Гагаузские народные сказки

ЧИМАНА И МАНЧУ

Когда-то давно в деревне Беш-Гиоз жил бедный крестьянин, Митрани его звали. Жена его умерла, и жил он с дочкой Чиманой и сыночком Манчу. Бедно они жили, да дружно. Митрани землю пахал, а Чимана хозяйство вела, за братиком приглядывала. Да только недолго так они жили. Женился Митрани на другой женщине, богатой, да зловредной. Невзлюбила мачеха неродных детей.

С раннего утра до поздней ночи заставляла она работать Чиману. То велит ей пол подмести, то белье постирать, обед приготовить или дров наколоть, корову подоить. Чимана уж совсем с ног валится, все рученьки у нее в синяках да ссадинах, а мачеха одно знает: перед зеркалом вертится, наряды меняет да на Чиману покрикивает, бывало, что и побьет ее.

И Манчу не лучше жилось. Чуть солнышко из-за леса выглянет, а он уже гусей да уток на лужок гонит. Даст ему мачеха на целый день мамалыги кусочек да щепотку соли — вот и вся еда. А осенью по утрам холодно. Белым инеем трава вся покрыта. Ноют от мороза у малыша Манчу маленькие ручки и ножки. Горько плачет малыш, а пожаловаться некому. С сестрой вместе поплачут — вот и все облегчение.

Подружился Манчу с гусями. Соберутся, бывало, они вокруг Манчу, прикроют ему ножки своими крыльями, греют. Только так и спасался он от холода. Крепко любил Манчу своих гусей. Последним кусочком мамалыги с ними делился. А мачеха с каждым днем все злее становилась. С утра до ночи мужу на детей жалуется. Всякую напраслину на них возводит.

Вот как-то говорит она Митрани:

— Надоели мне твои дети. Не хочу больше так жить. Выбирай: либо я, либо они.

— Куда ж я их дену? Мои ведь дети, кровные.

— А мне что до того? Вези в лес, брось их там. А не отвезешь — уйду от тебя.

Жалко Митрани детей, а делать нечего. Согласился.

Вот вечером мачеха и говорит детям:

— Ложитесь сегодня спать пораньше. Завтра с отцом в лес за дровами пойдете.

Легли все спать.

«И с чего бы это нынче мачеха такая ласковая, — задумалась Чимана. — Не к добру».

Встала она потихоньку с печи. Вышла в сарай. Набрала в карманы кукурузных зерен — авось, пригодятся — и опять легла.

Чуть светать начало, подняла их мачеха, накормила кое-как, напоила и в лес за дровами отправила. Отец впереди идет, за ним Манчу шагает, позади — Чимана. Чтоб дорогу обратно запомнить, стала Чимана незаметно кукурузные зерна на дорогу бросать. Долго они шли. Наконец, в самую середину леса зашли.

— Вы, дети, хворост собирайте, а я дрова рубить буду, — сказал отец.

Ушли Чимана с Манчу хворост собирать, а отец привязал к ветке дерева палку. Ветер подует, качнет ветку — палка по дереву стук да стук. Словно и впрямь кто-то дрова рубит. Сделал так отец да и побрел назад к дому.

Вечереть стало. Пришли дети на стук… А отца нет. Палка одна. Заплакал Манчу, глаза ручонками трет. А Чимана, старшая, и виду не подает. Стала она дорожку домой по зернышкам искать, да не тут-то было. Мачеха хитрой колдуньей была. Обернулась она черной вороной, склевала все зерна.

Горько заплакали дети. Поняли они — бросил их отец. Ну, плачь не плачь, а слезами горю не поможешь. Стали они дорогу домой искать. Долго шли, устали. Захотелось Манчу воды попить. Увидел он лошадиный след, а в нем водицы немного.

— Чимана, пить хочу. Можно мне испить? — говорит он.

А она ему:

— Не пей, братец, жеребеночком станешь.

Не послушался Манчу. Только отвернулась Чимана, наклонился он пить… Вдруг откуда ни возьмись серый гусь. Подлетел и всю воду крылом разбрызгал. Не успел Манчу опомниться, а гусь улетел.

Пошли они дальше. Шли, шли, и увидел Манчу коровий след, а в нем водицу. Снова стал просить Манчу:

— Водицы бы мне испить, Чимана.

— Не пей, братец, теленочком обернешься.

Опять не послушался ее Манчу: очень уж пить хотел. Только отвернулась Чимана, он на колени стал и к воде наклонился… Вдруг откуда ни возьмись белый гусь. Подлетел, крылом всю воду разбрызгал. Не успел Манчу опомниться, а гусь с глаз скрылся.

Шли они, шли. Видит Манчу на траве овечий след, а в нем немного водицы. Не сказал ничего сестре. Наклонился потихоньку… Вдруг откуда ни возьмись — селезень. Но не успел он к Манчу подлететь. Упал на него камнем с неба ястреб, вцепился острыми когтями в селезня. Тем временем Манчу воду и выпил. Закричал тут селезень. Обернулась Чимана. Видит: на траве мертвый селезень, а рядом барашек серенький прыгает.

Поняла тут Чимана, что это все злая мачеха сделала. Обняла она милого братца-барашка, залилась горючими слезами. Долго они так сидели, обнявшись. Совсем уж стемнело. Забралась Чимана на дерево да и уснула, а братец-барашек в кустах схоронился.

Проснулась утром Чимана. Глядь — а под деревом молодой царевич на коне сидит, на нее смотрит. А на молодце одежда дорогая, серебром да золотом расшитая. Конь под ним играет.

— Красавица, — говорит он Чимане, — спустись с дерева. Клянусь, не обижу я тебя.

А девушка от испуга только еще выше на дерево взобралась.

И сколько ни просил ее царевич — не слезла с дерева Чимана.

Тогда царевич упросил няньку свою, чтобы она к тому дереву пошла. Очень любила его нянька: как услышала, что царевич девушку по сердцу встретил, не стала перечить, пошла.

Вот подошла она к дереву. А, надо сказать, нянька та совсем старая была и слепая к тому же. Развела она костер, стала мамалыгу варить. Нальет воды в чугунок, а как ставить на огонь начнет, все чугунок вверх дном переворачивает. Вода на огонь выльется — костер тухнет. Опять старуха костер разводит. Смотрела на нее Чимана с дерева, смотрела. Не выдержала и говорит:

— Да не так ты, бабушка, чугунок ставишь.

А старушка в ответ:

— Помогла бы. Слепая я, старая.

Пожалела ее Чимана. Спустилась с дерева.

А тут и царевич к ней подошел:

— Прости меня, красавица, за хитрость. Полюбилась ты мне крепко. Просить тебя хочу: будь моей женою.

Пока он говорил, девушка от него глаз не отрывала: уж очень он красив был.

И согласилась Чимана выйти за него замуж.

Взяли они братца-барашка, во дворец поехали. Вскоре и свадьбу сыграли. Царевич с Чиманой не разлучается, шагу без нее не ступит. Гуляют, бывало, вдвоем по царскому саду, сядут на шелковую травку, а братец-ягненок трется своей нежной шерсткой об их руки, ноги. Так и жили.

Но вот однажды пришла ко дворцу старуха.

— Болят мои ноженьки, — говорит, — изголодалась я да изболелась. Помоги мне, царевич.

Пожалел царевич старушку, стала она у Чиманы в покоях жить. Накормили ее, напоили, одели.

На другой день простился царевич с молодой женой, на охоту поехал. Пока он так охотой забавлялся, старуха Чиману развлекала — сказки ей рассказывала. А потом говорит:

— Не хочешь ли, красавица, к озеру сходить, погулять?

Согласилась Чимана. Пришли они на берег.

— Гляди-ка, гляди, красота-то какая, — говорит старуха, а сама ведет Чиману к обрыву.

Когда подошли, старуха столкнула Чиману с обрыва в воду.

А старуха эта, скажу я вам, вовсе не нищенкой была, а мачехой-колдуньей. Проведала она, что Чимана и Манчу счастливо живут, и решила их погубить.

Вот и утопила она Чиману в озере, а братца-барашка в темный-претемный сарай загнала, десять замков на дверь повесила. А сама на кровать легла, больной сказалась.

Приехал под вечер царевич. Плач во дворце стоит.

— Ой, беда у нас, беда! — причитает старуха. — Утонула наша красавица Чимана. Уж я-то ее отговаривала, уж я просила: не ходи, голубка моя, к озеру! Не послушалась.

Белый свет померк для царевича. Залился он горькими слезами. День плакал, два плакал. Да только слезами-то горю не поможешь. Созвал царевич всех своих мудрецов и стал с ними совет держать. Нельзя ли Чиману со дна поднять? Долго думали мудрецы, долго головы ломали — ничего и не придумали. Пришла тогда старуха и говорит:

— Знаю я средство, царевич, как Чиману спасти. Да только не согласишься ты…

— На все я согласен, только спаси мне Чиману, — отвечает ей царевич.

— В лесу, в самой что ни есть чаще, старик живет, очень знающий старик. По всему свету про него молва идет. К нему пойти нужно. Да только не берет он ничего в награду, кроме молодой баранинки. Зарежь самого лучшего барашка — ну хоть бы братца Чиманиного — и к старику ступай.

Задумался царевич. Жалко ему братца-барашка губить, и Чиману жалко. Как тут быть? Что делать? Решился царевич. Позвал он слугу своего, велел барашка зарезать.

Пошел слуга в сарай и рассказал про все как есть братцу-барашку.

Заплакал барашек. И умолил он слугу не спешить его резать, до утра подождать. Слуга добрый был, согласился.

Только ушел он, тут откуда ни возьмись гуси прилетели. Сели на крышу, черепицу клювами разбили. А самый большой гусь в сарай спустился, на себе барашка вытащил.

Побежал барашек к озеру. Остановился у воды, заговорил-запел тонким-претонким голосом:

— Чимана, сестричка, выйди на берег. Худо твоему братцу. Точат злые люди ножи — зарезать хотят.

Как услышала такие слова Чимана, отозвалась:

— Манчу, родимый! И рада б я тебя от смерти укрыть, да нету силушки моей. Проглотил меня огромный сом — не выбраться мне.

А царевич в это время неподалеку был и все слышал. Побежал он к рыбакам, велел невод забросить, сома поймать.

Бросили рыбаки невод, принялись тащить. Тянут, тянут, а невод все ни с места. Но потом поддался. Вытащили, смотрят: сом лежит, такой большущий, такой… ну, как бы вам сказать? Что твоя гора! Разрезали сома. Из него Чимана вышла, жива-живехонька. Обнял ее царевич. От радости слова сказать не может.

Рассказала ему Чимана про козни колдуньи-злодейки.

Разгневался царевич. Приказал старуху схватить. Нашла ее стража, привязала к хвосту лошади. И пустили ту лошадь в чистое поле.

Помчалась лошадь. Где голова колдуньи ударялась — там горы выросли, где ноги стукались — там овраги пролегли: с той поры и есть на земле горы да овраги.

А братец-барашек опять человеком обернулся. Зажили они все дружно, счастливо. И жили они так долго-предолго.