Газета Завтра 204 (43 1997)

ПОКА ГОРИТ ЗВЕЗДА ( Штрихи к портрету Станислава Куняева )

Валентин Сорокин

Еще в конце шестидесятых годов меня поразили два стихотворения Станислава Куняева: в одном — сытые кони НКВД скачут мимо запуганных деревенских окошек, что зажмурились в страхе, ожидая, а не завернут ли к ним развалившиеся в кошеве мародеры, в другом — “А все-таки нация чтит короля”, угробившего в бесконечных стычках и войнах с соседними странами свой народ… Умелец. Переплюнул Наполеона.

Опубликовать в журнале “Молодая гвардия” мне эти стихи не удалось, но поэт Станислав Куняев повернулся ко мне — глубоким, трагичным и русским, русским. Много лет пролетело, а творчество Станислава Куняева незыблемо: сурово-честное, проникновенно-современное и, как наша жизнь, полно горьких размышлений, внезапных кратких веселий, а далее — последовательной заботы и борьбы за лучший завтрашний день, за свет русский на земле русской…

Зачем в разгаре дня

страшиться темноты -

пока бессмертен я,

пока бессмертна ты,

пока шумят моря,

пока поет вода,

пока цветут поля,

пока горит звезда.

Слух поэта — вещий. А глаза поэта — ясновидящи. Нет боли в России, не разбудившей поэта. Нет беды в России, не коснувшейся поэта. И не случайно, а по праву обдуманной и выстраданной судьбы, Станислав Куняев назвал книгу “Сквозь слезы на глазах”…

Печаль какая кричит в строках поэта:

Мои друзья, вы вовремя ушли

От нищеты, разрухи и позора,

Вы стали горстью матери-земли,

Но упаслись объятий мародера.

Книга Станислава Куняева — соборная: в ней — присутствие времен и поколений. Страшный опыт времен и страшный опыт поколений не дают покоя поэту: время у поэта — с единой исторической памятью и единым взглядом поколений. Они, поколения, строили, защищали, ложились под братские кресты и под братские обелиски, но явились предатели, сговором и тайною, злобою и хищничеством столкнули в распрях народы, обрушили гимны и гербы великого государства.

Ратным ветром веют предчувствия и порывы поэта:

Найден Крест — потеряна подкова.

Если знать бы, где гора Голгофа,

Побрели бы — пусть скорей распнут…

Но боюсь, что русские дороги

Извернутся — бросятся под ноги,

К Полю Куликову приведут.

Душа болит за всех — за мертвых и живых…

Талант и творчество Станислава Куняева, поведение его среди нас в трагические дни — слитны, чуть-чуть позванивают боевою кольчугой. Калужанин… Поле Куликово — рукой подать. Нельзя быть иными, да мало русских поэтов осталось, как смерч пронесся между ними. И не только поэты русские — русский народ поредел. Заметить сложно ли?

Творческая позиция Станислава Куняева — поиск смысла и поиск слова, выражающих жизнь, суть ее, и, безусловно, — движение навстречу собственной судьбе. Гражданская позиция поэта Станислава Куняева — тревога русского человека о земле, им наследываемой, печаль о ее убогом виде, гнев на тех, кто, руководя нами, народом русским, землею русской, торгует и нами, и ею, и нашей исторической надеждой на лучшую долю.

Но мы, русские патриоты, теснимы у себя, в России, теснимы “идеологическими скитальцами”, предателями, теснимы торговыми держателями прессы и экрана, теснимы диссидентствующими банкирами и не менее диссидентствующими правителями, окопавшимися за стенами Кремля.

Матерые и беспощадные демократы, по-бериевски неутомимые, какими только сплетнями и какими склоками ни обволакивали Станислава Куняева: красно-коричневый, подражающий Слуцкому, неодаренный, бегающий по ЦК КПСС, по “силовым генералам” — но что их усердия, кому нужны и на кого повлияли? Лагерные курвы, ревнующие к эполетам…

Шли времена, перерождалась плоть,

змея росла и сбрасывала шкуру,

но тварям не дано перебороть,

как ни линяй, ни душу, ни натуру.

И наконец остановился рост…

Рептилия движением усталым

к разверстой пасти подтянула хвост

и укусила с ельцинским оскалом.

Но мы, русские поэты, терпеливы, мы долго терпим, но яро и точно расплачиваемся с христопродавцами русскими: в нас душа — от матери, а в них — от сатаны, черная и завистливая, ежеминутно будоражащая бездарей слова, сосущих наше вдохновение и наше бесстрашие. Им ли поверить в честь и непродажность нашу, им ли?..

И вроде бы выложил сруб,

пора приниматься за крышу,

но гвоздь выпадает из рук,

как только над лесом услышу

гусиный рыдающий крик,

лицо к небесам поднимаю,

увижу извилистый клин -

и всю свою жизнь вспоминаю,

и вижу, что этой весною

опять зимовье не дострою.

Проницательная грусть, сыновняя тоска заполнили сердце поэта, трагическая дума вплыла в мир его одинокой настороженной луною:

В такие дни понять пора,

что рассветает слишком поздно,

недаром совесть до утра

всю жизнь перелистала грозно.

А что я ей скажу в ответ?

Она — моя, так пусть смирится!

Она моя… А если нет?

То — чья?.. Скорее бы рассвет

настал, чтоб жизнью оградиться.

Как не поверить длительному отчаянию поэта?.. Вся русская поэзия — тоска по свободе и свету, вся! И Станислав Куняев здесь — храмово традиционен: национален в самом себе и в нас, кто представляет наше поколение, кто представляет собою того русского человека, кому Россия — даль скифская, синева рязанская, седая мать русская, благославляющая воина на победу!.. О, мы русские — палестинцы: наш огонь — еще впереди!..

Станислав Куняев — главный редактор журнала “Наш современник”, а каково ему, поэту русскому, вести журнал через пространство, оккупированное ордою приватизаторов?.. С экрана, с газетной полосы, со сцены, с трибуны льется отвратительный яд распри, яд ненависти к русским, яд раздора между славянами и мусульманами, между русскими и нерусскими: разорвав русский народ по республикам и регионам, враги наши легко разрывают следующие за нами народы, малые и большие.

И промолчит ли поэт?

Не губи последнего болота,

загнанного волка пощади,

чтобы на земле осталось что-то,

от чего щемит в моей груди.

Станислав Куняев — один: рассудительный, стойкий, идущий туда и туда, где русская боль седыми холмами вырастает, а русские слезы облачной синевою кипят. Нет у поэта “запасного” характера. Нет у него и “второго” лица. Никогда не понять, не постигнуть и не достигнуть такой духовной опрятности и гражданской определенности ваучерным ханыгам, поучающим нас из кабин личных автомобилей, не личных, а персонально-личных, они всегда путают свое с чужим, ненасытные рептилии, выпестованные сверкающими ленинцами и тыкающиеся во мгле перестроек то к Горбачеву, то к Ельцину, то, прижмурясь, под рукав благотворительницы Терезы или Николая Чудотворца, да от иуд к святым норовят пришвартоваться?.. ВЛКСМ…

Господи, что же творится?

В светлом притворе стоят

потусторонние лица -

свечи в их лапах горят!

Струйки зловонья и серы

вьются из темных ноздрей,

слушают воры и мэры,

что говорит Иерей.

Господи, пробы поставить

негде — на лица взгляни!

Можно ль Россию оставить

в столь окаянные дни?

Кто же тягостнее виноват: Иуда или русский христопродавец? Без наших мерзавцев Иуде и опереться не на кого!.. Тоскуй и кручинься, поэт, ты один у русского народа и народ у тебя один: другого, такого широкоглазого и святого, нет на земле! Спроста ли — над ним Богородица?..

Подалее от площадей и виселиц,

поближе к келье, где, скрипя пером,

выводит слово Пимен-летописец -

не вырубишь ни буквы топором.

Средства массовой информации, захватившие Россию, проводят опыты над русскими людьми:

— Бобик и Лена заняли первое место!.. Приз в студию, в студию!..

— У Павла Шеремета насморк!.. Внимание, у Павла Шеремета насморк!..

— Принцесса Диана погибла!.. Принцесса Диана погибла!..

Журналистом, посредственным Павлом Шереметом, оттеснили даже свою антирусскую приватизацию, а уж героев русской истории — Александра Невского и Георгия Жукова, неувядаемых классиков — Пушкина и Толстого — вообще утолкали за экраны.

Даже 850-летие Москвы — праздник отсунули, заменили его катафалком принцессы Дианы. Миткова аж букву “с” правильно выговорила, без накипи на губах… И хорошо — не было на экране Шараповой, она тоже “с” не выговаривает: затеяли бы соревнование, как Бобик и Лена, на первенство, дразнились бы и показывали бы красные кривые языки россиянам… Кругом борьба за первые места: от поэтов до дикторш и собак!..

В здоровом теле здравый дух? -

Ты, римлянин, не прав.

Американец ест за двух,

но он совсем не здрав.

Он ладно скроен, крепко сшит,

как Марс, вооружен,

но в череве супермена — спид,

и супермен смешон.

И СМИ наши — спидовые: завлекают, завлекают русский народ, а он их не желает, не хочет, спидовые и картавые!.. Бардам и клоунам СМИ умереть спокойно не дают. Герой и очи смежить не успел — в бронзу козла отливают и на Арбат вытаскивают на обозрение многонациональной Москве.

СССР уничтожили поганцы, Россию исковеркали, Чечню откололи, мусульман стравили со славянами, а на русских подло науськали, крови пролили моря и моря, Юрия Никулина потеряли, Булату Окуджаве монумент еще не воздвигли, ограничиваемся пока монументом Владимиру Высоцкому, а СМИ интернационалистами заняты: принцесса Диана, Павел Шеремет, премьер Израиля Нетаньяху… Хоть разочек всплакнули бы СМИ над погибшими в Чечне и Таджикистане, в Грузии и Молдавии, показали бы их могилки, сестер, братьев, отцов, матерей назвали бы, в глубинку России магнитофоны и камеры нацелили бы!..

С чего Ельцин удивляется и возмущен казнью над убийцами в Грозном, приговоренными шариатом к смерти? Ельцин казнил сотни и сотни под Домом Советов, а в Чечне — тысячи и тысячи безвинных русочубых ребят отослал на тот свет, учредив бойню между русскими и мусульманами. Актер.

Поэты не прощают предателям и убийцам, они — витязи Бога:

Сила за вами,

а правда за мной.

Или:

Вот и снова мы нищи и голы,

И опять ни кола, ни двора,

Словно вновь налетели монголы

И спалили деревню дотла.

Слаженной и энергичной оппозиции оккупационному режиму в России нет, а есть орущие друг на друга и обвиняющие друг друга пестрые фланги, уцелевшие от решительной демонстрации москвичей недавних лет, москвичей, восставших в том знаменитом октябре против мерзавцев, захвативших у нас власть и расстрелявших патриотов у Дома Советов.

Я насмотрелся

и крови, и грязи. Довольно.

Все отболело.

И даже почти что не больно.

Все отболело…

А что напоследок осталось,

выпало, словно осадок,

в такую усталость,

что неохота вставать,

говорить,

просыпаться,

что неохота на имя свое отзываться…

Плодятся разные “движения”, “конгрессы”, во главе их становятся если не христопродавцы, то вчерашние холуи-попугаи, если не холуи-попугаи, то свежеиспеченные ретивые демагоги: молниеносно находят диагноз для социальных недомоганий и катастроф, объявляют массам — и в сторону, как при “путче”, как при расстреле Дома Советов. Не из Библии ли Пилаты?..

К руководству культурными потоками России не допускаются, “не избираются” такие отважные и мудрые сыны России, как Станислав Куняев, Владимир Гусев, Сергей Есин, Петр Проскурин, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, и можно еще называть и называть деятелей русского мира, неколебимых и прозорливых, но “руководят” те, севшие пожирать жареных кур!.

Мы, русские поэты, всегда с теми, чья совесть и воля, чье слово и страсть в середине волны, грозно гудящей над преступлениями мерзавцев, отбирающих у нас Родину!

Но время шло,

и я увидел вдруг:

отцовских глаз разрез

во мне явился

и странный выклад

материнских рук -

такой, что я

почти перекрестился.

Разобщены поэты. Разобщены прозаики. Разобщены писательские Союзы. Не менее разобщены, чем разобщена оппозиция. Когда же и под каким заветным окликом соберемся? Вот скоро опустеют перелески и холмы русские, зима, белая и высокая, под небом закачается и брызнет от горизонта до горизонта пулями льдистыми, свистнет ими около Иртыша, а свист этот разбудит Сергия Радонежского в Лавре: “Господи, что они натворили, что они натворили на святой земле русской?” — вздохнет суровый пророк.

Примиримся между собою. Простим — опомнимся. Сколько же изнывать нам под оккупантами? Пора, пора нам свет сеять и зерно растить!..

Мы люди Северо-Востока

и потому, нахмурив лбы,

глядим то нежно, то жестоко

в заиндевелый лик судьбы.

Жареная курица — зрелище необыкновенное. Культями помогнув, на лапки привстала и поковыляла, поковыляла по столу.

— Ты меня зажарил? — осведомилась у сдобного пампушного демократа.

— Я! — захихикал Гайдар.

— Ешь меня, лопай!..

— Я кушаю ножки Буша!. — зазаикался лидер обновления России.

— Ты меня зажарил? — приструнила она Жириновского.

— Я! — рубанул вождь либералов.

— Ешь меня! — потребовала жертва.

— А ты не от Немцова ли, не шпионка ли?.. Я ем того, кого хорошо знаю!..

Курица тронулась по салфеткам и вилкам к председателю КПРФ.

— Ты меня зажарил? — улыбнулась она.

— Коммунисты кур не жарят, пока ветеранам пенсии не выплачены, а выплатят — начнем вас по очереди!.. — пресек ее Анпилов. Председатель же КПРФ обдумывал доклад к пленуму. Не ввязывался в баталию. Объявил голодовку в партии и во всех оппозиционных движениях. Мобилизовался.

Курица подковыляла к Явлинскому.

— Ты меня зажарил, яблочный гном?..

— Я тебя зажарил, я!.. Я жарил вас, жарю и продолжу завтра жарить, и есть вас намерен, не откладывая в долгий ящик!.. А не едят вас те, у кого икра перед носом и осетрина, нафаршированная чесноком, по указанию Бориса Николаевича Ельцина, возвратившегося из отпуска после рыбалки…

Курица к даме: — Они кочевряжатся, ешь меня, ешь!.. Ешь, милая! — И дама воткнула в стол отмуштрованные локти: — Ы-ы-ы-ф!.. Ы-ы-ы-ф!.. — и курица, подпрыгнув, исчезла в ее интеллектуальном зеве. Дама словно мехами втянула курицу внутрь — ы-ы-ф-ф, и ей показалось, курица счастливо просигналила кудахтанием ей из утробы: — Генералу Лебедю отломи ко-ко-косточку!.. — Курица — не птица. Нужна оппозиция.

Подражание смерти подобно!

Так погибнет Россия, или не погибнет? Кто ей будет детей рожать? Кто ей будет армию ковать? Кто ей будет землю пахать и заводы строить? Сопьется русский народ, или не сопьется? Кто распахнет грудь и мне ответит?

Кто, спрашиваю вас, ответит, ну?!

Большой русский поэт всегда — добрый и умный зверь, притуленный к сосняку или березнику, к ягодному взгорку и кукушечьему лугу, прихоть русская — задержаться перед разинской Волгой, проводить затуманенными взорами к океану бегущие гребни…

Нежный, красивый, сильный Станислав Куняев — в природе: он чутко и неповторимо перелистывает книгу цветов и трав, легенду седую грома:

Я приехал проститься с тобой -

страшно вымолвить слово: навеки! -

потому что нельзя, чтобы боль

слишком долго жила в человеке.

Я люблю эту теплую дрожь,

что в пространстве под вечер струится,

но ты видишь — серебряный ковш

над хребтами бесшумно кренится!

А как Сергей Есенин и Владимир Луговской беседовали с природой, как врачевались ею!.. А Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Тютчев?.. У Александра Блока природа — сестра и мать, жена и невеста. И у Александра Твардовского природа, как свет русский, даже в рукопашном бою Василию Теркину помогает: какой же дьявол нас одолеет? И Луговской зачем Арбату?

К любви и к верности стремится слово Станислава Куняева:

Непонятно, как можно покинуть

эту землю и эту страну,

душу вывернуть, память отринуть

и любовь позабыть, и войну.

Нет, не то чтобы я образцовый

гражданин или там патриот -

просто призрачный сад на Садовой,

бор сосновый да сумрак лиловый -

это все лишь со мною уйдет.

Все, что было отмечено сердцем,

ни за что не подвластно уму.

Кто-то скажет:

“А Курбский? А Герцен?” -

все едино я вас не пойму.

Я люблю эту кровную участь,

От которой сжимается грудь.

Даже здесь бессловесностью мучусь,

а не то чтобы там где-нибудь.

Я утверждаю: Куняев — поэт выдающийся, но кто на мои утверждения внимание обратит? А те и те лидеры — вот уж выдающиеся: вся картавая банда мусолит их имена!.. У каждого лидера — книги и книги: половодьем темперамента и пустозвонной балабонью книги свидетельствуют обреченность “прогрессивного разума” в обществе. А тягаются, соперничают, графоманят и “собрания сочинений” распространяют: не Владимира ли Ильича Ленина пересикнуть, 55 томов его, нахохлились? Ни один действующий русский поэт не привечен заботами оппозиции, демократы хоть Арбат замусоривают жестяными сифилитичными бардами, а оппозиционеры и к юмору кагальному не способны: их марксистские лбы спроектированы под мемориальные доски или революционные листовки и призывы?

Мы ждем искреннего, мудрого, русского, объединяющего голоса, ждем трагической правды о гибели великой державы, ждем оглашения скрытых от нас причин апокалипсиса, но лезут на президентский трон, декларируют рахитичные планы преобразования, а на троне давно торчит рахит, пяля из секретнейшего заседания политбюро разбойную харю!..

— Ельцин расстреливал безвинных русских?

— Расстреливал!

— Гайдар расстреливал?

— Расстреливал.

— Черномырдин, Явлинский, Немцов, Чубайс, Лужков?

— Расстреливали.

— Еще назвать?.. Некоторые горбачевы, яковлевы, бурбулисы, грачевы, некоторые панкратовы и ерины, некоторые куликовы и евтушенки не сжимали пальцами пистолеты и рычаги танков, вплевывающих в Дом Советов снаряды, не сжимали, — но казнители безвинных русских людей, казнители русских, восставших против масоно-сионистского ига, против продажной своры мерзавцев, ввергнувших Россию в кабальную зависимость расистам.

Мы, русские поэты, из могилы будем доставать вас, как сверкающими молниями, проклятьями русскими.

Средь злых вестей

и невеселых слухов,

столь частых в мире,

думаю подчас:

детей почти не жалко,

жалко внуков,

жаль синевы их беззащитных глаз.

Неповторимость поэтического тона, своеобразность и точность слова, искренность сделанного поэтом за долгие годы — натура, дар, обережение себя от лжи, от предательства, своего и чужого, постоянное беспокойство — нравственный поиск, а потом — шаг, потом — действие ищущего и страждущего!.. Куняев — поэт выдающийся.

Станислав Куняев и полемист — предельно открытый: хочешь — принимай, а не хочешь — опровергни:

Через Атлантику опять

летят за долларовой фигою

демократическая блядь

с коммунистическим расстригою.

Снова звон кольчуги?.. Но мир творчества — русское поле: то — цветы на нем, то — хлеба на нем, но сверкнула гроза — и кони помчались, кони, гривастые и неудержимые, и всадники над ними — к холке прижимаются и вперед, вперед, на зов матери порабощенной, летят!..