Хорст Малер, лидер германских крайне левых, адвокат Ячеек Красной Армии, Ульрики Майнхоф и Франца Баадера. Один из основных зачинщиков студенческой революции в Германии 1968-го. За свою радикальную деятельность был осужден на 10 лет тюрьмы. В последние годы Хорст Малер снова шокировал немецкую общественность своим обращением к национальной идее. Сегодня Хорст Малер интерпретирует события 1968-го как неудавшуюся "консервативную революцию", как "национал-большевизм" и даже как "левый фашизм". Показательно, что с Малером в этом вопросе солидарны другие лидеры немецких крайне левых, ближайшие сподвижники Руди Дучке: Гюнтер Машке и Рейнхольд Оберлерхер. Мировоззренческая эволюция этих столпов европейской левой политики в сторону НБ-синтеза окончательно доказывает нашу собственную правоту, подтверждает наше стремление к выходу за устаревшие рамки "правые-левые" и к созданию единого антисистемного нонконформного фронта.
Ниже мы публикуем эксклюзивное интервью с Хорстом Малером.
Вторжение. Товарищ Малер, в 70-е годы Вы считались самым радикальным представителем крайне левых. Сегодня второстепенные представители этого движения обвиняют Вас в отступничестве вправо. Кто изменился: Вы или они?
Хорст Малер. Мне трудно судить. Определения "правый" и "левый" меняются в зависимости от того, где находится сам человек. Я просто думаю и говорю то, что считаю истиной, а приклеивать этикетки предоставляю другим.
Вы тракутуете студенческое восстание 1968 года как национал-революционный, национал-большевисткий импульс. На чем Вы основываете такой анализ?
Полностью такой анализ содержится у Бернда Рабеля, который справедливо описал всю подноготную наших теоретических споров в отношении Национальной Идеи еще на первых этапах в 60-е-70-е. Конечно, в этом вопросе не было однозначного согласия, но руководство Ячеек Красной Армии, Руди Дучке, которго я хорошо знал, и сам Бернд Рабель придерживались именно третьепутистской ориентации. В то время они призывали к освободительной войне. На мой взгляд, национализм студенческой революции 1968 года был здоровым и справедливым. Пример этому — наша борьба за право вьетнамского народа самому решать свою судьбу. Мы сражались против американской политики геноцида и против ее поддержки со стороны Западной Германии. Для меня очевидно, что мы противостояли политике, приведшей к гибели двух миллионов вьетнамских крестьян, которые требовали лишь свободы самим решать, что для них благо, а что зло, не просто из-за абстрактных побуждений, но именно как немцы, как немцы, осознающие и имеющие в виду судьбу своей собственной страны, своего собственного народа. Мы хотели, чтобы именно Германия стала рычагом мирного процесса, геополитическим фактором в борьбе человечества против колониализма США.
Нельзя ли считать, что поддержка вьетнамского народа была как бы субститутом собствнно немецкого национализма?
Не думаю. Просто тогда, именно там, во Вьетнаме, пролегала линия фронта. Мы осознавали, что участвуем в планетарной гражданской войне. И мы возглавили восстание в нашей собственной стране, восстание против врага человечества номер один — против американского империализма.
Вы отбыли огромный срок за Вашу поддержку террористической группы. Что сегодня Вы думаете о политике насилия?
Эта форма борьбы дала обратный эффект по отношению к тому, на который мы расчитывали. Вместое того, чтобы ускорить пробуждение народного самосознания, она привела к разложению той группы, которая начала террор. Мы отдалились от людей вплоть до крайней мизантропии. Мы перестали воплощать свободу, справедливость и солидарность, которые были целью нашей борьбы, превратившись в какую-то банду убийц с некоторой политической окраской. Многие члены нашей группы сами разложились. Активист, которого только заподозрили в измене, должен был быть уничтожен, даже если факты не были доказаны. Дошедшая до такой крайности группа не может способствовать установлению справедливого общества.
А как быть с насилием, осуществляемым Государством?
Немецкое Государство сегодня дошло в этом вопросе до подрыва основ демократии, криминализировав всеми имеющимися у него средствами простое выражение идей или объединение личностей, если усматривает в этом нечто, не совпадающее с принципами "политкорректности".
Вы говорили в интервью немецкой прессе, что считаете сегодняшних заключенных участников Наицонального Сопротивления "героями германского Возрождения". За это Вы снова подверглись валу критики.
Для меня мученик — это тот, кто борется за свои идеи и готов ради них пойти на лишения. Поэтому все те, кто страдает только за свои убеждения, являются мучениками, хотя это не относится к тем, чьим единственным аргументом во всех спорах является бейсбольная бита. В заключенных националистах мне импонирует то, что у них есть позитивный образ Германии и они сражаются за ее возрождение. Если они заключены в тюрьму по этой причине, они и являются мучениками за дело нации. Правда, это не означает, что я всегда разделяю пути и средства для достижения этой цели. В 1968 гду я требовал для нас статус политзаключенных. Я был убежден, что мы — мученики за тот мир, который собираемся строить, за лучший мир. То же относится и к сегодняшним националистам. Они страдают за великую идею.
Ваша борьба против двойного гражданства вызвала огромный всплеск эмоций в германской прессе. Не могли бы Вы кратко сформулировать Вашу позицию по этому вопросу?
Мне очевидно, что германский народ находится сегодня перед угрозой исчезновения. У нас множество иностранцев, укорененных в инородных культурах, огромный процент мусульман с активной демографией, и мы на пороге того, чтобы через 50 лет стать меньшинством в нашей собственной стране. Я убежден, что народ живет на основе общей культурной субстанции. Наличие посреди Германии чуждых нам культур, исчисляемых миллионами носителей, угрожает нашему дальнейшему существованию.
Кто Вас поддерживает в Вашей борьбе?
Все немцы, которые собираются оставаться немцами и дальше. Я думаю, что скоро сюда же примкнут и те, кто сегодня еще с трудом осознают себя немцами. Постепенно и к ним придет понимание того, что немецкий народ также, как и другие народы, имеет право на существование, на свою страну, на свою культуру.
Вы не боитесь, что такие позиции приведут к обвинению Вас в "фашизме", в "национал-социализме" и, соответственно, Вас легко будет очернить?
Я не боюсь тени Аушвица, этой дубины, к которой всякий раз прибегают для того, чтобы урезать жизненные интересы немцев или иных народов. Необходимо как-то нейтрализовать это оружие, перестать поддаваться на запугивание. Образ национал-социализма был намеренно искажен. В первую очередь, нельзя ни в коем случае ставить знак равенства между абсолютно справдливыми национальными требованиями немецкого народа до 1933 года и гитлеровским извращением. Сегодня все, что является национал-социализмом, немедленно отождествляется только с Гитлером и становится табу. Это колоссальное заблуждение. Впрочем, сегодня, как и в 20 — 30-е годы, мы стоим перед одной и той же проблемой. На мой взгляд, самое главное состоит в том, чтобы вырвать из лап международного хищнического капитализма основные инструменты хозяйствования и поместить их в контекст национальной экономики, такой экономики, которая служила бы конкретным людям, обществу, а не банде спекулянтов-финансистов и космополитической олигархии...
Так и ставился вопрос в 30-е в Германии, и не только в Германии. В других европейских государствах также велся поиск некоммунистического, но социалистического пути, способного сочетаться с национальной идеей. Даже в США были такие настроения. Политика Рузвельта, в сущности, была родственна экономико-социальным мероприятиям национал-социалистов. Этот факт сегодня усердно замалчивается. Время начать думать по-новому.
Современная вешалка напольная Италия 16 от компании "Вест Групп".