Газета День Литературы # 60 (2001 9)

Вячеслав Рыбаков АРХИПЕЛАГ АТЛАНТИДА

Удельный князь Цзы спросил, как править. Учитель ответил: "Так, чтобы было достаточно пищи, достаточно военной силы и народ доверял". Удельный князь Цзы спросил: "Буде возникнет нужда отказаться от чего-либо, с чего из этих трех начать?" Учитель сказал: "Отказаться от достатка военной силы". Удельный князь Цзы спросил: "Буде возникнет нужда снова отказаться от чего-либо, с чего из оставшихся двух начать?" Учитель сказал: "Отказаться от достатка пищи. Ибо спокон веку смерти никто не избегал, а вот ежели народ не доверяет — государству не выстоять".

Конфуций. "Лунь юй", XII:7.

Плохих людей нет!

Хольм ван ЗАЙЧИК

Я ПРЕКРАСНО ПОНИМАЮ, насколько нескромно и даже претенциозно звучит это название: Архипелаг Атлантида. Явная перекличка с названием великого произведения Александра Исаевича Солженицына слишком ко многому обязывает — настолько, что исполнить подобные обязанности невозможно даже в крупной вещи, не то что в небольшой статье. Я даже пытаться не хочу это делать. И, тем не менее, речь пойдет о явлении настолько аналогичном и параллельном ГУЛАГу, что мне смертельно хотелось уже самим заголовком поставить на одну доску именно явления — ни в малейшей мере не претендуя на то, что на этой самой одной доске стоят тексты, эти явления описывающие.

О ГУЛАГе за десятилетия, истекшие после выхода соответствующего "Архипелага", только ленивый не писал. Всяк желавший хоть мало-мальски засветиться, уже отметился: я про зверства преступного режима коммунистов тоже знаю! Меж тем о зеркальном отражении ГУЛАГа говорить как-то не принято. То ли оттого, что для массового сознания это явление само собой разумеется. То ли оттого, что демократы уверены, будто в нем нет ничего плохого, и благожелательно, уважительно молчат; а коммунисты лишь долдонят с показным гневом о преступниках, продающих Родину, не давая себе труда хоть слово сказать о том, что, во-первых, торговать чем-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО надо, но на этой Родине, кроме нее самой, продавать, увы, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нечего; и что, во-вторых, именно товарищ Сталин, товарищ Хрущев и товарищ Брежнев, не говоря уж о товарище Горбачеве, к этому состоянию Родину последовательно, пусть поначалу и не вполне осознанно, вели. И привели.

То ли оттого, что большинство пишущих пишет главным образом для того, чтобы в Архипелаг тоже как-то пробраться…

Во всяком случае — скорее всего, оттого, что и после смерти Сталина, и после Хрущевской оттепели, и даже после развала Союза Архипелагу Атлантида, в отличие от ГУЛАГа, ничего худого не делалось. Напротив, с каждым рывком по пути демократизации он лишь разрастался и набирал силы и соки.

Да простят меня либералы-идеалисты прежних эпох, ничего плохого не хотевшие, ничего от этих рывков не получившие и ни малейшего организационного, властного отношения к этим рывкам не имевшие! Но невольно закрадывается подозрение, что антитоталитарные рывки и предпринимались-то властью в значительной степени лишь затем, чтобы Атлантида расцветала все пуще. Ведь именно ее расцвет был наиболее действенным средством (притом и на колючую проволоку тратиться не надо) превратить в ГУЛАГ вообще всю страну, за исключением Атлантиды, и в зэков — вообще всех ее жителей за исключением тех, кто ухитрился проникнуть на поначалу незаметные, а в последнее десятилетие — напротив, с вызывающей, издевательской наглостью кичащиеся своими материальными достижениями Острова Блаженных.

Я не экономист. Но точно знаю, что законы экономики, увы, функционируют совсем не столь однозначно, как, скажем, законы физики. Хотя, помнится, даже там есть задача трех тел, принцип неопределенности и тому подобные сладкие блюда. Законы же экономики проявляются через повседневную жизнь людей, которые вносят в, казалось бы, простые формулы (помните, например, "товар—деньги—товар"?) массу нового. Поэтому одни и те же экономические жернова мелют совершенно по-разному, если отличаются, например, системы стимулов человеческой деятельности, иерархии духовных приоритетов. Разумеется, экономика очень сильно сама влияет на все эти эфирные материи. Помнится, в конце восьмидесятых на всю страну был возмущенный ор, когда правительство Рыжкова для пополнения казны попыталось тишком продать за кордон кусочек устарелой танковой, что ли, дивизии. А теперь новейшие крейсера за сотую часть реальной стоимости на лом толкаем — и ничего, нормально: рынок, господа, рынок! Удачная сделка!

Но, так или иначе сформировавшись, эфирные материи начинают, в свою очередь, оказывать сильнейшее воздействие на функционирование экономики. В том числе и самым непосредственным образом: через принятие государством определенных ЮРИДИЧЕСКИХ законов, сдвигающих действие законов ЭКОНОМИЧЕСКИХ в опрееленную сторону. В том числе и еще более непосредственным образом: через совершаемый большинством граждан страны каждодневный выбор, какие именно из законов они будут ПО ВОЗМОЖНОСТИ ВЫПОЛНЯТЬ, а от каких они будут ПО ВОЗМОЖНОСТИ УКЛОНЯТЬСЯ.

Важно понять, что люди, уклоняющиеся от выполнения каких-то законов, совсем не обязательно являются плохими. Просто-напросто законы, которые эти люди обходят, могут быть в определенном смысле НЕВЫПОЛНИМЫМИ. Во всяком случае, не выполнимыми без явного ущерба для себя или близких своих. Если принят невыполнимый закон, все население страны автоматически становится преступниками, и затем лишь от нужд власть имущих зависит, когда и кого хватать; для властей это очень удобно, особенно если они и впрямь заранее знают, что принятый закон выполнить невозможно, и вовсе не рассчитывают на его выполнение, рассчитывают лишь на повальную криминализацию общества. Но даже если власти принимают закон, который трудновыполним, но объективно полезен, для того, чтобы его выполнять, людям надо жертвовать чем-то личным — а на такое человек ПО ЗАКОНУ не способен, тут нужны совсем иные стимулы. Нематериальные. Эфирные. Из области психологии.

Важно понять также, что плохие законы принимаются совсем не обязательно плохими людьми. Ядовитейшая каверза заключается в том, что эти вполне достойные люди могут считать принимаемые законы вполне хорошими. Для себя. В первую очередь — для себя; но любой нормальный человек не может не думать в первую голову о себе и о своих близких. Если он мыслит иначе — он либо фанатик, либо сумасшедший, а рассчитывать ни на тех, ни на других не стоит, потому что даже если манией является общее благо и счастье всего человечества — все равно от маньяка добра не жди. Кто-кто, а мы это знаем. Рассчитывать следует лишь на нормальных людей. Во-первых, они составляют подавляющее большинство, а во-вторых, они наиболее способны к конструктивной деятельности. Маньяки лишь ниспровергают основы того, что им кажется Вселенским Злом, а дальше, если случайно и добираются до власти, начинают в процессе утверждения Вселенского Добра вешать всех обычных и нормальных, потому что те не отвечают маниакальным критериям.

Но нормальный человек тем, в первую голову, и нормален, что хорошим считает то, что хорошо для него самого и для тех, кто ему дорог. Собственно, он этим-то и хорош. Кто-нибудь рискнет назвать хорошим человека, который плюет на нужды своей семьи? Которому до лампочки, получит его ребенок добротное образование или останется полуграмотным? Который, будучи в состоянии купить жене дубленку, будет заставлять ее ходить в джутовом мешке?

Однако психика нормальных людей работает так, что хорошее для себя они склонны считать хорошим для всех. Если вообще вспоминают о каких-то абстрактных "всех".

Стало быть, и тут мы упираемся в эфирные материи.

Чтобы хороший человек, принимая решения, не приносил вреда окружающим, лучше всего подходит ситуация, когда его интересы не противоречат интересам тех, кого затронет его решение. Различия могут быть, они примиряются компромиссами; но никакой компромисс невозможен между теми, чьи интересы прямо противоположны. Тут уж неизбежен поединок до окончательной капитуляции одной из сторон.

Поэтому ощущение полной противоположности интересов напрочь отшибает всякое желание искать компромиссы. Поэтому "не вводи во искушение": не создавай ситуаций, в том числе — экономических, когда благо одних есть прямой ущерб другим. Находить равнодействующую куда проще и легче, пока машинка не заработала; потом, с каждым оборотом своего бездушного ротора, она примется разносить интересы разных совсем НЕ ПЛОХИХ людей все дальше, все безнадежней, и поиск компромисса окажется все более затруднен, пока не станет действительно бессмысленным — нету его уже, компромисса. Либо я прав, либо ты, и точка.

Но, стало быть, и в момент принятия решений, и затем, в момент куда более затрудненной и болезненной их коррекции в дело неизбежно вступает психология: способность помнить о так называемом "общем благе", о других… Причем не только от идейности, или там из общих соображений гуманизма, пролетарского братства либо общечеловеческих ценностей всевозможных — мы всем этим соображениям знаем цену; а так, чтобы действительно, хоть чуток подумав, человек понял: ага, эти как бы чужие интересы — на самом деле тоже мои, просто более удаленные. Но при этом задуматься он все-таки должен — причем понятие "интересов других людей" тут служит запалом для размышлений; если не начнет об этом думать, так и не поймет, что чужие интересы — лишь продолжение его собственных. Эфир, одним словом. Идеализм, крепко сросшийся с прагматизмом.

При отсутствии этого идеализма совершенно неизбежно законодатели ориентируют всю экономику государства на удовлетворение лишь собственных потребностей, а законоисполнители девяносто процентов своего времени и своих усилий тратят на то, чтобы посылать принятые законодателями законы в задницу. Начинается веселая жизнь под названием беспредел. Некоторым она нравится. Большинство от нее стонет и криком кричит. Государства от нее разваливаются. Некоторым нравится и это.

Уже к началу восьмидесятых годов прошлого века в СССР создалась уникальная и, насколько мне известно, нигде в мире доселе не существовавшая ситуация. Вся высшая элита страны ЛИЧНО оказалась не заинтересована в дальнейшем существовании страны.

Это совсем не значит, что элита сознательно хотела стране зла. Нет. Элите не до высоких материй: добро, зло, страна... Этими мотивациями, как я уже упоминал, руководствуются очень немногие: подвижники, фанатики, маньяки… В каком-то смысле это все синонимы. Просто подвижник — это маньяк чего-то доброго и хорошего. Да и то, повторяю, пока не добрался до власти и не начал свое доброе и хорошее внедрять в повседневную жизнь обычных людей посредством карательной мощи государства. Истинным подвижником, наверное, можно назвать лишь того, кто в подобной опасности отдает себе отчет и, обладая при всем своем личном подвижничестве здоровой и толерантной психикой, сознательно уклоняется от всякой возможности силком заставлять следовать своему примеру, дает лишь пример духовный, моральный; тогда — да, тогда — впрямь святой.

Но уповать на святых в общегосударственном масштабе — занятие, увы, чрезвычайно печальное и вполне безнадежное.

Большинство во всех элитах, как и вообще любое большинство, руководствуется куда более приземленными мотивами, и правильно делает. Из приземленных мотивов и составляется нормальная жизнь обычных людей, какие бы высокие посты они не занимали. Поэтому, и только поэтому с элитами можно иметь дело. Есть общие темы для дискуссии. Во всяком случае, могут быть.

И вот получилось так, что продолжение существования страны оказалось за рамками системы жизненных стимулов и мотиваций большинства представителей элиты.

Дело было, повторяю, отнюдь не в их злокозненности, измене Родине или, скажем, маниакальной ненависти к русскому, скажем, народу. Повторяю: нет. Это все опять чересчур высокие материи.

Дело и не в пресловутой подкупленности врагом внешним. Вот псевдо-патриоты и квази-коммунисты полюбили долдонить, что Горбачева на Мальте подкупили. Им, убогим, это кажется ответом на все вопросы. Им не приходит в голову следующий вопрос, совсем простой: а почему бы нам было не подкупить Рейгана или Буша? Уж на это бы держава не пожалела нефтяных зеленых… Но почему-то даже мысль подобная кажется идиотской и в лучшем случае смешной.

А почему, собственно? Почему то, что Горбачев за деньги стал действовать против собственного государства, кажется реальным, а то, что подобным образом станет действовать американский президент — абсолютно нелепым?

Да потому, что личные, человеческие интересы американского президента и общие интересы Америки как таковой совпадали и совпадают в куда большей степени, нежели интересы, скажем генсека Компартии Советского Союза — с интересами самого Советского Союза. И весь народ уже в восьмидесятых годах это ощущал; то есть насчет Рейгана он в массе своей ничего не ощущал, Рейган народу до фени — но про ген и прочих секов ощущал вполне. Не ощущали этого только сами секи.

Оставаясь в большинстве своем вполне приличными по своим обыденным человеческим качествам людьми.

Дело-то, еще раз повторю, отнюдь не в том, что им страстно хотелось сгубить Святую Русь. Дело в давней и фатальной ошибочности выбора главной цели общенационального производства. Именно эта ошибочность привела к тому, что высшую и среднюю номенклатуру уже не надо стало даже подкупать. Она сама себя нескончаемо подкупала.

На корню.

Не подлежит сомнению, что еще с конца двадцатых годов практически вся экономика СССР была ориентирована на войну и только на войну. Кто сомневается — пусть глянет, сколько заводов встало и сколько народу осталось без работы, когда СССР выпал из гонки вооружений.

Оставим сейчас за кадром субъективные причины такой ориентации; попытка мимоходом разобраться еще и в этом нас может далеко завести. Коммунистическая пропаганда всю жизнь уверяла, что это была вынужденная мера, единственно возможный ответ злобному капиталистическому окружению, со всех сторон грозившему удушить и потопить в крови первое в мире государство рабочих и крестьян. Диссиденты и перебежчики, в свою очередь, заявляли, что это было закономерным следствием омерзительного стремления кровавого советского режима к мировому господству. Как всегда бывает в подобных случаях, истина наверняка лежит где-то посредине.

Грех сказать, но это нам сейчас неважно.

Важно то, что жизнь человеческая проходит не в танке, не подлодке, не на артиллерийском лафете. Все, или почти все эти железяки могут быть лучшими в мире; так оно и случалось с СССР в двадцатом веке по крайней мере дважды: в сороковых и, вероятно, к середине восьмидесятых. Железяками можно было гордиться. Ими можно было восхищаться. Ими можно было побеждать. Что с того?

Сколько бы ни длилась война, как бы блистательна ни была победа — и во время войны, и в особенности после нее люди просто живут. И воюют за эту жизнь, и побеждают ради нее. Даже погибают — ради нее.

Жизнь — это уютный дом, удобная одежда, добрая и обильная еда, доступные врачи и хорошие лекарства. Это чистые и здоровые дети. Это не загнанная и не расплющенная бытом, благодарная за побрякушки и парфюм жена. Это транспорт, в котором не выдавливает кишки давкой и не выдувает мозги сквозняками.

Вероятно, вожди, еще с двадцатых годов помаленьку лишая нас всего этого с тем, чтобы склепать лишнюю сотенку броневиков или зениток, искренне полагали, будто делают все мыслимое и немыслимое для укрепления обороноспособности страны. И, вероятно, так бы оно и было, если бы — о, эфирные материи! ну какое отношение они имеют к экономике? правильный менеджмент, лизинг и консалтинг, и все о'кей, не правда ли?— они СЕБЯ и свои семьи лишили того же.

Но не для того они становились вождями, чтобы жить в землянках и питаться тухлятиной наравне с прочим населением. Как говаривал в "Семнадцати мгновениях..." профессор Плейшнер, "фюрер должен быть в тепле".

Однако и это еще не катастрофа. Это аморально, это подло, это чревато социальным напряжением — но это еще НЕ КАТАСТРОФА. Имущественное неравенство — вещь, увы, неизбывная. Имущественно равны только голые. Никогда не было и, скорее всего, никогда не будет так, что министр и бомж смогут жить в одинаковых апартаментах и учить детей в одном и том же университете. Что уж греха таить: у министра действительно гораздо меньше свободного времени для беготни по магазинам и поездок на трамваях, чем у бомжа. И ответственность у министра больше. Если бомж допустит небрежность, ее мало кто заметит — а если небрежность допустит министр, последствия могут быть самыми плачевными для всех бомжей страны, и не только для них. Стало быть, не зазорно министру иметь для работы и отдыха условия лучше, чем бомж. Не в зазоре беда. В конце тридцатых годов разница между имущественным положением элиты и низов в США была больше, чем разница между имущественным положением верхов сталинской номенклатуры и зэков в лагерях. Сталин был мужчина суровый и стремления к роскоши в своих верных соратниках не одобрял. Ну и что?

Беда заключалась не в расслоении, а в том, что в США своя же собственная, так сказать, отечественная промышленность производила и то, что нужно для счастья бомжу, и то, что нужно для счастья министру. Тогда как в первом государстве рабочих и крестьян своя, отечественная промышленность специализировалась на выпуске бытовой продукции лишь для самых неприхотливых, самых замызганных бомжей. Ни на что иное ее уже не хватало: бомбардировщики надо было клепать.

И чем дальше, тем все в большей степени ее не хватало ни на что, назначенное для нормальной, обыденной человеческой ЖИЗНИ.

А теперь вопрос на засыпку: что сделает министр или секретарь обкома, которому надо купить одежку и ботинки, если свои заводы клепают лишь ватники да сапоги? Если во всех обычных магазинах только жуткого вида робы висят да сверкают опорки по семь кило весом каждая, да с бронированной подошвой, которая успевает набить любому обладателю кровавые мозоли даже при кратких перемещениях от служебного кабинета до служебного автомобиля и обратно?

Обычным-то товарищам, при всей их неприхотливости, тоже больно и тоже противно. Но они все это носят и радуются любой обновке: деваться-то некуда. А вот что сделает министр?

Правильно. Так или иначе он добудет это за рубежом. Там, где промышленность работает не только на оборону (плохо работает, хило, танки там дерьмо, пушки — хлам), но и, главным образом, на жизнь человеческую.

А ей, промышленности-то эксплуататорской, только того и надо. Опаньки! Еще один покупатель. Потом еще один. Потом супруга покупателя... Потом детушки решили дачу обставить...

Работает буржуазная промышленность, оживляется! Золотишком платят!

У слуг победившего народа (наркомов там, или секретарей областных комитетов) возможности для такого маневра всегда найдутся.

Опять-таки: при Иосифе Виссарионовиче этот процесс, сколько я могу судить, еще как-то держали в рамках. Госдачи и госрезиденции обставляли, во всяком случае, свои краснодеревщики... поначалу.

Потом процесс пошел.

И людей МОЖНО ПОНЯТЬ. Ну неудобно же! Обувь жмет, штаны кособокие, сортир воняет, кран каплет, зеркало кривое... нельзя так жить. Если у человека есть возможность выбрать между хорошей вещью и плохой — он обязательно выберет хорошую, и нельзя его в том винить. Нельзя. Не виноват человек, если не хочет жить в хлеву, спать на насесте и носить половые тряпки. Не вводи во искушение.

Ввели.

Министр ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не может работать в тех же условиях, что участковый уполномоченный и ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не может жить в условиях фабричного общежития.

То есть потом-то привилегии, конечно, растлевали их — но первым и основным толчком являлась объективная потребность в определенных условиях и столь же объективная невозможность эти условия создать за счет, что называется, продукции отечественных производителей.

В значительной мере уже при храбреце Хрущеве, поклявшемся зарыть капитализм, а в брежневское время — и совсем во всю ивановскую, высший слой номенклатуры питался, одевался, увеселялся, обставлял свои хоромы и восстанавливал подорванное непосильными интригами здоровье НЕ продукцией своей страны.

Происходит в стране какое-то научное и промышленное шевеление, или нет — ЛИЧНО владыкам естественнейшим образом стало НЕ ВАЖНО (ну, разве что геронтология их волновала исключительно отечественная — великая же тайна была от всех врагов, что наши вожди стареют). Они управляли страной — но как людей, как нормальных мужчин и женщин их интересовало лишь производство в странах евроатлантического замеса. Параллельно, симметрично с Архипелагом ГУЛАГ в стране возник и, в отличие от ГУЛАГа, неудержимо рос Архипелаг Атлантида.

Все, что не Атлантида, постепенно стало по условиям добывания и ПОНЯТИЯМ проживания, если с Атлантидой сравнивать, чем-то вроде былого ГУЛАГа, основательно присушенного Никитой. Так сказать, взамен. ГУЛАГ умер — да здравствует ГУЛАГ.