Газета День Литературы # 64 (2001 13)

Елена Перцуленко ТЕТРАДЬ ПО КАЛЛИГРАФИИ

БЕЗДУШНЫЙ СОНЕТ

Крысу

Не бесталанен, и совсем не глуп,

Но божеством не тронут, я, Сальери,

Пишу по слуху ноты "Miserere",

Чтоб разглядеть в сильнейшую из луп.

Кленовая ладонь лежит, пуста

Под круглым хрусталем. Но я уверен,

Что в ней унес свою добычу Берен.

Я начинаю с чистого листа.

Над сонмом вдохновенных беззаконий,

Многоголосьем алгебр и гармоний

Законы строгих фуг воцарены.

Однажды их постигну — и отброшу,

Подставив плечи под иную ношу:

Хлопок одной ладони, сон струны...

ВОСХОЖДЕНИЕ НА МЕНЕЛЬТАРМУ

Истины размножаются спорами,

Но мельчают, распавшись на частные мнения.

Ширится поле турнира, толпа окружает шатры.

Общеизвестно: две лиги неторопливого восхождения —

И мы в эпицентре безмолвия, мы на вершине горы.

Сколько поломано копий прозрения и отчаянья!

Сколько придумано слов о природе добра и зла!

Словно забыли — две лиги терпения и молчания

Нас отделяют от неба и строгого лика орла.

Нас захлестнуло и смяло словесное крошево,

Но на просторной вершине еще не завяли цветы.

Путь недалек, и дорога еще не заброшена.

Только две лиги — успеем ли до темноты?

О КОРЯВОМ

Не мудрствуй, товарищ, лукаво,

Пытаясь свой стих отточить:

Искусство должно быть коряво,

Чтоб за душу крепче схватить.

Поверь — в совершенстве так пусто...

Вернее слезу отожмем,

В мохнатое пузико чувства

Вцепляясь голодным клещом.

А чтобы восторга лавина

Объяла его до конца,

Огрей парадокса дубиной

Беспомощный разум чтеца.

О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ

Хатулю

Заблудившийся в метели терпеливо ждет апреля,

На стволе упавшей ели или в ящике стола:

То ли лампочка в подъезде, то ли свет в конце тоннеля,

Доведет его до цели, до постели, до тепла.

Мы бы тоже так сумели, да заботы одолели,

И доспехи заржавели, и разбились зеркала,

Торопливые недели, сиротливые гантели,

Льдинка плавает в канале марсианского стекла.

Мужичок лошадку гонит, в дровнях ель, дриада стонет,

Новый год неверно понят — мы, дриада, не со зла.

"Тятя, тятя, наши сети..." "Где вы были?" "В интернете".

"Труп — в /dev/null". Ну что за дети, что за жизнь, что за дела!

Помертвело чисто поле, за окном — покой и воля,

Светлый ангел на консоли что-то пишет прямо в лог.

Не беда! Пойду, поставлю путеводный чайник, что ли,

Чтоб в метели, в деле, в боли он кому-нибудь помог.

О ГРААЛЕ

Вот девушка с веслом,

Вот Насреддин с ослом,

Вот Аладдин с волшебной лампой,

Вот админ с магическим числом.

Он держит root добра и зла

В одной руке и kill в другой.

Он маг, алхимик, раб числа,

Могучий, но не средь людей,

Он заклинатель электронов,

Не пророк, но лицедей.

Над ним плывет Грааль, сияя,

Но покров не будет снят...

Все люди спят.

А вот поэт, он не отсюда,

Так что — ни в одном глазу,

Он призывает розу, грезу,

Музу, визу и грозу.

Он вдохновен, блажен и бледен,

(Нет бумаги, чай остыл),

Он всемогущ, но неконкретен,

Одержим, но очень мил,

Его словам повелевать

Над страстью, совестью, слезой,

Но не над визой и грозой.

Плывет Грааль... Пускай плывет —

Он будет спать.

А вот и я. Не сплю, поскольку

Эти двое — мой каприз,

Мне дела нет до их числа,

root'а, а также роз и виз;

Я их придумал как приманку —

Вроде утки подсадной,

Плывет Грааль — его покров

Сияет дивной белизной,

И если будет снят —

То ими, но не мной.

СОНЕТ-ВОРЧАЛКА

Нас рок влечёт вниз головою

По твёрдой лестнице невзгод.

То мы обласканы судьбою,

То ждём пинка ногой в живот.

Наш лес покуда очарован,

Но ждём в тревоге тех минут,

Когда в порыве бестолковом

Нас в пыльный ящик запихнут.

Пусть нам почти во всем подобен

Наш славный Кристофер, наш Робин,

Но мы ему подчинены.

И злей пчелиного укуса

Пятнистый призрак Щасвирнуса

Тревожит плюшевые сны.

ПЕЙЗАЖ

В переплетенных пальцах эстакад

День умирает выжатым лимоном,

И светофора стрекозиный взгляд

То алым расцветает, то зеленым.

В раскрошенном бетоне труп реки

Ворочается, мутно стекленея,

Медлительно вытягивают шеи

Стальных тиранозавров костяки.

В коробках из кофейного стекла

Слепыми зомби движутся фигуры...

Вот и пейзаж. Не то, чтобы с натуры,

Но не вполне из ящика стола.

ВЕРЛИБР

Верлибр — загробная форма существования поэзии.

Стихотворение сбрасывает с себя оболочку формы,

Избавляется от размера и рифмы,

Теряет звучание.

Верлибр — квинтэссенция всего поэтического;

В нем нет ни красоты, ни утонченности, ни покоя.

Он ужасает, как аромат ста тысяч роз,

Собранный в хрустальном флаконе.

Верлибр подобен подстрочному переводу

С несуществующего языка —

Истинного языка всех поэтов.

Верлибр подобен душе,

Ожидающей воскрешения во плоти.

И, как обнаженная истина,

Верлибр восхищает и сокрушает душу.

ЗОДЧИЙ

Я — зодчий. Предо мною чертежи,

Где мнимы стены, шпили иллюзорны.

Я каменщик, я муравей проворный,

Упорно возводящий этажи.

Резьбой украшу строгие фронтоны,

Колонны виноградом обовью,

Узорным чугуном замкну балконы

И музыкой фонтаны напою.

Я — садовод. И льнет лоза к стене,

И розы улыбаются луне,

И гнется ветвь, усыпана плодами.

Я — музыкант, блуждающий садами,

И тело флейты под его руками,

И голос флейты в чуткой тишине.

I-РОНДЕЛЬ

Вплетаю флейту своего модема

Я в арфу телефонных голосов.

Крадет минуты у моих часов

Ночных бесед беззвучная поэма.

Меня ведет нетерпеливый демон

На путь седых волков и белых сов.

Вплетаю флейту своего модема

Я в арфу телефонных голосов.

Я вглядываюсь трепетно и немо

В круговорот далеких адресов

И в музыку бессонного Эдема

Вплетаю флейту своего модема.

* * *

Здесь зеленым фонтаном вздымаются ветви,

Здесь смешались цвета изумруда и пепла.

В каждом дереве дремлет холодное сердце,

С крыльев бабочки смотрит совиное око.

Здесь поляна, прикинувшись озером, жаждет

Подманить олененка на радугу лунного блика.

Олененка склюют длиннохвостые серые птицы,

Погребут муравьи и сосна на болоте оплачет.

Небо звезд! О, высокое небо полета!

Выше мшистых стволов, недоступней покоя...

О тебе плачет Нелдис, баюкая ленту тумана,

От любви к тебе флейта моя умирает.

* * *

Властитель битвы, с колыбели

Привыкший к ратному труду,

Он умирал в своей постели,

Который день, в полубреду.

Своим страданьем благородным

Давно наскучивший родне,

Один, среди вещей холодных

Он таял в медленном огне.

Клинки, курительные трубки,

Картины, древнее вино,

С лекарством недопитым кубки

Да в сад открытое окно.

А за окном вились напевы

И света колыхался круг.

Прекрасная, плясала дева

Среди влюбленных и подруг.

На золотых ее запястьях

Браслетов перезвон не молк,

И цветом пламени и страсти

Вкруг стана вился алый шелк...

Над ней качался свод узорный,

Пред ней ложился на песок

То блик огня, то густо-черный

Ажурной тени лепесток.

И, зачарован звуком пенья,

И, улыбаясь в этот миг,

За грациозной девой-тенью

Через окно следил старик.

МАНСЕНГ

Пара лун взора

Сияет ярче

Светлой росы

Покрова Вальгаллы.

Чудная пара

Соболей стройных

Над звездами зренья

Лежит, изогнувшись.

Фрейя браслетов,

Будь благосклонна!

Тяжко бремя

Лебяжьей шеи —

Две косы долги,

Как золота стражи.

Алы улыбок

Врата скрывают

Жемчугов светлых

Два ожелелья.

Фрейя браслетов,

Будь благосклонна!

Пара прекрасных

Раковин слуха

По сторонам

Волос вершины.

Мыс ароматов,

Дыханья утес,

Стройный, украсил

Равнину румянца.

Фрейя браслетов,

Будь благосклонна!

Белы, как груди

Ран дочерей

Колец насесты,

Браслетов опоры.

Млека холмы

Платье вздымают,

Пламени волн

Теплое ложе.

Фрейя браслетов,

Будь благосклонна!

Крут и упруг

Скамьи собеседник,

Стройны, стоят

Танца подруги.

В темной пещере

Нежных услад,

Лесом укрытой,

Не был никто.

Фрейя браслетов,

Будь благосклонна!