Газета Завтра 304 (39 1999)

Александр Дугин ВЕЯНЬЕ ДУХА ПОД ПУЛЯМИ ОСТАНКИНО

4-5 октября — траурные даты новейшей русской истории.

6 лет назад прозападный, либерально-капиталистический, мондиалистский и атлантистский режим расстрелял сторонников русского пути, героев русского сопротивления. Это был день нашего жестокого поражения, когда, казалось бы, пали не просто наши братья и сестры, наши дети, но рухнуло гигантское знание русской истории.

Эти дни нельзя вспоминать спокойно. Я был в Останкине, когда из темного здания кто-то выстрелил в нашего парня с гранатометом на плече, недалеко от входа. Я стоял и раздумывал: броситься ли внутрь с нашими ребятами, которые кое-где выбили стекла, нырнув в темноту. И тогда началось. Мне казалось, что стреляют вверх, чтобы отпугнуть в большинстве безоружный народ. Но стреляли по нам. Очередями. Все бросились на землю, поползли. Много девушек, подростков, стариков. Били и по ним без разбору.

Спасаясь от пуль, я метнулся за легковой автомобиль, стоявший в нескольких метрах от здания. Когда я упал, то слегка толкнул мужчину, который там укрылся раньше. И получилось так, что он на какое-то мгновение оказался в пределе досягаемости пуль, лившихся из окон. В такой ситуации нет времени для раздумий, все решали доли секунды. Но вместо того, чтобы раздраженно-истерично-злобно оттолкунть меня, что должно было бы сделать непроизвольно само живое человеческое тело, подвергаясь смертельному риску, мужчина, снова заняв свое положение, обнял меня, как бы закрывая от выстрелов.

Я явственно почуствовал дыхание Духа, того самого, который выше плоти и выше жизни. Духа Истинного, осенившего всех наших: старушек, отчаянно призывающих к мужеству, в леске молодежь и падающих от безумных выстрелов мальчика на велосипеде, девчонок в кожаных юбках, распластавшихся в лужах крови на асфальте.

В Останкине мне стало ясно, что это поражение. И все происходившее на следующее дикое утро уже было не таким неожиданным.

Были ужас, боль, злоба, ярость, удушливая, нехорошая горечь поражения и бессилия. Но исход той битвы был устрашающе ясен. Победили они.

Прошло 6 лет.

В эти годы было противно и трудно жить. Невозможно было забыть и смириться, также невозможно упрямо настаивать на своем. По меньшей мере, в тех же самых формах. Для многих события того времени стали главными в жизни.

Потом была Чечня, которая по крови и глупости — во всех смыслах — затмила на время трагедию октября.

Но мы ничего не простили и ничего не забыли. Нас не стало меньше, мы не стали покорнее, мы не приняли статус-кво. Нам надо было смягчить выражения, и мы пошли на это. Мы попытались проникнуть во власть, но это не удалось до конца. Мы попытались оставаться радикальными и непримиримыми, и это не удалось. Едва ли мы, проигравшая, униженная, раздавленная тогда сторона, можем чем-то похвастаться за эти 6 лет. Мы делали, что могли, давили на стену. Пускай недружно, пускай вразнобой, пускай нелепо, стыдясь самих себя, не находя правильных слов и жестов. Но мы сохранили главное — пусть рассеянно, несжато, разлито и рассредоточено — но сохранили, точно сохранили Дух, повеявший тогда. Пусть он пока еще не горит, но он явно тлеет, жжется, болит в нас, мучит нас.

Революционная оппозиция не сложилась в субъекта — ни на периферии, ни в конформистских образованиях и средах. Но Дух не исчез. Сквозь толщу сна едва-едва, но угадывается его отдаленный сладкий привкус. Мы ни от чего не отказались. Мы стоим там же, где стояли. И если нам только удастся слегка, на миллиметр, на кроху, сдвинуть историю в нашем направлении, все немедленно возвратится. И страстная ненависть оплавит души наши прекрасным огнем нового действия.

Ни одна сволочь не уйдет тогда от ответа. Мы простим наших врагов, искренне простим, когда из их поганых ртов раздастся смертный вой раскаяния, муки и боли. Сквозь них творил свое сатана, очистить человеческие сосуды от его смрадного присутствия непросто. Тела должны пострадать.

Никто не уйдет от расправы.

Мы еще готовы ждать. Долго ждать, если потребуется. Еще 6 лет, 10. И мы будем играть по правилам или без них, как когда. Но свой шанс мы готовы будем схватить в любую минуту. Теперь это ясно. Хоть завтра.

В эти же октябрьские дни ненависть и любовь будут говорить в нас своими подлинными огнедышащими голосами. И мы содрагаемся от тока нашей идеи, нашей России, наше высокого — высочайшего — национального предназначения.

Да святятся имена наших павших!

Да сгинут смрадные орды национальных предателей и грязных марионеточных палачей!

Все вычислено, посчитано, взвешено.