Газета День Литературы # 162 (2010 2)

Владимир Скиф ПЛЕЧО СЕНТЯБРЯ

БАЛЛАДА ОБ АЛЕКСАНДРЕ ПУШКИНЕ

Мне кажется – придумали Дантеса!

И Чёрной речки – не было и нет!

В пустом лесу остался пистолет,

И пуля умирает среди леса.

А Пушкин жив! Вон Болдино вдали

Ему открыло потайные дверцы.

Неубиенным остаётся сердце,

В котором – ясный образ Натали.

Неповторима Болдинская осень:

Желтеют полушарья тополей,

И снова небо сквозь века проносит

Пульсирующий угол журавлей.

Мучительная, вещая тоска

Объемлет преддуэльные страницы…

Опять ему Михайловское снится,

Осенний дождь струится у виска…

О, только бы не пуля у виска!

Прости, изгнанник, горестную мысль.

Дантеса нет! Но от него зависит

Исход дуэли, зреющей пока.

Да нет же! Нет же! Не было дуэли!

Как и Дантес, придумана она!

Ведь Пушкин снова пишет о метели

И держит кружку полную вина.

Сейчас он резко повернётся в кресле

И Гоголю приветливо кивнёт…

А если всё же грянет выстрел, если

Покинет пуля пистолетный гнёт?

Нет, никогда! Потомки, выньте пулю!

Дантеса нет. Бог Пушкина хранит.

Но сани с лёту в небо завернули.

Дантеса нет!.. Но колокол звонuт…

***

На елях снег лилово-розовый,

Рассвет похож на снегиря.

В деревне – ровный свет берёзовый

И крепкий запах января.

Ещё секунда – и покатится

По небу солнечный клубок,

И пряжа инея покажется

Нам золотисто-голубой.

Пойдём с тобой поля расписывать

И пряжу тонкую тянуть.

Свяжи мне солнечными спицами

Из этой пряжи что-нибудь.

АННЕ АХМАТОВОЙ

Возносили Вас и хаяли,

Забывали и опять,

Словно Пушкина в Михайловском,

Начинали вспоминать.

Мукой смертною овеяны,

Материнскою тоской,

Вы Отчизне были верною

И останетесь такой.

Из сердец изъять Вас требовали,

Над страной сгущалась тьма,

Но смотрели Вы из небыли,

Словно истина сама.

В Костроме, в Иркутске, в Тайтурке

Вас читали по ночам,

И молитвенные, тайные

Ваши строки снились нам.

Ваши помыслы бессонные

Омывали нашу боль,

И в сухом осеннем золоте

Шла за истиной – любовь.

Вы страданьем завораживали!

Вы строкой точили льды,

Наши судьбы загораживая

От катящейся беды.

Жили мы тоской мятежною

От Москвы до Колымы,

Ощущали вас надеждою,

Проникающей в умы.

Жили с болью неохватною,

Но среди кровавой тьмы

Знали, что жива Ахматова,

Потому-то живы мы!

АНГЕЛ НЕБЕСНЫЙ

Ангел небесный,

Будь ненаглядною!

Будь заполярною

Белой невестой.

Ангел бескрылый,

Девочка зимняя,

Невыразимая –

В свете воскрылий.

В мире затишье,

Как после выстрела.

Я тебя высмотрел,

Кaк ты светилась…

Ангел небесный!

Око недоброе,

Правдоподобное

Высмотрел если.

Вечер осенний...

И, беспощадная,

Ты попрощаешься

Сразу со всеми...

Спой мне про Север,

Богом отринутый.

Звёздочка вынута...

Вечер осенний...

НИЩИЙ ГОЛУБЬ

О, нищий голубь, здесь и там

Ты на асфальте что-то ищешь,

Живёшь без хлеба и гнезда…

Ты – просто голубь, просто нищий.

Вот мимо мчится колесо,

И крошки хлеба – тоже мимо.

Тебя не знает Пикассо,

А ведь не ты ли голубь Мира?

ОСЕНЬЮ

Мне бы на улицу выйти украдкой,

Мне бы тебя у окна подождать.

В синие стёкла, в оконные рамы

Тычется тёплая морда дождя.

Мне бы тебя отыскать у калитки,

Молча прижаться к осенним плечам.

Мокрые птицы и мокрые листья

Каждую осень над нами кричат.

Я перейду эту мокрую осень,

Встану один под крыло фонаря,

Тихо подумаю, где тебя носит, –

И обопрусь о плечо сентября.

ДОМ

Я был когда-то добр,

Теперь совсем недобрый.

Я – каменный, я – дом,

Тяжёлый, неудобный.

Я слышу, дескать, вот –

Он весь лишён комфорта…

А мой водопровод –

Горячая аорта.

Штыки телеантенн

Вы в шею мне воткнули,

И воют в мясе стен,

Как между рёбер – пули.

Вы варите компот,

Корячитесь на стуле,

Мне острой дамской туфлей

Царапаете рот.

А я, как всякий дом,

Не обладаю криком…

И только лифт капризный

Торчит, как в горле ком…

НА СТАЦИИ ЗИМА

Во мне засела боль сама:

Я пацаном однажды видел

Избитых, пьяных инвалидов

На шумной станции Зима.

Вы видели, как инвалиды пьют?

И как они пьянеют?

И как потом с остервененьем

Друг друга костылями бьют?

Вы видели того – без ног –

На маленькой тележке?

Он грёб руками и не мог

Грести быстрей и легче.

Толпа взирала на него

С жестоким любопытством,

Как на живое существо,

Что корчится под пыткой.

А ЧЕЛОВЕК толкал асфальт,

Плечом толпу отвергнув…

Скрипела судорожно сталь,

Как колесница века.

ХУТОРОК

Родимою сторонкой

Шагал я по степи.

И перепёлка громко

Кричала мне: "Не спи!"

Куда-то одичало

Летели облака,

И степь меня качала,

Как лошадь – седока.

Я, троп не выбирая,

Набрёл на хуторок,

От жажды умирая,

Скатился на порог.

Меня поили чаем,

Кормили калачом

И трогали случайно

То пальцем, то плечом.

Хозяйку величая,

Смотрел я, как она,

Себя не замечая,

Томилась у окна.

В окне – жуков гуденье.

Хозяйка, глядя в лес,

Стояла, как виденье,

Среди ночных небес.

...Наутро я умчался

В далёкие края,

С тобою не остался,

Хозяюшка моя.

Весь день, как будто чайка,

Летел я на восток,

А надо мной качался

Хозяйки шепоток.

***

Когда опустится на плечи

Неотболевшая тоска,

Поплачь-поплачь и станет легче

У глаз, у сердца, у виска.

Поплачь-поплачь. Когда заплачешь,

Горящую погасишь боль.

Ведь если плачешь, значит платишь

За безответную любовь.

Идут дожди – исчадье плача,

Глубок и сладок этот плач.

И если ты – моя палачка,

То я, наверно, твой палач.

Ты хочешь так, а не иначе,

Тогда возьми – переиначь!

И если вдруг не станет плача,

Не плачь! И, всё-таки, поплачь!

НОЧНЫЕ МАНЕКЕНЫM

А в городе проснулись манекены:

Не видно мне и неизвестно вам,

Как сквозь проёмы окон или стены

Уходят манекены по дворам.

Закрыты до утра кинотеатры,

Которые берутся на "Ура!".

Как персонажи странных кинокадров

Гуляют манекены до утра.

Я встречу манекена у подъезда,

Он у меня попросит закурить

И, как артист из нашумевшей пьесы,

Мне о Феллини станет говорить.

Он вышел из окна универмага,

Мечтал обычным человеком стать,

Ему нужны бумага и отвага –

Упущенное время наверстать.

Я подарил тетрадку манекену,

Чтоб он писал хорошие стихи.

И он ушел, счастливый, вдохновенный,

Когда деревьев вспыхнули верхи.

Иркутск живёт то встрёпанно, то гладко,

Бегут девчонки в платьях до колен.

…А я нашёл знакомую тетрадку

На улице, где сбили манекен…

ИГРУШКА

Я – игрушка заводная,

Нa сто лет заведена:

Знаю то и это знаю,

И чего не надо знать.

Я – игрушка заводная,

Человечек заводной,

А внутри, как боль зубная:

Что-то сделали со мной.

В сердце – трещина сквозная,

Раны рваные с боков…

Я – игрушка заводная,

Я – игрушка дураков.

РОМАНС

Не ты, мой друг, не ты, а я

Вчерашний день провёл в сиротстве –

В саду, где узкие воротца

И деревянная скамья.

Где у моих уставших ног

Тропинка пыльная плутала,

Где сонно бабочка летала,

Где понял я, что – одинок.

Слагался день из низких туч,

По древу ползали мурашки,

И думу думали ромашки,

Как уберечь последний луч?

А ты увидеть не могла,

Что я весь день провёл в сиротстве.

Мне – длинный день, тебе – короткий,

Тебе – огонь, а мне – зола.

Но ты умела рисковать,

И потому была жестока.

И потому – не одинока,

Что дверь умела закрывать.

Мне милых губ не целовать,

В сиротстве быть, в саду забвенья…

И я бросаюсь в исступленье

Ромашкам головы срывать.

МИНОТАВРЫ

Мы – от Чукотки и до Нарвы –

Москве сегодня не нужны.

Нас пожирают Минотавры,

Рождённые среди страны.

Победно зло гремит в литавры,

Вновь торжествует "Вечный жид".

И под копытом Минотавра

Русь, будто Герника, лежит.

СТРЕЛА

То ль из памяти чьей-то усталой,

То ли из неземного угла,

Пробивая небесные дали,

Пролетела над Русью стрела.

Направления не потеряла,

Просвистела в ночной тишине

И сверкнула огнём, и застряла,

В монолитной Кремлёвской стене.

Но недолго сияние длилось

И недолго качалась стрела,

На две части стена развалилась,

Мавзолей под собой погребла.

ШУКШИН

Хлеб славы – и горек, и сладок.

Сельчане, ведь вы – не враги?!

Страдал он от ваших нападок,

Придирчивые земляки.

Здесь скрыто немало загадок…

Неужто – он был нелюбим?

Вот "срезали" Васю – и сладок

Был гонор ребяческий им.

А он разрывался душою

И думал: "Да что ж это вы?"

Стонал по ночам и межою

В поля уходил от молвы.

Под утро сидел на Пикете –

Родной невысокой горе,

В тиши и в немом полусвете,

Мечтал о вселенском добре.

Сидел среди цветиков синих,

Где солнце вставало большим,

Тревожная совесть России –

Василий Макарыч Шукшин.

Поздравляем нашего давнего автора, известного русского поэта Владимира Скифа с 65-летием!

Желаем, как иркутскому жителю, здоровья – сибирского, лет жизни – долгих и творчески плодотворных! Благополучия и радости!..

Редакция