— Я не Руслан.
— То есть? А кто?
— Я Расул.
— А почему сказал — Руслан?
— Вы не расслышали.
— А чего ж не поправил?
— У нас не принято поправлять старших. Невежливо.
— Один хрен, Расул. Фамилия твоя как?
Вот так появилась на свет знаменитая некогда книга стихотворений аварца Расула Гамзатова «Высокие звезды», получившая в 1963 году Ленинскую премию, а сам Гамзатов — орден Дружбы народов и скорую мировую славу. Переводчики Яков Козловский, Яков Хелемский и Наум Гребнев стали маститыми и состоятельными, вошли в реестр поэтического мира, а националы стояли к ним в очередь со своими подстрочниками подмышкой.
Характерно, что собственные стихи под собственными именами трех достойных джентльменов успехом не пользовались по-прежнему. Точно найденный образ и имидж Поэта — великое дело.
Но и Гамзатов без них был как скрипач с губной гармошкой, в которой пацаны спичками заткнули дырочки. К его юбилею редактор аварской многотиражки в Дагестане сдуру решил сделать сюрприз. Он раздобыл аварский текст последней поэмы Гамзатова и напечатал ее во весь разворот в один день с публикацией на русском в «Известиях». Сравнение было не в пользу нервной системы. Родной народ расценил параллельные тексты как плевок в душу. Отдел культуры райкома партии гасил скандал. А разъяренный Гамзатов гонялся по улицам и косогорам за редактором, вопя о кинжале и кровной мести.
Лжепоэт
Мне кажется, порою, что Гамзатов
Ни дня не побывал на той войне
Лишь потому, что замышлял тогда-то
Он написать стихи про журавлей
Ууу-у — у, он песни пел
В Кремле тиранам и преуспел
В земле от пули схоронен брат,
Расул же гнется, но от наград.
Уу-уу-у. ууу-у-у-у. уу!
Душа героя брата в поднебесье
Летит как будто белый журавль,
Но нету для Расула рядом места.
И рядом с Магомедом места нет!
Ууу-у-у, ну как тут быть?
В Гунибе памятник решил открыть…
В горах, где вечна слава Шамиля,
Забудут лжепоэта из Кремля.
Ф. Джамалов
«Трибуна» №10, 21 авг. 91г.
«Элита»
Очевидно, что спецоперации сейчас необходимо проводить среди дагестанских политических «элит». Это слово специально заключено мною в кавычки, поскольку понятие «элита» означает не просто обладателей власти, силы и денег, но и носителей духовных ценностей, чувствующих свою прямую ответственность за будущее республики.
Причем такие ценности должны иметь постоянный характер и передаваться по наследству, то есть в большинстве случаев «политическая элита» — понятие преемственное. Чего в Дагестане не наблюдается.
В кабинетах родного языка практически во всех школах с преподаванием аварского языка над школьной доской обязательно висит плакат со словами Р. Гамзатова «Метер маг1арул мац1 хвезе батани, хваги дун жакъа жаниб рак1 кьвагьун!» («Если суждено завтра умереть аварскому языку пусть умру я сегодня от разрыва сердца!» — перевод буквальный).
Я начал изучать родной язык только с 5-го класса, но первое, что мне бросилось в глаза в кабинете родного языка и что запомнилось были эти слова.
Позднее я узнал, что дети автора этих слов Р. Гамзатова, не говоря уже о внуках, не знают родного языка! Такие же примеры можно привести и по представителям интеллигенции, бизнеса, политики любого другого дагестанского народа. То есть в Дагестане нет какого то класса носителей духовных ценностей народа, «дагестанскости», нет людей, для которых в каком-то поколении интересы Дагестана выше, чем собственные.
Именно такая атмосфера, в которой главным считается сытно накормить и красиво одеть собственного ребенка, а не привить ему любовь к родному краю, языку, истории или простую мысль, наконец, что интересы Дагестана должны быть выше цели набить собственный дом всяким дорогим хламом.
М. ШАХБАНОВ
Из статьи об элитах и их отсутствии
«НД» 14 авг. 09г.
* * *
К Шамилю отношусь с большим уважением. Считаю, что человек, не уважающий героев других народов, не имеет основания уважать своих героев. Когда Расул начал ругать Шамиля, я предупредил его: «Не делай этого, тебя покарает рок!».
Алексей МАРКОВ
Газ. «Чистовик» №718 декабря 2009г.
Из статьи «Место для Расула»
Песню «Журавли» создали аварец и три еврея (Гребнев), (если угодно, советской) культуры. Диву даешься сколь много сделали русские (еврейские) поэты-переводчики для того, чтобы поэты советских республик стали вровень с русскими отечественными классиками да и европейскими.
Ст. МИНАКОВ
«Даг. пр. » 17 дек. 2013г.
Из статьи Салахбекова
«Сеанс красной магии»
… Как руководство к действию восприняли трудящиеся послание товарища Алиева Президента РД. Особо отличились члены Союза писателей, движимые «обостренным чувством ответственности», как образно выразился один из товарищей. «Мы должны отразить это в своих произведениях!» — к этому сводились выступления представителей творческой интеллигенции.
… И вдруг Высший смысл обрел в их головах определенные очертания. И поняли они, что все это уже было. Это было, но никто не смог этого увидеть. «У настоящего писателя всегда было в душе это Послание», — сказал кто-то, и это стало откровением из откровений, и проникло Послание прямо в душу, заполнив ее, запечатав ее словами, создав ее заново, или, может, возродив ее. И вспомнили они, кем были в прошлой жизни…
Сеанс состоялся 14 апреля 2006 года в Союзе писателей.
Из статьи М. Ахмедовой
«Наследница Геббельса» 25 февр. 2011г.
P.S. Три дня назад я проводила экскурсию в Литературном музее Расула Гамзатова, который находится в Союзе писателей РД. Одиннадцатилетние мальчишки и девчонки одной из махачкалинских школ восторженно глядели на музейные экспонаты, фотографии, личные вещи классиков дагестанской литературы. Задавали много вопросов, читали стихи Расула, фотографировались на фоне его портрета. В их глазах светилась гордость за своего великого земляка.
Марина АХМЕДОВА,
Поэт и переводчик, зам. председателя Правления
Союза писателей Дагестана
Из ответа гл. ред. «НВ»,
«Прежде чем бить в колокол» 25 февр. 2011г.
В Союзе писателей Дагестана давно не чураются прикрываться наделанными для себя кумирами, например, Расулом Гамзатовым, будто он был без греха. И такие культы почему-то стыдливо выводятся не только Ахмедовой за рамки возможной критики.
При этом, по меньшей мере, спекулятивно выглядят ссылки в качестве аргумента на блеск в глазах детей, которые горды за своего земляка и пока не разумеют всей неоднозначности камуфлированной действительности писательского бомонда. Не стоит прикрываться детской открытостью и верой взрослым «тетям» и «дядям». Также грешно создавать нам «священных коров», этаких недотрог современности, возводить ложных героев на пьедестал, тем самым извращая несозревшее юное создание маленьких дагестанцев.
Милрад ФАТУЛАЕВ
гл. редактор газеты «НВ»
* * *
Если бы Расул не написал ничего, кроме «Журавлей», он все равно остался бы бессмертным.
В. ФЕДОРОВ
* * *
Ныне покойный Расул Гамзатов в сентябре 2003 года мне сказал, что «злые языки его (Адалло) погубили, и вы, журналисты, в этом приняли участие. Надо помочь ему вернутся домой, это талантливый человек! Я об этом и прокурору сказал».
А.-Р. САИДОВ
Из статьи К. Абукова
Расул Гамзатов — уже более четырех десятилетий достойно несет гордое, обязывающее и светлое имя — коммунист.
Святое чувство партийного долга в беспокойном сердце поэта с годами обостряется.
День ото дня, от книги к книге — расширяется человеческий и творческий кругозор Р. Гамзатова — поэта и коммуниста. И этот процесс напоминает расширяющееся устье полноводной реки…
По служебным делам звоним Расулу Гамзатовичу в Москву.
— Кто-нибудь болен? — спрашивает он. Если такой есть, называем.
— Что-нибудь надо? — слышится в трубке. — Может, какое лекарство? Узнайте, пожалуйста…
Расул Гамзатович только сошел с трапа самолета. И садясь в машину, спрашивает:
— Кто из вас знает их дом?
«Их» — это дом того, кто скончался в его отсутствие.
И, не заезжая к себе, с аэропорта торопится выразить соболезнования, разделить горе. И так — в каждый приезд…
Правде надо смотреть в глаза. Этому нас обязывает долг коммуниста, верность заветам великого Ленина… ».
Так он и поступает — сообразно совести.
«Приверженность идеалам ленинской партии — это тоже важнейшая черта гражданского призвания советского поэта.
На XXVII съезде обо всем было сказано открыто, мужественно. В правдивости и сила нашей партии. Из XXVII съезда я вынес два очень важных ощущения. Ощущение высоты.
Второе ощущение-это чувство уверенности. Уверенность в том, что мы идем верной дорогой.
Из книги Г. Гаджиева
«Конституция дагестанца»
* * *
Самый знаменитый в мире кавказец XX века.
* * *
Улыбка Расула является нашим национальным достоянием!
* * *
Однажды Расул Гамзатович поделился мыслями о том, как бы он перестроил мир, если бы он обладал властью Бога. Этот, на первый взгляд, шутливый план поражает дерзостью и смелостью замысла!
* * *
Он (Расул) несет пророческую миссию.
* **
Многим известно изречение Расула: «По случаю рождения теленка зарезали быка». Почему приписывают Расулу?
* * *
Расул-посланик оставил нам в наследство целый кодекс нравственности.
* * *
Это Магомед Абдулхабиров навеял мне главную идею этой книги: Расул не шутник, не юморист — это пророк от поэзии.
* * *
Несдержанность, горячность — это основные кавказские слабости!
* * *
На Дагестан свалились напасти и беды! Одна из них — это чинопочитание. Сколько вдруг появилось трусов!
* * *
Положенье, должности людей,
Званья до небес превознесенные,
Знаю я, что у вас нет друзей,
Есть начальники и подчиненные.
* * *
Есть что-то общее между Моисеем, водящим евреев по пустыне для того, чтобы они забыли о рабстве; Чеховым, который видел рабство в безволии человека; Расулом Гамзатовым, который видел рабство в безволии человека быть смелым, что значит быть свободным и жить по совести.
* * *
Я пережил сладость близости к власти.
* * *
«На мой семидесятилетний юбилей Джохар Дудаев подарил мне «Мерседес» со словами о борьбе за независимость. Это не борьба, сказал я ему, а революционное нахальство. Он ничего не ответил.
Примечание:
Товарищ Гадис Гаджиев, по поводу «мерседеса» Р. Гамзатов вам или кому-то говорил неправду. Ключи от этой машины Д. Дудаев вручил ему в зале Русского театра во время его очередного возвеличивания властями. Если бы на самом деле были произнесены Расулом эти слова, то Дудаев мог не дать ему публично пощечину из-за того только, что он намного старше него. Кроме того, вряд-ли приехавшему с ценным подарком гостю, Расул мог бросить в лицо столь неприглядные слова. Не мог. Это точно! Но после смерти Дудаева он не постеснялся распространить слух, что машина эта оказалась когда-то, где-то, кем-то угнанной. На улицах Махачкалы ее не видели. Оказывается она была им сразу очень удачно продана. Возникает вопрос: как ему удалось продать угнанную машину? Не криминалом ли здесь пахнет?
* * *
Расул очень любил простых, добрых людей, потому что сам был такой.
* * *
В Геджухе сохранились подземные воронцовские винные подвалы.
* * *
Многие из нас, школьников, повторяли глупость, что, Расула «сделали» его переводчики.
* * *
Дагестан — это республика, где баранов больше, чем людей.
* * *
Гамзатов разработал совершенно новую для мировой поэзии тему, он показал глубину духовного мира человека.
* * *
Размышления поэта о смерти — это совершенно новая страница в мировой литературе!
* * *
Образ хохочущего Расула передает людям положительные эмоции!
* * *
В XX веке у Дагестана появился свой Пушкин. Но это был не один человек, а два: отец и сын. Гамзат Цадаса и Расул Гамзатов — они вместе сделали то, что сделал Пушкин в русской литературе.
* * *
Так же, как имама Шамиля, жизнь самого великого дагестанца XX завершилась не в Дагестане.
* * *
Только Расул Гамзатов в образе балагура, шутника мог позволить себе защитить достоинство дагестанского народа.
* * *
Некий араб по имени Фатхала:
— А для нас, египтян, вообще для арабов, Расул — это бог.
* * *
Расул Гамзатов снискал к себе глубокое уважение людей своего поколения и любовь всех читателей не только России, но и всего мира.
* * *
О русский брат! Невзгоды и тревоги
Давила нас, и были слабы мы.
Ты научил ходить нас по дороге
Ведущей к свету из кромешной тьмы.
……………
Когда бы не ты — паши и шахиншахи
Давным-давно прибрали б нас к рукам
……………
О русский брат!
Все крепче братство наше,
И в коммунизм дорогою прямой
Идешь ты, и десятки братьев младших
Идут, не отставая, за тобой.
Р. Г. из книги «Стихотворения и поэмы»
М. 1954, стр. 125-126
«Меня никто не принуждал… »
Пасквиль Р. Гамзатова на имама Шамиля, опубликованный в его сборнике «Высокие звезды», за который в 1959 году, в период антишамилевской истерии 36-летний поэт был удостоен Сталинской премии.
* * *
«… я был тенью времени. Известно же: какова палка, такова от нее и тень. Было официально решено, что Шамиль — английский и турецкий агент.
Мне говорят иногда:
— Мы слышали, будто ты написал эти стихи по специальному заказу, что тебя заставили их написать.
Неправда! Меня никто не насиловал, не принуждал. Я сам, добровольно, написал стихи о Шамиле и сам отнес их в редакцию… »
(Р.Г. Гамзатов. «Мой Дагестан»,
«Молодая гвардия», 1968г.)
* * *
У нас в Дагестане был еще один Шамиль. Это Шамиль искусства, гениальный художник из селения Чох Халил-Бек Мусаясул, чей прах покоится за океаном, под Нью-Йорком.
И в Германии, и во Франции, и в Италии, и в Иране, и в Турции, и в Америке его Дагестанские картины получили всеобщее признание и восхищение его современников. Но у нас десятилетиями не только его картинами, его талантом, его подвигом, его любовью и даже его именем не то, чтобы восторгались, даже дорога к нему вообще была закрыта.
Р. ГАМЗАТОВ
Из выступления на первом
Конгрессе соотечественников.
Махачкала, 1992 г.
Чистосердечное признание
* * *
Мне при Сталине пришлось жить — получил сталинскую премию, при Хрущеве — героя социалистического труда, при Брежневе — Ленинскую премию. Мне дорога гладкая была. Но, к примеру, мой друг К. Кулиев со всем народом испытал ссылку, Д. Кугултинов тоже. Тяжелое было время. И государственных поэтов было много, а поэтов родины было мало и, они были не в почете. Все недостатки того времени я имел.
Р. ГАМЗАТОВ
* * *
Тебя я воспою, герой
О, Котляровский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой,
Твой ход, как черная зараза,
Губил, уничтожил племена…
А. ПУШКИН
* * *
Смирись Кавказ, едет Ермолов.
А. ПУШКИН
что она охраняла, кровавая сабля имама?
Наши горы от пушкинских светлых и сладостных муз.
Р. ГАМЗАТОВ
* * *
А басурман зело тихим образом, чтобы не узнали, сколько возможно убавлять.
Из тайного приказа Петра I
* * *
И среди всех царей в этом мире Лишь Петр Первый мой кумир.
Р. ГАМЗАТОВ
* * *
Был осатанелый зверь… Великий
Мерзавец, благочестивейший
Разбойник и убийца.
Л. ТОЛСТОЙ о Петре I.
* * *
Из интервью
Попытка оторвать нас от России сорвалась. Потому что это была глупая попытка. Они хотели оторвать нас от Пушкина, Лермонтова, Чайковского, а вместо этого насаждать своих Яндарбиевых, ядалло, авторов «шедевров» исламо ваххабитов. Нельзя нарушить единство Дагестана и России. Что бы ни происходило, у нас общая дорога с Россией.
— Расул Гамзатович, а что можно сказать о том, что трое из лидеров оказались во вражеском стане: двое дагестанцев — Адалло и Надир Хачилаев и чеченец Яндарбиев?
— Мне жаль, что в Адалло погиб поэт. У него есть стихи, которые стали песнями, полюбившимися народу. Он несколько лет учился в Москве, дружил с русскими переводчиками. Союз писателей дал ему возможность творческой работы, он возглавлял аварскую секцию Союза писателей, был руководителем бюро пропаганды нашего Союза, ему были созданы все условия, дали квартиру за счет литфонда Москвы, дачу. Снисходительно относились к его скандальности. Но я не знал, что Адалло — это два человека. К сожалению, верх взял второй Адалло — тщеславный, продажный, тот, который в начале перестройки ушел из Союза писателей, бросив свой членский билет. Потом заявил, что русских надо уничтожать. Что это за писатель? Ненависть к кому бы то ни было противоречит званию поэта. Теперь этот «почетный гражданин Ичкерии» воюет против своих читателей. Я тоже не ожидал, что он дойдет до того, что придет с войной в свой Дагестан.
* * *
Интеллигенция вынуждена обслуживать власть богатых, поэты их должны воспевать. А они заняты тем, что грабят народ. Чего удивляться революциям. Ведь любую революцию провоцируют богатые, доводя народ до голода и отчаяния.
* * *
— А есть продолжатели Гамзатова?
— Я не патриарх. Я не учитель — насмешливо-беспомощно разводит руками. — Я даже не кандидат филологических наук!..
Тут Абдурахман вспоминает о дагестанском поэте Адалло, перешедшем на сторону чеченских боевиков, и Расул Гамзатович хмурится, силясь произнести что-то сложное: «Ин… это… как же?. . Средство массовой информации… » мучается, пока мы не догадываемся:
— Интернет?
— Да! Никак не могу произнести это слово. В интернете Адалло объявил, что нужно бороться с русскими. Провокатор…
— В Дагестане с русскими не борются?
— Нет. Как можно бороться самим с собой?
От России, от Москвы независимым быть? Это же глупость!
— Есть многое, над, чем следует размышлять. Поэт, если он не на стороне слабых, обиженных, униженных, он не поэт. Во времена космополитизма, когда на евреев нападали, я выступал в их защиту. А когда сейчас на русских нападают, я — за русских.
— Сегодня русские обиженные?! — Да.
— Армяне — мои старые друзья. Когда начались события в Карабахе, я выступил в их защиту. Добрые соседи мои, азербайджанцы рассердились: мы твои книги сжигать будем!
ЧАСТЬ III
Неприличный поэт всегда удобен власти.
М. Веллер
Архив: №39. 28. 09. 2012 №70. 5. 10. 2012г.
Больше чем донор
В советское время немало крупных русских писателей выживало или попросту кормилось в основном за счёт переводов. Некоторые и вовсе до своего вхождения в большую литературу вынуждены были заниматься переложениями стихов более удачливых своих современников с Северного Кавказа или Поволжья. Переложениями много лет занимались также практически все поэты-шестидесятники: Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Римма Казакова, Владимир Цыбин, Александр Кушнер, Анатолий Жигулин, Юнна Мориц, Станислав Куняев… Из больших поэтов этой участи избежали лишь единицы: Иосиф Бродский и Николай Рубцов, да, может, ещё Николай Тряпкин. Юрий Кузнецов исключением не стал… Лучшие его переводы в 1990 году вошли в книгу «Пересаженные цветы», предисловие к которой написал Вадим Кожинов. Как утверждал этот теоретик литературы, «Юрий Кузнецов не просто даёт нам представление о незнакомой поэтической стихии, но делает её прямым достоянием русского искусства слова, ибо всё здесь сотворено, как говорится, на самом высоком уровне».
Архив: № 40. 05. 10. 2012г.
Размышляя о переводах Кузнецова, я до сих пор не могу для себя понять такую вещь. Кузнецов по своим взглядам был, безусловно, русским имперцем. Советский Союз он воспринимал, если угодно, как четвёртый Рим, и, естественно, поэт всегда выступал за его сохранение и упрочение. Но одновременно Кузнецов много переводил стихотворцев, которые позже стали у себя на малой родине основателями народных фронтов, требуя сначала расширения культурной автономии, а затем и полной независимости. Так, в 1980-е годы он сотрудничал, в частности, с азербайджанцем Мамедом Исмаилом, чеченцемЗелимханом Яндарбиевым, аварцем Адалло, другими поэтами, которые на закате горбачёвской перестройки занялись активной политической деятельностью, направленной в том числе и на разрушение СССР.
Я попробую разобраться во всех этих вопросах сначала на примере с Адалло. Кузнецов и Адалло впервые встретились в общежитии Литинститута. Правда, один только туда поступил, а второй уже давно получил диплом, но в каждый свой приезд в Москву всегда находил время заглянуть к молодым землякам на улицу Добролюбова. Свёл их, скорее всего, сокурсник Кузнецова — Амир Гази.
Похоже, оба поэта долго друг к другу присматривались. Адалло долго не везло с переводчиками. В Москве с первыми его рукописями начинал работать Лев Ошанин. Но имени— тому песеннику не хватило терпения, и он всё свалил на некоего А. Зайца, у которого, в отличие от Ошанина, отсутствовал хороший вкус. Не справился с переводами и Александр Говоров,когда-то не в меру обласканный многотиражным «Огоньком». А ведь Адалло не без основания считал себя ведущим аварским поэтом. И, естественно, ему давно хотелось, чтобы к его стихам обратились не случайные люди, а истинные художники. Но в либеральных кругах Адалло навязывали Германа Плисецкого, о котором говорили, что он будто бы уже догнал Липкина. А охранители настойчиво ему советовали поклониться Станиславу Куняеву, повёрнутому на разоблачениях сионистов. Адалло же мечтал поработать не с политиканами. Ему очень недоставало общения с мыслителем. Так выбор пал на Кузнецова.
В пользу Кузнецова говорило то, что он, как и Адалло, тоже никогда не хотел быть вторым. Поэт всегда видел себя только первым. Это означало, что в случае согласия взяться за переводы Кузнецов не стал бы ориентироваться на Наума
Гребнева или Якова Козловского, а обязательно придумал бы свой творческий ход, чтобы обойти на повороте даже Семёна Липкина.
Собственно, почти всё так и получилось. В1983 году Адалло издал в Москве в переводе Кузнецова и некоторых других поэтов блестящий сборник стихотворений и поэм «Алмазное стремя». Кузнецов в своих переложениях обошёлся без дешёвой экзотики и лживой патетики. В Адалло он почувствовал родственную душу. Аварский поэт, как и он, презрев суету и отвергнув метафору, искал свою горькую судьбу. Что ему был какой-то быт? Его волновало совсем другое — бытие.
На высокой вершине
Я воду прозрачную пил.
Среди света и сини
Я слёзы горючие лил.
Под ногами открылась
Свистящая бездна моя,
И в глазах помутилось,
И горько я плакал, друзья
Кузнецов усилил в своих переводах драматическое начало поэзии Адалло, больше добавил мрачности. Оба поэта пришли к выводу: мир застыл в предчувствии апокалипсиса. И грядущая катастрофа не будет иметь национальных границ. Отсюда такое нагнетание страстей. А спасти от мрака может, нет, не абстрактное чудо, а мать, которая олицетворяет жизнь и любовь.
В лесу дремучем я блуждал,
Одежду в клочья изодрал.
Один в глухом распадке
Лежал я в лихорадке.
И было мне кричать невмочь,
Мой крик в груди остался.
За корни дерева всю ночь
Напрасно я хватался.
Куда попал я, не пойму
Тяжёлой тишиною
Тьма, не подвластная уму
Нависла надо мною.
Душа моя, теряя след,
Одна по лесу бродит
И шепчет: — Где ты, человек?. .
И вдруг во мраке вспыхнул свет.
Так только мать приходит.
Адалло всегда был благодарен Кузнецову за поддержку и мощные переводы. Подписывая ему один из своих сборников — «Алмазное стремя», он подчеркнул: «Дорогому Юрию Кузнецову с любовью и благодарностью. Адалло. 25 июля 1983 г. ». И тут же сделал отсылку к 20-й странице, на которой в переводе Владимира Евпатова было напечатано посвящённое Кузнецову стихотворение «Орфей». Спустя четыре года поэт прислал Кузнецову другой свой сборник «Воспоминания о любви». На обложке он написал: «Дорогой Юра! Спасибо за переводы. Желаю удачи! Твой Адалло. 10 марта 87».
Во многом благодаря Кузнецову Адалло открылся русскому читателю как поэт философского склада ума. И в этом он оказался сильнее Гамзатова, которого власть ещё в 1950-е годы выбрала на роль первого поэта Дагестана. Одно не учли Адалло и Кузнецов — деловую хватку Гамзатова и его ближайшего окружения.
Гамзатов оказался опытным царедворцем и искушённым интриганом. Он всегда хотел быть на Олимпе только один. Став ещё при жизни своего рода витриной Дагестана, поэт зорко следил за тем, чтобы рядом не появились мощные конкуренты. Одних он убирал со своего пути ничем не прикрытой травлей в печати, других развращал незаслуженными почестями, вокруг третьих организовывал заговор молчания. Так, до сих пор в точности неизвестно, что в 1979 году произошло с ногайской поэтессой Кадриёй, которая первой в дагестанской поэзии коснулась многих ранее запретных тем. (К слову: после трагической гибели Кадрии место первой поэтессы Дагестана попыталась занять Фазу Алиева, но это ей не удалось, из неё получилась всего лишь официальная писательница, в доску своя для большого начальства, но не интересная даже аварскому народу.)
Адалло стал одной из жертв интриг Гамзатова. Используя связи в Москве и Дагестане, Гамзатов, ставший в эпоху брежневского застоя к началу 1980-х годов несменяемым руководителем Союза писателей Дагестана, зачастую творил что хотел, и никто не мог ему и слова поперёк сказать. Лишь Адалло неоднократно пытался публично осадить зарвавшегося царька и призвать его к ответу. Но поэту тут же давали отлуп: мол, на кого замахнулся. В общем, обиды накапливались даже не годами — десятилетиями. А в конце горбачёвской перестройки, когда власть вожжи несколько отпустила, недовольство вылилось в протестное движение, тут же приобретшее национальную окраску.
Тот же Адалло неожиданно оказался у руля народного фронта аварцев. У него появилось немало сторонников. Десятки тысяч людей пошли за своим поэтом. Но политический лидер из него получился слабый. Я уже сотни раз писал о том, что литература — дело одинокое. В отличие от политики, где, наоборот, очень многое решает команда. А у Адалло надёжной и умной команды не оказалось. Отсюда — его драма и куча наделанных ошибок.
Знал ли обо всём этом Кузнецов? И да и нет. Он хорошо знал цену Гамзатову. Поэт Роберт Винонен, много лет возглавлявший в Литинституте кафедру художественного перевода, вспоминал, как во время одной из их совместной поездки по Сибири читатели поинтересовались у гостей отношением к Расулу Гамзатову. «Я, — рассказывал Винонен, — приготовился было более-менее подробно поведать молодым о национальной природе таланта, о специфике перевода стихов и прочем. Но Кузнецов упредил и закрыл тему одной репликой:
— Не будем говорить об уродливых социальных явлениях!»
Кузнецов по собственному опыту знал, что Гамзатов редко когда отстаивал настоящие таланты. Так, в издательстве «Современник», где Кузнецов в семидесятые годы работал в редакции национальных литератур, именитый горец проталкивал рукописи лишь нужных ему людей. Его всегда в первую очередь заботило собственное положение, а не литература. Вспомним, когда в конце 1960-х годов в литературе обострилась борьба между «прогрессистами» и «консерваторами», Гамзатов, несмотря на требования Твардовского выбрать чью-то одну сторону, упорно продолжал сидеть на двух стульях, оставаясь в редколлегиях как «Нового мира», так и «Литературной России». Твардовский после своего вынужденного ухода из «Нового мира» рассказывал своему бывшему заместителю Алексею Кондратовичу: «Что вы говорите о Расуле? У него свои переживания. Спрашиваю, почему мрачен, чем недоволен. Он: «Ты понимаешь, в правление не выбрали [Я удивился, выбрали же, не могли не выбрать. В таких случаях А. Т. начинает яростно спорить. Я проверил потом: конечно, выбрали, но не сделали секретарём правления — вот в чём беда. — Ремарка Кондратовича]. Как я теперь приеду в Дагестан?» Вот забота. Я ему говорю, что меня постепенно отовсюду выставили и уже никуда не выбирают, ни в ЦК, ни в депутаты, — и ничего, но он не слышит и повторяет: как мне теперь ехать домой. Вот его заботы».
Но всех проблем своего аварского собрата Адалло Кузнецов, я думаю, не знал. Ему в конце 1980-х годов, похоже, стало не до поэзии других народов. Он никак не мог понять, в какую пропасть катилась вся страна. Распад Советского Союза поэт переживал как страшное личное горе. Вдова Кузнецова рассказывала, что муж одно время по ночам даже плакал.
Кузнецов — поэт с трагическим мироощущением — даже после всего случившегося долго не мог смириться с развалом советской державы. Получалось, что оправдались самые страшные его поэтические пророчества: наступал апокалипсис.
В последний раз Кузнецов был в Дагестане весной 2001 года. Помню, руководство города в его честь и в честь приехавших с ним коллег организовало в ресторане «Махачкала» ужин. Когда Кузнецову дали слово, поэт, подняв рюмку, отметил, что Дагестан лично ему всегда был очень дорог, но так случилось, что последнее десятилетие он оказался от него оторван. Поэт признался, что даже боится назвать имена своих коллег, вдруг кого-то уже нет. И первым упомянул Адалло. Как же все чиновники тогда перепугались. Ведь Адалло в тот момент считался врагом Дагестана и жил, кажется, в Турции. Это потом его простили и ему разрешили вновь вернуться в Махачкалу, перед этим заставив публично отказаться от политической деятельности. О чём это свидетельствовало? Это говорило прежде всего о том, что центральная и местная власти у нас никогда не умели взаимодействовать с творческой элитой. Любой настоящий поэт — это целый мир и огромная сила. Кузнецов это понимал. Ещё в середине 1980-х годов он перевёл у Адалло следующие строки:
Дверь и сердце открыты мои,
Только я не дождался любви.
И с годами становится грустно
Мне шататься по кладбищу чувства
Ладно, с властью всё понятно. Когда это она заботилась о народе?! Но Гамзатов-то… Почему он в свои преклонные годы потерял всякий стыд?! Его-то кто на склоне лет заставлял пропеть оду местным олигархам, сколотившим сумасшедшие состояния на разграблении соплеменников?!
Помню, как Гамзатов долго уговаривал Кузнецова заглянуть к нему в дом. Но не потому, что он так сильно уважал московского гостя. Нет, причина была другая. Гамзатов, как и весь читающий Дагестан, прекрасно знал вес и значение Кузнецова в писательском мире. Поэтому его одолевал страх. Ведь отказ именитого москвича посетить его дом в Дагестане могли воспринять как намёк на грядущее падение многолетнего председателя местного союза писателей. Кузнецов всё это отлично понимал и не стал расстраивать аксакала. К тому же он понадеялся узнать от Гамзатова новости о судьбе Адалло и других близких ему поэтов Дагестана. Но Гамзатов весь вечер рассказывал гостю лишь о себе. Может, он рассчитывал на то, что Кузнецов вольётся в ряды его переводчиков. Хотя изначально было ясно, что поэт ни за какие коврижки даже читать оды об олигархах не стал бы.
В. ОГРЫЗКО,
гл. редактор газеты «Литератрная Россия»
Архив: №48. 30. 11. 2012
О статье Марины Ахмедовой
и не только…
Открытое письмо В.В. Огрызко
Знаешь, Вячеслав Вячеславович, о чём я подумал, читая статью Марины Ахмедовой, — не покаяться ли тебе? Ну, сделай ты это прилюдно, попутал, мол, рогатый, устал я за газету бороться, весь изнервничался, стал злым и непокорным… найди сам хорошие и простые слова. Тебя простим, и ты, как главный редактор, сохранишь хоть какое-то к себе уважение.
Зачем ты так несправедлив по отношению к старикам? Знаю, что ты здесь ответишь, — и это будут лёгкие и торопливые слова, а тебе самому давно пора сказать слова тяжёлые, что за нас и сделала Марина. Мы все долго молчали. Расул Гамзатов — не первый и не последний, кого ты нагло оскорбляешь в газете. Подлое время, и ты его прекрасно выражаешь. Ты печатал мои статьи о Гамзатове, даже давал за них ежегодные премии, но почему не подтягивал в вёрстке к ним, как гири, свои нынешние «разоблачения», не тыкал мизинчиком: «А дядька-то голый»?!
Вот и Сергей Викулов. Зачем ты и его в своей статье в первом же предложении злобно мазнул?! Мои вологодские братья-писатели смолчали, наверно, и не читают «ЛР». И «Наш современник» смолчал, а если бы ответил, ты также бы разделал и Куняева. Ты превращаешься в ковёрного, который льёт краску, аспидно чёрную, на свою же голову. Смеяться ли над тобой?. .
А вот Марина Ахмедова не смогла. И в своём пафосе, где— то и наивном, но провинциально открытом, без столичных выкрутасов, она тебя, Вячеслав Вячеславович, честнее, чище, красивее. Всё, что она пишет, это правда, и не спорь с ней, хоть здесь промолчи, не цепляйся, как ты любишь делать.
Ты вообще взял на себя привычную для нынешних времён роль «разоблачителя» всего и всех. Ты этим бравируешь. Но за тобой газета, наша газета, и мы её тоже от тебя должны защищать. Потому что ты роешься в могилах, сдираешь с ветхих одеяний ордена и медали, несёшь их на рыночное торжище. Сам знаешь, как это называется. И никогда в исторических советских десятилетиях никто тебя не поддержит, и ответят оттуда так, как Асеев написал о твоём забытом предшественнике: «Вот тут-то и возник в литературе с цитатою лужёной на губах, с повадкой волка, но в овечьей шкуре литературный гангстер Авербах».
Вадим ДЕМЕНТЬЕВ,
друг ВИКУЛОВА и ГАМЗАТОВА
Этот отклик редакция «ЛР» получила по электронной почте 20 ноября, когда очередной номер газеты уже был подписан в печать. Соответственно мы планировали его опубликовать в следующем номере. Но Вадим Дементьев не стал дожидаться выхода следующего номера и разместил свой отклик в «ЖЖ» Марины Ахмедовой. На будущее просим друга Викулова и Гамзатова заранее определиться, где он хочет печататься: в газете, «ЖЖ» или везде. Да и Марине Ахмедовой советуем не злоупотреблять дешёвыми приёмчиками. Редакция «ЛР» сама в состоянии разобраться с тем, что ей не слабо печатать. Понятно, что в Дагестане сейчас обострилась борьба за предстоящее освоение бюджетных средств, выделенных на празднование очередного юбилея символов республики. Похоже, кому-то очень хочется погреть руки. Ведь на имени Гамзатова можно купить квартиру уже для внуков. Газете не слабо осветить и этот процесс.
Прозаики и поэты — живые люди
На грустные размышления натолкнуло меня ознакомление с дискуссией, развернувшейся на страницах «Литературной России», в которой речь идёт, прежде всего об известных дагестанских аварских поэтах Расуле Гамзатове и Адалло Алиеве. Не только как о поэтах, но и с рассмотрением их политических и личных качеств.
Я не прозаик, не поэт и не литературный критик. Но с дагестанским писательским миром 70-80-х годов по стечению обстоятельств был знаком. И не только как читатель.
Так получилось, что наша семья восемь лет, в мои детско-юношеские годы, жила в «писательском доме» (их в Махачкале два, Адалло живёт в другом доме). Нашим соседом по лестничной площадке был народный поэт Дагестана лакец Юсуп Хаппалаев. Этажом выше жила писательская семья аварского прозаика Мусы Магомедова и поэтессы Фазу Алиевой. В соседнем подъезде жили известный даргинский писатель Ахмедхан Абу-Бакар и талантливый аварский поэт Омаргаджи Шахтаманов. Нашими соседями были и другие известные дагестанские прозаики, поэты, критики и литературоведы разных национальностей.
Дом был дружный. Своя интересная дворовая жизнь была и у многочисленной детворы в доме. Вместе с писательскими детьми мы устраивали во дворе «чемпионаты мира» по футболу, разделившись на «сборные команды» разных стран, я с братьями играл за «сборную Болгарии», изобретали свою дворовую «валюту» и делали друг у друга на неё реальные покупки… А в дни майского землетрясения 1970 года почти всем домом собирались во дворе, опасаясь новых толчков.
Возможно, под влиянием такого соседства я со школьных лет интересовался литературой народов Дагестана. Заметив это, учительница русского языка и литературы иногда перепоручала мне ведение часов дагестанской литературы, а в случае удачного доклада даже просила повторить его перед учениками других классов.
Интерес этот у меня сохранялся и позже. На русском языке я читал многих дагестанских авторов, а аварских читал ещё и в оригинале. И среди читаемых мною на аварском были не только Расул Гамзатов, но и Омаргаджи Шахтаманов, Адалло, Муса Магомедов, Абасил Магомед, Фазу Алиева, Магомед Ахмедов… Разумеется, читал я не только современников, но и, например, классика аварской любовной лирики Махмуда из Кахаб-Росо.
Кроме всего прочего, у моих родителей и у старших братьев были личные дружеские отношения с поэтами Расулом Гамзатовым и Омаргаджи Шахтамановым. Ещё в конце 50-х и начале 60-х, приезжая в горный Чародинский район, Расул Гамзатов останавливался у нас дома, считая отца своим кунаком.
А я сам с 1988 года близко общался с Адалло, главным образом в связи с политическими процессами, в которых мы оба были активными участниками. Это было бурное время. Я был в числе тех, кто искренне верил, что на пути перемен, начатых перестройкой, можно изменить жизнь к лучшему. Я видел, что в это же верит и Адалло, в котором мне нравились непосредственность, открытость, прямота.
Я тогда был одним из трёх сопредседателей первого дагестанского некоммунистического политического объединения — клуба «Перестройка», а Адалло — одним из основных инициаторов его создания. В клубе были люди неравнодушные, болеющие за страну и Дагестан, но в то же время придерживающиеся разных, порой противоположных политических взглядов. Позже активисты клуба стали участниками разных политических организаций, некоторые из них до сих пор участвуют в той или иной форме в общественно-политической жизни Дагестана и России.
Адалло поднимал в клубе вопросы национальнокультурного развития. А затем поэт возглавил процесс создания аварского движения «Джамаат».
Он в то время был руководителем аварской секции Союза писателей Дагестана. И мы видели, что в писательской среде не всё гладко во взаимоотношениях. Наверное, это было всегда, во все времена, и продолжается по сей день, и это явление не исключительно дагестанское, а общестрановое. Адалло очень эмоционально реагировал на выступления своих оппонентов, в частности, когда его задели на страницах органа Дагобкома КПСС журнала «Советский Дагестан».
Но мы тогда не стали публично обсуждать внутриписательские разногласия в клубе «Перестройка», справедливо решив, что это не задача политической организации. Тем более что мы и не смогли бы компетентно и объективно разобраться, кто прав и кто виноват.
Дагестанцы могут пережить любую критику, но очень остро реагируют, если задеваются их честь и достоинство. В адрес Адалло было немало сказано обидных слов. Но и у него бывали перехлёсты. Например, многие до сих пор помнят его фразы в адрес поэта О.-Г. Шахтаманова в статье, вышедшей в 1989 году в аварском литературном журнале «Гьудуллъи» («Дружба»). Знаю, что позже сам Адалло сожалел об этой статье.
Р. Гамзатов, А. Абу-Бакар, Адалло, Ф. Алиева, О. Шахтаманов… Я тогда так и не смог понять, кто с кем и против кого дружит. Но если честно, и не пытался. Дрязги останутся в прошлом, сотрутся в памяти, а сохранится то, что прозаики и поэты написали. И это важнее.
Именно поэтому мне грустно читать полемику, развернувшуюся в «Литературной России». На мой взгляд, в статье В.В. Огрызко вполне нормально читается его авторская оценка Адалло (независимо от того, как это оценивают другие писатели и литературоведы). Но считаю, что противопоставление его Расулу Гамзатову статью не улучшило и только повредило Адалло.
В ответном материале Марины Ахмедовой тоже, на мой взгляд, можно было ограничиться защитой Расула Гамзатова, не затрагивая Адалло.
Ведь все эти: какой писатель что сказал о другом писателе за чашкой кофе, и кто на какую должность или звание претендовал и что заслуживал, какие получал машины, дачи и квартиры — всё это не имеет отношения к собственно литературе. И я всегда, где бы о ком бы ни читал такое, выношу всё это за скобки, не обращаю на эти пассажи внимания, каково бы ни было моё личное отношение к рассматриваемому персонажу.
Писатели — живые люди, как все. Только иногда более эмоциональные, импульсивные в сравнении с остальными, особенно поэты. Как и у всех людей у них могут ошибки и победы, пересмотры взглядов на жизнь и общество. И нет ничего крамольного, если выясняется, что тот или иной человек, пусть даже известный писатель, по-разному оценивал те или иные явления в разные периоды своей жизни.
В этом смысле примечательна брошюра (Абдулхабирил Мухаммад, Саидов Абдурашид. Диалоги с Адалло. Книга II. —Москва — Махачкала: КПФ «Аваристан», 2007. — 172 с.), которую подарил мне сам Адалло прошлым летом. Я прочитал её почти на одном дыхании. Тематика диалогов охватывает самые разные периоды жизни поэта, от молодости до уже седовласого человека, недавно вернувшегося из 5-летнего пребывания за границей, в Турции, где он оказался после известных событий 1999 года.
О прочитанном я сделал запись у себя в Живом Журнале: «Адалло личность колоритная и неординарная. Не всегда и не во всём я с ним бывал согласен, но надо отдать должное его искренности и устремлённости. И очень хорошо, что он вернулся из эмиграции на родину. И спасибо тем, кто этому способствовал. Магомед Абдулхабиров и Абдурашид Саидов составили очень интересный, захватывающий сборник диалогов с Адалло. Эти диалоги охватывают по тематике разные периоды в жизни поэта и бунтаря. И видно, что в разных диалогах разный Адалло. Это не создаёт ощущения противоречия. Наоборот, перед нами возникает образ живого человека, человека меняющегося, по-разному проявляющегося в разных жизненных обстоятельствах».
Конечно, в том, что Адалло оказался на чужбине, виноват он сам. И можно понять тех, кто до сих пор не может простить поэту то, что в 1999 году его имя ассоциировалось с агрессорами, вторгшимися в Дагестан. Но можно понять и то, как всё это переживал сам седовласый поэт. И тот факт, что он сегодня живёт в Дагестане и думами о Дагестане, а не в Стамбуле, о многом говорит.
И сегодня он высказывается о тех или иных аспектах дагестанской жизни. И не обязательно, чтобы всем нравилось то, что он говорит. Няне всегда с ним согласен. Но хорошо, что он есть, противоречивый, неоднозначный, но дагестанский поэт Адалло.
У Расула Гамзатова другая судьба. И другая роль в истории как дагестанской, так и советской, российской литературы. И всё надо рассматривать сквозь призму того времени и того места, которое поэт занимал в литературе и в обществе. Внеисторический подход не может быть объективен. Я читал Гамзатова и на аварском и на русском, и слышал, как мой старший брат декламирует переводы стихов Расула на английском. Я читал также его прозу «Мой Дагестан». С высоты сегодняшнего дня можно критически оценивать некоторые политические детали его произведений. Но давайте вынесем политику за скобки и оценим с позиций жизни, по-философски.
Кстати, о политике. На рубеже 80-90-х годов в Дагестане активно муссировались разговоры и писались статьи о некоей «гамзатовской мафии», представленной Расулом Гамзатовым и его братом Гаджи Гамзатовым, тогдашним руководителем Дагфилиала АН СССР. Ясно, что целью этих «версий» было отвлечение внимания от реальной мафии. Я тогда (в начале 1991 г.) написал в выходившей под моей редакцией газете «Маджлис», что несерьёзно утверждать о сосредоточении мафии в Союзе писателей и в Академии наук! И что реальная мафия там, где есть живые финансоводенежные потоки, например, в потребительской кооперации, в торговле, на транспорте, о которых к тому времени ещё никто не писал!
Жаль, что в период пребывания Адалло за границей была уничтожена фонотека с песнями на его стихи. Это действительно преступление. И очень хорошо, что Адалло сегодня издаётся. Очень хорошо, что продолжают издаваться произведения Расула Гамзатова.
Как бы ни менялась жизнь, произведения и Расула Гамзатова и Адалло Алиева, так же как и Омаргаджи Шахтаманова и других дагестанских писателей, будут занимать достойное место на моей книжной полке, наряду с произведениями великой русской литературы.
Аркадий ГАНИЕВ,
г. МОСКВА
Архив : №50. 14. 12. 2012
В поисках правды
Читающий мир продолжает обсуждать статьи Вячеслава Огрызко «Больше чем донор» о переводческой деятельности Юрия Кузнецова («ЛР», 2012, 28 сентября и 5 октября) и Марины Ахмедовой «ЛитРоссия мне друг, но истина дороже…: Мифы о поэте Адалло, или История затянувшегося предательства… » («ЛР», 2012, 16 ноября). Первые, диаметрально противоположные отклики — Аркадия Ганиева и Вадима Дементьева — были напечатаны 30 ноября. Сегодня мы публикуем ещё два поступивших из Махачкалы письма.
Как это часто бывает, многие участники дискуссии уже забыли о том, с чего начался спор. В статье Огрызко рассказывалось в том числе о том, как Юрий Кузнецов работал над переводами большого аварского поэта Адалло, которого в Дагестане много лет по разным причинам замалчивали. Одновременно встал вопрос о Расуле Гамзатове, из которого прежние власти, похоже, не совсем заслуженно сотворили кумира (а Юрий Кузнецов, как известно, этот искусственный культ никогда не одобрял). Этот фрагмент статьи Огрызко, как мы поняли, вызвал резкое возмущение у Ахмедовой. Подчеркнём: это её суверенное право, на что никто никогда и не покушался. Правда, здесь возникла другая проблема — художественного вкуса. Ахмедова в восторге от последней слабенькой поэмы Гамзатова, которая прославляла одного из самых одиозных олигархов и клеймила позором Адалло. Огрызко пытался разобраться в другом: почему поэт большого таланта Адалло в конце горбачёвской перестройки открыто выступил против власти, это был искренний порыв или заблуждение, и с кем поэт сейчас — со своим народом или с палачами? Похоже, Ахмедова сложную художественную проблему попыталась перевести исключительно в политическое русло. (Кстати, не поэтому ли имя глубокого аварского лирика в 2004 году осталось за бортом халтурного справочника «Писатели Дагестана — XX век», составленного Мурадом Ахмедовым?)
Сегодняшние наши авторы, кажется, и вовсе забыли, о чём Огрызко и Ахмедова писали свои статьи. Они увидели в развернувшейся дискуссии иные мотивы и ставят совсем другие проблемы — о номенклатурном подходе к явлениям литературы, о принципах руководства текущим литпроцессом, о ненормальных порядках в местном союзе писателей… Что ж, все эти вопросы тоже имеют право на жизнь. И в самом деле: почему в Союзе писателей Дагестана процветает клановость? На что идут бюджетные деньги? Кто мешает Союзу провести свой съезд (последний раз писатели Дагестана на свой форум собирались в 2001 году, т. е. одиннадцать лет назад)?
Но за этими насущными проблемами давайте всё— таки не упускать главное. А главное — это, естественно, творчество. И здесь ещё раз отметим: Адалло, какой бы противоречивый путь он ни прошёл, остаётся большим поэтом, хотя и со своими заблуждениями и ошибками. Поэтому не стоит его распинать. Попробуйте для начала его понять. Марине Ахмедовой это не удалось. Ей, видимо, оказалось проще талантливого и популярного лирика совсем вычеркнуть из литературы.
Правда глаза колет
Союз писателей — кормушка.
И ничего, кроме вреда, он не приносит
Ещё в советское время в своих книгах я открыто писала о Расуле Гамзатове и Фазу Алиевой, постоянно интригующих между собой, у которых не хватало ума понять, что поэзия — не тараканьи бега и не петушиные бои. И это Ахмедов считает кляузами, а то, что он сам за их спиной сплетничал, а в лицо подхалимствовал, — достоинством.
Тогда и теперь я говорю: Союз писателей является кормушкой для определённых лиц и никакой пользы, кроме вреда, он не приносит настоящим писателям.
Если честно сказать, мне всегда было наплевать на союзписовские махинации, интриги, делишки, земельные участки, которые постоянно получали одни и те же лица и затем перепродавали, также на всякие титулы, «газели» и т. д. Я всегда жила своим умом и трудом. Если мне надо решить какие-нибудь свои проблемы или вопросы, я сама иду, куда нужно, и положительно решаю их. Именно это и душит нынешнее руководство Союза писателей Дагестана.
Ещё с юношеских лет я привыкла делать людям добро, помогать, чем могу, тем, кто в этом нуждается. Говорить правду в лицо, невзирая на занимаемые посты и положение в обществе. С этим ничего уже не сделаешь. Это мой характер, это в крови. Страдаю от этого только я сама. В одну из своих книг, где речь идёт о работниках правоохранительных органов, коррупции, взяточничестве, о хищении бюджетных денег, о несправедливости, я включила несколько статей и про Союз писателей. Естественно, руководству Союза это не понравилось, поскольку ставился вопрос о закрытии их кормушки. Вот они и оправдываются всеми правдами и неправдами.
К слову, один из писательских начальников — Магомед Ахмедов — на страницах газеты «Молодёжь Дагестана» как— то назвал меня кляузницей. За что же я удостоилась этого оскорбления?
В конце 2000 года я случайно в правительстве республики узнала о том, что в течение четырёх лет мне оказывалась денежная помощь (каждый год по 25-30 тыс. руб.). Тогда это были большие деньги. Кроме меня в этих списках были имена ещё 30-35 «нуждающихся» писателей. Когда я стала спрашивать этих писателей, за исключением тех, кто якобы работал в Союзе писателей, никто о них даже не слышал. Подделав наши подписи, эти деньги получали гамзатовские угодники, затем, отдав большую часть шефу, оставшиеся деньги делили между собой. Руководила этими аферами тогда и теперь Марина Ахмедова. Затем она этими и другими аферами шантажировала Расула Гамзатова.
В те годы я работала над книгой «Славные сыновья Дагестана», не хотелось мне отрываться от своей работы, поэтому не стала вслух об этом говорить, но к Расулу Гамзатову я всё же пошла и высказала всё, что хотела.
Тогда я жила в Махачкале I, недалеко от завода «Эльтав». Однажды, возвращаясь с рынка, вижу возле мусорной свалки лежит полуживой мужчина, весь в крови и грязи. Подхожу близко и узнаю члена СП СССР, известного дагестанского поэта. Я была какое-то время в шоке, затем вызвала «скорую помощь» и еле уговорила их забрать его в больницу. На следующий день, узнав о его смерти, я не могла работать над книгой и всё, что кипело внутри, выплеснула в статье «Дагестанские поэты умирают на мусорных свалках». Она была опубликована на страницах газеты «МК в Дагестане». Это была сенсация. О ней говорили, писали, обсуждали.
Спустя месяц правительство республики выделило большие деньги для того, чтобы сделать капитальный ремонт в здании Союза писателей, куда неприятно было заходить (невыносимая вонь, с потолка на голову падала штукатурка, в коридоре валялась сломанная мебель). Капитальный ремонт был произведён также и в здании, где были расположены издательства национальных литературных журналов и журнала «Соколёнок». Также были выделены новые машины «Волга» и «газель» для Союза писателей. Многим писателям была оказана ощутимая денежная помощь. И в том же году состоялся X Съезд писателей. Это всё состоялось благодаря мне, а не кому-либо. Но я одна в этих пирах не участвовала и не имела от этого ничего. Я ни в коем случае не требую за свои добрые дела благодарности. Как говорил один мудрец: «Требовать благодарности — глупость, не быть благодарным — подлость».
И то правда, в 2007 году я зашла в Союз писателей по просьбе Магомеда Ахмедова. Ему я, видимо, очень нужна была. Как я поняла, от меня ждали, чтобы я написала статью в пользу его семейки. Я написала статью «Не лучше ли зажечь свечу, чем проклинать темноту». Это было прямое обращение к тогдашнему президенту республики Муху Алиеву. Статья была опубликована в журнале «Народы Дагестана». Алиев сразу на неё отреагировал, и все вопросы, поднятые в ней мною, были решены положительно. Было выделено несколько миллионов рублей «Дагкнигоиздательству» для издания книг дагестанских писателей. Из бюджета республики выделили дополнительные три миллиона рублей Министерствам культуры и образования для закупки книг дагестанских авторов. Увеличили зарплату работающим писателям. А самое смешное — все эти заслуги Магомед Ахмедов приписал себе.
Майсарат МАГОМЕДОВА
Газета «НВ» №5, 11 февр. 2011г.
Ложь как нож
Почему до сих пор не проведён Съезд писателей Дагестана?
В Союзе писателей не должно быть оплачиваемых штатов, так как этот Союз есть общественная организация. В цивилизованных странах творческие союзы — писателей, композиторов, художников — не являются кормушками для их чинов. А Союз писателей Дагестана таковой является. Это уже неоспоримый факт.
Ну скажите, пожалуйста, за какие заслуги ежемесячно выплачивают оклады в Союзе писателей председателю, заместителю, руководителям секций? Если писатель работает в газете, журнале, он должен получать свою зарплату ежемесячно, но не как писатель, а как штатный сотрудник. А какая реальная ежедневная работа есть в аппарате Союза писателей? Да никакой. Тогда за что платить деньги каждый месяц?! За то, что в течение года проводят несколько юбилейных мероприятий? Это же смешно и безнравственно!
Проведение юбилеев — это опять-таки общественное дело, а не номенклатурная обязанность. Пока в Союзе писателей будут водиться незаслуженные деньги, там настоящего творчества не будет. Сначала должно быть достойное творчество, а потом уже заслуженные деньги.
Теперь что касается юбилейных мероприятий в честь «народных» писателей. Марина Ахмедова в одной из своих статей, опубликованных в Махачкале, писала следующее: «По закону Республики Дагестан юбилейные вечера на правительственном уровне устраивают выдающимся деятелям культуры, обладающим неоспоримыми заслугами перед республикой… и почётными званиями народный поэт или народный писатель Дагестана».
Народный поэт, народный писатель — это что за недоразумение?! Писатель — общее понятие, в него входят и поэт, и прозаик, и драматург. По логике должно быть так: народный поэт, народный прозаик, народный драматург. А почему тогда нет звания народный драматург?
Нет звания народный поэт Саратовской области или народный прозаик Ставропольского края, народный драматург Московской области. В Европе и Америке тоже нет званий народных артистов. С какой стати они должны быть в Дагестане? Эти звания изначально спекулятивные.
В принципе, что дают Союзы писателей? Абсолютно ничего. Если с позиций талантливости проанализировать творческое состояние Союза писателей Дагестана, то в нём не останется больше 15-20 человек, остальных придётся исключить, в том числе и «народных». Так что далеко не каждый член Союза писателей есть талант.
И ещё мне интересно, почему-то нет Съезда писателей Дагестана, хотя давно настало время провести его. Значит, есть чего бояться.
Гапиз НУРМАГОМЕДОВ
Письмо
Дорогой Адалло, мы, Набис Дагчен и Али Муэлумов, составляем книгу о Союзе писателей Дагестана. Среди собранных нами материалов есть и твои. Они четки, ясны и, главное, правдивы. Вопросов у нас тут нет. Если Бог даст, мы ее издадим в следующем году. С типографией мы уже поговорили, и спонсор обещает быть щедрым. Но появление дискуссии в газете «Литературная Россия» и особенно статьи некоей М. Ахмедовой «Лит Россия мне друг, но истина дороже… » («ЛР», 2012г. 16 ноября) мы решили немного подождать и просить тебя написать для нашей книги свое мнение об этой женщине и ее, как мы видим, низкопробной писанине. Желательно также чтобы твое мнение сопровождали короткие комментарии. Заранее благодарим!
Высоко ценящие дружбу с тобой Али и Набис.
18 декабря 2012г.
Коментарии.
Дорогой Али, дорогой Набис, вы просите меня прокомментировать выпады в мой же адрес. Это мне, мягко говоря, не интересно. А если быть честнее, противно. Ну что поделаешь, ведь «Литературная Россия» очень популярная газета! Даже она, в лице главного редактора В. Огрызко, выступила в мою защиту. Но эти «патриоты» никак не угомонятся! Вдуматься только в эти слова: «… огорчали неожиданные и резкие экстремистские выпады против России и русских» или: «Его ненависть к России была абсолютно искренней и закоренелой». Хотя объектом моей ненависти была не Россия и русские, а тогдашние политики, но, вижу, как клевета Р. Гамзатова, опубликованная в еженедельнике «Новое дело» (№43, 1999 года) для этой патриотки продолжает оставаться указанием сверху. Он, Р. Гамзатов, утверждал, будто бы я заявил, что всех русских надо уничтожать. «Расул, когда и где я сделал такое заявление или писал?» — хотелось мне спросить у него. И он не смог бы ответить: потому что я нигде и никогда с такими идиотскими заявлениями не выступал.
И заявил он об этом в то время, когда Залимхан Яндарбиев был взорван в Катаре и еще несколько человек из числа противников тогдашнего режима России пропали за рубежом без вести. Я ведь тоже находился там. К тому же в статусе международного террориста. Ни больше и ни меньше. Здесь все же подкрадывается мысль: не вовремя ли «Новое дело» опубликовало интервью с Р. Гамзатовым, приписывающим мне призыв убивать всех русских?
Продолжим. Эта патриотка коммунистической России пишет, что, мол, в 1999 году поняла, что его (то есть моя) ненависть к России была абсолютно искренней и закоренелой.
Меня не удивляют ее извращенные представления о моих взглядах и убеждениях. Как вижу, ее сведения обо мне почерпнуты исключительно из «Дагестанской правды» и «Молодежи Дагестана» (бывшая «Комсомолец Дагестана») Остальные газеты десятки раз брали у меня интервью.
Ответом на ее измышления будет отрывок из моего интервью (2005г.) М. Абдулхабирову, который спросил меня, действительно ли я ратовал за суверенитет Дагестана. На его конкретный вопрос я ответил еще конкретнее: Да, ратовал именно за суверенитет.
Да, я принимал участие в публичных мероприятиях
Конгресса Народов Дагестана и Чечни, выступал в различных митингах, дискуссиях, собраниях и почти во всех средствах массовой информации. Да, мои выступления в тот период были в поддержку независимости Дагестана. Повторяю: в тот период, а именно в 1993-1999 годах я не видел иного пути спасти от банкротства экономику, социальную сферу, культуру, традиции — одним словом, самобытность Дагестана, кроме как через выход из состава России. Происходившие в стране процессы несли угрозу целостности не только самой России, но и Дагестану. Курс Ельцина вел страну к развалу.
К тому же, вооружившись призывом Б. Ельцина «брать столько суверенитета, сколько можете», независимости требовали Татарстан, Башкортостан и другие национальные республики.
Мои обращения тех лет были адресованы не столько к тем, кто меня слушал непосредственно в аудиториях, сколько к руководству страны. Я хотел обратить внимание Кремля на проблемы Северного Кавказа, хотел добиться коррекции курса в области национальной, региональной политики. Однако Кремль оказался неспособным внять этим обращениям. Невнятность политики центра обнаруживалась и в речах самого Ельцина. Однажды, например, он сказал: «600 млрд. рублей для бюджета Чечни Москва выделила и отправила в Чечню, в Чечню они не дошли, а куда они делись и почему они до Чечни не дошли — черт его знает!».
Я охотно вступал в контакт с руководством республики, разъяснял им ситуацию, иногда совместными усилиями пытался урегулировать ситуации, ставившие под угрозу безопасность республики или ее жителей. Независимость Дагестана — это не разрушение Дагестана, как ее пытались преподносить. Россия в 1993-1999 годах для меня, как и для миллионов граждан, стала чужой, более того, — враждебной. Варварская приватизация, обнищание миллионов тружеников, унизительное положение пенсионеров, учителей и врачей, расцвет криминала, и в придачу ко всему — пьяный президент — все это не давало повода, во всяком случае мне, понимать Россию. Поэтому другого пути, кроме как выступать с трибун и подвергать критике политику России в силу своего характера и способностей, я не видел. Я заявлял, что нам с такой Россией, руководимой тем президентом, за которого я, кстати, голосовал, не по пути. Однако при всем кризисе, при всех трудностях я в те годы не предполагал, что Россия может начать военную компанию против нас. Я полагал, что ответом на наши радикальные требования станет политическое урегулирование. Но! Переговорам предпочли танки. И я укоренился в своем убеждении, что Россия, выражаясь словами писателя Юрия Карякина, «совсем одурела». Будучи в годах, даже сегодня я мечтаю о правовом государстве, где каждый гражданин был бы защищен Конституцией и каждый подчинен Закону. Все, что мог сделать в этом направлении, я сделал. Возможно, не так, как следовало бы, но делал, будучи уверенным, что мои действия принесут пользу обществу.
Итак, из-за уважения к вам, дорогие Али и Набис, я решил-таки высказать кое-что по поводу появления «Мифов о поэте» т. е. обо мне. Иметь дело с женщиной, к тому же чрезвычайно лживой, сварливой и циничной не так-то приятно. В этом вы меня понимаете. Но то, что она является всего-на-всего ширмой, за которой стоят и хихикают недоброжелатели мои, вы не знаете. Поэтому-то свои комментарии я адресую не столько ей, сколько им.
В начале 80-х годов я перевела на русский язык книгу стихов Адалло «Гляжу — не нагляжусь», за перевод которой, кстати, стала лауреатом премии Дагестана. В книгу эту, к слову, вошли коммунистическо— революционные поэмы Адалло, о которых впоследствии он старался нигде не упоминать. А если и упоминал, то только в таком контексте, что, мол, некие тайные силы заставляли тогда писать советских поэтов о партии и революции, а без этого их книги якобы вообще не печатали. Этот миф я слышала не только от Адалло.
Книгу мою «гляжу — не нагляжусь» перевела не только М. Ахмедова, но и Александр Говоров. Хотя премию Комсомола за ее перевод получила, почему-то, лишь она. Об этом, кстати, я узнал только сейчас — через тридцать три (!) года, (издана она в 1980 г.). Это во-первых. Во-вторых, в нее вошла только одна глава из моей книги «Годекан», в которой описываются приключения безграмотного, но ловкого проходимца, выдававшего себя за участника революционных событий в Петербурге. В последствии он даже стал кавалером ордена Ленина. В сопровождении обкомовских хакимов он часто выступал перед рабочими заводов и фабрик, студентами учебных заведений, его приветствовали пионеры и т. д.
И он не вымышленный мною персонаж. Этот человек реально существовал и обманывал людей. Благодаря его «заслугам» его сын стал министром в республике, теплые чиновничьи кресла заняли его близкие и дальние родственники. Так продолжается и по сию пору. Имея ввиду ту самую «поэму» (почему-то во множественном числе) Ахмедова пишет: «В книгу эту, к слову, вошли коммунистическо-революционные поэмы Адалло, о которых в последствии он старался нигде не упоминать». Вынужден сообщить этой женщине о том, что все мои произведения, в том виде в каком они были созданы, вошли в собрание моих сочинений в двенадцати томах, вышедших совсем недавно.
Безусловно, Адалло был талантливым поэтом, хотя и чрезмерно амбициозным. Он относился к породе тех людей, которые в своих неудачах всегда пытаются обвинить других и непомерно завышают свои собственные заслуги перед человечеством.
Мне ни разу не пришлось испытать неудачи в творчестве. Вы ведь сами признаете — «Безусловно, Адалло был талантливым поэтом». Что касается жизненных обстоятельств, то скажу вам прямо: меня окружали не поэты, а пуйэты. Знамя своей зависти они всегда держат очень высоко и крепко. Здесь вы правы: в борьбе с ними я терпел неудачи и часто оказывался в положении Дон Кихота. Однако в своих неудачах я никогда не пытался винить кого— либо и «свои заслуги перед человечеством» ни на йоту не превозносил — у меня их попросту не было. Меня вполне устраивает свой древнейший народ.
Огрызко пишет, что Адалло долго не везло с переводчиками… Видимо, ему до сих пор неведомо, что это самый излюбленный миф. Из этого мифа впоследствии вырос и другой миф, что поэтом Р. Гамзатова сделали его переводчики. И у Адалло вы найдете переводы таких высококлассных переводчиков, как Плисецкий, Куняев, Кузнецов… Эти переводы безупречны, но они так ничего и не изменили в общем контексте творчества Адалло.
Огрызко прав. Мне и вправду долго не везло с переводчиками, пока к счастью редактором одной из моих книг не оказался Виталий Мухин. Они познакомил меня с Ю. Кузнецовым, П. Кошелем, Б. Бояриновым, Ст. Куняевым. Переводили меня также Г. Плисецкий, А. Говоров, В. Евпатов, Г. Фролов, В. Байбаков, А. Заяц.
Соглашусь с вами в части неизменности «общего контекста» моего творчества. Чтобы изменить его в условиях Дагестана — я должен был лезть в инструкторы обкома КПСС или в депутаты Народного Собрания. А еще лучше было бы в члены президиума верховного Совета СССР…
Еще один миф, распространяемый жалкими завистниками большого Поэта. Мол, мешал, гноил и даже иногда кое-кого устранял, дабы не было рядом ни одного достойного конкурента. По рекомендации Союза писателей Дагестана, председателем которого был Расул Гамзатов, «обиженный» Адалло поступил в Литературный институт. И от Союза писателей «ущемлённый» аварский поэт получил огромную (по тем временам, да и по нынешним тоже) трехкомнатную квартиру с видом на море. Именно ему Гамзатов доверил руководить секцией аварских писателей и дал отдельный кабинет. Адалло купил машину и построил капитальный гараж тогда, когда для других это было неосуществимой роскошью. Он регулярно издавал книги в Махачкале на родном языке и в Москве — на русском, получая немалые гонорары. Но желчному человеку, который и написал— то не так уж и много, по сравнению с кумиром XX века… Тот десятитомники издает, а у этого и на один том еле наберется, да и то, если все революционно-партийные поэмы в него включить.
То, что Р. Гамзатов не любил конкурентов, известно всем. Как и о том, что не только Адалло, но и все обучавшиеся в Литературном институте поступали туда по рекомендации СП Дагестана. А вот вопрос трехкомнатной квартиры «с видом на море» подлежит разъяснению: я добился того, чтобы горисполком г. Махачкалы выделил для Союза писателей три квартиры с расчетом на то, чтобы трехкомнатная достанется моей семье, а две двухкомнатные будут распределены по усмотрению председателя Союза писателей. Как только документы оказались на руках у Р. Гамзатова, он «подарил» трехкомнатную квартиру кумыкскому писателю М. -С. Яхьяеву, у которого была уже точно такая же трехкомнатная квартира. Вторую кое-как удалось получить мне. А третья квартира исчезла. Куда она делась, известно одному Аллагьу и потом Р. Гамзатову.
Здесь возникает вопрос: кто кому дал квартиру — Адалло Гамзатову или Гамзатов Адалло? Этот вопрос я задаю вам! К вашему сведению, в 1976 году я сдал Союзу писателей двухкомнатную квартиру и поселился в ту, «с видом на море».
Относительно того, что я купил машину, построил гараж, издавал книги, получал гонорары, могу ответить вам следующее. Прежде чем ударяться в ревизию моего скромного имущества, сопоставьте его с активами вашего «кумира». Быть может, в вас поубавится желчи, которую вы щедро изливаете в своих многостраничных «Мифах о поэте Адалло». Я рад, что вы сами сняли с себя покров и во всей наготе бесстыдно предстали перед публикой.
Здесь я вынужден повторить ваши слова: «… но желчному человеку, который и написал-то не так уж много, по сравнению с кумиром XX века… Тот (Р. Гамзатов) десятитомники издает, а у этого (Адалло) и на один том еле наберется… ». К вашему сведению, неуважаемая, я уже издал 56 книг, в том числе 12 томов собранных сочинений, вышли мои книги и на английском, русском, турецком и арабском языках. Еще в начале двухтысячных годов только в Стамбуле в переводах на турецкий язык вышли мои четыре книги, а пятая в настоящее время находится в издательстве.
Вот и Огрызко пишет: «Поэт всегда видел себя только первым»… Мечтать не вредно и не трудно… Трудно стать первым, а еще труднее им остаться.
Пусть Вячеслав Огрызко простит меня, но я никогда не видел себя первым. С самого начала своего литературного творчества я видел себя выше, а аварскую пишущую шпану где-то там, внизу в глубокой, темной и вонючей яме. Мало кто делал попытки выбраться из нее. Но однажды, заметив проблески таланта, мне с трудом удалось вытащить оттуда одного молодого человека. С тех пор прошли годы. Он писал повести, пьесы, даже какой-то роман. Его хвалили. Стал редактором и даже замом главного. Совсем недавно он стал и лауреатом какой-то премии. При каждой встрече он мне говорил, что если бы не я, то он не имел бы все это. «О, как я благодарен тебе!» — повторял он часто.
И вот на днях я позвонил к нему и попросил организовать передачу для телевидения или, на худой конец, радио об одной малоизвестной, но крупной исторической личности. Тема ему понравилась, но сказал, что он не допустит, чтобы я участвовал в передаче. Почему? — спросил я. «Потому, — ответил он, что власти тебя ненавидят». Так, так, так. Я понял, что тот, кто вырос в той глубокой, темной и вонючей яме, несмотря ни на какие предложения о помощи, из нее не выходит: он навсегда остается там.
Понимаете ли вы, для чего я привел этот пример? А вот для чего. Когда-то вы перевели на русский язык мои стихотворения. Скажу прямо — перевели не так плохо. Я их печатал в своих книгах вместе даже с переводами Ю. Кузнецова, Ст. Куняева, Плисецкого. Почему же я в дальнейшем перестал сотрудничать с вами? Потому, что вы, набив руку на моих произведениях, жадно бросились переводить все, что попадет под руку. И все, что попадало вы подгоняли под одну гребенку. Что только стоят переведенные вами и чрезвычайно богато оформленные 38 или 40 томов (!) одного высокопоставленного чиновника, олигарха со множеством магазинов, ресторанов и других крупных доходных заведений? Они изданы не в Махачкале, а в С. Петербурге. Почему?
Из всего этого я сделал вывод: вы, далеки от истиной поэзии. Вы, на мой взгляд, -ремесленник. И ваши грезы — деньги, деньги, деньги. Не поэзия привела вас в Дагестан, а замужество и, конечно же, в основном не без моего жизненного легкомыслия вы оказались у золотой жилы, из которой и поныне жадно черпаете земные блага. Золотой жилкой стал для вашей семейки и Р. Гамзатов, которого вы называете не иначе, как кумиром планеты XX века. Конечно же, он ведь взращивал себе подобных преемников. Результат — ваш муж, бывший или настоящий, я не знаю, — стал председателем СП, вы являетесь его заместителем, а сын, не имеющий отношения к литературе — член Союза писателей России. Он же, ваш сын, незнающий ни один язык Дагестана, сидит в кресле главного редактора всех выходящих на национальных языках художественных журналов республики. Если кто-то вдруг спросит вас: как вам все это удается, вы же не скажете ему, что будучи украинкой или там иной национальности выдаете себя за русскую. Ох, как вы этим при ссоре когда-то напугали своего «кумира XX века». «Бывало и я с ним ссорилась, как и другие» — пишете вы в своих «мифах». Какое нежное воспоминание! А стакан с водой, который при ссоре полетел в его рожу? Ох, извините, в лицо?!.
Мне довелось работать со многими подстрочниками Адалло, как и с подстрочниками Кадрии и других талантливых дагестанских поэтов. И не было в них ничего такого глобально-философского, чтобы подняло поэзию Адалло на недосягаемую высоту. И даже совершенные переводы Юрия Кузнецова не спасли его творчество в целом:
«На высокой вершине
Я воду прозрачную пил.
Среди света и сини
Я слезы горючие лил.
Под ногами открылась
Свистящая бездна моя
И в глазах помутилось,
И горько я плакал друзья».
Не понимаю, почему автору статьи эти довольно банальные поэтические раздумья кажутся необыкновенно гениальными, но он с пафосом достойным лучшего применения продолжает: «… благодаря Кузнецову Адалло открылся русскому читателю как поэт философского склада ума. И в этом он оказался сильнее Гамзатова, которого власть ещё в 1950-е годы выбрала на роль первого поэта Дагестана. Одно не учли Адалло и Кузнецов — деловую хватку Гамзатова и его ближайшего окружения. Гамзатов оказался опытным царедворцем и искушённым интриганом. Он всегда хотел быть на Олимпе только один. Став ещё при жизни своего рода витриной Дагестана. Зорко следил за тем, чтобы рядом не появились мощные конкуренты. Одних он убирал со своего пути травлей в печати, других развращал незаслуженными почестями, вокруг третьих организовал заговор молчания.
Он был инициатором многих Дней литературы в Москве, Ленинграде, Волгограде и других городах и союзных республиках страны. Он был человеком с мощным чувством державности. И это многих раздражало.
К сожалению, мне приходится повторять написанные вами черным по белому лживые слова: «Мне довелось работать с подстрочниками Адалло. И не было в них ничего такого глобально-философского, чтобы подняло поэзию его на недосягаемую высоту. И даже совершенные переводы Юрия Кузнецова не спасли его». Возникает вопрос. Какого же дьявола вообще вы взялись за переводы столь негодных для вас моих стихов?! А знаменитый русский поэт Ю. Кузнецов от души перевел их. Видно, даже это вам ничего не говорит? Потрясающе! В отличие от вас председатель СП и муж (?) ваш М. Ахмедов вот как отзывается о моем творчестве: «… произведения Адалло, которые я с детства знал, читал — это замечательные книги. Они остались и останутся навсегда. Он с первой и до последней книги, каким был замечательным поэтом, таким и остался». Так, кто же из вас прав? Кстати, ни в творческом, ни в личностном отношении я вам обоим не верю. Святость поэзии, парит на недосягаемой высоте, для литературных обезьян и серых ворон изрыгающих всюду всевозможные сплетни в угоду в изобилии порожденных соцреализмом фальшивых кумиров.
Мне еще и еще раз приходится обращаться к вам, с вопросами. Я снова вас спрашиваю, какого дьявола вы перевели мои «довольно банальные поэтические раздумья»? Для того ли чтобы когда-нибудь разнести их в пух и прах? Или вы в самом деле уверены, что главный редактор всемирно читаемой газеты Вячеслав Огрызко и классик русской поэзии Юрий Кузнецов не доросли до вашего миропонимания? И почему вас так жутко задевают слова В. Огрызко о том, что «Адалло оказался сильнее Гамзатова? Не идолохульство ли тут вас взбесило? Видимо, так оно и есть, ведь вся литература, особенно поэзия того периода, была направлена не только на создание идолов, но и приукрашивания их всеми цветами радуги. Вы с гордостью пишите, мол, его (Гамзатова) «власть еще в 1950 годы выбрала на роль первого поэта Дагестана». К сожалению, у нас, в Дагестане, власть остается прежней. Она изменила только свой фасад. И это очень выгодно для таких бизнесменов от литературы, как вы.
О царедворстве, интриганстве и слежке за конкурентами вашего кумира известно многим, в том числе лично вам. А в основе приписываемых вами ему заслуг в проведении в Москве и других городах СССР Дней литературы, лежала опять-таки корысть. Едут туда, поют им дифирамбы, дарят подарки и пьют… Через некоторое время приглашают тех к себе и повторяется тоже самое. И все это, конечно же, за счет налогоплательщика. Что из себя представляли всякие Дни, Недели, Декады конкретно описано в художественно-документальной повести С. Липкина «Декада». Она была опубликована в двух номерах журнала «Дружба народов» (№№ 5и 6 за 1989 год) и издана отдельной книгой 50 тыс. тиражом. В ней речь идет именно о Союзе писателей и властей Дагестана. У нас ни книгу эту, ни номера журнала «ДН», где она была опубликована, не найдешь. Поступившие в республику экземпляры книг (5 тыс) были, говорят, уничтожены. Не случайно ведь.
Не случайно наверняка и то, что один из главных героев повести С. Липкина по имени Мансур и кумир ваш поразительно похожи друг на друга даже больше, чем братья-близнецы. Вот послушайте. «Поэму о Сталине Мансур сочинял не для единоплеменников, а угождал московскому вкусу начальников литературы и тем самым сильно облегчил задачу переводчика. Мансур обладал природным нюхом, а годы, проведенные в Москве в Литературном институте, этот нюх обострили. Он понимал, что надо русским советским писателям».
Или «Мансур бывал в Москве чуть ли не каждый месяц — то приезжая на сессии Верховного совета (он стал депутатом), то на заседания Союза писателей, как глава писательской организации республики, то, отправляясь в заграничную поездку, то из нее возвращаясь. Мансуру после того, как он стал лауреатом Государственной премии, присвоили и звание народного поэта». Ну, что вы скажете мне на все это?!
В своей статье главред «Литроссии» не столько занимается анализом творчества Адалло, сколь рисует нам его революционно-мифологический портрет: «Адалло стал одной из жертв интриг Гамзатова. Используя связи в Москве и Дагестане, Гамзатов, ставший в эпоху брежневского застоя к началу 1980-х годов несменяемым руководителем Союза писателей Дагестана, зачастую творил что хотел, и никто не мог ему и слова поперёк сказать. Лишь Адалло неоднократно пытался публично осадить зарвавшегося царька и призвать его к ответу. Но поэту тут же давали отлуп: мол, на кого замахнулся».
Прав ведь В. Огрызко. Так и было! Признавая себя одной из многих жертв, я заявляю вам, что никогда не нуждался в чьей-либо помощи. Лишь бы мне не мешали — вот о чем я мечтал.
Да, Гамзатов действительно использовал свои связи в Москве по полной программе, построив для писателей два жилых дома по спецпроектам, где в то время получили квартиры все авторы. Да, это «царёк» Гамзатов помогал добывать средства для ликвидации последствий землетрясения в республике, устраивать больных дагестанцев в лучшие московские клиники… Это он добился открытия в Дагестане литературных журналов (в том числе и детских!) на всех национальных языках. Что было не только важным событием в культурной жизни республики, но еще и появлением многих рабочих мест для профессиональных дагестанских литераторов (со стабильной зарплатой и немалыми гонорарами). Кстати, одно из этих мест (редактора аварского детского журнала «Соколенок») благополучно занял именно Адалло («бедная жертва гамзатовских интриг!»).
Этот образ из ваших «мифов» напомнили мне следующие строки, автором которых является ваш кумир:
Мы стоим у звонких наковален,
Растим сады в Сибири и Крыму
Мир счастлив тем, что есть
Товарищ Сталин,
Что время поклоняется ему
Когда же произошло разоблачение культа личности, он, ваш кумир, немедля заявил: «Мы были слепыми». Как только оскудеет «золотая жилка» и вы, я уверен, будете говорить те же слова. И не единожды, а много раз.
А по поводу мифической смелости Адалло по отношению к Расулу Гамзатову, которого он якобы призывал к ответу, у меня вообще нет слов. Я думаю, гораздо больше сказали бы о том времени фотографии давно минувших лет, на которых рядом с «литературным тираном» Гамзатовым запечатлен весьма почтительный и вежливый Адалло.
У вас нет слов по поводу «мифической смелости» Адалло? Странно! Вы ведь участвовали в общем собрании писателей с приглашением журналистов, артистов, художников, обкомовских и райкомовских работников. Вы ведь видели как я там заявил о своем выходе из членов СП СССР и, положив на стол перед Р. Гамзатовым свое Открытое письмо, поднял руку на прощание и ушел. Не видели?… Не надо врать. Видели! И вообще при чем здесь смелость?. .
Я, прекрасно понимал на что иду и представлял все возможные лично для себя последствия такого шага. Ведь из двенадцатитысячной армады членов СПни разу ни один добровольно не вышел из него. Даже высланные когда-то из СССР и после «перестройки» вернувшиеся, так называемые, диссиденты слезно просили восстановить свое членство в нем.
Если, как вы описываете, в 1992 году Союз писателей был бы настолько бедным и запущенным, то вряд ли диссиденты тоже стремились вернуться в него. Кроме того, я хотел показать личный пример тем членам СП Дагестана, которые постоянно шептали мне на ухо о безобразиях морального и особенно финансового характера, устраиваемых там. По своей наивности я полагал, что за мной последуют остальные и в нем останутся только наиболее преданные начальству подхалимы.
О фотографии придется побеседовать с вами спокойно и доходчиво. Начну с вопроса — вы поставили перед собой задачу во что бы то ни стало сделать из меня «весьма почтительного и вежливого» царедворца, уподобить тем холуям от литературы, которые неустанно искали случай оказаться в окружении хозяина? А я же — как мог — избегал этого. Вы могли видеть только одну фотографию, где Он и я сидели вместе за одним столом. Это случилось на сцене аварского театра. Шел вечер поэзии. Он произнес вступительное слово, затем предложил мне вести вечер. На нас были направлены множество фотоаппаратов и телекамер. Может быть, тогда я оказался вместе с Ним на фотографии. Не знаю. О его существовании я слышу впервые от вас.
Прочитав ваши «Мифы о поэте Адалло» я не мог не прийти к выводу, что вы решили размазать меня своими хитроумными сплетнями. Для чего? Зачем? Чтобы на моем, доведенном вами до минимума фоне, демонстрировать раздутую фигуру своего кумира? Раз вы решили пойти на такое, то я вынужден информировать вас о том, что этот ваш кумир когда-то посвящал мне шесть или семь своих стихов. Я же ему — ни одной строки. Почему? Объясняю: я понимал для чего он мне, да и многим другим посвящал их. Расчет на обратное посвящение ему. Например, в своей книге «Конституция Дагестана» член конституционного суда России Г. Гаджиев вложил в уста некоего Фатхалле следующие потрясающие слова: « — А для нас, египтян, вообще, для всех арабов Расул — это бог». «Поэзией Р. Гамзатова освещена вся наша планета», — говорит своим студентам один из профессоров Дагпедуниверситета. Писать подобное я оказался неспособен. Допустим, все же случилось, что я ответил на его посвящение мне посвящением ему, тогда я оказался бы в числе «избранных» организаторов праздников для вас и всех окололитературных сплетников, завистников и холуев.
Посвящение своих стихов различным людям было одним из Его методов упредить критику в его адрес. Не даром Он часто повторял: «если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, то будущее выстрелит в тебя из пушки» собственное флюгерство не единожды ставило его перед зияющим дулом пушки, но он всякий раз — в несвойственной горцу манере — унижающе «каялся».
Он бы и оставался таким же почтительным, если бы не грянул 1991 год… Именно после развала Советского Союза, который в отличие от Гамзатова и Кузнецова, Адалло приветствовал всей душой, он почувствовал, что пришло его время…
Об этом времени Расул Гамзатов вскоре напишет:
«Наступило время шарлатанов
И заполонило магистраль»…
Не смейте произносить имена Гамзатова и Кузнецова вместе, они далеки друг от друга. Кузнецов любил, очищал и укреплял СССР, а Гамзатов, как корову, жадно доил его для себя. Каждое существо на земле порождает себе подобное. Сука порождает суку, корова — теленка, курица — цыпленка и т. д. Таким образом советские шарлатаны тоже оказались плодовитыми. Вот они рождали шарлатанов и ими сегодня «заполнены магистрали».
О развале Советского Союза могу сказать: да, я его приветствовал и был уверен, что пришло мое и многих других время. Но ошибся…
В отличие от Адалло, у которого, по словам Огрызко, «обиды накапливались даже не годами — десятилетиями. А в конце горбачёвской перестройки, когда власть вожжи несколько отпустила, недовольство вылилось в протестное движение, тут же приобретшее национальную окраску».
Обиды на кого?. . На государство, на Россию, которая его выучила в Литературном институте?. . На Союз писателей СССР, на Расула Гамзатова, благодаря которым он получил прекрасное благоустроенное жилье, стабильную работу, возможность отдыхать в элитных домах творчества, издавать книги в республиканских и столичных издательствах, стать известным в Дагестане писателем?. . На партию, куда он охотно и добровольно вступил (я утверждаю это как человек добровольно не вступивший в ее ряды), когда это было ему нужно?. . Просто настал смутный 1992-й… И «все обиженные и оскорбленные» почуяли запах безвластия, на обломках которого можно было наконец-то удовлетворить свои непомерные политические и иные амбиции… Именно в это время Адалло демонстративно положил на стол свой партбилет и громогласно отказался от членства в Союзе писателей СССР.
А в 1992 году в выходе из партии уже не было ничего героического… Скорее действо это было трагикомическим… К тому же, мало кому известно, что в феврале 1992 года Адалло вышел на пенсию, ведь работа в Союзе писателей Дагестана образца 1992 года, где не было ни света, ни тепла, а на зарплату можно было купить полботинка, его больше не прельщала… А тут такой общественный резонанс… Такая непомерная отвага — наплевать на то, что уже оплевано и растоптать то, что уже растоптано…
Вы спрашиваете на кого, мол, я обиделся. Отвечаю — государство имеет свои законы и Конституцию. Чего на него обижаться? Россия — понятие географическое, следовательно, и она не виновата. СП СССР тоже всего-навсего учреждение. Обиду миллионов людей, в том числе мою тоже, постоянно подогревали чиновники в основном состоящие в КПСС. Подчеркнуто заявляю — не Россия и не государство.
О моей партийности — разговор особый. Вы утверждаете, что я вступил в ее ряды не добровольно. Правильно. Так и было. Долгие месяцы и годы я провел меня нигде не приняли на работу и печататься было негласно запрещено после критического выступления первого секретаря обкома КПСС Умаханова. Мне жутко надоело это все и решил время от времени обратиться к председателю СП Дагестана с просьбой устроить меня где-нибудь на работу. Однажды он обнадеживал меня тем, что сказал «подумаю». А думал он почти четыре года. Наконец, спросил меня: имею ли в грудном кармане рубашки билет члена КПСС. Когда я ответил отрицательно, он указал на дверь кабинета рукой и грубо предложил пойти трудится в морском порту. Терять мне было нечего. Уйти от него с опущенной головой, я не мог. Жестко парировав, что пойду только туда, куда Бог пошлет, а не всякие земные идолы, я тотчас же покинул его кабинет. В тот же день ко мне на квартиру грянул Шахтаманов и вручил мне рекомендацию для вступления в партию. Читаю и глазам своим не верю — меня рекомендует сам Расул. Это меня нисколько не обрадовало, наоборот, страшно удручило, словно опять попал в капкан. Игнорировать рекомендацию Расула и отказаться от вступления в ряды КПСС было невозможно. Тут уж я точно оказался бы врагом народа. Обо всем этом я подробно писал в своей поэме «Живой свидетель», которая была опубликована в двенадцати номерах республиканской газеты «Истина». Правда, я в поэме имя Расула сделал Лусар. Читайте имя наоборот.
И Огрызко радостно восклицает: «Адалло неожиданно оказался у руля народного фронта аварцев. У него появилось немало сторонников. Десятки тысяч людей пошли за своим поэтом. Но политический лидер из него получился слабый. Я уже сотни раз писал о том, что литература — дело одинокое. В отличие от политики, где, наоборот, очень многое решает команда. А у Адалло надёжной и умной команды не оказалось. Отсюда — его драма и куча наделанных ошибок».
Всё это мог написать человек, абсолютно ничего не смыслящий в политической ситуации в Дагестане начала 90-х годов… Никакие тысячи и даже сотни за Адалло не пошли. Да и политическим лидером аварского движения стал вовсе не он…
Здесь внесу небольшую поправку. В. Огрызко чуть ошибся. Не у руля народного фронта оказался Адалло, а общественно-политического движения аваров «Джамаат», куда входил и народный фронт. А что касается вашего заявления о том, что «Никакие тысячи и даже сотни за Адалло не пошли», то в качестве ничего не смыслившего в политической ситуации в Дагестане существа выступаете вы, как никто другой. Вынужден напомнить вам о том, что создателем «Джамаата» и в дальнейшем (до проникновения в него тайных «посланцев» властей) единогласно избранным председателем был я. Не «тысячи и даже сотни», а сотни и сотни тысяч люди шли за нами. Многочисленные митинги на центральной площади Махачкалы, съезды, конференции и охваченные страхом «верхи» останутся в истории Дагестана навсегда.
Чтобы полнее раскрыть образ Адалло в начале 90-х, ставшего еще и редактором исламской газеты в Дагестане и позиционировавшего себя как борца за чистоту веры, нельзя не процитировать его стихотворение «мое имя» в переводе Г. Плисецкого, вошедшее в сборник стихов Адалло «Мой аул», изданный в советские годы:
Родня мне обычное имя дала:
как многих, назвали меня — Абдулла.
Лет десять прошло, и какой-то мудрец
мне имя мое объяснил, наконец:
«Раб божий, Аллаха слуга — Абдулла!»
Вот что это значит. Такие дела.
Я громко смеялся. Я жизни был рад.
Не знал я такого понятия — «раб».
Веселым казался мне мир и простым.
С годами, однако, восторг поостыл.
Я понял в течение этих годов:
полно в этом мире богов и рабов.
Нашел я того старика — знатока
по части арабского языка:
«Аллаху служить не желаю, старик.
Как там «справедливость»! Узнай-ка из книг!»
Я стал — Адалло. Но почти что у всех
в ауле моем это вызвало смех.
Ведь так же звучит и читается так
аварское слово: «блаженный», «чудак».
Благодарю вас за то, что привели стихотворение «Мое имя», чтобы, как вы пишите, полнее раскрыть мой образ. Да, меня просили редактировать газету «Путь Ислама» что я и делал с удовольствием, но позиционировать себя как борца за чистоту веры я считал для себя делом нескромным. А стихотворение «Мое имя» из-за казуса, допущенного Г. Плисецким в переводе, превратили в орудие для нападок на меня.
С особой ненавистью через газет орали на меня, как ни странно атеисты типа Абашилова и иже с ним. По тому же пути пошли и вы. Если я писал «Аллаху служить не желаю, старик… », то Духовное управление Дагестана никак не допустили бы меня к редактированию своей газеты. Могли даже подвергнуть анафеме.
Казус заключался вот в чем: Г. Плисецкий скорее всего, не верно понял смысл моей строки — «Господам (земным) служить не желаю… »
Написанная мною еще в 1953 году, т. е. 60 лет тому назад, это стихотворение опубликовано в моей книге избранных произведений, вышедшей всего год тому назад в дагестанском государственном книжном издательстве (страница 92). Оно вошло также в первый том (стр. 184), моих двенадцатитомных сочинений.
Ну как, вы еще не покраснели? Нет, конечно! для этого надо иметь совесть.
Во второй части своих «Мифов о поэте Адалло» вы, утверждаете, что Р. Гамзатов, человек не предавший своих идеалов. Позвольте не поверить вам. Он совсем не имел идеалов, кроме как, во-первых, выслужится перед всеми новоявленными вождиками и, во-вторых, не упустить возможности поиметь деньжат. Обыкновенный бизнесмен от литературы. Все это я беру не с потолка, а исхожу из конкретных фактов. Надо же кому-то когда-нибудь «сойти с ума», чтобы вызволить из неволи правду о черных ходах в святая святых — литературу. Одним из главных черных ходов я считаю так называемые подстрочные переводы, которые очень часто не соответствуют оригиналам. Авторы тутпросто мошенничают. Мне неудобно, но придется говорить еще об одном черном ходе. Это изделия кубачинских, унцукульских, гоцатлинских мастеров, табасаранские ковры, коньячные ящики, андийские бурки, кинжалы, рога и прочая утварь…
Все это привело к упадку не только нашу литературу, но и всю культуру. Даже бытие горца встроилось в русло страстей партии и ее литературных холуев. Холуйство стало нормой жизни. Молодые шли за старшими. К сожалению, в какой-то отрезок времени юношества и я не видел иного выхода из тех угнетающих душу обстоятельств, кроме как принять установившиеся правила игры. К счастью, игрок из меня не вышел. Я оказался совсем тупым и неповоротливым. Заметив проникшего в свои ряды чужака, Система тут же оттолкнула меня до самого архангельского лесоповала, где мерз до самой смерти Сталина. Не на это ли вы намекаете в своих «Мифах», когда пишите о том, что государство и Россия «простого аульского паренька, да еще с судимостью, выучила сначала в Махачкалинском педагогическом, а потом в московском Литературном институте»?
Никак не могу понять, для чего вам нужно лезть в то, что произошло задолго до вашего рождения? Я обращаюсь к вами в вашем лице к тем, кто участвовал в сочинении «Мифов о поэте Адалло».
Да, я был заместителем прежде всего председателя Конгресса народов Ичкерии и Дагестана. Раз вы так скрупулезно изучили все, что связано со мной, то следовало бы поинтересоваться и о том, какие взаимоотношения в те годы существовали между Россией и Ичкерией. В Кремле встречались президент России Ельцин и президент Ичкерии Яндарбиев. После там же состоялась встреча того же Ельцина и новоизбранного президента Ичкерия Масхадова. Стороны подписывали договора, признавали друг друга и все шло к миру. В это время Ш. Басаев занимал пост премьер-министра Ичкерии. Именно тогда я и был избран его заместителем по Конгрессу. Напрасно вы с таким неудержимым азартом клевещете на меня. Чтобы угомонить вас приведу ниже слова из интервью председателя верховного суда А. Атаева газете «Новое дело» 5 октября 2004 года: «Суд принял решение в отношении к Адалло исключительно на основании представленных обвинением доказательств. По этому делу не было ни одного потерпевшего или свидетеля. Я не согласен с тем, что Адалло вынесен мягкий приговор, я бы даже назвал этот приговор суровым с учетом того, какие доказательства вины подсудимого были представлены суду органами следствия и прокуратурой».
Еще вот что пишет в своей книге «Охота на волков» стр. 182 журналист и юрист М. Иорданов: «Кстати, в уголовном деле на Адалло имеются запросы прокуратуры в МВД и ФСБ о предоставлении данных по поводу преступной деятельности фигуранта. На эти запросы оба ведомства дали отрицательные ответы, что позволяет серьезно сомневаться в юридической обоснованности уголовного преследования поэта».
Я уверен, что никакие доводы вас не протрезвят. Тем не менее привожу их, надеясь на то только, что удастся прочистить кое-кому мозги, отравленные ядом ваших сплетен. Вместе с вами главными источниками и распространителями поганых слухов обо мне оказались еще трое согратлинцев и столько же гидатлинцев. Вам и этим нескольким активистам удалось-таки создать видимость, будто бы два с половиной миллионов дагестанцев поют в унисон с ними. Вы, конечно же, хорошо помните, «волну гнева дагестанской молодежи, выразившуюся в расклеенных на столбах доморощенных листовках с текстами: «Смерть предателю Адалло!».
Ответьте, врали ли вы также нагло до приезда на заработки в Дагестан или проходили курсы усовершенствования уже здесь? Не случайно ведь появились в вашем тексте слова о доморощенных листовках. Значит вы знали, что эти листовки печатались в редакции газеты «Молодежь Дагестана» и ее главный редактор Г. Абашилов доверял расклеить их только троим пацанам — своему родственничку, его соседу и … вашему сыну. Вот только эти трое, скрываясь от посторонних глаз, несли «волну гнева дагестанской молодежи» двум-трем столбам Махачкалы. Когда я вернулся из за рубежа Г. Абашилов подошел ко мне с протянутой рукой и сказал, что он очень рад видеть меня снова. Там же я публично простил его. Это случилось в научном институте языка и литературы, где ученые обсуждали составленный мною и М. Аварсом новый алфавит аварского языка для интернета. Но потом, к глубокому сожалению, Гаджи Абашилов был расстрелян неизвестными.
Очень забавно звучат ваши слова: «… а на иных еще и строчил жалобы в высокие инстанции (один из фигурантов этих жалоб, народный писатель Дагестана, слава богу, еще здравствует»). Жалобы строчил я?. . Адалло?!. Потрясающе!
Вы выдали одного из своих соавторов «Мифов». Это бывший главный редактор детских журналов на национальных языках Расулов.
Дело было так. Вместо ушедшего на другую работу Бубы Гаджикулиева ответственным секретарем редакции журналов «Соколенок» был назначен я. В мою обязанность должна была входить и финансовая часть деятельности. Я заявил, что не буду брать ее на себя до тех пор, пока не проведут ревизию. Главный редактор считал, что я игнорирую свои обязанности. Тогда я при всех сотрудниках позвонил в КРУ (Контрольно-ревизионное управление) министерства финансов и попросил прислать ревизоров. Ревизия установила, что более семидесяти тысяч рублей пошли не по назначению. Узнав об этом, Буба Гаджикулиев побежал к Р. Гамзатову и после короткой беседы с ним, повесился. Финансовые документы ведь подписывал он, а не главред. Это было время, когда человека, растратившего десять тысяч рублей, расстреливали по судебному приговору. Но смертью Гаджикулиева никто не заинтересовался. И после него и до него таких смертей было немало, в частности, среди писателей. Например, повесились поэты А. Шейхов, X. Аджигельдиев, М. Магомедов, прозаик Б. Гаджикулиев, а труп поэта А. Абдуллаева нашли выкинутым на мусорной свалке, поэтессу Кадрию зарезали в собственной квартире, со дна канала Октябрской революции вытащили труп бухгалтера Союза писателей Асильдера, самоубийство писателя Дмитрия Трунова остается все-еще не раскрытым. Почти в одно время умерли еще совсем молодые поэт 0. — Г. Шахтаманов и прозаик А. Абу-Бакар, со множеством гематомов на теле был найден на улице певец вашего кумира М. Омаров, при загадочных обстоятельствах покинул сей мир прозаик Яралиев… С дипломом об окончании Литературного института пойти в чабаны пришлось поэту Шах-Рудину. Его игнорировали. Он умер будучи еще молодым, мечтая увидеть изданной хотя бы малюсенькой своей книженки. А Ахмед Абашилов видя что ворота в «храм» поэзии ему наглухо закрыты, ушел в журналистику и, видимо, из-за переживания неосуществленной мечты, умер тоже в расцвете лет. Был у нас и такой своеобразный поэт Хаджи из Ругуджа. Где он, что с ним неизвестно давно. Другой молодой аварский поэт из селения Игали при прилете из Москвы исчез навсегда в районе махачкалинского аэропорта. Невозможно забыть здесь имя Магомеда Алиева, которого нашли мертвым на одной из улиц Москвы, где он был вынужден жить впроголодь. Чем же была вызвана к нему столь жуткая жестокость? А вот чем: его поэмы и стихи перевели на русский язык Е. Евтушенко, Р. Рождественский и такие же популярные поэты. А Олжас Сулейманов в Алма-Ате на казахском языке издал его даже отдельную книгу. Но в Дагестане его не печатали. Страшная вещь зависть. Особенно зависть начальствующих мерзавцев. Здесь не могу не спросить вас следующее: почему, no-вашему, столько трагедий произошли только в Союзе писателей Дагестана, а в союзах композиторов, художников, журналистов, а также научных учреждений и учебных заведений ничего подобного не наблюдалось?!. . Не сомневаюсь, вы не ответите на этот вопрос. Тем не менее я хотел бы выяснить еще кое-что. До сих пор идут не совсем здоровые разговоры вокруг смерти сатирика Н. Алиева и претендентов на его квартиру. В их числе называют вас и вашего сына. Допускаю, что кто-то клевещет на вас, как и вы на меня. Но не могу не спросить вас следующее: певец М. Омаров был тогда вашим мужем. С ним случилась беда. Как же получилось так, что вместо того, чтобы немедленно выяснить и огласить причины, трагедии, вы тут же уехали надолго (!) в родной Харькив? Вернувшись, вам каким-то загадочным образом удалось даже помириться с его женой, которую вместе с детьми Омаров бросил ради вас. Имея под рукой эти и другие факты почему же я, «не строчил жалобы» на вас или кого-то другого? Потому не «строчил», что я всегда предпочитал диалоги с глазу на глаз. А вы тянете меня в свое болото и я вынужден в нем барахтаться. Знаю, вы действуете по «принципу» — бросай в человека грязь, она упадет, а пятно останется. Только не думайте, что я пишу все это для того, чтобы в чем-то вас переубедить. Я обращаюсь к тем, чей разум вам удалось смутить. Прекрасно зная мои принципы, нрав и творчество, вы позволили себе выплеснуть на публику весь этот бред обо мне. Помня о том, что и я не однократно находился на грани суицида, вы приписываете Ему чуткие заботы об мне и моем имущественном благополучии. Вы — не женщина, вы — джиннщина.
Тут, возможно, возникнет у вас вопрос: почему же я все еще жив? Отвечаю — меня удержала от этого шага и спасла религия Ислам, в которой суицид карает вечным Адом.
В самом начале своих «Мифов» вы пишите, что познакомились со мной в 1979 г., работали вместе со мной («тогда еще коммунистом»), дружили семьями, ссорились и мирились. Я что-то не припомню всего этого. Если и была дружба, то она была не очень-то крепкой и продолжалась совсем не долго. Вы же знаете, вскоре, раскусив, с кем имею дело, я тихо-мирно отошел от вас. Прошло почти тридцать лет. Ни наяву, ни даже во сне с тех пор я вас не видел и не слышал. А вы, столько лет тая в себе злобу, неожиданно набросились на меня с надуманными гнуснейшими обвинениями. Если это ваш способ защитить Гамзатова, то он в вас не нуждается. Его очень бережно защищает и возвеличивает власть, которой он всю свою жизнь словом и делом покорно служил. Служил, повторяю, властям, а не своему народу аварскому. И писал-то он с прицелом на то, чтобы перевод оказался угодным властям. Вот что пишет X. Рафаэль (газета «Секрет» 01. 03. 2008г.) по поводу переводов его стихов: «При советской власти многие литераторы, евреи по национальности, как «инвалиды пятой группы» были лишены возможности издавать свои произведения. И поэтому вынуждены были заниматься переводами сочинений тех, которые устраивали власть.
Переводчиками многочисленных сборников стихов Р. Гамзатова, выходивших в годы расцвета его творчества были евреи — Н. Гребнев, Я. Козловский… Они прекрасно владели техникой стихосложения и обладали незаурядным поэтическим даром. Как-то поэт сказал о своем переводчике Я. Козловском:
— Он меня переводит так, что потом, когда я перевожу его обратно на аварский получается совсем другое стихотворение — гораздо лучшее, чем у меня».
Что же вам еще надо после такого емкого признания Р. Гамзатова о своей нечистоплотной деятельности в поэзии?
В завершение этих моих комментарий я прилагаю два— три его стихотворения на аварском языке в сопровождении переводов на русский. Покажите их первому встречному аварцу и спросите его, соответствуют ли оригинал переводу. И тогда станет яснее ясного, что такое черный вход в литературу. В связи с этим я, лучше, расскажу здесь о том, как была издана моя книга стихов «Вспоминания о любви». Я был потрясен тем, что дагестанское книжное издательство неожиданно обратилось ко мне с предложением срочно подготовить для издания книгу стихов параллельно на двух языках — аварском и русском. Сказали также, что она будет красочно оформлена и издана в подарочной серии. Не шутку ли, подумал я, затеяли со мной. Оказалось, издательство на самом деле выбрало меня помимо Р. Гамзатова и десятков народных и прочих маститых поэтов, для издания столь ценой книги. Почему, в чем дело? А в том, что ни один из маститых не захотел, чтобы читатель мог видеть, как проигрывают их «вирши» в сравнении с переводами. А я прежде всего взвесил качество своих стихов и их переводов. Трезво осмыслив их и убедившись в том, что они, оригиналы, ни по форме, ни по содержанию нисколько не уступают переводам, с удовольствием отнес рукопись в издательство.
Отдельно хочу упомянуть о своем стихотворении «Старик», почти слово в слово переведенном Юрием Кузнецовым. Каждый раз, когда читаю этот его перевод, мне кажется, что он состязался со мной и … превзошел в мастерстве. Признаю, «Старик» Юрия мне нравится больше, нежели свой «Херав». Благодаря его переводу стихотворение это породило множество подражателей. А один наш, дагестанский, поэтик на его основе нагло прострочил даже большую поэму, а северо-осетинская киностудия, игнорируя права автора и переводчика, пошла по тому же скользкому пути, создав на ее основе я бы сказал, не совсем удачный художественный фильм…
Теперь коротко о том, как вас «иногда огорчали мои неожиданные и резкие экстремистские выпады против России и русских, на защиту которых я всегда яростно вставала. Эта ярость, к слову, охлаждала националистический пыл Адалло. При этом он уже примиренческим тоном говорил, что просто хотел проверить мой патриотизм. Только в 1999 году я поняла, что в 1979 поэт бесстыдно лукавил. Его ненависть к России была абсолютно искренней и закоренелой.
После этих ваших слов я решил обратиться не столько к вам, сколько к соавторам ваших «Мифов о поэте Адалло». Мне очень жаль Россию и русских, если они нуждаются в таких защитниках, как вы и ваши суфлеры. Что касается того, что ваша ярость охлаждала мой националистический пыл, то вынужден сообщить вам о том, что я являюсь мусульманином, к тому же глубоко верующим. А вы, оказывается, живя столько лет в Дагестане, не знаете, что ислам категорически запрещает национализм, считает его одним из тяжелых грехов. Вы лжете, врете, клевещете. У вас нет вообще понятия о совести, вы далеки от норм приличия и порядочности. К сожалению, мне приходится как-то комментировать эти ваши бестактные «Мифы». Если бы не уговоры знатоков моего творчества и образа жизни Али Муэлумова и Набиса Дагчена, я оставил бы все это без внимания. Ох, какой набор язвительных фраз: «националистический пыл», «примиренческий тон, «проверить патриотизм», «бесстыдно лукавил», «ненависть к России»… После них прямо перед глазами встает 1937 год. Я не представляю, если вы жили тогда, сколько бы душ погубило ваше перо! А быть может, ваше чутье вам подсказывает о приближении новых репрессий?. . И для них не меня ли вы назначили своей первой жертвой?!
Обращаюсь, прежде всего, к вашим компаньонам, а потом только к вам. Впервые мое стихотворение было напечатано в 1949 году. С тех пор прошло 65 лет. Из них всего лет пять, наверное, мне довелось использовать для творчества. Остальные 60 лет мне пришлось тратить только на то, чтобы спасаться от коварства, провокаций и прочих проявлений холуйства со стороны окололитературной шпаны и их над литературной персоны. Мне уже 80 лет. Дважды я вырвался из крепких объятий обширных инфарктов, перенес двойную операцию на сердце. Дайте же мне, в конце концов, хотя бы умереть спокойно!
Адалло
23 ноября 2013г.
Махачкала
Журавли
(на аварском языке)
Дида кола рагъда камурал васал
Кирго рукъун гьеч1ин, къаникь лъун гьеч1ин.
Гьел рик1к1ад ракьазул хъах1ил зобазда
Ват1анин ах1долел х1анч1илъун ругин.
Гьел роржунел ругин Африкаялъул
Я Испаниялъул рорхалъабазда.
Нак1к1азда гьоркьосанкуркьбал хьваг1улел
Ракьалде нух къосун къваридго ругин. —
Гьелъин дун зобазухъ балагьун вугев…
Дида гьел рихьана океаназда,
Огь, хъах1ал чайкаби, чаг1и руго гьал.
Цо ч1инк1иллъиялде диде ах1дана
Дагъистанин абун к1иго итарк1о.
Гьаб дир бет1ералда гьезул т1елаца
Т1авап гьабич1еб бак1 кибго хут1ич1о.
Цояца ах1ула — «лъимал, лъимал» — ян
Цойгиял ах1дола — «эбел, эбел» — ян,
Гьелъин дун зобазухъ валагьун вугев…
Рач1уна неккиял къайи цадахъал,
Къукъа-къукъа гьабун, — къункъраби г1адин,
Гьез к1и-к1иял рекъон, яги цо-цояз
Цадахъ вилълъайилан ах1ула диде.
Воржина, къункъраби, къо гцварабго дун, —
Цоги ах1ич1еб кеч1 ах1улев вуго.
Бук1ина дирги рак1 мискинаб зодихъ,
Ват1ан, ват1анилан, эбел, эбелин, —
Гьелъин дун зобазухъ валагьун вугев…
P. Х1АМЗАТОВ
«Къункъраби» «Tlaca рищарал асарал», 1970 с.
стр. 376
Журавли
(подстрочный перевод)
Мне кажется, отсутствовавшие (погибшие)
мальчики на войне
нигде не похоронены, не лежат в могилах.
Они в голубых небесах далеких земель
О родине кричат, как птицы.
Я представляю как-будто они
Летают на высотах Африки или Испании.
Заблудившись в облаках, потеряли они
дорогу на родину.
И это навлекло на них печаль.
Поэтому-то я гляжу в небеса.
Я их видел в океанах,
Ох, белые чайки, люди ведь вы.
На одном острове произнеся слово «Дагестан»
Кричали мне два итарк1о (ястреба).
Всюду, где бы я не побывал,
Над моей головой кружились они.
«Дети, дети» — кричат они,
«Мама, мама» кричат другие .
Поэтому-то я гляжу в небо.
Приходят древние, у которых общие дела,
Приходят как журавли группами.
Они вдвоем или каждый отдельно
Меня зовут идти вместе с ними.
Полечу и я, журавли, когда настанет день, —
Еще одну не спетую песню пою.
Будет и мое сердце в бедном небе
Кричать: «о родина, родина, о мама, мама»
Р. ГАМЗАТОВ
«Журавли» «Избранные произведения», 1970г. стр. 376
Журавли
«русский перевод)
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по полям людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Р. ГАМЗАТОВ
«Журавли» «Избранные произведения»
1970г. стр. 376
Адалло: «Я терпеть не могу стадо!»
Про Адалло писали многие. Но ни один из материалов меня не устраивал. И когда представилась возможность познакомиться с Адалло, я ее не упустила.
— Так вот. Вы демонстративно вышли из Союза писателей СССР, написав открытое письмо, где клеймили и бездарность, и продажность, и рабскую сущность своих коллег…
— Так ты это читала? И какое твое впечатление? Разве есть там фальшивка?
— Вы столько лет просидели в этом «гнойнике», как вы говорите, в Союзе писателей, и вдруг, когда СССР уже развалился, а СП перестал быть кормушкой, с помпой вышли из него. Такое позднее прозрение?
— Я ждал удобного момента.
— Ждали 20 с лишним лет удобного момента?
— Подожди, подожди. Ты хочешь сказать, что я корыстный? Если бы я выгоды искал, то был бы сейчас одним из этих, керимовых. И насчет Союза писателей: разве сегодня вся эта «кормушка» не продолжается? Разве они зарплату не получают? Я их человеком не был с 80-го, даже с 75-го года. Я уже тогда хотел вырваться, но нужен был удобный момент. И удобный момент настал, когда в одном зале сосредоточились все обкомовские работники, райкомовские работники, творческие организации, когда и радио, и телевидение, и газеты, тогда настал этот самый удобный момент! Чтобы вслух, при всех, прямо в лицо сказать то, что хотел! И не думай, что это был красивый жест, потому что последствия могли быть очень, очень серьезные.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги