Газета "Своими Именами" №8 от 19.02.2013

СОВЕТСКИЙ СОЛДАТ ГЛАЗАМИ ГИТЛЕРОВЦЕВ

22 июня 1941 года гитлеровская Германия напала на СССР. Каким оказался наш солдат в глазах врага - солдат немецких? Как выглядело начало войны из чужих окопов? Весьма красноречивые ответы на эти вопросы можно обнаружить в книге, автор которой едва ли может быть обвинен в искажении фактов. Это «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных» английского историка Роберта Кершоу, которая недавно опубликована в России. Книга практически целиком состоит из воспоминаний немецких солдат и офицеров, их писем домой и записей в личных дневниках.

Вспоминает унтер-офицер Гельмут Колаковски: «Поздним вечером наш взвод собрали в сараях и объявили: «Завтра нам предстоит вступить в битву с мировым большевизмом». Лично я был просто поражен, это было как снег на голову, а как же пакт о ненападении между Германией и Россией? Я всё время вспоминал тот выпуск «Дойче вохеншау», который видел дома и в котором сообщалось о заключенном договоре. Я не мог и представить, как это мы пойдем войной на Советский Союз». Приказ фюрера вызвал удивление и недоумение рядового состава. «Можно сказать, мы были огорошены услышанным, – признавался Лотар Фромм, офицер-корректировщик. – Мы все, я подчеркиваю это, были изумлены и никак не готовы к подобному». Но недоумение тут же сменилось облегчением избавления от непонятного и томительного ожидания на восточных границах Германии. Опытные солдаты, захватившие уже почти всю Европу, принялись обсуждать, когда закончится кампания против СССР. Слова Бенно Цайзера, тогда еще учившегося на военного водителя, отражают общие настроения: «Всё это кончится через каких-нибудь три недели, – нам было сказано, другие были осторожнее в прогнозах – они считали, что через 2–3 месяца. Нашёлся один, кто считал, что это продлится целый год, но мы его на смех подняли: «А сколько потребовалось, чтобы разделаться с поляками? А с Францией? Ты что, забыл?»

Но не все были столь оптимистичны. Эрих Менде, обер-лейтенант из 8-й силезской пехотной дивизии, вспоминает разговор со своим начальником, состоявшийся в эти последние мирные минуты. «Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, когда он был в звании лейтенанта. «Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдём свою смерть, как Наполеон, – не скрывал он пессимизма... – Менде, запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии».

В 3 часа 15 минут передовые немецкие части перешли границу СССР. Артиллерист противотанкового орудия Иоганн Данцер вспоминает: «В самый первый день, едва только мы пошли в атаку, как один из наших застрелился из своего же оружия. Зажав винтовку между колен, он вставил ствол в рот и надавил на спуск. Так для него окончилась война и все связанные с ней ужасы».

Захват Брестской крепости был поручен 45-й пехотной дивизии вермахта, насчитывавшей 17 тысяч человек личного состава. Гарнизон крепости - порядка 8 тысяч. В первые часы боя посыпались доклады об успешном продвижении немецких войск и сообщения о захвате мостов и сооружений крепости. В 4 часа 42 минуты «было взято 50 человек пленных, все в одном белье, их война застала в койках». Но уже к 10.50 тон боевых документов изменился: «Бой за овладение крепостью ожесточённый - многочисленные потери». Уже погибло 2 командира батальона, 1 командир роты, командир одного из полков получил серьёзное ранение.

«Вскоре, где-то между 5.30 и 7.30 утра, стало окончательно ясно, что русские отчаянно сражаются в тылу наших передовых частей. Их пехота при поддержке 35–40 танков и бронемашин, оказавшихся на территории крепости, образовала несколько очагов обороны. Вражеские снайперы вели прицельный огонь из-за деревьев, с крыш и подвалов, что вызвало большие потери среди офицеров и младших командиров».

«Там, где русских удалось выбить или выкурить, вскоре появлялись новые силы. Они вылезали из подвалов, домов, из канализационных труб и других временных укрытий, вели прицельный огонь, и наши потери непрерывно росли».

Сводка Верховного командования вермахта (ОКВ) за 22 июня сообщала: «Создаётся впечатление, что противник после первоначального замешательства начинает оказывать всё более упорное сопротивление». С этим согласен и начальник штаба ОКВ Гальдер: «После первоначального «столбняка», вызванного внезапностью нападения, противник перешёл к активным действиям».

Для солдат 45-й дивизии вермахта начало войны оказалось совсем безрадостным: 21 офицер и 290 унтер-офицеров (сержантов), не считая солдат, погибли в её первый же день. За первые сутки боев в России дивизия потеряла почти столько же солдат и офицеров, сколько за все шесть недель французской кампании.

Самыми успешными действиями войск вермахта были операции по окружению и разгрому советских дивизий в «котлах» 1941-го года. В самых крупных из них – Киевском, Минском, Вяземском – советские войска потеряли сотни тысяч солдат и офицеров. Но какую цену за это заплатил вермахт?

Генерал Гюнтер Блюментритт, начальник штаба 4-й армии: «Поведение русских даже в первом бою разительно отличалось от поведения поляков и союзников, потерпевших поражение на Западном фронте. Даже оказавшись в кольце окружения, русские стойко оборонялись».

Автор книги пишет: «Опыт польской и западной кампаний подсказывал, что успех стратегии блицкрига заключается в получении преимуществ более искусным маневрированием. Даже если оставить за скобками ресурсы, боевой дух и воля к сопротивлению противника неизбежно будут сломлены под напором громадных и бессмысленных потерь. Отсюда логически вытекает массовая сдача в плен оказавшихся в окружении деморализованных солдат. В России же эти «азбучные» истины оказались поставлены с ног на голову отчаянным, доходившим порой до фанатизма сопротивлением русских в, казалось, безнадежнейших ситуациях. Вот поэтому половина наступательного потенциала немцев и ушла не на продвижение к поставленной цели, а на закрепление уже имевшихся успехов».

Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок в ходе операции по уничтожению советских войск в Смоленском «котле» писал об их попытках вырваться из окружения: «Весьма значимый успех для получившего такой сокрушительный удар противника!». Кольцо окружения не было сплошным. Два дня спустя фон Бок сокрушался: «До сих пор не удалось заделать брешь на восточном участке Смоленского котла». Той ночью из окружения сумели выйти примерно 5 советских дивизий. Еще три дивизии прорвались на следующий день.

Об уровне немецких потерь свидетельствует сообщение штаба 7-й танковой дивизии, что в строю осталось всего 118 танков. 166 машин было подбито (хотя 96 подлежали ремонту). 2-я рота 1-го батальона полка «Великая Германия» всего за 5 дней боев на удержание линии Смоленского «котла» потеряла 40 человек при штатной численности роты в 176 солдат и офицеров.

Постепенно менялось и восприятие войны с Советским Союзом у рядовых немецких солдат. Безудержный оптимизм первых дней боев сменился осознанием того, что «что-то идет не так». Потом пришли безразличие и апатия. Мнение одного из немецких офицеров: «Эти огромные расстояния пугают и деморализуют солдат. Равнины, равнины, конца им нет и не будет. Именно это и сводит с ума».

Постоянное беспокойство доставляли войскам и действия партизан, число которых росло по мере уничтожения «котлов». Если поначалу их количество и активность были ничтожны, то после окончания боев в киевском «котле» число партизан на участке группы армий «Юг» значительно возросло. На участке группы армий «Центр» они взяли под контроль 45% захваченных немцами территорий.

Кампания, затянувшаяся долгим уничтожением окруженных советских войск, вызывала все больше ассоциаций с армией Наполеона и страхов перед русской зимой. Один из солдат группы армий «Центр» 20 августа сетовал: «Потери жуткие, не сравнить с теми, что были во Франции». Его рота, начиная с 23 июля, участвовала в боях за «танковую автостраду №1». «Сегодня дорога наша, завтра её забирают русские, потом снова мы, и так далее». Победа уже не казалась столь недалекой. Напротив, отчаянное сопротивление противника подрывало боевой дух, внушало отнюдь не оптимистические мысли. «Никого еще не видел злее этих русских. Настоящие цепные псы! Никогда не знаешь, что от них ожидать. И откуда у них только берутся танки и всё остальное?!»

За первые месяцы кампании была серьезно подорвана боеспособность танковых частей группы армий «Центр». К сентябрю 41-го 30% танков были уничтожены, а 23% машин находились в ремонте. Почти половина всех танковых дивизий, предусмотренных для участия в операции «Тайфун», располагали лишь третью от первоначального числа боеготовых машин. К 15 сентября 1941 года группа армий «Центр» располагала в общей сложности 1346 боеготовыми танками, в то время как на начало кампании в России эта цифра составляла 2609 единиц.

Потери личного состава были не менее тяжелыми. К началу наступления на Москву немецкие части лишились примерно трети офицерского состава. Общие потери в живой силе к этому моменту достигли примерно полумиллиона человек, что эквивалентно потере 30 дивизий. Если же учесть, что только 64% от общего состава пехотной дивизии, то есть 10 840 человек, являлись непосредственно «бойцами», а остальные 36% приходились на тыловые и вспомогательные службы, то станет ясно, что боеспособность немецких войск снизилась еще сильнее.

Так ситуацию на Восточном фронте оценил один из немецких солдат: «Россия, отсюда приходят только дурные вести, и мы до сих пор ничего не знаем о тебе. А ты тем временем поглощаешь нас, растворяя в своих неприветливых вязких просторах».

Первоначальное представление о населении России определялось немецкой идеологией того времени, которая считала славян «недочеловеками». Однако опыт первых боев внес в эти представления свои коррективы.

Генерал-майор Гофман фон Вальдау, начальник штаба командования люфтваффе, через 9 дней после начала войны писал в своем дневнике: «Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого… Ожесточенное сопротивление, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным предположениям». Подтверждением этого стали первые воздушные тараны. Кершоу приводит слова одного полковника люфтваффе: «Советские пилоты – фаталисты, они сражаются до конца без какой-либо надежды на победу и даже на выживание, ведомые либо собственным фанатизмом, либо страхом перед дожидающимися их на земле комиссарами». Стоит заметить, что в первый день войны с Советским Союзом люфтваффе потеряли до 300 самолетов. Никогда до этого ВВС Германии не несли таких больших единовременных потерь.

В Германии радио кричало о том, что снаряды «немецких танков не только поджигают, но и насквозь прошивают русские машины». Но солдаты рассказывали друг другу о русских танках, которые невозможно было пробить даже выстрелами в упор – снаряды рикошетили от брони. Лейтенант Гельмут Ритген из 6-й танковой дивизии признавался, что в столкновении с новыми и неизвестными танками русских: «…в корне изменилось само понятие ведения танковой войны, машины КВ ознаменовали совершенно иной уровень вооружений, бронезащиты и веса танков. Немецкие танки вмиг перешли в разряд исключительно противопехотного оружия…» Танкист 12-й танковой дивизии Ганс Беккер: «На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть».

Артиллерист противотанкового орудия вспоминает о том, какое неизгладимое впечатление на него и его товарищей произвело отчаянное сопротивление русских в первые часы войны: «Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!»

Автор книги «1941 год глазами немцев» приводит слова офицера, служившего в танковом подразделении на участке группы армий «Центр», который поделился своим мнением с военным корреспондентом Курицио Малапарте: «Он рассуждал, как солдат, избегая эпитетов и метафор, ограничиваясь лишь аргументацией, непосредственно имевшей отношение к обсуждаемым вопросам. «Мы почти не брали пленных, потому что русские всегда дрались до последнего солдата. Они не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить…»

Гнетущее впечатление на наступающие войска производили и такие эпизоды: после успешного прорыва приграничной обороны 3-й батальон 18-го пехотного полка группы армий «Центр», насчитывавший 800 человек, был обстрелян подразделением из 5 солдат. «Я не ожидал ничего подобного, – признавался командир батальона майор Нойхоф своему батальонному врачу. – Это же чистейшее самоубийство - атаковать силы батальона пятеркой бойцов».

В середине ноября 1941-го года один пехотный офицер 7-й танковой дивизии, когда его подразделение ворвалось на обороняемые русскими позиции в деревне у реки Лама, описывал сопротивление красноармейцев. «В такое просто не поверишь, пока своими глазами не увидишь. Солдаты Красной Армии, даже заживо сгорая, продолжали стрелять из полыхавших домов».

В немецких войсках быстро вошла в обиход поговорка «Лучше три французских кампании, чем одна русская». «Здесь нам недоставало удобных французских кроватей и поражало однообразие местности». «Перспективы оказаться в Ленинграде обернулись бесконечным сидением в пронумерованных окопах».

Высокие потери вермахта, отсутствие зимнего обмундирования и неподготовленность немецкой техники к боевым действиям в условиях русской зимы всё более сказывались на боеспособности вермахта. За трехнедельный период - с 15 ноября по 5 декабря 1941 года - советские ВВС совершили 15 840 боевых вылетов, тогда как люфтваффе лишь 3500, что еще больше деморализовало противника.

В танковых войсках ситуация была аналогичной: подполковник Грампе из штаба 1-й танковой дивизии докладывал о том, что его танки вследствие низких температур (минус 35 градусов) оказались небоеготовы. «Даже башни заклинило, оптические приборы покрываются инеем, а пулеметы способны лишь на стрельбу одиночными патронами…» В некоторых подразделениях потери от обморожений достигали 70%.

Йозеф Дек из 71-го артиллерийского полка вспоминает: «Буханки хлеба приходилось рубить топором. Пакеты первой помощи окаменели, бензин замерзал, оптика выходила из строя и руки прилипали к металлу. На морозе раненые погибали уже несколько минут спустя. Нескольким счастливчикам удалось обзавестись русским обмундированием, снятым с отогретых ими трупов».

Ефрейтор Фриц Зигель в своем письме домой от 6 декабря писал: «Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Хорошо бы, если бы там наверху хотя бы прислушались к нам, иначе всем нам здесь придется подохнуть».

Виктор САВЕНКОВ, svpressa.ru

СТАЛИН В ЛИВАДИИ

Чудесно в Крыму осенью. Надоедливые туристы уехали восвояси, далекие горы припорошило снегом, но здесь задержалась золотая осень во всей своей красе. Леса и виноградники поражают буйством цветов – от ярко-желтого до темно-зеленого, от пурпурного до фиолетового; ручьи, пересыхающие летом, наполняются и весело бегут с плоскогорья к морю по крутым склонам, образуя водопады. Крутые горные дороги становятся скользкими и опасными.

Не без страха и усилия я одолел дорогу к белоснежно-роскошному Ливадийскому дворцу. Этот дворец, построенный для часто бывавшего здесь последнего русского царя Николая II, стоит на довольно крутом склоне среди обширного парка, спускающегося до самого Черного моря далеко внизу. Отсюда открывается превосходный вид на всю Ялтинскую бухту — и безмятежное море отражает горы, тронутые осенним пурпуром да несколько судов в гавани. Сейчас, поздней осенью, весь дворец был для меня одного! И я ответил на звонок из Вашингтона (пусть и с мобильного телефона) в спальне с дубовыми панелями, некогда отведенной Рузвельту!

В этом дворце в феврале 1945 года проходила историческая Ялтинская конференция; сохранился до наших дней круглый стол, за которым Франклин Д. Рузвельт, Уинстон Черчилль и Иосиф Сталин делили военную добычу и установили послевоенный порядок, который продержался почти полвека. Мой путеводитель Lonely Planet пишет о Ливадии как о месте, где Сталин «запугивал Черчилля». Что на самом деле происходило между Сталиным и Черчиллем? Мы знаем, что вскоре после войны в Фултонской речи Черчилль дал отмашку началу Холодной войны, но не каждому известно, что Холодная война была только вынужденной с его точки зрения мерой — а предпочитал Черчилль настоящую войну против Советской России, с заявленной целью «навязать России волю США и Британской империи».

О некоторых открытиях в области истории необходимо постоянно напоминать, потому что они не вошли в наше общепризнанное описание мира. Одну такую находку нельзя забыть потому, что это — хорошо скрытая история колоссального предательства, спланированного в 1945-м. После четырёх тяжких лет ужасной войны, едва успели союзники победить Гитлера, как премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль подготовил неожиданное нападение на союзную Россию с участием войск гитлеровского вермахта. Вероломное нападение было запланировано на первое июля 1945 года возле Дрездена. Черчилль собирался использовать помимо 47 английских и американских дивизий 10 немецких, которые он не распустил, чтобы послать их снова на восточный фронт воевать против «русских дикарей». Черчилль был готов напасть на Красную Армию без объявления войны, так же предательски, как и Гитлер в 1941-м. Сэр Ален Брук, высший чин английской армии, сказал, что Черчиллю «не терпелось начать новую войну».

Сталин узнал об этом плане; это подтвердило его худшие подозрения о намерениях англичан, укрепило его хватку в Восточной Европе и, возможно, сделало его ещё менее склонным идти на компромиссы. Немного подумав, президент США Гарри Трумэн отказался поддержать Черчилля: война с Японией была ещё далека от завершения, атомная бомба ещё не готова и он нуждался в помощи русских. (Возможно, Рузвельт отказал бы быстрее, но он умер вскоре после Ялтинской конференции). Операция «Немыслимое» была приостановлена, отложена, и архивная папка с грифом «Совершенно секретно» легла на долгие годы на полку в государственном архиве, пока не была обнародована в 1998 году.

В мае 1945 года англичане не распустили воинские части, состоящие из около 700 000 немецких солдат и офицеров. Те сложили оружие, но оно было не уничтожено, а складировано по личному приказу Черчилля, намеревавшегося снова вооружить немцев и послать их против русских. Комендант английской оккупационной зоны Монтгомери объяснил в своих «Записках об оккупации Германии», что германские войсковые соединения не были распущены потому, что «нам было негде их поместить, если бы мы их распустили; и мы не смогли бы охранять их». Что ещё хуже, англичане не смогли бы использовать их рабский труд и морить их голодом, если бы немцы были объявлены военнопленными («Нам бы пришлось обеспечивать их пайками по довольно высоким нормам»). Такое объяснение и само по себе плохо, но в сохранившейся рукописной записке он приводит ещё худший резон: «Черчилль приказал мне (Монтгомери) не уничтожать оружие двух миллионов немцев, сдавшихся в Люнебургской пустоши 4-го мая. Всё было приказано сохранить, на случай возможной войны против русских с немецкой помощью».

Вся эта история целиком была опубликована Дэвидом Рейнольдсом в его B@C45 о Второй мировой войне (он заметил, что Черчилль опустил этот эпизод в своих мемуарах). Оригиналы документов были опубликованы английскими национальными архивами и их можно найти в сети. Но всё равно эти события не стали достоянием широкой публики и известны куда меньше, чем обвинения против Советов, которые составляют неотъемлемую часть исторических знаний. Всем известно, что Сталин заключил сделку с Гитлером накануне войны и что он взял под свой контроль Восточную Европу после войны. Но обычно ничего не говорится об обстоятельствах. Даже слышавшие об операции «Немыслимое» обычно подозревают, что это не более чем сталинистская пропаганда или выдумка сценаристов «Семнадцати мгновений весны». Наследникам Черчилля удалось затушевать этот рассказ и раздуть вымышленный «Ледокол» Суворова.

Но «Немыслимое» объясняет, почему Сталин считал Черчилля в 30-е годы более заклятым врагом СССР, чем Гитлера, и почему он согласился на пакт Молотова-Риббентропа. Сталин понимал Черчилля лучше, чем многие современники, и знал о его патологическом антикоммунизме.

После окончания Первой мировой войны в ноябре 1918 года Черчилль предложил новую политику: «Убей красных, целуй фрицев». (Эти слова цитирует апологет Черчилля сэр Мартин Гильберт.) В апреле 1919 г. Черчилль говорил о «недочеловеческих целях» московских коммунистов, особенно Троцкого и его «азиатских орд». Приход к власти фашистов не повлиял на его взгляды. В 1937 году, когда уже были приняты нюрнбергские расовые законы, Черчилль заявил в парламенте: «Я не собираюсь притворяться, что если мне придется выбирать между коммунизмом и нацизмом, я бы выбрал коммунизм». Коммунисты были «бабуины», а Адольф Гитлер «войдет в историю как человек который восстановил честь и мир в душе великой германской нации». В 1943 году он хвалил Бенито Муссолини за спасение Италии от коммунистов и заявил, что его «грандиозные дороги останутся памятником его личной мощи и долгих лет правления». Последнее заявление было любезно сохранено для вечности в пятом томе его многотомной истории Второй мировой войны.

Черчилль считал коммунизм «еврейским заговором»; его любовь к сионизму отчасти основывалась на вере, что сионисты смогут отвлечь евреев от коммунизма. В 1920 году, задолго до Генри Форда, он уже говорил о «международном еврее»: «Это движение евреев не ново. Со времен Спартака-Вейсхаупта (основателя «иллюминатства». - Пер.) до Карла Маркса, далее до Троцкого в России, Бела Куна в Венгрии, Розы Люксембург в Германии и Эммы Гольдман в США... этот всемирный заговор для свержения цивилизации и переделки общества на базе задержанного развития, завистливой злобы и невозможного равенства постоянно расширяется. Они стали практически безоговорочными хозяевами огромной империи» (России). Гитлер был не более, чем плагиатором Черчилля.

Если бы Черчиллю удалось осуществить свой план, кто знает, чем бы всё это кончилось и сколько народу бы погибло? В Советской Армии было вчетверо больше солдат и вдвое больше танков, чем в английской и американской вместе взятых. Она была испытана в боях, хорошо снабжена и отдохнула два месяца. Возможно, русским удалось бы повторить 1815 год и освободить Францию при поддержке сильного коммунистического движения. Или, возможно, Советы были бы оттеснены обратно к границе и Польша присоединялась бы к НАТО в 1945 году, а не в 1995. Президент США отверг план Черчилля; Трумэн был массовым убийцей в Хиросиме, но не самоубийцей.

В 1945 году Черчилль беспокоился, что русские продолжат поход на Запад во Францию и далее до Ла-манша. Так он объяснял операцию «Немыслимое». Однако Сталин был скрупулезен в отношениях с Западом: он не только не послал танки на Запад, он никогда не пересек черту, проведенную в Ливадийском дворце на Ялтинской конференции в феврале 1945 г.

Он не поддержал греческих коммунистов, которые были очень близки к победе и победили бы, если бы не вмешательство Англии. Греки обратились к Сталину за помощью, но он ответил, что обещал Черчиллю: «Русские получат 90% влияния в Румынии, англичане -90% в Греции и 50/50 в Югославии». Сталин не поддержал французских и итальянских коммунистов и вывел войска из Ирана. Он был самым надежным союзником, даже для тех, кто сами были отнюдь не надежны. Он не был сторонником парламентской демократии, но не были таковыми и главы Англии и США. Они соглашались с демократией, только если их устраивали результаты. Они не давали коммунистам победить силой оружия. Он не давал победить антикоммунистам теми же методами.

Так что предательство Черчилля было ненужным для заявленной им цели. Возможно, английские и американские солдаты не поняли бы, почему они должны воевать против русских, за чью победу они молились всего несколько недель назад, тех самых русских, что спасли их от немецкого контрнаступления в Арденнах, от повторения Дюнкеркской катастрофы. К счастью, это не пришлось проверять: англичане на выборах проголосовали против старого поджигателя войны.

Однако план использовать военную мощь гитлеровской Германии против СССР не пропал. В провокационно озаглавленной статье: «Как нацисты победили» Ноам Хомски писал о том, что «Госдепартамент США и английская разведка приняли к себе и использовали некоторых наихудших из нацистских преступников, сначала в Европе. Например, Клаус Барбье - «лионский мясник» был принят под крыло разведки США и снова пущен в ход». «Генерал Рейнхард Гелен был главой военной разведки Гитлера на восточном фронте. Именно там совершались настоящие военные преступления. Речь идет об Освенциме и других лагерях уничтожения. Гелен со своей сетью шпиков и террористов быстренько были оприходованы американскими спецслужбами и получили практически те же самые роли».

Это было нарушением соглашений в Ялте. Только одним из многих, совершённых Западом.

«Спасение и затем использование гитлеровских военных преступников было плохо само по себе, но повторять их действия было ещё хуже». Целью США и Англии, пишет Хомски, было «уничтожение антифашистского сопротивления и восстановление старого, по сути фашистского, порядка».

«В Корее восстановление старого порядка означало убийство около 100 000 человек только в конце 40-х годов, еще до начала войны в Корее. В Греции это означало уничтожение антифашистского сопротивления и возвращение власти бывшим слугам гитлеровцев. Когда войска Англии и затем США вошли в южную Италию, они просто вернули к власти тех, кто был при фашистах — капиталистов. Но проблемы начались на севере Италии, которую итальянское Сопротивление уже освободило. Всё было в порядке - промышленность работала. Нам пришлось демонтировать всё это и восстановить старые порядки».

«Потом мы — США — начали уничтожать демократический процесс. Левые явно должны были победить на выборах; они приобрели влияние во время сопротивления, а традиционный порядок был дискредитирован. США не собирались мириться с этим. На первом же заседании в 1947 году национальный совет безопасности США решил прекратить поставки продовольствия и использовать другие виды нажима для подрыва выборов».

«Но что если коммунисты всё-таки победят? В своем первом отчете NSC 1 совет предложил планы против такого чрезвычайного происшествия: США должны были объявить чрезвычайное положение, привести Шестой флот в Средиземном море в боевую готовность и поддерживать вооруженные формирования для свержения правительства Италии. Таков был обычный образ действия. Взгляните на Францию, Германию или Японию — там было практически то же самое».

По мнению Хомского, США и Англия прежде всего были противниками коммунизма. Фашистам среди их врагов отводилась вторая роль. Хотя в наши дни расизм вышел из моды, нет причины полагать, что гитлеровская Германия была более расистской, чем Англия или США. В США межрасовые браки считались преступными еще сравнительно недавно; линчевание чернокожих было обычным явлением. Англия проводила этнические чистки по всему миру, от Ирландии до Индии. СССР был единственным нерасистским государством, которым управляли, помимо русских, грузины, евреи, армяне, поляки. Смешанные браки поощрялись и действующей идеологией был своего рода мультикультурализм. Но именно коммунизм был главным врагом либерального Запада.

Хотя Черчилль и не послал вермахт воевать против русских в 1945 году, переход к холодной войне отнюдь не был бескровным. На Украине США годами поддерживали и вооружали прогитлеровских националистов. И даже уничтожение Хиросимы было по сути первым выстрелом холодной войны, пишет журнал New Scientist: «Решение США бросить атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки в 1945 году означало начало холодной войны, а не окончание Второй мировой, согласно двум историкам-специалистам по атомному оружию, которые пишут, что нашлись новые доказательства, подтверждающие эту теорию, вызывающую такие споры. Убийство более 200 000 человек 60 лет назад было совершено для устрашения СССР, а не для поражения Японии, говорят они. И президент США Гарри Трумэн, принявший это решение, виновен», - добавляют они. (Дополнительные доказательства того, что Хиросима была уничтожена, чтобы произвести впечатление на русских см. здесь)

Опасность нападения на Россию не ушла в 1945. Уже в 1946 году были составлены планы англо-американской ядерной атаки на Советскую Россию, а с возвращением Черчилля на Даунинг стрит, 10 эти планы стали оперативными. Началось гигантское строительство новых тяжелых реактивных бомбардировщиков Vickers Valiant. Они были покрыты плотной белой краской, чтобы перенести тепловое излучение термоядерного взрыва. Всего в нищей голодной Англии начала пятидесятых (там были карточки, когда в СССР их уже отменили) было построено 107 этих самолетов, нацеленных на Москву и другие промышленные центры России. Об этом подробно пишет Лоуренс Джеймс в своей ставшей классической работе «The Riseand Fall of the p class="text"itish Empire» («Возвышение и падение Британской империи»).

Советская Россия стояла годами на краю пропасти, потому что Черчилль, которому поклоняются нынешние русские либералы, был готов убить миллионы и «выжечь красную чуму». С уходом Черчилля ненависть к коммунизму не ушла. В 1991 году ненависть к коммунизму, которая двигала ставленников Запада – Ельцина, Чубайса, Гайдара - привела к массовому обнищанию россиян и поставила страну на грань гибели. Война НАТО в 1999 году против Югославии была одной из последних войн против остатков коммунизма; а в Сирии мы видим уже почти последнюю, потому что режим Сирии отчасти социалистический.

Однако мы обязаны сказать вам, что среди современных российских историков эта теория - что западная политика полностью основана на антикоммунизме - подвергается сомнению или вообще отрицается, и неспроста: всего в шестидесяти милях от Ливадии стоит город-герой Севастополь, где английские и французские войска пытались победить совершенно не советских, а царских солдат в 1850-х, а в Ялтинскую бухту вошли в 2008 году военные корабли НАТО во время столкновения между прозападной Грузией и совершенно некоммунистической путинской Россией. Чем объяснить это: геополитической ли схваткой по Макиндеру; нападением ли еретиков на православных с теологической точки зрения, или по Хомскому — центром против периферии? Мы не можем ответить на этот вопрос в данной статье.

У непокорной России всегда есть противники, будь то борьба коммунистов с капиталистами, православных с католиками, континента против моря, потому что они не хотят подчиниться центру. Тогда у власти был Сталин — крутой человек, но и задачу он решал нелегкую, и дело имел с крутыми людьми. Белоснежный дворец Ливадии - подходящее место для размышления об этих судьбоносных исторических событиях.

Исраэль Шамир и А.Д. Хемминг,

авторизованный перевод с английского Кати Рахметовой