***
N.N.
По-пушкински, за морем тихо живи,
Зачем ты сюда, через наши границы? –
До уровня непроходимой любви
Нельзя опускаться летающей птице.
Она уже здесь, и её не вернуть.
На острых губах нет и тени испуга,
Но ей невозможно в глаза заглянуть,
Поскольку они далеки друг от друга.
Тот мир отсечён, и пока журавли
Неслышно курлычат, оставшись снаружи,
Она будет биться в стекло изнутри,
Прижав к голове безупречные уши.
Тот мир обречён, он даёт только свет,
И в облаке этого зимнего света
Легко проследить умозрительный след
Её затянувшегося рикошета.
Я помню: улыбка её коротка,
Я знаю секреты фамильной окраски:
Узор на щеках – от отца, барсука,
А крыльями – в маму, анютины глазки.
Свой цвет на свободу меняет она,
Но я не увижу, пока не поверю,
Что в жизни нет выхода, кроме окна.
А двери... Да что мы всё: двери да двери!
***
Коль я неправ, так не судите строго:
Вдруг захотелось поболтать немного
Не о любви – так о нехватке оной –
Не с кем-нибудь, а со скульптурой конной, –
Чтоб вашему высокоблагородью
На вздыбленном коне над хладной Обью
(Читай: Невой, Евфратом, Тибром, Темзой...)
Тщета необоснованных претензий
Незамутнённый взор не замутила
На берегах Оби (Урала, Нила),
Чтоб Ваша честь, купаясь даже в море,
Не забывала про memento more.
Обычно я в советчики не лезу,
Но знаю: если к сложному процессу
Не предъявлять претензий непомерных,
Как это принято у некоторых смертных,
И эту Книгу Нашей Жизни если
Читать не как историю болезни,
То это будет... это будет, значит...
Похоже я забыл, с чего я начал.
Но не напоминайте, бога ради,
Что прошлое осталось где-то сзади,
Что день грядущий хоть нам и неведом,
Но у него проблемы есть с просветом...
Уж лучше я, как в старой дзэнской притче,
Увидев в небе силуэты птичьи
(Вы снова здесь, изменчивые тени?) –
Произнесу: "Вот гуси пролетели".
А Вы меня поправите, надеюсь:
"Неправда, никуда они не делись".
СТАРЫЙ ВАРШАВСКИЙ РОМАНС
(исполняется на мотив "Утра туманного")
Умбра и охра краски казённые,
При жизни к смерти приговорённые:
Кровь, засыхая, становится бурой,
Пуля, ржавея, останется дурой.
Их ровно восемь на парабеллум,
Они вникают в наши проблемы
И, выбирая височные доли,
Нас навсегда избавляют от боли.
Мысль изречённая пуле подобна:
Та – извлечённая – в дело не годна.
В этой предсмертной записке – ни слова,
Есть только время – четверть второго.
Нету ни слова по-польски – так что же? –
Что тебе Польша, и на' что ты Польше?
Да и вообще этот час – 1.15 –
Неподходящий, чтобы стреляться.
Птицы на шпилях старой Варшавы –
Все в позолоте, тусклой и ржавой –
Напоминают виденья вчерашние,
Грустных орлов над кремлёвскими башнями.
Умбра и охра – краски печальные,
Цвета тоски, но не цвета отчаянья.
Грудь поседелая, молью побитая,
Что ж ты наделала, Речь Посполитая?
КОНЕЦ ВРЕМЁН
Да. Всякой силе есть предел и мера.
Разрушен будет новый Вавилон
Устами тарантиновского негра,
Перстами белой девушки с веслом.
Не знаю я, что там у вас смешалось
(Да в самом деле, уж не языки ль?),
Но к вам, друзья мои, утратил жалость
Пророк библейский Иезекииль.
Смешались языки? – Ой, не смешите,
Не утверждайте, что виной всему
Лексические трюки дяди Вити
И тёти Моти подлое "ну-ну".
Жги, жги, гармоника! Не виждят и не внемлят
Пророки в наши дни, – об чём и речь.
Лишь Пушкин, обходя моря и земли,
Своим глаголом норовит обжечь.
А девки плещут вёслами на Каме,
А парни удят рыбу из Оки,
При этом, заплетаясь языками,
Уродуют родные языки.
Не виждю я в Кондратах и в Маланьях
Носителей глоссарной чистоты.
Не то чтоб я скупее стал в желаньях –
Желания по-прежнему просты:
Есть, есть и высший суд над вашим братом –
Однажды, если Библия права,
На языке всем и всему понятном
Заговорят и камни, и трава.
"Когда тебя моя коснётся кара,
Узнаешь ты, что имя мне Господь!", –
И дядя Витя в дымке перегара,
И тётя Мотя, пальцы сжав в щепоть,
Исторгнут не слова – одни лишь звуки,
Что в сердце русском навсегда слились:
Где "Аз воздам" – там воздадут и буки, –
Я говорю вам как специалист.
И в ходе этой страшной процедуры,
Боюсь, мне не остаться в стороне.
Коснёмся и моей кандидатуры,
Хоть речь идёт совсем не обо мне.
Так вот. Когда мычащими рядами
Вы будете под окнами брести,
Моя собака чёрными губами
Скажет мне последнее "прости".