Газета "Своими Именами" №31 от 31.07.2012 - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) (ПОЕДИНОК) #5

ПОЕДИНОК

РАССТРЕЛЯЛИ ЛИ ПОЛЯКОВ РУССКИЕ?

Сергей БАЙМУХАМЕТОВ - ДА

Эрик КОТЛЯР - НЕТ

Собаки боялись запаха крови

Европейский суд по правам человека закрыл Катынское дело

Эвфемизмы. Несколько родственников польских офицеров, расстрелянных советским НКВД в 1940 году, подали заявления с просьбой возобновить расследование так называемого Катынского дела. ЕСПЧ не удовлетворил их иск, в то же время признав и отметив, что расстрел поляков - военное преступление, что отказ российской власти предоставить истцам копию решения о прекращении расследования от 2004 года незаконен и приравнивается к "бесчеловечному обращению".

Как пишет польская пресса, истцы удовлетворены решением суда: "Европа услышала, что Катынь - это военное преступление без срока давности".

Высокий чиновник из представительства России при ЕСПЧ прокомментировал: "В пользу России вынесено решение по главному пункту: вопрос о возобновлении расследования Катынского дела находится вне рамок компетенции ЕСПЧ. Это, безусловно, положительный результат".

Вскоре последовало заявление Министерства юстиции: "Вердикт отвечает интересам нашей страны".

И первый, и второй комментарии, как минимум, спорны. Что понимать под "главным пунктом" и "под интересами страны"? Юридический момент?

Европейский суд отказал в возобновлении расследования, поскольку Россия ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека только в 1998 году, через 58 лет после массового убийства польских военнопленных. Никакой закон обратной силы не имеет.

"Главный пункт" и "интересы страны" состоят, на мой взгляд, в общественном осознании Катынской трагедии как части истории и трагедии советского, российского народа.

"Возобновление расследования" - всего лишь эвфемизм. Под ним понимается привлечение внимания. А расследовать по сути нечего, все расследовано.

История вопроса. 1 сентября 1939 года гитлеровская армия перешла западную границу Польши - началась Вторая мировая война. Через две недели, 17 сентября 1939 года, Красная Армия в соответствии с пактом Молотова - Риббентропа перешла восточную границу Польши. То есть вступила во Вторую мировую войну на стороне Гитлера. Победу над Польшей отметили совместным советско-фашистским военным парадом в Бресте.

В Советский Союз были интернированы и весной 1940 года расстреляны в Катыни, Осташкове, Старобельске, в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины более 20 тысяч польских офицеров.

Немцы, оккупировав Смоленскую область, обнаружили в Катынском лесу массовые захоронения людей, в основном в польской военной форме. Немецкая комиссия весной 1943 года установила, что они расстреляны органами НКВД СССР. Советская сторона выступила с опровержением, обвинив в расстреле польских граждан немецко-фашистских оккупантов.

В 1959 году, после разоблачения сталинских преступлений, польская сторона весьма осторожно подняла вопрос о Катыни. Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев потребовал от КГБ полную справку.

«Совершенно секретно

Товарищу Хрущеву Н.С.

В Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР с 1940 года хранятся учетные дела и другие материалы на расстрелянных в том же году пленных и интернированных офицеров, жандармов, полицейских, осадников, помещиков и т. п. лиц бывшей буржуазной Польши. Всего по решениям специальной тройки НКВД СССР было расстреляно 21857 человек. Из них: в Катынском лесу (Смоленская область) 4421 человек, в Старобельском лагере близ Харькова 3820 человек, в Осташковском лагере (Калининская область) 6311 человек и 7305 человек были расстреляны в других лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии.

Вся операция по ликвидации указанных лиц проводилась на основании Постановления ЦК КПСС от 5 марта 1940 года. Все они были осуждены к высшей мере наказания по учетным делам, заведенным на них как на военнопленных и интернированных в 1939 году.

С момента проведения названной операции, т. е. с 1940 года, никаких справок по этим делам никому не выдавалось, и все дела в количестве 21857 хранятся в опечатанном помещении.

Для Советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот, какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государства последствиями. Тем более что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия, подтвержденная произведенным по инициативе Советских органов власти в 1944 году расследованием Комиссии, именовавшейся: «Специальная комиссия по установлению и расследованию расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров».

Согласно выводам этой комиссии все ликвидированные там поляки считаются уничтоженными немецкими оккупантами. Материалы расследования в тот период широко освещались в Советской и зарубежной печати. Выводы комиссии прочно укрепились в международном общественном мнении.

Исходя из изложенного, представляется целесообразным уничтожить все учетные дела на лиц, расстрелянных в 1940 году по названной выше операции.

Для исполнения могущих быть запросов по линии ЦК КПСС или Советского правительства можно оставить протоколы заседаний тройки НКВД СССР, которая осудила указанных лиц к расстрелу, и акты о приведении в исполнение решений троек. По объему эти документы незначительны и хранить их можно в особой папке.

Проект Постановления ЦК КПСС прилагается.

Председатель Комитета Государственной Безопасности при Совета Министров СССР А. Шелепин

3 марта 1959 года».

И до 1990 года советское руководство придерживалась этой версии. 13 апреля 1990 года вышло заявление ТАСС: «Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных. Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с Катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма».

Однако на том дискуссии в обществе не закончились. Уже и общий мемориал в Катыни построили, а страсти не утихали и не утихают.

21 сентября 2004 года Главная военная прокуратура РФ приняла постановление о закрытии уголовного дела по Катынскому расстрелу и засекречивании самого постановления. Расстрелянные в 1940 году НКВД польские офицеры так и не признаны жертвами политических репрессий.

Чемоданы пистолетов «для исполнения». Когда говорят: «Расстрел польских офицеров в Катыни, под Калинином и под Харьковом», - это неправда.

Польских офицеров в Катыни и в Белоруссии, под Харьковом и Калинином (ныне Тверь) не расстреливали, а убивали - каждого отдельно, из пистолета, выстрелом в затылок.

Массовым убийством руководил знаменитый в узких кругах майор госбезопасности(по армейской табели - генерал), бессменный в течение 33 лет комендант ОГПУ-НКВД-МГБ, самолично застреливший в подвалах на Лубянке и в иных местах 20 тысяч человек. Не будем называть его фамилию и фамилии других палачей. Не только для того, чтобы пощадить их ни в чем не виноватых родственников, но и потому, что они всего лишь исполнители. Они и называли себя (в узком смысле) «исполнителями», а то, что делали, - «исполнение», «исполнить», «исполнил». Многие из них похоронены с почестями и покоятся на Новодевичьем кладбище.

В польских офицеров стреляли из немецких пистолетов системы «Вальтер», как показал один из высокопоставленных сотрудников НКВД на допросе в Генеральной военной прокуратуре:«Это я хорошо знаю, так как привезли их целый чемодан. Этим руководил сам Б. (называет фамилию коменданта. - С.Б.).Давал пистолеты, а когда заканчивалась работа - пистолеты отбирались. Забирал сам Б.»

Вот как происходило масссовое убийство в Калинине (Твери). Из лагеря в Осташкове пленных привозили во внутреннюю тюрьму областного управления народного комиссариата внутренних дел.

«Из камер поляков поодиночке вели в «красный уголок», то есть ленинскую комнату, - рассказывал начальник Калининского УНКВД. - Там сверяли данные... Надевали наручники, вели в приготовленную камеру и били из пистолетов в затылок. Вот и все... В расстрелах участвовали около тридцати человек... Б. надел спецодежду: кожаную коричневую кепку, длинный, того же цвета кожаный фартук, такие же перчатки с крагами выше локтей... Через вторую заднюю дверь трупы выносили из камер и бросали в крытые грузовики. Затем 5-6 машин увозили тела к месту захоронения в окрестностях села Медное. Это рядом с дачами НКВД, с одной из моих двух дач. Место выбирал Б. Он же привез из Москвы двух экскаваторщиков».

Б. самолично убил 700 польских офицеров. Наверное, генерал мог и не браться за пистолет. Но он сделал карьеру как «исполнитель» и не упускал случая показать это на личном примере. В 1937 году он за сутки убил 200 человек.

«Водку, само собой, пили до потери сознательности, вспоминал Е., один из той команды «исполнителей». - Что ни говорите, а работа была не из легких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека».

Многие из тех «исполнителей» умерли рано или ушли на пенсию по болезни. В одном из документов говорится: «Тов. Е. (в приказе фамилия приводится полностью. - С.Б.)переводится на пенсию по случаю болезни (шизофрения), связанной исключительно с долголетней оперативной работой в органах».

Даже генерал-майор Б., отличавшийся хладнокровным профессионализмом, дожил лишь до 59 лет.

В убийстве пленных польских офицеров принимали участие 125 работников НКВД. Их фамилии - в приказе наркома Л. П. Берии N 001365 от 26 октября 1940 года: «За успешное выполнение специальных заданий ПРИКАЗЫВАЮ наградить нижеследующих работников НКВД СССР, УНКВД Калининской, Смоленской и Харьковской областей».

В списке не только «сотрудники для особых поручений комендантского отдела», то бишь «исполнители», но все, кто имел отношение: надзиратели, шоферы, делопроизводительницы...

Они получили денежные премии от 800 рублей до «месячного оклада».

«Особая папка номер 1». После 2004 года, закрытия дела российской стороной и засекречивания постановления о закрытии, возник некий пропагандистский прессинг: «Нельзя позволить, чтобы нам навязывали чувство вины!» И тем самым нам внушали чувство тождества с той, сталинской властью. Нас делали причастными к преступлениям режима.

В 2011 году президент РФ издал Указ о рассекречивании материалов из «Особой папки номер 1». При этом сказал: «Пусть все посмотрят, кто принимал решение, кто давал соответствующее поручение на уничтожение польских офицеров. Там все написано, подписи все стоят, лица все известны... В России и дальше будет вестись работа по раскрытию архивов, касающихся массовых репрессий».

Тем самым Катынь признана одной из страниц трагической истории массовых репрессий в СССР, частью нашей истории и нашей жизни. А в той истории и в той жизни самой большой жертвой сталинизма были мы - советский народ.

«Московская правда» от 26.04.2012 г.

«Катынь-one» + «Катынь-two»

В публикации "Катынь, горечь души моей" я рассказал читателям, как невольно тема Катыни вошла в мою жизнь. В 1948 году я, как и все девятнадцатилетние юноши, которые живут интересами старших братьев, увлеченно слушал рассказы моего брата и его друзей-сослуживцев, расследующих события в Катынском лесу. Происходило это в красногорском поселке Брусчатый, где квартировали офицеры оперативного отдела специального лагеря военнопленных.

Лагерь был на особом положении, там находились люди из числа военнослужащих вермахта, представлявшие для Советского Союза важный интерес. Разведчики абвера, бывшие офицеры частей СС, посвященные в определенные оперативные тайны, и еще так называемые "звери", на которых в лагере собирали следственный материал для предания их военному суду за совершенные зверства во время оккупации. Работу с ними вели сотрудники управления по делам военнопленных центрального аппарата МВД СССР. Лагерь располагался рядом с Москвой, офицеры уезжали после рабочего дня домой в город или оставались ночевать в Брусчатом, где для них были отведены квартиры. По вечерам, когда все собирались за ужином, можно было услышать удивительные вещи. Сотрудники делились между собой соображениями разработок, сопоставляли факты, добытые за день, и договаривались о деталях дальнейших совместных действий.

Как я рассказывал о том в предыдущей публикации, в оперативном отделе лагеря работали блестяще образованные люди, многие из них безукоризненно владели несколькими языками, были и такие, кто в семьях советских дипломатов учился за границей, и все они безупречно владели отличным литературным стилем.

Хорошо помню, как один из них, Костя Горфан, специалист по венгерскому языку, оформил материалы разработки венгерского разведчика таким образом, что в управлении по делам военнопленных в Москве ими зачитывались. Уже в пятидесятых годах в Москву приехала на гастроли звезда венгерской оперетты Ханна Хонти. Костя конферировал ее выступления, одновременно выступая переводчиком реприз опереточной дивы и вопросов к ней зрителей.

Другой специалист, Юра Эльперин, впоследствии стал признанным литературоведом уже в Германской Демократической Республике. Правительство ГДР предоставило ему квартиру в Берлине, где он преподавал в университете.

Немецкий диалект этих офицеров был настолько аристократичен, что пленные считали их подданными рейха, перебежавшими к коммунистам. Вечерами за ужином в Брусчатом ребята со смехом рассказывали забавные истории из их отношений с пленными на допросах. Надо иметь в виду, что к этому времени уже три года как закончилась война, и между пленными и офицерами оперативного отдела отношения сложились если не сказать доверительные, то во всяком случае достаточно откровенные.

Лагеря уже расформировывали. А действующая при Красногорском лагере школа антифашистов направила в ГДР первый выпуск кадров для работы в республике.

Между прочим, среди этих выпускников оказался и человек, который стал одним из первых бургомистров в Западном Берлине. Под его авторством вышла книга о пребывании в Красногорском лагере, в которой он интересно рассказывал о том времени. Мне эта книжка попалась однажды в санаторной библиотеке, и я получил редкую возможность сверить свои впечатления о тех днях с еще одним очевидцем. Они полностью совпали.

Я рассказываю об этом потому, что сама обстановка в конце сороковых в Красногорском базовом лагере при управлении по делам военнопленных МВД СССР была лишена малейшего налета напряженности между людьми. И когда моему брату Володе поручили разработку пленного немца, который по ориентировке был участником расстрела пленных поляков в Катынском лесу, это поручение ничем не отличалось от прочих оперативных заданий. И даже командировка в Смоленск с этим пленным была куда легче, чем поездки брата по сожженным и разграбленным белорусским селам, где заплаканные женщины и дети разглядывали привезенные братом фотоснимки душегубов и узнавали в них палачей своих близких.

Рассказы Володи о показаниях немца по расстрелу поляков в Катыни и те обоснования, которые он приводил при этом, психологически были тогда убедительны и понятны. Я очень хорошо помню, как брат обсуждал их с товарищами во время вечерних посиделок. Все, о чем они говорили, выглядело абсолютно открытым и лишенным всякой двусмысленности. И впиталось в мою юношескую память со всей непредвзятостью.

Впрочем, я уже подробно рассказал об этом в прошлый раз, как и о том, что был обескуражен уже в наше время, когда история Катынского леса повернулась неожиданно другой стороной. Ведь все факты, установленные тогда нашими ребятами из оперативного отдела лагеря, выглядели не только выверенными с официальной точки зрения, но и естественными на фоне диких преступлений, совершенных немцами, о которых я слышал ежедневно от усталых офицеров по тем душным вечерам знойного лета. Да и, кроме того, все, кто пережил войну и был современником Нюрнбергского процесса, хорошо знали, что из пропагандистского дупла Геббельса вылетали только "утки" и ни одной достоверной информации. Собственно, сам Геббельс никогда и не скрывал, что эффект его пропаганды зависел от удачливой напористости хорошо препарированного голого вранья. И удивительно, как поляки, народ, приговоренный гитлеровцами к собственному холокосту, вдруг приняли очередную геббельсовскую "утку" "открытия тайны Катынского леса" за чистую монету.

После войны в Польше ненависть к немцам, истребившим в лагерях смерти сотни тысяч польских граждан, поставивших на поток доставку в Равенсбрюк польских женщин как подопытный медицинский материал для бесчеловечных опытов на живых людях, достигла фанатизма.

Хорошо помню, как в Красногорский лагерь привезли проституток из военных борделей, обслуживающих фашистских офицеров. Их привозили автобусами. Автобус мадьярок, потом румынок. Привезли как-то раз и польских женщин. Долго их в Красногорске не держали, два-три дня, пока проводились ставки опознания военных преступников. Потом женщин отправляли домой в Европу. Так вот именно польки до истерики проклинали гитлеровских живодеров, рассказывая на допросах душераздирающие подробности зверств оккупантов на польской земле. Бесчувственных к человеческим страданиям. Превративших ритуальные обряды в человеческие жертвоприношения, убежденных в своем превосходстве над поляками и потому присвоивших себе полное и беспощадное право измываться над беззащитными людьми.

Сейчас, когда события в Катыни опять заполнили политическую жизнь, я часто размышляю о том, как же коротка человеческая память. Какая же вековая злоба должна была накопиться у польского панства к России, если она пересилила ненависть к немецкому фашизму сороковых годов, когда Розенберг приговорил к онемечиванию всего лишь ничтожную толику поляков, остальную часть польского народа полагалось утилизировать на фабриках смерти. И если бы не Победа Советского Союза, это неминуемо произошло. Ведь что-что, а гитлеровская идеология была несгибаема.

Вот еще один пример тех дней. По одну сторону небольшого озерца в Красногорске располагался санитарный блок лагеря. И вот однажды пленные немцы устроили подкоп под этим блоком и рядами колючей проволоки. И попытались совершить побег. Это случилось, когда в лагерь доставили важную птицу из близких к Гитлеру членов абвера, чей статус был приравнен к Отто Скорцени. Такой же сухопарый, с таким же гейдельбергским шрамом через лицо, он по прибытии в лагерь с первых дней парализовал всех пленных. И подчинил их цели побега. Привычная сила страха перед ним у пленных была настолько внушительна, что информаторы замолчали. Несколько дней по его требованию пленные переносили в санитарный блок орудия земельного труда и прятали их под пол. И темной августовской ночью побег все-таки состоялся... Хотя это выглядело чистым безумием бежать через два года после поражения Германии из центра России, да еще и в немецких военных мундирах, в которых щеголяли пленные... Арийский фанатизм, порожденный верой в дело Гитлера! Закончилась эта авантюра печально. Сам гитлеровский любимец получил инфаркт в воде холодного проточного озера. Его тело прибило на следующий день к шлюзу плотины. Остальные вместо долгожданной отправки домой к своим Гретхен были высланы в сибирские строительные лагеря, о которых в блоках по вечерам пленные рассказывали друг другу с ужасом в глазах...

Несколько лет назад я прошелся на лыжах в сторону этого озера и был поражен, когда с пригорка увидел, что в бывшем санитарном блоке лагеря военнопленных, построенного со специальной целью в годы войны, из труб струится дымок, а вокруг играют дети. В блоке военнопленных до сих пор жили потомки победителей, ну а как живут потомки побежденных, я еще раньше удостоверился во время служебных командировок в Германию. Однако вернемся к делам 1948 года.

На берегу этого озера, поросшего соснами и мягкой мшистой травой, напротив злополучного санитарного блока лагеря, после работы офицеры купались, смывая усталость и дневные заботы. Нежась в лучах вечернего солнца, они продолжали говорить о повседневных делах. Одним из таких дел и было завершение расследования расстрела поляков в Катынском лесу немцами. Пленный подробно описал все события трагического действия. И оперативный отдел лагеря по заданию полковника Нефедова, начальника отдела, готовил для управления отчетные документы.

Сейчас дела этих замечательных ребят, которых, к горькому сожалению, уже нет на свете, объявлены сплошной фальсификацией. Могу себе представить, какая бы поднялась буря возмущения и негодования, если бы они могли узнать про унизительную оценку их деятельности в современной России спустя шестьдесят три года. Ведь они бескорыстно и честно служили Отечеству, ради него не жалели здоровья и сил! И тут я уж готов свидетельствовать перед самим Всевышним! Во всяком случае никто не требовал от моего брата создавать фальшивые документы работы с пленным немцем. Если бы такое происходило, я бы наверняка об этом знал. Сейчас трудно понять послевоенное время - его отличал особый дух открытости, особенно в первые годы после Победы. Сегодня мы лишены откровенности и совестливости.

Но если о фальсификациях наших ребят, среди которых и мой родной брат, говорит сам президент, значит мы, как бы это мягче выразиться, должны отнестись к его заявлению со всей, что ли, ответственностью. Я и постарался это сделать. Но вот ведь какая штука: события, развернувшиеся сейчас вокруг Катыни, удивительным образом подтверждают, что вроде бы все-таки правы были мой брат Володя Котляр, Костя Горфан, Коля Киряков, Сенька Бердовский, Слава Неверов, Вася Макиенко, Юра Эльперин - все те замечательные офицеры, прошедшие фронт, кто талантливо провел оперативную разработку расстрела немцами пленных поляков в Катынском лесу в те годы.

Мистическая гибель польского президента и всей его свиты во время полета с целью отдания памяти своим соотечественникам как бы знаменует несогласие самой истории с искажением правды. Но это, скажем, та самая мистика, которую сегодня так модно возносить за счет предсказаний, ясновидения и прочего шельмовства. Оставим такое толкование этого по-настоящему трагического события на совести расплодившихся вещунов.

Настораживает другое, что действительно навевает сомнение относительно нового взгляда на события военного времени. Упорное, если не сказать злобное желание польской стороны обвинить Россию в преднамеренно подстроенной катастрофе. То есть, если хотите, воскресить посеянные Геббельсом ядовитые семена ненависти польских националистов к русским. А надо сказать, что имперская наука и, в частности, ее психологическая часть в рейхе работала педантично и расчетливо, не упуская из вида малейшие нюансы темы. Геббельс точно учитывал исторические корни взаимоотношений Польши и России и традиционные настроения шляхты. И, судя по всему, не ошибся в своей игре. Если даже современная Россия согласилась с его тезисом. И тем самым подыграла тем реакционным кругам в Польше, на которые и строил свой расчет Геббельс. Но Геббельса давно уже нет. Зато есть определенные круги за океаном, которые с удовольствием воспользовались польской бедой и решили чужими руками еще раз потаскать каштаны из огня. Только теперь получается, что расстрел в Катынском лесу превратился из годами наречённой "Катыни" в "Катынь-one", а все развернувшиеся вокруг события с погибшим самолетом стали "Катынью-two" на карте политических игр. Историю с её доказанной или спорной правдой подменила одна политика.

Политика вообще всегда грязное дело, и это известно всем, особенно тем, кто ее вершит. Но если она к тому же грубо сшита черными нитками, это вызывает отторжение у тех, кто побывал у истоков исторических событий. Сейчас нашлись дети войны, на чью долю выпала тяжкая участь находиться в зоне оккупации как раз под Смоленском, в тех местах, где и произошли трагические события. Они говорят, что немцы строили там секретный объект (его руины сохранились до сегодняшних дней) и всех, кто участвовал в строительстве, а это были советские и польские военнопленные, затем расстреляли именно в Катынском лесу. Для окрестного населения это не составляло никакой тайны. Они видели польских пленных и слышали раскаты расстрелов.

К такому свидетельствованию стоит внимательно прислушаться. Ведь известно, что далеко не все пленные польские офицеры были расстреляны. Когда Советская Армия отступала, многие поляки предпочли остаться в немецком плену в силу шляхетских убеждений. Но ведь и в Армии Людовой, в советских войсках воевали эти люди, которые разумно ушли с советскими частями. Кто знает, может, кто-то из них и дожил до нашего времени и мог бы пролить свет на истину?

Хотя с позиции тех, кто раздувает сегодня антироссийскую кампанию в Польше, именно те, кто, вероятней всего, погиб от пули фашистских карателей в лесу под Смоленском, народные герои, и в то же время те, кто предпочел бесславной смерти тяжкий путь к Победе по дорогам войны в рядах советских войск, предатели польского народа?! Чудны дела твои, Господи!

Да что говорить? Антироссийский шабаш в Польше будет все время набирать обороты, и, главное, он находит среди многих поляков полную поддержку.

Только одно заявление Марцина Дубенецкого, зятя погибшего Леха Качиньского, чего стоит. Муж осиротевшей дочки президента, пани Марты, без обиняков обвинил Россию в заговоре против руководителей Польши: "Сегодня гипотеза о заговоре с целью убийства главы государства кажется более правдоподобной, чем когдалибо. Есть много признаков, что русские хотели бы убить Леха Качиньского. Среди прочих его позиция в отношении Грузии" ("Известия" от 19.01.2011).

Такая гипотеза показалась Дубенецкому более правдоподобной как раз после опубликования доклада технической комиссии Межгосударственного авиационного комитета по результату расследования причин катастрофы президентского самолета неподалеку все от того же Катынского леса.

А польский журналист Павел Решка на страницах "Новой газеты" говорит, что многие сторонники лидера оппозиционной партии Ярослава Качиньского, брата-близнеца погибшего президента, противостоящей Дональду Туску, с самого начала были глубоко убеждены в том, что под Смоленском произошло покушение на жизнь президента и что русские сделают все, чтобы это скрыть! Положение усугубляется тем, отмечает Павел Решка, что половина поляков не верит выводам доклада МАК... ("Новая газета" от 19.01.2011).

То, что поляки сами устроили себе новую Катынь, ну никак их не устраивает. Сколько бы Россия ни пыталась задобрить поляков, сколько бы новых десятков томов в подтверждение "сталинского расстрела пленных офицеров в Катынском лесу" ни передавали польской стороне, все равно соплёй польское бревно не перешибешь! Что поделать - польский шовинизм, видимо, искоренению не подлежит. Это как хроническая болезнь. Даже такой лояльный лидер, как Туск, вынужден подыгрывать националистически настроенным кругам. Слишком большую роль играют они в польском обществе. И при этом без всякого стеснения передергивают исторические факты. По российскому телевидению один из польских комментаторов изуверской расправы над двадцатью тысячами красноармейцев, попавших в польский плен в двадцатом году, не скрывая циничной усмешки, пояснил: в те годы бушевала "испанка" (инфлюэнца), и все они, как один, умерли от эпидемии. Улыбочка на его устах говорила о том, что он и сам не верит такой детской брехне...

А вот другой комментатор, уже с берегов Туманного Альбиона, говоря о гибели польского самолета, убеждал россиян, что да, мол, конечно, поляки слегка промахнулись при посадке, но все-таки из уважения к Польше Россия обязана (!) взять на себя хотя бы какую-то ответственность за случившееся. Почему она обязана разделять вину за оплошность польских летчиков? Надо полагать, все за того же козла отпущения, за Катынь...

И ведь если посмотреть на вещи, как они сегодня выглядят, наверное, России придется еще каяться и за "Катынь-two". Олигархическая элита, от которой зависит политика современной России, на все согласна ради блаженства в собственной утробе!

Грязная вещь всё-таки политика. Особенно если она замешана на денежном интересе, который пересилил чувство национального достоинства...

Посвящаю эту публикацию светлой памяти тех офицеров-фронтовиков из лагеря в Красногорске, которым, к их счастью, не довелось в жизни вкусить унизительные плоды такой политики.

«Столичный криминал», вып. N2 (Приложение к газете «Московская правда» от 31.01.2011 г.)