В который раз в этом веке Сербия вздернута на дыбу. Снова по городам и селам пожары, смерть и горе на лицах людей. Послушаешь радио или посмотришь на выступление представителей нового мирового порядка — и кажется, все силы мирового зла обрушились на маленькую страну. За что? В чем провинилось это племя южных славян, что его, в буквальном смысле этого слова, пытаются стереть с лица Земли? Задавая себе этот вопрос, почти всегда я вспоминаю международную конференцию в Висконсинском университете, которая проходила весной 1993 года. Попал я на нее, будучи депутатом Верховного Совета. Темой конференции были проблемы тюркских народов, проживающих на территории бывшего Советского Союза. В Висконсин были приглашены многие представители арабских стран. По замыслу организаторов, я должен был представлять на конференции русское население. С первого же выступления на бывший Советский Союз, на русских со стороны моих бывших соотечественников, известных деятелей советской культуры, ставших ярыми националистами, полились потоки лжи и клеветы, чувствовалось желание как можно глубже лизнуть своих новых баев. Но еще с большим остервенением нападали они на сербов, хотя война в Боснии в повестке не значилась. Все шло по отлаженному сценарию, выступающие знали, зачем их здесь собрали. Свое выступление я начал с горестной шутки, сказав, что создается впечатление:
— Кто бы в мире знал Чингиза Айтматова, Мухтара Ауэзова или сидящих в этом зале Олжаса Сулейменова, если бы в свое время они не были переведены на русский язык. Славяне и тюрки имеют многовековой опыт совместного проживания. Сербам и мусульманам на Балканах делить нечего. Дайте нам всем жить спокойно. Не стравливайте нас. Мы сами во всем разберемся. Стреляя в прошлое, вы убиваете будущее.
Нет, они хотели стрелять не только в прошлое. Балканы для них были полигоном перед окончательным походом на Россию. Многим нашим обывателем казалось, что отодвинув Россию из Европы в Скифию, западные страны о ней забыли. Продырявленная грызунами система социализма рухнула, и началось движение цивилизованных гуннов на Восток. Все бывшие страны восточного припали или готовы припасть к ногам новых хозяев. Югославия этому движению мешает, она, как гвоздь под лезвием ножа.
За последние годы мне не один раз удалось побывать в Югославии. Хотелось самому докопаться до истины и понять, что же происходит на этой древней земле. К тому времени я уже точно знал, что мы не будем разжигать пожар в собственном доме, отдадим и Крым, и Рим. Но это не спасет, если у власти будут те люди, для которых минута власти значат больше, чем национальные интересы России. Нам его принесут. Уж больно соблазнительно для Запада добить дохлого медведя и навсегда решить давний спор в свою пользу.
Тысячи километров по дорогам Сербии, Боснии, Сербской Краины, Черногории. Встречи и ночевки в окопах и блиндажах, разговоры и споры. Приходилось отвечать на многие неприятные вопросы. Например, о действиях министра Козырева. И приходилось объяснять, кто он такой и почему так поступает. И было стыдно, что у нас такой министр, точно мы с ним были из одной деревни. Но когда вполголоса, чтоб не обидеть кого-то из сербов, обронил, что Горбачев — курва, я почувствовал, что мы одной славянской крови и что корни наши едины не только в языке. Поражали осведомленность и любознательность сербов. И неважно, где происходил разговор — в траншее или на официальном приеме. Как-то после встречи с Радованом Караджичем Валентин Распутин сказал, что нам было приятно разговаривать с молодым и, наверное, самым образованным и духовным правительством в мире. И это не было данью вежливости.
У сербов, как и у нас, шли и идут споры, как и в какую стороны двигаться дальше. Во время недавней поездки в Черногорию с Николаем Павловым один из высокопоставленных деятелей культуры правительства Джукановича сказал нам, что сейчас, в эпоху компьютеров, связи через Интернет, не стоит непременно держаться своего языка или алфавита, они становятся анахронизмом, для развития можно и нужно переходить на латиницу.
— Китайцы создают свои компьютеры, запускают спутники в космос. Но от своих иероглифов не отказываются, — заметил Николай Павлов.
Присутствующий на беседе и прекрасно говорящий по-русски епископ Черногорский Амфилохий не выдержал и, соглашаясь со словами Павлова, с улыбкой ударил кулаком по столу. Похоже, лучшей поддержки своим мыслям он и не ожидал найти. Здесь, на самом западном краю Православия, подобные споры имеют скрытый подтекст, в каких-то сотнях миль отсюда центр католицизма — папский престол.
Во многом сербы очень похожи на нас — русских. Хорошо знают и любят наши партизанские песни. Посмотришь, послушаешь — у них все первые, вторых нет. Ни за что не любят уступать. Та же бесшабашность. Рассказывают, как в Белграде молодые люди играют в рулетку по-сербски, заключают пари и в часы пик на автомобилях мчатся через весь город наперегонки. Любят и порисоваться. В Боке Которской местный двухметрового роста священник рассказывал, как после назначения в местную епархию ему пришлось укрощать местного авторитета. Король Боки, чемпион по водному поло, сказал какое-то ругательство в спину проходившего мимо батюшки. И тот, не задумываясь, принял превентивные меры — своим пудовым кулачищем огрел хулигана по уху. От неожиданности, думая, что его достала небесная десница, тот рухнул на землю. Все это происходило на глазах многочисленной паствы, и с этой минуты авторитет батюшки стал незыблемым. Или вот хорошо известный у нас в России профессор Ростислав Петрович. Ему за семьдесят, но его энергии, жизнелюбию можно только позавидовать. В России у него куча друзей. Улыбаясь, Петрович много и охотно рассказывал о своих приключениях в России, когда он организовывал выставку о геноциде сербского народа. Говорить о его друзьях в Сербии и Черногории не приходится. Его знают, любят и гордятся им все — от президента Милошевича до соседки, столетней Христины Книжевич.
Вообще поучиться бы у них можно многому: мягкости общения, доброжелательности, гостеприимству, философскому отношению к невзгодам, тому, чем и наш народ был когда-то славен и знаменит. И, конечно же, умению пить. Вина у сербов много, выпивают часто, но пьяных я не видел. Нет на улицах нищих. Здоровые, хорошо одетые дети и опрятные старики. После Москвы это бросается в глаза сразу же.
Армия пользуется у населения особой любовью. Подтянутые, высокие, спортивные ребята. Да и те офицеры, которым под пятьдесят, сохраняют бравый вид и выправку, как, например, командующий войсками противовоздушной обороны Республики Сербской в правительстве Радована Караджича Жиломир Нинкович. Это его войскам первым пришлось бороться с американскими “томагавками”. Стройный, живой, умный. Меня как бывшего летчика особенно подкупило то, что мы с ним коллеги. Я поделился с ним своими наблюдениями от поездки в Ирак сразу же после войны в Заливе. Мне тогда показалось, что иракцы воспринимали американские ракеты как нечто потустороннее, как прилетевшую из чужого мира злую силу.
— Она и здесь злая, — заметил Нинкович. — И все же мы, сербы, знаем психологию европейцев и американцев лучше. И используем, как в годы Второй мировой войны. Выучку, профессионализм, сообразительность и быстроту принятия решений — вот, что мы можем противопоставить хорошо вооруженным агрессорам. Есть ли страх? В конечном счете все мы смертны. Так лучше умереть за правое дело.
Честно говоря, я давно не слышал ничего подобного. Говорить о войне без рисовки, спокойно и профессионально может действительно уверенный в своей правоте и силе человек, который защищает от устроителей “нового мирового порядка” не какие-то там общечеловеческие ценности, а свободу своего народа. И русского в том числе. И каждый раз, покидая гостеприимную землю Сербии, чувствуешь, что расстаешься не просто с друзьями, с которыми хорошо провел время.
Прошлой ночью мне вновь позвонил профессор Петрович.
— Мы держимся, — сообщил он. — Передайте всем, что у нас много храбрых бойцов. Сегодня нам пока не нужны добровольцы. Нам нужно оружие. Мы показываем всему миру и, прежде всего вам, что мировому злу можно противостоять. И опять, как когда-то в Боснии, он с горечью спросил, почему назначили спецпредставителем Черномырдина.
— Когда был премьером, он плохо сделал России, неужели он сделает хорошо за Сербию? Гор сказал — и они убрали Примакова. Об этом знают все. Пусть они разбрасывают свои листовки. Нас “апачами” не испугаешь. Солдаты в Косово знают, что если они и умрут, то защищая свою землю.
Что можно было сказать ему в утешение? Человеку, который был партизаном, сидевшему в титовских лагерях, и написавшему об этом пронзительные книги? Что, в отличие от Сербии, Россия упала на колени до выстрела и мы зависим теперь от воли, вернее, от отсутствия воли у одного больного правителя? Еще раз расписаться перед пожилым человеком в собственном бессилии? Кто знает и поверит, что, несмотря на наше коленопреклоненное состояние перед Западом, все равно где-то там, в Америке, каждый год в Висконсинском или ином университете продолжают собирать конференции ненавистники Сербии и России? И что, возможно, на заводах Боинга или Круппа уже собраны новые ракеты, которые в один прекрасный момент упадут и на наши города? Успокоить его, что доверчивый наш народ уже слабо верит в “спецмиссию” человека с лицом говорящей гири. Когда аргументы слабы, не очень-то поправишь их громким голосом. Я сказал, что все мы молимся за них. Он все понял и положил трубку. Я знал, что его дом находится в пятидесяти метрах от здания Генерального штаба Югославской народной армии.