Газета "Своими Именами" №24 от 11.06.2013

ВОРОШИЛОВ — ПЕРВЫЙ КРАСНЫЙ ОФИЦЕР

20 мая 2013 по ТВ «Звезда» была показана передача «Тайны наркомов» - о К.Е. Ворошилове. Чушь несусветная! Оказывается, Ворошилов ещё в 1905 г. был избит царской охранкой — с повреждением головы. И вот всю жизнь — до смерти в 1969 г. (возраст 88 лет) — он был «недоумственным». Это — на постах командарма, наркома, председателя Президиума Верховного Совета СССР и т.д.?!

«Дуэль» несколько лет тому назад давала правдивый материал о Ворошилове.

Прошу — в качестве дополняющего — опубликовать мой материал о Ворошилове: часть I, гл. 10 и 11 из моей книги «Коммунистическая трагедия» (2003 г.). Алексей Голенков

После летнего отпуска 1940 года Иван Уржумов возвратился с семьёй к месту службы в Ленинградский округ и вскоре был направлен на шестимесячные курсы повышения (усовершенствования) среднего командного состава в Ленинград. Иван взял с собой Варю с Артёмкой. Они сняли комнату в Ленинграде, где прожили с сентября 1940-го по февраль 1941-го (время учёбы Ивана), посещая в свободное от учёбы Ивана время достопримечательности прекрасного города на Неве: театры, музеи, памятные места и прочее.

По окончании курсов Уржумов получил назначение в город Кингисепп, с повышением – вступил в должность командира батальона. Весна прошла в хлопотах и заботах по применению полученных им на курсах знаний для повышения боеспособности вверенного ему батальона. И очень успешно. К лету 1941-го батальон Уржумова числился в передовых.

Предстоял выезд всем полком, куда входил батальон Уржумова, в летний лагерь, и Иван, несмотря на возражения Вари (она была на шестом месяце беременности), отправил её с Артёмкой на родину. Меньше чем через месяц он будет благодарить судьбу, что она ему вовремя подсказала такую мысль…

…Дивизии, в которую входил полк, где находился батальон Уржумова, приказали войти в 11-ю армию Северо-Западного фронта и выдвинуться навстречу врагу только 29 июня, на восьмой день войны, когда накануне, 28 июня, пал Минск и стало окончательно ясно: Гитлер рвётся к Москве.

(Никто ещё не знал, что как раз в этот день за вечерним чаепитием, любимым времяпровождением Гитлера, у него соберётся весь цвет нацистского руководства – Геббельс, Геринг, Гиммлер и другие нелюди, объявившие на весь мир совесть и равенство людей химерой, провозгласившие насилие и убийство главным средством достижения своих целей, раздираемые тщеславием и завистью друг к другу, скрываемой до поры. В одном ажиотажном порыве все они объявят ему о “несомненном” успехе в “русской кампании”, в результате, которого, как им тогда казалось, вынашиваемая ими годами цель уже, можно сказать, достигнута.

– Наш расчёт внезапности, мой фюрер, – говорил начальник штаба сухопутных войск генерал Гальдер, – полностью себя оправдал. Русские не в состоянии организовать оперативное сопротивление. Мы их без особого труда откидываем и стремительно продвигаемся вперёд. Без сомнения, взятие Москвы – дело нескольких дней.

– Мой дорогой Гальдер, – отвечал Гитлер, обводя всех своим колючим взглядом. – Сегодня после того, как стало ясно, что война с Россией выиграна, я хочу объявить вам всем своё новое решение.

Он встал и резким голосом почти выкрикнул:

– Я объявляю первоочередной задачей захват Петербурга! Нам нужен сейчас именно Петербург! Нам нужен Финский залив, Балтийское море, соединение с финнами и обеспечение левого фланга для наступления на Москву!)

3 июля фашисты от дороги на восток, к Москве, повернули на север, к Пскову. 9 июля Псков был взят. 13 июля немецкая 4-я танковая группа, сломив сопротивление 11-й армии Северо-Западного фронта, прорвалась к Ленинградской области.

Батальон Уржумова вместе с полком, куда он входил, оказался оттеснённым к Луге, находящемуся в 137 км от Ленинграда.

Немецкое наступление временно остановилось в ожидании подкрепления – для пополнения понесённых потерь в живой силе и технике.

9 июля, поздно вечером, сразу после захвата немцами Пскова, Государственный Комитет Обороны (ГКО) во главе со Сталиным, созданный 30 июня, принял решение объединить два фронта – Северный (так стал называться Ленинградский военный округ) и Северо-Западный в одно Северо-Западное направление. Главкомом этого направления назначался Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов. Перед ним были поставлены две архисложные задачи: 1) обороны Ленинграда от немцев с юга и от финнов с севера; 2) организации контрудара на северо-западном направлении – для отвлечения свежих сил немцев от Ленинграда и для помощи Западному фронту.

Прибыв в Ленинград поздно вечером 10 июля на самолёте, Ворошилов сразу же приказал для выполнения второй задачи передать из состава Северного фронта Северо-Западному в район Сольцов (Новгородская область) две стрелковые и одну танковую дивизии; как раз те самые, которые Военный совет предполагал направить с Карельского перешейка к Луге. Конечно, Ворошилов понимал, что этим он ослабляет и Северный фронт, и оборону Луги, но другого решения просто не было. Для восполнения ухода этих трёх дивизий Ворошилов и Жданов (секретарь ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома партии, член Военного совета Северного фронта) предприняли мобилизацию тысяч ленинградцев на строительство укреплений под Лугой; кроме того, они организовали формирование из балтийских моряков бригад морской пехоты и батальонов из курсантов военных училищ Ленинграда. Но для этого требовалось 3-5 суток. А пока был отдан приказ командирам частей под Лугой: растянуть насколько возможно свои участки обороны, использовать каждого бойца, независимо от рода войск – связиста, сапёра, строителя, даже санитара – в качестве стрелка, пулемётчика, истребителя танков.

В полках, батальонах, ротах, взводах подробностей этого решения, естественно, не знали. Поэтому у всех – от командиров до рядовых – этот приказ вызвал некоторое недоумение. Но …приказы не обсуждаются, а выполняются.

15 июля днём Уржумов, проверив исполнение приказа, остался, в общем, доволен. Но смутное беспокойство овладевало им. Он прилёг отдохнуть в своём блиндаже.

Вскоре ему доложили, что перед его участком, примерно в трёх километрах, появились немецкие танки и двигаются прямо на него. Он быстро вышел из блиндажа, взял бинокль и стал наблюдать в указанном направлении. Да, прямо на его батальон шли чёрные танки, быстро увеличивающиеся в размерах. Он насчитал девять танков и за ними три бронетранспортёра с пехотой. Он сообщил об этом на командный пункт (КП) полка и приказал батальону готовится к бою. Все быстро заняли окопы.

Танки шли тремя клиньями, растягиваясь по участку. Уже был слышен гул их моторов. Люки танков были открыты – очевидно, немцы не рассчитывали встретить здесь советские войска. Хорошо! Комбат Уржумов передал приказ:

– Без команды не стрелять! Подпустить как можно ближе!

И тут же один за другим стали захлопываться танковые люки. Видимо, немцы что-то почувствовали или увидели. Скорость танков увеличилась. Жерла их пушек сверкнули дымным пламенем. Над головами прошипели снаряды. Заработали танковые пулемёты. Пули затенькали впереди окопов, вздымая землю брустверов. “Ряды защитников редковаты, – подумал Уржумов. – Могут не удержаться”.

И вдруг… Он не поверил своим глазам: к переднему краю бежал невысокий, коренастый, ладно скроенный человек в генеральской, нет, в маршальской форме! В правой руке зажата рукоять нагана. Человек оборачивается ко всем защитникам лицом, и Уржумов отчётливо слышит грубовато-густой, привыкший командовать голос:

– Сынки! Я же ещё ваших отцов водил в атаки против немцев! Неужели мы сегодня уступим этой сволочи, откроем путь к городу Ленина?! Вперёд, за мной!!

Ворошилов!!!

Он бежит вперёд, стреляет из нагана… по смотровым щелям танков. Один, второй, третий танк останавливаются, уже не стреляют ни из пушек, ни из пулемётов.

Откуда-то слева от Уржумова в один из них летит бутылка с горючей смесью. От удара о броню бутылка разбивается, пламя охватывает танк. Уржумов слышит голос старшего политрука:

– Горит! Горит, гад!! Коммунисты, вперёд!!!

Старший политрук выскакивает из окопа, швыряет бутылку ещё в один танк. Бутылки летят из окопов и в другие танки. Танки начинают полыхать как фанерные. Бойцы поднимаются из окопов с винтовками наперевес. Стреляют с колена по выпрыгивающим из танков немцам. Из-за танков появляется бронетранспортёр. И тут же в него летят противотанковые гранаты. Гремят взрывы. Немецкую пехоту, отбегающую от транспортёров, подстреливают стрелки и пулемётчики…

…Бой длился не более получаса. Шесть подбитых немецких танков и два бронетранспортёра остались на месте. Валялись трупы, некоторые обугленные…

Маршалу Ворошилову перевязывали рану на левом предплечье…

…Когда старшина санроты закончил перевязку, Ворошилов поднялся с сиденья из двух поставленных друг на друга ящиков из-под снарядов, сказал старшине “спасибо”, одёрнул гимнастёрку, выпрямляясь, и все узнали знакомого по портретам и фотографиям недавнего Наркома обороны СССР, героя Гражданской войны, многолетнего строителя Красной Армии и Красного Флота, невысокого, но стройного, широкоплечего Клима, первого Маршала Советского Союза. Он выглядел моложе своих шестидесяти с половиной лет: подтянутая, без “животика”, фигура, крепкая загорелая шея и приветливое лицо, чисто выбритое, без прыщиков и морщин, тронутое бледностью, видимо, от потери крови; над верхней губой короткие, но густые усы с проседью; виски, тронутые совершенно белым “инеем”, очень шли к его лицу. Глаза, карие, живые, улыбались и ещё более молодили лицо. От него, несмотря на маршальские звёзды на отложных воротничках гимнастёрки, веяло простотой и доступностью.

Он, плоть от плоти своего народа, прошёл суровейшую жизненную школу, впрочем, как и Сталин, Молотов, да и все руководители ЦК ВКП(б) и Советского правительства. Родился в украинском селе близ Луганска в семье рабочего-железнодорожника; до пятнадцати лет испытал все сельские работы и одновременно учился, закончив по настоянию отца полный курс сельской школы; потом поступил учеником слесаря на Юрьевский металлургический завод, откуда, проработав семь лет, перешёл на Луганский паровозостроительный; в течение всех этих лет не переставал учиться и получил среднее образование.

На Луганском паровозостроительном заводе вступил в 1903 году в партию большевиков. С 1904 – член Луганского большевистского комитета. В 1905 – председатель Луганского Совета, одного из первых в России. Руководил стачками, баррикадными боями, был в царских ссылках, тюрьмах. Избирался делегатом ряда партийных съездов ещё до 1917 года и участвовал в их работе. Ещё с 1903 года стал серьёзно изучать военное дело, обнаружив недюжинные способности.

В ноябре 1917 г. он будет комиссаром Петроградского Военно-революционного комитета (ВРК).

В марте 1918 организует 1-й Луганский социалистический отряд и двинется во главе его на защиту Харькова, тогдашней столицы Украины, от нашествия германо-австрийских войск. Защитит Харьков и сразу же, летом 1918-го, будет направлен под Царицын, где решалась судьба Советской власти. Командуя группой советских войск (потом она будет преобразована в 10-ю армию), он вместе с членом Военного Совета Южного фронта Сталиным, которого знал с 1907 года, сломив тщательно маскируемый саботаж Троцкого и Ко, наголову (дважды) разобьёт армию профессионального царского генерала Краснова – того самого, который вскоре убежит в Германию и там все годы, вплоть до 1945-го, будет помогать немецкой, потом гитлеровской Германии в подготовке и ведении войны против России, Советского Союза. (В 1945 Краснов будет нами захвачен в плен, в 1946 судим Военной коллегией Верховного суда СССР и в 1947 по её приговору повешен.)

Ворошилов был наркомом внутренних дел Украины, затем командовал рядом военных округов, а с 1925 по 1934 являлся наркомом по военным и морским делам и одновременно председателем Революционного Военного Совета (РВС) СССР. В 1934-1940 гг. – Нарком обороны СССР и одновременно председатель Комитета Обороны при Совете Народных Комиссаров (СНК) СССР. Роль его в создании и строительстве Красной Армии, как видим, колоссальна. (Не мог же Сталин столько лет держать его на таких постах, если б он не справлялся; хотя, конечно, имел ошибки и просчёты.) Между прочим, он всё время не прекращал учиться: окончил военную академию, постоянно самообразовывался.

Вот такой человек–легенда стоял сейчас перед бойцами и командирами, окружившими его и восхищённо на него глядевшими. Сзади переминался с ноги на ногу подошедший с полкового КП командир полка, смущённо улыбаясь и не зная, что делать.

Ворошилов просто, без позы, обратился к комбату:

– Ну, что, капитан, можно бить немцев?

– Можно, товарищ Маршал, – также просто ответил Уржумов.

– И старший политрук так думает?

– Так точно.

– И все бойцы?

– Так точно, товарищ Маршал, – донеслось со всех сторон.

– Это хорошо… Каковы наши потери?

Доложили, что погибших нет, только несколько легкораненых. Ворошилов понимал, что это – удача. Никакой заслуги он себе не приписывал. Просто он, как и вся ленинско-сталинская плеяда большевиков, ради дела, которому они посвятили свои жизни, очень часто забывали о личной безопасности и личных удобствах. Являясь по сути агитатором и пропагандистом глубоко понятой и принятой сердцем коммунистической идеи, он не упускал ни одной возможности агитации и пропаганды её личным примером. Кстати, в 30-х годах в Советском Союзе одним из самых почётных званий было звание “Ворошиловский стрелок”. Почему именно Ворошиловский? Потому что Ворошилов был Наркомом обороны? Не только поэтому. Ворошилов был лучшим стрелком Советского Союза, а, может, и всего мира. (Он естественно, не участвовал ни в союзных, ни тем более в международных соревнованиях по стрельбе.) Производя из нагана или винтовки по мишени пять, десять и более выстрелов (из положения “стоя”, “с колена”, “лёжа”, “на ходу”), он каждую пулю всаживал в “яблочко”, только в “яблочко” – в “десятку”, не ниже и не выше; так, что после пяти, десяти и более выпущенных пуль на “яблочке” мишени образовывалось… одно, только одно отверстие, одна “дырка”. Мог ли сдержать себя старый Маршал, отменный стрелок, при виде смотровых щелей идущих на него вражеских танков?!

(А за это он получит выговор от Сталина.)

Пройдут годы… Нечестные люди раздуют (согласно конъюнктуре) роль Жукова под Ленинградом 1941 года и, соответственно, принизят роль Ворошилова. Всё ли здесь чисто в таком раскладе? Давайте внимательно и строго посмотрим факты; только факты – ничего, кроме фактов.

9-10 июля 1941 г. ГКО образует Северо-Западное направление (главком Ворошилов, член Военного Совета Жданов). Что происходит там с этого времени?

Не будем забывать, что в июле 1941 г. немец свеж и самоуверен, техники у него в избытке. Тем не менее ценой огромных потерь – и в живой силе, и в технике – ему удаётся только к 31 июля окончательно выйти от Пскова к западной границе Ленинградской области, на рубежи рек Нарва, Луга и Мшага – т.е. за 20 дней (11 июля – 30 июля) пройти расстояние в десять раз меньшее, чем почти за такой же срок (22 июня – 9 июля) от границы до Пскова. И сделать вынужденную остановку (для пополнения).

31 июля на Карельском перешейке начали наступление финны. Весь август советские войска оказывают им упорное сопротивление. К 1 сентября, так и не подойдя к Ленинграду, финны вынуждены остановиться… на рубеже нашей старой государственной границы. Первая задача – защита Ленинграда с юга от немцев и с севера от финнов – Ворошиловым выполнена. Это факт.

23 августа Ставка Верховного Главнокомандования разделяет Северный фронт на Карельский и Ленинградский. Командующим Ленинградским фронтом назначается опять-таки Ворошилов. И остаётся им до 12 сентября (три недели). За это время враг изматывается до того, что останавливается на рубеже Лигово – Пулково, опять же не вступив в Ленинград. Это тоже факт.

12 сентября в командование Ленинградским фронтом вместо 60-летнего Ворошилова вступает 44-летний Жуков. Видимо, следует ожидать коренного перелома? И что – происходит коренной перелом? Никак нет. Следующий факт говорит о другом.

15 сентября (на третий-четвёртый день командования Жуковым) немцы выходят к Финскому заливу в район Стрельны и отрезают советские войска, занимающие плацдарм Приморский (Ораниенбаумский). Только стремительным броском балтийских кораблей (командующий Балтийским флотом В.Ф. Трибуц) и дальнейшей их поддержкой со стороны залива (потом было несколько высадок с кораблей – катерами – морских пехотинцев) плацдарм удаётся удержать. Но сухопутник Жуков тут не при чём: он всегда недолюбливал моряков (в частности, наркомвоенмора Н.Г. Кузнецова). С 16 по 29 сентября – две недели – советские войска здесь только обороняются. На других участках ни немцы, ни финны активных действий не ведут.

К 30 сентября немцы и финны выдыхаются и… останавливают все наступательные действия. Факт: это – результат суммарных действий и Ворошилова (до 12 сентября), и Жукова (с 12 сентября).

1 октября Гальдер докладывает Гитлеру о безрезультатности их наступления на Ленинград.

5 октября Гитлер приказом оставляет свою затею взятия Ленинграда – не вышло.

10 октября (меньше, чем через месяц после назначения) Жуков, передав командование Ленинградским фронтом 41-летнему генерал-майору Федюнинскому, по приказу Ставки вылетает в Москву.

Таким образом, Жуков командовал, в отличие от Ворошилова, только одним фронтом (Ленинградским)… с 12 сентября по 10 октября 1941 г. (меньше месяца), Ворошилов же командовал Северо-Западным направлением, двумя фронтами… с 10 июля по 23 августа 1941 г. (полтора месяца), а потом Ленинградским фронтом с 23 августа по 12 сентября (три недели); итого: более двух месяцев, т.е. больше, чем Жуков и Федюнинский вместе взятые (менее полутора месяца). Основная задача – не сдать Ленинград ни немцам, ни финнам – была, как видим, выполнена и Ворошиловым (главным образом), и Жуковым, и Федюнинским (чуть-чуть). Так в чём суть сыр-бора? Очевидно, в том, что имела место обычная жизненная ситуация: молодым показалось, что старик не справляется – они справятся. Сталин уступил молодым. Получилось, как чаще всего бывает, не лучше и не хуже. В войну, да и после неё, это элементарно забыли (кстати, Ворошилов не получил ни звезды Героя, ни ордена Победы; а Жуков – три звезды Героя и два ордена Победы). Вот один любопытный документ.

Письмо Жукова секретарю ЦК КПСС по идеологии П.Н. Демичеву 27 июля 1971 года:

“Уважаемый Пётр Нилович!

В журнале “Знамя”, номер 6 и 7 за 1971 год, я прочёл две главы из третьей книги романа Чаковского “Блокада”. Не вдаваясь в литературные подробности этого произведения, как имеющий непосредственное отношение к событиям, которые в этом романе описываются, считаю необходимым сделать следующее замечание.

А. Чаковский, например, рисует картину заседания Военного Совета фронта… Только в угоду дешёвой сенсации… я могу объяснить это вымышленное, не соответствующее действительности описание отстранения от должности К.Е. Ворошилова и моё вступление в должность командующего Ленинградским фронтом. В действительности не было ничего похожего и подобного! Передача эта происходила с глазу на глаз. На заседании Военного Совета секретари райкомов не присутствовали. Маршал К.Е. Ворошилов уехал из Ленинграда через двое суток, подробно введя меня в курс дела… Всё, что пишет по этому поводу А. Чаковский, является его вредной выдумкой…”

17 декабря 1941 был создан Волховский фронт (командующий генерал армии, позже Маршал Советского Союза К.А. Мерецков) и полк с батальоном Уржумова в составе дивизии, входящей в свою очередь во 2-ю Ударную армию, вошёл в этот фронт.

В июне 1942 г. командование Ленинградским фронтом от Хозина принял генерал-лейтенант (позже Маршал Советского Союза) Л.А. Говоров.

Эти два фронта прорвали 30 января 1943 блокаду Ленинграда и соединились.

27 января 1944 г. блокада была окончательно снята.

БЕЛЫЙ ДОМ «КРАСИВО ГОРЕЛ»

Силовое прикрытие Борису Ельцину в наиболее опасные моменты его политической карьеры обеспечивал Павел Грачёв, скончавшийся в прошлом голу от острого менингоэнцефалита на 65-м году жизни. Многие удивлялись, почему, длительное время находясь в отставке, он не пишет никаких мемуаров о себе и своем патроне, как, например, это сделал начальник ельцинской охраны Александр Коржаков.

Любопытно, конечно, было бы почитать такую книжку, но теперь она уже никогда не появится. Зато Грачёв успел поделиться своими воспоминаниями с коллегами по тогдашнему правительству Альфредом Кохом и Петром Авеном для их книги «Революция Гайдара». Журнал Forbes привёл выдержки из этого интервью, подчёркивая, что Грачёв никогда раньше не был столь откровенным. Из него с предельной ясностью видна роль Грачёва в ключевые моменты новейшей российской истории.

Грачёв был не только опытным воякой, проведшим более пяти лет в Афганистане, но и обладал острым политическим чутьём, позволившим ему вовремя сделать ставку на будущего политического лидера и тем самым обеспечить развитие своей военной карьеры до её высшей точки – поста министра обороны.

Его рывок к вершине властного Эвереста начался в 1991 году, когда он был командующим Воздушно-десантными войсками СССР и принимал в Тульской воздушно-десантной дивизии Бориса Ельцина. Опальный деятель к тому времени вышел из КПСС, министр обороны Дмитрий Язов и его зам Владислав Ачалов запретили Грачёву устраивать для Ельцина тёплый приём, но тот их ослушался. В итоге после обеда со спиртным Грачёв с «приятным, умным, самостоятельным» Ельциным расстались друзьями.

Дружба вскоре перешла в «братство», причём довольно экзотическим способом, который позволяет предположить, что Ельцин в детстве увлекался книжками про американских индейцев, и некоторые моменты из их жизни навсегда запали ему глубоко в душу. Уже после событий августа 1991 года Ельцин, Грачёв и ещё несколько соратников пошли в лес, разложили выпить-закусить на валявшейся там покрышке от трактора «Беларусь» и по инициативе Ельцина поклялись друг другу в верности. «Борис Николаевич сам предложил: «Давайте брататься. Я вас в жизни никого не кину, и давайте клясться на крови». Взяли нож, порезали друг другу руки, лизали кровь... Сели и на крови поклялись по его инициативе. А он нас потом всех кинул. Неожиданно».

Ну что ж, как поётся в известной песне, «настоящему индейцу завсегда везде ништяк». Что с побратимами, что без них.

Дружбы с Грачёвым из-за его должности добивался не только Ельцин, но и законные власти страны, однако он их проигнорировал. А дело было так. Летом 1991 года глава Минобороны Язов передал Грачёву приглашение явиться на Лубянку для знакомства с Владимиром Крючковым, возглавлявшим КГБ. Тот рассказал Грачёву о «непонятной обстановке» в стране, о «некстати заболевшем» Михаиле Горбачёве, о начинающемся «брожении в народе». Намекнул, что возможна ситуация, когда потребуется поддержка армии. Затем велел Грачёву и ещё некоторым отправиться на подмосковную дачу и составить возможный план по переходу власти от Горбачёва к Политбюро. Те, впрочем, оказались никудышными стратегами: за трое суток так ничего и не придумали. «Единственно, я настоял, что роль ВДВ должна была заключаться в том, чтобы при возможности войти в Москву и взять под охрану основные здания, чтобы не разбили, как в 1917 году», – вспоминает Грачёв.

16 августа 1991 года замминистра обороны Ачалов приказал Грачёву подготовить две дивизии для ввода в Москву. Вскоре последовал и приказ о вводе. По телевизору в это время шло «Лебединое озеро». Намеченные объекты были быстро взяты под охрану. Об этом тут же прознал «побратим» Ельцин и позвонил Грачёву. «Он боялся, что будет дана команда его захватить. Персонально его», – цитирует Грачёва Forbes.

Тоже острое чутье было у «старшого». Грачёв заверил Ельцина, что штурмовать его батальон у Белого дома не будет. И сдержал слово: когда от Ачалова поступил устный приказ захватить Ельцина, Грачёв воспротивился, требуя письменного приказа. Тактика оказалась верной: приказ не поступил. Непонятно, кстати, почему: ведь это была бы всего лишь бумага об аресте, ничего особенного.

Грачёв говорит, что он тогда принял решение «кровь не проливать и ничего не штурмовать, каков бы ни был приказ». То есть если бы на пути Грачёва, идущего с приказом в руках арестовывать Ельцина, возник хотя бы один охранник, готовый защищать того с оружием, Грачёв просто развернулся бы и пошел прочь, чтобы «не проливать кровь».

Тем временем из Минобороны продолжали звонить, настаивая на захвате Ельцина. Грачёв опять тянул время. А когда почувствовал, что обстановка изменилась, стал сам названивать Язову и Ачалову, но в обоих случаях получил странный ответ, что начальники просят не беспокоить. «Мы с облегчением вздохнули: не пройдёт, сдрейфили они», – подытожил Грачёв. Следовательно, в какой-то момент сдрейфил и он сам. Если бы начальники проявили большую настойчивость, он, возможно, подчинился бы и всё-таки арестовал Ельцина, чем изменил бы историю России. Впрочем, его личная история от этого не пострадала бы, а только выиграла.

Но вот настал ключевой момент, когда Грачёву пришлось отказаться от своего принципа «кровь не проливать», и пролил он её довольно много. Чужими руками, разумеется. Случилось это в 1993 году, когда он уже был министром обороны. 3 октября в три часа ночи к нему в министерство явились «чуть-чуть поддатые и возбужденные» Ельцин, шеф его охраны Коржаков и еще несколько человек. Президент сказал, что в условиях, когда его противники захватывают мэрию и Останкино, надо взять «этих ребят в Белом доме».

Грачёв по привычке потребовал письменного приказа, но номер не прошёл. У него тут же вышла словесная стычка с Коржаковым, обвинившим военных в трусости. Ельцин рассвирепел и пообещал издать указ, но в итоге так и не издал. Что называется, пил, но ум не пропивал. Если бы такой указ появился, не видать бы ему теперь собственного памятника в Екатеринбурге. «Он мне потом, немножко протрезвев, часов в пять утра позвонил и говорит: «Понимаешь, Павел Сергеевич... Ты видишь, обстановка какая...» Бе... ме... В том духе, что вроде надо устный выполнять. Ну, я говорю: «Борис Николаевич, конечно, выполню. Что надо сделать-то?» – «Захватить всех этих ребят».

Будем называть вещи своими именами. Захватить вооруженных означает перебить их столько, чтобы остальные дрогнули и сдались. Что Грачёв и выполнил. Правда, он предупредил, что будут потери, но Ельцину это было без разницы. Грачёв предложил пострелять по Белому дому болванками. «Я выведу танк на прямую наводку и инертными п**дану несколько раз. Они сами разбегутся кто куда», – обрисовал он в деталях будущую операцию. Так и сделали, но в итоге болванки необъяснимым образом оказались боевыми снарядами. Зловредные танкисты, наверное, подложили.

Грачёв вспоминает об этом эпизоде, произошедшем 4 октября, с цинизмом и лихостью бывалого вояки. «Ну, я вывожу танк на этот мост каменный около «Украины», сам подхожу к танку... пули так цокают: цок, цок, цок, цок. «На излете, – думаю, – не достанут».

Первую «болванку» послали в кабинет Хасбулатова – председателя Верховного совета. Вторую – вице-президенту Руцкому. Тот, в свою очередь, в интервью, опубликованном на сайте Freelance Bureau, вспоминает об этом так: «Первый снаряд попал в зал заседаний, второй – в кабинет Хасбулатова, третий – в мой. Причём били фугасными снарядами, а не болванками, как утверждают сегодня. От болванок здание гореть не будет. Я сидел у себя в кабинете, когда снаряд прошил окно и взорвался в правом углу. К счастью, стол у меня стоял в левом. Выскочил оттуда очумевший. Что меня спасло – не знаю».

Увидев, что всё идёт по плану, Грачёв приказал: «Беглыми ещё, огонь!» «Дюм, дюм, дюм. Смотрю, всё загорелось. Красиво. Все сразу снайперы с крыш мгновенно разбежались, как рукой смахнули. Ну и когда снайперов смахнули, танки стрельбы свои закончили, я дал команду 119-му полку штурмовать. Они открыли двери, там постреляли. Ну, конечно, девять убитых у меня было, внутри-то стрельба была, но этих положили много... Никто их не считал просто. Много».

Позже нам рассказали, что «этих» убили 150 человек и 400 ранили. А теперь оказывается, что никто их не считал (впрочем, многие утверждали об этом и до откровений Грачёва). С потолка взята цифра. Наверное, их действительно было много: говорят, трупы вывозили ночью баржами. Горящий Белый дом представлялся Грачёву красивым, хотя у любого нормального человека эта картинка на телеэкране в прямом эфире вызывала только ужас. Разность восприятия, наверное.

И ещё одна цитата, которую чувство брезгливости даже комментировать не позволяет. «А Белый дом потихонечку начал гореть, гореть, гореть, – вспоминал Грачёв. – Пашка Бородин (Павел Бородин, возглавивший позднее Управление делами президента РФ. – Прим. KM.RU) мне потом говорит: «Павел Сергеевич, какой ты молодец». – «А чего?» – «Столько денег туда нам дали, я ремонт сделаю». Я говорю: «Паш, а сколько сп…дил?» – «Не-не-не, ни копейки».

А вот в первую чеченскую кампанию с Грачёвым произошла волшебная метаморфоза: он сделался «голубем мира» и, по его словам, был единственным противником боевых действий и сторонником переговоров с Дудаевым, хотя всё окружение Ельцина манкировало последнего и бряцало оружием.

Грачёв утверждает, что Дудаев начал говорить о независимости не потому, что хотел отделиться от России: «Его, как горного человека, просто задело то, что с ним, всенародно избранным, не считаются, не приглашают в Кремль и говорят, что ты – отброс общества на 100%... Я говорю: «Надо с ним разговаривать». Все – в штыки: нечего Борису Николаевичу принимать Дудаева!»

Грачёв описал свой визит к Дудаеву в 1992 году, где среди прочих участников был и Шамиль Басаев. «Я говорю: «Джохар, вы что там х…ей занимаетесь?» Он говорит: «Никто со мной не хочет разговаривать. Руцкой меня вообще на х… послал по телефону. Если я никак не прореагирую, мои ребята меня не поймут и народ не поймет».

Москва посчитала мирное решение унизительным, вспоминал Грачёв. На совещании у Ельцина в ответ на сопротивление со стороны Грачёва Виктор Черномырдин предложил Ельцину сместить того с поста министра обороны. Но президент лишь приказал «в десятидневный срок подготовиться к ведению боевых действий». Грачёв опять стал возражать, мол, зима на носу, условия крайне неблагоприятные. Предложил готовиться к весенней кампании, а до того вести переговоры. «Я хотел оттянуть время: может, успеем договориться. Ни х…я! Я говорю: «Виктор Степанович, вы будете лично отвечать за это дело».

С этими речами как-то не вяжется воинственное заявление Грачёва того времени, что взять контроль над Грозным можно за два часа, причём силами одного парашютно-десантного полка. Как известно, ничего из этого не получилось. По данным Генштаба, при штурме Грозного в начале 1995 года погибли 1426 российских солдат и 4630 были ранены. Всего за время конфликта 1994-1996 гг. в Чечне погибли, по разным данным, от 4000 до 6000 российских военнослужащих.

Не верит в миротворчество Грачёва и нынешний глава Чечни Рамзан Кадыров. «Я был тогда подростком, – вспоминает он.– Мне казалось, что российские генералы Дудаев и Грачёв найдут общий язык, но они нашли не тот язык... Я опять повторяюсь: Запад поставил задачу, а тогдашнее руководство России сознательно или неосознанно пошло на поводу и позволило придать локальному конфликту характер национальной трагедии. Да, это была трагедия общенационального масштаба для всей России», – сказал он по случаю 15-й годовщины начала войны.

Напомним, что в 1994-1995 годах Грачёв находился в Моздоке и лично руководил боевыми действиями. Слушал, наверное, как пули – «цок, цок, цок» и снаряды – «дюм, дюм, дюм»…

Александр Романов, http://www.km.ru/