Газета Завтра 204 (43 1997)

В СПЕЦНАЗЕ У “ГЮРЗЫ”

Владислав Шурыгин

Нудный ледяной осенний дождь то лениво сыпался противной мокрой взвесью, и все вокруг тонуло, растворялось в сырой туманной мгле, то вдруг с порывами ветра начинал с остервенением стегать спины, руки, лица колючими вениками знобящих капель.

— Погода из цикла “мечта разведчика”, — бодро подытожил “Гюрза” — наш старинный добрый друг, командир роты специального назначения армейской разведки. “Гюрза” был легендой Чечни. Мы познакомились с ним в те дни, когда войска штурмовали Бамут и его разведка, обойдя дудаевцев с тыла, неожиданно и беспощадно обрушилась на боевиков, решив судьбу доселе неприступной крепости. Там, в Бамуте, и состоялось наше знакомство.

Потом “Гюрза” и его люди были первыми, кто в Грозном пробился к координационному центру, окруженному боевиками. За этот подвиг его представили к званию Героя России, да только до сего дня представление то где-то ходит…

И вот теперь, после почти полуторагодовалой разлуки, судьба вновь свела нас. Мы приехали писать о войсковых разведчиках, и на вокзале одного их древних русских городов нас встречал собственной персоной “Гюрза”. “Гюрза” — радиопозывной, с которым он ходил по Чечне. В “миру” же он носит красивое русское имя Алексей.

Спецназ грузился для выхода в поле на учения. Палатки, дрова, термосы, брезент, боеприпасы, радиостанции. Спецназ, как средневековая дружина, отправляясь в поход, все берет с собой для автономного существования. От кольев для палатки до тушенки, бинтов, ложек, лопат. Поэтому старшина разведроты — личность особая. В голове он должен держать сотни всяких мелочей, ничего не упустить, ничего не забыть.

— В такую погоду разведчику “за счастье” работать, — рассказывает “Гюрза”. — Все по норам да по домам сидят. Однажды в такой дождь мы целую толпу “чичей” (чеченцев) “забили”. Они в горах привыкли бродить, как у себя дома, не ждали, что мы туда полезем. Вот в такой ливень мы в лесу на склоне и нашли их лагерь. Они по землянкам забились. Грелись, отъедались. Один часовой под кустом сидел, и то, в брезент закутавшись. Ну мы часового из “глушака” сняли, а потом устроили пышный “мухабат”. Пятнадцать автоматов и два “граника” собрали. Карты “духовские”, документы.

Дождь, непогода для разведчика — самое милое дело…

Разведгруппы уходили на задание. Одни готовились к засаде, другие к штурму командного пункта противника. Разведчик-спецназовец в поле чем-то сродни серому волку. Все и вся в тылу противника против него. Противодиверсионные группы и заслоны, сигнализация и прочесывания, часовые и наблюдатели. Каждый день, каждый час, каждую минуту на разведчиков идет беспощадная охота. И самые маленькая ошибка в ней будет оплачена жизнью. Своей и товарищей. Но разведчики не жертвы, нет, они сами охотники. На их стороне дожди и снегопады, болота и овраги. Их друзья — темнота, ветер, и холод. Они способны просачиваться сквозь самые плотные кордоны, растворяться бесследно в, казалось бы, пустом поле. Они упрямы и беспощадны. Спецназ не знает жалости, но и сам пощады ни у кого не просит…

Вооруженные Силы России переживают сегодня тяжелые времена. После обвальных сокращений, хронических неплатежей армия полупарализована. Боевая учеба сведена на нет отсутствием топлива, боеприпасов, ресурсов, техники. С особенной силой эти проблемы бьют по элите Сухопутных войск — по армейской разведке.

После развала Союза Россия лишилась пяти сухопутных и одной морской бригад “спецназа” Главного разведывательного управления. Оставшиеся бригады были тоже бригадами лишь на бумаге — развернутыми только на одну треть. Но именно они — войсковые разведчики, спецназовцы, чаще всего решали исход сражений чеченской войны. Разведка ВДВ спасла армейцев от полного разгрома в новогоднюю ночь 31 декабря 1995 года, сыграла решающую роль в штурме Грозного. Разведка обеспечила удачный штурм Гудермеса и Аргуна, Старого Ачхоя и Ведено. Разведка всегда шла впереди, прокладывая дорогу пехоте…

— Ну что, пойдем посмотрим, как засаду подготовили? — предлагает “Гюрза”.

Под непрекращающимся дождем мы долго трясемся по рытвинам и ухабам в кузове “урала”. Наконец, машина останавливается. Мы вылезаем. Вокруг поля. Впереди дорога вытягивается через неглубокую ложбинку и уходит в гору.

“Гюрза” направляется к ней. Мы за ним.

Понятно, что это и есть место засады. Глаза привычно обшаривают кустарник и заросли ковыля в поисках “засадников”. Есть! Вижу одного. В густом кустарнике вижу знакомый, характерный, “сучок” ствола винтовки и отсвет камуфляжа.

— Кое-кому лень было хорошенько зарыться, — подначиваю шутливо “Гюрзу”. Шагаю вперед и… из-под каблука слышу тихое и вежливое: “Вы мне сейчас шею сломаете”. Оказывается, я одной своей ногой стою на замаскировавшемся “спецназовце”. Он зарылся в землю между двух болотных кочек. Весь облепленный травой, закамуфлированный краской, он не различим даже с полутора метров.

Гюрза улыбается.

— С бойцом разберется командир. Это, конечно, недостаток, но из машины на ходу его вряд ли различишь…

“Сойдя” с разведчика, я смущенно соглашаюсь.

“Гюрза” машет рукой и “урал” трогается с места. Водитель, как и учили, набирает скорость перед опасным участком, и я уже ожидаю взрыва или стрельбы (а как еще остановить эту гору железа), когда “урал” со всего разлета проваливается передними колесами в глубокую колдобину. Водитель инстинктивно бьет по тормозам и тотчас на подножке из-под колес взметаются бесформенные сгустки — спецназовцы. Щелчки бесшумных пистолетов. Распахнуты двери. “Мертвый” водитель мешком выпадает из кабины. С него тотчас сдирают куртку и кепку. Тело оттаскивают в кусты. Того, кто сидел справа, так же торопливо связывают и грубо забрасывают в кузов. Через мгновение машина трогается с места и устремляется через поле к лесу. Ни выстрела, ни взрыва…

Мы с Василием растерянно смотрим друг на друга. “Гюрза” улыбается.

У леса идет допрос “пленного”. Связанный по рукам и ногам прапорщик, одетый в форму вероятного противника, что-то быстро, взахлеб объясняет на английском командиру группы — высокому, сухому старшему лейтенанту. Закамуфлированный до неузнаваемости, весь в пучках ковыля и веток, он коротко и жестко спрашивает о чем-то “пленного”. Тот опять взахлеб что-то лепечет. Сыпятся цифры, фамилии, звания.

— Наша гордость, — кивает “Гюрза”, — молодец мужик. Свободно говорит на английском и французском.

“Гордость” сейчас имеет далеко не лучший вид. Весь в грязи, мокрый, связанный, со здоровой шишкой на коротко стриженном затылке.

Допрос окончен. Командир отходит. Бойцы подхватывают “пленного” под руки, переворачивают. Один из них коротким движением достает блеснувший пистолет и приставляет его к затылку “языка”.

Обывателя, конечно, покоробит эта жестокость. Но нет в ней “антигуманнности” или “презрения к морали”. Это страшная необходимость. Группа находится в глубоком тылу врага. До фронта несколько сотен километров. Тащить “языка” на себе — это значит связать себя по рукам и ногам. Оставить в живых — значит ”засветиться” и немедленно погибнуть… Ведь главное оружие разведчика — скрытность. Самая подготовленная разведгруппа, с самими опытными и отлично вооруженными бойцами все равно бессильна в чистом поле против обычной стрелковой роты. Слишком не равны силы…

Окончание допроса на языке “спецов” называется “проконтролировать”…

Жестоко? Да. Война жестокая штука.

Мой товарищ спросил одного из разведчиков “Гюрзы”: “А что же делать, если кто-то будет ранен?

— Легко раненый такой же боец, как и все. А тяжелому оставляют пистолет с одним патроном…

— Мужество “спецназовца” — поняв, что ты обуза для товарищей, избавить их от себя, — сказал еще когда-то в Чечне мне один из командиров одной из разведгрупп. Ведь от успеха действий группы зависят жизни не только твоих друзей, но и тысячи, десятки тысяч других. “Спецназ” ГРУ применяется по особо важным объектам. Пусковым установкам ракет, складам ядерных боеприпасов и им подобным.

Чаще всего “спецназ” — это билет в одну сторону. Возвращение группы не предусматривается боевыми уставами. После выполнения основной задачи все оставшиеся в живых либо пытаются самостоятельно пробиться к своим, либо стараются создать на территории, занятой противником, партизанский или повстанческий отряд. Если, конечно, есть из кого его создавать…

Спецназ не знает пощады и жалости. Но и сам их не просит…

“Гюрза” — удивительный и странный человек. Прошедший за эти годы почти все “горячие точки” бывшего Союза. Воевавший в Афганистане, он не ожесточился, не озлобился. Наоборот. Радушный, приветливый, он по-мальчишески влюблен в свою работу. Категорически отказывается от всех повышений и назначений, считая роту своим домом, своей семьей.

За полтора года, прошедшие после Чечни, “Гюрза” вытащил к себе в роту больше половины тех, с кем воевал в 166-й мотострелковой бригаде. Кого-то вытащил из глубокой пьянки, кого-то буквально подобрал на улице. Кого-то спас от увольнения. Теперь здесь, в его роте, они — опора и костяк. Поэтому не удивительно, что рота “Гюрзы” — одна из лучших в Сухопутных войсках.

Сейчас “спецназовцы” готовятся к открытию памятника погибшим в Чечне. На свои деньги заказали гранитный памятник, своими силами готовится основание под него. День разведчика состоится его открытие. Приедут на него со всех концов России солдаты и офицеры разведки 166-й бригады, прошедшие бок о бок с “Гюрзой” горы и равнины Чечни. Помянут погибших. Обнимутся живые. И это не просто дань памяти павшим или повод для встречи. Это самый главный резерв разведки. Ведь случись вновь беда, полыхни война — и, как сказал “Гюрза”: “Мне роту развернуть по штатам военного времени — два часа. Написать и отправить телеграммы. Все мои через сутки будут в строю. Живые и павшие. Мы же разведка…”

Владислав ШУРЫГИН

Василий ПРОХАНОВ (фото)