, самые многочисленные скопления ворда почти точно совпадают с теми частями страны, под которыми скрыты самые подходящие пещеры.

Аквитейн натянуто улыбнулся.

– Поля на поверхности служили для отвлечения внимания, – проворчал он. – Чтобы нам было чем заняться, чтобы мы почувствовали себя победителями и не искали истинного источника пополнений, пока не станет слишком поздно. – Он покачал головой. – Чую влияние Инвидии. Как раз так она и мыслит.

Эрен неловко закашлялся, чтобы не отвечать.

– Аттис. – Раукус с заметной осторожностью подбирал слова. – Она помогает царице ворда. Возможно, по своей воле. Я помню, она ваша жена, однако…

– Она государственная изменница, – холодно и жестко отрезал Аквитейн. – Не имеет значения, по своей ли воле она выступила против Алеры. Она враг, и ее необходимо устранить. – Он легонько повел ладонью. – Тратим время, господа. Дон Эрен, какие еще новости?

Эрен собрался с мыслями и продолжил доклад. Кроме потери Парсии, изменений было немного.

– Другие города держатся. Царицу ворда никто не видел.

– А нет ли признаков проникновения кроча в Лихорадные джунгли? – осведомился Первый консул.

– Пока никаких, сударь.

Аквитейн со вздохом покачал головой:

– Насколько я знаю, то, что оставили после себя дети Солнца, пятьсот лет не допускало туда нас. С чего бы ворду повезло больше? – Он покосился на Раукуса. – Будь у нас больше времени, мы сумели бы использовать против него это средство. Уверен, что смогли бы.

– Были бы желания конями… – буркнул Раукус.

– Избитая поговорка, но верная, – усмехнулся Аквитейн. – Прошу вас продолжать, дон Эрен.

Эрен набрал побольше воздуха в грудь. Он все утро со страхом думал об этой минуте.

– Кажется, я знаю, как задержать их наступление на Риву.

Раукус не то фыркнул, не то хмыкнул.

– Неужели, мальчик? И только сейчас удосужился об этом упомянуть?

Аквитейн нахмурился, скрестил руки:

– Изложите свои соображения, курсор.

Эрен кивнул:

– Я рассчитал скорость продвижения ворда на разных стадиях кампании и вычислил, когда он двигался медленнее, а когда быстрее всего. – Он откашлялся. – Я могу показать расчеты, если…

– Если бы я не доверял вашим знаниям, вас бы здесь не было, – перебил Аквитейн. – Дальше.

Эрен кивнул:

– Быстрее всего ворд двигался через долину Амарант, сударь. А медленнее всего пересекал Каларскую пустыню и снова замедлился, подступив к столице Алеры. – Эрен перевел дыхание. – Сударь, ворд использует кроч вместо пищи. Большей частью это студенистая жидкость, прикрытая очень прочной кожистой скорлупой. – (Аквитейн кивнул.) – И они каким-то образом направляют течение питательных веществ в этой среде. Что-то наподобие водоводов, только вместо воды по ним поступает их пища.

– Совершенно верно. Я полагаю, для роста крочу необходимо поглощать другие формы жизни: животных, насекомых, растения и тому подобное. Его можно уподобить оболочке семени. Без этого источника питательных веществ семя не прорастает, не укореняется, не оживает.

– Понимаю вашу мысль, – негромко ободрил Аквитейн.

– Каларская пустыня практически безжизненна. Достигнув ее, кроч заметно приостановил рост. То же произошло в области, опаленной спущенными Гаем Секстусом силами – там тоже почти ничего живого не осталось.

– А тучные почвы в долине отменно кормили кроч и позволили ему разрастаться быстрее, – пробормотал Аквитейн. – Любопытно.

– Откровенно говоря, – продолжал Эрен, – кроч опасен не меньше любых других созданных царицей созданий. Он душит жизнь, питает врага, служит ему часовым – и как знать, возможно, это не все. Известно, что основные силы ворда никогда не ведут наступления, пока не обеспечены крочем. Единственная такая попытка…

– Произошла в присутствии царицы, – подхватил Аквитейн. Глаза у него блестели.

Эрен, кивнув, медленно выдохнул. Первый консул его понял.

– Сколько времени мы на этом выиграем?

– Если расчеты верны и наступление замедлится до сравнимого уровня, от четырех до пяти недель.

– Достаточно, чтобы снарядить еще четыре легиона и с высокой вероятностью заставить проявиться царицу, которая возглавит ворд на открытой местности. – Аквитейн удовлетворенно кивнул. – Превосходно.

Раукус хмуро переводил взгляд с одного на другого:

– Это что же… если мы остановим кроч, царице придется самолично выступить против нас?

– В целом так, – ответил Аквитейн. – Да и лишнее время на подготовку нам совсем не помешает. – Он кивнул Эрену. – Вы получите коронные полномочия для вербовки заклинателей огня, эвакуации оставшегося на пути их продвижения населения и лишения врага источника пищи. Займитесь этим.

– Чем? – спросил Раукус.

– Чтобы задержать кроч и выманить из укрытия царицу, – тихо пояснил Эрен, – нам придется заморить их голодом. Выжечь все, что там растет. Засыпать поля солью. Отравить колодцы. Чтобы не позволить им пустить корни между их передовой линией и Ривой.

Раукус вылупил глаза:

– Но это значит… кровавые во́роны! Почти триста миль обжитых плодородных земель. Чуть ли не последних, что остались свободными. Вы собираетесь выжечь лучшие из оставшихся у нас нив. Уничтожить тысячи своих же доменов, поселений, домов. Наплодить десятки тысяч новых беженцев.

– Да, – просто сказал Аквитейн. – И это будет большой труд. Начинайте не откладывая, дон Эрен.

У Эрена скрутило живот. За время наступления ворда он более чем достаточно навидался причиненных им разрушений и потерь. Но насколько же тяжелее будет смотреть, как Алеру губят ее защитники.

Тем более, что в глубине души он сознавал: ничего это не изменит. Что ни делай, конец один.

Но они должны были попытаться. Да и ворд, добравшись до этих земель, тоже ничего бы от них не оставил.

Эрен отсалютовал – кулак к сердцу – и поклонился Первому консулу. После чего развернулся и вышел, чтобы распорядиться величайшим преднамеренным опустошением, какое случалось исполнять алеранскому войску. Оставалось только надеяться, что это не зря – что в конечном счете нанесенный им вред принесет хоть какую-то пользу.

Надежда на это маленькая и хлипкая, понимал Эрен, но тощий малорослый курсор твердо решил ее лелеять.

Все равно.

Ничего другого ему не оставалось.

Гай Исана, формально Первая госпожа Алеры, поплотнее закуталась в толстый дорожный плащ и уставилась в окно воздушных носилок. Должно быть, они сейчас совсем рядом с ее домом – долиной Кальдерон, которая когда-то считалась самой дальней и примитивной окраиной Алеры. Далеко внизу медленно проплывала земля. Исана не без досады вглядывалась в нее. Ей нечасто доводилось видеть Кальдерон с воздуха, видеть протянувшиеся на многие-многие мили земли. Все это выглядело одинаково – либо дикий лес с пологими горами, похожими на складки на скатерти, либо обжитые земли с широкими, ровными полосами озимых полей, готовящихся к весне, с прочерченными, как по линейке, дорогами от домена к домену, от селения к селению.

Насколько она знала, в этот самый момент она могла смотреть на свой дом. У нее не было ориентира, чтобы узнать его с такой высоты.

– …что сдержало распространение болезней в лагере беженцев, – ровно прозвучал рядом молодой женский голос.

Исана, поморгав, обернулась к спутнице – стройной серьезной молодой женщине с пушистыми, почти белыми волосами, ниспадавшими шелковой волной ниже лопаток. Исана улавливала в ней терпение и мягкую улыбку, притушенную такой же мягкой грустью, – чувства лучились, как тепло от кухонной печи. Исана не сомневалась, что Верадис так же ясно чувствует улыбку в ее блуждающих мыслях.

Верадис, оторвавшись от заметок, подняла тонкую светлую бровь. По ее губам скользнула тень улыбки, но в душе девушка осталась серьезной.

– Моя госпожа?

– Простите, – мотнула головой Исана. – Я вспоминала дом. Отвлеклась.

– Немудрено отвлечься, – наклонила голову Верадис. – Поэтому я о своем стараюсь не вспоминать.

В ней вспыхнула на миг горькая печаль, выраставшая из чувства вины и чуть-чуть не дотягивавшая до ярости. И так же быстро погасла. Верадис применила свою магию фурий, чтобы скрыть чувства. Исана с благодарностью приняла такую скрытность. Не уравновешенная магией металла, обостренная чувствительность водяного мага бывала болезненной – сильные внезапные чувства ощущались как удар в лицо.

Винить в этом девушку не приходилось. Отец Верадис был консулом Цереры. Верадис видела, что сотворил ворд с ее родиной.

Там теперь не осталось ничего человеческого.

– Простите, – тихо сказала Исана. – Я не подумала…

– Право, моя госпожа… – В голосе Верадис теперь звучало отстраненное спокойствие – она явно призвала магию металла, чтобы усмирить и скрыть свои чувства. – Пора вам с этим кончать. Если избегать всего, что может напомнить мне о Цер… о доме, вам и поговорить со мной нельзя будет. Для меня естественно чувствовать боль. Вашей вины в том нет.

Исана легонько коснулась ее руки и кивнула.

– И все-таки, детка…

И опять Верадис ответила слабой улыбкой. Заглянув в свои бумаги, она снова подняла глаза на Исану. Первая госпожа распрямила спину и плечи, кивнула.

– Прошу прощения. Так о чем мы… Что-то о крысах?

– Мы не догадывались, что они могут разносить заразу, – сказала молодая женщина. – Меры в тех трех лагерях принимались против проникновения захватчиков ворда, но они же привели к серьезному сокращению численности крыс. И через месяц в этих лагерях почти прекратились болезни.

Исана кивнула:

– Значит, остаток выделенных Лигой Дианы средств пустим на внедрение таких же мер в других лагерях. В первую очередь в тех, что больше всех страдают от заразы.

Верадис, кивнув, вытянула из пачки второй лист. И подала его Исане вместе с пером.

Просмотрев содержание, Исана усмехнулась:

– Если заранее предвидели мое решение, почему не распорядились сами?

– Потому что я – не Первая госпожа, – ответила Верадис. – Я не вправе распоряжаться средствами Лиги.

Что-то в ее голосе – или, может быть, в осанке, насторожило Исану. Так же она чувствовала, когда маленький Тави что-то от нее скрывал. Совсем маленький. Едва подрос, он выучился избегать ее проницательности. Верадис далеко было до его искусства.

Прокашлявшись, Исана послала девушке ехидный взгляд.

Та в ответ сверкнула глазами и если не покраснела, то наверняка лишь за счет магии фурий.

– Впрочем, моя госпожа, поскольку речь шла о спасении жизней, я действительно направила подрядчикам гарантийные письма, чтобы они сразу приступали к работе, начав с самых трудных лагерей.

Исана расписалась под приказом и улыбнулась:

– А это не называется «распорядиться без меня»?

Забрав у нее бумагу, Верадис осторожно подула на свежие чернила и с довольным видом ответила:

– Теперь уже нет.

Ощутив боль в ушах, Исана нахмурилась и выглянула в окно. Они снижались. Через минуту в стекло с ее стороны вежливо постучал и помахал рукой юноша в блестящих новеньких стальных доспехах. Она открыла окно, впустив внутрь вой холодного ветра и рев воздушного столба, на котором держались носилки.

– Первая госпожа, – вежливо отсалютовал ей молодой рыцарь. – Через минуту будем на месте.

– Спасибо, Териус, – прокричала в ответ Исана. – После приземления отправите гонца к моему брату? Пожалуйста.

Териус снова отсалютовал:

– Непременно, моя госпожа. Не забудьте закрепить ремни.

Улыбнувшись ему, Исана закрыла окно. Молодой командир ушел вверх и в сторону, вернулся на свое место во главе строя охраны. После рева ветра показалось, что в носилках стало слишком тихо.

Верадис помолчала немного, поправляя взлохмаченные ветром волосы, и сказала:

– А ведь он может знать.

Исана вопросительно подняла бровь:

– Хм?

– Аквитейн, – пояснила Верадис. – Возможно, он знает о построенных вашим братом укреплениях. И о том, что вы сегодня будете здесь.

– Почему вы так думаете?

– Я сегодня утром заметила, как в палатку сенатора Валериуса входил один из людей Териуса.

«Валериус… – подумала Исана. – Отвратительный тип. Право, я рада, что Бернард счел нужным сломать ему нос и проредить зубы».

– Неужели? – сказала она вслух. И, поразмыслив, пожала плечами. – Пусть себе знает. Что бы он ни говорил, что бы ни напялил на голову, он не настоящий Первый консул и никогда им не будет.

Верадис покачала головой:

– Я… моя госпожа… – Она развела руками. – Кто-то должен был встать во главе.

– И встанет, – ответила ей Исана. – Законный Первый консул Гай Октавиан.

Верадис потупилась и очень тихо сказала:

– Если он жив. – (Исана, сложив руки на коленях, стала смотреть в окно на быстро выраставшую Долину, на проявлявшиеся краски земли.) – Вы ведь не знаете точно?

Не отводя глаз от окна, Исана чуть нахмурила брови.

– Я… точно я не знаю, – наконец откликнулась она. – Но чувствую верно. Чувствую… как будто время к ужину и он вот-вот вернется от стада. – Она покачала головой. – Не буквально, конечно, но ощущение, эмоции точно такие. – (Верадис устремила на нее спокойный серьезный взгляд и ничего не сказала.) – Он возвращается, – тихо добавила Исана. – Октавиан возвращается домой.

Молчание. Исана уже видела стены Гарнизона – города-крепости, подчиненной ее брату. Они вырастали, проступали подробности, резкая складка земли превращалась в громаду бесшовного, сложенного фуриями камня. На ветру бился флаг Первого консула – алый орел на голубом поле, и рядом знамя брата – бурый медведь на зеленом.

Городок еще вырос за две недели, что Исана его не видела. Теснившиеся под стенами хибарки сменились основательными каменными строениями, и их окружила новая защитная стена. И она тоже обросла лачугами, так что техники Бернарда еще при Исане заложили третью стену – еще один полукруг, обхвативший растущий город.

Теперь те трущобы исчезли, на их месте стояли каменные здания – приземистые, грубоватые, почти не отличимые друг от друга, но наверняка вполне удобные и практичные.

А за третьей стеной, как мох на северной стороне валуна, уже вырастал новый временный городок.

Верадис смотрела на все это круглыми глазами.

– Ну и ну! Немаленький городок для графских владений.

– Теперь много бездомных, – сказала Исана. – Возможно, мой брат, если вы спросите, с безупречной логикой объяснит их присутствие. А на самом деле он просто никогда никого не прогонял от своего порога. Уж если люди добрались в такую даль… – Она покачала головой. – Он делает для них все, что в его силах. И дает всем поровну, даже если для этого придется снять с себя последний плащ. Брат никогда не останавливается на полдороге.

Верадис задумчиво кивнула:

– Это ведь он растил Октавиана?

– Да, – сказала Исана. – Особенно в последние несколько лет. Они были очень близки.

– Вот почему вам кажется, что Октавиан вернется. Потому что он не останавливается на полдороге.

– Да, – сказала Исана. – Он возвращается домой.

Верадис еще помолчала, пока носилки пролетали над наружными стенами Гарнизона. Потом склонила голову:

– Как скажете, моя госпожа.

Исана отбросила назойливую тревогу, теребившую ее мысли со времени отплытия сына с канимской армадой.

Тави вернется.

Сын уже возвращается домой.

Гай Октавиан, сын Гая Септимуса, сына Гая Секстуса и некоронованный Первый консул Алеры, лежал навзничь, разглядывая звезды.

Учитывая, что лежал он на полу пещеры, эти звезды не сулили добра.

Он пошарил в разваливающейся памяти в поисках объяснения: с чего бы он этим занимался и отчего звезды такие яркие и так быстро над ним кружатся, но, как видно, объяснение где-то затерялось. Может быть, его заслонила вздувшаяся на голове шишка. Он взял на заметку спросить Китаи, если окажется, что и она тоже лежит на полу поблизости.

– Довольно поучительная попытка, дитя, – пробормотал над ним женский голос. – Ты убедился, как важно не только поддерживать под собой воздушный поток, но и заслоняться ветряным щитом.

Ах да. Уроки. Он берет уроки. Объяснений полным-полно – при такой-то наставнице. Он попробовал вспомнить тему урока. Судя по тому, как он усердствует, скоро выпускной экзамен, а на этих безумных и беспощадных испытаниях студентов не милуют.

– У нас история? – пробормотал он. – Или математика?

– Понимаю, интуиция подсказывает, что удерживать ветер одновременно под собой и впереди невозможно, – невозмутимо продолжала наставница. – Однако твое тело не приспособлено к высокой скорости полета. Без установленной защиты, в особенности для глаз, даже сравнительно небольшое присутствие в воздухе мелких частиц способно тебя ослепить или иным способом… привести твой полет к решительному и поучительному завершению. Опытные летуны отрабатывают этот навык настолько, что удерживают щит без сознательного усилия.

Звезды понемногу гасли. Видно, туча заслоняет? Близкий дождь озаботил бы его – не будь он сейчас в пещере. Что снова поднимало проклятый вопрос, откуда в ней взялись звезды.

– Ой, – протянул Тави. Звезды гасли, зато в голове забилась боль, и он сразу вспомнил, где он и чем занят. – Ой…

– Думаю, ты не умрешь, дитя, – хладнокровно заметила Алера. – Давай повторим упражнение.

Голова гудела. Тави сел, и бьющаяся в затылке боль немного унялась. Он пристроил голову на кончик свисающей сосульки – у основания она была с добрый ствол толщиной и притом жестче камня. Пещера освещалась тусклым сиянием из круглого прудика посредине – вода в нем стояла почти вровень с полом. Тени и блики плясали, бежали рябью по ледяным стенам, цветные переливы воды отражались на них полосами.

Кругом стонал и потрескивал лед. Пол равномерно кренился и раскачивался, хотя на таком огромном ледяном судне качка ощущалась много слабее, чем на любом другом.

– Возможно, нам не стоит называть это пещерой, – задумчиво проговорил он. – Скорее, это грузовой трюм.

– Насколько я понимаю, – сказала Алера, – людям обычно известно о существовании на их судне грузового трюма. А это пространство известно только мне, тебе и Китаи.

Тави помотал головой в попытке изгнать звон из ушей и поднял глаза на наставницу. Алера выглядела рослой молодой женщиной. Она и в холоде пещеры обходилась легким платьем, сшитым на первый взгляд из серого шелка. При ближайшем рассмотрении ткань оказывалась темным, как грозовое облако, туманом. Цвет глаз ее постоянно менялся, принимая все мыслимые оттенки. И еще волосы цвета спелой пшеницы, босые ноги, нечеловеческая красота…

Как и следует быть, отметил Тави, ведь Алера вовсе не человек. Она воплощение фурии, может быть величайшей на лице Карны. Тави понятия не имел о ее возрасте, но о полулегендарном основателе державы Гае Примусе Алера говорила так, словно только вчера с ним беседовала. И силы своей она ни разу еще не проявила, однако Тави предпочитал держаться с ней вежливо и любезно, не дожидаясь проявлений.

Алера смотрела на него, подняв брови:

– Повторим упражнение?

Со стоном поднявшись, Тави смахнул с одежды мелкий мягкий снежок. Пол был засыпан им едва ли не по колено. Алера сказала, что добавила снега, чтоб у Тави было больше шансов выжить при обучении.

– Дай передохнуть, – взмолился Тави. – Летать – дело трудное.

– Напротив, летать очень просто, – с веселой улыбкой возразила Алера. – Труднее пережить приземление.

Тави почти сразу потушил горящий обидой взгляд. Вздохнув, он прикрыл глаза и сосредоточился на воздушной магии.

Правда, в воздухе пещеры не было основательных, солидных фурий вроде ветрогривов или служившего графине Кальдеронской Цирруса, и все же фурий было полно. Каждая в отдельности – крошка, почти бессильная мошкара, но, собранные воедино волей и властью заклинателя воздуха, они приобретали огромную силу – гора, составленная из песчинок.

Собирать их в достаточном для полета количестве было скучновато. Тави представил фурий в виде солнечных зайчиков, роем светлячков мельтешащих в воздухе. Затем он вообразил легкое как пух дыхание ветра, одну за другой, потом по две и по три направлявшее к нему фурий, пока вокруг не собралась целая туча. В первый раз он собирал фурий добрых полчаса. С тех пор время сократилось до трех минут, но над этим предстояло еще работать и работать.

Определить готовность было легко. Сам воздух вокруг него мельтешил, гладил и ласкал кожу. Открыв глаза, Тави призвал фурий в свои мысли и собрал их в ветряной поток, который завихрился, раскрутился и мягко поднял его над заснеженным полом. Когда подошвы зависли в двух футах над полом, он остановился и сосредоточенно насупился.

– Хорошо, – сдержанно похвалила Алера. – Теперь измени направление – и не забудь ветряной щит.

Кивнув, он изменил направление воздушного потока, заставил его толкать себя в спину и снизу, медленно продвигая через пещеру. Для этого требовалась немыслимая сосредоточенность, и все же Тави попытался разделить сознание на два слоя, удерживая ветряной поток и в то же время создавая перед собой щит из уплотненного воздуха.

На мгновение ему показалось – все получится, он уже начал наращивать силу, ускорять полет. Но через считаные секунды сосредоточенность ослабела, ветряные фурии разлетелись как пух одуванчика, и он рухнул вниз – прямо в пруд.

От ледяной полузамерзшей воды перехватило дыхание. Он судорожно барахтался, пока не вспомнил, что тут нужна не сила, а ум. Тогда он дотянулся до водяных фурий, собрал их к себе, уложившись в неполную четверть минуты, – водяная магия была ему привычнее – и приказал вытолкнуть себя из воды на заснеженный пол. Жестокая пронзительная боль в заледеневшем теле не унялась и тогда, и Тави замер, дрожа.

– Продолжаешь совершенствоваться, – сверху вниз взглянула на него Алера. Ее не смущало, что он едва не превратился в ледышку. – Строго говоря.

– Н-н-е мног-го ж-же от т-теб-бя п-пом-мощи, – выдавил Тави.

– Действительно, – согласилась Алера и, оправив на себе платье как обычную одежду, опустилась рядом с ним на колени. – Постарайся меня понять, юный Гай. Возможно, наружностью я напоминаю тебя, но я не из плоти и крови. Мои чувства – в отношении многих вещей – иные.

Тави пытался сосредоточить в теле жар огненных фурий, но их осталось так мало, что греться пришлось бы долго – если бы вообще удалось. Проще было бы с открытым огнем, да где его взять?

– К-каких, наприм-м-мер?

– Например, относительно вероятности твоей смерти, – объяснила она. – Если ты сейчас замерзнешь насмерть, меня это не особенно взволнует.

Тави решил, что лучше бы ему сосредоточиться на магии огня.

– П-п-почему?

Она с улыбкой смахнула с его лба прядь волос. Волосы захрустели, на ресницы просыпались ледяные крошки.

– Всё умирает, юный Гай, – сказала она. Взгляд ее на миг стал далеким. Алера вздохнула. – Всё. А я стара – так стара, что тебе и не вообразить.

– С-с-колько тебе?

– Тебе не на что опереться для исчисления моего возраста, – ответила она. – Разум у тебя необыкновенно способный, но даже ты едва ли сумеешь вообразить миллион предметов, а тем более миллион лет. Я, Октавиан, видела тысячи миллионов лет. За этот срок возникают и гибнут океаны. Пустыни становятся зелеными полями. Горы истираются в пыль, превращаясь в равнины, а из огня рождаются новые горы. Сама земля течет как вода, по ней гуляют, сталкиваются огромные складки, звезды вращаются и меняют рисунок созвездий. – Она улыбнулась. – В этом великом танце, алеранец, жизнь твоего рода лишь неизмеримо малое мгновение.

Тави все сильней била дрожь. «Это хорошо, – решил он. – Значит, к мышцам приливает больше крови. Понемногу они отогреваются». Он продолжал заниматься огненными фуриями.

– За этот срок, – продолжила Алера, – я видела смерть множества вещей. Возникали и уходили целые виды живых существ – как искры от костра. Пойми, юный Гай. Я не желаю тебе зла. Но каждая отдельная жизнь, честно говоря, так мало значит. Мне трудно было бы отличить твою от другой.

– Если т-так, – проговорил Тави, – почем-му ты здесь со мной?

Она послала ему горестную улыбку:

– Быть может, я уступила прихоти?

– А может, ты сказала мне не в-всю прав-вду.

Она засмеялась – смех звучал так тепло, что в груди у Тави встрепенулось сердце и расслабились сведенные мускулы.

– Умница. Ум – одна из привлекательных черт твоего рода. – Она помолчала, задумчиво хмурясь. – Никто и никогда не говорил со мной, – сказала она наконец. – Пока не появились вы. – Алера улыбнулась. – Может быть, мне приятно ваше общество.

В животе у Тави разрасталось тепло – огненные фурии наконец расшевелились. Теперь нужна только осторожность – не перестараться бы. Как он ни продрог, обжечь себе нутро будет ничуть не приятнее.

– А ес-сли я умру, ты с кем буд-дешь разговаривать?

– Придется поискать, но, думаю, я найду себе кого-нибудь другого.

Дрожь наконец-то – вдруг! – отпустила его. Тави медленно сел, пальцами расчесал мокрые волосы. Пальцы еще плохо гнулись. С волос сыпались кусочки льда. Он поторопил огненных фурий.

– Вроде Аквитейна Аттиса? – предположил он.

– Вполне вероятно, – кивнула она. – Что ни говори, он гораздо больше, чем ты, похож на твоего предшественника. Кстати, он, как я понимаю, зовется теперь Гай Аквитейн Аттис. Не ручаюсь, что мне понятен процесс такого изменения личности.

Тави скривился:

– Личности он не менял. Это он других заставляет думать о нем по-новому.

Алера покачала головой:

– Загадочные создания. Непросто управлять даже собственными мыслями, а чужими тем более.

Тави улыбнулся, не разжимая губ:

– Сколько еще ждать, пока можно будет передать им сообщение о нашем прибытии?

Алера снова уставилась вдаль и ответила не сразу.

– Ворд, видимо, понял, как водные пути используются для связи. Они запрудили множество ручьев, а на другие реки и их притоки поставили фурий-часовых – перехватывать фурий-гонцов. Они почти целиком заняли западный и южный берег материка. Потому связь через воду вряд ли получится установить, пока вы не углубитесь на несколько дюжин миль вглубь суши.

Тави поморщился:

– Придется, когда подойдем поближе, послать летучих гонцов. Ворд, надо полагать, о нас знает?

– Это пока неясно, – возразила Алера. – Но предположение здравое. Где ты намерен высадиться?

– На северо-западном побережье, поближе к Антилле, – ответил Тави. – Если там ворд, поможем защитникам города и своих мирных жителей там оставим, прежде чем продвигаться дальше.

– Не сомневаюсь, что консул Антиллы придет в восторг от десятков тысяч канимов у своих ворот, – пробормотала Алера.

– Я Первый консул, – напомнил Тави. – Или должен им стать. Как-нибудь перетерпит.

– Не перетерпит, если канимы сожрут его запасы – продовольствие, живой скот, его людей…

Тави натужно крякнул:

– Оставим с ними несколько охотников на левиафанов. Уж избавлению своего берега от этого зверья он должен обрадоваться.

– А чем ты будешь кормить войско на марше? – осведомилась Алера.

– Я об этом думаю. – Тави помрачнел. – Ворд, если его не остановить, вероятно, уничтожит всех мне подобных.

Алера обратила к нему искрящиеся, переливчатые, как драгоценный камень, глаза:

– Да.

– И с кем ты тогда будешь разговаривать? – спросил Тави.

Ее лицо осталось непроницаемым.

– Это меня не так уж беспокоит. – Она покачала головой. – Ворд в своем роде не менее интересен, чем вы, хотя уступает вам в гибкости мышления. Среди них почти отсутствует разнообразие – как это слово ни понимай. Они быстро наскучат мне. Однако… – Она пожала плечами. – Будь что будет.

– И все же ты нам помогаешь, – заметил Тави. – Обучаешь. Доставляешь сведения. Бесценные сведения.

Она склонила к нему голову:

– Это далеко от прямого выступления против них. Я помогаю вам, юный Гай. Им я не врежу.

– Разница почти неуловимая.

Она пожала плечами:

– Какая есть.

– Ты говорила, что прямо вмешалась в сражение за Цереру.

– Гай Секстус, призвав меня на помощь, попросил создать условия, которые с равной силой влияли бы на всё сущее.

– Но Алере эти условия были более выгодны, чем ворду, – сказал Тави.

– Да. И они укладывались в те пределы, которые я установила для Дома Гаев тысячу лет назад. – Она пожала плечами. – Поэтому я исполнила его просьбу, как и умерила погоду для плавания по твоей просьбе. – Она чуть склонила голову к плечу. – Вижу, ты пережил предыдущий урок. Попробуем снова?

Тави устало поднялся на ноги.

Следующая попытка продлилась целых полминуты – дольше первой – притом ему удалось свалиться не в ледяную воду, а в чудесный мягкий снежок.

– Перелом кости, – отметила Алера. – Превосходно. Вот тебе случай попрактиковаться в водяной магии.

Тави взглянул на нелепо вывернутую левую ногу. Скрипнув зубами, он попробовал приподняться, но левая рука вывернулась из-под него. Не было сил терпеть такую боль. Снова упав в снег, он нашарил на поясе рукоять кинжала. Почти сразу ему удалось привнести в мысли упорядоченную кристаллическую структуру доброй стали, и боль унялась, оставив спокойное бесчувствие магии металла.

– Я устал, – сказал он. Голос тоже как будто отделился от него самого. – Сращивать кости – дело утомительное.

Алера улыбнулась и собиралась ответить, но тут пруд взорвался облаком брызг и колючих капель.

Заслонившись от ледяной волны, Тави проморгался и уставился на Китаи. Фурии подняли ее из пруда на водяном столбе и аккуратно опустили на пол. Непривычная алеранцам красота молодой женщины дополнялась необыкновенным изяществом. Волосы у нее, как почти у всех маратов, были мягкими и чисто белыми. По бокам она сбривала их наголо, оставляя длинную гриву, спускающуюся по центру головы, по обычаю клана лошадей племени маратов. Она была одета в облегающую серо-голубую летную кожаную куртку. Одежда превосходно подчеркивала ее стройное телосложение с более развитой мускулатурой, чем у обычной алеранской девушки. Ее раскосые глаза яркой зеленью походили на глаза Тави, но при этом жестко блестели.

– Алеранец! – рявкнула она так, что эхо отдалось от ледяных стен. Тави явственно ощутил жар ее ярости у себя в животе.

И поморщился.

Китаи шагнула к нему, уперлась кулаками в бока.

– Я говорила с трибуном Кимнеей. Она уведомила, что ты относишься ко мне как к шлюхе.

Тави захлопал глазами:

– Мм, что?

– И не разыгрывай мне тут невинность, алеранец! – бросила она. – Если кому и знать, так это Кимнее.

Тави ничего не понимал. Кимнея служила трибуном логистики в Первом алеранском легионе – но до того, как непреодолимые обстоятельства сделали из нее трибуна Кимнею, она была хозяйкой Кимнеей – хозяйкой лучшего дома дурной репутации в маркитантском лагере.

– Китаи, – взмолился Тави, – я ничего не понимаю.

– Ага! – Она взмахнула руками. – Надо же, такой блестящий полководец и такой безмозглый! – Обернувшись к Алере, она ткнула в Тави пальцем. – Объясни ему.

– Не нахожу в себе необходимых способностей, – с холодком отозвалась Алера.

Китаи повернулась к Тави:

– Кимнея говорит, что по обычаю вашего народа те, кто собираются пожениться, не ложатся друг с другом, пока не принесут обетов. Нелепый обычай, но у ваших граждан он такой.

Тави покосился на Алеру. Щеки у него вспыхнули.

– Мм. Ну да, так положено, но делается так не всегда…

– Она уведомила меня, – продолжала Китаи, – что командующие твоего ранга часто берут в постель куртизанок – просто для удовольствия – и бросают этих бабенок, когда найдут себе подходящую жену.

– Я… да, иногда молодые граждане так делают, но…

– Мы с тобой который год вместе, – сказала Китаи. – Мы что ни день делили постель и удовольствия. Не один год. И ты наконец кое-чему научился.

Тави казалось, что щеки у него сейчас полыхнут огнем.

– Китаи!

– Меня уведомили, что наша продолжительная связь даст гражданам Алеры повод к насмешкам и негодованию. Что все они видят во мне шлюху принцепса. – Она оскалилась. – И не знаю уж почему, это считается очень дурным.

– Китаи, ты не…

– Я не позволю так со мной обращаться, – прорычала она. – Ты болван. Тебе и без того далеко до Короны, так ты еще даешь своим гражданам повод уличить тебя в явной слабости. Как ты смеешь позволять мне быть средством, с помощью которого тебе причиняют вред?

Тави беспомощно таращился на нее.

Ярость стекла с ее лица.

– Конечно, – очень тихо договорила она, – это всё, если считать, что ты собираешься взять меня в жены.

– Честное слово, Китаи, я не… я о таком даже не думал.

Глаза у нее стали круглыми, рот приоткрылся – очень похоже, что в ужасе.

– Ты… ты не… – Она сглотнула. – Ты хочешь взять другую?

Теперь и Тави вылупил глаза:

– Нет! Нет, во́роны, нет же, Китаи! Я не думал, потому что мне в голову не приходило, что может быть иначе. В смысле, тут и думать не о чем, чала.

На миг ее сомнения сменились облегчением. И тут же на лице отразилась новая мысль. Китаи угрожающе прищурилась:

– В моем согласии ты даже не сомневался! – (Тави поморщился. Опять.) – Ты вообразил, что у меня нет выбора. Что в моем отчаянном положении мне ничего не остается, как стать твоей женой.

Ясно: что бы он ни сказал, сделает только хуже. Тави прикусил язык.

Китаи крадущимся шагом приблизилась к нему и ухватила за грудки, сумев, несмотря на разницу в росте, приподнять его над землей. Молодая маратка была куда сильней любой алеранки такого же сложения – и это даже без фурий.

– Так вот что, алеранец. Ты со мной больше не ляжешь. Ты будешь обращаться со мной в точности как положено с молодой госпожой из граждан. Ты станешь за мной ухаживать – и по всем правилам, не то придушу, можешь мне поверить.

– Мм, – произнес Тави.

– И еще, – грозно продолжала она, – ты будешь ухаживать за мной, как положено у моего народа. И проявишь при этом легендарное искусство и вкус. И только после этого мы снова разделим постель.

Она развернулась на пятках и шагнула обратно к пруду.

Тави наконец обрел дар речи, выпалив:

– Китаи! Ты бы хоть рассказала, какие у твоего народа обычаи на этот счет.

– А ты мне оказал такую любезность? – не оборачиваясь, огрызнулась она. – Разузнай сам – я же разузнала! – Она, как на твердый лед, шагнула на воду пруда, повернулась, послала ему последний негодующий взгляд, сверкнула зелеными глазами и скрылась в глубине.

Онемевший Тави беспомощно смотрел ей вслед.

– Ну, – заговорила Алера. – Едва ли я – хороший судья в сложностях любви. Но мне представляется, ты оказал этой молодой женщине очень дурную услугу.

– Я не нарочно! – возмутился Тави. – Когда мы познакомились, я понятия не имел, кто мой отец. Я был никем. То есть мне в голову не приходило, что понадобится ухаживать согласно обычаю. – Он махнул рукой на пруд. – И она, кровавые во́роны, была совсем не прочь! Еще больше не прочь, чем я. Она мне и выбора-то не оставила.

Алера задумчиво свела брови:

– Какое это имеет значение?

Тави помрачнел:

– Ты на ее стороне, потому что она девушка.

– Да, – улыбнулась Алера. – Я не знаток, но успела узнать, на чьей стороне мне, по вашим обычаям, положено стоять в этом споре.

Тави вздохнул:

– Ворд вот-вот погубит государство и весь мир. Она могла бы выбрать более удачное время.

– Вполне возможно, что другого времени не будет, – напомнила Алера.

При этих словах Тави умолк, уставившись на взбаламученную воду пруда.

– Тогда лучше бы мне поскорей с этим разобраться, – наконец заговорил он. – Готов поспорить, конец света она за оправдание не примет.

Алера снова хмыкнула.

– Продолжим? – еще с улыбкой в голосе предложила она. – Начнем с правильного сращивания кости, после чего вернемся к полетам.

Тави застонал:

– Сколько еще?

– Думаю, полдюжины взлетов, – спокойно сообщила Алера. – На сегодня.

Полдюжины?!

Тави разом почувствовал, как устал. В воображении мелькнула картина: вот он лежит на снегу медуза медузой, все кости разбиты вдребезги, а рассвирепевшая Китаи выжимает жизнь из его дряблого тела.

Алера смотрела на него с безмятежной улыбкой.

– Так мы продолжаем?