Газета День Литературы # 129 (2007 5)

Виктор Широков С ЧИСТОГО ЛИСТА

***

Не зная укоризны

и пьяненький с утра,

живу весёлой жизнью

простого маляра.

То потолки грунтую,

то затеваю клей,

зато судьбу чужую

не предпочту своей.

Работаю проворно,

гоняет сердце кровь.

Искусство рукотворно, –

я утверждаю вновь.

Поэтому не сиры,

чисты, в конце концов,

стоят мои квартиры

и ждут своих жильцов.

И снова, спозаранку

взглянувши на восток,

легко берусь за дранку

и верный мастерок.

***

Я еду в утреннем метро,

открытый большинству ветров,

от водки выпитой багров,

опять рифмуя вкривь и вкось,

чтоб предстоящее сбылось.

Ждёт – не дождётся ЦДЛ,

признайся, – не поднаторел

ты в подковёрной суете,

в душе по-прежнему пострел,

и "Дездичадо" на щите.

Игрун, бездельник, шалопай,

профукавший душевный пай,

ты всё равно – дитя утрат;

рукой подать последний край,

ночной изысканный парад.

Лети, душа моя, лети,

по безысходному пути,

назад дороги нет,

весёлым звонким конфетти –

и лишь обёртки вслед.

ПАУТИНА ДЖЕКСОНА ПОЛЛОКА

Искусства приблизительность проста…

Как просто

всех выравнивать по росту!

Сухая патина кленового листа,

разлуки еле слышимая поступь…

В мозгу сидел чудовищный паук,

он ткал неудержимо паутину…

Художнику порою мало рук –

возьми да вылей краски на холстину!

Останется сплетенье глаз и жил,

останется всей жизни стенограмма;

а то, с кем пил, с кем враждовал, дружил –

случайный повод для самообмана.

Вся жизнь прошла, увы, меж "Да" и "Нет",

продажные легко скрипели перья…

Добавьте к прежним бедам Интернет,

"всемирной паутины" лицемерье.

А после смерти снимется кино,

сыграть легко бродягу-одиночку…

Мозг высох, в гулком черепе темно…

Самоубийство только ставит точку.

***

Ты молчалива и бледна.

Запястья хрупки.

Мишень отчётливо видна

на правой грудке.

В "десятку" выпячен сосок.

Невыносимо

смотреть туда и – на висок.

В руках – Мисима.

Как совместились вдруг легко

эпохи, страны!

Все параллели – под рукой,

меридианы…

Но это – видимость, а глубь

не столь подвластна.

Кто захватить сумеет губ

и глаз пространство,

и угадать души настрой

и сердца фетиш?!

…Под Тулу к бабушке больной

с лекарством едешь.

И я со всей своей гоньбой

едва ли нужен;

ведь не японец, не герой;

не быть мне мужем…

Что ж, выйду из метро. В лицо

ударит замять.

Гудит Садовое кольцо.

Сигналит память.

***

Автобус тронет, сдвинется

и побежит вперед…

Гостиница, гостиница,

гостиница "Восход".

Какие здесь гостинцы!

Какие номера!

Принцессы здесь и принцы

гуляют до утра.

Я – тоже гость заезжий,

вполне случайный гость.

Но пылко и мятежно

был вбит, как в стену гвоздь.

И ночь как содержанка

была лицом бела,

когда петербуржанка

вдруг в номер зазвала.

Она стихи читала,

вертелась колесом,

а мне и горя мало,

плыл в танце, невесом.

О чем-то лунном грезил,

белеющий овал

взамен любых поэзий

влюблённо целовал.

Но пьяная истома

подсказывала вдруг,

что оба мы – не дома,

далече милый друг.

Утешусь лунной долькой,

взглянув на миг в окно;

ведь остаётся только

грустить и пить вино.

***

В музее Васильева тихо,

лишь лампа у входа горит.

Зевая, бредёт сторожиха,

смущаясь за заспанный вид.

Ей нужно захлопнуть калитку,

рабочий закончился день;

лишь мне с виноватой улыбкой

слоняться по парку не лень.

Поодаль то львы, то грифоны

гранитно покой берегут…

Напрасно звенят телефоны,

взрывая музейный уют…

Картины закованы в рамы,

и двери уже на замке.

Последний обзор панорамы

в одной уместился строке:

в музее Васильева тихо…

***

Автограф нам являет благо

и то, где автор насолил:

Бетховен рвал пером бумагу,

Бах Божье слово обводил…

Струились красные чернила,

как будто явленная кровь;

и вообще всё очень мило –

судьба, чудачество, любовь.

***

Переживаю своих врагов,

и – удивитесь – переживаю…

Казалось, – радуйся: ещё один готов,

а ты не выдохнешь: весть – рана ножевая!

Что ж, ненависть похожа на любовь,

враги в тебе искалисовершенство,

утяжеляя жизнь и портя кровь,

по-своему дарили и блаженство.

Когда уйдут совсем, замучит пустота…

Возникнет мысль, мол, экая досада!

И красота уже не красота, –

штуковина, манящая де Сада.

***

Год начинаю с чистого листа,

сжёг прежние свои календари.

Душа моя, как свежий снег чиста,

не мусори, мой друг, и не сори.

Иди вперёд, с рассвета до темна,

не повторяя прежней колеи;

и если даже встретится стена,

пройди насквозь, внедрив следы свои.