Красная Атлантида


Красная Атлантида

Геннадий Животов

вышел в свет альбом народного художника России Геннадия Ефимочкина

Как-то я сказал Геннадию Ефимочкину, что многие молодые художники пишут картины времён наполеоновского нашествия и войн с поляками, но не очень убедительно. "Вот Суриков, — добавил я, — был самым объективным историческим художником". На что Геннадий Фёдорович заметил: "И Суриков был неточен. Художник может отвечать только за то время, в которое жил сам. Убедительна картина, которая видится своими глазами, создаётся по живому реальному материалу".

И в этом кредо, вся сущность Ефимочкина. Его картины — то, что он видел, люди, с которыми сталкивался и которых любил. Он ходил с рыбаками в море, испытывал морскую болезнь, пил чай в кубрике, проникался настроением этих людей. Он путешествовал по стройкам, наблюдал их с самого начала и до конца строительства, как Братскую ГЭС. Он ходил с пограничниками в рейды. Вся его жизнь сопряжена с конкретным действом. В его искусстве важно непосредственное присутствие без пафосной любви к современникам. Он всегда избегал этой экспрессии. Например, человек, который на плотине высотой 100 м укладывает бетон, делает это с каким-то удивительным спокойствием, с такой крестьянской, рабочей обстоятельностью. И в этом художественная правда Ефимочкина.

Художнику где-нибудь на скале над Ангарой, мягко говоря, не очень удобно писать на большом холсте. И потому Геннадий Ефимочкин делал небольшие акварели на бумаге формата А2. Эти акварели очень точны, композиционно выверены. На них — Мурманск и Порт-Владимир, Братск и Кузбасс, Подмосковье, Крым, Чукотка и Южные Курилы, Киев, Казахстан и Узбекистан — удивительное многообразие жизни на огромных пространствах Советского Союза. И везде художник Ефимочкин сам становился частью этой жизни, потому его картины так убедительны и проникновенны.

Геннадий Ефимочкин — человек особой судьбы. Летом 1941 года, окончив второй класс 606‑й московской школы, он поехал на каникулы в Смоленскую область. Он видел, как первые немецкие бомбы вспахивали окраины деревни, он видел немцев, видел расстрелы. Когда жителей деревни угоняли в Германию, угнали и Гену.

"В Германии, где я оказался во время минувшей войны, меня немецкие сверстники дразнили: "руссе", "руссе". И я никак не мог понять, что тут плохого… Я же действительно был русский".

К концу войны Гена Ефимочкин оказался около города Люнебурга в английской зоне оккупации. Осенью 1945 года он, наконец, добрался до родного дома в Марьиной Роще. Баба Матрёна никак не могла понять, что за юноша стоит на пороге. Быстрей сообразила соседка: "Да смотри ж ты, это внук твой, Генка!"

После войны сверстники Гены Ефимочкина были в седьмом классе, а его, не учившегося во время войны, определили в четвёртый класс, учитывая "солидный" возраст. В школе он увлёкся срисовыванием картинок из книг, с открыток и репродукций. Мальчик слышал, что художники рисуют на холсте, поэтому купил в марьинском мосторге масляные краски, выпросил у бабы Матрёны простыню и, набив её на самодельный подрамник, написал первую картину. На негрунтованном холсте краски вылезали на обратную сторону, но Гену это не смущало. Когда возник разговор с родителями, что делать, кем быть, — у него не было сомнений: он должен стать художником и только им.

После художественно-промышленного училища Геннадий Ефимочкин был принят в Художественный институт им. В.И. Сурикова.

"Я на занятия приходил, как в храм, с душевным трепетом. Особенно полезными были знания, полученные на первых курсах. Михаил Николаевич Алексич умел нас воодушевить в рисовании, вдохнуть в нас энергию, веру в себя. Надежды стать великими художниками, кажется, обуревали всех. Святая простота неведения, как она бывает полезна, спасительна в искусстве и любви!"

Больше всего студент Ефимочкин любил летние практики. Летом 1957 года он совершил свою первую дальнюю поездку на строительство Абаканской железной дороги. И все последующие тридцать лет Геннадий Ефимочкин постоянно ездил в дальние края. Всё, что он делал, он делал с натуры. Пудовый рюкзак прирастал к спине, ветер опрокидывал мольберт, холод скрючивал пальцы, но нужный мотив оставался на листе….

Творю в безудержной отваге.

Азарт всегда владеет мной.

Но мир мой хрупкий на бумаге —

Треть миллиметра толщиной.

С натуры писал Ефимочкин и сгоревший Верховный Совет. 5 октября 1993 года ещё не были похоронены жертвы расстрела, ещё не выветрился едкий дым пожарища, а Ефимочкин писал почерневший Белый Дом как факт чудовищного преступления. После этого события он перестал смотреть на окружающую жизнь — она больше не интересовала художника. Геннадий Ефимочкин надел свой лучший костюм, подаренный сёстрами, лишил себя всех средств связи и уединился в мастерской. Перед ним в сотнях акварелей лежал мир Советского Союза. И всю последующую жизнь он посвятит этой Атлантиде, стремясь поднять её на поверхность мирового космического океана.

Более двадцати лет Геннадий Ефимочкин свои небольшие акварели переводит в огромные холсты. При этом он не теряет качества, хотя писать с этюдов невероятно трудно: каждая деталь увеличивается в несколько раз, и надо её чем-то насытить! Для меня, его коллеги, до сих пор остаётся загадкой, как, каким образом он это делает. Видимо, человек к какому-то возрасту острейшим образом воспринимает то прошлое, которое пережил когда-то. Воспроизводя те линии, пятна, композиционные построения, он воспроизводит те образы и, в конечном итоге, ту жизнь. И в этом его наслаждение, в этом некое таинство его души. Ефимочкин обладает удивительно чистым сознанием, его мышление нисколько не загублено годами прожитой жизни. Он видит ту жизнь как сейчас, и это поддерживает его в прекрасной форме, творческой и физической.

Его особая любовь — малая родина, московский район Марьина Роща. Его картины — не придумывание, не мифотворчество, не нытьё, а спокойное приятие жизни как она есть, во всех её проявлениях, низких и высоких, без лишнего надрыва, без лишних эмоций, спокойно… Так жили миллионы людей: работали, отдыхали, гоняли голубей, ходили в кино, спорили до хрипоты, пели под гитару, топили печки, развешивали во дворах бельё, ставили подпорки своим покосившимся деревянным домам, знали друг друга в лицо и по имени.

В Марьиной роще родился и вырос.

В Марьиной роще невзгоды я вынес.

В Марьиной роще познал нищету.

В Марьиной роще искал красоту.

В Марьиной роще сугробы белее.

В Марьиной роще морозы сильнее.

В Марьиной роще счастливым был нищий.

В Марьиной роще и грязь была чище.

В Марьиной роще и воры честнее.

В Марьиной роще чуть что — и по шее.

В Марьиной роще все ночи короче.

В Марьиной роще всем весело очень.

В Марьиной роще, скажу вам по чести,

И жили, и дрались — так дружно — все вместе.

Мне безумно нравится его зима в Марьиной Роще: огромные сугробы, синие тени, клубы пара изо рта. И бабушка Матрёна, словно вросшая в стены своего ветхого дома. И много-много детских колясок. И церковь "Нечаянная радость", и послевоенные детские игры. Его люди не блещут натурализмом, но его метод — метод абсолютной натуры. Он не отступает от неё ни на шаг.

"Сейчас иногда приходится слышать, что правильно, правдиво рисовать не нужно, что дело это устарело, что на это есть фотография и что фотография делает реалистическое искусство ненужным. То обстоятельство, что в нашей стране все грамотны и могут писать, не меняет того, что писателей совсем не так много. Путать грамотность с даром писателя то же, что талант художника с возможностью всякого человека фотографировать. Фотограф кадрирует, художник компонует. Это, казалось бы, небольшое отличие, однако принципиально меняет суть дела. И не только это. Восприятие человека избирательно, и перевод зрительных впечатлений на плоскость происходит не механически".

В советскую эпоху в реалистическом изображении жизни народа было заинтересовано государство. Через творческие союзы оно поддерживало и поощряло художников в их путешествиях, оплачивало им дорогу и жильё. Сегодня Союз художников не имеет той силы, но молодежь всё равно стремится в него вступить. И Геннадий Фёдорович Ефимочкин остается по-прежнему фундаментом нашего Союза.

Представьте себе такую картину: большой добротный стол в нашем правлении Объединения художников-графиков. Во главе стола сидит председатель правления, который всем дирижирует, вызывает вступающих в Союз. А напротив входа сидит Геннадий Фёдорович. И всяк входящий новый художник первым видит его внимательный взгляд, апостольскую внешность. Ефимочкин пропускает каждого из нас через свое зрение.

Геннадий Федорович всё делает очень основательно. Он лишил себя телевизора, компьютера, они в его голове. Он делает экспозиции практически всех наших выставок, навлекая на себя восторг и недовольство их участников. Но он умеет отчуждаться от всего этого, хотя я бы на его месте уже несколько раз помер. Он один из самых обязательных людей, которых я знаю. Когда его приглашают на выставку, он железно приходит. Приходит всегда заранее, осматривает экспозицию и, естественно, выступает. Спокойно, обстоятельно, всегда интересно и по делу.

Для меня он — главная опора в моих занятиях на протяжении последних двадцати лет. Опираясь на его мнение, ощущение и понимание текущей политической проблематики, я продолжаю заниматься тем, чем занимаюсь в газете "Завтра". Потому что, если бы со стороны коллег были только непонимание и ирония, я не смог бы делать свои рисунки. Мне очень важен взгляд Ефимочкина на мою деятельность, важна его поддержка. Ведь ни один художник не может жить без сотворчества со стороны тех, кто его окружает. И не случайно свой альбом Геннадий Ефимочкин заканчивает такими словами: "Хочу напомнить, что в Советском Союзе художникам и мне, в частности, оказывали великую помощь руководители заводов, великих строек, рыбаки, пограничники, военные моряки, лётчики и многие, многие люди. Без их помощи невозможно было бы одолеть наши огромные пространства. Их доброжелательность и помощь присутствуют в моих работах и в этой книге".

Искусство Геннадия Ефимочкина — это документ, летопись нашей жизни в Советском Союзе. Оно правдиво, точно, убедительно без кокетства. Его холсты спокойны, эпичны и монументальны. Как бы они были хороши в каком-то общественном здании как чудесные окна в нашу историю!


Загрузка...