Газета Завтра 25 (1177 2016)

Апостроф

Валентин Курбатов

о

Ольга КОВАЛИК. Галина Уланова. М.: Молодая гвардия, 2015. - 560 с. - (Жизнь замечательных людей: сер.биогр.; вып.1504)

Ольга Ковалик заканчивает свою "ЖЗЛовскую" книгу о Галине Сергеевне Улановой внешне странными словами: "Что сказала бы Уланова, доведись ей прочесть эту книгу? Возможно, "Помните обо мне, но забудьте мою судьбу".

Где она, эта таинственная граница между "помнить" и "забыть"? Помнить Жизель и Джульетту, Марию из "Бахчисарайского фонтана" и Одетту-Одиллию — и забыть аккуратную слушательницу курса марксистко-ленинской эстетики, "ворошиловского стрелка", четырежды лауреата Сталинской премии, которую Сталин приглашает посмотреть вместе "Волгу-Волгу", а она ощущает только смятение от того, что рядом с вождём…

Николай Бенуа не зря звал её "Рафаэлем с душой Микеланджело". Там были нежность и мятеж, светлые влюблённости и страшные разрывы, "любовь втроём" и нестерпимые письма, которые не вправе читать чужой человек. Там сплетни и интриги (театральное закулисье!), там живое и больное время, и для одних балет — это "подвыпившие терпсихоры и мельпомены, эвтерпы и полигимнии на коленях партийных бонз в залах Третьяковки", а для других — дружества с Эйзенштейном, Пастернаком, Алексеем Толстым, Образцовым и Соллертинским. Там попытки двадцатых-тридцатых годов слепить на балетной сцене "статую красноармейца из взбитых сливок" и станцевать партийные постановления, там "рожки да ножки классической хореографии" и спектакли "не с ноги", "в пол-ноги", но там и "кисть ноги", и "воспитанная ступня", и улановский девиз "Жить как все, работать лучше всех", и её несколько неуклюжая, но ответственная формула: "Балет — большая профессия, а не так себе просто". Всё это терпеливо и последовательно подтверждается книгой и этой самой "судьбой, которую хорошо бы забыть".

Уланова (кажется, это порой смущает и мучает автора книги) — дитя большевистского и советского мира, который сегодня выкрашен одною чёрной краской ГУЛАГов, уничтожения священства, раскулачивания и расказачивания, преследования лучших художников, безумия цензуры и общей лжи. Но пройдёт по России в День Победы "бессмертный полк" простых и прекрасных лиц, которые загородили мир от общей смерти, и что-то в нашем сознании не сойдётся с историософией "демократической тирании". Но выйдет на сцену Большого Галина Уланова, и зоркий человек по тому, как она танцует сегодня "Жизель", увидит, что балерина уже знает о самоубийстве жены Сталина Аллилуевой, и это придаст танцу единственность и человеческую глубину. Из всеобщей лжи не вырастает редкий цветок любви и правды!

Уланова — это единственное явление, книга — попытка определить эту единственность. Автору книги выпало счастье беседовать с Улановой, и это обостряет наше зрение и умножает доверие. Кроме того, Ковалик умно и точно включает в книгу десятки страниц размышлений, статей, воспоминаний самой Галины Сергеевны. Этот двойной взгляд — снаружи и изнутри — создаёт дорогое впечатление полноты и стереоскопичности зрения, словно мы сезон за сезоном в остро меняющемся времени видим каждый спектакль одновременно со сцены и из зала. И это хоть немного приближает нас к пониманию тайны великого дара балерины, заставлявшей Александра Вертинского с печалью сетовать, что даже кинематограф не сможет "передать это Евангелие грядущим векам" (а певец и поэт знал значение слова "Евангелие" и понимал, что говорит).

И тут оправдаешь и горькие, и трудные страницы о неудачных браках, об ужасе любви и бездетности, потому что увидишь, что всё неисчерпаемое многообразие оттенков каждой роли актрисы давалось не одной техникой и высокой школой, но и живой болью единичной жизни. Да, такой Джульетты и Марии уже не будет. Не оттого, что Семёнова или Дудинская хуже или менее техничны, а оттого, что за ними нет улановского детского озера Щир, нет стеснительности и замкнутости юности, нет разбитого сердца, одиночества, тяжести жизни в эвакуации, опыта потерь и поражений.

И лучше поймёшь смятенную нехватку слов и волнение тех, кто видел её спектакли и говорил, что и иронический Гейне плакал бы слезами счастья, и Станиславский не уставал бы восклицать "Верю!". И я, грешный, нет-нет останавливался при чтении на минуту, чтобы вздохнуть свободнее, и понимал автора книги, когда она пишет, что "в пору культурной безучастности и нигилистического хладнокровия" мы уже не способны понять настоящее величие и вот, оказывается, можем даже ошикать Уланову, получавшую в 1995-м году "Золотую маску" так, что она, не договорив, уйдет со сцены…

Все мы сегодня, вчерашние советские люди, как она, оказываемся явлением "из ряда вон уходящим" и хотим, как она, "уйти из жизни на ногах, уйти достойно и чтобы всё было чисто". Она ушла именно так.

Крещёная в Покровской церкви в питерской Коломне в день блаженной Ксении Петербургской, четырежды лауреат Сталинской премии, дважды Герой социалистического труда, танцевавшая перед вождями, королями и президентами, советская и русская, она одна может быть оправданием нашей трудной истории перед Богом и миром.

Когда перевезли в Россию прах Шаляпина в 1984-м году, её смутило, что его отпели "под пластинку". Тогда ещё было четыре года до тысячелетия Крещения Руси и что-то можно было понять, но то, что её саму, уже в 1998 году, отпевали тоже под фонограмму, — понять труднее. Ну, значит, мы ещё не вовсе дома, а только на дороге домой. И спасибо любящей и драматической книге Ольги Ковалик — мы будем помнить Галину Сергеевну, но не забудем и её судьбу.