Фурия Первого консула

Глава 6

Инвидия вошла в массивное куполообразное сооружение, где обычно принимала пищу царица ворда, – и, как всегда, содрогнулась. Стены состояли из слабо светящегося зеленью кроча. Его завитки и наплывы виднелись повсюду, складываясь в абстрактные картины – прекрасные и одновременно отвратительные. Потолок поднимался над головой на пятьдесят футов – огромное пространство под ним Инвидия могла бы использовать для уроков с летунами.

Похожие на пауков Хранители кишели на кроче; их многоногие полупрозрачные тела жутко сливались с неясным мерцанием стен, пола и потолка. Сливались так, что о неподвижного Хранителя можно было споткнуться. Во всем помещении их были сотни, они плавно скользили по стенам и потолку в непрестанном, раздражающем движении.

Посреди купола стоял высокий стол из пиршественного зала консула Цереры со стульями оттуда же. Покрытый пышной резьбой тяжелый трон из родисского дуба был подарен прадеду нынешнего консула. Вдоль стола могла разместиться когорта легиона, и никто не услышал бы звона сталкивающихся наплечников.

Царица ворда сидела во главе стола, чинно сложив на нем руки. Грязная скатерть была покрыта пятнами – фурии ведают, что на нее проливалось, а отчистить никто не позаботился.

Царица мановением бледной руки указала Инвидии место слева от себя.

Обычно Инвидия сидела по правую руку.

Она понимала, что, если нашлась причина ее сместить, едва ли она покинет этот купол живой. Удержавшись от желания облизнуть губы, она сосредоточилась на своем теле, запретив сердцу учащать удары, коже – покрываться холодным потом, а зрачкам – сокращаться.

Спокойствие. Оставайся спокойной, уверенной, знай, что делаешь, а главное – будь полезной! Ворд слыхом не слыхал о таких вещах, как отставка. Если не считать отставкой захоронение живьем на корм крочу.

Инвидия прошла через зал, ногой оттолкнула с дороги замешкавшегося Хранителя. И села рядом с царицей. Она должна пережить эту трапезу. Прежде всего – выжить!

– Добрый вечер.

Царица помолчала, уставив в стол непроницаемый взгляд. И сказала:

– Объясни жесты, которыми алеранцы выражают почтение к высшим.

– В каком смысле? – спросила Инвидия.

– Солдаты делают так. – Царица подняла кулак к сердцу и опустила руку. – Граждане сгибаются в пояснице. Пары соприкасаются ртами.

– Последнее выражает не совсем почтение, – заметила Инвидия. – Остальные – да. Так признают чье-то положение. Такое признание считается необходимым и желательным для общественного порядка.

Царица медленно кивнула:

– Это жесты подчинения.

Теперь Инвидия позволила себе выгнуть бровь.

– Никогда так о них не думала. Однако это объяснение верно, хотя и неполно.

Царица обратила на нее свой загадочный взгляд:

– Неполно – в каком смысле?

Инвидия обдумала ответ.

– Жесты, выражающие почтение и уважение, не просто признание за другим большей силы. Принимающий такой жест, таким образом, в свою очередь, признает свои обязательства.

– Какие обязательства?

– Защищать и поддерживать исполнившего этот жест.

Царица сузила глаза:

– Тот, кто обладает наибольшей силой, никому ничем не обязан.

Инвидия покачала головой:

– Каким бы могущественным ни был отдельный человек, он лишь часть целого. Жесты почтительности – это взаимное признание того факта, что дающий и принимающий их принадлежат чему-то большему, чем они, и каждый исполняет в этом целом свою роль.

Царица ворда нахмурилась:

– Это… признание необходимости структуры. Порядка. Ради общего блага каждый признает готовность быть тем, чем должен быть. Он принимает себя как часть этого порядка.

Инвидия пожала плечами:

– В основе своей – да. Хотя многие алеранцы исполняют их бездумно. Просто так устроено наше общество.

– А к чему приводит неисполнение подобных жестов?

– К неприятностям, – ответила Инвидия. – В зависимости от личности обойденного почтением, последствия бывают от словесных оскорблений до тюремного заключения или вызова на Juris macto – «Суд кулака».

– Судебный поединок, – припомнила царица.

– Да, – подтвердила Инвидия.

– Право силы выше законного права. Кажется, это противоречит идеалам алеранского общественного устройства.

– На первый взгляд. Но суть дела в том, что некоторые алеранцы в прямом и личном смысле намного могущественнее почти всех прочих. Попытка открыто принудить таких к определенному поведению могла бы привести к столь же открытой стычке, в которой пострадает множество других людей.

Царица на мгновение задумалась.

– И потому во избежание таких ситуаций используются непрямые меры. Меньших поощряют за уклонения от прямых столкновений с более сильными. Более сильные, прежде чем приступать к действию, должны учитывать вероятность прямого столкновения с равными.

– В точности так, – согласилась Инвидия. – А самый надежный способ избежать столкновений – подчиняться закону. Те, кто часто пренебрегает законом в пользу судебных поединков, изгоняются из общества и рискуют тем, что ими займутся другие граждане.

Царица сложила ладони на столе и кивнула.

– Мы, ворд, – сообщила она, – редко прибегаем к непрямым средствам разрешения конфликтов.

Инвидия нахмурилась:

– Не знала, что в вашем роду возможны внутренние конфликты.

На лице царицы мелькнуло что-то похожее на стыд и уныние.

– Они редки. – Она тут же выпрямилась и прочистила горло – Инвидия никогда не замечала, чтобы она проделывала это не напоказ, – и спросила: – Как прошел твой день?

Вопрос был сигналом к началу обеденного ритуала. Инвидия все не могла к нему привыкнуть, хотя трапезы повторялись раз за разом. Она вежливо ответила и завела с царицей пустой, незначащий разговор, пока восковые пауки-Хранители ставили на стол блюда, чашки и столовые приборы. Насекомоподобные создания ворда в строгом порядке стекались к ножкам стола, накрывая его к обеду для царицы, для Инвидии…

И для кого-то, кто будто бы сидел по правую руку от царицы. Пустое кресло и пустой прибор действовали Инвидии на нервы. Она скрыла беспокойство, отвернувшись к Хранителям, которые внесли несколько накрытых крышками блюд и бутыль церерского вина.

Откупорив бутылку, Инвидия налила вина царице, затем себе. И бросила взгляд на бокал у пустующего места.

– Наливай, – велела царица. – Я пригласила гостью.

Инвидия повиновалась, после чего стала снимать крышки с блюд.

На каждом лежал идеально квадратный ломоть кроча. И каждый слегка отличался от другого. Один выглядел так, будто его запекли в печи – неумело. Края почернели и стали ломкими. Другой был присыпан сахаром. Третий украшен липкой глазурью и кружком из спелых вишен. Четвертый покрыт чем-то вроде расплавленного сыра, тоже запекшегося темной коркой.

Разрезав каждый ломоть на четыре части. Инвидия принялась накладывать на тарелку царицы по четверти с каждого блюда. Затем положила и себе.

– И нашей гостье, – негромко напомнила царица.

Инвидия прилежно наполнила третью тарелку.

– Кого мы принимаем?

– Не принимаем, – поправила царица, – а совместно принимаем пищу.

Инвидия склонила голову:

– И кто же будет принимать ее с нами?

Царица прикрыла веки, так что едва виднелся темный блеск ячеистых глаз. Оглядев огромный стол по всей длине, она сказала:

– Она идет.

Повернув голову, Инвидия увидела входящую в светящийся купол гостью.

Вторую царицу.

Она походила на эту – право, их можно было принять за близнецов: молодая женщина, почти подросток с длинными белыми волосами и такими же искрящимися глазами. Но на том сходство кончалось. Младшая царица двигалась со странной грацией, даже не пытаясь подражать человеческим движениям. Она была совершенно обнажена, а бледную кожу покрывал зеленоватый поблескивающий налет.

Младшая царица прошла к столу и остановилась за несколько шагов, устремив взгляд на мать.

Царица указала ей на свободный стул:

– Садись.

Младшая села. И немигающими глазами уставилась через стол на Инвидию.

– Это мое дитя. Новорожденное, – обратилась к Инвидии царица и повернулась к младшей. – Ешь.

Младшая обвела пищу взглядом и, пальцами ухватив квадратик кроча, запихнула его в рот.

Царица смотрела на нее, хмуря брови. А потом взяла в руку вилку и начала отламывать ею крошечные кусочки, пережевывая один за другим. Инвидия последовала примеру старшей.

Еда была… Назвать ее «мерзкой» казалось несправедливо мягким. Инвидия научилась питаться сырым крочем. Тварь, поддерживавшая в ней жизнь, нуждалась для поддержания своей жизни в переваренной Инвидией пище. Сейчас Инвидия с изумлением убедилась, что вкус бывает и хуже. Ворд не знал, что такое «готовить пищу». Им само это понятие было чуждо. Потому не следовало ожидать, чтобы они хорошо справились, но сегодняшнее угощение оказалось просто пыткой.

Она как могла пропихивала в себя куски. Старшая царица невозмутимо ела. Младшая управилась в две минуты и теперь разглядывала их с непонятным выражением на лице.

Затем она обратила лицо к матери:

– Зачем?

– Мы принимаем участие в совместном питании.

– Зачем?

– Это делает нас сильнее.

Младшая царица с минуту обдумывала услышанное, затем спросила:

– Как?

– Создает между нами узы.

– Узы… – Младшая царица медленно моргнула – один раз. – Зачем нас связывать?

– Не телесные узы, – объяснила ей мать. – Символическую связь сознаний. Привычные чувства.

Молодая царица обдумывала эти слова в течение нескольких мгновений.

Затем она сказала:

– Подобные вещи не увеличивают нашу силу.

– Сила бывает не только телесной.

Молодая царица искоса взглянула на мать, затем обратила свой пугающий взгляд на Инвидию. Алеранка ощутила навязчивое давление сознания юной королевы, вторгшегося в ее мысли.

– Кто это существо?

– Средство для достижения цели.

– Это чуждо.

– Необходимо.

– Чуждо, – жестче повторила младшая.

– Необходимо, – повторила старшая.

И снова молодая царица замолчала. А потом, не изменившись в лице, выговорила:

– Ты неполноценная.

Огромный стол будто взорвался. Щепки, очень острые – некоторые из них были длиной дюймов в шесть, – полетели во все стороны, как стрелы. Инвидия непроизвольно сжалась, в последний момент заслонившись обтянутой хитином рукой от летевшего прямо в глаз деревянного копья.

Раздался оглушительный, пронзительный вой такой силы, что у Инвидии лопнула барабанная перепонка. Вскрикнув от боли, она попятилась от стола, позаимствовав на ходу быстроту у своих фурий ветра, охваченная странно изменившимся чувством времени, которое, казалось, растягивало мгновения. Без этого она не смогла бы разглядеть, что происходит.

Царицы ворда сцепились в смертельной схватке.

Инвидии даже при помощи фурий ветра нелегко было уследить за их движениями. Взблескивали черные ногти. Мелькали лягающиеся ноги. Увертки превратились в двадцатифутовые прыжки, которые закончились у ближайшей стены купола, где две царицы продолжили борьбу, удерживаясь на стене и шныряя по куполу как пара дерущихся пауков.

Инвидия метнула взгляд на развалившийся стол. Одни обломки. На одном его углу, там, где юная царица рванулась вперед, образовалась рваная борозда, которая прошла сквозь массивный деревянный стол, как будто он был не большей помехой, чем сугроб мягкого снега. Инвидия с трудом могла представить, какая огромная сила и сосредоточенность потребовались для того, чтобы такое сотворило существо, которому было не более часа от роду.

Но какой бы стремительной и ужасной ни была младшая царица, схватка вышла неравной. Там, где когти младшей касались мягкой на вид плоти старшей, из нее вылетали искры, отражая атаку. Но там, где была ранена младшая царица, плоть разошлась, и зеленовато-коричневая кровь потекла тонкими струйками. Сцепившиеся царицы кружили, карабкались, прыгали с неуловимой для глаз скоростью. О вмешательстве и думать не приходилось, так что Инвидия следила за ними с единственной мыслью – вовремя отскочить с дороги.

А потом старшая царица допустила ошибку. Она поскользнулась на лужице крови, пролившейся из младшей, и на долю секунды потеряла равновесие. Младшая не успевала приблизиться к ней на расстояние смертельного удара, но вполне успела шмыгнуть ей за спину и ухватиться за складку темного плаща. Одним взмахом она захлестнула тканью горло старшей и откинулась назад, натягивая ее хрупкими на вид руками, сжимая удавкой горло матери.

Старшая гибко склонилась, вырываясь из удушающей петли. Лицо ее оставалось неподвижным, но темные глаза словно давили на Инвидию.

Алеранка пару бесконечных секунд выдерживала ее взгляд, а потом коротко кивнула, поднялась, вскинула руку и усилием воли и фурий сгустила воздух в носу, горле и легких младшей царицы до подобия вязкой жидкости.

Реакция последовала незамедлительно. Молодая царица корчилась и выгибалась в предсмертной муке, хотя все еще отчаянно цеплялась за перекрученный плащ.

Старшая вспорола его ударом когтей, высвободилась, развернулась и полудюжиной плавных и беспощадных движений вскрыла младшую от горла до низа живота, попутно вырвав внутренние органы. Это было проделано с хладнокровием опытного мясника – любой боец выказал бы больше колебаний.

Тело младшей царицы обмякло на полу. Старшая не стала рисковать. Она аккуратными и деловитыми движениями расчленила труп. Затем как ни в чем не бывало отвернулась и прошла к столу. От стола мало что осталось, но ее стул уцелел.

Сев на него, царица уставилась в пустоту перед собой.

Инвидия медленно подошла к ней, поставила на место свой опрокинутый стул и тоже села. Обе долго молчали.

– Ты ранена? – спросила наконец Инвидия.

Царица открыла рот, а затем последовало нечто невиданное.

Она колебалась.

– Моя дочь… – Это был почти шепот. – Двадцать седьмая после возвращения к берегам Алеры.

Инвидия недоуменно нахмурилась:

– Двадцать седьмая?..

– Это в нашей… природе. – Она вздрогнула. – Каждой царице свойственно держаться отдельно. В чистоте. Не загрязнять себя общением с другими. И устранять других цариц, если те имеют признаки порчи. За последние несколько лет все мои младшие царицы пытались меня устранить. – Ее брови чуть заметно сдвинулись. – Не понимаю. Она не причинила мне телесного ущерба. Однако…

– Однако тебе больно.

Царица очень медленно кивнула:

– Мне пришлось лишить их способности создавать новых цариц, чтобы они не устранили меня, собравшись в большом количестве. И это причинило вред всем нам. Ослабило нас. Этот мир уже несколько лет по праву должен был принадлежать нам. – Она обратила прищуренный взгляд на Инвидию. – Ты действовала в мою защиту.

– Едва ли ты в ней нуждалась, – сказала Инвидия.

– Ты этого не знала.

– Верно.

Царица ворда склонила голову к плечу, пристально разглядывая Инвидию. Та приготовилась выдержать вторжение в свой разум, но его не было.

– Тогда почему? – спросила царица.

– Младшая царица наверняка не оставила бы меня в живых.

– Ты могла нанести удар нам обеим.

Инвидия нахмурилась. В самом деле. Занятые друг другом, две царицы едва ли успели бы отбить внезапное нападение Инвидии. Она могла бы призвать огонь и сжечь обеих. Но она этого не сделала.

– Ты могла убежать, – продолжала царица.

Инвидия со слабой улыбкой указала на впившуюся ей в грудь тварь:

– Далеко бы не убежала.

– Да, – согласилась царица, – бежать тебе некуда.

– Некуда, – подтвердила Инвидия.

– Нечто общее, – спросила царица, – может ли считаться узами?

Инвидия поразмыслила над ответом – не ради собеседницы:

– Часто такое кладет им начало.

Царица разглядывала свои пальцы. На кончиках темных ногтей осталась кровь молодой царицы.

– У тебя есть свои дети?

– Нет.

Царица кивнула:

– Видеть их поврежденными… неприятно. Любого из них. Я довольна, что тебя не отвлекают подобные вещи. – Она подняла голову, распрямила плечи и спину, подражая осанке Инвидии. – Чего требует алеранский этикет в случае прерванного убийцами обеда?

На губах Инвидии мелькнула легкая улыбка.

– Пожалуй, стоит починить мебель. Меня отец после смерти матери на год отправлял в подмастерья к каждому из лучших городских мастеров. Думаю, просто чтобы убрать с глаз долой. – Встав, она оглядела разбитый стол и разбросанные по полу щепки. – Смотри. Эта наука похитрее полетов или разжигания огня. Я покажу.

Они уже сидели за восстановленным столом, когда воздух наполнился пронзительными тревожными трелями восковых пауков.

Царица мгновенно оказалась на ногах, широко распахнула глаза. Замерев на миг, она прошипела:

– Вторжение. Обширное. Идем.

Инвидия вслед за ней вышла в лунную ночь, на мягко светившийся вокруг гигантского улья кроч. Царица двинулась вниз по склону быстрым уверенным шагом. Тревожные трели распространялись все шире.

Инвидия впервые слышала такое сердитое, пронзительно-тонкое жужжание. От него забеспокоилась тварь у нее на груди, стала перебирать лапками, распространяя по телу мучительную жгучую боль, от которой перехватило дыхание. Инвидия заставляла себя, не сбиваясь, следовать в тени царицы, но вскоре ей пришлось взяться за нож, чтобы притупить боль магией металла.

Они вышли к широкому пруду посреди неглубокой лощины. Вода в нем была по колено глубиной и в десяток шагов поперек. И в этой воде кишмя кишели похожие на личинок захватчики.

Посередине пруда на мелководье стоял мужчина.

Он был высок, по меньшей мере на полголовы выше шести футов, и одет в сверкающие безукоризненные доспехи легионера. Темные волосы были острижены по-солдатски коротко, борода тоже, а глаза блестели яркой зеленью. Лицо исчертили тонкие шрамы, на этом человеке больше всего походившие на воинские награды, как и алый плащ поверх нагрудника с красно-синим орлом Дома Гаев.

Инвидия невольно втянула в себя воздух.

– Кто? – резко спросила царица.

– Это… он похож на… Септимуса. – От ее давнего жениха этого человека отличали только глаза. Но Септимусом он быть не мог. – Октавиан, – наконец решила Инвидия. Имя вырвалось с рычанием. – Наверняка это Гай Октавиан.

С тихим скрежетом выдвинулись ногти царицы.

Водяной образ был полноцветным – знак превосходного владения магией воды. Так-так. Щенок вырос в матерого волка.

Странное жужжание не умолкало, а еще Инвидия заметила, как что-то бьет по водяному образу – вода взлетала фонтанчиками, будто от брошенных мальчишкой камешков. Призвав фурий ветра, Инвидия замедлила движение и присмотрелась. Оказывается, по воде били шершни. Нет, конечно, не шершни, но похожие на них угрожающей скоростью движений и наружностью. Только туловища у них были длиннее и крыльев две пары, а летали они быстрее и не иначе как по прямой. У нее на глазах один шершнеподобный, налетев на водяной образ, перегнулся пополам, выпустив блестящее зазубренное копьецо из хитина длиной с ее указательный палец. Врезавшись в водяную фигуру, он вывалился с другой стороны и, оглушенный, упал в воду.

Инвидия вздрогнула. Их тут были десятки, если не сотни; целые рои вылетали из невинных на вид бугорков кроча.

– Довольно. – Царица подняла руку, и обстрел разом прекратился. Смолкло и гудение, и пронзительные крики восковых пауков – стало тихо. Поверхность прудика шла рябью – словно тысячи личинок-захватчиков всплывали пожирать тела оглушенных шершней.

Царица молча разглядывала стоящего на воде. Прошло несколько минут.

– Он подражает нам, – прошипела царица.

– Он понимает, почему мы выбрали этот способ, – ответила Инвидия. Она оглядела лощину, собрав фурий ветра, чтобы приблизить следующий пруд с личинками. Над ним тоже стояла фигура Октавиана. – Он, как и мы, собирается обратиться ко всей Алере.

– Он так силен? – вскинулась царица.

– Похоже, что так.

– Ты говорила мне, что его дар урезан.

– Как видно, я ошибалась, – ответила Инвидия.

Царица зарычала и уставилась на образ.

Прошла еще минута, прежде чем он наконец заговорил. Голос Октавиана был звучным и низким, лицо спокойным, осанка выражала холодную уверенность.

– Приветствую вас, свободные алеранцы и граждане. Я Октавиан, сын Септимуса, сына Гая Секстуса, Первого консула Алеры. Я вернулся из Кании, чтобы защитить свою родину и народ.

Царица ворда издала переливчатое шипение – совершенно нечеловеческое.

– Ворд пришел и нанес нам серьезные раны, – продолжал Октавиан. – Мы оплакиваем погибших, захваченные города, отнятые у нас дома и жизни. Вы уже знаете, что ворд уничтожил столицу Алеры. Вы знаете, что все большие города ожидают неизбежного удара или уже в осаде. Вы знаете, что ворд отрезал путь к спасению десяткам тысяч алеранцев. Вы знаете, что кроч разрастается, чтобы поглотить все, что мы знаем, и все, кем мы являемся.

В глазах Октавиана полыхнуло пламя.

– Но есть и то, что вам неизвестно. Вы не знали, что легионы городов-щитов объединились с легионами из других городов в величайшее в нашей боевой истории опытное, закаленное в боях войско. Вы не знали, что каждый рыцарь, каждый гражданин встают против этой угрозы под предводительством моего брата Гая Аквитейна Аттиса. Вы не знали, что война не только не окончена – она едва началась.

Две тысячи лет наши люди трудились, сражались, проливали кровь и умирали за свои дома и семьи. Две тысячи лет мы хранили себя, выживали и побеждали. Две тысячи лет легионы были нам мечом и щитом против желающих нас погубить. – Октавиан запрокинул голову. Взгляд его был тверже камня, лицо спокойно и неподвижно, как гранит гор. – И сейчас легионы – наш меч. И сейчас они – наш щит! И от этой угрозы они защитят нас, как защищали от всех прежних. Через тысячу лет историки назовут наше время невиданно кровавым. Но и через тысячу лет они будут помнить нашу доблесть, нашу силу. Они не забудут, что Дом Гаев отдавал жизнь и кровь, сражаясь с врагом яростным мечом, и что вся Алера была с нами! Они будут помнить, что мы – алеранцы! И что это наша земля!

Инвидия ощутила такую волну человеческих эмоций, что пошатнулась и упала на одно колено. Волнение, надежда, ужас и ярость нераздельно слились в этой волне, и невозможно было отделить одно от другого. Она обратилась к силе металла, притупила удар чувств и онемелым, оглушенным краешком сознания отметила, что волна накатывала со стороны маленького домена пленников.

Голос Октавиана стал жестче и тише.

– Я, как и вы, взглянул в лицо врага. Я видел, как царица ворда предлагала вам мир. Но вы, мои соотечественники, видите, что она предлагает нам покой могилы, она готова подарить нам не что иное, как полную гибель нашего рода – не только ныне живущих, но и тех, кто жил до нас. Она предлагает нам лечь наземь, дожидаясь, пока нам перережут глотки, и безболезненно истечь кровью вместе со всем человеческим родом.

Голос его смягчился.

– Вот что я скажу вам: свободные алеранцы – свободны. Свободны поступать так, как сочтут за лучшее. Они вольны принять любые меры для безопасности своих близких. Нетрудно понять желание – особенно тех, кто отрезан от своих, – спасти себя, отказавшись от сопротивления. Этот выбор вам придется делать сердцем. После поражения ворда никого не обвинят за его выбор, какое бы решение кто ни принял.

Но вы, граждане Алеры, так долго наслаждавшиеся властью и привилегиями, для вас пришло время показать, чего вы стоите. Действуйте! Сражайтесь! Ведите за собой тех, кто рядом. Всякий гражданин и патриций, покорившийся ворду, станет в глазах Короны государственным изменником.

Вам я могу обещать одно: те, кто вступит в бой, не будут одиноки. Вы не забыты. Мы идем к вам. Мой дед сражался с вордом зубами и когтями. Он сражался и погиб, защищая народ. По Гаю Секстусу о нас будет судить потомство. Я не приму меньшего от других граждан. Ни от вас. Ни от себя. Наш враг могуч, но не непобедим. Расскажите о том, что услышали этой ночью, друзьям и соседям. Вставайте. Сражайтесь. Мы идем к вам. Мы выживем! – Образ на минуту умолк, а потом… устремил грозный взгляд прямо на царицу ворда. – Ты!

Инвидия испуганно вздохнула и обернулась к другим прудам.

Водяные образы исчезли с них.

– Это он, – прошипела Инвидия. – Послание Октавиана.

– Ты, – продолжал Октавиан, упершись взглядом в царицу. – Ты убила моего деда.

Царица ворда вздернула подбородок:

– Да.

– Я даю тебе один шанс. – Октавиан говорил холодно и размеренно, отчего угроза казалась еще страшнее. – Оставь Алеру. Беги назад, в Канию. И забери с собой всех тебе подобных, если они хотят жить.

Улыбка едва скривила уголок губ царицы.

– Зачем мне это делать?

– Затем, что я иду… – И образ Октавиана совсем тихо договорил: – За тобой.

Царица замерла, неподвижная, как статуя.

– Когда я сделаю свое дело, – обещал ей Октавиан, – от твоего племени останутся лишь рассказы. Я сожгу ваши жилища. Я похороню ваших воинов. – Его голос стал еще тише. – Я наполню небо над тобой черными во́ронами.

Фигура Октавиана с безупречно отмеренным изяществом опала в воду.

Его больше не было.

Пруд застыл.

Царица подняла руку, медленно сдвинула капюшон. И оправила на себе плащ, хотя Инвидия точно знала, что она почти нечувствительна к холоду. Несколько мгновений ворд был неподвижен, а потом царица с шипением развернулась, взвилась в воздух и на крыльях призванного ею шквала унеслась к маленькому домену.

Инвидия, кликнув своих фурий, помчалась следом и догнала царицу у самого селения. Они вместе опустились перед главным укрытием. Царица направила шаги к одному из домов, в щепки разнесла дверь и ворвалась внутрь. Инвидия напряглась. От страшного предчувствия у нее скрутило живот. Она не желала зла здешним жителям, но сдержать гнев царицы было не в ее силах. Из дома донесся грохот, затем вылетела целая стена, и царица вломилась в следующую хижину. Тот же грохот безумного разгрома. И еще одна хижина. И еще одна. И еще. Она двигалась так стремительно, что даже не слышно было криков.

Инвидия набрала в грудь воздуха. И решительно шагнула к первому домику – тому самому, чье маленькое семейство они посетили несколько недель назад. В начале этого вечера у Инвидии была возможность убить царицу. И тогда эти люди остались бы живы. Самое малое, она должна была увидеть, что сотворило с ними ее бездействие.

Под хитиновой броней на ее ногах хрустели камешки. Она уже чуяла дым маленького очага. Она собралась с духом и переступила порог.

Разгромленная кухня. Битые тарелки на полу. Выбитые окна.

И пустота во всем доме.

На миг она застыла, не понимая. А потом начала понимать – и кинулась за дверь, в соседний дом.

Такой же пустой.

Она вышла, присмотрелась к земле. Не камешки хрустели у нее под подошвами. Это были тела сотен шершней ворда – и в смерти не втянувших жал, растоптанных, скорчившихся, смятых.

Царица ворда с яростным воплем разносила еще один дом. Через несколько секунд в нем попросту обрушилась крыша, а царица вылетела наружу, тараща безумные глаза на искаженном бешенством лице. Одним взмахом руки она отшвырнула балку толщиной с ее бедро и тяжелую груду камня.

– Обманута… – шипела она. – Обманута. Пока я слушала его слова, он увел от меня мой домен!

Инвидия промолчала. Она с трудом сохраняла хладнокровие. Ей еще не доводилось видеть царицу ворда в таком гневе. Ни когда та потрошила свое непокорное дитя. Ни когда Гай Секстус смел ее войска под столицей Алеры. Ни разу.

Инвидия отлично знала, что на всей Карне мало найдется людей опасней ее. И знала, что царица ворда порвет ее пополам, даже не сбив дыхания. Она все силы направила на то, чтобы молчать, сохранять спокойствие, стать незаметной. Вылазка была проведена безупречно. Мало того, что Октавиан своим появлением дал алеранцам время собраться – он еще и выявил и подставил под удар своих солдат всех охранников маленького домена. Против обнаруженных шершней у его людей, как видно, нашлось средство.

А ведь она почувствовала, когда началась спасательная операция. Почувствовала хлынувшую из-за холма волну надежды. Только приняла ее за отклик на речь Октавиана и даже попыталась отбить.

Инвидия решила, что обезумевшей царице об этом лучше не рассказывать. Никогда.

– Он забрал собак! – рычала царица. – Забрал кошек. Забрал скот. Не оставил мне ничего! – Она оглядела опустевшую скорлупу домена и мановением руки погрузила одну из хижин в раскаленный добела огненный шар.

Из него разлетелись брызги расплавленного камня. Некоторые взлетели на такую высоту, что лишь несколько секунд спустя просыпались наземь падучими звездами.

А царица снова застыла. И простояла неподвижно минуту, а затем резко развернулась и зашагала к ближайшей кромке кроча. На ходу она коротко махнула алеранке.

Инвидия пошла за ней:

– Что ты будешь делать?

Царица обернулась к ней через плечо – тонкие белые волосы всклокочены, на бледной щеке пятна золы, пыли, грязи.

– Он взял мое, – прошипела она дрожащим от ярости голосом. – Он причинил мне вред. Мне причинил вред. – Снова проскрежетали ногти. – Теперь я возьму принадлежащее ему.