Газета Завтра 281 (16 1999)

Весна Цветкович ПРОБА ТОПОРА ИЛИ АГОНИЯ “АВТОРИТЕТОВ”

В ЧЕМ СМЫСЛ АКЦИИ по осквернению икон, которую провел в Манеже в декабре 1998 года артист Тер-Огоньян (проходящий по другим данным как “гуру Алк-Огонян” и “агент Агонин”)? Рассмотрим предысторию этой акции и сопоставим ряд фактов, которые позволяют проследить трансформацию данного персонажа и представить истинное значение его действий.

Тер-Огоньян появился в Москве около десяти лет назад в составе группы “Искусство или смерть”. Великовозрастные честолюбцы из Ростова-на-Дону, Кишинева, Одессы, выходцы из разных щелей, образовавшихся в ходе расчленения Империи, объединили усилия — и арендовали помещения в ветхом доме, расположенном в центре Москвы и на несколько лет зависшем в ожидании капремонта. Вскоре в дом-галерею потянулся поток гостей: лощеные иностранцы, набирающие обороты журналисты глянцевых журналов и бульварных газет, школяры по классу искусств и “художники по жизни”, привыкшие к халявной выпивке и тусовкам. Совместные возлияния служили почвой, скрепляющей дружеские отношения: хитрые ростовчане приводили к себе “полезных людей”, южно-русский юморок помог приручить столичных снобов.

В группе “Искусство или смерть” вскоре выделился лидер: работы живописца Валерия Кошлякова получили признание и стали продаваться по ценам, превышающим годовое довольствие роты солдат каждая. Картины Тер-Огоньяна было трудно реализовать по цене выше стоимости холста и рамы: их живописные качества были весьма скромны. Эти работы проходили по ведомству “Концептуального искусства”, по тому отделу, где важнее замысел, чем исполнение, где ценность картины определяется анекдотом, который в ней прочитывается “посвященными”. Фирменная хохма Тер-Огоньяна состояла тогда в перерисовывании работ Матисса и Пикассо: художник из Нахичеваня играл роль простака, который никак не мог понять, почему за “такие же” работы ему не платят столько, сколько стоят музейные полотна. Цитатность и вторичность постмодерна он пытался довести до абсурда и шутовства — что имело успех у студентов, уставших от Барта и Даррида.

Круг ценителей такого искусства узок, уже круга грамотеев — читателей журналов “Веселые картинки” и “Крокодила”. Это-то и придает господам ценителям уверенность в собственной значимости, принадлежности касте избранных. Заметим, что переехавшие ныне на Запад отцы-основатели отечественного концептуализма вышли из среды иллюстраторов: картинкам они старались придать звериную серьезность, возвести их с уровня “кукиша в кармане” в ранг метафизической критики “империи зла”. Вскоре Тер-Огоньян сообразил, что “современному художнику” рисовать вовсе не обязательно: больше толку будет, если отбросить холсты и краски и самого себя “одеть в раму” — назвать искусством любые выходки и акции, а свои пороки и миазмы — пьянство, блевотину и недержание мочи — посчитать за материал для творчества. Так он превратился в гуру Алк-Огоняна и историю своей болезни начал выдавать за историю искусства, в качестве лечащих врачей призвал на помощь искусствоведов: диагноз стал отзывом, пришла первая слава!

Дойти до подобного прозрения ему помог шутник Олег Кулик, который зарезал как-то перед евреями в субботу поросенка в галерее “Риджина” и раздал мясо некошерной скотины любителям халявы. Поднялся шум на всю Россию! С Куликом решил соперничать некто Бренер: приехав из Иерусалима, он взобрался на леса храма Христа Спасителя, спустил штаны перед крещеным и жидовствующим людом и долго тряс своим жидким удом, пока не привлек внимания постовых и не получил оплеухи. Этот неугомонный клиент клиники неврозов в Амстердаме набросился на работу Казимира Малевича и записал композицию с белыми крестами (которую иные эксперты почитают за святыню) знаками вожделенного доллара. Тут уж пакостнику пришлось лишиться свободы: режимы западной демократии стоят на страже своих сокровищ и не рассматривают всерьез объяснения, что художник-де протестовал против системы, в которой картины мертвецов стоят дорого, а нынешним “творцам” не хватает подачек от фондов, попечительствующих инвалидам и кретинам. От подобных затей до осквернения икон уже недалеко. Алк-Огонян сделал этот шаг, предварительно заручившись поддержкой фонда Сороса. Он подал проект в организацию, являющую всему миру преимущества соединения частной инициативы с покровительством госдепартамента США. Проект назывался “Исследование радикальной структуры российского общества”. Проект был поддержан — и произошло последнее превращение: хохмач и гуру Алк-Огонян превратился в агента Агонина, который на ниве арт-разведки нашел верный источник доходов. В качестве, так сказать, пробы топора, агент отправился на деньги доброго фонда в Черногорию — и устроил акцию по осквернению икон там. Богохульника выдворили в один миг из страны, и более того — предали анафеме. Такой реакции агент, мечтающий о быстрой славе любой ценой, был несказанно рад. Оставалось только ждать момента, чтобы попробовать свое “топорное искусство” как можно более эффективно в Первопрестольной. В праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, 4 декабря 1998 года, в Государственном центральном выставочном зале открылась огромная художественная выставка. По мнению организаторов, она собрала лучшие картины и проекты России за 1998 год. Экспозиция Агонина занимала внушительное место и была помещена дирекцией на выставке бесплатно — в знак его заслуг перед “современным искусством”. На стене висели ряды икон и была пришпилена бумажка:

“Уважаемые ценители современного искусства,

здесь вы можете приобрести замечательный исходный материал для богохульства.

“СПАС НЕРУКОТВОРНЫЙ” — 200 рублей;

“ВЛАДИМИРСКАЯ БОЖЬЯ МАТЕРЬ” — 150 рублей;

“СПАС ВСЕДЕРЖИТЕЛЬ” — 120 рублей.

Галерея предлагает вам следующие услуги:

осквернение приобретенной вами иконы юными безбожниками — 50 рублей;

вы можете осквернить икону лично под руководством юных безбожников — 20 рублей;

вы можете получить консультации для осквернения иконы на дому — 10 рублей.

СПАСИБО ЗА ПОКУПКУ!”

Особый цинизм состоял в том, что агент Агонин свою акцию проводил чужими руками: как действие “юных безбожников”, кучки половозрелых недотеп, у которых он числился “художественным руководителем”.

Происходящее фиксировалось телекамерами, присутствовали эксперты из фонда Сороса, куда и должны были поступить видеозаписи в качестве “отчета о проделанной работе”. Торжество Агонина омрачил неприятный инцидент — несмотря на то, что круг приглашенных лиц был узок, собрались только “посвященные”: журналисты из “Би-би-си”, “Свободы”, “Коммерсанта”, “Итогов” и дружественных изданий, агент был остановлен и бит не кем-нибудь, а главным редактором журнала “Золотой век” Владимиром Салимоном, который прежде числился за “своего”. Исследование структуры российского общества началось с мордобоя. Дело бы удалось замять — но о случившемся узнали журналисты из студенческой православной газеты “Татьянин день”, газет “Радонеж” и “НГ-религии”. По горячим следам вышло несколько статей и был показан телерепортаж. Прокуратура Москвы возбудила по данному факту уголовное дело (речь идет о разжигании религиозной вражды). В прокуратуру поступило несколько тысяч заявлений от граждан и организаций, возмущенных актом вандализма. Дело передано в суд, первое заседание назначено на 20 апреля. Дело взял под контроль патриарх Алексий II. С другой стороны, газета “Коммерсант” опубликовала сообщение о начале суеты правозащитных организаций, которым дано указание отмазать агента: мол, художник имеет право на самовыражение...

Когда художник в поисках средств к существованию переходит из своей области — изобразительного искусства — в область искусства политического, то он легко становится орудием в руках разного рода темных сил. Агонин, осознанно или неосознанно, выступил как арт-диверсант. Его действие в Черногории — террористический акт: оно служит тем же целям, которые преследовало НАТО в информационной войне, что предшествовала началу бомбардировок Югославии. Эти цели господам из конторы “концептуального искусства” поставлены ясно: “десакрализация ценностей традиционного общества” — что и означает осквернение святынь. Гражданская война начинается тогда, когда одна из сторон оскверняет ценности и святыни другой стороны. Такая провокация не прощается: попустительство подобным деяниям рассматривается как тягчайший грех. Бог отвернется от народа, который позволит осквернить Его Образ. Поднявший руку на икону демонстрирует, что он способен поднять оружие и на человека — как на живой образ Бога.

Выходец из Нахичеваня утратил чутье и вкус настолько, что нарушил не только неписаные законы приличия, но и совершил деяние, подпадающее под действие Уголовного Кодекса. Перед нами — художник, расписавшийся в собственной несостоятельности. Он перешел на службу “по другому ведомству”: отныне пошлость и безвкусие будет сопровождать все затеи агента Агонина (который потерял уже многие человеческие качества — вплоть до права на национальность: имя ему — легион, суть его — агония). Агент бросился под защиту “гарантированных” Олбрайт правозащитников. Желание уйти от ответственности за содеянное разоблачает в нем не только шкурные интересы — но и мужскую немощь. Тот, кто стал в позу богоборца, не пьет из унитаза “Made in USA”. Либо богоборец — либо агент на ставке, холуй, который сам предлагает свои услуги: его держат за подсадную утку, используют в целях политической разведки.

Эта история разоблачает степень криминализации сознания в художественном сообществе, члены которого ныне выгораживают агента Агонина, принимая его по старой памяти за художника Тер-Огоньяна. Чего стоит один поступок галерейщика Гельмана, который выставил вскоре после акции Агонина оскверненные иконы на обозрение зевак! Иначе как злонамеренным глумлением над чувствами верующих это не назовешь. Господин Гельман прежде пытался что-то говорить о вкусе, кого-то одергивать и критиковать, но теперь стало ясно, что все его речи — блеф. Искусствовед Елена Романова, лишившись в одночасье поста арт-директора Манежа после акции Агонина, продолжает учить студентов МГУ “агонийному искусству”. Она до сих пор не может взять в толк, что же такого сделал Агонин — “не ребенка же он убил!” Люди, которые кичились умением разгадывать ребусы концептов, оказались на поверку по уровню гражданского сознания ниже уголовников. Лопнули дутые кумиры концептуализма — и испустили вонь и чад диссидентских кухонь: именно оттуда вышли “авторитеты” современного искусства, апологеты радио “Свобода”, в нравственном отношении не отличающиеся от криминальных авторитетов. Именно они пришли ныне к власти и вещают по телевидению, что нравственность относительна, “сколько людей — столько и принципов”. Относительность кончается, когда речь заходит о святынях. Что для вас является святынями, господа гусевы, лысенко-гусинские и лебеди-березовские? Деньги? Тогда купите себе за деньги ребенка, мать и любовь... Искусство? Тогда в жертву амбициям приносите себя, а не нас...

Весна ЦВЕТКОВИЧ

студентка МГУ

Учим английский в англии 8 в лучших школах