Ещё лет пять назад этой дорогой, что ведет на городскую свалку, не пользовался никто, кроме жэковских «мусорок». Сегодня это оживлённейшая магистраль, уступающая по людности разве что дороге на городское кладбище. С раннего утра группы людей, «запряженных» в детские коляски, тачки-двуколки, отправляются по ней в сторону свалки за продуктами питания, одеждой, стеклотарой. Недавно в длинной веренице возвращающихся оттуда людей я увидел знакомого бомжа - сорокалетнего бывшего рабочего, ярого ельциниста и демократа, страшно обиженного на коммунистов за репрессии. Он остановил меня, сопя, раскрыл подобие полиэтиленового пакета с портретом голозадой женщины, извлёк какой-то лист и сунул его мне чуть ли не в лицо.
- Нашёл... вот... на свалке! Тут о власовцах пишут. Надо же, что делали вы, коммуняки, с людьми! - произнес он недобро и с видом победителя в споре пошагал от меня, старого коммуняки, прочь.
Я посмотрел ему вслед, и мне было очень горько от слов этого человека. Тридцать лет боролся в рядах красных диссидентов с партхозноменклатурной властью, и вот еще десять лет стою в одном строю с борцами против капитализаторов России. А цель моей борьбы была и есть - защита таких вот, как он, и себя как рабочего от унижения эксплуатацией. Он не хочет понять, что нет моей вины в том, что бюрократии - партхозноменклатуре и западникам, злейшим врагам России и главарям теневой экономики - удалось превратить его, рабочего, в бомжа, то есть в мусор, что во всём этом виноват он сам. Помню, как мой знакомый с воплем «коммунистов под суд!» бегал и подстрекал других голосовать за Ельцина и его Конституцию.
Лист, который остался у меня в руке, был отрывком центральной газеты, и в нём - кусочек статьи о власовцах. Корреспондент, перу которого принадлежала статья, верещал: «Куда делись власовцы после войны?» И себе же с категоричностью дурака отвечал: «Все они погибли в сталинских лагерях!».
Я, видавший своими глазами многое из того, на что сегодня плюют слюнявые, с высоты своих лет и жизненного опыта говорю с полным правом: «Столь тяжкое обвинение в адрес другого и так безапелляционно может бросить лишь несмышлёныш в коротких штанишках, не видавший жизни. А разрешать в газете такое публиковать может лишь прожжённый негодяй-редактор, выполняющий социальный заказ. СМИ, захваченные демократами, кишат такими вот корреспондентами и редакторами, которые не информируют, а навязывают своё мнение массам, пригвождают к позорному столбу историю страны, потому что, видите ли, не они её делали. Иного от них и ждать нечего, потому что сама эта структура, взявшаяся служить буржуазии, ни что иное, как зловонная сливная яма в жаркую летнюю пору, когда в ней масса буквально колышется от червей.
А теперь тем, кто родился поздно и о многом знает лишь понаслышке, кто уподобился моему знакомому бомжу, которому демократы повернули голову на 180 градусов в сторону тридцатых годов, чтобы он не мог видеть, что делается сегодня, с ишачьим упрямством не желающему знать правду, корреспонденту и редактору этой грязной газеты, хочу сказать вот что.
В августе 1948 года моя мама завербовалась на угольные шахты Кузбасса, и мы с ней оказались в городе Прокопьевске. Ехало туда нас много, в двух вагонах. В одном вагоне - семейные с детьми и скарбом, в другом - только что демобилизованные фронтовики. От Казани до Прокопьевска мы ехали двадцать суток, и, казалось бы, не до веселья, а вот в их вагоне всю дорогу было весело - это они отряхивались от тяжелого прошлого. Но никто и предположить не мог, что тени прошлого, тени их смертельных врагов, власовцев, снова забежали им наперерез. И им, бывшим врагам, убивавшим друг друга, суждено было встретиться вновь. И не только встретиться, но и жить вместе, работать вместе, делить горе и радость, выручать друг друга из беды, подвергать себя опасности, спасая, быть может, того, кто когда-то в тебя стрелял и лишь по случайности не попал. И даже... породниться.
Привезли нас на шахту им. Кагановича и поселили на окраине города, на пятачке из десяти бараков и двух овощехранилищ. Место это называли «зоной». Что такое «зона», всяк, думаю, знает. Но здесь и в помине не было никаких атрибутов мест заключения - заборов с колючей проволокой, вышек с часовыми. Стояли лишь десяток бараков и два овощехранилища. Кругом были четырехквартирные (их теперь называют «коттеджами») домики шахтеров с большими огородами.
Отчего же это место назвали «зоной»? Дело было так. После окончания войны всех власовцев, как известно, вернули в Союз. Их было много тысяч - здоровых, полных сил мужчин. Их, только что с оружием в руках воевавших против своей Родины, вместе с чужеземными завоевателями разрушавших, сжигавших свои города и сёла, убивавших своих сограждан более изощренно, чем немцы, тоже привезли в Кузбасс для работ на угольных копях, но на год раньше нас.
На шахтах, где начали работать мои земляки-волжане, власовцев было, я думаю, более тысячи. До нашего приезда все они жили в бараках, компактно. Строились эти бараки специально к их приезду, и строительный объект условно назвали «зоной». Ведь никто не знал тогда, как будут содержаться предатели. Все предполагали, что зона будет со строгой охраной: сюда везли изменников Родины. Зоны как таковой не получилось, а вот название прилипло к этому месту навсегда.
Жили власовцы по тем временам с излишествами, по два-три человека в комнате 12-15 м2. После нашего приезда их уплотнили - один барак отдали нам. Жизнь предателей абсолютно ничем не отличалась от нашей жизни. Работали они, как и все, в зависимости от состояния своего здоровья, кто под землёй, кто на поверхности. Продуктовые карточки у нас были одинаковые, зарплата - по труду, нормы выработки и расценки были едиными для всех работающих. Власовцы свободно передвигались по городу, при желании могли съездить в соседний город, сходить в тайгу или за город отдохнуть. Единственное, что их отличало от других (и то лишь сначала), - они были обязаны в неделю раз, потом - в месяц раз отмечаться в комендатуре. Через некоторое время и это отменили.
Власовцы могли обзаводиться семьями. Холостякам разрешалось вступать в брак, (значит, они были полноправными, свободными жителями страны), а женившимся до войны - вызывать к себе семьи. Помню, как в наших бараках стало тесно и во дворах зазвенели детские голоса с говором ставропольских, краснодарских, донских жителей. Да и не только их.
Трудно жилось всем. Но все дети учились. Власти открыли в околотке ещё одну школу дополнительно. Я тоже учился в этой школе и свидетельствую, что дискриминация по отношению к кому бы то ни было начисто отсутствовала. Не было такого, чтобы кто-то из детей дразнил другого происхождением, материальным достатком или же прошлым родителей. Я никогда не слышал, чтобы взрослые кричали друг на друга: «Власовец! Бандеровец! Кулак! Немец!» (Немцев привезли в Прокопьевск ещё во время войны, бандеровцев - в 1947 году, а кулаков аж в 30-х годах).
За пять лет совместной жизни с власовцами (мама вышла замуж за одного из них) я не знал случая дискриминации по отношению к ним со стороны властей и героев войны. На одной шахте, на одном участке, в одном забое работали рука об руку, плечом к плечу и друзья, и непримиримые когда-то враги.
Гибли ли власовцы? Да, гибли. Гора есть гора. Она не разбирает - кто герой, а кто мерзавец. Гибли и те, и другие. Если уж говорить начистоту, тот героев гибло больше. Ведь они лезли в самую пасть смерти, стремясь выполнить и перевыполнить план, перекрыть нормы выработки, тогда как власовцы осторожничали, не рисковали, от опасных работ отлынивали. Хотя на Доске Почета иногда красовались и портреты власовцев.
Было ли насилие? Было. Детей заставляли учиться, взрослых - работать, требуя при этом добросовестной работы. Наказывали за проявление иждивенчества (почему одни должны жить за счет других?) и поощряли отличный труд (поощрение - тоже насилие, так как заставляет человека подтягиваться до уровня лучших). Такое насилие для нынешних трудящихся - голубая мечта.
...В бараках стало тесно. Наплыв семей власовцев усугубил проблему жилья. Стране было не до того, до начала массового строительства было ещё далеко. Как же решалась проблема? Самым смешным образом. Наши бараки стояли на окраине города, дальше было голое поле. Это поле за два года полностью застро-илось домиками. Образовалось несколько улиц, и «зона» превратилась в большой рабочий посёлок. Строительные материалы нигде не продавались, а домики всё росли и росли.
За этим стояло разграбление лесных складов шахт. По ночам склады кишели расхитителями. Тащили всё, что можно было унести одному и вдвоём на плечах. Днём рудничные стояки превращались в столбы, плахи - в стены домиков. И не один представитель правоохранительных органов не поинтересовался этим явлением. Можно было в любое время подойти к застройщику и спросить «откуда дровишки?». Но никто не подходил. Если в описываемое мною время не было ещё известно подпадёт ли тот или иной власовец под статью «Измена Родине», то под статью «Расхищение госсобственности» мог попасть любой из них. Думаю, что карательные органы умышленно закрывали глаза на эти нарушения закона. Сегодня, анализируя такого рода «упущения» органов правопорядка, можно сказать, что власовцы тогда были под крылом отца нынешних либеральных демократов Л. Берии. Так что каждый старательный власовец жил в своём доме вместе со своей семьёй, да к тому же имел ещё огород и скотину. Это уже по тем временам - признак сытой и спокойной жизни.
Когда я разговариваю с людьми, у которых от демпропаганды полностью помутился разум, они с ужасом шарахаются от меня, не веря собственным ушам. Был случай, когда один такой зомбированный в полоумном состоянии кричал мне: «Не ври! Если уж Сталин за одну антисоветскую фразу мог человека засудить, засадить, а то и расстрелять, то как он мог простить людей, поднявших оружие против своего народа, и устроить им такую жизнь? Не ври! Не верю! Не хочу верить!»
Не верите потому, что не хотите верить. Кто может заставить вас поверить?
Да, действительно, Сталин обладал в стране абсолютной властью. Но он был государственным деятелем своего времени. Расправлялся с врагами так же жёстко, как и все правители того времени. Только методы разные были. И есть. В США, например, после расстрела из пулемётов уличного выступления трудящихся (помните, откуда пошёл Первомай?) отказались от таких методов и перешли к другим, более бесчеловечным и коварным. Там политические и уголовные статьи совмещены в одну. То же самое сделано теперь и у нас. Политического деятеля, если он уж очень досаждает властям, ловят где-нибудь в парке, обвиняют в изнасиловании дерева или попугая, и человек навсегда исчезает из общества.
Сталин знал, что руского на такой мякине не проведешь, и действовал по-своему: честно и открыто.
Почему в те годы он не приказал заключить власовцев в зоны? Потому что к тому времени это были не осужденные, а всего лишь обвиняемые. Чтобы загнать предателей в зоны, надо было сначала выявить вину каждого их них и осудить персонально. Так и было сделано впоследствии. Но для этого потребовалось очень много времени. Попробуй узнай кто, где из них воевал, что делал и какой тяжести преступление совершил. Огульного обвинения не было. Скорее было наоборот - огульно оправдывали. А то, что они работали в шахтах, - что за беда? Почему кто-то должен был освобождать Родину от фашистов и власовской скверны, а потом ещё и восстанавливать ими разрушенное? Не справедливо ли будет, если восстанавливать будут те, кто разрушал?
Но и тут Сталин не злоупотреблял властью, пусть и во имя справедливости. А ведь мог под самым благовидным предлогом этих здоровых мужчин удержать на важном участке промышленности и подольше. Нужда в горнорабочих в те годы была сумасшедшей. Шли даже на то, что молодых крестьянских парней массами вывозили из деревень и, наскоро обучив в ФЗО, спускали в шахты.
А что делал Сталин? Как только следствие обнаруживало «невиновность» власовца, ему тут же предлагали выехать из Прокопьевска домой, предварительно выдав ему на руки чистый паспорт. Слово «невинность» я поставил в кавычки совершенно оправданно. Однажды я участвовал в пирушке, затеянной власовцами по случаю получения ими чистых паспортов. Изрядно захмелев, некоторые из них горячились: «Если заварится такая каша ещё раз, мы поступим так же!» Так что мне думается, что чистые паспорта власовцам выдавали порой зря. Паспорт назывался «чистым» потому, что в нём не значилось участие человека в войне против Советского Союза. Эти чистые паспорта создали позже иллюзию гибели власовцев в сталинских лагерях. Получив такой паспорт, власовец очищался от своего тёмного прошлого. Теперь никто не мог указать на него как на предателя Родины. Таким вот образом в те годы «погибли» в сталинских лагерях почти все власовцы. Почти...
Однако органы всё же выявляли тех, у кого руки были в крови до локтей, а ноги - до колен. Сколько же рассказов я наслушался о зверствах власовцев на оккупированных территориях! По пьянке сами власовцы рассказывали об этом. Однако из тех, кто жил на нашем пятачке в девяти бараках, арестовали и отдали под суд только пятерых. Это из тысячи человек! По рассказам тех, кто знал изуверов, то были головорезы, каких не видывал белый свет. Но смертной казни тогда не было, и все они получили по 25 лет лишения свободы. И мой отчим «загремел» на столько же. Увезли его в Воркуту. Там его поместили в зону с высоким забором и вышками. Однако через пять лет мама получила от него письмо с приглашением приехать к нему на жительство. Оказывается, его расконвоировали, дали квартиру в двухквартирном доме, определили на работу в шахту. В этой квартире мне «посчастливилось» пожить некоторое время. К этому моменту я был уже женат и, как и все шахтеры Прокопьевска, остро нуждался в жилье.
Ещё удивительней было, когда зэки- власовцы стали покупать легковые автомобили! Воркутинцы с разинутыми от удивления ртами наблюдали, как они лихо раскатывали по улицам города на личных авто.
Но «погибли» и они, а вместе с ними и мой отчим. «Отсидев», а на деле преспокойно прожив в Воркуте 15 лет, получив чистый паспорт, он выехал оттуда.
Все зэки, отсидев даже короткий срок, выходят на свободу со штампом в паспорте, который портит им всю дальнейшую жизнь. А власовцы вышли из мест заключения без такого штампа в паспорте! Чистенькие! Растворились в массе народа как ни в чём не бывало.
Несколько лет назад я видел отчима. Он преспокойно живет в Доме престарелых под Казанью. Показал мне на флаг над зданием администрации города и удовлетворенно сказал: «Наконец-то пришла наша власть!».
Вот что я знаю о власовцах, что пережил лично. Повременили бы вы, капитализаторы, лгать так нагло и открыто, ведь ещё не все свидетели ушли из жизни!
Ю.Ф. СОРОКИН, №33, 2005 г.
- Вызов на дуэль осуществлялся письменно, устно или нанесением публичного оскорбления. Вызов мог быть направлен в течение 24 часов (если для отсрочки не было уважительных причин). После вызова личные общения между противниками прекращались, связь - только через секундантов.
- Письменный вызов (картель) доставлялся обидчику картельщиком. Среди способов нанесения публичного оскорбления бытовала фраза «Вы подлец». При физическом оскорблении в противника швырялась перчатка или наносился удар стеком (тростью). В зависимости от тяжести оскорбления оскорбленному принадлежало право выбора: только оружия (при легком оскорблении); оружия и рода дуэли (при среднем); оружия, рода и дистанции (при тяжком). Оскорбленный не мог адекватно реагировать на оскорбление, так как сразу же терял перечисленные права.
- Для поединка использовались малолюдные места, дуэль назначалась на утренние или полуденные часы. Разрешенным оружием для поединков были сабли, шпаги или пистолеты. Для обеих сторон использовалось однотипное оружие: с равной длиной клинков или единого пистолетного калибра с разницей в длине ствола не более 3 см.
- Финальными условиями поединка были: до первой крови, до раны или по израсходовании установленного количества выстрелов (от одного до трех).
- Ни одна из сторон не должна была ожидать прибытия к месту дуэли другую более 15 минут. По прошествии установленного срока сбора дуэлянтов секунданты подписывали акт, после чего все разъезжались.
- Дуэль должна была начинаться по истечении 10 минут после прибытия всех участников.
- Прибывшие на место поединка участники и секунданты поклоном приветствовали друг друга. Секундант-распорядитель делал попытку примирить противников. Если примирение не состоялось, то распорядитель поручал одному из секундантов прочитать вслух вызов и опросить противников, обязуются ли они выполнять условия дуэли. После этого распорядитель разъяснял условия поединка и подаваемых команд.
В начале XIX века в Европе дуэльный обычай вступал в закатную пору. Зато в России дуэль переживала золотой век. Слова «Я вас вызываю» произносились едва ли не так же часто, как «Добрый день». Дрались повсюду: в столице и в провинции, на пикниках и в местах расположения полков, защищая честь свою и любимых дам, проливая кровь свою и чужую.
Дуэль штабс-капитана Кушелева и генерал-майора Бахметьева состоялась через шесть лет после того, как Бахметьев ударил палкой четырнадцатилетнего Кушелева, только-только поступившего на службу в лейб-гвардии Измайловский полк. Кушелев стрелял первым и промахнулся. Дал промах и Бахметьев. И хотя биться договаривались «до повалу», других выстрелов не последовало, потому что Бахметьев отшвырнул пистолет в сторону, подошел к Кушелеву и с извинениями протянул ему руку.
Несмотря на бескровность дуэли, суд приговорил Кушелева к повешению, а всех секундантов, кроме одного, который, как выяснилось позже, донес о готовящемся поединке военному губернатору Санкт-Петербурга, лишил чинов и дворянского достоинства. Приговор направили для утверждения царю, и Александр I отменил решение суда и постановил ограничиться лишением Кушелева звания камер-юнкера и объявлением выговоров секундантам. Доносчика же велено было посадить на неделю в крепость, а затем выслать на Кавказ.
Такое почти покровительственное отношение к дуэлянтам сохранялось и в последующие царствования, поэтому не стоит, как это часто делают, усматривать в мягких приговорах Дантесу и Мартынову некий особый знак. Власть отнеслась к ним не лучше и не хуже, чем к сотням других участников дуэлей, которым выпал жребий убить своих противников.
Знаменитый дуэлянт граф Федор Толстой-Американец, участвовавший более чем в 30 дуэлях и убивший на них 11 человек (по другим, менее достоверным, сведениям - 17), лишь однажды, за убийство гвардейского офицера А.И. Нарышкина, был приговорен к заключению в крепости и, если верить семейному преданию, разжалован в солдаты. Правда, солдатская шинель не помешала ему принять участие в нескольких дуэлях, а во время войны с Наполеоном совершить стремительный взлет и в один год дослужиться до полковника.
Между прочим, только чудо расстроило дуэль Толстого с Пушкиным в 1826 г., и кто знает, не случись целой череды несовпадений, может быть, и довелось бы Толстому досрочно сыграть роль Дантеса.
Михаил Лунин, герой Отечественной войны 1812 г., знаменитый вольнодумец и будущий декабрист, по воспоминаниям другого декабриста, П. Н. Свистунова, когда не с кем было драться, подходил к какому-либо незнакомому офицеру и начинал речь: «Милостивый государь, вы сказали...» - «Милостивый государь, я вам ничего не говорил». - «Как, вы, значит, утверждаете, что я солгал? Я прошу мне это доказать путем обмена пулями». После этого шли стреляться. Лунин обычно стрелял в воздух, но его соперники не были столь великодушны, «так что тело Лунина было похоже на решето».
Бретерство российское ни в чем не уступало западноевропейскому, и при этом ученики, как часто бывает, во многом превзошли учителей. В Европе главным в дуэли был сам факт выхода на поединок, демонстрация желания смыть кровью оскорбление чести. В России же дуэль в подавляющем большинстве случаев следовала цели именно пролить кровь за нанесенное оскорбление. Дуэль «не всерьез» отвергалась начисто, она, по русским понятиям, не восстанавливала поруганной чести и не обеляла репутацию. Человек, чья честь была затронута, вставал к барьеру не шутки ради. Часто - вопреки собственному желанию и намерениям, иногда даже вопреки собственному пониманию чести, но по причине невозможности противостоять мнению окружающих.
Гвардейский офицер Канатчиков не пожелал вызвать из-за мелочи, как ему казалось, своего друга и сослуживца Воейкова и вынужден был выйти в отставку. По этой же причине ему отказали и в приеме на службу по гражданской части. Когда же Канатчиков, которому более ничего не оставалось, послал-таки вызов Воейкова и убил его, то, несмотря на весьма жесткие в отношении дуэлянтов законы, он не только был прощен, но и возвращен на службу в гвардию.
Сплошь и рядом в русской дуэльной практике встречаются исключительные, по терминологии западных дуэльных кодексов, поединки - например, на пистолетах при расстоянии менее десяти шагов. Или, того страшнее, через платок, когда из двух совершенно одинаковых пистолетов секундантами заряжался только один. После этого секунданты отходили в сторону, и распорядитель дуэли, не знающий, какой именно пистолет заряжен, предоставлял участникам поединка право выбрать оружие. Получив пистолеты, противники брались за диагонально противоположные концы карманного платка и по команде распорядителя стреляли. Тот, кто оставался в живых, узнавал, что заряжен был именно его пистолет.
Еще в России была распространена дуэль, получившая по не вполне ясной причине название американской, когда поединок как таковой заменялся жребием и последующим самоубийством одного из противников. В Европе, кстати, такой способ разрешения конфликта часто называли русским.
Один заряженный пистолет использовался и на дуэли, когда противники, согласно договоренности, стреляли по очереди, определяя право первого выстрела жребием. Часто дуэлянт, ожидающий выстрела, занимал место на краю обрыва, что приводило к падению в пропасть и смертельному исходу даже в случае незначительного ранения. Точное, в деталях описание такого рода дуэли дал М.Ю. Лермонтов в романе «Герой нашего времени». От дуэли через платок поединок, когда противники стрелялись, как принято было говорить, дуло в дуло, отличался лишь тем, что погибнуть после команды распорядителя могли оба дуэлянта, поскольку зачастую оба успевали спустить курки. На Западе такие дуэли единичны, но в России были делом обыкновенным.
В такой дуэли с князем Константином Шаховским незадолго до восстания довелось участвовать поэту и будущему декабристу Кондратию Рылееву. Что удивительно, оба остались живы и лишь Рылеев получил легкое ранение. По одной версии, Рылеев выстрелил первым и попал в пистолет Шаховского, отчего тот направил свой выстрел вниз; по другой - пули противников столкнулись в воздухе.
Жестокости русских дуэлей способствовало отсутствие в России четких дуэльных правил. Вплоть до конца XIX века в России вообще не видели необходимости в дуэльных кодексах. Довольно часто противники обходились без секундантов и почти всегда - без врача. Случалось, в качестве секундантов привлекались совершенно случайные люди, иногда вообще не имеющие никакого понятия о дуэльных правилах. Недаром говорилось: «Не пули, не клинки убивают - убивают секунданты!»
Известен поединок, когда один из противников, держа пистолет дулом кверху, нечаянно нажал слабый спусковой крючок до команды «Стрелять!». Соперник же его после этого с согласия секундантов выстрелил целясь. Таким образом, секунданты, уверенные в своей правоте, поскольку с обеих сторон прозвучало по выстрелу, по сути санкционировали убийство.
Еще одна причина жестокости русских поединков состояла в оружии, которое на них использовалось. Дуэльное оружие, согласно правилам, принятым в Западной Европе, должно было удовлетворять двум требованиям: быть смертоносным и «благородным». Второе требование соблюдалось в России не очень строго (например, пристав Цитович и штабс-капитан Жегалов бились на тяжелых медных канделябрах, и таким примерам несть числа), зато первому следовали весьма твердо.
Если в Западной Европе отдавали предпочтение холодному оружию (во Франции, Испании, Италии - шпаге, а в Австро-Венгрии и Германии - сабле), то в России безраздельно властвовал пистолет, применение которого выхолащивало смысл распространенных в Западной Европе дуэлей до первой крови. Попасть с расстояния до десяти шагов для среднего стрелка было несложно, а раны, нанесенные из оружия больших, как правило, калибров, бывали ужасны. С начала же XIX века, когда был изобретен ударно-капсульный механизм и на смену заряжавшимся с дула кремневым пистолетам пришли пистонные, точность и убойная дальность стрельбы значительно повысились. С этого времени, кстати, наряду с пистолетами, сделанными во Франции, Германии, Англии, Польше, русские дуэлянты все чаще начинают использовать оружие с клеймом тульских, ижевских, петербургских мастеров.
Дуэли на холодном оружии в России были редки, а если и случались, то их участники, как правило, не следовали западноевропейской традиции прекращать дуэль при малейшей царапине.
Западноевропейские кодексы устанавливали зависимость применения того или иного оружия от тяжести нанесенной обиды и даже рекомендовали «при легких оскорблениях» затуплять шпаги и сабли или снабжать их специальными ограничителями, которые исключали возможность нанесения серьезного увечья.Русская натура в принципе отвергала такой подход. Понесенная обида, коль скоро она принималась за оскорбление, никогда не считалась малой, а смерть оскорбителя не представлялась чрезмерным мщением. Потому в ход всегда шли боевые клинки.
С середины 30-х годов XIX века дуэль постепенно теряет аристократичность и перестает быть кроваво-праздничной забавой исключительно высших слоев русского дворянства. На дуэльную стезю вступают и другие сословия, что ведет к профанации дуэльного обычая, и в результате отвратительная его сторона становится все более зримой, а высокая, благородная уходит в тень. Все больше становится курьезных поединков.
Ну где еще, кроме России, противникам могло прийти в голову выяснять отношения на тему «Кто кого перепьет»? К двум большим графинам очищенной два русских джентльмена купеческого звания потребовали две порции бифштекса, две солянки и два пирога с лососиной. Когда первый графин опустел, а в другом осталось меньше половины, один из купцов упал замертво. Другой допил остатки водки и отправился домой, где завершил победный для себя день фехтованием на деревянных аршинах со своим приказчиком.
Но даже если не брать в расчет подобные крайние случаи, все равно следует признать, что нравы менялись не в лучшую сторону. Особенно это коснулось военной среды. В десятилетия, последовавшие за правлением Николая I, среди офицеров появилось немало смельчаков, отказывавшихся наперекор общественному мнению принять вызов. Зато начиная с 70-х годов между офицерами все больше случается ссор - серьезных, с бранью и рукоприкладством.
Не случайно поэтому в высших военных кругах все чаще поднимался вопрос о беспрекословном увольнении со службы как офицеров, оскорбивших своих товарищей, так и офицеров оскорбленных, но не пожелавших восстановить свою честь с помощью поединка. Одновременно в недрах военного министерства созрела идея узаконить дуэль, чтобы, «с одной стороны, содействовать повышению общего уровня понятий о чести в среде офицеров, а с другой, - достигнуть, насколько возможно, большего соответствия условий дуэли, где она неизбежна, с относительной ее важностью в каждом отдельном случае».
13 мая 1894 г. император Александр III утвердил составленные военным министерством «Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде», которые горячий поборник дуэли генерал А. Киреев назвал «великой царской милостью». Дозволяя поединки в армии, Александр III, а вслед за ним и Николай II надеялись улучшить офицерские нравы. Одновременно военное ведомство начало разработку дуэльных правил. Работа эта затянулась почти на двадцать лет, и только в 1912г. увидело свет «Пособие для ведения дел чести в офицерской среде», подготовленное генерал-майором И. Микулиным.
Согласно «Правилам», суд общества офицеров, рассмотрению которого за малым исключением передавались «оскорбления чести», мог приговорить противников, независимо от их собственного желания, как к примирению, так и к поединку. При этом условия поединка должны были соответствовать обстоятельствам дела: чем тяжелее оскорбление, тем в более опасные, грозящие смертью позиции ставились дуэлянты. Если по прошествии двух недель после приговора офицер уклонялся от поединка, то командир полка обращался к вышестоящему начальству с представлением об его увольнении со службы.
Однако, несмотря на благие намерения авторов «Правил», последствия их принятия были большей частью негативны. Это четко подметил автор «Пособия для ведения дел чести в офицерской среде» генерал И. Микулин: «Поединки... иногда происходили без достаточных на то оснований, иногда, наоборот, поединок отклонялся судом общества офицеров в тех случаях, когда по обстоятельствам дела он являлся вполне уместным и даже требовался оскорбленным офицером, иногда же поединок приобретал характер простой обрядности или формальности».
Любопытна дуэльная статистика на рубеже веков. По подсчетам И. Микулина, сделанным на основании официальных документов, с 20 мая 1894г. по 20 мая 1910 г. в армии по приговору суда произошло 322 поединка: 251 - между военными, 70 - между военными и штатскими, один раз у барьера сошлись военные врачи. Среди дуэлянтов было четыре генерала, 14 старших офицеров, 187 капитанов и штабс-капитанов, 367 поручиков, подпоручиков и прапорщиков. Один поручик участвовал в трех дуэлях, четыре поручика и один подпоручик дрались дважды. По два раза дрались с военными и двое штатских. В пяти случаях рубились на шашках, в двух использовались эспадроны. Остальные 315 дуэлей происходили на огнестрельном оружии, на них погибли 15 человек и 17 получили тяжелые ранения.
На деле, правда, дуэлей в армии было больше. По некоторым подсчетам, примерно треть поединков проходила в обход суда общества офицеров. Иногда в таких случаях у барьера сходились противники, накануне приговоренные судом к примирению. Словом, как ни старалось государство поставить дуэль под власть закона, ничего у него не получилось. Ни во времена Петра, который поединки запрещал, ни во времена последних царей, которые, пусть и с оговорками, поединки поощряли.
Геннадий ОМЕЛЬЧЕНКО, №3, 2004 г.