Зеленый кристалл перестал пульсировать и свет его погас.
Пятеро студентов сидели молча, и в глазах у них были одновременно смех и печаль. Они избегали, неизвестно почему, смотреть на мертвеца. Наташа пожала плечами и приготовилась было что-то сказать, но не сказала.
Рыжий Текли подозрительно стрельнул глазами в сторону профессора. Этот старикан любил превращать в анекдоты свои лекции по истории. Однажды, объявляя тему «Сравнительная психокартина общественных групп конца двадцатого века», он принес в аудиторию довольно большой закрытый сундук и, пыхтя, водрузил его на кафедру. Он сообщил, что лекция эта будет проходить эвристическим способом. Потом вынул из сундука клетку, разделенную на три части: в одном отделении сидела рычащая рысь со светлыми жестокими глазами, в другом — шимпанзе, в третьем — старая черепаха, которая была совсем слепой и из-за этого выглядела очень мудрой. Профессор указал на клетку и попросил Текли развить тему, сведя ее к умственному состоянию и морали правящих кругов Франции… Ничего удивительного, подумал Текли, если этот Луи Гиле окажется просто пластмассовым роботом.
Оцеола стоял с непроницаемым лицом и ничего не говорил. Белокурая Стэлла вынула носовой платочек и поднесла его к глазам — при всей своей воинственности она была такой же сентиментальной, как и ее прабабушка Лорелей, Марсель все еще держал зеленый кристалл в своих ладонях. Он первый осмелился взглянуть на мертвого. Печальная полуулыбка бледного, уже осунувшегося лица и открытые остекленевшие глаза заставили его склонить голову.
— Профессор Карпантье, — заговорил Марсель, — не понимаю, почему он…
Студент не смог задать свой вопрос: кристалл в его руке снова начал биться как сердце, излучая пульсирующий свет. На этот раз кристалл выговаривал слова с большими паузами.
— …Странный летающий аппарат в самом деле… Как спокойно и плавно кружится в воздухе. Красиво… Что мне напоминает этот аппарат? Что-то из детства, какие-то забавные игрушки, как они назывались… Помню, что мой отец покупал мне целые связки таких игрушек, когда мы ездили на ярмарку в Безансон, Солнце жгло их и они лопались одна за другой… Шары! Конечно же, шары!. Но этот слишком большой… Боже мой, внизу видны человеческие фигуры!.. Или я ошибаюсь?.. Нет! Вот они движутся. Один нагибается и смотрит вниз…
Последовала долгая пауза, Студенты зашевелились, но профессор Карпантье остановил их жестом.
«…графическая картинка в учебнике по истории, — продолжал голос Луи Гиле, после какого-то непонятного шепота. — Шар братьев Монгольфье! Помню, что картинка была точно на сто седьмой странице в верхнем правом углу… Но в мое время люди летали в ракетах.
Даже реактивные самолеты уже устарели. А сейчас у нас тридцать первый век — Кил Нери точно вычислил время… Неужели они вернулись к шару Монгольфье? Странно… Действительно странно… Вот они выходят из корзины, первые мои инопланетяне… Один, два, три… шесть человек. Пять молодых и один седой… Не надо волноваться… Они идут сюда… Человеки, братья, милые мои люди!.. Встать и побежать им навстречу?.. Луи Гиле, нетерпение твой главный порок. Никогда не спеши, говорил Бан Имаян… Ладно, подожду. Они не носят оружия… Очень похожи на превениан — молодые одеты в короткие туники и только старый… Но почему они, черт побери, так медленно…»
Голос перешел в шепот и какое-то время шесть слушателей напрасно напрягали слух. Потом слова стали слышны более отчетливо, но понять можно было только отдельные фразы.
«…не нравится… едва плетутся… Молчат и едва плетутся… Отсюда я мог бы услышать их голоса… И головы их, склоненные к земле… А, мерд!!! Нет, мне нельзя спешить. Может быть, я просто отвык от вида людей, забыл их движения… У меня нет сил вынести это… Как внезапно навалилась на меня усталость… Эти медленные шаги, эти склоненные головы… Господи!»
Шепот прекратился и из зеленого фонографа донесся болезненный вздох. Последние слова, которые профессор и студенты услышали, были произнесены хрипло, их едва можно было разобрать:
— …Мое путешествие… Какая ужасная шутка!.. Превениане… устал я, как я устал. Ну, Луи Гиле…
Они ждали, но голоса больше не было слышно. С трудом отвели они взгляды от угасшего кристалла. Встали. Профессор Карпантье нагнулся и закрыл мертвецу глаза, но как только он отвел руку, они опять открылись, Они смотрели на заходящее солнце, и солнце смотрелось в них.
— Бедный, Луи Гиле, — сказал профессор. — Глубоко в себе он все же сомневался, в этом была его трагедия, Вы понимаете, что произошло?
— Да, — сказал Марсель — он подумал, что мы…
— Именно. Он слишком долго отсутствовал на Земле, чтобы помнить, что человек, поднимаясь на вершину, идет медленно, опустив голову.
Студенты оправили свои туники. Ветер доносил запах зеленых лесов равнины и далекий шум жизни гигантского белого города. На Желтую гору легли фиолетовые тени.
— Какое трагическое недоразумение, — вздохнул Марсель.
— Но закономерное, — сказал Карпантье Жюли. — Беда в том, что он вернулся из далекого прошлого. Многим из лучших умов человечества в тот век были свойственны скептицизм и отчаяние. Понимаете? Они считали, что средства разума исчерпали себя, а силы добра — мертвы. Повторение циклов надежда, борьба, разочарование — заставляло их думать, что под нашим небом нет ничего нового и ничего нового не будет… Они не допускали мысли, что именно целый ряд повторений, относительных, естественно, но становящихся все более очевидными, были уже предпосылкой для большого скачка.
— А может быть Великая Последняя революция произошла чуть раньше монтировки антенн на головах, — сказал Текли.
— Может быть… Но вы, Текли, переоцениваете роль случайности. Думаю, что просто человеческий разум оказался неприспосабливаемым к абсурду, несмотря на все усилия высших каст… Человеческий разум никогда не переставал задавать себе вопросы — почему, какой смысл, нет ли выхода — ив этом было его спасение.
— Но в таком случае то, что мы видим здесь, — ужасная бессмыслица! — Текли кивнул в сторону мертвеца.
— Точнее, что?
— Похищение Луи Гиле, миссия превениан…
Профессор улыбнулся и посмотрел на закат:
— Не пора ли нам идти, друзья? Мы пошлем завтра за ним. Думаю, что прах Гиле все-таки попадет в наш новый Пантеон.
И они начали медленно спускаться вниз, держась за белесую мертвую траву.
Дойдя до шара, Марсель обернулся и еще раз посмотрел назад.
— Знаете, я верю, что смысл есть, — сказал он.
— Поэтический? — иронично спросил Текли. — Или как забавная история?
— Есть смысл, — повторил Марсель, смотря туда, где остался лежать странник из Галактики. — Потому что существует красота… Если бы я мог, я бы сам стал превенианином.
— Да, — нарушил неожиданно свое молчание Оцеола.
Профессор Карпантье обнял их за плечи и подтолкнул к корзине шара.
— Кто знает, друзья? Может быть, придет время, когда все мы, все человечество станем превенианами, и искрами нашего разума зажжем жизнь в мертвых Галактиках… До тех пор, пока разум жив, для него нет границ. А пока для него нет границ, он будет жить.
— Вы говорите, как Бан Имаян, профессор, — засмеялась Наташа…