Гаргулья из главного управления

4

Все это — одна долгая социальная пытка, поэтому, конечно же, в баре отеля проводится спонсируемый компанией «счастливый час».

И, конечно, здесь шумно; это бар. Никто не делает бары, где музыка звучит на разумной громкости, и они строго придерживаются правил пожарной безопасности в отношении количества людей, которые могут находиться в здании, и, возможно, есть освещение, не вызывающее мигрени.

Предполагалось, что я буду наблюдать за Кэти и Тедом, но в настоящее время у меня нет сил искать их. На самом деле я не знаю, как выглядит Тед, и я думаю, что Кэти избегает меня.

Прямо сейчас план состоит в том, чтобы выпить, посмеяться над парой шуток, поставить бокал, когда он опустеет, ускользнуть, как будто направляюсь в туалет, но в последнюю секунду повернуть к лифтам.

По крайней мере, таков план до тех пор, пока горгулья, как и каждую встречу до этого, не занимает место у стойки рядом со мной. Он смотрит мне в глаза так, как будто, предположительно, он ожидает разговора.

— Эти совещания действительно отняли у меня много сил, — говорю я, слегка встряхиваясь, и это уже кое-что. Я не могу продолжать говорить о погоде.

— Некоторые слайды суше других, — кивает он. — Ты сделала достаточно заметок?

— Я заполнила два блокнота и почти израсходовала всю ручку, — говорю я ему с легким оттенком гордости, потому что это правда. Это просто куча каракулей. Но прошло много времени с тех пор, как я работала шариковой ручкой, и я вполне довольна тем, как они получились. Обычно у меня не хватает терпения на растушевку штрихов, но с середины пятичасовой презентации у меня нашлось время.

Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь по этому поводу, когда нам протягивают напитки, и бармен исчезает в облаке дыма.

Я делаю паузу и отгоняю эту мысль. Я не собираюсь рассказывать ему о себе. В этом направлении двигаться опасно. И мы уже движемся туда. Я не знаю. Я не хочу смешивать работу и мое искусство.

— Ты, должно быть, внимательнее меня; я использовал только через один, — отвечает он, и мне кажется ложью просто позволить ему поверить в это. Я пытаюсь сказать себе, что мне все равно, потому что я не так уж хорошо его знаю. Но опять же, я не хочу, чтобы кто-то думал, что я суперспособна в своей работе, и ожидал от меня многого только для того, чтобы обнаружить, что на самом деле я едва справляюсь с этим и притворяюсь, что кое-что знаю.

Может быть, это и нормально. Я, вероятно, не буду часто общаться с ним на работе, если не даже не разговаривала с ним до этого. Тем не менее, вероятно, лучше не слишком поощрять эту иллюзию.

Беря второй напиток, я делаю глоток и набиваю рот кубиками льда.

Занимаясь этим каждый день, я точно знаю, что лучший способ избежать общения с людьми — быть неинтересной. Я собираюсь сделать себя скучной. Если повезет, он найдет повод прервать наш разговор, и примерно через тридцать секунд, посидев в одиночестве, я смогу вернуться в свой номер.

— Думаю, я должен тебе выпивку после сегодняшнего утра, — говорит он своим низким-как-земная-кора голосом. Он легко перекрывает шум толпы и музыку. Я не совсем понимаю его логику, но я согласна. Мне причитается много-много выпивки и счет за терапию.

— Считается ли это, если все за счет компании? — я поворачиваюсь и на секунду чувствую себя очень спокойной. Не слишком, так как мне приходится повторять свои слова достаточно громко, просто чтобы он мог слышать меня сквозь шум.

Он трескается в улыбке, и говоря «трескается», я именно это и имею ввиду: на мгновение мне показалось, что это движение действительно может разрушить его каменное лицо.

— Решать тебе, — невозмутимо пожимает он плечами, хотя по его глазам не скажешь, что для него это просто общение для налаживания рабочих связей.

Я окидываю его беглым взглядом. Не буду врать, его вид приятен глазу. Меня не в чем винить, только в том, что я нахожусь в середине цикла.

— Что ты пьешь? — спрашивает он, берет мой стакан с барной стойки и делает глоток, прежде чем я успеваю ответить. Он подает знак бармену, чтобы тот принес мне еще водки с тоником и дополнительным лаймом.

Это настолько соответствует Костюму-с-Пик-Дистрикт, что на мгновение кажется, будто я никуда и не уезжала. Далее он собирается сказать мне, что я должна инвестировать свои деньги во фьючерсы или что там еще говорят эти чересчур обходительные типы из финансовой аналитики.

Я ненавижу, что это вроде как работает со мной. Даже когда я стажировалась в Пике, я бы не позволила подобным вещам вывести меня из себя.

Мне приносят бокал, и я делаю глоток. Я на мгновение прикусываю губу. Нет, это идиотский жест. Я должна решить, что мне это не нравится.

— Кажется, что ты хочешь делиться собой с людьми. Может быть, не с каждым человеком, которого встречаешь, но ты просто переполнена вещами, о которых ты хочешь рассказать.

Я стараюсь, чтобы мои глаза не вывалились из орбит. Не могу сказать, это сарказм, или он действительно так думает.

— Подумав получше, я могла бы просто лечь пораньше. Я еще не оправилась от этого ночного рейса, — говорю я и притворно зеваю. Меня не волнует, поверит ли он, что я хочу спать. — Ты останешься до конца?

Он устраивается на стуле за барной стойкой рядом со мной, в углу у стены. Он поворачивает сиденье ровно настолько, чтобы быть ко мне лицом, и позволяет своим крыльям немного расправиться.

— Не собираешься выдержать это? Люди могут не поверить, что ты командный игрок.

Молодец, он наткнулся на две другие мои наименее любимые вещи. Продолжать сражаться, когда я чувствую себя дерьмово, и тема командного игрока.

— Почему быть командным игроком означает игнорировать свой дискомфорт? Не похоже, что это хорошая команда.

— Это игра, — он пожимает плечами, как будто это так просто, а не мучительные попытки завязать какой-либо разговор с коллегами. — Карабкаться по корпоративной лестнице в одиночку намного сложнее.

Конечно, он считает это жизненно важным для продвижения по служебной лестнице. Что любой, кого назначают на должность высшего руководства, находится там, потому что он отдает приоритет нетворкингу и приятельству.

Теперь, когда я думаю об этом, немного странно, что такой парень, как он, работает в такой маленькой компании, как эта. Горгульи известны своими карьерными амбициями— они из тех, кто находится на вершине пищевой цепочки. Есть поговорка, что если вам нужно найти горгулью, просто поднимитесь на верхний этаж самого высокого небоскреба в округе.

Я не могу представить, что участвую в этом. Только не среди людей, которые не заметят, останусь я здесь до последнего раунда или нет.

— Ну да. Игра настроена против нас, скучных людей.

— Никто не планировал эту игру справедливой.

Мой смешок, наверное, слышен половине бара.

— Но кто-то должен.

Он скрещивает руки на груди и оглядывает меня с ног до головы. На мгновение мне кажется, что он собирается со мной поспорить. Я чувствую, как от напряжения у меня покалывает кожу.

Обычно в моем списке правил поведения на мероприятиях нет пункта «Не ссориться с коллегами», но, возможно, мне придется добавить его. По крайней мере, после этого.

Я беру напиток, который был готов стоять на стойке вечно, и опрокидываю в себя больше, чем следовало. Жидкая храбрость.

— Прежде всего, — подчеркиваю я, ударяя бокалом о стойку бара, — это часть неустойчивой и дорогостоящей бизнес-культуры. Выгорание реально, и отсутствие заботы о потребностях людей приводит к увеличению текучести кадров. Обеспечение большей справедливости с помощью гибкого графика и учета потребностей поможет вам сохранить лучших сотрудников.

Он удерживает мой взгляд на протяжении каждого слова, которое я ему бросаю. Это в комнате становится жарко или только мне в моей одежде?

— Во-вторых, нанимать и обучать новых людей в соответствии со стандартами дороже, чем удерживать своих лучших сотрудников.

Я бы не сказала, что это на самом деле два разных пункта, а не одна мысль, которую я разделила на две, чтобы звучало так, будто у меня есть целый список, но не похоже, что у меня было время подготовиться. Мне кажется, я таю под его пристальным взглядом.

Думаю, у меня получилось. Я его одурачила. Он смотрит на меня с каким-то восхищением, которого я не ожидала. Комната кажется меньше и не такой переполненной, как будто меня затягивает в нее.

Потому что я выигрываю.

— В — третьих… — я прерываюсь, чтобы покатать во рту тающий кубик льда, выигрывая время и пытаясь придумать третью вескую причину.

— На самом деле тебе не нужно меня убеждать, я просто немного спроецировал, — шепчет он, откидываясь на спинку стула и проводя рукой по волосам, расстегивая верхнюю пуговицу на рубашке.

Эти небольшие движения превращают его из просто костюма в Пике в кого-то более нормального, и меня озаряет, что на самом деле нельзя найти тут и там коммуны горгулий, как с другими видами; кажется, в каждом городе есть рынок гоблинов, квартал нежити и орочий продуктовый магазин; большинство культур процветают благодаря своему сообществу. После работы в Пик Дистрикта я никогда не встречала горгулью, которая не была бы яростно территориальной и к тому же суперпреуспевающей.

Все это в сочетании с его маленьким признанием вызывает короткое замыкание в моем мозгу. Я почти не верю, что он только что признался в этом.

— Что?

Он пожимает плечами, пряча легкий намек на застенчивость за своим стаканом, когда делает глоток.

— Я убеждал себя поговорить со всеми в комнате хотя бы по одному разу, а затем уйти, пока никто не видит.

Я настолько ошеломлена его комментарием, что несколько добрых мгновений едва могу моргать. Моя поза немного съеживается. Возможно, я немного переусердствовала, оценивая его. Я снова украдкой бросаю на него взгляд, и почему-то теперь бар в этом углу кажется немного менее подавляющим.

— Почему я не видела тебя раньше? — спрашиваю я и понимаю, что допиваю свой третий бокал. Я шумно помешиваю лед, пока вишенка со дна не окажется наверху горки, и я смогу вытащить ее и отправить в рот. Когда я заказывала что-то с вишней в составе?

Я улыбаюсь и чувствую, как алкоголь ударяет мне в мозг, когда мои губы смыкаются вокруг черешка вишни, а зубы отделяют его от плода.

— Я бы тебя заметила.

О, черт. Это звучит слишком кокетливо, особенно учитывая то, как я не могу отвести от него глаз. Я прочищаю горло и пытаюсь вернуть себе серьезный вид.

— Я имею в виду, я никогда раньше не встречала горгулью за пределами Пик Дистрикта.

Ногу мне в рот, кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне. Вот почему я не должна пить со своими коллегами.

Он понимающе кивает. Он, вероятно, знает, что его присутствие немного необычно.

— Пик может быть довольно беспощадным. Я проработал там сто лет или около того, прежде чем мне пришлось уйти.

Я ему верю. Враждебное поглощение — это слишком мягкое название по отношению к некоторым приобретениям, которые я видела. Я сочувственно киваю.

— Это тоже, как правило, недоступно. Особенно для тех, кто не летает.

— Совершенно верно. Если ты не вписываешься в очень жесткую рабочую культуру, тебя размалывает в порошок. Я не хотел так жить, — говорит он, и это освежающее мнение приятно услышать. Я думала, что никогда не услышу конца истории о том, как все мои бывшие коллеги вскарабкались по корпоративной лестнице в ад.

Я почти говорю ему об этом, но мое внимание привлекает то, как он расстегивает манжеты, и, конечно же, мистер Безупречный надевает маленькие золотые с янтарем запонки в повседневный бар отеля в паре с часами на толстой цепочке и классным кольцом. Я прикусываю нижнюю губу в попытке не поддаться очарованию. Это не удается, потому что он начинает закатывать рукава своей рубашки. Когда он с удобством откидывается на спинку стула, рубашка натягивается на его груди, вновь привлекая мое безраздельное внимание.

Я слаба. О, это пытка.

— Это моя первая корпоративная встреча. Я вхожу в число новых сотрудников компании, — говорит он мне, поднимая свой бокал с темно-золотистым ликером на два пальца. — Но я уже работал в компаниях, которые сотрудничали с Зло Инк., прежде чем решил поискать руководящую должность более широкого профиля.

— Нет, не рассказывай мне об этом так, словно собираешься вручить мне свою визитную карточку, — стону я, прежде чем успеваю остановить себя. Возможно, было бы лучше, если бы он передал мне свою визитную карточку, чтобы я помнила, что должна налаживать связи или что-то в этом роде, а не заползать к нему на колени, чтобы я могла засунуть в себя два пальца чего-нибудь еще.

Он не расплывается в широкой улыбке, но я начинаю распознавать намек на веселье, который прорезает тени на его лице.

— Я здесь, чтобы познакомиться с людьми. Прямо сейчас мой приоритет — убедиться, что все в моей команде чувствуют признание за приложенные ими усилия. Я пытаюсь придумать что-нибудь получше этого, — говорит он со смешком и, поерзав на стуле, лезет в карман жилета и показывает мне лист с наклейками, усыпанный маленькими золотыми звездочками.

— О, это очаровательно, — смеюсь я. — Забудь все, что я говорила о том, чтобы удерживать и ценить давних сотрудников, золотые наклейки — это то, что нужно.

Он поднимает бровь, но, похоже, рад, что это меня позабавило.

— Не слишком покровительственно?

— Я не знаю, полностью ли ты понимаешь, насколько велика потребность в маленькой блестящей наклейке.

Я шевелю бровями, возможно, чересчур пьяно. Приличия забыты, я хочу наклейку, и я не знаю, как далеко я готова зайти ради нее прямо сейчас. К счастью, я не стану подробно останавливаться на этом.

— Что ж. Обычно я стараюсь включить примечание о причине, по которой я хочу отметить их работу. Поначалу я не думал, что моей прошлой команде они небезразличны, но все они начали вывешивать свои наклейки там, где я мог их видеть.

Он делает паузу на мгновение, прежде чем оценить меня, делая при этом глоток своего напитка.

— Если бы я был Совеном, я бы дал тебе наклейку за твое предложение о сохранении сотрудников. Это хорошая идея, и, очевидно, ты проделала работу, чтобы сформулировать ее.

Честно говоря, это было не то, что я ожидала услышать.

Все мое тело нагревается, и дело не в алкоголе. Мои внутренности липкие, как расплавленный шоколад.

Я не знаю, хотела бы я, чтобы он был моим боссом или… кем-то еще. Трудно удержаться и не думать о том, что я возбуждена из-за коллеги, когда я чувствую, как мои соски твердеют при мысли, что меня наградят наклейкой. Я отвлекаюсь на мгновение, размышляя, где бы он приклеил на меня золотую звезду. Может быть, на чем-нибудь сладком, например, на моей щеке. Или на ключице. Или на бедре.

Нет. Последнее, чего я хочу, — это вкладываться в парня, который эмоционально доступен только для акций фондового рынка и финансовых портфелей. Или, может быть, это третья вещь, которую я хочу, после повышения зарплаты и одной из тех действительно больших шоколадных скульптур. Я определенно недостаточно трезва, чтобы расставлять приоритеты.

Я встаю, подумав, чтобы выйти наружу и охладиться, и мой каблук зацепляется за чертову перекладину барного стула. Однако, прежде чем я падаю лицом вперед, когтистая трехпалая рука хватает меня. Его хватка сильнее моей, и, вероятно, ему требуется вполовину меньше усилий, чтобы поставить меня на ноги и удержать на месте.

Все происходит слишком быстро, и когда он поднимает меня, и я всем телом падаю ему на грудь, к счастью, моя свободная рука ловит меня, прежде чем я разбиваю нос о его грудину. Мои пальцы неэлегантно сжимаются вокруг шва его нагрудного кармана, как будто это ручка.

— Полегче, — шепчет горгулья слишком тихо, чтобы звучать иначе, как приглашение, его хвост виляет за спиной. В остальном он такой же собранный, такой же спокойный в своем идеально отглаженном костюме, но его хвост выдает намек на его мысли. Думаю, я могла бы наблюдать за ним весь день.

Он поднимает бровь — гребень, который находится там, где обычно находятся брови, с каменной чешуей на нем.

Он наклоняется ближе, и я слишком резко вдыхаю. Его запах затуманивает мой разум. Я хочу погладить ладонями лацканы его костюма, почувствовать ширину его плеч. Я так сильно этого хочу, что закрываю глаза и просто позволяю себе это сделать. Я не собираюсь думать ни о каких причинах, по которым мне не следует этого делать.

Ослабляя хватку на его рубашке и оставляя после себя кратер морщин, моя рука обвивается вокруг его галстука. Мне не хватает смелости дотянуться до его рогов, хотя я полагаю, что это было бы лучшим рычагом воздействия.

Сначала я чувствую запах удивления в его дыхании, быстро захлестываемый желанием, потребностью, прикосновением, вожделением. Чувства настолько первобытные, что их легко упустить, но сейчас их тонкий аромат пересиливает.

Его рот твердый, не такой мягкий и податливый, как в других поцелуях, которые у меня были. Мой первый инстинкт — поймать его губу зубами и провести ими по ней, сильно посасывая, а затем провести языком по его зубам, острые и тупые грани дразнят тем, как они могут ощущаться на моей коже.

Его большие руки обнимают меня за спину, осторожно удерживая. Я чувствую, как он наклоняется, чтобы быть удобнее для моего роста.

Но я не хочу управляемого поцелуя.

Я протягиваю руку, чтобы схватить прядь волос у него на затылке, но нащупываю один из его рогов, за который можно ухватиться. Его голова откидывается назад ровно настолько, чтобы еще больше приоткрыть его рот для моего. Я подтягиваюсь ближе, обхватываю ногой — то ли его бедра, то ли выше, я не совсем уверена. Где-то посередине.

Должно быть, он не был готов к тому, что я наброшусь на него, но его руки скользят вниз, обхватывают мою задницу и поднимают меня над землей. Он продолжает целовать меня; каждое его слишком осторожное прикосновение все сильнее затягивает меня внутрь. Ноты его эмоций смешиваются, как чашка хорошего кофе, вызывая цветочные, землистые, ореховые ароматы, которые сохраняются, чтобы вызвать смутные воспоминания — дождливые дни, дыхание тумана на оконном стекле, сон в свежем постельном белье. Ностальгия по дому, который существует только в воспоминаниях, по гнезду. Его острые зубы касаются моих губ, его язык скользит короткими прикосновениями, как теплый бальзам для каждого пронзительного ощущения.

Я отступаю, чтобы перевести дух, оглядывая бар. К настоящему времени он почти опустел, и я не вижу никого из коллег. По крайней мере, никого из них я не узнаю. Мои ноги снова неуверенно ступают на землю. Я не уверена, видел ли нас кто-нибудь, но беспокойство на несколько градусов охлаждает мое либидо.

Я оглядываю его с ног до головы, совершенно неочевидно, что я целовала его только что минуту или около того. Я моргаю немного слишком медленно, когда решаю, хм, может, он мне действительно нравится.

Я искренне подумываю о том, чтобы пригласить его в свой номер на ночь, и я думаю, что та же мысль приходит ему в голову. Я чувствую, как возбуждение проходит по моему телу, подталкивая к необходимости потянуться, выпрямиться, понравиться ему. Я не сдерживаюсь от этого ощущения, позволяя своим костям, мышцам и коже растягиваться так, как мне кажется правильным.

Затем выражение похоти в его глазах исчезает.

— Ты не та, кем кажешься.

Игла паники пронзает мой затылок.

— Что ты имеешь в виду?

Он наклоняет голову, и я вижу, как раздуваются его ноздри, когда он делает глубокий вдох и бросает на меня любопытный взгляд.

— Не совсем… человек.