Газета Завтра 261 (48 1998)

Александр Елисеев МИСТИКА ГЕРОЯ

Герой обретает свою суть в преодолении внутренних и внешних обстоятельств, в качестве которых могут выступать: пороки, чудовища, враги его страны, стихии и т.д. Однако все эти обстоятельства являются лишь указанием на главное препятствие — низшее состояние личности самого Героя его “малое”, несовершенное “я”. Подлинная сущность человека — Я с большой буквы — находится по ту сторону его обычных приземленных качеств, тленных, испорченных злом. Именно это сокровенное начало, чуждое всякой ущербности, преодолевающее своим могуществом, своей идеальностью и тело, и душу, составляет подлинную личность человека. В силу своей мощи, своей запредельности оно стоит ближе всего к той абсолютной запредельности, которую называют Богом. Именно оно представляет собой вечное существование, искомое многими традициями. Отказ же от признания всего остального за Я (ради Бога и высших ценностей) и есть героизм.

Утверждаясь как герой, человек преодолевает всю ветхость своих земных качеств, устремляясь к настоящему Я (при этом и сами его качества чудесным образом преображаются). Самое главное — “связать” обыденную личность, отказать ей в праве считаться высшим состоянием, доказать, показать готовность к обретению своей Сути, преобразить низшую “самость”, “закалив” ее в борьбе с различными обстоятельствами. Это достигается двумя способами.

Первый — решительная аскеза, полная отдача себя в руки Бога с целью максимального соединения с Ним в земной жизни. Монахи, выбравшие данный путь, уничтожают “я”, преображая его в молитвенном делании, обретая высшую самость через безоговорочное смирение перед Богом и духовным руководителем. Они не принадлежат себе, но находятся всецело в руках высших сил, подавляя в себе все буйные движения духа и плоти (за исключением религиозного рвения) и отвергая все старые, житейские привязанности. Наградой за это служит грядущее соединение с Богом, которое дарит их существованию новое измерение — высшее, вечное, настоящее.

Второй путь — путь воина. Идущие по нему показывают готовность пожертвовать своей жизнью, т.е. в конечном итоге и теми же ветхими качествами ущербного “я”. Воин жертвует своим телом, своей привязанностью к радостям жизни, своей рассудительностью, часто полагающей земное существование высшей ценностью. Все это он совершает во имя религии, патриотизма и т.д., как бы выходя за рамки самого себя, устремляясь вверх.

Сходство между аскетом и воином потрясает. Первый умирает для мира, отказываясь от старых связей, второй проявляет готовность лишиться их с помощью вражеской руки. Аскет уходит из мира в монастырь, присоединяясь к братству, спаянному железной дисциплиной; воин покидает житейскую обыденность, вливаясь в ряды армейского братства, также почитающего подчинение. И тот, и другой облачаются в особые одежды, показывая свою отстраненность от обыденного. И тот, и другой сражаются, один — с демонами и собственными страстями, другой — с вооруженным врагом и собственным страхом. Показательно даже сходство в лексике — монахи усиленно задействуют воинскую терминологию. Например, св. Ефрем Сирин, один из столпов православного аскетизма, советовал монахам: “Когда взойдет в тебя лукавая мысль, извлеки меч свой, т.е. воззови в сердце страх Божий, — и посечешь всю силу вражью. А вместо воинской трубы употребляй Божие Писание. Как труба звуком своим собирает воинов, так и Божие Писание, взывая к нам, собирает благие помыслы, и приведя их в строй страхом Божиим, составляет из них полк в противоборство врагу: ибо помыслы наши подобно воинам сражаются с врагами Царя. И еще — как труба звуком своим, во время брани, и в юных сердцах возбуждает готовность идти на сопротивников, так и Божие Писание возбуждает... ревность к добру, и укрепляет... к борьбе со страстями”.

Аскет имеет больше, чем обычные люди, возможностей для посмертного достижения рая, соединения с Богом. Но то же самое и с воином! В Средневековье существовало устойчивое представление о том, что павший на поле брани сразу попадает в рай. Оно оказалось чрезвычайно устойчивым — уже в ХХ веке герой войны 1914-1918 гг. поэт Н.С.Гумилев посвятил погибшим в битве следующие строки:

“Свод небесный будет раздвинут

Пред душою, и душу ту

Белоснежные кони ринут

В ослепительную высоту”.

О блестящей посмертной судьбе воина, проявившего доблесть, очень поэтично повествуют языческие предания. Древние скандинавы верили в существование Вальгаллы, куда попадали души отважных бойцов, продолжающие сражаться и на небе. Схожие представления можно найти и у индоариев, согласно которым храбрые воины после смерти перемещаются в Сваргу (рай бога Индры), где они наслаждаются неземными благами в ожидании грядущего перерождения. В древнеславянской “Велесовой книге” написано: “О те, что пали в бою, те, которые шли, вечно живете вы в войске Перуновом!.. Как умрешь, ко Сварожьим лугам отойдешь и слово Перуницы там обретешь: “То никто иной — русский воин...” И Сварог небесный промолвит: “Ты ступай-ка, сын мой, до красы той вечной!”.

Безусловно, аскеза и воинское дело не существуют в чистом виде, они так или иначе пересекаются: воин (особенно в традиционном обществе) выполняет определенные религиозные, а следовательно, в известной мере и аскетические обязанности; аскет же зачастую жертвует свой жизнью.

Герой многолик, он имеет тьмы и тьмы врагов. Но у него есть самый главный враг — он сам, вернее — то несовершенство, которое характеризует его на момент схватки. Змей живет в глубинах души, и там происходит самая главная битва. Последняя битва.