Газета "Своими Именами" №17 от 22.04.2014

О ГИБЕЛИ «К-8»

Первенцем в серии в 1959 году стала К-3, названная со временем «Ленинский комсомол» и вошедшая с этим именем в историю флота.

Следом за ней 29 декабря того же 1959-го в строй вступила К-5.

А через два дня, 31 декабря - и К-8.

Должна была стать следующая «семеркой», счастливой К-7, но под самый-самый Новый год вышла на просторы «восьмерка».

А серия лодок этого проекта 627 состояла из… 13 единиц.

На протяжении всей службы «восьмерку» подстерегали аварии.

Именно она должна была первой из советских атомоходов всплыть в районе Северного полюса.

Но из-за аварии реактора покорение полюса досталось «Ленинскому комсомолу».

Она должна была идти в свою первую автономку (боевую службу в Атлантику), однако вновь авария и ремонт.

Уже она в далеком гарнизоне Гремиха – у всех лодок «норма», а на «восьмерке» опять авария.

Так продолжалось до мая 1969-го, когда К-8 принял под свое командование опытный подводник, кавалер ордена Красного Знамени за нанесение реального торпедного ядерного удара, капитан 2-го ранга Всеволод Борисович Бессонов.

Экипаж «восьмерки» с радостью узнал, что лодке, наконец-то, предстоит выполнение задач боевой службы в Атлантике.

С радостью, потому что, по мнению ранее служивших на К-8, ей было дано имя «проклятой лодки».

По воспоминаниям немногочисленных ветеранов известно, что экипаж прямо рвался в море, чтобы доказать полноценность как экипажа, так и корабля.

В полярную ночь с 16 на 17 февраля 1970-го «восьмерка» вышла на свою первую и… последнюю автономку.

Впереди Атлантика, выполнение боевых задач в Средиземном море и возвращение к 17 апреля в родную Гремиху.

Весь экипаж был полон решимости доказать всем – командованию флота и флотилии, товарищам с других «бортов», а главное себе, что «восьмерка» полноценная боевая единица.

Все 125 человек, которые были на ее борту…

…Наступил судный день 8 апреля, день который перевернет жизнь многих. И тех, кто был на лодке, и тех, кто ждал их на берегу.

Все шло по плану до тех пор, пока… Из рубки гидроакустиков не повалил густой дым.

«Аварийная тревога!» - раздалось в центральном отсеке. Это короткое словосочетание и сегодня стремглав подымет с дивана не одного ветерана. А тогда по команде все как один бросились на посты. Не успели занять свои места, как новый пожар вспыхнул в седьмом отсеке. Но лодка на ходу, рули «на всплытие», еще «дышит» реактор, вот-вот подводники «в перископы увидят волну…».

Пожар развивался столь стремительно, что не все из седьмого отсека успели воспользоваться индивидуальными дыхательными аппаратами. Тогда и появились первые жертвы главных врагов подводников – пожара и дыма.

Лодка всплыла, часть экипажа приступила к борьбе за живучесть и оказанию помощи первым раненым. Но в это же самое время в том же седьмом отсеке на пульте управления ГЭУ (атомного реактора) находилось четверо офицеров, даже не помышлявших об оставлении отсека. Спустя сорок один год мы можем сказать, что имена всех четверых достойны того, чтобы быть вписанными в историю, пусть павшего, но нашего Отечества золотыми буквами.

Вот эти имена:

Валентин Хаславский

Александр Чудинов

Геннадий Чугунов

Георгий Шостаковский.

Они просто не имели права покинуть пульт до того, пока не заглушат ядерный реактор.

Они понимали, что погибнут, но в то же время не могли покинуть боевой пост.

Их последними словами были: «Кислорода больше нет! Ребята, прощайте, не поминайте нас лихом! Всё!»

В это же время число погибших стремительно стало увеличиваться - пять, восемь, тринадцать…

Тринадцатым по роковому совпадению стал тот, в чьи обязанности входила борьба за жизнь - корабельный врач капитан Анатолий Мефодиевич Соловей.

На лодках проекта 627 восьмой отсек был жилым. В нем был корабельный лазарет, в котором находился два дня назад прооперированный старшина 1-й статьи Юрий Ильченко. Врач, верный клятве Гиппократа, надел свой аппарат на старшину, и тем спас его ценой своей жизни.

К моменту окончательного всплытия лодки и возможности открыть верхний кормовой люк, погибших было уже 30…

Последняя фотография корабельного врача.

В лазарете он снят с тем, кого спас ценой своей жизни…

Всех погибших, которых можно было достать через люк восьмого отсека, положили в кормовую надстройку рубки. Там они и остались навсегда.

А что же лодка? «Восьмерка» была наплаву, но не более. Из-за огромной температуры вышли из строя генераторы, не работали основные средства связи, а резервные были пригодны лишь к работе в зоне видимости. Только сигнальными ракетами и могли подводники аварийной лодки привлечь к себе внимание в центре Бискайского залива.

В таком неведении и томительном ожидании, имея треть экипажа погибшими, а часть пораженных, прошла ночь и полдня 9 апреля. В районе 14 часов 15 минут на горизонте был замечен сухогруз. По приказанию командира были даны пять красных ракет, на которые среагировал канадский транспорт «Глоу Де Ор».

Среагировать-то, среагировал, да подойдя на дистанцию в 15 кабельтовых, резко изменил курс и … убыл своим курсом.

Почему так поступил «канадец» и сегодня непонятно. Даже с точки зрения «холодной войны» морское братство не отменяли ни НАТО, ни Варшавский договор.

Пошли вторые сутки аварии, но ни в Главном штабе, ни в родной базе не знают, что случилось с лодкой - для всех К-8 в боевом строю и готова выполнить любой приказ Родины - у нее торпеды, как с обычным, так и - ядерным зарядом.

Наступило утро 10 апреля, когда на горизонте появилось судно. После очередных пяти ракет к лодке подошел болгарский сухогруз «Авиор», капитаном которого был Рем Германович Смирнов из Мурманского морского пароходства.

Как обрадовались советские моряки, когда с борта сухогруза им сказали: «Держитесь, братушки».

А еще запомнили оставшиеся в живых вкус сигарет «Шипка», той Шипки, которая и сегодня является символом славянской дружбы.

По сложной цепочке радионитей (Болгарское морское пароходство в Варне – ВМС Болгарии там же – оперативный дежурный ЧФ в Севастополе – Главный штаб ВМФ в Москве), да и то не сразу, было доложено о ситуации. И уже находящиеся рядом советские суда министерства морского флота и корабли ВМФ ринулись на помощь К-8. А дифферент на корму все время увеличивался. И потому командир отправил на болгарский сухогруз часть экипажа, нахождение которого на лодке не было столь необходимым.

К вечеру на место аварии прибыли советские суда «Касимов», «Саша Ковалев», «Комсомолец Литвы», чуть позднее «гидрограф» Северного флота «Харитон Лаптев», корабль, выполняющий в море задачи в интересах разведки.

Связь с Москвой была налажена, тревоги, судя по докладам командира, ничто не вызывало. Из Североморска и районов учений «Океан» к месту аварии спешили, а фактически «летели на всех парах» паросиловые крейсер «Мурманск» и плавбаза «Волга» с резервным экипажем. И в это же самое время, а точнее чуть раньше, в самом центре Москвы, в Главном Штабе ВМФ СССР наконец-то осознали всю сложность ситуации.

Длительные переговоры с командованием болгарского флота и лично с командующим вице-адмиралом Добревым убедили Горшкова, что в Бискайском заливе терпит бедствие именно советская лодка. Сколько же времени было упущено на то, чтобы поверить болгарским коллегам о трагедии в Бискае… Ведь это же надо: учения «Океан» в самом разгаре, доклады со всех флотов четкие, конкретные, а главное – радужные, все идет по плану, а тут вдруг в полдень 10 апреля на ЦКП ВМФ… Далее языком документов: «Часы показывали 12.40.

Голос оперативного дежурного Черноморского флота был взволнован и сбивчив:

- Только что к нам позвонил командующий болгарским ВМФ Добрев, сообщил, что радистом их пароходства принята следующая радиограмма:

«Молния. Теплоход «Авиор» Ш - 48 гр. 10 мин. северная, Д - 20 гр. 09 мин. западная терпит бедствие советская подводная лодка».

- Больше никаких подробностей? - переспросил дежурный адмирал.

- Нет!

Оперативный ВМФ тут же соединился с Главкомом. Горшков выслушал доклад молча, так же молча положил телефонную трубку.

Через несколько минут он был уже на ЦКП. (Центральный командный пункт ВМФ). Вместе с ним прибыл туда и начальник Главного штаба адмирал Сергеев. Перед Главнокомандующим разложили карту Северной Атлантики.

- Точка с переданными координатами находится на маршруте перехода К-8! - доложил начальник оперативного управления вице-адмирал Комаров.

- Вижу! - хмуро кивнул Горшков и повернулся к начальнику Главного штаба. - Николай Сергеевич, передайте на К-8 мое приказание: немедленно доложить свое место и действия!

А главное – спасти лодку!»

Что мог доложить командир Бессонов, когда на лодке осталось лишь 22 человека вместе с ним, когда можно находиться лишь в ограждении рубки да в первом отсеке, и то временно.

Несмотря на предупреждения командира электромеханической боевой части о начавшейся катастрофе, командир АПЛ стоял на своем

- Приказ Главкома я выполню (точно так же было спустя 19 лет на К-278 «Комсомольце»)…

Он уже не мог спасти корабль, но часть экипажа - да, но с лодки так и не сошел…

12 апреля 1970-го К-8 навсегда ушла в пучину и как боевая единица перестала существовать.

За всю историю советского подводного флота периода «холодной войны» к уголовной ответственности за гибель лодки и части экипажа были привлечены лишь два командира: командир С-178 капитан 3-го ранга Валерий Маранго и командир К-429 капитан 1-го ранга Николай Суворов.

Командир К-8 сам себе вынес приговор (по свидетельству ряда очевидцев), но за мужество и стойкость при выполнении задач по спасению лодки и части экипажа был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

А экипаж, причем весь, был награжден орденами и медалями…

24 мая 1970-го работа XVI съезда ВЛКСМ была начата с минуты молчания в честь героически погибшего делегата от комсомола Мурманской области Леонида Чекмарева… Старшина 1-й статьи Чекмарев Леонид Венедиктович был секретарем комсомольской организации К-8…

А поселок Гремиха осиротел на одну подводную лодку и 52 своих мужчин. Что творилось в гарнизоне - объяснять не надо. Даже занятия в школе были отменены, что считалось недопустимым, но подводники и их семьи, иногда живут по другим законам..

Но прошел апрель, а с ним и 22 число, наступило 1 мая, и уже в Гремихе, тогда еще расцветающем поселке подводников, проходит первомайская демонстрация.

Мало что напоминает о трагедии 8 – 12 апреля, ведь жёны (именно жёны, а не вдовы) уже получают разрешение на переезд к избранному месту жительства, ожидают ученики завершения учебного года, да со слезами на глазах прощаются семьи с пирсами, с сопками, оставляя навсегда своих друзей в далеком заполярном гарнизоне.

Спустя восемь лет на сопке появится памятник-парус экипажу К-8, мужественно сражавшемуся со стихией и погибшим на ее борту.

18 февраля 1971-го приказом Главнокомандующего ВМФ СССР атомная подводная лодка К-8 была выведена из состава сил флота.

Экипаж, точнее оставшаяся его часть, был расформирован и отправлен служить в другие части на других флотах – подальше от Гремихи.

Когда-то жизнь в Гремихе кипела, даже после апреля 1970-го. Но сегодня она там умирает…

Как правило, когда речь идет об авариях лодок, то сперва говорят о погибших, затем об оставшихся в живых и лишь потом о тех, кто был рядом и помогал. А рядом все это время был болгарский сухогруз с советским капитаном на борту. Долгое время умалчивался этот факт, но во времена перестройки было названо и имя судна, и его капитана.

И всё.

Но ведь всё это время болгарские моряки не только не отходили от смертельно раненного корабля, но и спасали его экипаж. Лишь сейчас стало известно, сколько заботы и внимания советским подводникам уделили болгарские братья. До сих пор они вспоминают имена мурманчанина Рема Смирнова (к сожалению, уже скончавшегося, о чем автору рассказал его внук), болгар Георгия Петрова, Богдана Младенова, Любена Волковича, Гавриила Спирова, Святослава Илиева, Владимира Архангелова, Димитра Антонова, Николу Гюрчева, Янко Стоянова, Николу Ангелова, Божидара Милчева, Георгия Янкова, Стефана Николова и остальных членов экипажа «Авиора».

Некоторые из них до сих пор живут в Варне и, наверное, помнят день 10 апреля, когда им довелось подать руку помощи русским братьям.

А капитан судна рисковал не только судном и его экипажем, находясь в штормовом районе, но и своей судьбой. Гражданин Советского Союза, капитан болгарского судна, он безо всяких раздумываний вышел на связь с болгарским пароходством и передал сигнал беды «открытым текстом». Верный морскому братству, он взял на борт большую часть экипажа «восьмерки». Так и хочется не столько сказать, сколько пропеть: «Знаете, каким он парнем был…».

Вот таким он и был, капитан «Авиора», советский моряк Рем Смирнов. Фотографии публикуются впервые с разрешения Дмитрия Фирсова

Лишь спустя годы внук капитана Дмитрий Фирсов смог рассказать, по воспоминаниям деда, как сложно проходили переговоры с Варной, а затем с Севастополем и Москвой.

Не любил дед вспоминать те дни.

Долгие годы Рем Германович не рассказывал о тех днях апреля 1970-го, ни родным, ни друзьям.

Но, однажды, все-таки рассказал, как не поверили его докладу в Севастополе, как по пять раз просили на связь представителя командования К-8 и расспрашивали о составе семьи командира, о точном адресе замполита, об имени жены старпома.

Словом, компетентные органы все хотели убедиться – а не провокация ли. Так было потеряно пять часов. Но советский капитан выполнил главный долг моряка – не бросил оказавшихся в беде. Живых и погибших советских подводников наградили орденами и медалями. А как же экипаж «Авиора» и его капитан, спросит читатель. Наградили капитана… биноклем.

Это награды за мужество от советского командования…

Но болгарское правительство само определило «уровень героизма» болгарских моряков и советского капитана. С учетом секретности и таинственности событий апреля 1970-го отдельным закрытым постановлением Президиума Народного Собрания Народной Республики Болгария Рем Смирнов был награжден высшим гражданским орденом «За гражданскую доблесть и заслуги» 1-й степени.

Рем Германович гордился своими наградами. Обратите внимание на то, что орденская книжка без фотографии. Вместо нее написано «Важи без снимка», или «Действительна без фотографии». Так поступали с награжденными по «закрытым указам»… Да и сам Указ был приурочен к 9 сентября – Дню освобождения Болгарии, чтобы скрыть связь с событиями апреля

А еще Рем Смирнов был награжден боевой медалью «За заслуги перед БНА», т.е. перед Болгарской народной Армией. И эта медаль была первой! А болгарская медаль «За заслуги» под №1 тоже о чем-то свидетельствует.

Вот только заслуги капитана не самым должным образом были оценены на Родине.

Ежегодно к памятнику погибшим в океане возлагаются венки, и все меньше приходит тех, кто помнит те страшные апрельские дни 1970-го.

Трагично сложилась и судьба последней лодки из серии «Ленинского Комсомола». В августе 2003 года во время буксировки из Гремихи на утилизацию утонула последняя лодка этого проекта - K-159. Это произошло в трех милях от берега. Ночью во время шторма от лодки оторвались понтоны, которые удерживали ее на плаву.

Вместе с К-159 погиб почти весь экипаж - из десяти моряков выжил только один.

Атомная подводная лодка К-159 незадолго до своей гибели. В Гремихе…

Сегодня в составе ВМС Украины есть одна подводная лодка, причем, по заверению командования, боеспособная. Имя ей «Запорожье». Именно она, тогда еще Б-435, была принята в состав ВМФ СССР 29 апреля 1970-го, приняв эстафету мужества и отваги от К-8.

И дай Бог нашим ребятам, которые, как и все подводники, помнят о дате 7 апреля, жить по девизу подводников «всех времен и народов», а именно: «чтобы количество погружений всегда равнялось количеству всплытий».

Сергей Смолянников

«СЛЕПАЯ ЯРОСТЬ»

История Великой Отечественной войны — это история подвига советского народа. Но подвиг народа складывался из личных подвигов людей, вступавших в отчаянную схватку с врагом каждый на своём участке борьбы.

И без этих миллионов личных подвигов не было бы великой Победы.

Из представления к медали «За боевые заслуги» на ефрейтора Зобина Якова Львовича: «За период службы показал себя дисциплинированным, энергичным, требовательным к себе бойцом, отзывчивым товарищем. Будучи слепым, отлично изучил материальную часть звукоулавливателя и работу на нём».

Ефрейтор Яков Зобин, призванный в 1942 году на службу в Ленинграда, был одним из 12 уникальных незрячих солдат, оборонявших город на Неве во время блокады. Эта удивительная история началась в конце 1941 года, когда вокруг Ленинграда сжалось вражеское кольцо. Советским войскам удалось не пустить противника в город, однако Ленинград подвергался постоянным авианалётам и артиллерийским ударам. Чтобы спасти город от бомбёжек, силам ПВО требовалось предотвратить внезапное появление противника. Но как это сделать?

Современных радаров в армии было недостаточно, первые образцы уже появились, но обеспечить оборону Ленинграда ещё не могли.

На исходе 1941 года в Ленинград поступили так называемые звукоулавливатели. Приборы эти состояли из системы труб различного размера, которые позволяли услышать гул приближающихся самолётов противника на большом удалении.

Но главным в этой системе был всё-таки человек, а не прибор. Звукоулавливатель мог быть по-настоящему эффективен только тогда, когда с ним работал человек с отличным слухом. Причём не просто отличным, а уникальным.

Изначально со звукоулавливателями работали обычные бойцы, но результаты не слишком радовали командование.

И однажды в штабе ПВО Ленинграда кто-то из офицеров, вспомнив рассказ писателя Короленко «Слепой музыкант», предложил:

– А давайте попробуем в качестве «слухачей» слепых! У них же слух особенный!

Большинство отнеслось к идее скептически, но в условиях блокады нельзя было пренебрегать никакими возможностями. На эксперимент было дано добро.

О том, что при утрате одного из органов чувств человеческий организм способен «компенсировать» утрату за счёт остальных, учёным известно давно, поэтому идея военных была вполне логичной. Весь вопрос заключался в том, насколько слух слепого мог помочь для решения чисто военной задачи.

К тому времени в Ленинграде оставалось около 300 незрячих. Остальных успели эвакуировать — в блокадном городе остались только те, кто добровольно отказался его покидать.

Незрячие Ленинграда не были иждивенцами. Они трудились на заводах, выступали с концертами в госпиталях, то есть по мере сил помогали бороться с врагом.

Поэтому, когда ПВО города объявило набор незрячих добровольцев для службы «слухачами», заявления подали практически все слепые, которые на тот момент находились в Ленинграде.

Однако военные провели строжайший «отбор» кандидатов. Для начала отказали женщинам, потом провели тщательное медицинское обследование. Будущий «слухач» должен был иметь очень хороший слух и достаточно крепкое здоровье, чтобы переносить предстоящие многочасовые нагрузки.

Так были отобраны 30 кандидатов, из которых затем выбрали 20 наиболее способных. Эти два десятка незрячих были отправлены на обучение. Ведь мало просто услышать звук, надо чётко его идентифицировать, определить, на каком удалении от города находятся вражеские самолёты…

В действующую армию в 1942 году были определены 12 лучших незрячих «слухачей». Одним из первых и стал Яков Зобин, которому исполнилось 28 лет.

В расчёт звукоулавливателя входили два бойца: зрячий и слепой. Первый медленно поворачивал трубы аппарата в разные стороны, а второй должен был слушать и услышать врага.

Результат превзошёл все ожидания. И без того отличных слух незрячих бойцов во время службы на звукоулавливателе стал стремительно развиваться в нужном направлении.

Через несколько месяцев Яков Зобин и его товарищи не просто обнаруживали приближающиеся самолёты противника, но на слух определяли их тип, высоту, на которой они летели, и расстояние до них.

Благодаря незрячим бойцам-«слухачам», бомбардировщики противника обнаруживали за несколько десятков километров от города, и к их «визиту» силы ПВО подходили в боевой готовности.

В результате, наткнувшись на плотный заградительный огонь, вражеские бомбовозы часто ретировались, неся потери.

Служба «слухачей» была очень тяжёлой. Их и без того изматывающие дежурства нередко проходили в условиях артобстрела, и, несмотря на канонаду, они должны были услышать летящие на Ленинград бомбардировщики.

И они их слышали.

Вклад незрячих солдат в оборону Ленинграда неоценим. Десятки тысяч горожан уцелели благодаря тому, что авиация противника обнаруживалась на дальних подступах к городу.

Ефрейтор Яков Зобин оставался в рядах ПВО Ленинграда до самого конца войны, был удостоен наград, в том числе той самой медали «За боевые заслуги», о которой говорилось вначале.

Сейчас некоторые пишут, что о незрячих героях обороны Ленинграда после войны поспешили забыть. Это неверно, просто отдать должное всем героям Великой Отечественной страна, лежащая в руинах, не могла.

Её нужно было восстанавливать, чем и занялись в том числе и вчерашние незрячие солдаты.

Якова Львовича Зобина не стало в 1973 году. Он, одним из первых вставший на боевое дежурство в Ленинграде, был последним из оставшихся в живых незрячих защитников Ленинграда.

Пусть их нет с нами, но память остаётся. Память, которую хранит несломленный и не склонившийся перед врагом город на Неве.

Андрей Сидорчик

«ЕСТЬ ЛИ СОВЕСТЬ У ЭТОГО ГОРБАЧЁВА?»

В апреле 2012 г. на телеканале ARD состоялась премьера 89-минутного документального фильма об Э. Хонеккере. Фильм сопровождается воспоминаниями последней жены Хонеккера - Маргот, впервые согласившейся дать интервью немецким журналистам. Премьера вызвала довольно неоднозначную реакцию в немецком обществе. Часть историков поспешили обвинить супругу Хонеккера в преднамеренной лжи и идеализации ГДР.

В начале августа того же года была издана книга Лотара Херцога, бывшего охранника и стюарда Э. Хонеккера “Honecker privat. Ein Personenschutzer berichtet”. В ней Л. Херцог рассказывает о повседневной жизни генсека СЕПГ, его кулинарных предпочтениях, привычках и увлечениях. До этого Л. Херцог уже был участником ряда документальных фильмов о жизни политической элиты ГДР.

В том же августе была переиздана книга немецкого журналиста Томаса Кунце “Staatschef A.D. Die letzten Jahre des Erich Honecker”, повествующая о последних годах жизни опального политика.

Начало своего рода “памятным мероприятиям” было положено еще в феврале, когда на полках книжных магазинов Германии появился сборник последних дневниковых записей Э. Хонеккера, написанных им в период его пребывания в тюрьме “Моабит” в 1992 г.: Erich Honecker “Letzte Aufzeichnungen. Fur Margot”. После долгих раздумий Маргот Хонеккер дала согласие на публикацию ранее неизвестных записок Э. Хонеккера. С отрывками из этой книги мы и предлагаем познакомить читателей.

Из предисловия Маргот Хонеккер: Эрих был глубоко убежден, что и в Германии снова возникнут общественные силы, которые добьются появления иных социальных отношений. Несмотря на свою неизлечимую болезнь, он до конца жизни отстаивал свою веру в это.

29 июля 1992 г.

На горизонте появился Берлин. Город в свете заходящего солнца. Мне видна телевизионная башня, за которую так сражался Вальтер. Я до сих пор рад, что тогда помогал ему в этом. Ему пришлось отстаивать свое решение. Правда, большинство было все же на его стороне.

Так это выглядело при “диктатуре”-демократии, которая была социалистической.

Башня все еще стоит на берлинской земле. Как я слышал, еще будет решаться вопрос о ее собственнике. Да... Пожалуй, об этом мы никогда и не могли подумать. Я тоже не знаю, кому она принадлежит. Раньше она принадлежала народу.

Посадка в Тегеле была мягкой. Прием подобающий. Мне представился руководитель группы по обеспечению безопасности. У него все под контролем. <...>

Затем начинается поездка на “Мерседесе” в “Моабит”. На краю дороги стоят люди, я вижу транспаранты, красные флаги, слышу дружественные и неприятельские выкрики. Приветливых слов все же больше. На Турмштассе большой прием, восклицания наших берлинцев. Ворота открываются — и мы во дворе тюремной больницы.

В больнице выдали тюремную робу. В камере предварительного заключения ведь разрешается носить свою одежду. <...>

Приходится побороться за фотографии. Две фотографии внуков все же отобрали.

В камере со мной еще какой-то цыган. Мы хорошо понимаем друг друга. С трудом получается заснуть. Принял еще одну таблетку. В будущем эта проблема, пожалуй, отпадет сама собой.

30 июля

<...> 57 лет спустя я снова вижу тюремный комплекс Моабит изнутри. В 1935 г. гестапо доставило меня сюда из своего главного здания на Принц-Альбрехт-штрассе. Тогда я находился здесь под предварительным заключением полтора года. Как долго буду в этот раз?

Те же самые коридоры, те же самые проходы. До сих пор слышу окрики надзирателя: “Г-3 на допрос!” <...>

31 июля

<...> Вчера после долгого времени мне посчастливилось снова увидеть Эриха Мильке. Во время прогулки во дворе его сопровождала медсестра. Я окрикнул его сверху. Никакой реакции.

Попробовал еще раз: “Эрих!” Затем добавил “Рот Фронт!”, громко разнёсшееся по всему двору.

Снова ничего. Даже головой не кивнул и не бросил взгляда. Стало ясно, что он просто не хотел отвечать. Я не могу и не хочу верить в то, что он так низко пал. <...>

1 августа

По радио сказали, что Маргот после 30-часового перелета наконец-то в Чили. Из-за тумана самолет не смог приземлиться и был вынужден вернуться в Аргентину. На чилийской земле ее приветствовали социалисты. Новость о ее удачном перелете стала для меня облегчением. <...>

2 августа

Давление 200 на 160, впервые такое высокое. <...>

3 августа

Из-за высокого давления пришлось идти в больницу. Персонал принял меня хорошо. Стало лучше. <...>

По радио услышал хорошую новость: парламент Чили дал Маргот разрешение на пребывание. Я часто думаю о Маргот, Роби и тех, кто мне дорог.

4 августа

Жизнь идет своим чередом. Сейчас я много читаю и слушаю радио. Мир сошел с ума — российский госбанк штампует рубли, каждый месяц по 250 миллиардов. Ельцин объявил распродажу. В отличие от русских, мне больше не надо бояться пьяницы.

5 августа

Несмотря на всё вокруг, мне продолжают поступать письма и телеграммы из Берлина и всей Германии. Почта приходит из Франции, Греции, Норвегии, Швеции, Дании, Нидерландов, Англии, Испании и даже США. Они доказывают, что ГДР не забыта. Примеров солидарности немало. Однако больше всего меня порадовало письмо из Израиля, которое мне передал д-р Вольфф. Его написала Сара Фодорова, которую я, по версии “Штерна”, якобы выдал гестапо в 1935 году. Вольфф получил письмо от некоего берлинца, гостившего в Израиле. Там он встретил Сару Фодорову, которая живет сейчас в Тель-Авиве под фамилией “Винер”. Она узнала из газет о моей судьбе и о тех обвинениях, согласно которым я привел ее в лапы гестапо. Сомневаюсь, что те газеты, которые меня клеймят “предателем”, решатся опубликовать письмо. Оно и понятно — ничего хорошего об этом преступнике!

6 августа

Заседание длилось два с половиной часа. У входа все еще ждут журналисты. Интерес огромен. Представляю, что будет во время судебного разбирательства! Не могу сказать, что мне всё равно. Однако в то же время это меня не особо беспокоит. Возможно, такое относительное равнодушие - последствие лекарства, которое я принимаю против гипертонии.

7 августа

Мир совершенно стал другим. Сопротивление империалистической политике будет расти. Это будет продолжаться. Наш процесс поспособствует этому.

Я написал письмо Маргот. Не знаю, правда, когда его отправлю. Я написал его, скорее, для себя, чем для нее. Возможно, мне удастся с ней поговорить по телефону, когда ситуация прояснится. <...>

9 августа

<...> Мыслями я с вами. Мне хочется пожелать Тебе, дорогая Маргот, хорошего отдыха в кругу семьи. Могу представить, как тебя обнимает Роби, радуясь тому, что бабушка снова рядом. После завтрака я изучил почти 800 страниц обвинительного акта. Из документов гестапо, судебных актов Народного суда и книжки Липпманна они сляпали мне весьма интересную биографию. <...>

Затем составил список свидетелей, начиная Кирхшлегером и заканчивая Колем. В первую очередь я думаю, конечно, о Горбачеве, Вайцзеккере и Коле. Посмотрим, что скажут адвокаты по этому поводу.

Процесс должен продлиться два года. Пока я жив, я буду защищать себя. Это моя обязанность, прежде всего, перед гражданами ГДР. <...>

Сейчас каждому стало понятно, что КПСС под руководством Горбачева сдала империалистам и Советский Союз, и все страны Варшавского договора. Сейчас всё начинается снова, возможно, третья мировая война уже идет.

11 августа

<...> По радио передали, что Горбачев прибудет в Берлин, чтобы получить титул почетного гражданина города. Какая же это двойная мораль! Бывшего Генерального секретаря КПСС прижимают к груди те же люди, которые сажают в тюрьму другого генсека. Я надеюсь, что жители столицы ГДР отблагодарят его соответствующим образом за предательство. За уничтожение предприятий, ликвидацию рабочих мест, массовую безработицу... <...>

Турки стреляют в курдов, израильтяне в палестинцев. Что происходит в мире? И всё это потому, что мы капитулировали.

Вчера читал материал об отношениях ГДР с СЭВ. Там утверждается, в форме предположения, что у меня, возможно, была идея некоей конфедерации с ФРГ. Конечно же, были и такие мысли. Об этом мы никогда не забывали. Мы не были такими ограниченными, как всегда предполагал враг. Об этом я так же говорил и в Бонне.

Меня тошнило от “общеевропейского дома”, о котором трещал Горбачев. И потом его советник, этот Яковлев, который, по крайней мере, был откровенен и сказал, кто, по его мнению, во всем виноват: “Маркс. В 1917 году с приходом марксиста Ленина во всём мире началась катастрофа”.

Есть ли совесть у этого Горбачева? Я все еще хорошо помню этого мелкого буржуа от перестройки, когда он мне объяснял свою стратегию и ту роль, которую должна сыграть его жена Раиса. Помню и о том, как он боязливо жаждал одобрения и любви со стороны других генеральных секретарей. Престиж был ему всегда важен. Однажды, когда он сомневался в себе, я попытался его успокоить. Правда, аплодисменты с Запада были ему дороже.

Придя к власти, он сначала капитулировал как генсек, а потом погубил и всю КПСС. Сейчас он живет на деньги своих кредиторов, доллар стал тяжелее рубля. Все сторонники холодной войны от Рейгана до Буша встают на его защиту. Горбачев, очевидно, и сам не заметил, как превратился в подлеца. Конфедерация с ФРГ, во всяком случае, была бы лучшим вариантом, чем эта “сделка” а-ля Коль.

Пару слов о 40 годах ГДР. Все эти 40 лет была не только СЕПГ — были ХДС, ЛДПГ, НДПГ, ДКПГ; были Гёттинг и Герлах, Хоманн и Гольденбаум. <...>

Надо сказать спасибо КПГ и СЕПГ, что в 1945 г. они были рядом. Только Пик мог поговорить со Сталиным, возразить ему. И он это делал, я знаю. Немецкие коммунисты не были замешаны в советских злодеяниях* и фашистских преступлениях. Это были Гитлер, Геринг, Геббельс, Гесс — вся эта коричневая чума. Они втянули мир в войну. Они напали на СССР подобно варварам. Немцы имеют все основания доверять СЕПГ. Она была единственной партией, которая вывела их из послевоенной разрухи. <...>

Что стало бы с Европой, не появись ГДР с ее влиянием? Такие вопросы следует задать себе и ответить на них, прежде чем очернять ГДР. <...>

Мысленно я уже готовлюсь к процессу и делаю заметки...

vereinigung.ru

* Видимо, товарищ Хонеккер имеет ввиду «Катынь» и «пакт Молотова-Риббентропа», в чём «призналось» антисоветское советское руководство. (Прим. ред.)

От редакции. После того как стало известно об инициативе группы депутатов Госдумы привлечь к уголовной ответственности за гибель Советского Союза М. Горбачёва, в электронных и печатных средствах массовой информации появились толпы его защитников, доказывающих, что он в этой трагедии не виновен. Интересно, кто их сподвиг на эту защиту?? Давайте лучше спросим самого Горбачёва. А он ещё в прошлом веке рассказал, как в молодости поставил своей целью уничтожение коммунизма. На этом фоне как-то жалко выглядят его защитники. Ненатурально. Как будто без подготовки читают чужой текст.