Галерея римских императоров. Принципат

АЛЕКСАНДР СЕВЕР

После смерти Гелиогабала не было никаких сомнений насчет того, кто станет государем, раз младший брат покойного уже именовался цезарем и пользовался поддержкой преторианцев и своей бабки Юлии Мезы. И вот опять в порфиру был облечен мальчик, на этот раз 13-летний. А править опять стали женщины, то есть мать цезаря, Юлия Мамея, и его всесильная бабка, Юлия Меза. Собравшийся в храме Согласия сенат за один раз признал за юным императором все принятые титулы, звания и должности. Сверх того, дал ему прозвище Великий и фамилию Антонин, но от принятия этой чести мальчику удалось ловко отстраниться. Разумеется, сделал он это по совету своих ближних друзей. А потом началось! Несколько часов подряд ему пришлось сидеть и выслушивать громкие верноподданнические скандирования седовласых вельмож типа: «В тебе наше спасение, в тебе наша жизнь!», «Всё в твоих силах!», «Мы всё готовы сделать для тебя!», «Ты истинный Август, да хранят тебя боги!», «Нам тебя даровали боги, они же тебя и сохранят для нас!», «Великий Александр, да охранят тебя бессмертные боги!», «Бессмертные боги, пошлите Александру долгую жизнь!»

И так продолжалось несколько часов. Знаменательно, что молодой цезарь принял фамилию Север. Видимо, таким образом хотели подчеркнуть его связь с основателем династии Северов.

Обе женщины, пережив настоящую трагедию, имя которой Гелиогабал, с Александром обращались строго, да и сам он был рассудительным, разумным и послушным ребенком. Этот мальчик имел характер спокойный, благожелательный, в нем не бушевали страсти или безумства старшего брата. Александру наняли лучших учителей и воспитателей и не позволяли никаких экстравагантностей ни в обучении, ни в воспитании. К сожалению, излишняя женская опека привела к тому, что Александр на всю жизнь остался милым, симпатичным юношей, так и не став настоящим мужчиной.

Первые годы цезарь был занят тем, что учился и выполнял представительские обязанности главы государства, а для руководства империей был создан специальный орган из шестнадцати советников — умных, опытных, энергичных сенаторов. Наряду с ним существовал императорский совет, consilium principis, насчитывающий 50 сенаторов и 20 эквитов, юристов, законодателей, знатоков управления и военного дела. Среди них выделялся человек, имя которого так долго будет достоянием европейской культуры, пока она будет сохраняться. Речь идет о Домиции Ульпиане, одном из лучших знатоков юриспруденции в истории Рима. Выходец из финикийского Тира, он во времена Севера работал в столице рядом со знаменитым юристом и префектом преторианцев Папинианом в качестве его помощника. Гелиогабал его уволил с должности и собирался изгнать из страны, но Юлия Мамея успела пристроить его на другое место, поручившись за него, — лучшее свидетельство ума и предусмотрительности этой женщины. А теперь Ульпиан стал руководителем императорского секретариата, затем префектом по снабжению, а уже в 222 году, то есть всего через несколько месяцев, был назначен префектом преторианцев, то есть одним из самых влиятельных людей в империи.

Итак, на руководящие должности были избраны представители сенатской аристократии, они назначались консулами, наместниками, префектами. Цезарь всецело подчинялся им, и в первую очередь своей бабушке Юлии Мезе, а после ее смерти — матери, Мамее. Под влиянием сената была проведена реорганизация ремесленных коллегий, взятых под строгий надзор. Резко сократились раздачи на зрелища и подарки воинам. Это вызвало недовольство среди низших слоев населения и солдат.

В 223 году в столице произошли беспорядки и даже стычки на улицах между горожанами и преторианцами. Поводом послужили какие-то мелочи, но стычки продолжались три дня и привели к значительным жертвам. Закончились столкновения лишь тогда, когда, окруженные городской чернью, преторианцы пригрозили поджечь город. Сам факт такого противостояния наглядно свидетельствовал о взрывоопасной социальной и политической ситуации, явившейся, в частности, последствием безумного правления Гелиогабала. Но не только. Смена власти и разумная государственная политика не могли сразу оздоровить состояние страны. Чудес не бывает, на изменение положения нужно время, а не считаться с недовольными настроениями в государстве и продолжать, пусть и разумную, линию политики, отмахиваясь от реальности, значит столкнуться с новыми взрывами недовольства.

Так и случилось. Хрупкий мир вскоре был нарушен, преторианцы вовсе не собирались сдаваться и вскоре доказали это. Ночью они напали на дом Ульпиана, возможно, из-за того, что тот приговорил к смерти двух своих предшественников на этом посту, ставленников Гелиогабала. Префекту удалось сбежать на Палатин и скрыться во дворце императора и его матери, но преследователей отнюдь не смутило это обстоятельство. Не смущаясь присутствия императора, они разыскали префекта и зарубили его мечами. Не сохранилось описания этой страшной ночи, но можно представить, каким потрясением для юноши был вид разъяренных солдат и окровавленный труп уважаемого им человека. Александр не мог знать, что через несколько лет такая же судьба постигнет его самого. Предполагали, что виновником беспорядков и расправы с Ульпианом был некий Эпагатос, влиятельный политик времен Каракаллы. Арестовать и наказать его в Риме было невозможно, пришлось прибегнуть к хитрости. Эпагатоса отправили наместником в Египет, но уже по дороге с ним незаметно расправились на Кипре. Вот типичный пример интриг и тайной, прямо-таки на византийский манер, кадровой политики.

Возможно, что и смерть римского епископа Каликста как-то связана с напряженной ситуацией в столице. Традиционно считается, что он умер мученической смертью, но ведь при Александре христиан не преследовали. Возможно, он случайно погиб во время уличных беспорядков от руки каких-то язычников — в яростных и безрассудных уличных бунтах поневоле разгорались также и религиозные страсти. Но это лишь предположение. Преемником Каликста стал Урбан, первый человек с таким именем в списке пап, но о нем нам практически нечего сказать.

Так в чем же заключается неумирающая слава Ульпиана, бессмертие его заслуг? Он был одним из самых известных знатоков, интерпретаторов и исследователей римского права. Написал более 280 книг, в которых обработал, разъяснил и расширил понятия в самых разных областях юриспруденции, и сделал это очень простым, доступным языком, избегая неясностей и двойного толкования. Его дефиниции краткие, четкие, понятные. О том, какую огромную ценность представляла проделанная им работа, свидетельствует хотя бы такой факт: когда три столетия спустя комиссия юристов по приказу императора Юстиниана работала над сборником важнейших постановлений, толкований и разъяснений (так называемая Дигеста), третья часть всего материала была заимствована из книг Ульпиана. Таким образом, хотя оригинальные труды Ульпиана погибли во тьме веков, он с помощью Дигесты долгие столетия (и в наше время) разрабатывает и оттачивает принципы юридического мышления и терминологии во всех странах европейского культурного сообщества. И даже в тех, которые не желают признать, что пользуются его наследием.

Одно из определений, которое мы обнаруживаем в трудах Ульпиана, имеет поистине историческое значение. Это первое свидетельство новой государственной формации в римской империи, и в то же время суть понятия абсолютизма уже в новейшие времена. Этот же Ульпиан заявил: princeps legibus solutus — на цезаря закон не распространяется. Или «Главе государства закон не писан».

Сходная судьба сложилась и у другого знаменитого юриста того времени, Юлия Паула. Он тоже был выдающимся юристом, своей работоспособностью не уступал Ульпиану, был столь же влиятелен, как и тот. И даже первые шаги в новой для себя области делал с помощью того же Папиниана, в качестве его асессора. Был изгнан при Гелиогабале и стал членом императорского совета при Александре Севере. Возможно, именно он стал префектом преторианцев после гибели Ульпиана. Им написаны сотни трудов в области юриспруденции, а труды его тоже усиленно использовались в Дигесте.

Два этих человека убедительно доказывают, что новое правление старалось использовать самых образованных людей, за что честь и хвала обеим императрицам. Мы имеем право так их называть, ведь и мать и дочь носили титул Августы, данный им Александром и сенатом. Юлия Меза, дожив до глубокой старости, скончалась, по-видимому, в 226 году и получила почетное посмертное звание sanctissima. После ее смерти ее дочь, Юлия Мамея, крепче ухватилась за штурвал власти. Женщина умная, энергичная, честолюбивая, она к тому же отличалась большим корыстолюбием. Об отношении ее к сыну мы знаем в основном благодаря дошедшим до нас записям Геродиана.

Она всячески стремилась сохранить свое влияние на сына. Мальчик рос, а мать боялась, что с ним повторится история его старшего брата, хотя Александр не проявлял ни излишнего религиозного рвения, ни склонности к распутству. Мать приняла свои меры и удвоила стражу вокруг сына, чтобы не допустить к императору людей с плохой репутацией. Боялась притворных друзей и подхалимов. Мать советовала сыну большую часть времени заниматься важными государственными делами и лично участвовать в судебных разбирательствах, тогда на глупые выходки просто не останется времени. Впрочем, Александр и не проявлял никаких дурных намерений, он по природе был спокойным и благожелательным человеком и очень серьезно относился к своим обязанностям. Повзрослев, он остался ответственным государем, отдавая все силы на благо отчизны. Никогда не испытывал склонности к кровопролитию и никого зря не наказывал. Александру в его матери очень не нравилась склонность к стяжательству, а когда сын ей выговаривал, она оправдывалась тем, что для него же старается, пусть, дескать, у него не будет недостатка в средствах, если придется подкупить солдат. На самом же деле императрица алчно собирала свой личный капитал. Порой ставила сына-императора в неловкое положение, незаконно захватывая чье-либо имение. Впрочем, прибегала и к другим способам обогащения, злоупотребляя своей властью.

Как это часто бывает в жизни, мать сама выбрала сыну жену. На монетах — а они относятся к числу очень редких — эта женщина записана как Саллюстрия Барбия Орбиана. Разумеется, родовитая аристократка из древнего и богатого рода. Но как только Мамея почувствовала, что другая женщина начала занимать в сердце сына ее место, тут же люто невзлюбила невестку. Более всего она боялась потерять прежнее влияние на сына. Александр искренне привязался к жене, возможно, даже и полюбил ее, но против матери был бессилен. Отстоять дочь попытался отец, человек влиятельный и до конца преданный императору, но и он не мог противостоять Мамее. Он попытался найти спасение в рядах преторианцев, однако и тут Мамея со своими интригами одержала верх, и его приговорили к смерти. Возможно, его обвинили в антигосударственном заговоре, а для этого могли оказаться основания, тем более что в разных провинциях империи то и дело происходили беспорядки и делались попытки назначить нового цезаря. Орбиану приговорили к изгнанию в Африку. Геродиан уверяет, что это произошло вопреки желанию Александра, но он подчинился давлению матери и делал все, что та велела. Также он пишет:

Эти слова историка, пожалуй, очень точно определяют отношения между императором и его матерью. Мнение историка подтверждается и другими дошедшими до нас историческими источниками. Так, в книге «Писатели истории цезарей» мы встречаем такое высказывание:

Для создания полного портрета Юлии Мезы следует добавить, что она считалась очень набожной женщиной. Это признавали даже христиане, хотя Мамея была и навсегда осталась язычницей. Так, известный историк церкви Эвзебий, живший спустя век после нее, писал следующее:

Выше упоминалось об Оригене, выдающемся христианском ученом той эпохи и одном из самых почитаемых в истории христианства вообще. Символична его встреча с римской императрицей, первый достоверный факт общения столь высокой особы в Римской империи и столь выдающегося представителя христианской интеллектуальной элиты. Сам Александр тоже интересовался новой религией, считая ее достойной уважения. По слухам, он даже предполагал построить храм Христа и официально признать его богом — но наравне с другими признанными в государстве божествами. Это означало бы изменение отношения к новой религии — оно стало бы не просто толерантным, но, если такое действительно имело место, речь шла о признании права существования верования, еще совсем недавно подвергавшегося преследованиям. Как бы в таком случае сложилась дальнейшая история христианства? И принесло бы это новой религии пользу или вред? На этот вопрос не так просто ответить, как могло бы показаться.

В своей домашней часовне ежедневно цезарь каждое утро совершал религиозное поклонение перед изображениями самых чтимых им личностей, по его мнению, наиболее благородных и заслуженных. Это были Аполлоний из Тианы, Христос, Авраам, Орфей. Типичный пример синкретизма, то есть тенденции объединения разных верований и культов, очень распространившегося к закату древнего мира. Поклонившись своим божествам, император отправлялся на пешую или конную прогулку, занимался рыбной ловлей. Вернувшись, садился за бумаги и целиком посвящал себя государственным заботам. Знающие люди говорили, что цезарь проводил не очень много времени за государственными делами — имелись специалисты, доверенные лица, которые и занимались вплотную проблемами страны, цезарь лишь или подтверждал, или отвергал их решение. Затем император занимался чтением, причем предпочитал греческую литературу, этот язык был ему ближе. Охотно читал и перечитывал «Государство» Платона. Из латинских писателей выше всех ценил Цицерона, особенно его книги «Об обязанностях» и «О государстве». Очень любил поэзию Вергилия и Горация. Соответственно своему имени интересовался доскональным изучением истории жизни и завоеваний своего великого тезки Александра Македонского. Перед ним он не испытывал беспредельного восхищения, наоборот, кое в чем осмеливался и критиковать великого человека, например, за злоупотребление спиртным и жестокое отношение к прежним друзьям. И все же в своей домашней часовне Александр Север установил и его статую. После чтения цезарь занимался спортивными упражнениями: бегом, игрой в мяч, борьбой с друзьями. Затем следовало часовое купанье в бассейне. Только после этого император первый раз принимал пищу: молоко, хлеб, яйца, вино с медом.

После полудня ему читали полученную почту, и он подписывал уже составленные ответы. Остаток дня проводил в беседе с друзьями, слушал выступления ораторов и поэтов, посещал городские театры. Иногда устраивал скромные пиры. Предпочитал зайчатину, по праздничным дням — гусиное и фазанье мясо… Вино пил с удовольствием, но всегда в меру. Если случалось есть одному, очень любил читать за едой. Любимыми развлечениями было сочинение стихов и гадание по внутренностям животных, по полету птиц и по астрологическим данным, что в древности считалось большим искусством. Часто занимался решением геометрических задач, рисованием, что у него очень неплохо получалось, и очень любил музыку. С удовольствием слушал, но и сам играл на флейте, цитре, трубе, органе; но все эти музыкальные склонности тщательно скрывал ото всех.

В общем, это была приятная жизнь хорошо образованного джентльмена, в приятности и достатке, а государственные дела шли своим путем. Ими занималась целая армия сенаторов, юристов, советников, наместников, ну и, разумеется, мать-императрица. Биограф Александра в книге «Писатели истории цезарей» дает явно приукрашенный портрет этого императора, демонстрируя одни лишь достоинства. Скорее всего, Александр Север был обычным культурным, в меру наделенным талантами человеком, с приятным характером и мог бы дожить до весьма почтенного возраста, ведя неторопливый, размеренный образ жизни, если бы не опасная профессия. Мы уже знаем, какие опасности угрожали римским императорам и их государству.

Положение Александра Севера и его помощников стало крайне затруднительным, когда на границах Римской империи вспыхнули войны.

«Положение становится угрожающим и вызывает серьезные опасения не только в самом Риме, но и во всех его территориях».

Фразеология чуть ли не сегодняшнего дня, а ведь это слова уже известного нам Кассия Диона, отражающие настроения в столице по мере поступления все новых вестей с Востока. В Иране произошел государственный переворот. Рухнула парфийская монархия аршакидов, охватывающая Иран и значительную часть Месопотамии. Целые века римляне то воевали с этими неспокойными соседями, то заключали с ними мирные договоры. Последний сильный удар аршакидам нанес император Септимий Север. Этим моментом слабости Парфии воспользовался Ардашир из рода Сасанидов, властитель коренной Персии.

Он поднял бунт, к нему присоединилась значительная часть соседних племен. Последний царь правившей до этого династии Артабанос V пал на поле боя в 224 году, и тогда Ардашир возложил на себя корону в Ктезифонте. За несколько последующих лет парфян вытеснили отовсюду, но сыновья Артабаноса смогли удержать за собой Армению.

Вот таким образом в иранском мире свершился полный переворот: смена правящей династии, правящей клики, организационной структуры и характера государства. Соседом Рима на Востоке стала молодая и очень агрессивная империя Сасанидов, проще называемая персидской, ибо сознательно и целеустремленно стремилась и по имени и по традициям воссоздать свою преемственность с древними персами, теми, что веками правили всем Ближним Востоком, постоянно нападали на Грецию, а в период своего наибольшего расцвета и могущества владели землями от нижнего Дуная до Инда. Только Александр Македонский сумел их покорить.

Считая себя законным наследником персидских властителей, Ардашир потребовал безоговорочного и незамедлительного возврата ему тех стран на Востоке, которые некогда подчинялись Древней Персии, и в первую очередь Сирии и Малой Азии. Получается, что римляне, на протяжении нескольких поколений отчаянно и жестоко сражаясь с парфянами, пролагали дорогу гораздо более опасному врагу. Кстати, нередкий в истории парадокс. Никто не в состоянии предвидеть последствий, казалось бы, самых продуманных и правильных решений, никто не в состоянии предусмотреть дальнейшее развитие ситуации. История еще никого ничему не научила, даже осторожности в принятии важных шагов. И в учебниках истории довольно описаний фактов и слишком мало раздумий и размышлений над ними.

Итак, чувствуя себя достаточно сильным, Ардашир направил в Рим посольство, требуя от Александра Севера возвращения всех земель, некогда входивших в состав державы Ахеменидов. Александр Север и его советники ответили отказом, что вызвало войну 231–232 годов. Опасность для Рима заключалась не только в том, что появился новый враг, агрессивный и беспощадный. Сильная в военном отношении Римская империя могла так же разгромить орды Ардашира, как еще недавно расправлялась с сильными армиями парфян, а затем даже захватывала их земли. Но теперь сама римская армия была уже не той, что прежде. Уже не стало цементирующей ее сильной дисциплины. Легионеры стали считать себя хозяевами мира, непобедимыми и никому не подчиняющимися. Они почувствовали свою силу, назначая и свергая цезарей, убивая слишком строгих командиров, требуя от них за свою верность все большее жалованье и постоянные дары. Они готовы были на любой бунт, любой мятеж, но только не на войну с внешним врагом.

Последствия от действий разбушевавшихся солдат испытал на себе сам Кассий Дион. Преторианцы пожаловались на него императору, что он слишком строг с ними. Император не изменил своей дружбе с Кассием, не поддался на интриги. Напротив, он назначил Кассия на самую высокую в стране должность консула (на 229 год). Однако уже и цезарь понимал, насколько непрочна его власть над военными. Памятуя о трагической участи Ульпиана, предшественника Кассия на должности префекта преторианцев, он посоветовал своему другу удалиться из Рима. «И я уехал из Рима вместе с цезарем, — пишет Кассий Дион, — поездил по Кампании, пробыл там несколько дней, потом вернулся, делая вид, что совершенно спокоен. И лишь спустя несколько дней попросил разрешить мне покинуть монарший двор, жалуясь на боль в ногах. И так я смог вернуться домой и прожить там остаток дней моих. А когда я был уже в Битинии, кто-то из богов повелел мне во сне кончить книгу словами из «Илиады» Гомера:

Этими словами заканчивается очень важный исторический труд Кассия Диона, источник весьма ценных сведений, особенно о тех римских императорах, во времена которых он жил и с которыми лично общался, или еще жива была память о них. В своих работах мне не раз приходилось обращаться к его помощи, и ее отсутствие станет ощутимой утратой. На протяжении полутора столетий до появления Аммиана Марцеллина не было историка, подобного Кассию Диону, который бы так достоверно, так широко и на таком хорошем литературном языке сообщал нам сведения о своем времени. Придется обращаться к тому, что нам сохранила история: произведения не столь ценные и масштабные, как записи Геродиана, или и вовсе недостоверные, если не сказать — лживые, как уже упоминаемая неоднократно книга «Писатели истории цезарей».

Итак, меняется источник информации об эпохе, но меняется также и сама эпоха: заканчивается государственная форма Римской империи, называемая принципатом, нарождается новая система правления — доминат. И мир другой, и другие люди, которые нам о нем поведают.

Кассий Дион вовремя покинул бренный мир, ведь последние годы правления Александра Севера и в самом деле были — повторим слова великого поэта — исполнены и бурной тревоги, и поражений, и крови. Император всячески пытался избежать войн, это не удивляет, к тому же Александр Север был из тех римских цезарей, которые практически никогда не принимали участия в войне, не имели никакого опыта ведения войны, а состояние римской армии в тот момент и дух ее солдат наполнял ужасом и страхом любого мыслящего человека. На глазах Александра был убит Гелиогабал, потом префект Ульпиан, затем смерть нависла над Кассием Дионом, если вспомнить только этих. Мог бы он положиться на своих преторианцев, если бы оказался в их руках? По-видимому, цезарь не раз думал об этом, и не напрасно — через несколько лет его опасения оправдались.

События на Востоке и ультиматум Ардашира обрушились на императора как гром среди ясного неба, тем более что, по словам Геродиана, Александр с детства жил в неге и спокойствии, никогда не покидая столицы с ее удобствами. Теперь от него требовали возвращения завоеванных ранее территорий и грозили войной в случае отказа. Император, посоветовавшись с друзьями и советниками, отправил Ардаширу послание, в котором попытался образумить персидского царя, призывая его оставаться в пределах границ своего государства, а не начинать войну, чреватую для него лишь неприятными последствиями. Советовал отказаться от нереальных надежд и жить в мире с Римом, ведь война с Римской империей совсем не похожа на битвы персов с другими народами. Цезарь напомнил о победах, одержанных на Востоке Августом, Траяном, Луцием Вером, Септимием Севером.

Как обычно бывает в таких случаях, мирные инициативы и увещевания не нашли отклика у агрессора, были встречены презрением и сочтены лишь признаком слабости писавшего. Ардашир продолжал нападать на римские поселения, разорял и грабил их, убивал людей и уводил их в рабство. Его войска бесчинствовали в северной Месопотамии и Каппадокии, осадили римскую крепость Нисибис. Пришлось Александру Северу, хотя и с большим нежеланием, начать военные действия против агрессора и даже самому возглавить армию, чтобы вдохновить воинов. Ни он сам, ни окружающие не переоценивали его военных талантов, просто присутствие императора должно было чисто психологически подбодрить своих и обескуражить врагов. Надо признать, что к военному походу на Восток готовились очень основательно. В Италии и изо всех провинций призывали в армию молодых людей, здоровых и сильных, умеющих владеть оружием.

Перед отправлением в поход император на Марсовом поле в Риме произнес речь, обращаясь к солдатам как к «товарищам по оружию». Проникновенными словами прощался с сенаторами, поручая им заботу о народе и государстве. И двинулся в путь, под стоны и причитания римлян, да у него и самого были слезы на глазах. Пока был виден Рим, он то и дело оборачивался, чтобы еще раз взглянуть на любимый город, в котором прожил всю жизнь.

Армия переправилась через Адриатическое море, и теперь продвигалась по балканским провинциям, забирая по пути часть римских легионов из придунайских военных лагерей. Затем маршировали по странам Малой Азии, стремясь поскорее добраться до Сирии. Своей главной квартирой цезарь решил сделать Антиохию. Александра в пути сопровождала мать.

Против Ардашира была двинута большая армия, что давало шансы на победу, но Александр по-прежнему не терял надежд договориться с противником и опять направил к нему послов. Они вернулись ни с чем, им даже не сочли нужным дать ответ. Неожиданно в Антиохию прибыли посланцы персидского царя. Четыреста дородных, высоких мужчин в роскошных одеждах, отлично вооруженных и на прекрасных чистокровных лошадях в дорогом конском убранстве. Они гордо и кратко заявили, что привезли повеление своего господина всем прибывшим римлянам немедленно покинуть персидские земли, то есть Сирию и Малую Азию. Эта выходка персидского царя была сделана с целью навести страх на римского императора — как видно, персы не были высокого мнения о его боевом духе и хотели наглядно показать римлянам, с кем им придется сражаться. Александр не дрогнул. Сохраняя спокойствие, сдержанно повелел так называемых посланцев связать, отобрать у них оружие, коней и дорогую одежду и отправить во Фригию, где такие здоровые мужики очень пригодятся землю пахать.

Неприятность подстерегала цезаря с другой стороны. Концентрация столь большого количества солдат вызвала бунт среди них, разумеется, поднимался вопрос и о покушении на цезаря, и о замене его другим, более подходящим для солдат человеком. И все это происходило в такой ответственный момент, когда решалась судьба государства! Зачинщиками переворота были отряды, прибывшие из Египта. С бунтом справились, зачинщиков поймали и казнили, но это происходило буквально накануне перегруппировки сил.

В 232 году римские войска, разделенные на три корпуса, вступили в пределы Персии. Северный корпус преодолел горы Армении и нанес удар по Медии. Южный корпус шел там, где Тигр сливался с Евфратом, среди безграничных болот единым устьем вливаясь в море. Средний корпус устремился на густо населенные и хорошо обрабатываемые земли Месопотамии. Видимо, все три корпуса должны были встретиться где-то в районе Ктезифонта. Первый корпус свою задачу выполнил и успешно опустошал страну медов.

И второй тоже поначалу целеустремленно двигался вперед, не встречая сопротивления. Третий же почти ничего не совершил. Виноват ли в этом сам его предводитель, Александр, или его мать, опасавшаяся за жизнь сына? В любом случае, промедление среднего корпуса оказалось роковым для всей кампании. Ардашир обрушился на него всеми силами, окружил и засыпал градом стрел. И хотя легионеры сражались мужественно и даже переходили в контратаки, большинство этих славных воинов погибло. Известие о поражении потрясло цезаря. Он и без того еле держался, был серьезно болен — причиной послужили тяжелый климат и плохая вода. От этого страдала, впрочем, и вся римская армия, причем особенно тяжело местный климат переносили солдаты из северных военных городков по Дунаю. Цезарь приказал отступать, такой же приказ получил и северный корпус. Однако когда он опять оказался в горах Армении, наступила осень. Горные холода со снегом стали причиной гибели большей части римской армии.

В Антиохии император быстро пришел в себя, нормальный климат и хорошая вода помогли выздороветь, да и войска его приободрились. Правда, снова принялись бунтовать и даже позволили себе критиковать неумелое руководство ими цезаря, но, получив хорошее жалованье, усмирились. Император собрался было уже подготавливать следующий поход против персов, но тут пришла весть, что Ардашир распустил свои войска. Персы так обессилели в боях, что их царь несколько лет не вспоминал о войне.

Александр вернулся в Рим в 233 году. Разумеется, получил от сената право на триумф, почетные наименования Персидского и Парфянского. Совершив торжественный триумфальный въезд в город, государь устроил народу столь любимые им игрища и зрелища. Народу щедро раздавали продовольствие, а цезарь создал фонд имени своей матери, оказывающий помощь бедным юношам и девушкам Италии. Все притворялись, что верят в великолепную победу римских войск над персами, — власти и народ обманывали друг друга.

Но трудно было притворяться и делать вид, что не слышны плохие вести с германской границы, с Рейна и верхнего Дуная, где германские племена, а особенно алеманны, переходили римскую границу и грозили вторжением в Италию. Об этом сообщали еще тогда, когда цезарь находился в Антиохии, но он медлил. Была собрана большая армия, однако Мамея и другие советники стремились избежать войны и пытались уладить дело миром. К германцам отправили послов с обещанием выплатить огромные суммы, если те восстановят с Римом мир. И все же в конце 234 года император вместе с матерью покинул Рим, отправляясь в Галлию. Цезарь возглавил отличное войско — мавританских копейщиков, лучников с Евфрата и даже парфян, беглецов или наемников. Считалось, что именно такие подразделения окажутся самыми боеспособными в стычках с германскими варварами и обескуражат их совсем другим видом оружия.

Как и на Востоке, Александр не торопился начинать боевые действия. Чтобы попугать противника, он возвел на Рейне недалеко от Могунтиака (современный Майнц) понтонный мост, но одновременно через послов вел переговоры, надеясь просто купить мир у германцев. Эти варвары всегда славились своей особой любовью к золоту. Вот цезарь и выжидал результатов переговоров, проводя время главным образом в конных состязаниях.

Солдаты прознали о намерении императора купить мир у германцев, и это вызвало новое возмущение легионеров, и без того недовольных императором. Купить мир за золото? Ведь это же недостойно не только императора, но и просто мужчины и военачальника. У многих из них еще свежа была в памяти подобная ситуация на Востоке и позорное поражение. Среди недовольных нашлись желающие организовать заговор против цезаря и его матери. На этот раз мятеж увенчался успехом.

Организаторами заговора были молодые солдаты из придунайских провинций, которыми руководил префект рекрутов Максимин. Простой пастух, выходец из Тракии, в армии он прошел по всем ступенькам лестницы военной карьеры начиная с самой низшей. Физически сильный, очень мужественный, выносливый, смелый и талантливый командир, он пользовался среди солдат огромной популярностью. Солдаты обожали его в той же степени, в которой презирали и ненавидели цезаря, не такого высокого, не такого воинственного и слишком уж послушного своей мамочке. «Вождь трусливый и гнусный» — отзывались о нем. Да и не ожидали от Александра никакой для себя личной пользы, а вот новый властитель просто обязан будет их щедро вознаградить за то, что они сделают его императором, и тогда перед римскими легионами откроются новые перспективы.

Мартовским днем 235 года на утреннем построении заговорщики неожиданно набросили на плечи Максимина императорский пурпурный плащ и громогласно прокричали, что он цезарь. Тот якобы отказался, но, когда бунтовщики занесли над ним обнаженные мечи, сразу же согласился принять высокое звание, пообещал воинам щедрые дары и, не теряя времени, повел мятежников к главной квартире Александра, до которой был день хорошего солдатского марша. Гонцы успели сообщить цезарю о мятеже, застав его на месте, в Бретценхайме, возле Майнца. Император был потрясен, выскочил из своего шатра, буквально дрожа от страха и проклиная Максимина за черную неблагодарность, солдатам же тут же наобещал горы золотые, а также всевозможные привилегии и другие монаршие милости. Солдаты из придворной стражи заверили императора в своей верности ему, и еще одну ночь Александр мог провести относительно спокойно, хотя вряд ли заснул. Наутро первое, что они увидели, — это тучи пыли на дальней дороге, затем до лагеря донеслись разноголосые вопли во славу Максимина.

Александр приказал своим отрядам разгромить бунтовщиков, но те как-то не спешили вступить с ними в бой. Наоборот, из их рядов послышались выкрики выдать на расправу советников-предателей. Некоторые не стеснялись во всеуслышание кричать, что виновата в бунте мать императора, из-за своей алчности и скупости. Тем временем прибывшие уже подошли вплотную к сторонникам императора и обращались непосредственно к ним: «Оставьте этого молокососа и скупую бабу!» И тут большинство сторонников Александра переметнулось на сторону мятежников.

Перепуганный цезарь скрылся в шатре, обнял трепещущую мать. Что они успели сказать друг другу в эти последние мгновенья? В шатер ворвался присланный Максимином трибун вместе с центурионами, чтобы выполнить приказ. Император, его мать и советники были растерзаны.

Так погиб последний представитель так называемой сирийской династии. В тот мартовский день в лагере под Могунтиаком Римская империя вступила в новый период своей истории, но никто из современников еще не отдавал себе в этом отчета. Смерть Александра Севера, при всем ее трагизме, современникам казалась чем-то нормальным. Ведь именно так, от меча своих же легионеров, ушли в мир иной предшественники Александра Севера: Гелиогабал, Макрин, Каракалла, Гета. И все же на сей раз произошло событие исторического значения, с пока непредсказуемыми последствиями. Меч, убивший Александра Севера, разрубил еще что-то, невидимое, символическое и чрезвычайно важное — нить идеально налаженной преемственности власти. Нить, все значение которой осознавал Септимий Север, адоптировавший себя и своих сыновей к роду Антонинов. А теперь цезарем мог стать любой.

Итак, с гибелью Александра Севера пресеклась династия Северов. В III веке Римская империя, и государство, и все общество вступили в период кризиса — политического, социального и экономического, приведшего к глубочайшим изменениям в структуре древнего мира, во всей его системе.