Гарвардский баг

Глава 6

Игорь Ястребов

— Надо было все-таки плеснуть эфедрин в твой кофе, — улыбнулся. А она за улыбкой моей проследила. Так пристально, так внимательно. Глаза снова теплые, мягкие заволокло. Мне нравилась ее реакция. Дико нравилась.

Открытость, страх. Не тот, который страшный, а тот, который щекоткой отдает, предвкушением покрыт. Пусть это всего лишь последствия стресса. Пусть это ненадолго. Но хоть так.

Я впитывал в себя этот взгляд, мимику ее, движения. Новые. Другие. Не те, что я видел на протяжении пяти месяцев. И кайфовал.

— Почему я не кассир в продуктовом? — спросила, скривив уголки губ.

— Смена кассира в продуктовом длится двенадцать часов, Слав. К ее концу ты перестанешь чувствовать собственные запястья, замерзнешь, а от людей будет тошнить. И за все это удовольствие получишь тридцать пять тысяч. А еще ты улыбаться должна и не спорить, и нахер никого послать не сможешь.

Воронова разочарованно выдохнула, наморщила аккуратный нос.

— Кайфолом ты, Ястребов, — вздохнула она и поднялась так резко, что чуть макушкой мне по подбородку не заехала. Я отстранился со смешком.

А она лицо растерла, повела плечами, разминая затекшие мышцы.

— Энджи, кто там следующий на расстрел?

— Княгиня Станислава, боюсь…

— Кто следующий кандидат? — не дала Слава ИИ договорить, метнула в меня убийственный взгляд.

Да, я знаю, помню — словари. И нет, я не собираюсь этого делать. Машина должна оставаться машиной. Грань и без того непередаваемо тонка.

— Рыбаков, княгиня Станислава.

— Приглашай, — махнула Воронова рукой, сжала переносицу, а потом повернулась ко мне, сверкнула опять глазами дьявольскими. — Этого, если что, ты выгонять будешь.

Я только кивнул, пряча очередную улыбку.

Дальше все прошло без особенных косяков.

Кравцову, как и договорились, я отдал Славе. Жалел немного, но… Мы договаривались, а я привык обещаниями не разбрасываться.

Хорошая девочка — живая, умная, глаза синие любопытством светятся. Опыта критично мало, но потенциал есть. Если Воронову будет слушаться и учиться, возможно, даже останется у нас. Неуверенная только и робкая излишне.

Она вошла в переговорку очень тихо, так же тихо с нами поздоровалась, чуть дольше, чем на Славе, задержала на мне взгляд, потом быстро перевела на расписные стены: на планеты и созвездия. Аккуратная, внимательная.

С тестом справилась быстро, быстро нашла ошибку.

Комкано и тихо попрощалась и тенью скользнула за дверь. Хорошенькая.

Мужики наши в стойку встанут, однозначно. Наверное, даже к лучшему, что я Славке ее отдал: не придется вытирать сопли и следить за «моральным обликом» новой сотрудницы. А Воронова наших на место быстро поставит. Посмотрит, и они сами отвалятся, как рудимент.

Дальше все проходило скучно и монотонно. Никаких сюрпризов и неожиданностей. К семи вечера подошли еще несколько ребят. Одного забрал себе, двоих отдал Вороновой. Последний «стажер» из дверей переговорки вышел около половины одиннадцатого. И мы оба выдохнули с облегчением, собрались в молчании и в таком же молчании отправились на паркинг.

— Энджи что-то нашла? — спросила Воронова, пока мы спускались в лифте. — Дашь посмотреть на результаты?

— Я пока не ставил на анализ, — покачал головой, за что тут же удостоился очередного возмущенно-раздраженного взгляда. В тесной интимности лифта слова и движения Вороновой воспринимались остро и гулко. Тягучий, кошачий голос вибрировал хриплым шуршанием где-то под кожей.

— Почему? — знакомые угольки тлели на дне ореховых глаз, играл мягкий вечерний свет в тугих каштановых прядях. Что ж она такая… Такая невыносимая?

— Сначала наберем новеньких в штат, — пожал плечами. — Мы разгрузим твоих и моих, отдадим текучку свежему мясу, а наших поставим на Энджи и Ириту.

— Все решил, да? — сощурилась Слава, скрещивая руки, развернулась ко мне всем телом.

— Что не так? — сегодня драться с ней не хотелось. Спорить, что-то доказывать. Я вообще устал с ней драться.

— Отчеты, — покачала Воронова головой. — Ты ничего не говоришь про отчеты…

— Мы со Знаменским вытащили твои, вернули их на сервак. С подделкой разбираемся. Проверяем, откуда и кем были загружены. Сама понимаешь, это не быстро. Вход тебе поменяли, правила и права доступа тоже.

— Понимаю, — кивнула Слава. И хоть кивала вроде спокойно, но я все равно ощущал злость. Не на меня, на ситуацию в целом. — Я просто думаю, что, если бы не дыры в Ирите…

— Мы бы не наткнулись на остальное, — кивнул. — Кому нужны старые отчеты? Там только Энджи из существенного, остальное либо похоронено, либо уже в запуске.

— Да. Я просто не понимаю, зачем их менять? В чем смысл? Когда из ящика, из флэшек я всегда могу вытащить свои…

— Посмотрим. Не бери пока в голову.

— Как у тебя все просто, — фыркнула Воронова, дернула плечом и первой вышла из замершего на паркинге лифта.

На самом деле просто все ни хрена не было. У меня крутились мысли, зачем нужно было менять Славкины отчеты, и я полагал, что Воронова тоже до этого откровения рано или поздно додумается. Когда успокоится немного, когда войдет в обычный ритм.

Вот только к тому моменту я собирался прижать недоделанного, хитрожопого гения и позвоночник ему в трусы вытрясти.

Это вопрос даже не безопасности, вопрос профессиональной гордости.

— До завтра, Игорь, — махнула Воронова рукой, закрывая дверь тачки.

Я только руку в ответ поднял, дождался, пока матовый синий кар скроется из вида, и развернулся назад к лифту.

Работу, сука, никто не отенял. А с учетом предстоящей недели… В общем, ждет меня несколько охренительных ночей впереди.

Как я и ожидал, примерно та же история, что и в понедельник, повторилась и на следующий день, и после. И потом.

Ни я, ни Воронова практически больше ничем не занимались. Просто времени ни на что серьезное не хватало, разве что на обычную текучку: письма, подписи, пара созвонов и выдача обязательных люлей командам. Чтобы не расслаблялись, пока начальство в мыле.

Желающие влиться в «дружный и креативный» коллектив шли каким-то бесконечным, неиссякаемым потоком, и местный хиар вообще ни фига не помогал отсеивать откровенных идиотов. Нас не спасло даже то, что в среду часть людей мы отправили общаться с замами и замами замов.

Дерьмовая идея на самом деле была… Потому что финально утверждали всех мы. И Воронова не была бы Вороновой, если бы не проверила каждого лично.

В итоге уже к пятнице мой штат пополнился на десять человек, команда Славки — на двенадцать. Но стоящих было примерно пятеро и у меня, и у нее. Остальные — рабочие руки, любители костылей и просто «зафигачить».

Когда в пятницу в одиннадцать бот вывел в коридор некоего Макарова, Слава стекла по стулу и, как и в понедельник, уперлась лбом в стол.

— Ястребов, давай больше так не делать, а? — пробормотала она. — Никогда-никогда.

— А как же Энджи и Ирита? — спросил, разминая шею и плечи.

— Плевать. Давай стартап откроем, Ястребов, а? Я буду людей бить за деньги… плеткой там по заднице, палкой по пяткам, а ты…

— А я? — выгнул бровь, улыбаясь. Слава повернула ко мне голову. Взгляд уставший, рассеянный, дымкой подернутый.

— А ты ботов резиновых делать для других извращуг.

И я не выдержал.

Да и кто бы выдержал?

Подался к Вороновой, откинул блестящую прядь с лица. Кончиками пальцев скользнул по щеке. Вообще едва задел, а шарахнуло. И меня, и ее. Взгляд совсем стеклянный стал.

— Так себе перспектива, — покачал головой, убирая руку. От греха, что сейчас щурился на меня орехово-зелеными глазами.

— Ты не понимаешь, — она отвернулась, вздохнула. — Представляешь, людям деньги платят за то, что они бьют других людей. Нормальные деньги.

— Вот придумаешь мне нормальное занятие, и откроем стартап.

— Обещаешь? — спросила совсем тихо.

— Обещаю, — кивнул, помогая ей подняться. Тонкие плечи под пальцами, тело гибкое. Кайф ее вот так держать. Кайф ей куртку на плечи накидывать, рядом стоять. — Давай домой.

Как же раздражает… Ни вытравить, ни выкинуть, ни стереть ее никак. И ведь понимаю, что нельзя, что ничего хорошего не выйдет однозначно. И не могу с собой ничего сделать. Так может и не надо делать ничего? Или, наоборот, пора сделать хоть что-то?

Права она, Ястребов… Тебе только что и создавать, так это ботов для извращуг. Потому что сам такой же. Гребаный сталкер почти. Совсем помешался.

— А ты? — вывернулась Слава.

— И я, — кивнул, чтобы быстрее выставить, чтобы думать начать.

Никуда я на самом деле не собирался. Потому что неделя, почти потраченная впустую — это трэш. Это такой трэш, которого я себе давно не позволял. А Ирита, ее часть, которая уже полностью готова, по крайней мере, почти анонсирована. Мы горим по срокам. Не успеваем.

Воронова склонила голову набок, тонкие руки скрестила, подтягивая очередной свитер с высоким горлом. Сощурилась.

— Ты врешь, Ястребов.

— Да, — не стал перечить или оправдываться.

И она фыркнула. Поморщилась и молча вышла из комнаты, я проследил, как провожает ее к лифтам очередной эровский бот, покачал головой и отправился в лабораторию. Еще на пару часов меня вполне хватит. Да и Энджи надо бы все-таки запустить на анализ, повесить. Как раз за выходные будет время докрутить.

И показания, которые она считала и на которые среагировала, тоже еще раз пересмотреть. Хотя мне казалось, что я примерно представляю, в чем было дело на самом деле. И почему в первый раз ИИ вызвала скорую, а во второй не стала. Трекер считал пульс, движения и насыщение крови кислородом. Наверняка считала изображение с внутренних камер офиса.

Я проскользнул в виарную, привычно нацепил очки и перчатки, но в код пока проваливаться не спешил.

— Энджи, — позвал. — Выйди ко мне.

— Да, князь Игорь, — отозвалась помощница тут же, обретая подобие человеческой формы. Максимально нейтральной.

Аватар Энджи напоминал человека только условно — две ноги, две руки, голова.

Мы не прорабатывали тело, лицо, волосы, одежду.

Зачем?

Задача Энджи не в том, чтобы заменить человека, не в том, чтобы стать другом, собеседником, партнером, и совершенно не в том, чтобы превратиться в объект чьих-то не совсем здоровых сексуальных фантазий.

Она — помощник. Не более. Удобная, исполнительная. Должна упрощать жизнь, а не замещать ее и не уводить в другую реальность.

Поэтому только так, поэтому я и отказываюсь грузить в нее дополнительные словари. Словарный запас у ИИ совершенно такой же, как и она — обезличенный. Я имя-то нормальное отказывался давать месяца два. Пока Слава не пригрозила, что не будет заниматься помощником, если у системы не будет имени.

— Чем я могу быть вам полезна, князь Игорь?

Ладно, почти обезличенный словарный запас. Влад все-таки неисправим.

— Скажи, почему, когда Слава упала в обморок неделю назад, ты вызвала скорую?

— Камеры зафиксировали падение. Княгиня Станислава прибывала в состоянии покоя больше трех с половиной минут, исходя из данных, которыми я располагаю, это не соответствует ее типичному поведению.

— Она могла уснуть, — ответил я, пробегая взглядом по графикам и картинкам, которые подтянула ИИ. Они мерцали немного сбоку от серо-синей плотной фигуры, несколько кадров с камер, несколько графиков и таблиц.

— Княгиня Станислава не спала. Трекер не предоставил данных.

— Почему не запрашивала код подтверждения?

— Княгиня Станислава не смогла бы его назвать, — ровно ответила Энджи. — Я сделала что-то не так? Ошибок в системе не обнар…

— Почему не запросила код подтверждения у меня?

— Данный алгоритм действий мне не знаком. Вопрос непонятен. Переформулируйте пожалуйста.

Я усмехнулся и подтянул новые данные. С действиями ИИ при обмороке Вороновой, кажется, разобрались.

— Не имеет значения. Почему вот здесь, — я захватил нужный график, делая его крупнее, — ты запросила подтверждение?

— Не типичное поведение. Не встречающиеся ранее показатели. Не известен алгоритм действий. Текущий протокол требует запроса подтверждения.

Вот, казалось бы, вполне логичный ответ, если бы не одно «но»… Все равно непонятно, как Энджи определила, что Слава находилась в ситуации опасности. Если данных до этого не было?

— Почему запрашивала подтверждение на звонок в полицию, а не скорую?

— Данные оценки карт показали, что отделение полиции ближе. Ожидаемое время прибытия составляло пятнадцать минут, ожидаемое время прибытия скорой — двадцать пять.

— Покажи алгоритм действий.

Энджи послушно подтянула требуемое.

— Покажи алгоритмы действий при тестировании.

Система вывела данные тестов. Тех самых, с которыми мы с Вороновой работали в прошлый раз. В целом, на самом деле, понятно, к каким протоколам она обращалась, но непонятно, почему именно к ним. Действия действительно казались произвольными — из серии как Бог на душу положит. Но такого просто не может быть. Не прописано — значит не было. Энджи, конечно, максимально близка к ИИ, но все-таки ей не является.

Может, как и в Ирите, где-то остались хвосты в коде? Может, Рома накидал пасхалок?

Дунаев мог, он такие приколы любил…

Надо достать его исходники.

Я тряхнул башкой, развернул перед собой новый экран, а через двадцать минут уже выходил из виарной. Энджи будет висеть примерно до трех часов понедельника, за это время мы со Славкой как раз разберемся с новенькими и перераспределим проекты.

Кстати о…

Я вытащил из кармана смарт и, пока шел к лаборатории, набрал Келера.

— Наконец-то открыл мое письмо? — раздалось насмешливое в трубке.

— Не думал даже, — покачал головой, сбегая по лестнице.

В офисе в это время уже почти никого не было, он превратился в безмолвного, застывшего исполина, в скелет огромного чудовища, навеки угодившего в ледяную ловушку Антарктики. По его венам больше не бежала кровь, сердце не билось, грудная клетка не поднималась и не опускалась от дыхания. Я слышал звук собственных шагов и гудение вентиляции, тихий разговор охраны где-то за углом, жужжание ботов, снующих по пустым кабинетам и переговоркам. Почти сюр.

— Расскажи мне, что у нас? — вынырнул из зыбкой тишины, возвращая себя в реальность.

— Я вчера наконец-то получил на руки дело этого Мирошкина, а в остальном порадовать мне тебя особо не чем, — что-то зашуршало и защелкало у Келера.

— Славкин смарт?

— Скорее всего, будет у нас до конца следующей недели, — процедил сквозь зубы Виктор, явно недовольный затянувшимся процессом. — Пришлось угрожать им чуть ли не спецподразделением, чтобы чего-то добиться. Напрягает их рвение…

— Прям рвение? — сощурился я, прикладывая палец к датчику на двери лаборатории.

— Ага. Неожиданно, но они вцепились в это дело. Снова Славку хотят видеть.

— И?

— Все контакты только через меня, — спокойно и почти безразлично ответил Вит, заставив меня облегченно выдохнуть. В трубке что-то щелкнуло и забулькало — Келер явно варил себе кофе. Тут все кофеиновые наркоманы. Аромат зерен заменяет сон. — Вороновой я пока ничего не говорил, решил попридержать новость до понедельника.

— Лучше до вторника. А в идеале, конечно, чтобы они ее вообще больше не трогали.

— Я работаю над вопросом, но мы сейчас должны идти им навстречу, чтобы дело не ушло куда повыше. Ты сам сказал…

— Я помню, — оборвал Виктора. — Нам такая шумиха перед стартом Ириты нах не нужна. Борисыч со Знаменским согласны. Зачем Воронова ментам?

— Странные движения по счетам были. Она за пару часов до нападения переводила деньги, достаточно крупную сумму.

— Кому?

— Выясняю, счет где-то в Испании.

Я напрягся, замерев у рабочего стола. В то, что Воронова хотела слить информацию, я не верил, но вот этот перевод вообще, сука, не в тему был. Понятно, почему у бравых ребят появились вопросы, у меня бы они тоже появились.

— Успеешь быстрее ментов?

— За кого ты меня принимаешь? — огрызнулся Келер. — В понедельник уже буду все знать. Нам сейчас главное не форсировать и «сотрудничать», чтобы выше ничего не узнали. Если до наших госов дойдет слушок о возможном шпионаже…

Он не договорил. Да, в общем-то, и не зачем было. Проверки, контроль, серьезное расследование и новая отсрочка запуска части Ириты. Ситуация становилась все хреновее и хреновее с каждым, мать его, днем.

— Хорошо. Раз надо сотрудничать, значит, будем сотрудничать. Со Славой вместе поговорим во вторник. Про труп что-то есть интересное, о чем мне стоит знать?

— Интересного — ничего, скорее странное, — протянул задумчиво Келер. А я готов был ему по морде съездить за этот тон и явно затянувшуюся тишину на другом конце провода.

— Вить, давай ты будешь выдавать мне информацию сразу и всю, а не компилировать код частями в процессе отладки, ок?

— Не рычи, я просто не понимаю, нужна ли тебе вообще эта информация. Но раз ты так вежливо просишь…

— Келер!

— В общем, первое дело, за которое Мирошкин сидел — это двести сорок вторая.

— Ты издеваешься… — вздохнул я, качая головой. Юрист мои стенания оценил правильно.

— Егорка наш распространял детскую порнографию, Гор. Ему дали почти максималку, но вышел досрочно. Наблюдался у психотерапевта, добровольно прошел химическую кастрацию.

— Педофил?

— По заключению все того же психотерапевта — латентный. Вполне мог обойтись сильными седативными, но вместо этого решил…

— Я понял. Тебе дали доступ к материалам по обыску в квартире?

— Дали. Но там ничего интересного. Нашли его телефон и планшет, все проверили. Ничего, за что можно было бы уцепиться: никаких подозрительных звонков или номеров. Окружение скудное, его сейчас, конечно, проверяют, но моя печень подсказывает, что там будет пусто и глухо.

— А что чип? — спросил я, опираясь о стол и рассматривая белый потолок. Желание копаться в Ирите пропало. Вместо этого хотелось в зал, сбросить напряжение и подумать.

— Андрей проверил — почти все передвижения в пределах района. Он судим, так что доступ к сетке и транзакциям у него тоже ограничен, сам понимаешь. Понятно, что Мирошкин тупо исполнитель, но, как на него вышли и как с ним договорились, непонятно. Почему именно на него — тоже. Короче, какая-то херня мутная тут. Но мы с Андреем работаем.

— Понял тебя. Держи в курсе.

— Само собой. И просто, чтобы ты был в курсе, я все, что нахожу, Борисычу тоже показываю, он в теме.

— Тоже мне новость тысячелетия. А Знаменскому?

— А вот ему знать все совершенно не обязательно, — усмехнулся зло Келер. — Все равно от него толку здесь как от старой проститутки на трассе — ни удовольствия, ни азарта.

— Верное решение, — хмыкнул, выходя из лаборатории, все-таки смиряясь с мыслью, что с работой на сегодня, видимо, закончено. — Хорошего вечера.

— Ночи, Ястребов. Вали уже домой, — донеслось ироничное в ответ.

— Может, я уже дома?

— Ага, а я десять лет балетом занимался, веришь?

— До понедельника, Келер, — попрощался я, отключаясь, и отправился в зал, стараясь уложить в башке все, что услышал.

Надо бы еще с Андреем поговорить, конечно, но это уже завтра. Да и было бы там что-то странное, он бы мне уже сообщил. Вот только… Только на ловца и зверь. Стоило мне переодеться и несколько раз вмазать по груше, тишину зала разорвал звонок смарта. Звонил Тарасов.

— Андрей? — поднял я трубку, садясь на маты у стены.

— Мне тут птичка напела, что ты еще в офисе, — обратился безопасник.

— Я тебя слушаю очень внимательно.

— Не по телефону, Гор. Ты где?

— В зале, — хмыкнул, понимая, что друг, очевидно, тоже еще где-то в здании. — Что, хреново без Энджи? Не знаешь, кто и где, не видишь перемещений…

— Отвали, — усмехнулся он. Помолчал пару секунд, видимо, решая, а потом все же продолжил разговор. — Спущусь к тебе минут через пятнадцать, — и повесил трубку.

Я нахмурился, сделал глоток воды из бутылки и остался сидеть.

Не нравится. Мне все очень и очень не нравится. В том числе и желание Андрея поговорить лично.

Тарасов в зале появился минут через пятнадцать, оглядел помещение и, убедившись, что ботов в его пределах нет, направился ко мне. Я удивленно вскинул брови.

— На самом деле, хорошо, что ты рубанул Энджи, — замер он возле матов, швыряя в угол обувь. Размял шею так, что хрустнули позвонки, затем плечи. — Давай в спарринг?

— Да без проблем, — пожал плечами, поднимаясь и напрягаясь сильнее, чем пока ждал его, потому что фраза про отключение Энджи говорила о многом. На ИИ переведена почти вся новая система видеонаблюдения, в том числе и в зале. Автономные камеры сейчас остались только в ботах, но вечером они — в коридорах, и в зал, как правило, не залетают. Незачем.

Желание Тарасова оставить разговор только между нами больше чем просто настораживало.

— Рассказывай, — бросил, стаскивая кроссовки и становясь в стойку.

Андрей замер на миг напротив, снова хрустнул шеей и тут же выбросил руку, целясь в кадык, начиная говорить:

— Проверил я Воронову…

Я ускользнул от удара, обхватил запястье, заставляя Тарасова по инерции следовать за ударом, и оказываясь за его спиной.

— …покопался, как ты и просил, — локоть друга прошел в нескольких сантиметрах от моего подбородка. — Там хрень какая-то, Гор. Поэтому и хочу обсудить все без лишних ушей.

— Да что ж из вас все клещами сегодня вытягивать надо? — усмехнулся, отталкивая безопасника от себя и снова застывая на месте. — Не тяни.

— Смотрю Келер до тебя добрался? — хмыкнул мужик, тоже возвращаясь в стойку. — Чисто там с переводом, — Андрей сделал осторожный шаг ко мне, пригнулся. — Матери она деньги переводила, я как раз все, что нашел, Виктору отправил. Менты еще дней пять провозятся с запросом, пойдут через официальные каналы, а это долго, — выбросил руку вперед, заставив меня отклониться. — У матери фамилия другая, счет открывал еще муж, короче, заморочено все. Он почти офшорный.

— Но Славку любители дубинок и наручников все равно дернут… — размял шею, отступая от безопасника.

— Дернут обязательно. Просто, чтобы дернуть, — кивнул Тарасов, цыкнув, примеряясь для нового броска.

— Ты только об этом хотел поговорить? — нахмурился я.

— Нет. Про Саму Славу тоже. На первый взгляд все, как у всех. Родилась, детский сад, потом училась, потом снова училась и потом еще два года училась, но уже за границей, во Франции, — Тарасов подался немного вперед, снова выбросил руку.

— Дальше, — отбил я удар, целясь ладонью в его грудную клетку.

— Нормальная семья, никаких судимостей, ничего подозрительного или странного, родственников нет, ни бабушек, ни дедушек, ни более дальних, — Андрей ушел вниз, прижимая локти и кулаки к груди, выпрямился, почти саданул мне в ухо. — Прям образцово-показательная семья, родители даже развелись тихо-мирно, чуть ли не дружат семьями, — мы обменялись короткими ударами, снова застыли друг напротив друга.

— Но? — пошел я в атаку.

— Но что-то мутное есть у нее в детстве, прям очень мутное — критично мало информации. Серое все какое-то. Не до конца понятно, чем родители занимались, когда она маленькая была, не понятно, что Воронова делала, кроме учебы. Никаких записей, никаких карт, больниц, нихрена, — снова серия ударов от Тарасова, снова я уклоняюсь и перехватываю его руки, стараясь не подставляться и не покалечить ни безопасника, ни себя.

В конце концов, мы тут просто чтобы сбросить напряжение, скопившееся за неделю.

— Они в Москву приехали из городка на юге. Обычного, среднего, никакого почти. Купили квартиру в ипотеку тут же, машину, отдали Славку в гимназию, устроились на работу почти за неделю, в нормальную компанию. Они у нее архитекторы. Оба.

Еще серия. И еще. Тарасов темп не сбавлял, наоборот, наращивал, заставляя ускоряться и меня. Казался таким же погруженным в собственные мысли, как и я. Хмурился.

— К чему ты клонишь? — я снова попробовал атаковать. Мозги в движении работали лучше, мышцы приятно тянуло, хотя прошло не больше десяти минут, кровь по венам бежала быстрее. Тарасов улыбался котярой беспризорным, тянул слова и уклонялся от моих ладоней и кулаков. Попробовал подсечь, но не успел. Я блокировал удар стопой и ушел вбок, подныривая под его рукой.

— А ты подумай. Все у них хорошо в Москве было и очень стандартно. Два раза в год летали отдыхать, иногда на уикенды в Европу сваливали, ездили в горы кататься на лыжах, но… не мелькали нигде. Никаких драк, нарушений, ни одного гребаного превышения, ипотеку быстро погасили, больше кредитов никаких не брали. Слава в школе почти отличница, занималась фигурным катанием, на районные соревнования ездила.

— Что? — я застыл. Чуть не пропустил атаку ладонью в нос.

— Фигурным катанием, говорю, занималась, — все-таки саданул мне по бедру Тарасов. Саданул хорошо. Так, что я почти рухнул на маты. Упал на колено и тут же отклонился назад, а потом вбок, уходя от кулака Андрея.

Я был прав… Славка и правда как те девчонки на коньках… Увижу, интересно, ее когда-нибудь на льду? Тонкую, стремительную, улыбающуюся…

Я тряхнул башкой, чтобы разогнать муть.

— Дальше, — вывернулся из захвата и двинул локтем в шею. К собственному удивлению попал. Андрей шарахнулся назад, закашлялся.

Выхватил все-таки, придурок.

— Живой?

— Нормально, — прохрипел безопасник, разгибаясь, целясь кулаком мне в висок. — В общем, хорошо у них все было, Гор. Прям зашибись. Только обычные они абсолютно, вообще средние. Гладко все и сладко, как по сценарию.

— Хрень какая-то…

— Вот и я так решил. Не бывает людей без старта, у которых сразу все в Москве офигенно, не появляются они из воздуха. Развелись, когда Славе четырнадцать исполнилось, — в этот раз выхватил я. Тоже хорошо — в солнечное сплетение.

Пригнулся, стараясь восстановить дыхание, и саданул Тарасову по ногам. Безопасник свалился на маты, утягивая меня за собой.

— Что случилось?

— Не знаю, — повернул ко мне морду друг. — На семье развод почти никак не сказался, я имею в виду на поездках, кружках и учебе Славки, финансово все осталось так же, как и было. Воронова до сих пор видится с отцом иногда, хотя у него другая семья. Мать как будто вообще развода не заметила. Понимаешь?

— Хреново пока, — покачал головой.

— Вот и я. Если надо, я покопаю глубже, но…

— Надо ли? — усмехнулся я.

— Точно, — кивнул Андрей отрывисто, подниматься не торопился. А я все-таки сел, уставился в стену стеклянную, потер заросший к вечеру подбородок.

— Нет. По крайней мере, пока. Прямой связи с тем, что происходит сейчас, и с тем, откуда Слава приехала, ведь нет?

— Нет. Поэтому, когда ее в первый раз проверяли, еще до меня, дальше смотреть и не стали. Сам знаешь, как это делается: судимости, киберпреступность, возможные связи с конкурентами, на этом все. А криминал вытащить просто, достаточно пару запросов черкануть. Семья без криминала и их жизнь никого не интересуют никогда.

— А по нашему профилю?

— Ничего не изменилось. С Францией по-прежнему никаких связей: несколько знакомых, с которыми она чатится иногда, но они отношения к разработкам не имеют никакого. В общем, Славка чиста и родители ее тоже. Ни отец, ни мать вообще ни хрена не понимают в кодинге и защите, там Воронова всем рулит. Я пробовал в их компы влезть и сетки домашние, но на Славкины крошки напоролся и оставил.

— Ну и оставь. Плевать, откуда у них средства. Могли и накопить. Может, мечта была.

— Может… — ехидно отозвался Тарасов.

Я комментировать не стал. А что тут скажешь? Что я тоже не особенно верю, что пока все кажется хуже, чем казалось изначально, что у Славки с каждым днем все больше шансов оказаться под ударом?

Я поднялся, допил воду.

— По домам? — спросил Тарасов.

— Пора бы уже, — кивнул согласно, подхватывая кроссы. — Энджи все выходные висеть будет. А на Ириту у меня сегодня нет настроения.

— Зато на Воронову есть, — заржал идиот. — На нее у тебя всегда есть настроение, да, Гор?

— Идиот, — прокомментировал я, не считая нужным скрывать собственные мысли. — Где я прокололся?

— Нигде, — продолжая ржать, покачал Тарасов башкой пустой. — Полагаю, кроме меня, Борисыча и Клера, никто не знает. Но у Келера и Борисыча должность такая, а я просто тебя знаю с универа еще.

— Уже толпа.

— Тебя это парит? — вышел Андрей из зала вместе со мной.

— Нет.

Меня парило непонятное поведение Вороновой. То есть холодное совершенно поведение большую часть нашего с ней общения. Дистанция, которую она держала все время. Ни намека не было до виарной, ни движения, вообще пустота.

И вдруг эти изменения. Шутки ее, подколы уже другие, тон не тот, который был…

Я не понимал, что происходит.

— Забей тогда. Славка — сложная, головоломная. Никого к себе не подпускала никогда.

— Заканчивай, — оборвал я Тарасова, заходя в душ. — Не хочу обсуждать.

— Не разобрался еще?

— Тарасов, заканчивай, я серьезно, — повторил, поворачивая вентиль в кабине.

Ответа, если он и был, не услышал.

Нет. Андрей прав. Не разобрался. Я видел в Вороновой напряжение и настороженность. А больше до недавнего времени не видел ничего.

Твою ж…

В руках себя держать рядом с ней такой было просто невозможно. Доведет и не поймет ведь ничего, вообще ничего.

Как я в нее вляпался? Почему?

У меня другие женщины всегда были — ласковые, домашние кошечки. Самостоятельные в разумных пределах, загадочные до определенного момента, игривые. Легкие и нежные. С ними не всегда было просто, но всегда очень приятно. Они не спорили и не упрямились, были рады, когда я предлагал помощь, были рады подаркам и знакам внимания, пусть и пустяковым, никому ничего не доказывали, не выматывались на работе и… не горели. Ни одна не горела так ярко, ни одна так не обжигала.

А Славка…

Стоп, Ястребов. Хватит.

Я смыл с рожи и башки пену и поспешил свалить и из душа, и из офиса. Хватит, пора выдохнуть и расслабиться, для начала просто поспать. Да и на предстоящий уикенд планы никто не отменял.

И поэтому завтра обязательно нужно успеть в книжный. В тот книжный, где все еще есть бумажные книги, где их целая гора.

Субботнее утро выдалось до тошноты серым. Конец августа, а ощущение складывалось такое, что где-то сбойнуло систему и за окном начало октября. Москва стояла намертво, и в пробке я полз в лучших традициях нуарного короткого метра, только томной дамочки на соседнем кресле и не хватало и вонючего дома от тонкой сигареты в нервно-дрожащих пальцах.

В общем, до нужного книжного добрался только к полудню, стараясь гнать от себя мысль, что мне еще из города надо выбраться и в идеале сделать это до завтрашнего утра.

Магазин встретил привычной сонной тишиной, приглушенным мягким светом и бодрящим запахом свежесваренного кофе. Хозяйка, приспустив на кончик носа очки на цепочке, склонилась над пожелтевшими от времени страницами. То ли дремала, то ли читала.

Выглядела, как всегда строго и элегантно на грани с чопорностью, но все же не пересекая невидимою грань между двумя этими состояниями. Души в том числе.

Я удобнее перехватил небольшой подарок, пряча улыбку, и сделал несколько шагов вдоль стеллажей.

— Евгения Аркадьевна, добрый день! — поздоровался негромко, подходя к прилавку и опуская на него коробку с эклерами.

— Для доброго дня у тебя слишком помятый вид, Игорь, — поправила она королевским жестом очки, поднимая на меня взгляд. На сухих губах мелькнула теплая улыбка. — Кофе будешь?

Соблазн согласиться был действительно огромным. Евгения Аркадьевна варила лучший кофе в городе, но время сегодня играло не на моей стороне.

— Сегодня я вынужден отказаться, — развел руками в стороны. — Время…

— Как только ты, — не дала мне договорить женщина, поднимаясь на ноги, — перестанешь говорить, что у тебя нет времени, оно появится тут же. Иди, — махнула она рукой в сторону глубокого кресла, — посиди, — от резкого повелительно-небрежного жеста рукав тонкой блузки немного задрался, демонстрируя вязь татуировки на внутренней стороне запястья.

— Евгения Аркад…

— Игорь, не расстраивай меня, несносный мальчишка, — тряхнула головой совершенно по-птичьи. — За полчаса мир не рухнет, и реки не потекут вспять.

Я покорно опустился в кресло, откинул голову на спинку и прикрыл глаза, стараясь не соскользнуть в сон. Спал я мало, так что риск был. Почему-то вдруг подумалось, что Славе бы здесь понравилось. Евгения Аркадьевна бы ей понравилась и, конечно, ее бесподобный кофе.

Через двадцать минут хозяйка магазина опустилась в соседнее кресло, ставя передо мной чашку кофе и блюдо с теми самыми эклерами.

— Я ждала тебя на прошлой неделе, — сухая рука, так напоминающая птичью лапу, зависла над тарелкой, взгляд сквозь очки был сосредоточен на эклерах. А в голосе не было упрека, просто факт, с легкой примесью сожаления.

— Не смог вырваться, — сделал я глоток потрясающего кофе. — Простите, — тут же покаялся. Хозяйка книжного вообще часто заставляла чувствовать себя так — мальчишкой нашкодившим, нелепым и немного потерянным. Узкое, вытянутое лицо, испещренное морщинами, казалось расслабленным, темные глаза — спокойными.

— Мой лечащий врач надерет тебе уши, если узнает об этих эклерах, — счастливо выдохнула Евгения Аркадьевна, — но, черт возьми, как же вкусно, — зажмурилась женщина от удовольствия.

Я тихо хмыкнул. Никакого лечащего врача у хозяйки книжного на отшибе мира никогда не было. Она вообще никогда не обращалась к врачам и к своим шестидесяти все еще понятия не имела, где у нее сердце.

— Как ты, Игорь? — спросила Евгения Аркадьевна, делая маленький полный изящества глоток из чашки. Она все так делала — непринужденно и изящно. Держала голову и спину, смотрела, поправляла очки.

— Бардак на работе и завал, — потер я шею под внимательным взглядом. — Мы опазд…

— Я спросила, — снова оборвала она меня строго, — «как ты». Работу оставь тому, кому действительно интересно про нее слушать.

— Нормально, — пожал плечами.

— Врешь, — кивнула Евгения Аркадьевна. — Что-то случилось. У тебя взгляд изменился, Игорь. Мечется, неспокойный. О ком беспокоишься?

О ком, не о чем…

Я от разглядывания чашки оторвался с трудом, поставил ее на стол. Выдохнул, расслабляясь.

— Женщина, да? — Нестерова откинулась на спинку кресла, закидывая ногу на ногу. Смотрела сощурившись, прятала улыбку в уголках губ. Подол длинной юбки лежал на полу.

— Что?

— Ничего, — покачала она головой. — Ты на деда сейчас очень похож, у него на роже точно такое же выражение было, когда он Ваську встретил. Программа сбой дала, — улыбнулась женщина, помолчала какое-то время, все так же пристально рассматривая меня, а потом вдруг подалась чуть ближе. — Сейчас соберу тебе книги, — она легко встала и поспешила скрыться где-то в недрах магазина. А я остался сидеть.

Не то чтобы я не понимал, что влип в Славу, взрослый мужик, в конце концов…

Просто, когда третий человек за неполную неделю говорит, что у тебя с башкой не порядок, начинаешь задумываться о смысле жизни, бренности бытия, ну или хотя бы о походе к психоаналитику. Менять надо что-то, делать со всем этим. С собой, с Вороновой, с ситуацией в целом. Хотя бы для себя определиться.

Дошел ты, Ястребов.

— Держи, — выдернула меня из мыслей Евгения Аркадьевна, протягивая бумажный пакет, доверху набитый книгами. — Деду привет передавай.

— Спасибо, — улыбнулся и поспешил забрать наверняка неподъемный баул из тонких рук. Перевернул свою чашку и поднялся. — И за кофе тоже.

— Свое спасибо мне на счет переведешь, — кивнула деловито Нестерова. — И не веди себя как дед, я тебя умоляю. Не тупи, Игорь, — нахмурилась строго, сверкая черными глазами за стеклами очков.

— Уже, — развел я в стороны руками. — Но я исправлюсь.

— Рада слышать, — улыбнулась женщина, опускаясь обратно в кресло. — Иди уже, — махнула она рукой в сторону выхода. Небрежно и снова по-королевски, а сама потянулась к моей чашке. И я действительно поспешил на выход, отмечая на ходу, что, как и говорила Евгения Аркадьевна, провел у нее не больше получаса.

Славке бы она точно понравилась. Нестерова не могла не нравиться.

Я сбросил пакет с книгами на пассажирское, запрыгнул в машину и уже через десять минут влился в поток машин, прикидывая, стоит ли рисковать и тащиться через переезд или быстрее будет все же рвануть по платке. Энджи разницы между трассами не видела — и там, и там гарантируя стабильную задницу часов до семи — и я все же выбрал платку.

К дому деда подъехал, уже когда за окном царила ночь.

Бросил кар у ворот, подхватил пакеты с книгами, вытащил из багажника продукты. Когда развернулся, дед уже стоял в двери. Смотрел хмуро.

— Ты опоздал, — поджал он губы.

— Пробки, — пожал плечами, вглядываясь в темную фигуру. — Вся Москва стоит.

Дед молча кивнул и подпер плечом створку. Выглядел нормально. Спина прямая, взгляд внимательный, не хромал, когда шел. Зарос немного.

А где-то через час мы уже сидели возле камина и потягивали виски. Новые книги заняли место на столе и на стеллажах рядом с камином, потрескивал огонь и одуряюще пахло лесом.

— Ты завтра поедешь? — нарушил дед тишину, перебегая взглядом с корешка на корешок, явно выбирая новую книгу для чтения перед сном.

— В понедельник, — покачала головой. — Я давно у тебя не был. Выгоняешь? — усмехнулся, делая глоток и смакуя дубовые ноты напитка и тишину, царящую вокруг. Сам вечер.

— Тебя выгонишь, — хмыкнул в бороду старик, вытягивая правую ногу. — Значит, завтра на рыбалку пойдем.

— Пойдем, — улыбнулся я довольно и закрыл глаза. Сто лет на рыбалке не был, сто лет не вырывался вот так к нему. Оказывается, скучал. Оказывается, я умею скучать. — Как ты себя чувствуешь?

— Не дождешься, — буркнул дед в своей излюбленной манере, вызывая мою улыбку.

— Я и не надеюсь даже, — отбил подачу, снова делая глоток, возвращая взгляд от знакомого до мельчайших деталей лица к огню.

Тут время текло совершенно по-другому, как-то по-особенному.

Здесь, у деда, больше не штормило и не кидало, мысли сами собой приходили в порядок. Здесь трещал камин и всегда был отменный виски. Здесь шуршал за окнами ветер, а возле шкафа у окна стоял старый, почти древний бот.

Кстати, о камине, надо бы завтра дров ему наколоть и на сад бабушкин посмотреть. Наверняка, там тоже есть, чем заняться.

А если еще клев будет…